Джон Мэтью прошел длинный путь с тех пор как его нашли среди людей. Его сущность вампира была тайной как для него, так и для окружающих. Когда Братство приютило его, никто не знал настоящую историю жизни Джона или подлинную личность. На самом деле, погибший брат Дариус вернулся, но с другой внешностью и судьбой. И поскольку личная вендетта приводит Джона в самую гущу сражений, ему необходимо вспомнить обоих – себя настоящего и того, кем он когда-то был – чтобы встретится лицом к лицу с воплощением зла.
Хекс, симпат-киллер, упорно противилась влечению между ней и Джоном Мэттью. Доведя однажды своего любовника до безумия, она не может позволить стоящему мужчине стать добычей мрака её извращенной жизни. Но когда вмешивается рок, эти двое открывают, что любовь, подобно судьбе, неизбежна для родственных душ.
Не могу поверить, что мы с тобой зашли так далеко. Но твоя книга – это не прощание Она – лишь новое начало Но ты же знаешь, каково это...
Огромная благодарность всем читателям «Братства Черного Кинжала», а также поклонникам с форума! Огромное спасибо за поддержку и наставления: Стивен Алекс-Род, Кара Уэлш, Крэр Зион и Лэсли Гельбман. Так же спасибо всем из NAL – мои книги – это, бесспорно, результат коллективного творчества. Спасибо вам, Lu и Opal, и все-все модераторы форума, за то, что сделали по доброте душевной. Как всегда, спасибо моему исполнительному комитету: Сью Графтон, доктору Джессике Андерсон и Бэтси Воган. Огромное уважение несравненной Сюзанне Брокман и сказочной Кристин Фихан (и всей ее семье), а всем авторам, что присутствуют в моей жизни, за их поддержку и советы (Кристина, Линда и Лиза!). Так же, спасибо Каре Цезаре, которая так близка моему сердцу. DLB – Я твоя самая большая фанатка, пиши, не останавливайся. Твоя мамочка любит тебя :-* NTM – спасибо тебе за то, что ты всегда со мной – и в радости и в горе. Джек (и твой Гейб!) – спасибо за Plastic Fantastic и переосмысление романтики. ЛиЭлла Скотт – я так люблю тебя и не только потому, что ты так хорошо заботишься о моей любимой племяшке. Кэти и наша малышка Кайли и их мама – ваши телефоны у меня в быстром наборе. Ли – за то,что проложила путь. Маргарет и Уокер – за то, что были источником большой радости. Ничего бы не получилось без: моего любимого мужа, моего советчика, смотрителя и фантазера, моей замечательной мамы, которая подарила мне столько любви, что я не смогу отплатить ей, моей семьи (по крови и по выбору); и дорогих друзей. О, и, конечно же, как всегда, со всей любовью к лучшей стороне Собаки Писателя.
Автобусная станция Грейхаунд находилась в противоположной части Колдвэлла, на окраине промышленной зоны, что протянулась на юге города. Старое здание с плоской крышей окружал забор из проволочной сетки, как если бы автобусы перевозили опасных преступников, а навес над главным входом опасно провис по центру. Материализовавшись в тени от припаркованных автобусов, Джон ждал, когда появятся Хекс и Куин. Хекс прибыла первой, и, слава Богу, выглядела она гораздо лучше. Вторая попытка поесть прошла без эксцессов, и цвет ее лица стал намного свежее. На ней были медицинские штаны, которые дала ей Док Джейн, а сверху –одна из его черных толстовок и ветровка. Ему нравился этот прикид. Нравилось, что она в его одежде. Нравилось, что вещи были ей слишком велики. Ему нравилось, что она выглядела, как девчонка. Не то, чтобы он не любил ее кожаные штаны, обтягивающие майки и этот ее вид я-отрежу-тебе-яйца-если-переступишь-черту. От этого Джон тоже балдел. Просто сейчас... почему-то сейчас она выглядела такой домашней. Скорее всего, из-за того – в этом он был чертовски уверен – что она мало кому позволяла увидеть себя такой. – Зачем мы здесь? – спросила она, оглядываясь. В ее голосе, слава Богу, не было разочарования или раздражения. Лишь простое любопытство. Куин материализовался в десяти метрах от них и скрестил руки на груди, словно сдерживая себя от того, чтобы кого-нибудь ударить. Парень был в ужасном настроении. Абсолютно отвратительном. На первом этаже особняка, в фойе, пока Джон сообщал ему порядок мест, посетить которые они собирались, Куин не проронил ни слова, и причина подобного поведения была не ясна. Ну... по крайней мере, так было, пока мимо их троицы не прошел Блэй, который, в своем сером в полоску костюме, выглядел на миллион долларов. Парень остановился, чтобы попрощаться с Джоном и Хекс, и, даже не посмотрев в сторону Куина, вышел из дома в ночь. И от него пахло новым одеколоном. Он явно отправился на свидание. Но с кем? С шипением и грохотом с парковки выполз автобус, и от дизельных выхлопов Джону захотелось чихнуть. Пошли, сказал он Хекс одними губами, перекидывая свой рюкзак на другое плечо и пропуская ее вперед. Они вместе шли по влажному тротуару по направлению к освещенному флуоресцентными лампами терминалу. И хотя было прохладно, Джон не стал застегивать кожаную куртку на случай, если ему понадобится быстро достать кинжал или пистолет. Хекс тоже была при оружии. Повсюду были лессеры и люди-идиоты. Он придержал дверь для нее открытой и с облегчением увидел, что кроме одного человека, что покупал билет за пуленепробиваемым оргстеклом кассы, здесь были только старик, спавший прямо на одной из пластиковых скамеек, и женщина с чемоданом. Голос Хекс был тихим. – Это место... оно печалит тебя. Да не то слово, подумал Джон. Но грустно не от того, что произошло здесь с ним… а от одиночества и боли, что, должно быть, испытывала тогда его мать. Громко свистнув, Джон поднял ладонь, и все три человека посмотрели на него. Внедрившись в их сознание, он ввел каждого в легкий транс, а затем подошел к металлической двери с табличкой: ЖЕНСКИЙ ТУАЛЕТ. Положив руку на холодную панель, он шагнул вперед и прислушался. Ни звука. Здесь никого не было. Хекс прошла мимо него, взглядом окидывая шлакобетонные стены, стальные раковины и три кабинки. Пахло сыростью и хлоркой, запотевшие столешницы и зеркала были сделаны не из стекла, а из полированного металла. Все накрепко прикручено болтами, начиная с мыльниц и заканчивая табличкой на мусорной корзине «Не курить». Хекс остановилась перед кабинкой для инвалидов, ее взгляд стал острым. Она толкнула дверь и отшатнулась, казалось, внезапно растерявшись. – Здесь... – Она указала на пол в углу. – Здесь ты... тебя... здесь ты родился. Когда она оглянулась на Джона, тот пожал плечами. Он не знал точно, в какой кабинке, но было логично, что женщина, у которой начались схватки, постарается выбрать максимально просторное помещение. Хекс уставилась на него так, словно могла видеть сквозь него, и он на какое-то мгновенье обернулся, чтобы проверить, не вошел ли кто. Нет. Они были в женской уборной одни. Что, спросил он одними губами, когда она позволила двери кабинки захлопнуться. – Кто тебя нашел? – Когда он жестом изобразил, будто подметает пол, она пробормотала: – Уборщик. Он кивнул, и ему стало стыдно за это место, за историю своего рождения. – Не надо. – Она подошла к нему. – Поверь, не мне судить тебя. Обстоятельства моего рождения не лучше. Черт возьми, возможно, они даже хуже. Да уж, он мог только представить, каково это – быть симпатом-полукровкой. Потому что, как правило, вампиры не смешивали свою кровь с симпатами по доброй воле. – И что с тобой стало потом? Он вывел ее из уборной и огляделся. Куин стоял в дальнем углу, глядя на двери терминала, будто надеялся, что в них войдет что-нибудь, пахнущее детской присыпкой. Когда парень взглянул на него, Джон кивнул, потом вывел людей из транса, стер их воспоминания, и они втроем дематериализовались. Когда они снова приняли форму, то оказались во дворе приюта Пресвятой Богородицы, неподалеку от детской горки и песочницы. Горький мартовский ветер, от которого нисколько не защищали голые ветви растущих здесь деревьев, гулял по площадке этого святилища Нежеланных, скрипя цепями качелей. Впереди виднелись застекленные окна спального корпуса, они были темными... как и те, что принадлежали столовой и часовне. – Люди? – Выдохнула Хекс, когда появился Куин и припарковал задницу на одну из качелей. – Тебя вырастили люди? Боже... правый. Джон подошел к зданию с мыслью, что это, наверное, не такая уж и хорошая идея. Казалось, Хекс была в ужасе… – У нас с тобой больше общего, чем я думала. Он замер на месте, и она, должно быть, заметила выражение его лица ... или прочла эмоции: – Я тоже выросла среди тех, от кого сильно отличалась. Хотя, учитывая природу моей второй половины, это было в какой-то мере благословением. Шагнув вперед, она посмотрела ему в лицо. – Ты был отважнее, чем думаешь. – Она кивнула в сторону приюта. – Живя здесь, ты был отважнее, чем думаешь. Джон был с этим не согласен, но не собирается оспаривать ее веру в него. Через мгновенье он протянул ей руку, и когда Хекс взяла ее, они вместе пошли к заднему входу. Вспышка, и вот они внутри. Вот дерьмо, они пользовались все тем же очистителем для пола. С запахом кислотного лимона. И планировка не изменилась. Это означало, что кабинет директора, как и прежде, располагался вниз по коридору, в передней части здания. Джон направился вперед и, достигнув старой деревянной двери, снял рюкзак и повесил его на медную ручку. – Что в нем? Он поднял руку и потер большим пальцем указательный и безымянный. – Деньги. С налета на… Он кивнул. – Подходящее место для них. Джон повернулся и посмотрел через коридор туда, где располагался спальный корпус. Воспоминания забурлили в нем, а ноги, не дав ему задуматься, сами понесли туда, где он когда-то клал голову на подушку. Было так странно снова очутиться в приюте, вспоминая то чувство одиночества, страх и страдания из-за того, что он совершенно не похож на других – особенно на мальчишек своего возраста. Это всегда хуже всего. Находиться в окружении тех, кто, вроде бы, совершенно такой же, как ты, но быть им абсолютно чужим. Хекс следовала за Джоном по коридору, держась чуть позади. Он шел, бесшумно переступая с носка на пятку, Хекс следовала его примеру, и они двигались по тихому коридору, словно два призрака. И пока они шли, она отметила, что хотя само здание было старым, внутри все было стерильно чисто, начиная с потертого линолеума, заканчивая высокими, окрашенными в бежевый цвет стенами и окнами со встроенной в стекла проволочной сеткой. Не было ни пыли, ни паутины, ни осколков или трещин в штукатурке. Это давало надежду, что монахини и администрация присматривали за детьми с таким же вниманием. Когда они с Джоном подошли к дверям, она почувствовала сны мальчишек, спавших за ними, трепет эмоций, что клокотали сквозь сон, щекоча ее симпатские рецепторы. Джон просунул голову внутрь и посмотрел на тех, кто спал в комнате, в которой когда-то спал он сам, и она поняла, что снова нахмурилась. Его эмоциональная сетка... ее словно накрыла тень. Параллельные, непересекаемые между собой линии, которые она ощущала и раньше, но сейчас они стали более чем очевидны. Она никогда не чувствовала ничего подобного, ни у кого другого, и не могла найти этому объяснение... понимая, что Джон сам не осознает, что с ним происходит. По какой-то причине, это путешествие в прошлое вызывало некий разлом в его психике. Как и некоторые другие вещи. Он похож на нее, потерянный и одинокий, ребенок, о котором заботились чужие ему люди из обязательств, а не из кровной любви. В какой-то момент, Хекс подумала, что должна попросить его все это прекратить. Она чувствовала, сколько сил у него отбирает путешествие в прошлое и сколько еще отберет. Но ее захватило то, что Джон показывал ей. И не только потому, что, будучи симпатом, она кормилась эмоциями других. Нет, она просто хотела узнать как можно больше об этом мужчине. Пока он проверял спящих мальчишек, погрузившись мыслями в собственное прошлое, она внимательно изучала его сильный профиль, на который падал свет сенсорной лампы над дверью. Когда она подняла руку и положила ладонь на его плечо, Джон слегка вздрогнул. Хекс хотела сказать что-то, что-нибудь умное и доброе, связать вместе слова, которые достигли бы его души так же, как достигло ее души то, что показывал ей он. Однако в откровениях Джона было больше смелости, чем в том, что когда-либо осмеливалась показывать она сама, и в мире, полном потерь и жестокости, Джон разбивал ее гребаное сердце, показывая все это. Джон был так одинок, и отголоски этой скорби убивали его. И все же он не собирался сдаваться, потому что обещал ей это. Красивый синий взгляд встретился с ее, и, когда Джон наклонил голову в немом вопросе, она осознала, что в такие моменты слова не значат ни гроша. Шагнув к его сильному телу, она обернула одну руку вокруг талии Джона, а другой обхватила его затылок, притягивая мужчину к себе. Джон замешкался, а затем с готовностью потянулся к ней и обнял, уткнувшись лицом ей в шею. Хекс сжимала его в объятиях, делясь с ним своей силой, предоставляя ему убежище, которое была способна предложить. Они стояли, прижавшись друг к другу, и она заглядывала через его плечо в комнату, на маленькие темные головы на подушках. В тишине, она чувствовала, как смешались прошлое и настоящее, но это – не более чем мираж. Невозможно утешить потерянного мальчишку, которым он снова стал сейчас. Но в ее объятьях был взрослый мужчина. Он был в ее руках, и на какое-то мгновение Хекс не сдержалась и представила, что никогда, ни за что на свете не отпустит его от себя.
Сидя в своей комнате, в особняке Рэтбунов, Грег Уинн, по идее, должен был чувствовать себя намного лучше, чем на самом деле. Несколько кадров душевного портрета в гостиной, снятых скрытой камерой, , пара снимков из полуночного парка, и Лос-Анджелесские боссы бьются в экстазе от предварительного материала и готовы незамедлительно пустить его в эфир. Дворецкий тоже вел себя прилежно и подписал все юридические документы, дающие разрешение на полный доступ к поместью. Теперь его оператор мог залезть в каждую чертову дыру в этом проклятом доме и нашпиговать его камерами. Но все же Грег не ощущал себя победителем. Да, его не отпускало предчувствие «что-то-здесь-не-так», прописавшееся где-то глубоко в животе, а в голове обосновалась напряженная боль, которая разливалась от основания черепа до самой лобной доли. Проблема заключалась в скрытой камере, которую они установили в коридоре особняка накануне вечером. Тому, что поймал ее объектив, не было никакого рационального объяснения. Какая ирония – «охотник за привидениями» нуждается в Адвиле и таблетках от изжоги после столкновения с фигурой, которая растворилась в воздухе. Можно подумать, ему полагается быть вне себя от радости, ведь на этот раз ему не пришлось заставлять своего оператора подтасовывать кадры. А что Стэн? Тот лишь пожимал плечами. О, он был уверен, что призрак настоящий, но это не беспокоило его ни в малейшей степени. Хотя, этого парня можно привязать к железнодорожным путям, как в «Злоключениях Полины» , а он просто подумает – «Отлично, есть время немного вздремнуть, прежде чем меня размажут по земле». Все-таки в том, чтобы быть придурком-укурышем, есть свои преимущества. Когда часы внизу пробили десять, Грег встал из-за стола и подошел к окну. Боже, он бы чувствовал себя намного лучше, не увидь он ту длинноволосую фигуру, что бродила по парку посреди ночи. Да к черту: в идеале, ему бы не видеть этого ублюдка в коридоре, исполняющего свой психоделический трюк «сейчас-ты-меня-видишь-а-вот-теперь-уже-нет». У него за спиной, с кровати послышался голос Холли: – Ты там что, пасхального кролика высматриваешь? Взглянув на нее, он подумал, что Холли являла собой прекрасное зрелище, облокотившись на подушки, и уткнувшись носом в книгу. Когда она ее достала, Грэг удивился, заметив, что это была Дорис Кернс Гудвин о кланах Фицджералдов и Кеннеди . Ему-то казалось, что ей по душе биография Тори Спеллинг . – Ага, весь в мечтах о пушистом хвостике, – пробормотал он. – И подумываю спуститься и посмотреть, не оставил ли он для нас корзинку с угощением. – Только ни в коем случае не бери пасхальные мармеладки. Крашеные яйца, шоколадные кролики и марципановая травка – это вкусно, но от мармеладок меня просто воротит. – Я попрошу Стэна посидеть с тобой, окей? Холли подняла взгляд от истории высшего света Вашингтона. – Мне не нужна нянька. Особенно та, что курит травку в туалете. – Не хочу оставлять тебя одну. – Я не одна. – Она кивнула на камеру в углу комнаты. – Просто включи ее. Грег прислонился к оконному косяку. Ее волосы так красиво отражали свет. Несомненно, цвет был результатом работы стилиста... но он идеально подчеркивал оттенок ее кожи. – Ты не боишься, не так ли? – спросил он, гадая, когда они успели поменяться местами. – Ты говоришь о прошлой ночи? – Она улыбнулась. – Нет. Я думаю, что «тень» является творением Стэна, который решил подшутить над нами обоими, в качестве расплаты за то, что мы гоняем его из комнаты в комнату. Ты же знаешь, он терпеть не может перетаскивать свой багаж. Кроме того, это вернуло меня в твою постель, не так ли. Хотч и ничего не предпринял по этому поводу. Взяв свою ветровку, он пошел к Холли. Подхватив ее пальцами за подбородок, он посмотрел ей в глаза. – Ты все еще хочешь меня? – Всегда хотела, – голос Холли упал. – Я проклята. – Проклята? – Да ладно, Грег. – Когда он снова взглянул на нее, она всплеснула руками. – Ты не лучшая партия. Ты женат на своей работе, и душу продашь, лишь бы не останавливаться на достигнутом. Ты опустил всех и вся вокруг себя до уровня наименьшего общего знаменателя, и просто пользуешься окружающими. А когда они становятся для тебя бесполезными? Ты просто забываешь о них. Господи... а она умнее, чем он думал. – Так почему же ты до сих пор хочешь иметь со мной дело? – Порой... я действительно не знаю. – Ее взгляд вернулся к книге, но он больше не скользил по строчкам. Она просто уставилась на страницу. – Я думаю, все потому, что я была очень наивна, когда встретила тебя, и ты дал мне шанс, когда никто другой этого не сделал. Ты научил меня многим вещам. И это старое увлечение все никак не сойдет на «нет». – Говоришь так, будто это плохо. – Может быть. Я все время надеюсь вырасти из этого... но затем ты опять начинаешь обращать на меня внимание, и я втягиваюсь снова и снова. Он смотрел на Холли, ее идеальные черты лица, гладкую кожу, великолепное тело. Чувствуя себя запутанно и странно, словно он хотел попросить у нее за это прощения, Грег подошел к камере, установленной на штативе, и включил запись. – У тебя мобильный с собой? Она полезла в карман халатика и достала Блэкберри. – Да, здесь. – Набери мне, если произойдет что-нибудь странное, окей? Она нахмурилась. – Ты в порядке? – Почему ты спрашиваешь? Она пожала плечами. – Никогда не видела тебя таким... – Встревоженным? Да, я думаю, с этим домом что-то не так. – Я хотела сказать ... причастным, что ли. Как будто ты увидел меня в первый раз. – Я всегда на тебя смотрю. – Но не так как сейчас. Грег подошел к двери и остановился. – Могу я задать тебе странный вопрос? Ты... красишь волосы? Холли подняла руку и потрогала светлые волны. – Нет. И никогда не красила. – Они на самом деле такие светлые? – Ты же сам знаешь. Когда она выгнула бровь, он покраснел. – Эмм, женщины могут красить волосы везде... ну ты знаешь. – Я не крашу. Грег нахмурился и подумал о том, кто, черт возьми, управляет сейчас его мозгом: эти странные мысли витали в эфире, словно его станцию захватили враги. Махнув ей рукой, он вынырнул в коридор и посмотрел налево, потом направо, внимательно вслушиваясь. Нет ни звука шагов. Ни скрипа лестницы. Никто не бегал по коридору с простыней на голове, притворяясь привидением. Грег натянул ветровку и направился к лестнице, ненавидя эхо собственных шагов. От этого звука ему казалось, что его преследуют. Он обернулся. Никого. Пустой коридор. Внизу, на первом этаже свет горел везде. В библиотеке. В холле. В гостиной. Нырнув за угол, он остановился, чтобы взглянуть на портрет Рэтбуна. По неясной причине, картина больше не казалась ему такой уж чертовски романтичной и притягательной. Ага, по неясной, как же. Он пожалел, что показал ее Холли. Может, образ этого парня не въелся бы в ее подсознание, не приходил к ней во сне, чтобы заняться сексом. Господи... какое у нее было выражение лица, когда она рассказывала об этом сне. Не как о кошмаре, а как о сексе, прекрасном реальном сексе. Она когда-нибудь выглядела так после того, как с ней спал Грег? Он когда-нибудь останавливался, чтобы убедиться хорошо ли ей с ним? Было ли ей вообще когда-нибудь с ним хорошо? Открыв входную дверь, он вышел на улицу так целеустремленно, будто на задание, хотя в действительности, ему некуда было идти. Ну, может, если подальше от компьютера, той записи... и той тихой комнаты с женщиной, которая была более материальна, чем он всегда полагал. Как будто призрак стал реальным человеком. Господи... какой здесь чистый воздух. Грэг шел прочь от дома, и, оказавшись от него в сорока ярдах, он остановился и оглянулся. Он видел, как на втором этаже в его комнате горит свет, и представил Холли, лежавшую на подушках с книгой в длинных, тонких руках. Он продолжал идти, направляясь к растущим в ряд деревьям и ручью. Есть ли души у призраков, задумался он. Или они и были душами? Есть ли души у телевизионщиков? Сейчас этот вопрос был очень актуален. Грег неторопливо обошел особняк, время от времени останавливаясь, чтобы подергать испанский мох и потрогать кору на стволах дубов, вдохнуть запах земли и тумана. Он был уже на пути к дому, когда на третьем этаже зажегся свет... и в окне показалась высокая, темная тень. Грег ускорил шаг. А затем побежал. Он взлетел на крыльцо, бросился к двери, оставив ее распахнутой, и побежал вверх по лестнице. Ему было похрен на предупреждение о том, что на третьем этаже появляться запрещено. И на то, что он мог разбудить людей во всем доме. Поднявшись на второй этаж, он понял, что не имеет ни малейшего понятия, какая дверь может вести на мансарду. Несясь по коридору, Грег осознал, что цифры на дверях были явным признаком того, что он ломится через гостевое крыло. Затем он увидел Склад. И хозяйственный блок. Слава тебе, Боже. ВЫХОД. Он рванул дверь и оказался на черной лестнице. Стал подниматься, перепрыгивая через несколько ступенек. Добравшись наверх, Грег обнаружил запертую дверь, из-под которой сочился свет. Он громко постучал. Ответа не последовало. – Кто там? – крикнул он, дергая за ручку. – Эй! – Сэр! Что Вы делаете? Грег повернулся и взглянул вниз, на дворецкого, который, не смотря на позднее время, был все еще в смокинге. Наверное, он спал не в кровати, а повиснув на вешалке в шкафу, чтобы не помять костюм за ночь. – Кто там? – потребовал ответа Грег, тыча пальцем за плечо. – Я сожалею, сэр, но на третьем этаже находятся частные владения. – Почему? – Это Вас не касается. Теперь, если Вы не возражаете, я вынужден попросить Вас вернуться в свою комнату. Грег открыл рот, чтобы поспорить, но потом закрыл его. Существовал другой способ справиться с этой ситуацией. – Да. Окей. Хорошо. И он демонстративно прошагал вниз по лестнице, задев дворецкого плечом. Как приличный гость, он направился к своей комнате и тихо проскользнул внутрь. – Как прогулялся? – спросила Холли, зевая. – Что-нибудь произошло, пока меня не было? Ну, скажем, не приходил ли сюда какой-нибудь мертвый парень с намерением тебя обидеть? – Нет. Разве что кто-то бегал по коридору. Кто это был? – Не знаю, – пробормотал Грег, подходя к камере и выключая ее. – Понятия не имею... ----------------------------------------- Жаропонижающий анальгетик Американская комедия 1947 года Историк, пишущая об американских президентах Американская актриса, сценарист и продюсер
Джон принял форму рядом с уличным фонарем. Столб, вероятно, сам был не рад своей работе – свет лился из-под его длинной, как у жирафа шеи, на фасад жилого дома, который смотрелся бы намного лучше в полной темноте: кирпичи были не красные, а коричневые, а строительный раствор между ними имел не белый, а бурый оттенок. Трещины в окнах были заклеены неровными полосками скотча и забиты дешевыми одеялами. Даже меленькая лесенка, что вела в вестибюль, была ободранной, как будто по ней прошлись отбойным молотком. Все выглядело так же, в ту последнюю ночь, которую он провел здесь. За исключением одного момента: входная дверь перетянута желтой лентой, уведомляя о непригодности этого дома для жилья. Ну так еще бы. Когда Хекс вышла из тени, присоединясь к нему, Джон сделал все возможное, чтобы источать только спокойствие... и знал, что у него ничего не получается. Грандиозный тур по колдобинам его прошлой жизни проходил тяжелее, чем он предполагал, но это как аттракцион в парке развлечений – как только ты садишься в кабинку, и она начинает двигаться, на кнопку стоп ты уже нажать не можешь. Кто же знал, что на этикетке его существования должно стоять предупреждение – не рекомендуется беременным женщинам и людям, страдающим эпилепсией. Да, и процесс был необратим – Хекс полностью настроилась заставить его пройти этот путь до конца. Казалось, она знала все, что с ним происходит, а значит, она сразу поймет, когда он решит, что затея была провальная и пора дать задний ход. – Потом ты оказался здесь? – прошептала она. Кивнув, он повел ее вдоль передней части здания в проулок за углом. Он направлялся аварийному выходу, гадая, сломан ли до сих пор замок… Рычажок поддался от небольшого усилия, и они вошли внутрь. Ковер в прихожей скорее напоминал земляной пол в заброшенной хижине, слежавшийся, весь в пятнах, которые въелись в волокна и намертво засохли. В коридоре валялись пустые бутылки из-под выпивки и окурки, а спертый воздух пах подмышками бомжа. Боже... даже танкер, полный Febreze , не в силах побороть этот ароматический кошмар. Когда Куин проследовал за ними, Джон повернул налево к лестничной клетке и начал подъем, во время которого ему хотелось закричать. Пока они шли наверх, под ногами с писком разбегались крысы, и аромат трущоб становился все гуще и острее, как будто с каждым проемом его брожение усиливалось. Когда они добрались до второго этажа, он повел их по коридору и остановился перед узором на стене в виде звезды. Господь Всемогущий, пятно от вина по-прежнему было здесь, хотя чему, черт возьми, он удивляется? Как будто сюда могли заявиться Merry Maids и все оттереть. Минуя еще одну дверь, он распахнул следующую, ту, что вела в однокомнатную квартирку, в которой он когда-то жил, и вошел... внутрь... Боже, здесь ничего не изменилось после его ухода. После него здесь никто не жил, и это, по его мнению, имело смысл. Когда он снимал эту квартирку, жильцы здесь часто менялись – те, кто, наконец, мог позволить себе место для проживания получше, сразу съезжали. Оставались только наркоманы. А освободившиеся лачуги занимали в основном бомжи, которые просачивались сюда, как тараканы – сквозь разбитые окна и дверные щели. И кульминацией этого демографического взрыва послужило уведомление о непригодности здания для жилья. Официально оно теперь мертвое, рак упадка и безысходности пожрал все, оставив лишь каркас. Когда его взгляд упал на номер Flex , что он оставил на односпальной кровати у окна, реальность словно сломила его, затягивая обратно в прошлое, несмотря на то, что он твердыми ногами стоял здесь, в настоящем. Конечно же, когда он протянул руку и открыл неработающий холодильник... там стояли банки с ванильной Ensure . Да уж, даже голодные, нищие мусорщики не позарились на это дерьмо. Хекс обошла комнату и остановилась у окна, в которое он когда-то смотрел ночами. – Ты хотел быть другим, а не тем, кем являлся на самом деле. Он кивнул. – Сколько лет тебе было, когда тебя нашли? – Когда он два раза показал два пальца, ее глаза расширились. – Двадцать два? И ты понятия не имел, кто ты... Джон покачал головой и подошел, чтобы поднять Flex. Перелистывая страницы, он понял, что стал тем, кем всегда хотел быть: большим и опасным ублюдком. Кто бы мог подумать. Тогда он был маленьким тощим претрансом, во власти… Отбросив журнал обратно, он похоронил эту мысль жестко и быстро. Он готов показать Хекс практически все. Но не это. Никогда... она не узнает эту часть его прошлого. Они не пойдут в тот первый дом, где он когда-то жил совсем один, и она не узнает, почему он тогда сменил адрес. – Кто ввел тебя в наш мир? Тормент, беззвучно сказал он. – Сколько лет тебе было, когда ты покинул приют? – Он показал сначала один палец, потом шесть. – Шестнадцать? И ты переехал сюда? Сразу после того как ушел оттуда? Кивнув, Джон подошел к шкафчикам над раковиной. Открыв один, он увидел то единственное, что ожидал найти. Его имя. И дату. Он шагнул в сторону, чтобы Хекс смогла увидеть, что там написано. Он вспомнил, как писал слова второпях. Тор ждал его внизу у обочины, а он горел побыстрее отсюда свалить. Он нанес эту надпись как свидетельство... он и сам не знал, чему именно. – У тебя никого не было, – прошептала она, заглядывая внутрь. – Как и у меня. Моя мать умерла при родах, и меня вырастила замечательная семья... с которыми, я чувствовала, у меня не было ничего общего. Я рано ушла от них, и никогда не возвращалась, потому что я не принадлежала тому миру, и что-то кричало во мне, что будет лучше для них, если меня не будет рядом с ними. Я тогда понятия не имела, что являюсь наполовину симпатом и что человеческий мир не мог мне ничего дать... но я должна была уйти. К счастью, я встретила Ривенджа, и он показал мне, кто я. Она посмотрела через плечо. – Эти промахи в жизни... Господи, они убивают, не так ли? Если бы Тор не нашел тебя... Он бы умер в процессе превращения, потому что у него не было бы крови, столь необходимой для выживания. По какой-то причине, он не хотел думать об этом. Или о том, что у них с Хекс было столько общего в плане потерь. Пошли, сказал он губами. Пора двигаться дальше.
***
Лэш ехал по грунтовой дороге, пролегающей посреди кукурузного поля, в сторону фермы. Его ментальная защита была на месте, так что Омега и его новая игрушка не могли взять его на мушку, а еще он натянул бейсболку, плащ с высоким воротником и пару перчаток. Он ощущал себя Человеком-Невидимкой . Черт возьми, теперь он хотел бы стать невидимым. Ему отвратительна своя внешность в данный момент, и прождав еще пару часов, когда у него отпадет еще что-нибудь и он окончательно превратится в живого мертвеца, он не был уверен в своей радости касательно того, что, похоже, его состояние стабилизировалось. На данный момент он распался лишь на половину: его мышцы до сих пор висели на костях. Он припарковал Мерседес в сосновом леске, примерно в четверти мили от места назначения, и вышел из машины. А так как все его силы ушли на то, что поддерживать ментальную маскировку, для дематериализации их совсем не осталось. Так что прогулка до проклятой дыры была чертовски долгой, и его жутко бесило, что приходилось прикладывать столько физических усилий для передвижения собственного тела. Он подошел к дощатому дому и почувствовал мощный удар энергии. На подъездной дороге стояли три зашарпанных автомобиля, все были ему знакомы. Эта эскадрилья имени Вилли Ломана принадлежала Обществу Лессенинг. И кто мы мог подумать, здесь была гулянка. Человек двадцать народу внутри дома, и вечеринка в самом разгаре. Через окно он видел пивные кеги и бутылки из-под ликера, а по углам ублюдки курили и нюхали Бог знает что. Маленький ублюдок тоже был там. Эх... идеальный момент. Подъехала четвертая машина, и она была не похожа на остальные три. Кричащая боевая раскраска в стрит-рэйсеровском стиле, вероятно, была столь же дорогой, как и навороченный движок под капотом, а неоновое свечение из-под колес делало машину похожей на инопланетный корабль, идущий на посадку. Парнишка вышел из-за руля и, вот дела, он тоже был весь навороченный: в совершенно новых модных джинсах и дорогущей кожанке от Affliction, он подкуривал сигарету золотой зажигалкой. Ну, как раз это будет хорошей проверкой. Если парнишка приехал на пьянку просто так, то Лэш явно был неправ насчет существующих у него умственных способностей... и Омега нашел себе всего лишь хорошую подстилку. Но если Лэш не ошибался, и сукин сын был чем-то большим, то вечеринка обещала быть интересной. Лэш плотнее притянул лацканы плаща к сырому мясу, коим в настоящее время являлась его шея, и постарался не обращать внимания на то, каким же скользким он стал. Он прекрасно помнил, каково это быть на тепленьком местечке этого парня. Что значит чувствовать себя особенным и думать, что это продлиться вечно. Но наплевать. Если Омега смог отправить на помойку собственную плоть и кровь, то и этот, бывший когда-то человеком кусок дерьма тоже долго не протянет в фаворитах. Когда один из опойков посмотрел в окно в его направлении, Лэш подумал, что рискнул, подобравшись так близко к дому, но ему было похрен. Терять нечего, да и не особо он горел желанием провести остаток дней в состоянии ходячего куска сырого мяса. Вот так хреново быть слабым, скользким уродом. Когда от холодного ветра вдруг застучали зубы, он подумал о Хекс, и эти воспоминания его согрели. На каком-то уровне, он не мог поверить, что время, которое он провел с ней, кануло в прошлое. Минула вечность с тех пор, как она последний раз была под ним. Черт возьми, то первое пятно на запястье стало началом конца... просто тогда он этого не знал. Просто царапина. Да уж. Подняв руку, чтобы провести ею по волосам, он наткнулся на козырек бейсболки, который напомнил, что больше не о чем беспокоиться. Под ней скрывалась лишь голая черепная коробка. Обладай он большим запасом энергии, он бы начал разглагольствовать и бредить на тему несправедливости и жестокости распадающегося бытия. Его жизнь не должна была стать такой. Он не должен прятаться и наблюдать за происходящим со стороны. Он всегда был в центре внимания, он был движущей силой, он был особенным. По какой-то дурацкой причине, он подумал о Джоне Мэтью. Когда ублюдок пришел в программу подготовки, он был совсем мелким претрансом и не имел ничего, кроме имени Братства и шрама в виде звезды на груди. Он был идеальной мишенью для гонений, и Лэш отрывался на парне по полной. Господи, тогда он и представить себе не мог, каково это – быть гонимым. Каково чувствовать себя бесполезным куском дерьма. Смотреть на других, у кого в жизни был полный порядок, и желать оказаться на их месте любым способом. Хорошо, что тогда он не имел об этом никакого понятия. А то он бы дважды подумал, прежде чем издеваться над гаденышем. И вот сейчас, пока он стоял, прислонившись спиной к шершавой, холодной дубовой коре, заглядываясь на окна дома на то, как совсем другой золотой мальчик проживает его жизнь, Лэш внезапно почувствовал, что планы меняются. И пусть это будет последним, что он сделает в этой жизни, но он уничтожит этот мелкий кусок дерьма. Это было даже важнее Хекс. И не потому, что парень осмелился угрожать Лэшу смертью. А потому, что Лэш хотел оставить послание своему отцу. В конце концов, он был гнилым яблоком, упавшим недалеко от дерева, и месть его будет соответствующей. ---------------------------------------- Освежитель воздуха, производитель компания Procter & Gamble Крупное американское агентство по предоставлению услуг по уборке помещений Журнал для бодибилдеров Специализированное медицинское питание для пациентов с нарушением питания. Герой одноименного произведения Герберта Уэллса, который в результате собственных экспериментов стал невидимым и безумным. Чтобы скрыть свое состояние от людей, он забинтовывает лицо, носит темные очки, шляпу и плащ с высоким воротником Герой фильма Смерть коммивояжёра (англ. Death of a Salesman) — фильм режиссёра Ла́сло Бе́недека, главный герой Вилли - коммивояжер-неудачник, в конце фильма кончает жизнь самоубийством, инсценируя несчастный случай. Когда все засыпают, он выскальзывает из дома, заводит свой старенький автомобиль и устремляется навстречу смерти.
– Это старый дом Бэллы, – сказала Хекс, принимая форму на лужайке рядом с Джоном Мэтью. Он кивнул, и она огляделась. Белый дом с широченным крыльцом и красными трубами смотрелся в лунном свете как идеальная картинка, и было так жаль, что он пустовал, и освещали его лишь внешние огни системы безопасности. То, что окна до сих пор горели, и на подъездной дорожке стоял припаркованный Ford F-150, казалось, указывало на то, что бегство отсюда, судя по всему, было стремительным. – Сначала тебя нашла Бэлла? Джон неопределенно махнул рукой в сторону небольшого домика по соседству. Когда он начал жестикулировать, а потом вдруг остановился, стало ясно, как же все-таки его раздражал языковой барьер. – Кто-то в этом доме ... ты знал их, и они познакомили тебя с Бэллой? Он кивнул, полез в карман куртки и достал что-то похожее на ручной браслет. Взяв его в руки, она увидела вырезанные на кожаной поверхности символы на Древнем языке. – Террор. – Когда он коснулся ладонью груди, она спросила: – Твое имя? Но как ты узнал? Он коснулся рукой головы и пожал плечами. – Оно прозвучало в голове. – Она внимательно посмотрела на соседний домик. Позади него виднелся бассейн, и она почувствовала, что его воспоминания стали острее, когда он скользнул взглядом по террасе. Эмоциональная сетка Джона засверкала, как распределительный щит со множеством лампочек. Сначала он пришел сюда для того, чтобы защитить кого-то, причина была не в Бэлле. Мэри, подумала она. Шеллан Рейджа. Но откуда они знали друг друга? Странно ... но здесь была глухая стена. Он полностью закрыл от нее эту часть воспоминаний. – Бэлла связалась с Братством, и Тормент пришел за тобой. Когда он снова кивнул, она вернула ему браслет, и пока он водил пальцами по символам, Хэкс с удивлением размыщляла о том, насколько же относительно время – они покинули особняк всего час назад, а ей казалось, будто они провели вместе год. Боже, он дал ей больше, чем она ожидала ... и теперь она точно знала, почему он так старался помочь, когда у нее поехала крыша в той операционной. Он столько всего вытерпел… и юность свою он не прожил – его через нее протащили. Но главный вопрос был в том, как и почему он оказался в человеческом мире? Где его родители? Король был его уордом, когда Джон был еще претрансом – так было написано в том документе, который он показал ей при первой встрече, в ЗироСам. Она предполагала, что его мать умерла, и их визит на автобусную станцию это подтвердил... и тем не менее в его истории было полно пробелов. Часть из них – у нее сложилось такое впечатление – были преднамеренным, а другие он, казалось, и сам не мог заполнить. Нахмурившись, она почувствовала, что Джон очень много думал об отце, хотя они никогда не знали друг друга. – Ты покажешь мне оставшееся место? – прошептала она. Он бросил, казалось, последний прощальный взгляд на то, что их окружало, а затем растворился в воздухе, и она последовала за ним, ее вела его кровь, что сейчас текла с ней. Когда они вновь приняли форму перед потрясающим современным особняком, печаль овладела Джоном до такой степени, что его эмоциональный каркас прогнулся, практически завязавшись в узел. Но силой воли ему удалось вовремя остановить это внутреннее разрушение, прежде,чем оно стало необратимым. Если эмоциональная сетка разрушится, ты труп. Внутренние демоны съедают тебя. В этот момент она подумала о Мёрдере. Она до сих пор помнила, какой была его эмоциональная конструкция в день, когда он узнал о ней правду: стальные балки, составляющие основу его психического здоровья, рухнули бесформенной грудой. Она была единственной, кто не удивился тому, что он сошел с ума и исчез. Кивнув ей, Джон подошел к входной двери, ставил ключ в замок, открывая им путь. Когда из коридора на них лынул поток воздуха, она почувствовала запах пыли и сырости, свидетельствующий о том, что и это место было пустым, нежилым. Но в превосходном состоянии, в отличие от той квартиры, где Джон жил до этого. Когда Джон включил свет в холле, она чуть не задохнулась. На стене, слева от двери, висел свиток, гласивший на Древнем языке, что этот дом принадлежал Брату Торменту и его законной шеллан, Веллесандре. Понятно, почему Джон испытывал такую боль от пребывания здесь. Хеллрен Веллесандры был не единственным, кто спас маленького претранса. Женщина очень много значила для Джона. Чертовски много. Джон прошел дальше по коридору, по дороге включая светильники, его эмоции сочетали в себе рвущую сердце любовь и кричащую боль. Когда они пришли на огромную кухню, Хекс подошла к столу, что располагался в нише. Он сидел здесь, подумала она, положив руки на спинку одного из стульев... в свою первую ночь в этом доме он сидел именно здесь. – Мексиканская кухня, – прошептала она. – Ты так боялся обидеть их. Но потом... Веллесандра… Как ищейка, взявшая след, Хекс устремилась за его воспоминаниями. – Веллесандра приготовила для тебя имбирный рис. И... пудинг. Ты впервые за последнее время почувствовал сытость, и твой желудок не болел. И ты... ты был так благодарен, что даже не знал, как справиться с этим чувством. Когда она посмотрела через всю кухню на Джона, его лицо было бледным, а глаза лихорадочно блестели, и она знала, что сейчас он вернулся в свое маленькое претрансовое тело и сидел за столом, свернувшись в комок... его переполняла признательность за впервые в жизни проявленную к нему доброту. В холле послышались шаги, и она поняла, что Куин все еще был с ними. Парень слонялся туда-сюда, его плохое настроение витало вокруг тяжелой, ощутимой тенью. Что ж, теперь ему было не обязательно таскаться за ними. Это был конец пути, последняя глава в истории Джона, почти что современная эпоха, и это, к сожалению, означало, что скоро они должны вернуться в особняк... где, без сомнения, Джон заставит ее снова поесть и попытается покормить. Она не хотела туда возвращаться, пока не хотела. В глубине души она приняла решение оставить для себя эту ночь, так как уже через несколько часов она начнет свой марафон возмездия... и потеряет эту теплую связь и глубокое взаимопонимание, что возникли между ними сейчас. Она не собиралась обманывать себя: печальная реальность заключалась в том, что возникшая между ними тесная связь была, тем не менее, так хрупка. Хекс не сомневалась, что она испарится, как только настоящее станет для них более реальным, чем прошлое. – Куин, ты бы не мог оставить нас ненадолго? Разноцветный взгляд глаза метнулся в сторону Джона, а затем последовал безмолвный разговор жестами. – Так точно, сэр, – выплюнул Куин, прежде чем развернуться на каблуках и уйти. Как только эхо хлопнувшей двери растворилось в воздухе, она посмотрела на Джона. – Где ты спал? Когда он махнул рукой в сторону коридора, Хекс пошла за ним, минуя множество комнат, которые были по-современному обставлены и украшены предметами античного искусства. Это сочетание превращало место в музей, пригодный для проживания, и она немного изучила обстановку, заглядывая в открытые двери кабинетов и спален. Комната Джона располагалась на другом конце дома, и когда она вошла в нее, ее накрыл культурный шок. Резкий переход от убожества до блеска – все изменилось вместе с адресом его проживания. В отличие от обшарпанной квартирки, эта комната была темно-синей гаванью, с элегантной мебелью, отделанной мрамором ванной комнатой и ковром с густым и коротким, как стрижка морского пехотинца, ворсом. А раздвижные стеклянные двери вели на террасу. Когда Джон подошел и открыл шкаф, она смотрела на его сильные, массивные руки на фоне маленькой одежды, развешанной на деревянных вешалках. Когда Джон взглянул на футболки, флисовые кофты и штаны, его плечи напряглись, и он сжал руку в кулак. Он жалел о чем-то содеянном, или же о своем поведении, и это не имело к ней никакого отношения... Тор. Дело было в Торе. Джон сожалел о том, в каком ключе в последнее время складывались их отношения. – Поговори с ним, – сказала она тихо. – Скажи ему, что происходит. Вам обоим станет сразу легче. Джон кивнул, и она почувствовала, как окрепла его решимость. Боже, она и сама не понимала, как это получалось, конечно, механизм самих действий был чертовски прост, но так удивительно, что она снова оказалась рядом, обнимала его, обернув руки вокруг его талии. Прижавшись щекой между его лопатками, она была так рада почувствовать, как его руки накрывают ее. Он умел общаться с ней разными способами, так ведь. Но порой прикосновение лучше слов могло выразить чувства. В тишине, она притянула его к кровати, и они оба сели. Когда Хекс задержала на нем взгляд, Джон одними губами спросил: «Что?». – Уверен, что я могу спросить тебя об этом? – Когда он кивнул, она посмотрела ему прямо в глаза. – Я знаю, что ты что-то упустил. Я чувствую это. Есть некий пробел в событиях, что произошли между приютом и той квартирой. Ни один мускул не дернулся и не дрогнул на его лице, он даже не моргнул. Но сказки о мужчине, который хорошо умел скрывать свои эмоции и реакции здесь не годились. Она была уверенна в том, что знала о нем. – Все в порядке. Я не собираюсь тебя ни о чем спрашивать. И не буду на тебя давить. Его слабый румянец она будет помнить еще долго после того, как уйдет... и мысль о том, что в скором времени она его покинет, заставила Хекс поднести пальцы к его рту. Он дернулся от неожиданности, а она сосредоточилась на его губах. – У меня для тебя кое-что есть, – сказала она низким, глубоким голосом. – И не для того, чтобы сравнять счет. А лишь потому, что я этого хочу. Все-таки было бы замечательно, будь у нее возможность прогуляться с Джоном по местам своей жизни. Но его знание о ее прошлом сделает самоубийственную миссию Хекс только труднее: какие бы чувства она не испытывала к нему, она будет искать своего похитителя, не обманывая себя относительно шансов на выживание в этом мероприятии. У Лэша были свои трюки. Очень плохие и опасные трюки. Воспоминания об ублюдке снова вернулись к ней, ужасные, уродливые, заставляющие бедра дрожать, и тем не менее, толкающие ее на то, к чему она в действительности могла быть еще не готова. Но она не позволит себе умереть со знанием, что Лэш был последним, кто к ней притронулся. Не сейчас, когда единственный мужчина, которого она любила по-настоящему, сидел перед ней. – Я хочу быть с тобой, – сказала она хрипло. Джон шокировано смотрел в ее лицо своими синими глазами, будто искал на нем признаки того, что, может быть, он что-то понял не правильно. А потом горячая, густая похоть прорвалась сквозь все его эмоции, разрушая их и не оставляя ничего, кроме стремления мужчины воссоединиться с женщиной. К его чести, он сделал все, чтобы заглушить этот инстинкт или хотя бы удерживать под неким подобием контроля. Но это привело лишь к тому, что именно она закончила эту борьбу между разумом и чувствами, прижавшись губами к его рту. О... Боже, его губы были такими мягкими. Она чувствовала, как бурлит его кровь, но несмотря на это, он все равно держал себя в узде. Даже когда она проникла языком глубоко в его рот. И этот контроль очень помогал ей, потому что мысли в ее голове метались между тем, что она делала сейчас... И тем, что делали с ней совсем недавно. Чтобы сосредоточиться, она нашла руками его грудь и провела ладонями по твердым мышцам напротив сердца. Толкнув его спиной на матрас, она вдохнула его запах и связующий аромат темных специй, который сейчас исходил от него. Они оба были неповторимы, и совершенно не похожи на тошнотворную вонь лессера. Что помогало ей отделить этот опыт от того, что был у нее в последнее время. Поцелуй начинался как осторожное исследование, но все быстро изменилось. Джон придвинулся к ней ближе, прижимая свое массивное тело к ее, закидывая на нее свою тяжелую ногу. В то же время, он обнял ее, тесно прижимая к себе. Он не торопился, как и она. И все было в порядке, пока его рука не скользнула на ее грудь. Это прикосновение оглушило ее, выдергивая из этой комнаты, с этой кровати, из объятий Джона и прочь от этого момента, возвращая ее обратно в ад. Борясь с собственным сознанием, она пыталась оставаться на связи с реальностью и с Джоном. Но когда он провел пальцем по ее соску, ей пришлось заставить свое тело не дергаться. Лэш любил вжимать ее в кровать до того, как случалось неизбежное, царапая и лапая ее по всему телу. Несмотря на то, что он обожал кончать, еще он тащился от прелюдии, ведь это выносило ей мозг. Психологически умный ход с его стороны. Она-то, конечно, предпочла бы побыстрее со всем этим покончить… Джон прижался эрекцией к ее бедру. Щелк. Тут ее самообладание не выдержало, достигая предела своей прочности и разрывая ее на части: подскочив, ее тело самопроизвольно разрывало контакт, их единение, полностью убивая момент. Вскочив с кровати, она чувствовала ужас Джона, но была слишком занята, пытаясь справиться с собственным страхом, чтобы объяснить ему все. Кружа по комнате, она отчаянно пыталась зацепить за реальность, глубоко дыша, но не от страсти, а по причине неудержимой паники. Как же это было хреново. Гребаный Лэш... она убьет его за это. Не за то, что ей пришлось пережить, а за то, в какое положение она только что поставила Джона. – Прости, – простонала она. – Мне не стоило начинать это. Мне очень жаль. Немного придя в себя, она остановилась перед шкафом и посмотрела в зеркало на стене. Пока она металась по комнате, Джон встал с кровати и подошел к раздвижным стеклянным дверям. Скрестив руки на груди, плотно сжимая челюсти, он смотрел в ночь. – Джон ... дело не в тебе. Я клянусь. Он покачал головой не глядя на нее. Она закрыла лицо ладонями, тишина и напряжение между ними будили в ней желание сбежать. Она просто не могла справиться со всем этим – с тем, что чувствовала и что сделала с Джоном, и всем этим дерьмом с Лэшем. Ее взгляд упал на дверь и мышцы напряглись, толкая ее к выходу. И это так на нее похоже. Всю свою жизнь, она всегда полагалась на свою способность растворяться, не оставляя после себя никаких объяснений, никаких следов, ничего, кроме воздуха. Что было хорошей чертой для наемного убийцы. – Джон... Он повернул голову, и когда их глаза встретились в отражении свинцового стекла, в его взгляде горело сожаление. Он ждал, пока она заговорит, и ей стоило бы сказать ему, что будет лучше, если она сейчас же уйдет. Она должна была бросить еще одно вялое, тупое извинение, а затем дематериализоваться из комнаты... и его жизни. Но все что она смогла, это лишь прошептать его имя. Он повернулся к ней лицом и сказал одними губами: «Мне очень жаль. Иди. Все нормально. Иди». Но она не смогла двинуться с места. А потом открыла рот. Поняв, что в задней части горла образовался ком, она не могла поверить, что он собирается принять форму слов. Откровения были совершенно ей не присущи. Черт возьми, она что, на самом деле собиралась это сделать? – Джон... Я... Я... Меня... Переместив взгляд, она посмотрела на свое отражение. Ее острые скулы и смертельная бледность были результатом чего-то гораздо большего, чем нехватка сна и питания. Внезапно вспыхнув от гнева, она выпалила: – Лэш не был импотентом, ясно? Он не был... импотентом… Температура в помещении упала так быстро и так низко, что ее дыхание превратилось в облачко пара. И то, что она увидела в зеркале, заставило ее развернуться и сделать шаг назад, подальше от Джона: его синие глаза светились каким-то адским огнем, верхняя губа поднялась вверх, обнажая клыки, настолько острые и длинные, что они напоминали кинжалы. Предметы по всей комнате начали вибрировать: прикроватные лампы, одежда на вешалках, зеркало на стене. Коллективное дребезжание переросло в глухой рев, и ей пришлось прижаться к бюро, в противном случае она просто упала бы. Воздух стал живым. Заряженным. Наэлектризованным. Опасным. А Джон был центром этой бушующей энергии, его ладони сжались в кулаки так крепко, что дрожали предплечья, бедра напряглись, когда он принял боевую стойку. Рот широко распахнулся, голова наклонилась вперед... и он испустил боевой крик… Звук взорвался вокруг нее, столь громкий, что ей пришлось прикрыть уши руками, и она почувствовала, как мощная волна воздуха ударила в лицо. В какой-то момент она подумала, что он обрел голос, но не голосовые связки издавали сейчас этот рев. Стеклянные двери за его спиной повылетали, разбиваясь на тысячи осколков, что рассыпались и подпрыгивали на полу, ловя и отражая свет, словно капли дождя. Словно слезы.
Блэй понятия не имел, что сейчас протягивал ему Сэкстон. А, ну да, это была сигара, и довольно дорогая, правда ее название совершенно не отложилось в голове. – Думаю, тебе понравится, – сказал мужчина, откидываясь в кожаное кресло и прикуривая. – Она мягкая. Крепкая, но мягкая. Блэй щелкнул своим Монбланом, наклонился вперед и глубоко вдохнул. Когда дым проник в легкие, он почувствовал на себе взгляд Сэкстона. Снова. Он все еще не мог привыкнуть к вниманию, поэтому решил просто осмотреться: сводчатый темно-зеленый потолок, глянцевые черные стены, кожаные кресла темно-красного цвета и кабинки. Множество человеческих мужчин с пепельницами под локтями. Короче говоря, не на что отвлечься от глаз Сэкстона, от его голоса, его одеколона… – Расскажи мне, – произнес мужчина, выдыхая идеальное облачко голубоватого цвета, которое на мгновение затмило черты его лица. – Ты выбрал полоску до моего звонка или после? – До. – Я знал, что у тебя есть вкус. – Правда? – Да. – Сэкстон посмотрел на него через разделявший их столик из красного дерева. – Иначе я не пригласил бы тебя на ужин. Ужин у Сала был... милым, на самом деле. Они ели на кухне за отдельным столиком, и айЭм подготовил для них специальное меню из закусок и пасты, кофе с молоком и тирамису на десерт. Белое вино для первого блюда, и красное со вторым. В разговоре они придерживались нейтральных, но интересных тем – и в конечном счете, ни о чем. Невысказанный вопрос между-ними-что-то-есть-или-все-таки-нет был реальной движущей силой каждого слова и взгляда, каждого жеста. Так... это было свидание, подумал Блэй. Своего рода переговоры с подтекстом, прикрываемые болтовней о прочитанных книгах и любимой музыке. Куин, конечно же, сразу бы перешел к сексу. У парня не хватало терпения на такого рода тонкости. К тому же он не любил читать, и музыка в его наушниках была такой тяжелятиной, что ее мог выдержать лишь сумасшедший или глухой на оба уха человек. К ним подошел официант, одетый во все черное. – Я могу предложить вам что-нибудь выпить, молодые люди? Сэкстон катал сигару между указательным и большим пальцем. – Два бокала Croft Vintage 1945 года, пожалуйста. – Прекрасный выбор. Взгляд Сэкстона снова обратился к Блэю. – Я знаю. Блэй посмотрел в окно, возле которого они сидели, размышляя, прекратит ли он когда-нибудь краснеть. – Дождь идет. – Идет. Боже, этот голос. Слова, что произносил Сэкстон, были мягкими и вкусными, как сигара, которую он курил. Блэй переставил ноги, затем закинул одну на другую. Он усиленно копался в голове, пытаясь придумать, чем заполнить образовавшуюся паузу, и ему казалось, что банальный комментарий о погоде прозвучал не особо вдохновляюще. Дело в том, что свидание уже близилось к своему завершению, и к этому времени Блэй знал, что они оба оплакивали потерю Доминик Данн и были поклонниками Майлза Дэвиса , но он понятия не имел, что делать, когда дело доходило до заключительного акта в виде прощания. «Созвонимся и повторим?» или что-то более сложное, пошлое и приятное в стиле «На самом деле, я бы с удовольствием зашел к тебе на чашечку кофе»? Но совесть вынудила его добавить: «хотя я никогда раньше не делал этого с мужчиной, и никто в плане секса не сможет заменить Куина». – Когда в последний раз ты был на свидании, Блэйлок? – Я... – Блэй глубоко затянулся сигарой. – Это было давно. – И чем ты был так занят? Одна работа и полное отсутствие развлечений? – Что-то вроде этого. – Хорошо, что безответная любовь не входила ни в одну из этих категорий, хотя, в принципе, под «полное отсутствие развлечений» она вписывалась. Сэкстон слегка улыбнулся. – Я рад, что ты позвонили мне. И немного удивлен. – Почему? – Мой брат имеет на тебя... определенные виды. Блэй перевернул сигару и посмотрел на горящий кончик. – Я думаю, ты преувеличиваешь его интерес ко мне. – А я думаю, что ты вежливо намекаешь мне не лезть не в свое дело, не так ли? – Да тут даже лезть не во что. – Блэй улыбнулся официанту, когда парень поставил на круглый столик два бокала и отступил в тень. – Поверь мне. – Ты знаешь, Куин занятный персонаж. – Сэкстон протянул руку и элегантным движением взял бокал. – И, в общем-то, один из моих любимых родственников, на самом деле. Его бунтарство и инакомыслие достойно восхищения, и он пережил то, сломало бы любого другого. Но не думаю, что такого, как он, легко любить. Блэй не собирался это обсуждать. – Так что, ты часто бываешь здесь? Сэкстон рассмеялся, его светлые глаза сверкнули. – Ясно, не хочешь обсуждать эту тему. – Нахмурившись, он огляделся. – На самом деле, я не так часто выходил в свет в последнее время. Слишком много работы. – Ты говорил, ты юрист, специализирующийся на Древнем Праве. Должно быть это увлекательно. – Я специализируюсь на доверительной собственности и недвижимости, и от того, что бизнес процветает, на глаза часто наворачиваются слезы. Забвение пополнилось невинными душами прошлым летом… В соседней кабинке сидела группа здоровых качков в шелковых костюмах и золотых часах. Они громко ржали, словно пьяные идиоты, которыми, в прочем, и являлись – и в какой-то момент самый шумный из них с силой откинулся на спинку кресла, толкая при этом кресло Сэкстона. На что тот отреагировал не совсем мирно, но в то же время, доказывая, что был настоящим джентльменом, а не трусливой девчонкой: – Прошу прощения, но не могли бы Вы сбавить тон? Неряха развернулся, жирный живот нависавший над ремнем, делал его похожим на героя «Смысла Жизни» , который съел мятную конфетку и вот-вот заблюет весь ресторан. – Нет. Не могли бы. – Его водянистые глаза сузились. – И вашей братии здесь в любом случае не место. И он имел в виду не тот факт, что они вампиры. Блэй сделал глоток из бокала, теперь изысканный напиток имел вкус уксуса... хотя горечь во рту образовалась совсем не поэтому. Через мгновение, парень ударил по спинке кресла так сильно, что Сэкстон чуть не пролил на себя вино. – Черт побери, – пробормотал он, потянувшись за салфеткой. Человеческий дебил снова наклонился к ним, и казалось, что его ремень, казалось, сейчас лопнет и пряжка отлетит кому-нибудь в глаз. – Мы мешаем двум хорошеньким мальчикам посасывать эти толстые штуки? Сэкстон натянуто улыбнулся. – Безусловно, мешаете. – Ой, прааастите. – Человек придерживал сигару, показушно оттопыривая мизинец. – Мы не хотели вас обидеть. – Пошли, – сказал Блэй и наклонился, чтобы погасить сигару. – Я попрошу, чтобы нас посадили за другой стол. – Уже уходите, мальчики?– протянул мистер Большой Рот. – Торопитесь на вечеринку, где такие как вы курят совсем другие сигары? Может, мы вас проводим, чтобы вы точно добрались туда целыми и невредимыми. Блэй не отводил взгляда от Сэкстона. – В любом случае, уже поздно. – Это значит, что по нашему времени всего лишь полдень. Блэй встал и полез в карман за бумажником, но Сэкстон остановил его движением руки. – Нет, позволь мне. Очередной комментарий от недоносков за соседним столиком испортил атмосферу еще больше и заставил Блэя стиснуть зубы. К счастью, Сэкстон быстро расплатился по счету, а затем они направились к выходу. Снаружи, прохладный ночной воздух бальзамом лег на растревоженные чувства, и Блэй сделал глубокий вдох. – Здесь не всегда так, – тихо сказал Сэкстон. – В противном случае, я никогда бы не привел тебя сюда. – Все в порядке. – Блей шел вперед, чувствуя, что Сэкстон следует за ним. Они вышли к началу переулка и остановились, чтобы пропустить автомобиль, который сворачивал на Коммерческую. – Итак, каковы твои ощущения? Блэй повернулся к мужчине лицом и подумал о том, что жизнь слишком коротка, чтобы делать вид, что он не понимает о чем речь. – Честно говоря, я чувствую себя довольно странно. – И те придурки в баре тут не причем. – Я солгал. Я никогда раньше не был на свидании. – Ответом на это признание была удивленно поднятая бровь, и Блэй засмеялся. – Да, я хороший актер. Сухая учтивость Сэкстона исчезла, его глаза засветились искренней теплотой. – Ну, я рад, что я у тебя первый. Блэй посмотрел ему в глаза. – Откуда ты узнал, что я гей? – Я не знал. Я просто на это надеялся. Блэй снова засмеялся. – Ну, ты оказался прав. – Помолчав, он протянул ладонь. – Спасибо за прекрасный вечер. Когда рука Сэкстона скользнула в его ладонь, их обоих пронзила горячая дрожь. – Ты же понимаешь, что свидание, как правило, заканчивается немного по-другому. Конечно, если обе стороны в этом заинтересованы. Блэй вдруг понял, что не может отпустить ладонь мужчины. – А... правда? Сэкстон кивнул. – Обычно оно заканчивается поцелуем. Блэй посмотрел на губы мужчины, и вдруг ему захотелось узнать, каковы они на вкус. – Иди сюда,– прошептал Сэкстон, утягивая его за руку в глубину переулка. Блэй последовал за ним в темноту, поглощенный чувственностью момента, который так не хотелось нарушать. Когда они оказались в тени какого-то здания, он почувствовал, как Сэкстон прижался грудью к его груди, и бедрами впечатался в его бедра. И теперь он знал, насколько Сэкстон был возбужден. А Сэкстон знал, насколько возбужден был Блэй. – Скажи мне,– прошептал Сэкстон. – Ты когда-нибудь целовался с мужчиной? Не желая сейчас думать о Куине, Блэй покачал головой, чтобы избавиться от ненужных воспоминаний. Когда уловка не сработала, и сине-зеленый взгляд так и остался стоять перед глазами, он сделал то, что гарантированно пресекало все мысли о его пироканте . Он сократил расстояние между ртом Сэкстона и своим собственным.
***
Куин знал, что должен был отправиться прямиком домой. После того, как его вежливо выпроводили из дома Тора, несомненно потому, что Джон и Хекс собирались немного пообщаться горизонтально, он должен был отправиться обратно в особняк и уединиться там со своей любимой «Эррадура» и не лезть ни в чьи дела. Но нееееет. Он материализовался через дорогу от единственного в Колдвелле сигарного бара и словно последний лузер мок под дождем, наблюдая как Блэй и Сэкстон мило общаются за столиком у окна. Он даже отсюда видел, как его двоюродный брат смотрит на его лучшего друга с утонченной похотью. Потом до них докопались какие-то придурки, и они оставили свои сигары недокуренными, а бокалы недопитыми. Не желая, чтобы его спалили, Куин дематериализовался в переулок неподалеку... и как оказалось не вовремя и совершенно не к месту. Голос Сэкстона плыл в прохладном воздухе. – Ты же понимаешь, что свидание, как правило, заканчивается немного по-другому. Конечно, если обе стороны в этом заинтересованы. – А... правда? – Обычно оно заканчивается поцелуем. Куин почувствовал, что сжимаются его кулаки, и на долю секунды серьезно подумал о том, чтобы выйти из-за мусорного ящика, за которым прятался. Но для чего? Подскочить к ним и замахать руками в стиле а-ну-ка-быстро-прекратите-это-парни? Ну да. Отличная мысль. – Иди сюда,– прошептал Сэкстон. Вот дерьмо, эта сволочь с хриплым и безумно эротичным голосом звучал так, будто Сэкстон работал оператором в службе «секс по телефону». И... О, Боже, Блэй послушал его и последовал за ним в темноту. Да, иногда невероятно чувствительный слух, присущий вампирам, это сущее проклятье. И, конечно же... все усугубляется тем, что он высунул голову из-за угла мусорного ящика, чтобы получше рассмотреть, что происходит. И когда эти двое встали так близко друг к другу, Куин широко открыл рот. Но не потому, что он был шокирован или хотел что-то сказать. Он просто не мог дышать. Как будто его ребра заледенели, а вместе с ними и сердце. Нет... нет, Господи, только не это. – Скажи мне,– прошептал Сэкстон. – Ты когда-нибудь целовался с мужчиной? Да, целовался, хотелось закричать Куину. Блэй покачал головой. Он на самом деле покачал головой. Куин зажмурился и заставил себя успокоиться хотя бы для того, чтобы суметь дематериализоваться. Приняв форму перед особняком Братства, он дрожал, как осиновый лист... и ощутил желание нагнуться и удобрить ближайшие кустарники остатками обедом, что он проглотил перед прогулкой с Джоном и Хекс. Пара глубоких вдохов, и он решил вернуться к плану А и напиться в стельку. С этой мыслью, он вошел в вестибюль, затем Фриц пустил его в фойе и он направился на кухню. Черт, скорее всего, они зашли намного дальше, чем обмен дружескими поцелуями в обе щеки. Бог свидетель, Сэкстон ни за что не остановится на паре поцелуев в той холодной, сырой аллее, да и Блэй выглядел так, словно, наконец, получил то, что так страстно желал. Таким образом, у него было навалом времени, чтобы накачаться до бесчувствия. Господи... Иисусе, подумал Куин и потер саднящую грудь. В голове снова и снова звучал голос его двоюродного брата: Скажи мне. Ты когда-нибудь целовался с мужчиной? Образ Блэя, качающего головой, был для Куина как удар ножа прямо в мозг, и не это ли обстоятельство понесло его прямо в противоположную кухне сторону, в кладовую, где хранился запас алкоголя. Такое клише. Напиться, чтобы забыться. Ну, хоть что-то он делает в соответствии с традициями. Возвращаясь обратно через кухню, он понял, что во всем этом существовал, по крайней мере, один положительный момент – развлекаться парочка отправиться в дом к Сэкстону, потому что посторонним в особняк Братства вход закрыт. Выйдя в фойе, он застыл на месте. Блэй как раз заходил через вестибюль. – Быстро ты вернулся, – грубо бросил Куин. – Только не говори, что Сэкстон такой скорострел. Блэй даже не замедлил шаг. Просто продолжил подниматься по лестнице. – Твой кузен настоящий джентльмен. Куин поспешил за лучшим другом, почти наступая ему на пятки. – Ты так думаешь? По мне, он просто так выглядит. На этот раз Блэй обернулся. – Раньше он тебе так нравился. Он был твоим любимым родственником. Я помню, ты отзывался о нем, как о боге. – Я давно вырос из этого. – Ну, а мне он нравится. Очень. Куину хотелось зарычать, но он похоронил в себе этот порыв, открыв бутылку «Эррадура», которую зацепил с полки, и сделал глубокий глоток из бутылки. – Рад за тебя. Рад за вас обоих. – Да ладно? Тогда почему пьешь прямо из горла? Куин расхаживал вокруг Блэя и не остановился, даже когда тот спросил: – А где Джон и Хекс? – Где-то там. В своем мире. Сами по себе. – Я думал, ты должен быть с ними? – Меня по-быстрому отослали. – Куин остановился в верхней части лестницы и постучал подушечкой пальца по вытатуированной на щеке слезе. – Ради Бога, она же наемная убийца. Она может позаботиться о нем. Кроме того, они зависли в старом доме Тора. Добравшись до своей комнаты, Куин пинком захлопнул дверь и сорвал с себя одежду. Глотнув из бутылки, он закрыл глаза и отправил призыв на Другую Сторону. Лэйла сейчас была бы очень подходящей компанией. Как раз то, что ему надо. Тем более, что ее обучали оказанию сексуальных услуг, и все, что она хотела, – так это использовать его в качестве эротического полигона. Ему не придется беспокоиться о том, что он может причинить ей боль, или о том, что она может в него влюбиться. Она была профессионалкой, скажем так. Или станет ей, после того, как ляжет с ним. А что Блэй? Куин понятия не имел, почему парень вернулся в особняк, а не отправился прямиком в постель Сэкстона, но одно было ясно. Они нравились друг другу, а Сэкстон не из тех, кто станет терять время, если он кого-то хочет. Они же все-таки были родственниками. Но это не спасет сукина сына ни в малейшей степени, если он разобьет Блэю сердце. ----------------------------------------------- Марка дорогого крепленого вина Доминик Данн (англ. Dominique Dunne; 23 ноября 1959 — 4 ноября 1982) — американская актриса, известная своей ролью в фильме ужасов «Полтергейст» (1982). Вскоре после выхода картины на экраны актриса была задушена своим ревнивым бойфрендом, шеф-поваром ресторана «Ma Maison», возле её дома в Голливуде. В состоянии комы её доставили в больницу, где она умерла пять дней спустя. Майлс Дью́и Дейвис (Майлз Дэвис / Дэйвис; англ. Miles Dewey Davis III; 26 мая 1926, Олтон — 28 сентября 1991, Санта-Моника) — американскийджазовый трубач и бэнд-лидер, оказавший значительнейшее влияние на развитие музыки XX века. Дейвис стоял у истоков множества стилей и направлений в джазе, таких как модальный джаз (modal jazz), прохладный джаз (cool jazz) и фьюжн (fusion). «Смысл жизни по Монти Пайтону» - комедия, один из героев которой завсегдатай ресторанов, человек с огромным животом. По совету официанта после питательного обеда он жует мятную конфету и после этого феерично и долго блюет. Пирокант – употребляется относительно чей-то слабости, которая может быть как внутренней (зависимость), так и внешней (любимый человек)
Вечеринка на ферме набирала обороты, подтягивалось все больше и больше людей Они парковали машины прямо на газоне, и проталкивались в комнаты на нижних этажах. Большую часть визитеров Лэш уже встречал в Экстрим Парке, но не всех. И они привезли с собой еще выпивки. Банки. Бутылки. Кеги. Одному Богу известно, какой нелегальщиной были набиты их карманы. Что за чертовщина, удивлялся он. Может, он ошибся, и у Омеги поехала крыша от всех его извращений… Когда с севера подул холодный ветер, Лэш неподвижно застыл, удерживая маскировку на месте и блокируя разум. Тень... Он создал тень в себе, вокруг себя, над собой. Прибытию Омеги предшествовало затмение луны, и те идиоты внутри дома понятия не имели о том, что происходит... но мелкий кусок дерьма все понимал. Парень вышел на крыльцо, свет, лившийся из распахнутой двери, освещал его со спины. Кровный отец Лэша принял форму на грязном газоне, его белые одежды развевались вокруг тела, а температура воздуха упала ниже нуля. Как только он стал осязаем, Кусок Дерьма подошел к нему, и они обнялись. У Лэша моментально возник соблазн подбежать к ним, и сказать своему отцу в лицо, что тот всего лишь непостоянный гавнюк, а заодно предупредить его маленькую мерзкую крысу, что его дни сочтены… Закрытое капюшоном лицо Омеги повернулось в сторону Лэша. Лэш снова застыл и спроектировал в голове совершенно чистый лист, так, что теперь он стал невидим и снаружи и изнутри. Тень... тень... тень... Пауза длилась бесконечно, но без сомнения, если бы сейчас Омега почувствовал Лэша, его песенка была бы спета. Через какое-то время внимание Омеги вернулось к золотому мальчику, и в этот момент какой-то придурок вывалился из входной двери, размахивая руками и стараясь удержаться на слабых, шатающихся ногах. Оказавшись на траве, парень пополз по направлению к грядкам, но у него ничего не вышло, он рухнул на колени и начал блевать прямо возле дома. Все ржали над ним, и звуки вечеринки продолжали раздаваться в ночном воздухе. Омега направился к дверям. Он вошел в дом, но веселье не затихло ни на минуту , несомненно, эти безмозглые ублюдки даже не догадывались, какое зло скрывается под этими белыми одеждами. Но не так долго они оставались в неведении. Раздался мощный взрыв, световая волна пронзила весь дом и вырвалась из окон, коснувшись кромки леса. Когда ослепительный свет превратился в мягкое свечение, выживших уже не было: все опойки свалились друг за другом на пол, и веселье закончилось. Срань господня. Если все идет к тому, о чем он думал… Лэш бочком подобрался к дому, стараясь в прямом и переносном смысле не оставлять следов, и услышал странный, скребущий звук. Он заглянул в одно из окон гостиной. Кусок Дерьма таскал тела, выкладывая их рядком на полу так, чтобы головы были направлены на север, а расстояние между ними было не меньше фута. Господи... их было так много, что мертвая шеренга протянулась через коридор до самой столовой. Омега висел в воздухе немного позади, ему как будто нравилось наблюдать, как его мальчик таскает трупы. Какая. Прелесть. Потребовалось около получаса, чтобы сложить всех, товарищей со второго этажа пришлось стаскивать вниз по лестнице, и они считали головами ступеньки, оставляя за собой яркий кровавый след. Ясное дело. Мертвые легче, если их тащить за ноги. Когда всех собрали, Кусок Дерьма начал орудовать ножом, сооружая своеобразный индукционный конвеер. Начиная со столовой, он перерезал горла, запястья, лодыжки, грудные клетки, а Омега следовал позади, черная кровь капала меж распахнутых ребер, а затем мертвые обескровленные тела пронзал электрический заряд, и следовала сердечная реанимация. Никаких сосудов. Извлеченные сердца просто складывали в угол. Настоящая скотобойня. Когда дело было сделано, в центре гостиной, в том месте, где просел пол, собралась огромная лужа крови, и еще одна возле лестницы в коридоре. Лэш не мог заглянуть дальше, в столовую, но был чертовски уверен, что и там наблюдалась та же картина. Вскоре послышались стоны новобранцев, и ужасный урожай, собранный рукой зла становился все громче и беспорядочнее, по мере того, как приближалась последняя стадия перехода, и у людей забирали то последнее человеческое, что в них еще оставалось. Среди всей агонии и замешательства, Омега кружился, словно в танце, переступая через корчащуюся массу, его белые одежды взлетали над застывающей на полу кровью, оставаясь при этом абсолютно белыми. В углу, Кусок Дерьма подкурил косячок и глубоко затянулся, словно решил передохнуть после тяжелой работы. Лэш отошел от окна, а затем отступил в сторону деревьев, ни на минуту не спуская глаз с дома. Черт побери, это должен был сделать он. Но он не обладал таким количеством контактов в человеческом мире. В отличие от Говнюка. Господи, теперь для вампиров все измениться. Ублюдки-братья в скором времени столкнуться с легионом врагов. Вернувшись в Мерседес, Лэш завел двигатель и покинул этот фермерский рай, чтобы больше никогда не возвращаться в этот дом. Он сидел за рулем, холодный воздух из отрытого окна бил в лицо, настроение его мрачнее некуда. Да и похрен на баб и все остальное, решил он. Теперь его единственная цель в жизни – избавиться от Говнюка. Забрать у Омеги его маленькую прелесть. Уничтожить Общество Лессенинг. Ну... женщин придется исключить из списка брошенных дел. Он чувствовал себя абсолютно высохшим, ему срочно требовалось кормление – и не важно, что происходило с его внешним видом, внутри он по-прежнему жаждал крови и ему придется решить эту проблему, прежде чем он столкнется лицом к лицу со своим папулей. Иначе тот его прихлопнет как насекомое. Подъезжая ближе к городу, он достал телефон, удивляясь тому, что собирался сделать. Но иногда общий враг способствовал созданию странных альянсов.
***
Вернувшись в особняк Братства, Блэй направился в ванную комнату, разделся и шагнул под душ. Вспенивая душистое мыло, он думал о том поцелуе в переулке. О том мужчине. О... том поцелуе. Проводя ладонями по груди, он запрокинул голову и позволил теплой воде сбегать вниз по волосам, спине и ягодицам. Он чувствовал, как тело жаждет выгнуться, и он позволил себе эту слабость, нежась в теплом потоке. Он вымыл волосы, медленными движениями массирую кожу головы. И снова подумал о том поцелуе. Боже, воспоминание о том, как слились их губы, словно магнит притягивало его к себе, снова и снова; тяга была слишком сильной, чтобы бороться с ней, связь – слишком заманчивой, чтобы забывать о ней. Скользя ладонями по телу, он подумал о том моменте, когда снова увидит Сэкстона. Когда они снова останутся наедине. Опустив руку ниже, он… – Господин? Блэй развернулся, пятки скрипнули по мрамору. Накрыв твердый, тяжелый член обеими руками, он выглянул из-за стеклянной двери. – Лэйла? Избранная застенчиво улыбнулась и пробежала взглядом по его телу. – Меня призвали. Для того чтобы служить? – Я не призывал. – Может, она что-то спутала? Если только… – Куин призвал меня. Я полагаю, это его комната? Блэй на мгновенье закрыл глаза, эрекция быстро исчезла. А затем в последний раз насладившись теплом он выключил воду и потянулся, сдергивая с крючка полотенце и оборачивая его вокруг бедер. – Нет, Избранная, – спокойно сказал он. – Не здесь. Его комната не здесь. – О! Простите меня, Господин. – Она начала отступать из комнаты, ее щеки пылали. – Ничего страшного. Аккуратнее! – Блэй кинулся вперед и поймал ее, когда она наткнулась на ванну и потеряла равновесие. – Ты в порядке? – Воистину, мне следует смотреть, куда я ступаю. – Она взглянула в его глаза, ее ладони опустились на его обнаженные руки. – Благодарю. Глядя на нее идеально красивое лицо, он понимал, почему Куин ею так заинтересовался. Она словно сошла с небес, и, когда ее веки томно смежились, а зеленые глаза засверкали, она обрела еще более эфемерный вид. Невинно, но эротично. Так и было. Она привлекательным образом сочетала в себе невинность и чистый секс, представляя для нормальных мужчин непреодолимый соблазн. Однако Куин в этом плане был намного больше, чем просто нормальным. Он обскакал всех. Интересно, Избранная знала об этом? И если да, было ли это важно для нее? Нахмурившись, Блэй отодвинул ее от себя. – Лэйла... – Да, Господин? Ну, черт возьми... что он собирается ей сказать? Было ясно как день, что Куин призвал ее не для кормления, потому что они сделали это предыдущей ночью… Господи, может быть в этом все дело. Они уже занимались сексом один раз, и решили повторить. – Господин? – Ничего. Тебе лучше идти. Я уверен, он тебя ждет. – В самом деле. – Аромат Лэйлы усилился, запах корицы проникал в ноздри Блэя. – И за это я ему очень благодарна. Когда она повернулась и вышла, Блэй смотрел ей вслед, наблюдал за покачиванием ее бедер и боролся с с желанием закричать. Он не хотел думать о том, что где-то рядом Куин занимается сексом, и, черт возьми, особняк был единственным местом, которое он еще не успел осквернить своими похотливыми похождениями. Но теперь, у Блэя перед взором стояла лишь одна картина – Лэйла заходит в комнату Куина, ее белые одежды скользят по плечам, груди, животу и бедрам, являя ее обнаженное тело разноцветному взгляду. И вот в мгновенье ока она в его постели, под его тяжелым телом. И Куин все сделает как надо. Так было всегда, когда дело касалось постельного вопроса: он не считался со временем и был в сексе чертовски талантлив. Он накроет ее полностью, всем, что у него было – телом, руками, ртом… Так. Вот об этом думать не стоит. Сбросив с себя полотенце, он размышлял о том, что, наверное, Лэйла была идеальной партнершей для Куина. С учетом того, чему ее обучали, она не только могла угодить ему по полной постельной программе – она никогда не будет требовать от него верности, возмущаться по поводу его интрижек на стороне, или требовать от него эмоциональной связи, на которую он не способен. Возможно, она даже присоединится к его развлечениям, ведь даже по движениям ее тела было заметно, что она им очень гордилась. Она идеально подходила ему. Конечно же, намного больше, чем Блэй. Кроме того, Куин ясно дал понять, что в конечном итоге, он собирается воссоединиться с женщиной... с женщиной традиционных взглядов, с традиционными ценностями, желательно из высшего общества, предполагая, что найдется та, кто примет его даже с дефектом его разноцветных глаз. Лейла полностью соответствует этому описанию – более того, не существовало женщины, более приверженной традициям и более благородной, чем Избранная. И она хотела его. Чувствуя себя проклятым, Блэй зашел в гардеробную и натянул нейлоновые шорты и футболку Under Armour . Он не собирается отсиживаться здесь с книжкой в обнимку, в то время как за соседней дверью происходит… Да. Это ему представлять не стоит. Даже гипотетически. Выйдя в коридор со статуями, он быстро прошагал мимо мраморных фигур, завидуя их умиротворенным позам и лицам. Это состояние «все-супер-пупер», присущее неодушевленным, мертвым статуям было завидным. И хотя они не способны испытывать радость, обжигающей боли они тоже не знали. Спустившись в фойе, он свернул в конце закругляющихся перил и нырнул в скрытую дверь. Свой путь по туннелю, ведущему в учебный центр, он начал с пробежки, и даже не замедлился, достигнув потайной двери в кабинет. Тренажерный зал был единственным местом, где он мог сейчас находиться. Час-другой на StairMaster , и он перестанет чувствовать себя так, будто с него сдирают кожу тупым ржавым ножом. Выйдя в коридор, он резко остановился, когда увидел одинокую фигурку, прислонившуюся к бетонной стене. – Хекс? Что ты здесь делаешь? Ну, кроме того, что прожигаешь пол взглядом. Женщина подняла на него свой темно-серый взгляд, который казался бездонной черной ямой. – Привет. Блэй нахмурился и подошел ближе. – Где Джон? – Он там, – она кивнула в сторону тренажерного зала. Что объясняло глухой шум, доносившийся до его ушей. Кто-то явно насиловал беговую дорожку. – Что случилось? – спросил Блэй. Он сложил вместе факты – выражение ее лица и силовые нагрузки Джона – и получилась довольно печальная картина. Хекс прислонилась головой к стене, которая держала ее тело. – Лишь так я смогла вернуть его сюда. – Почему? Ее глаза вспыхнули. – Скажем так… он рывался на поиски Лэша. – Ну, это понятно. – Ага. Когда это короткое слово повисло в воздухе, у Блэя возникло чувство, что он не знает и половины из того, что произошло на самом деле. Он уверился в своей правоте, когда она не прокомментировала ситуацию. Внезапно ее взгляд цвета штормового неба застыл на его лице. – Значит, ты и есть причина дурацкого настроения, в котором весь вечер пребывает Куин? Блэй удивленно отпрянул, а затем покачал головой. – Это не имеет ко мне никакого отношения. У Куина часто бывает плохое настроение. – Такое часто случается с теми, кто выбирает неверный путь. Круглые колышки никогда не впишутся в квадратные отверстия. Блэй откашлялся, думая о том, что симпаты, даже те, кто не настроены агрессивно, не самая лучшая компания для человека с оголенными нервами и чувствами. Например в тот момент, когда мужчина, которого он хотел, был наедине с Избранной с лицом ангела и телом грешницы. Один Бог ведал, что сейчас Хекс могла обнаружить у него в голове. – Ну... Мне пора на тренировку. Будто эта ложь не выдавала его с потрохами. – Хорошо, может, тебе удастся поговорить с ним. – Попробую. – Блэй замялся, подумав о том, что Хекс сейчас выглядела практически так же, как он себя чувствовал. – Слушай, ты выглядишь ну совсем уставшей. Может, тебе лучше подняться в комнату для гостей и поспать? Она покачала головой. – Я не оставлю Джона. И я жду его здесь только потому, что сама довела его до такого состояния. Мой вид... не самое лучшее для его психического состояния. Но надеюсь, все изменится после того, как он сломает вторую беговую дорожку. – Вторую? – Я абсолютно уверена, что запах дыма и хлопок, который я слышала примерно пятнадцать минут назад, означали, что он втоптал одну из них в землю. – Черт. – Да уж. Взяв себя в руки, Блэй зашел в тренажерный зал. – Господь... Всемогущий. Джон. Он не смог услышать свой голос. Рев беговой дорожки и стук шагов Джона заглушили бы и рычание выхлопной трубы трактора. Парень возвышался над тренажером, футболка и массивное тело были мокрые от пота, капли которого слетали со сжатых кулаков, образуя две мокрые дорожки на полу. Его белые носки были красными от крови, как будто он стер кожу на подошвах ног до самого мяса, а черные нейлоновые шорты хлопали по бедрам словно мокрое полотенце. – Джон? – закричал Блэй, посмотрев на сгоревший тренажер рядом с ним. – Джон! Когда тот не обернулся на крик, Блэй подошел ближе и помахал рукой перед глазами парня. И тут же пожалел об этом. Когда Джон повернул голову, его взгляд пылал ненавистью настолько сильной, что Блэй отступил назад. Джон снова уставился прямо перед собой, и было очевидно, что ублюдок собирается продолжать в том же духе, пока не станет на метр короче от того, что сотрет ноги по самое нехочу. – Джон, как насчет того, чтобы остановиться?! – закричал Блэй. – Пока ты не свалился?! Ответа не последовало. Лишь оглушающий шум беговой дорожки и стук шагов о ковровое покрытие. – Джон! Ну давай же! Ты себя убьешь! Да что за хрень с ним творится. Блэй обошел беговую дорожку и выдернул шнур из розетки. От резкой остановки Джон дернулся и чуть не упал, но удержался, ухватившись руками за ручки тренажера. А может, просто рухнув на них. Тяжелое дыхание вырывалось изо рта, голова упала на руку. Блэй подтащил скамью и поставил ее так, чтобы он мог смотреть в лицо парня. – Джон... Какого черта здесь происходит? Джон отпустил ручки и рухнул на задницу. Несколько раз тяжело вздохнув, он провел рукой по мокрым волосам. – Поговори со мной, Джон. Это останется только между нами. Я клянусь жизнью своей матери. Прошло много времени, прежде чем Джон поднял голову, его глаза блестели. И не от попавшего в них пота или физической перегрузки. – Расскажи мне, наш разговор не уйдет за пределы этого зала, – прошептал Блэй. – Что случилось? Ну, скажи мне. Когда парень, в конце концов, начал жестикулировать, причем запутанно , Блэй все равно все отлично понял. «Он сделал ей больно, Блэй. Он... причинил ей боль.» – Ну, да, я знаю. Слышал, в каком состоянии она была, когда… Джон крепко зажмурился и покачал головой. В напряженной тишине, Блэй почувствовал, как зашевелились волосы у него на затылке. О... Господи. Это было еще не все. Не все. – Как сильно? – прорычал Блэй. «Хуже некуда», – сказал Джон одними губами. – Сукин сын. Блядский ублюдок. Подлая крыса. Мерзкая тварь. Блэй редко выражался, но бывают моменты, когда мат – это все, что ты можешь предложить посторонним ушам: Хекс не была его парой, тем не менее, он сам считал, что недопустимо причинять боль женщине. Никоим образом... тем более таким. Боже, выражение боли на ее лице было не только из-за переживаний за Джона. Это были воспоминания. Ужасные, отвратительные воспоминания... – Джон... мне так жаль. Мокрые капли падали с его подбородка на черное покрытие беговой дорожки, и Джон несколько раз вытер глаза, прежде чем поднять взгляд. На его лице боль смешивалась с такой яростью, от которой в страхе сжимались яйца. Что было абсолютно понятно. С его-то прошлым, то, что случилось с Хекс, резало без ножа. «Я должен убить его, показал Джон. Я не смогу жить, если не сделаю этого.» Блэй кивнул, причины для мести были очевидны. Связанный мужчина с ужасным прошлым. На смертный приговор Лэша только что поставили штамп «К ИСПОЛНЕНИЮ». Блэй сжал руку в кулак и протянул его Джону, выставив вперед костяшки пальцев. – Что бы ни случилось, что бы тебе ни понадобилось, я с тобой. И я никому не скажу ни слова. Джон помедлил, а затем их кулаки встретились. «Я знал, что могу на тебя рассчитывать», сказал он одними губами. – Всегда, – произнес Блэй как клятву. – Всегда. ---------------------------------- Марка спортивной одежды Марка тренажеров
Спустя час в доме Элиу Ретбуна снова стало тихо. Попытка Грега прорваться на третий этаж закончилась провалом, и он долго ждал, пока дворецкий наконец спустится вниз, прежде чем предпринять еще одну. Он и Холли провели это время не в постели, как это бывало раньше , по старой привычке, а за разговорами. И чем больше они разговаривали, тем больше он понимал, насколько же мало он ее знал. Он не знал, что она увлекалась таким обычным занятием как вязание. Или то, что она мечтала работать в реальных телевизионных новостях –что, на первый взгляд, не так уж и шокировало: очень много женщин, постоянно кивающих словно болванчики, соглашающихся со всеми, отличались амбициями более высокими, чем представлять дилетантов-карьеристов или комментировать, как правильно есть тараканов. И он знал, что когда-то Холли даже пробовала себя в роли ведущей новостей на одном из Питсбургских каналов, пока ее не уволили с этой начальной должности . И раньше он понятия не имел, какова была реальная причина ее увольнения с первого места своей работы. Женатый директор ожидал, что она будет выполнять другую, более интимную работу, и когда она отказала, он подстроил, чтобы она провалила эфир, а затем уволил ее. Грег видел запись того репортажа, где она спутала слова. Он хорошо знал свою работу, и хотя ее прослушивание прошло на ура, он, как впрочем и всегда, не поленился отыскать информацию о ее прошлом. Но, скорее всего, первое, на что он обратил внимание, это было ее красивое лицо и большая грудь, вот и все. Однако это было не самое худшее из его заблуждений. Он не знал, что у нее есть брат. Инвалид. Которого она содержала. И она показала ему фотографию, на которой они были вместе. И когда Грег спросил напрямую, как так вышло, что он ничего не знал о парне, Холли сказала ему честно, как и было: потому что он обозначил черту в их отношениях, и семья выходила за ее пределы. Естественно, его реакция была типично мужской – он сразу же начал защищать себя, но проблема крылась в том, что она была абсолютно права. Он обозначил границы чертовски ясно. А именно: никакой ревности, никаких объяснений, ничего постоянного и ничего личного. Не самое лучшее положение, в котором может оказаться женщина. И это осознание заставило его притянуть Холли к себе, прижать к груди, положить подбородок ей на макушку, лаская ее спину. И прежде чем погрузиться в сон, она что-то тихо-тихо пробормотала. Что-то вроде того, что эта ночь была лучшая из всех, что они когда-либо проводили вместе. И это несмотря на сильнейшие оргазмы, что он ей когда-то дарил. Ну, дарил, когда ему было это выгодно. Можно назвать сотню свиданий, которые он отменил в последнюю минуту и телефонные сообщения, остававшиеся без ответа, и игнор, как словесный, так и физический. Господи... каким же дерьмом он был. Когда Грег все-таки встал, чтобы уйти, он накрыл Холли одеялом, включил камеру и выскользнул из комнаты. Вокруг царила тишина. Крадясь по коридору, он вернулся к двери с табличкой «Выход» и нырнул на ту, черную лестницу. Вверх по ступенькам, пролет, еще ступеньки, и вот он у дверей. На этот раз он стучать не стал. Он достал тонкую отвертку, которую обычно использовал при работе с видеооборудованием и начал вскрывать замок. На самом деле, это оказалось легче, чем он думал. Один толчок, сдвиг и дверь распахнулась. Причем без скрипа, что удивительно. Поджидавшее его по другую сторону шокировало так, как ничто и никогда в жизни. Третий этаж представлял из себя огромное, пещерообразное пространство со старомодными, неотесанными половицами и выпуклым с обоих сторон потолком. На дальнем конце располагался стол с керосиновой лампой на нем, и свечение окрашивало в золотисто-желтый цвет гладкие стены ... и черные сапоги того, кто сидел в кресле рядом с источником света. Здоровенные сапоги. И вдруг, Грегу стало абсолютно ясно, кто этот сукин сын и что он сделал. – Я снял тебя на камеру, – сказал Грег темной фигуре. Ответом ему послужил мягкий смех, от которого надпочечники Грега ускоренно заработали: низкий и холодный – так смеялся убийца, прежде чем начинать орудовать ножом. – Правда? Этот акцент. Какой он? Не французский... не венгерский... Какая разница. По рассказам Холли, он был выше и сильнее, чем казалось на самом деле. – Я знаю, что ты сделал. В позапрошлую ночь. – Я бы предложил тебе присесть, но как видишь, здесь всего один стул. – Я не собираюсь торчать здесь чертову вечность. – Грег сделал шаг вперед. – Я знаю, что произошло с ней. Она не хотела тебя. – Она хотела секса. Гребаный ублюдок. – Она спала. – Серьезно? – Носок сапога качнулся вверх-вниз. – Внешнее представление, как и как внутренний мир, может быть крайне обманчиво. – Да кем ты себя возомнил, черт возьми? – Я владелец этого прекрасного дома. Вот кто я. Я тот, кто дал вам разрешение развлекаться здесь со своими камерами. – Ну, тогда можешь прямо сейчас поцеловать меня в задницу. Я это место рекламировать не стану. – О, а я думаю, что станешь. Не сможешь себя побороть. – Ты ни хрена обо мне не знаешь. – Я думаю, как раз наоборот. Ты не знаешь... ни хрена, как ты это называешь... о себе самом. Она произнесла твое имя, кстати. Когда кончала. Это привело Грега в ярость, до такой степени, что он сделал еще один шаг вперед. – Я бы на твоем месте был осторожнее, – сказал голос. – Если не хочешь пострадать. Ходят слухи, что я безумен. – Я звоню в полицию. – У тебя нет оснований. Секс был по обоюдному согласию и все такое. – Она спала! Ботинок сдвинулся и опустился на пол. – Следи за тоном, парень. Еще до того, как настало время взорваться от нанесенного оскорбления, мужчина в кресле подался вперед... и у Грега пропал голос. То, что явилось на свет, не имело ни какого смысла. Вообще никакого смысла. Это был портрет. Снизу в гостиной. Только живой и дышащий. Единственная разница заключалась в том, что волосы не были убраны назад, они падали на плечи и были в два раза гуще, чем у Грега, и черного цвета с темно-красными прядями. О, Боже... а глаза были цвета восхода солнца, сверкающего бледнорозового оттенка. Совершенно гипнотизирующие. И да, в какой-то мере, безумные. – Я предлагаю, – снова этот протяжный, странный акцент, – Чтобы прямо сейчас ты покинул чердак и вернулся к своей прекрасной даме. – Ты потомок Рэтбуна? Человек улыбнулся. Хм... что-то было явно не в порядке с его передними зубами. – У нас с ним есть кое-что общее, это правда. – Господи... – Самое время для тебя уйти и завершить свой небольшой проект. – Мужчина больше не улыбался, что стало в какой-то мере облегчением. – И небольшой совет вместо хорошего пинка под задницу, который мне так хочется тебе отвесить. Тебе бы стоило заботиться о своей даме лучше, чем ты делал это в последнее время. У нее к тебе искренние чувства, и это не ее вина, и ты их совершенно не заслуживаешь – иначе от тебя бы так не разило раскаяньем. Тебе повезло быть рядом с той, кого ты хочешь, и хватит вести себя как слепой идиот. Грега вообще сложно было шокировать. Но впервые в жизни, он не знал, что сказать. Откуда незнакомец все знал? И Господи, Грег ненавидел саму мысль о том, что Холли спала с кем-то еще... но она произнесла его имя? – А теперь помаши мне ручкой, – Рэтбун поднял свою и помахал ею как ребенок. – Я обещаю оставить твою женщину в покое только в том случае, если ты перестанешь ее игнорировать. А теперь уходи, пока-пока. Не контролируя свои движения, повинуясь странному рефлексу, Грег поднял руку и слабо помахал, прежде чем повернуться к незнакомцу спиной и направиться к двери. Господи, как же раскалывалась голова. Боже... проклятье... почему... где… Мысли стопорились, словно залипшая коробка передач. Вниз на второй этаж. В свою комнату. Сняв с себя одежду и нырнув в постель в одних боксерах, он пристроил свою больную голову на подушку рядом с Холли, притянул ее к себе и попытался вспомнить... Он должен был что-то сделать. Что-то, что… Третий этаж. Он должен был подняться на третий этаж. Он должен был выяснить, что там… Боль с новой силой пронзила мозг, похоронив не только импульс пойти куда-то, но и сам интерес к тому, что крылось там, на чердаке. Он закрыл глаза, и ему привиделось нечто странное – незнакомец-иностранец со знакомым лицом... но потом он чертовски быстро вырубился, и ничто уже не имело значение. ---------------------------------------- (должность, на которую назначаются новые работники, не обладающие большим опытом и квалификацией, т. е. первая должность при поступлении на работу)
Проникнуть в особняк по соседству не составило никакого труда. Проверив, нет ли в доме признаков активности, даже малейшего движения, Дариус объявил Торменту, что теперь они собираются проникнуть внутрь... и они сделали это. Дематериализовавшись из лесной полосы, что разделяла два имения, они вновь приняли форму рядом с кухонным крылом, после чего просто зашли в дом через толстую дверь с деревянным каркасом. На самом деле, самым главным препятствием при нарушении границ сего владения было их собственное чувство страха. С каждым шагом и каждым вздохом, Дариус был вынужден заставлять себя двигаться вперед, его инстинкты кричали, что он был не в том месте. И, тем не менее, он продолжал идти. Иного выхода у него не было, и даже если дочери Сампсона здесь нет, по причине отсутствия других вариантов, он должен был сделать хоть что-то, иначе просто сойдет с ума. – Похоже на дом с привидениями, – пробормотал Тормент, когда они оба осмотрели общую комнату для прислуги. Дариус кивнул. – Помни, большинство призраков живет исключительно в голове, а не витает под крышей с себе подобными. Пошли, нам надо найти подземные покои. Если люди схватили ее, то они держат ее под землей. Когда они молча прошли мимо массивного кухонного очага и висевшего на крюках вяленого мяса, стало окончательно ясно, что дом принадлежал человеку. Вокруг царила тишина, в отличие от вампирского дома, где в этот час шла бы активная подготовка к Последней Трапезе. Увы, то, что этот дом принадлежал другой расе, не отрицало тот факт, что женщина не здесь, а возможно, даже подтверждало его. И хотя вампиры точно знали о существовании людей, люди, в свою очередь, владели только мифами, что в изобилии рождались на периферии человеческой культуры. Именно поэтому существа с клыками так легко приживались рядом. Конечно, время от времени случались неизбежные, хоть и непреднамеренные контакты между теми, кто желал остаться в тени, и теми, кто слишком любопытствовал, и эти редкие столкновения и объясняли жуткие истории и фантастические выдумки людей о «бин-сидхах », «ведьмах», «призраках» и «кровопийцах». Человеческий разум, казалось, страдал от сокрушительной необходимости выдумывать, не владея конкретными доказательствами. Что было объяснимо, учитывая самовлюбленное восприятие своей расы и ее места в этом мире: все, что не вписывалось в приемлемые рамки, сразу относилось к разряду сверхъестественного, даже если это означало создание «паранормальных» элементов. Невероятная удача для этого богатого дома – захватить вещественное доказательство таких эфемерных суеверий. Особенно столь красивое, беззащитное доказательство. Ничто не говорило о том, чем были заняты хозяева в последнее время. Какими странностями обладали их соседи. Какие расовые различия были ненамеренно выставлены на показ благодаря братскому соседству этих двух поместий. Дариус выругался на выдохе, думая, о том, что именно по этой причине вампиры не должны жить в непосредственной близи с людьми. Раздельное существование было лучшим вариантом. Отдельное общинное проживание. Вместе с Торментом они проверили первый этаж, дематериализуясь из комнаты в комнату, словно тени отбрасываемые в лунном свете, беззвучно и бестелесно минуя резную мебель и гобелены. Кое-что вызывало у них беспокойство и служило причиной, по которой они не стали передвигаться по каменному полу пешком. Спящие собаки. Во многих домах они содержались в качестве охранников, и такое осложнение вампирам было абсолютно ни к чему. Оставалась надежда, что если у этой семьи и были собаки, то они давно спали, свернувшись клубком, у подножья хозяйской кровати. И что это касалось и личной охраны. Тем не менее, удача была на их стороне. Никаких собак. Никакой охраны. По крайней мере, они ничего подобного не увидели, не услышали и не почувствовали – и вот они добрались до прохода, что вел в погреб. Они достали свечи и подожгли фитили, пламя мерцало, пока они торопились по небрежно отделанным, неотесанным ступенькам, мимо неровных стен, которые, казалось, говорили о том, что сама семья никогда не спускалась сюда – только слуги. Еще одно доказательство, что здесь жили не вампиры. У тех в домах подземные помещения были самыми шикарными. На самом низком уровне, камень под ногами сменила утрамбованная земля, и воздух потяжелел от холодной сырости. По мере того, как они продвигались вглубь, они обнаружили кладовые, заполненные бочками с вином и медом, лари с соленым мясом и корзины с картофелем и луком. В дальнем конце, Дариус предполагал найти вторую лестницу, по которой они могли бы подняться обратно на поверхность. Вместо этого, они просто пришли к самому краю подземного зала. Никакой двери. Просто стена. Он осмотрелся в поисках следов на земле или трещин между камнями, что указали бы на скрытые панели или секции. Ничего. Чтобы окончательно в этом убедиться, они с Торментом пробежали руками по поверхности стены и пола. – На верхних этажах много окон, – пробормотал Тормент. – Если они держат ее наверху, то они могут просто задергивать плотно шторы. Или же там есть внутренние помещения без окон. Они оказались в тупике, чувство страха и того, что они находились не в том месте, росло и увеличивалось в груди у Дариуса, пока дыхание не стало прерывистым, и пот не выступил под мышками и на спине. Возникало ощущение, что Тормент испытывал ту же самую тревогу, судя по тому, как парень покачивался, перенося вес назад и вперед, назад и вперед. Дариус покачал головой. – Воистину, ее держат в другом месте. – Ты абсолютно прав, вампир. Дариус и Тормент развернулись, одновременно обнажая кинжалы. Глядя на создание, заставшее их врасплох, Дариус подумал... что это объясняло возникшее у них чувство страха. Фигура в белых одеждах, преградившая им выход, не принадлежала ни человеку, ни вампиру. Это был симпат. ----------------------------------- В мифологии ирландских кельтов Бин Сидхе - женщина-фея или дух, привязанный к определенному семейству. Бин Сидхе, известная в Англии под названием банши, по преданию, начинает издавать ужасные стенания, если кому-нибудь из членов семьи вскоре предстоит умереть
