Не могу поверить, что мы с тобой зашли так далеко.
Но твоя книга – это не прощание
Она – лишь новое начало
Но ты же знаешь, каково это...

Огромная благодарность всем читателям «Братства Черного Кинжала», а также поклонникам с форума!
Огромное спасибо за поддержку и наставления: Стивен Алекс-Род, Кара Уэлш, Крэр Зион и Лэсли Гельбман.
Так же спасибо всем из NAL – мои книги – это, бесспорно, результат коллективного творчества.
Спасибо вам, Lu и Opal, и все-все модераторы форума, за то, что сделали по доброте душевной.
Как всегда, спасибо моему исполнительному комитету:
Сью Графтон, доктору Джессике Андерсон и Бэтси Воган.
Огромное уважение несравненной Сюзанне Брокман и сказочной Кристин Фихан (и всей ее семье), а всем авторам, что присутствуют в моей жизни, за их поддержку и советы (Кристина, Линда и Лиза!).
Так же, спасибо Каре Цезаре, которая так близка моему сердцу.
DLB – Я твоя самая большая фанатка, пиши, не останавливайся. Твоя мамочка любит тебя :-*
NTM – спасибо тебе за то, что ты всегда со мной – и в радости и в горе.
Джек (и твой Гейб!) – спасибо за Plastic Fantastic и переосмысление романтики.
ЛиЭлла Скотт – я так люблю тебя и не только потому, что ты так хорошо заботишься о моей любимой племяшке.
Кэти и наша малышка Кайли и их мама – ваши телефоны у меня в быстром наборе.
Ли – за то,что проложила путь. Маргарет и Уокер – за то, что были источником большой радости.
Ничего бы не получилось без: моего любимого мужа, моего советчика, смотрителя и фантазера, моей замечательной мамы, которая подарила мне столько любви, что я не смогу отплатить ей, моей семьи (по крови и по выбору); и дорогих друзей.
О, и, конечно же, как всегда, со всей любовью к лучшей стороне Собаки Писателя.

ГЛОССАРИЙ ТЕРМИНОВ И ИМЕН СОБСТВЕННЫХ
ПРОЛОГ
ГЛАВА 1
ГЛАВА 2
ГЛАВА 3
ГЛАВА 4
ГЛАВА 5
ГЛАВА 6
ГЛАВА 7
ГЛАВА 8
ГЛАВА 9
ГЛАВА 10
ГЛАВА 11
ГЛАВА 12
ГЛАВА 13
ГЛАВА 14
ГЛАВА 15
ГЛАВА 16
ГЛАВА 17
ГЛАВА 18
ГЛАВА 19
ГЛАВА 20
ГЛАВА 21
ГЛАВА 22
ГЛАВА 23
ГЛАВА 24
ГЛАВА 25
ГЛАВА 26
ГЛАВА 27
ГЛАВА 28
ГЛАВА 29
ГЛАВА 30
ГЛАВА 31
ГЛАВА 32
ГЛАВА 33
ГЛАВА 34
ГЛАВА 35
ГЛАВА 36
ГЛАВА 37
ГЛАВА 38
ГЛАВА 39
ГЛАВА 40
ГЛАВА 41
ГЛАВА 42
ГЛАВА 43
ГЛАВА 44
ГЛАВА 45
ГЛАВА 46
ГЛАВА 47
ГЛАВА 48
ГЛАВА 49
ГЛАВА 50
ГЛАВА 51
ГЛАВА 52
ГЛАВА 53
ГЛАВА 54
ГЛАВА 55
ГЛАВА 56
ГЛАВА 57
ГЛАВА 58
ГЛАВА 59
ГЛАВА 60
ГЛАВА 61
ГЛАВА 62
ГЛАВА 63
ГЛАВА 64
ГЛАВА 65
ГЛАВА 66
ГЛАВА 67
ГЛАВА 68
ГЛАВА 69
ГЛАВА 70
ГЛАВА 71
ГЛАВА 72
ГЛАВА 73
ГЛАВА 74

Спальни, расположенные в задней части особняка, славились не только видом на сад, но и выходом на двухэтажную террасу.
То есть, если ты вдруг по какой-то причине не находил себе места, то мог спокойно выйти и глотнуть немного свежего воздуха, прежде чем вернуться к остальным жильцам.
Как только поднялись жалюзи, Куин распахнул французские двери своего балкона и вошел в прохладную ночь. Он наклонился, уперев ладони в перила, плечи легко приняли на себя вес его грудной клетки. Он был одет для сражения – черная кожа и военные ботинки, но оставил свое оружие внутри.
Разглядывая огороженные клумбы и тонкостволые фруктовые деревья внизу, что еще не успели зацвести, он чувствовал под руками прохладную гладкость камня, как легкий ветер шевелит его волосы, все еще влажные после душа, а мышцы спины немного тянет. Из труб на крыше кухни шел приятный запах жареного ягненка, по всему дому горел свет, и его теплое золотистое сияние лилось из окон на газон и внутренний дворик первого этажа.
Чертовски иронично – чувствовать в душе такую пустоту лишь потому, что Блэй, наконец, заполнил дыру – в своей.
Ностальгия накрыла его, словно розовые очки, и через них он видел все те ночи, что они провели у Блэя дома: вот они оба сидят на полу у подножия кровати, играют в PS2 , пьют пиво и смотрят какое-то видео. Иногда ведут серьезные разговоры – обсуждают тренировки и занятия в учебном центре, какие игры выпустят к человеческому Рождеству, и кто круче, Анджелина Джоли или какая-то там актриса.
Анжелина всегда выигрывала. А Лэш всегда был придурком. А Мортал Комбат рулит и по сей день.
Господи, тогда еще даже не было Guitar Hero World Tour .
Дело в том, что у них с Блэем всегда было много общих интересов, а в мире Куина, где все ненавидели его, это было сравни теплу тропического солнца на гребаном Северном полюсе.
А сейчас... трудно было представить, что когда-то они были так близки. Их с Блэем пути разошлись... Несмотря на то, что когда-то у них было столько общего, сейчас их уже ничто не объединяло, разве что общий враг, да и то, Куин большую часть времени проводил охраняя Джона, так что вряд ли их с Блэем можно было назвать партнерами.
Черт, его взрослая часть понимала, что именно так все и должно быть. Но ребенок в нем оплакивал потерю больше чем…
Послышался щелчок и звук открывшейся дверцы.
Из темной комнаты, и явно не его собственной, на террасу вышел Блэй. Он был босиком, в черном шелковом халате, волосы влажные после душа.
На шее виднелись следы укусов.
Когда Куин отпрянул от перил, Блэй остановился.
– О... привет, – сказал он и быстро оглянулся назад, будто убеждаясь, что дверь за ним плотно закрыта.
Там был Сэкстон, подумал Куин. Спал на смятых их телами простынях.
– Я как раз собирался уходить, – сказал Куин, указав через плечо большим пальцем. – Слишком холодно, чтобы торчать здесь подолгу.
Блэй скрестил руки на груди и посмотрел на открывающийся перед ними вид. – Да. Прохладно.
Спустя момент, парень шагнул к перилам, и запах его мыла проник в ноздри Куина.
Оба стояли молча и неподвижно.
Перед тем как уйти, Куин откашлялся и бросился с моста: – Все прошло хорошо? Он… не обидел тебя?
Господи, каким же хриплым был его голос.
Блэй глубоко вздохнул. Затем кивнул. – Да. Это было хорошо. Это было... правильно.
Куин отвел взгляд от своего друга – и случайно словно измерил глазами расстояние от перил до каменного пола внизу. Хм... может, прыжок вниз головой поможет ему выкинуть образ этой парочки из головы.
Правда, мозги сразу превратятся в омлет, но это как раз к лучшему.
Сэкстон и Блэй... Блэй и Сэкстон.
Дерьмо, он как-то очень долго молчит. – Я рад. Я желаю вам... счастья.
Блэй не стал комментировать его пожелание, и вместо этого тихо сказал: – Он благодарен тебе, кстати. За то, что ты сделал. Правда, считает, что ты слегка переборщил, но... Сказал, что в глубине души ты всегда был рыцарем.
О да. Еще каким. Дон Кихот его второе имя, практически.
Интересно, что сказал бы кузен, если б узнал, что Куин еле сдерживает желание вытащить его из дома за его великолепные светлые волосы. И протащить по мелкому гравию у фонтана. А потом переехать Хаммером пару раз.
Хотя нет, гравий здесь не подходит. Лучше въехать на Хаммере прямо в фойе, и сделать это там. Надо, чтобы под телом поверхность была как можно тверже – тогда эффект отбивной будет сильнее.
Ради всего святого, он же твой двоюродный брат, тихо пропищал внутренний голос.
И что... ? – задала вопрос его темная половина.
Прежде чем полностью слететь с катушек от раздвоения личности, он отошел от перил – заодно подальше от суицидных мыслей. – Ну, я лучше пойду. Мы выдвигаемся вместе с Джоном и Хекс.
– Я присоединюсь к вам через десять минут. Переоденусь только.
Куин смотрел на красивое лицо своего лучшего друга, ему казалось, будто он впервые видит эти рыжие волосы, голубые глаза, губы и линию подбородка. Именно поэтому, из-за их затянувшейся истории, он искал сейчас, что сказать такого, что смогло бы вернуть их в прошлое.
Но на ум приходили лишь... Я скучаю по тебе. Я так чертовски сильно скучаю по тебе, что ощущаю от этого практически физическую боль, но ты так далеко от меня даже сейчас, когда ты стоишь так близко.
– Хорошо, – сказал Куин. – Увидимся на Первой Трапезе.
– Хорошо.
Куин все-таки собрался с силами и направился к двери в свою комнату. Он обхватил холодную латунь дверной ручки, и услышал собственный голос, громкий и ясный: – Блэй.
– Да?
– Удачи тебе во всем.
Теперь голос Блэя был хриплый, на грани надлома. – Да. И тебе тоже.
Потому что, конечно же, «удачи» Куин всегда желал тем, кого отпускал навсегда.
Он вернулся в комнату и закрыл за собой дверь. Двигаясь на автопилоте, он надел кобуру для кинжалов и пистолетов, схватил кожаную куртку.
Забавно, что он с трудом помнил, как расстался с девственностью. Он конечно, помнил женщину, но сам опыт не оставил никаких незабываемых впечатлений. Как и оргазмы, которые он доставлял и получал сам с тех самых пор. Секс был лишь развлечением, влажной страстью со стонами, достижением поставленных целей.
Он трахался и сразу же забывал об этом.
Спускаясь в фойе, Куин вдруг понял, что он будет помнить первый раз Блэя до конца своих дней. Да, они уже давно начали отдаляться друг от друга, но теперь... та тонкая нить, что все еще соединяла их, эта хрупкая связь, была разорвана окончательно.
Ужасно, когда свобода мниться заточением, а не раскинувшимся перед ногами горизонтом.
Он ступил подошвами ботинок на мозаичный пол у подножия лестницы, а в голове крутился старый медляк Джона Мелленкампа , и хотя ему всегда нравилась эта песня, раньше он никогда по-настоящему не задумывался, о чем она.
Жаль, что теперь дело обстояло по-другому.
Жизнь продолжается... еще долгое время после того как угаснет ее трепет...



В ванной комнате Джона, Хекс стояла под горячей водой, прижав руки к груди, расставив ноги по обе стороны дренажного отверстия, струи били ее по затылку, затем падали на плечи и стекали по спине.
Татуировка Джона...
Проклятье ...
Он сделал ее в память о ней, нанес ее имя себе на кожу, чтобы она была с ним всегда. В конце концов, нет ничего более постоянного, вот почему мужчины во время брачной церемонии вырезают имена своих избранниц на спине: кольца можно потерять, документы изрезать, сжечь, спрятать и забыть. А вот кожа всегда и везде с тобой, куда бы ты ни направился.
Боже, ей всегда было глубоко наплевать на женщин в платьях с длинными, красиво уложенными волосами, макияжем на лицах и вообще на все, что касалось слабого пола. Если уж на то пошло, все атрибуты женственности она считала проявлением слабости. Но сейчас, в тишине, наедине с собой, она вдруг поняла, что завидует владелицам шелков и духов. Какую гордость, они, должно быть, испытывают, от того, что их мужчины каждую ночь выполняют по отношению к ним свой долг.
Джон будет прекрасным супругом…
Господь всемогущий... когда он соберется жениться, что, черт возьми, он будет делать с этой татуировкой? Вырежет имя супруги поверх нее?
Серьезно, Хекс совершенно не радовал тот факт, что ее имя будет красоваться на его плечах всю оставшуюся жизнь. Правда. Нет, на самом деле. Потому что так поступают только эгоистичные сучки.
Хотя, подождите, она ведь такой и была.
Заставив себя выйти из душа, она высушила тело полотенцем и сменила мягкий теплый влажный воздух ванной на прохладу спальни.
И застыла на месте, как только вышла за дверь. Одеяло на кровати небрежно расправлено, то, что недавно было в беспорядке, теперь более или менее было на своих местах.
Ее скобы лежали на краю матраса. И в отличие от простыней, обе пары были аккуратно разложены рядом друг с другом, звено к звену.
Она подошла и пробежала пальцами по шипованому металлу. Джон сохранил их для нее – инстинкт подсказал, что он продолжил бы хранить их, даже если она бы никогда не вернулась.
Ужасное наследство, которое не задвинешь в прошлое.
Если бы она оставалась на ночь в доме, то одела бы их. Вместо этого она просто натянула свои кожаные штаны, майку, собрала свое оружие и взяла в руки куртку.
Изображая под душем газонную скульптуру, она пропустили Первую Трапезу, так что сейчас сразу направилась в кабинет Рофа. Все Братство, а также Джон и его парни толпились в бледно-голубом французском кабинете, и практически все, в том числе Джордж, собака-поводырь, нервно ходили кругами.
Отсутствовал только Роф. Что немного тормозило процесс, вообще-то.
Ее глаза нашли Джона, но коротко кивнув в ее направлении, он продолжил смотреть прямо перед собой лишь на тех, кто попадал в его поле зрения. Рядом с ним стоял Тормент, высокий и сильный, и, прочитав их эмоциональные сетки, она поняла, что они наконец наладили былую связь, что значило чертовски много для обоих.
И это искренне ее порадовало. Она ненавидела саму мысль о том, что Джон останется совсем один после того, как она уйдет, а Тор был ему вместо отца, которого у него никогда не было.
Грязно выругавшись, Вишес достал самокрутку. – Черт подери, нам надо идти, даже если он не появится. Мы теряем время.
Фьюри пожал плечами. – Но ведь он дал прямое указание на это совещания.
Хекс была склонна принять сторону Ви, и, учитывая то, как Джон качался с пятки на носок, она такая не одна.
– Послушайте, вы, парни, можете торчать здесь, – резко выдала она. – Но я ухожу.
Когда Джон и Тор посмотрели в ее сторону, у нее в голове забилось странное ощущение, словно они были не просто парой воинов, объединившихся для поисков Лэша – но и у нее тоже была с ними какая-то связь.
Опять же, у них у всех свои счеты. Общество Лессенинг или Лэш в частности – все трое носили в себе обиду, что рождала желание убивать.
Словно голос разума, Тормент прервал напряженное молчание. – Окей, хорошо, тогда я беру командование на себя. Очевидно, «сеанс» на Другой Стороне слегка затянулся, и Роф вряд ли хотел бы, чтобы мы из-за него пропустили эту ночь.
Тор разделил всех на группы – Джон, Хекс, Зи, он сам и парни отправлялись по адресу, на который была зарегистрирована тачка, а остальные Братья рассредоточились между фермерским домом и экстрим-парком. Не теряя ни секунды, они спустились вниз в фойе и покинули особняк. Один за другим, растворились в холодном воздухе...
Когда Хекс снова приняла форму, то оказалась перед многоэтажным жилым зданием в районе, где располагалось производство паковочного мяса – хотя слово «здание» было слишком громким для этого строения. Шестиэтажная кирпичная конструкция с разбитыми окнами и провисшей крышей нуждалась в строительном эквиваленте мануального терапевта, или же в гипсовой повязке, как минимум. И Хекс была уверена, что черные оспины на его фасаде были результатом пулеметного огня или выстрелов из пистолета, с владельцем которого приключилась белая горячка.
Возникал логичный вопрос: как люди из службы регистрации транспортных средств приняли этот адрес, когда оформляли автомобиль? Но, может, никто не стал проверять, числилось ли оно в списке нежилых помещений.
– Очаровательно, – выдал Куин. – Прекрасное место для разведения крыс и тараканов.
«Давайте обойдем и посмотрим, что на заднем дворе», предложил Джон.
С обеих сторон этой никчемной дыры пролегали два переулка, и они выбрали наобум тот, что слева. Продвигаясь вперед, они миновали обычные, ничем не примечательные, городские трущобы – ничего примечательного, лишь пустые банки из-под пива, фантики и газетные обрывки. Радовало отсутствие окон торцевой стороны уродливого здания, но, с другой стороны, вид здесь был никакой – такие же скотобойни и помещения для упаковки, – ну а стабильность несущего кирпича боковых стен была причиной, по которой крыша все еще не стала полом.
Хекс на носочках следовала за парнями, их группа двигалась в едином ритме, что нес их вперед быстро и тихо. Позади конструкции не оказалось ничего, лишь еще больше красного, с грязными прожилками, кирпича. Единственное отличие – железобетонные двери выходили не на дорогу, а на небольшую автостоянку.
Лессеров здесь не было. Людей тоже. Ничего, кроме бездомных кошек, грязного асфальта и далекого воя сирен.
Ее накрыло чувство бессилия. Черт побери, она с таким же успехом могла отправиться в любой другой конец города, в тот дурацкий экстрим-парк, да хоть к черту на кулички. Здесь она не встретит врага. И у них на руках так мало зацепок, чтобы двигаться дальше.
– Черт побери, – пробормотал Куин. – Где же эта гребаная вечеринка?
Угу, не одна она так отчаянно рвалась в бой.
Вдруг, из ниоткуда, Хекс почувствовала внутри странное покалывание, резонирующее эхо, значение которого она сначала не поняла. Взглянула на остальных. Блэй и Куин старательно не смотрели друг на друга. Тор и Джон ходили кругами. Зейдист достал телефон, чтобы сообщить Братьям, что они прибыли на место.
Это покалывание...
И вдруг она поняла. Она чувствовала в ком-то свою кровь.
Лэш.
Он был где-то рядом.
Ничего не видя перед собой, она развернулась на пятках и направилась прочь... шаг быстро перешел в бег. Она слышала, как ей вслед что-то кричат, но не собиралась останавливаться для того чтобы что-то кому-то объяснять.
Или для того, чтобы кто-то успел ее удержать.
--------------------------------------------------
Sony PlayStation 2, PS2 — вторая игровая приставка, выпущенная компанией Sony, наследница PlayStation и предшественница PlayStation 3. О начале разработки было объявлено в марте1999 г., продажа консоли в Японии началась 4 марта 2000 г., в Северной Америке — 26 октября 2000 г. и в Европе — 24 ноября 2000 года. Игровая приставка шестого поколения, ставшая наиболее быстро продаваемой и, возможно, самой популярной игровой консолью в истории. На третий квартал 2011 года в мире продано почти 155 миллионов экземпляров PS2.
Mortal Kombat (рус. Смертельная битва; сокр. — MK) — культовая серия файтингов, созданная компанией Midway. Mortal Kombat начинался как серия игр для аркадных игровых автоматов. Acclaim Entertainment занималась портированием игры на домашние консоли. Сейчас Midway, купленная Warner Brothers, создаёт новые игры серии исключительно для домашних консолей. Mortal Kombat особенно известен тем, что при создании первых игр серии использовались спрайты, сделанные из видеосъёмок живых актёров, в то время как в других файтингах использовали рисованные спрайты. ТакжеMortal Kombat отличается от других игр своего жанра уровнем жестокости и крови. Наиболее ярким примером жестокости в MK является система кровавых добиваний — fatality — требующих нажатия специальной последовательности кнопок.
Видеоигра в жанре музыкальной аркады, разработанная студией Neversoft и изданная RedOctane и Activision. Это четвёртая игра из основной серии Guitar Hero и шестая игра во всей серии
Джон Мелленкамп (John Mellencamp, род. 7 октября 1951 г.) — американский рок-музыкант, который начинал свою карьеру под навязанным продюсерами именем Джонни Кугар (Johnny Cougar).

На Другой Стороне, Пэйн лежала на жестком мраморном полу, в неестественной позе, ее переполняла боль, но она чувствовала ее только выше талии. Она ничего не ощущала в ногах, лишь странное, какое-то отстраненное покалывание, которое было похоже на вспышки искр на влажных дровах. Над ее немощным телом склонился Слепой Король его лицо было напряжено, рядом с ним, в черных одеждах и окруженная ореолом тусклого света, стояла Дева-Летописеца.
Неудивительно, мать наверняка пришла, чтобы волшебным способом ее «починить». Как ту дверь, что вынесли из петель, а она вернула обратно, ее дражайшая маман хотела все исправить, привести все в порядок, сделать идеальным.
– Я... отказываюсь, – снова повторила Пэйн сквозь стиснутые зубы. – Я не согласна.
Роф посмотрел через плечо на Деву-Летописецу, потом вниз. – Э... послушай, Пэйн, это не логично. Ты не чувствуешь ног... спина, наверняка, сломана. Почему бы не позволить Ей тебе помочь?
– Я не какой-то неодушевленный... предмет, которым Она может манипулировать по своему усмотрению… в угоду своим прихотям и фантазиям…
– Пэйн, будь разумной…
– Я такая и есть…
– Ты умрешь…
– Тогда пусть моя мать смотрит, как меня покидает жизнь! – прошипела Пэйн – и тут же застонала. После вспышки гнева сознание почти покинуло ее, зрение стало размытым, а когда восстановилось, шокированное выражение лица Рофа подсказало ей, что она снова пришла в себя.
– Подожди, Она что... – Король упер руку в мраморный пол, чтобы стабилизировать свое полусогнутое положение. – Твоя... мать?
Пэйн не заботило, что теперь он все знал. Она никогда не испытывала гордость за свой статус дочери основательницы расы. Наоборот – она искала любую возможность, чтобы дистанцировать себя от нее, но теперь это не имело значения. Если она откажется от «божественного» вмешательства, то отправиться в Забвение прямо отсюда. Боль, что она чувствовала сейчас, сообщила ей об этом.
Роф повернулся к Деве-Летописеце. – Это правда?
Утвердительного ответа не последовало, впрочем, и отказа тоже. И не последовало наказания за то, что он осмелился оскорбить Деву заданным вопросом.
Роф снова посмотрел на Пэйн. – Господь... Всемогущий.
Пэйн судорожно вдохнула. – Оставьте нас, дорогой Король. Возвращайтесь в свой мир и правьте своим народом. Вам не нужна помощь Этого мира и Ее самой. Вы прекрасный мужчина и блестящий воин...
– Я не дам тебе умереть, – рявкнул он.
– У Вас нет выбора.
– Да хрен бы не так. – Роф вскочил на ноги и посмотрел вниз. – Позволь ей исцелить тебя! Не сходи с ума! Ты не можешь умереть вот так…
– Безусловно, я... могу. – Пэйн закрыла глаза, ощутив,, как волна слабости накрыла ее .
– Сделайте что-нибудь! – Очевидно, Король кричал на Деву-Летописецу.
Жаль, что она чувствовала себя так плохо, думала Пэйн. Иначе она обязательно бы насладилась этой финальной декларацией своей независимости. Воистину, она пришла к ней вместе со смертью, но Пэйн все-таки это сделала. Восстала против матери. Получила свою свободу путем отказа от ее помощи.
Голос Девы-Летописецы был едва ли громче дыхания. – Она отвергает мою помощь. Она блокирует меня.
Она так и делала. Гнев, что она направила на мать, был невероятной силы, не трудно было поверить, что он действовал как барьер против любой магии Девы-Летописецы, с помощью которой та стремилась исправить произошедшую «трагедию».Чтобы больше напоминало благословение.
– Ты всесильна! – Голос короля был грубым… и сквозившее в нем безумное отчаяние сбивало с толку. Но, с другой стороны, он был достойным мужчиной, который, несомненно, видел свою вину в произошедшем. – Просто исцели ее!
Последовало молчание, а затем тихий ответ: – Я не могу прикоснуться к ее телу ... как и дотянуться до ее сердца.
Воистину, если Дева-Летописеца, наконец, начала осознавать, что значит бессилие... Пэйн может умереть спокойно.
– Пэйн! Пэйн, очнись!
Она приподняла веки. Лицо Рофа находилось в нескольких сантиметрах от ее.
– Если я смогу помочь, ты позволишь мне это сделать?
Она никак не могла понять, почему была для него так важна. – Оставь меня…
– Если я смогу, ты позволишь мне сделать это?
– Ты не сможешь.
– Ответь на мой чертов вопрос.
Он был таким хорошим, и тот факт, что ее смерть окажется на его совести, очень ее печалил. – Мне очень жаль... что так произошло, Роф. Мне очень жаль. И твоей вины в этом нет.
Роф обрушился на Деву-Летописецу. – Позвольте мне спасти ее. Позвольте мне ее спасти!
Словно по требованию, капюшон Девы-Летописецы опустился, и миру явилась ее светящаяся сущность, сейчас больше похожая на мрачную тень.
Лицо, представшее перед ними, и голос принадлежали красивой женщине, которая испытывала тяжелейшие муки. – Я не хотела ей такой судьбы.
– Вся эта чушь не поможет Пэйн. . Позвольте мне спасти ее.
Дева-Летописеца подняла глаза к молочному небу, и слезы, падая с ее век, приземлялись на мраморный словно бриллианты – подпрыгивая и сверкая.
Эта красота будет последним, что я увижу, подумала Пэйн, прежде чем ее веки настолько потяжелели, что она больше не могла держать их открытыми.
– Черт побери, – взревел Роф. – Позволь мне…
Ответ Девы-Летописецы прозвучал издалека. – Я не могу больше с этим бороться. Делай, что хочешь, Роф, сын Рофа. Пусть лучше она будет вдали от меня и живая, чем мертвая, но рядом со мной.
Все стихло.
Хлопнула дверь.
Затем послушался голос Рофа: – Ты нужна мне на Другой стороне. Пэйн, очнись, ты мне нужна на Другой Стороне...
Странно. Его голос словно звучал у нее в голове... но, скорее всего, он просто склонился над ней и говорил очень громко.
– Пэйн, очнись. Мне нужно переправить тебя на Ту Сторону.
Словно в тумане, она покачала головой, и это движение не принесло ничего хорошего. Лучше держать ее неподвижно. Абсолютно неподвижно. – Я не... не могу попасть туда…
Внезапно, ее словно закружило, завертело, ее собственный разум превратился в водоворот, вокруг которого кружило ее тело. Ощущение того, что ее затягивает куда-то вниз сопровождалось давлением в венах, словно ее крови не хватало в них места, и она пыталась выбраться наружу, но не могла.
Открыв глаза, она увидела высоко над собой белый свет.
То есть, она не сдвинулась с места. Лежала все там же, под молочными небом Другой Стороны.
Пэйн нахмурилась. Нет, это было не странное небо над святилищем. Это был... потолок?
Да... так и было – и в самом деле, боковым зрением она видела стены... четыре голубых стены. Горели огни, хоть и не такие, что она помнила – не факелы и не свечи, а те, что освещали без пламени.
Камин. А также... огромный стол и трон.
Она не могла сама перенести сюда свое тело, у нее не было на это сил. И Роф не мог этого сделать. Существовало только одно объяснение. Ее перенесла сюда ее мать.
Обратной дороги нет, ее желание исполнено. Пэйн была свободна, навсегда.
Ею овладело странное чувство умиротворения, присущее умирающим... или же тем, к кому пришло осознание, что борьба закончена. Действительно, жить или умереть, вот что было для нее определяющим фактором уже много лет, сброшенный вес этого груза рождал в ней чувство полета, несмотря на то, что плоть была неподвижна.
Лицо Рофа показалось в поле ее зрения, его длинные черные волосы свободно рассыпались по плечам и падали вперед. И тот же момент, светлого окраса собака нырнула под его тяжелую руку, на ее морде застыло выражение радушного любопытства, словно Пэйн была неожиданной, но очень приятной гостьей.
– Я приведу Дока Джейн, – сказал Роф, поглаживая собачий бок.
– Кого?
– Мой личный врач. Оставайся на месте.
– Как будто... я могу куда-то уйти.
Послышалось бренчание поводка, а затем Король ушел, держа в руках ремешок, что связывал его с прекрасной собакой, когти которой мерно застучали по полу, когда они сошли с ковра на деревянную поверхность.
Он действительно был слеп. И здесь, на этой стороне, чтобы видеть, ему нужны были чьи-то глаза.
Дверь закрылась, и она не могла думать ни о чем, кроме боли. Пэйн словно куда-то плыла, и на поверхности сознания ее держала агония, но все же, несмотря на невероятный ужас ситуации, она словно воспарила на небеса умиротворения.
Без какой-то на то причины, она отметила про себя, что воздух здесь пах просто прекрасно. Лимон. Пчелиный воск.
Замечательно.
Так сложилось, что в последний раз она была на этой стороне очень давно, и, судя по тому, насколько странно теперь выглядят окружающие вещи, тогда это был совершенно другой мир. Но она помнила, как сильно он ей нравился. Все было таким непредсказуемым и, по сему, таким увлекательным...
Через какое-то время дверь открылась, она снова услышала бренчание поводка и почувствовала мощный запах Рофа. И с ним был кто-то еще... кто-то, кого Пэйн не могла почувствовать так, как чувствовала других. Но он определенно пришел не один.
Пэйн заставила себя открыть глаза... и застыла.
Перед ней стоял не Роф, а женщина... или, по крайней мере, она казалась женщиной. Лицо имело женские черты – только вот они, как и ее волосы, были прозрачными, как у призрака. А когда их взгляды встретились, выражение лица этой женщины сменилось с взволнованного на шокированное. Ей даже пришлось опереться на руку стоящего рядом Рофа.
– О... Боже мой. – Ее голос был хриплым.
– Это так очевидно, Док? – спросил он.
Женщина пыталась что-то ответить, и это была не та реакция, которую Пэйн предполагала от врача. Пэйн была уверена, что понимает, насколько сильны повреждения. Тем не менее, оказалось, что она все равно не до конца осознавала всю серьезность своего состояния.
– Воистину, я…
– Вишес.
Он звука этого имени сердце Пэйн замерло.
Ибо она не слышала его уже более двух столетий.
– Зачем Вы говорите мне о мертвых? – прошептала она.
Призрачное лицо врача приняло материальную форму, в глазах цвета зеленого леса мелькнуло глубокое замешательство – она словно боролась с какими-то эмоциями. – Мертвых?
– Мой брат-близнец... он в давние века отошел в Забвение.
Врач покачала головой, брови низко сошлись над ее умным взглядом. – Вишес жив. Он мой муж. Он жив и здоров.
– Нет... этого не может быть. – Пэйн хотелось протянуть руку и схватить врача за плечо. – Ты лжешь – он мертв. Он давным-давно…
– Нет. Он очень даже жив.
Пэйн словно не понимала слов. Ей сказали когда-то, что Вишеса больше нет, что он ушел в райские кущи Забвения.
Ее мать. Ну конечно.
Неужели женщина обманула ее насчет брата? Но как можно быть такой жестокой?
Внезапно Пэйн обнажила клыки, глубоко в ее горле родилось низкое рычание, гнев заглушил агонию. – Я убью Ее за это. Клянусь, я сделаю с Ней то же самое, что сделала когда-то со своим отцом.

Джон последовал за Хекс в тот самый момент, когда она, покинув группу, начала бежать. Ему не понравилось ни ее решение отделиться, ни направление, в котором она двигалась – в переулок, который неизвестно чем заканчивался – выходом или же тупиком.
Он догнал ее и, чтобы привлечь внимание, схватил за руку. Это ни к чему не привело. Она не остановилась.
«Ты куда?» пытался он показать, но это довольно сложно сделать, когда бежишь, сломя голову, особенно с учетом того, что тебя упорно не замечают...
Он, конечно, мог бы засвистеть, но и этот жест легко игнорировать, поэтому он попытался снова схватить ее за руку, но Хекс отмахнулась, сосредоточившись исключительно на пункте назначения, который он не мог ни видеть, ни чувствовать. Наконец, он просто преградил ей путь, а затем заставил посмотреть на свои руки.
«Куда, черт подери, ты собралась?»
– Я чувствую... Лэша. Он рядом.
Джон потянулся к кинжалу и спросил одними губами, «Где?»
Она обошла его и возобновила движение, и когда он последовал за ней, к нему присоединился Тор. Когда это попытались сделать все остальные, Джон покачал головой и жестом попросил их оставаться на месте. Конечно, дополнительная поддержка была неплохой идеей, но слишком много оружия в данной ситуации не особенно помогало: он собирался схватить Лэша, и последнее, что в чем он нуждался, – это посторонние пальцы, указывающие на принадлежащую ему цель.
Тор все понимал. И догадывался, почему Джон так хотел отомстить за свою женщину. А Куин обязан быть рядом. И все, больше на эту вечеринку никто не приглашался.
Джон бежал рядом с Хекс, которая, как оказалось, не ошиблась в выборе переулка. Вместо тупика, кривая улочка уходила вправо и пролегала между двумя пустыми складами, дальше шла вниз, к реке. Он понял, что они недалеко от воды, когда запах дохлой рыбы и водорослей ударил ему в нос, а воздух, казалось, стал холоднее.
На стоянке, напротив пожарного гидранта они обнаружили черный Мерседес AMG. От седана воняло лессерами, и когда Хекс огляделась, словно пытаясь решить, куда же двигаться дальше, терпение Джона иссякло.
Он сжал кулак и ударил им по лобовому стеклу.
Завыла сигнализация, и он заглянул внутрь. На рулевом колесе виднелся какой-то маслянистый налет, а кремовая кожа салона была покрыта пятнами – и он был чертовски уверен, что чернильные были кровью лессеров ... а ржавые – человеческой. Иисусе, заднее сиденье выглядело так, будто его подрал бешеный кот, царапины глубокие, до самой набивки.
Джон нахмурился, вспомнив старые дни в тренировочном центре. Лэш всегда был таким щепетильным по поводу своих вещей, начиная с одежды, которую носил, заканчивая тем, что хранилось в его шкафчике.
Может, это не его машина?
– Его, – сказала Хекс, положив ладони на капот. – Я повсюду чувствую его запах. Двигатель еще теплый. Но я не могу сказать точно, где он.
Джон рычал, подумав о том, насколько же парень был близок с его женщиной, если она могла узнать его по запаху. Чертов ублюдок, проклятый сукин сын…
Гнев начал потихоньку отступать, Тор схватил его за шею и встряхнул. – Дыши глубоко.
– Он должен быть где-то здесь... – Хекс посмотрела на здание перед ними, а затем в начало и конец переулка.
Джон почувствовал жгучую боль в ладони и поднял руку. Он так крепко обхватил рукоятку кинжала, что ручка трещала, протестуя против такого обращения.
Он посмотрел на Тора.
– Ты доберешься до него, – прошептал Брат. – Даже не переживай по этому поводу.

***

Лэш ожидал, что люди Бенлуи, когда столкнулся лицом к лицу с двумя дуболомами что-нибудь вытворят. Их разделяло примерно десять ярдов холодного воздуха, и каждый из них был наготове.
Лэш смотрел на парней с надеждой, что они выкинут что-нибудь в духе Джона Уэйна . Два головореза стали бы отличным дополнением к его растущей армии – они знали все о торговле и, очевидно, умудрились завоевать доверие Бенлуи: металлические кейсы в их руках явно были тяжелыми, а сами люди хладнокровными профессионалами.
И конечно же вооружены до зубов.
Прямо как Лэш. Черт побери, это был настоящий Свинцовый Пир с оружием и прочей аммуницией, и он явно чувствовал себя уверенней с тех пор, как в нем оставалось все меньше и меньше плоти, которую можно прострелить. Быть тенью намного лучше, чем осязаемым.
– Ваша картина, – сказал парень слева и взвесил в руке кейс. – Сэр.
Ах, да, тот самый, что наблюдал за потасовкой с Бенлуи. Что объясняло его вежливость.
– Посмотрим, что у вас там, – пробормотал Лэш, направляя на них дуло своего сорокамиллиметрового. – И давайте убедимся, чтобы ваши ручки были неподвижными и на виду.
Быстрый осмотр товара прошел удачно и очень эффективно, парни хорошо работали в паре – все открыли и показали.
Лэш кивнул. – Оставьте товар и идите.
Люди послушно положили кейс на пол, и, попятившись, быстро скрылись в противоположном направлении, держа руки по швам.
Как только они свернули за угол, и эхо их шагов стало затихать вдали, Лэш подошел к кейсам и открыл их своими темными призрачными руками. Как по команде, замки щелкнули, и двойная доза кокса славировала в его захват…
Пронзительный звук сигнализации заставил его повернуть голову, безумные гудки раздавались из ближайшего переулка, где он оставил свой AMG.
Гребаные людишки…
Лэш нахмурился, его инстинкты выбрались наружу, ощущая близость того, что у него когда-то забрали.
Она была здесь.
Хекс... его Хекс была здесь.
То, что осталось от его вампирской сущности взревело, переполняемое чувством собственности. Лэш почувствовал, как завибрировало тело, ноги перестали ощущать его вес, и он перенесся по асфальту вместе с ветром, с помощью разума, а не ног. Быстрее. Быстрее…
Он свернул за угол, и вот она, стоит у его машины, чистый секс в кожаной одежде. В тот самый момент, как он появился, она повернулась к нему, как будто он позвал ее по имени.
На нее не падал свет, но Хекс сияла, словно окружающее освещение города сосредоточилось в ее теле, она словно притягивала этот свет к себе. Просто класс. Она была чертовски горячей сучкой, особенно сейчас, в этом боевом снаряжении, и когда вдруг ощутил покалывание в пустом пространстве в передней части его бедер, опустил туда руку.
Что-то было твердым. Под молнией что-то было, и это что-то было в полной боевой готовности.
Выброс адреналина лучше, чем доза кокса, и он подумал о том, как классно было бы поиметь ее у всех на глазах. Его член функционировал, в той или иной форме, и это значило он снова в игре и как раз вовремя.
Когда она встретилась с ним взглядом, он замедлил скорость и сосредоточился на том, кто был с ней. Брат Тормент. Куин, этот разноглазый генетический сбой. И Джон Мэтью.
Отличная аудитория для игры в Заводной Апельсин .
Как же. Это. Охренительно.
Лэш опустился на землю и поставил кейсы на асфальт. Идиоты, с которыми она сюда пришла, держали оружие наготове, но не его Хекс. Нет, она была сильнее этого.
– Привет, детка, – сказал он. – Скучала по мне?
Кто-то издал рычание, напомнившее Лэшу о его ротвейлере, но не важно, теперь, когда он привлек всеобщее внимание, он собирался им воспользоваться. Силой мысли опустив капюшон своего плаща, он поднял вверх свои прозрачные, как темные тени руки, и стал разворачивать черных полосы ткани, что закрывали лицо.
– Господь Всемогущий ... – пробормотал Куин. – Ты похож на тест Роршаха .
Лэш не удостоил его ответом, в основном потому, что в данный момент его заботила только женщина в кожаной одежде. Очевидно, она не ожидала его преображения, но то, как она отпрянула, было лучше любого объятья или поцелуя. Вызвать у нее отвращение так же приятно, как возбудить – и будет еще веселее, когда он вернет ее себе обратно и забронирует им номер для молодоженов.
Лэш улыбнулся, и его изменившийся, словно обновленный голос прозвучал в воздухе. – У меня на нас двоих большие планы, сучка. Потому что ты будешь умолять меня…
И тут проклятая женщина исчезла.
Растворилась в воздухе.
В какой-то момент Хекс стояла возле его машины, а в следующий ее уже не было, лишь воздух на том месте, где она стояла. Но сучка была еще в переулке. Он чувствовал ее, вот только видеть не мог…
Первый выстрел раздался где-то позади и ударил в плечо – ударил, но не причинил никакого вреда. Плащ порвался на месте входа пули в лоскуты, но его бесплотному телу было все равно – все, что он чувствовал, это лишь странное зудящее эхо.
Отлииииично. А ведь могло быть очень больно.
Он повернул голову, испытывая разочарование от того, насколько предсказуемо она себя повела и как плохо попадала в цель.
Только вот Хекс была не единственным стрелком. Подтянулись парни Бенлуи с подкреплением, но хорошо, что они не представляли серьезной опасности. Последний раз, когда он проверял свою грудную клетку, она все еще была твердой, так что несколько сантиметров вниз и к центру – и сердце превратиться в решето.
Злость на дерзость гребаных торговцев наркотой заставила Лэша сформировать в ладони шар энергии.
Дематериализовавшись обратно к входной двери, он бросил его в людишек, последовал адский взрыв, шар сбивал ублюдков, словно кегли в боулинге, их тела вспыхивали как в манге и разлетались на части.
К этому моменту прибыли остальные Братья и началась стрельба из всевозможных видов оружия, что не представляло серьезной проблемы, пока одна из пуль не попала Лэшу в бедро. Боль прошила тело, сердце забилось чаще. Упав на бок, он прошелся взглядом по переулку. Джон Мэтью был единственным, кто не стал скрываться: Братья нырнули за Мерседес, а парни Бенлуи спрятались за ржавыми боками джипа.
Но Джон Мэтью словно врос ботинками в землю, руки свободно лежали вдоль тела.
Придурок был чертовски легкой мишенью. Какая скука.
Лэш сформировал в ладони еще один шар энергии и закричал: – Ты же убиваешь себя, буквально приставляешь пистолет к своей голове, ты, гребаный ублюдок!
Джон шагал вперед, обнажив клыки, впереди него словно простиралась холодная волна.
В какой-то момент Лэш почувствовал в затылке укол беспокойства. Это было неправильно. Никто в здравом уме не стал бы вот так просто подносить себя на блюдечке.
Это же чистой воды самоубийство.

--------------------------------------------------
Джон Уэйн (англ. John Wayne, урождённый Мэрион Роберт Моррисон (англ. Marion Robert Morrison), 26 мая 1907 — 11 июня 1979) — американский актёр, которого называли королём вестерна. Снимаясь ежегодно примерно в пяти фильмах, он был едва ли не самым востребованным голливудским актёром эпохи звукового кино
«Заводно́й апельси́н» (или «Механи́ческий апельси́н»; англ. A Clockwork Orange) — культовый фильм-антиутопия режиссёра Стэнли Кубрика, снятый в 1971 году. Экранизация одноимённого романа Энтони Бёрджесса. Фильм состоит из размышлений о сущности человеческой агрессии, о свободе воли и об адекватности наказания. События фильма происходят в недалёком будущем (относительно семидесятых). В фильме рассказывается о судьбе подростка Алекса. Алекс очень любит слушать Бетховена, насиловать женщин и совершать акты «ультранасилия»: избивать бездомных, врываться в приличные дома и грабить жильцов, драться со сверстниками. В фильме натуралистично показаны сцены группового изнасилования. Алекс сам рассказывает свою историю. Для рассказа он использует сленг «надсат» (англ. Nadsat), в котором смешаны английские и русские слова
Тест Роршаха — психодиагностический тест для исследования личности, созданный в 1921 году швейцарским психиатром и психологом Германом Роршахом. Известен также под названием «Пятна Роршаха». Испытуемому предлагается дать интерпретацию десяти симметричных относительно вертикальной оси чернильных клякс. Каждая такая фигура служит стимулом для свободных ассоциаций — испытуемый должен назвать любые возникающие у него слово, образ или идею. Тест основан на предположении, согласно которому то, что индивид «видит» в кляксе, определяется особенностями его собственной личности.
Ма́нга — японские комиксы, иногда называемые комикк. Манга, в той форме, в которой она существует в настоящее время, начинает развиваться после окончания Второй мировой войны, испытав сильное влияние западной традиции, однако имеет глубокие корни в более раннем японском искусстве.В Японии мангу читают люди всех возрастов, она уважаема и как форма изобразительного искусства, и как литературное явление, поэтому существует множество произведений самых разных жанров и на самые разнообразные темы: приключения, романтика, спорт, история, юмор, научная фантастика, ужасы, эротика, бизнес и другие.

Планы, планы, планы...
Или, другими словами – отстой, отстой, отстой ...
План Хекс был идеальным, когда она замаскировалась на симпатский манер и исчезла из вида. Будучи профессиональной убийцей, она гордилась не только коэффициентом успешности выполнения заданий, но и своим чутьем, и сейчас результат обещал быть хорошим. Ее «план» состоял в том, чтобы невидимой подобраться к Лэшу и вскрыть ему горло, а потом посмотреть ему в глаза и улыбнуться ухмылкой бешеной суки, которой она, по сути, и являлась.
Первый сбой: что за хрень с ним произошла с тех пор, как она видела его в последний раз? То, что он им явил, развернув ткань с лица, ввергло ее в глубокий шок. На нем больше не было плоти, лишь мышечная ткань черного цвета, неровно торчащие кости и ярко-белые зубы светящиеся словно флуоресцентные лампы. С руками тоже было явно что-то не так. Имея форму, но не плотность… в ночи они казались чернее самого глубокого оттенка темноты.
Слава Богу, что она так вовремя сбежала от него, хотя, может быть, все эти превращения и стали причиной, по которой она сумела вырваться из своей тюрьмы: логично предположить, что и силы его тоже иссякали.
Но, как бы то ни было... вторая проблема в ее гениальном плане: Джон. Который сейчас стоял в центре переулка практически табличкой на груди «СТРЕЛЯТЬ СЮДА».
Чертовски очевидно, что бесполезно сейчас взывать к его разуму – даже если бы она материализовалась рядом с ним и закричала через ухо ему прямо в мозг, она знала, его планы от этого не изменятся. Он был настоящим животным, готовым к схватке с врагом, клыки обнажились, как у льва, тело прогнулось вперед, словно он собирался закатать парня в асфальт.
Не вызывало сомнений то, что он погибнет, если не укроется, но, казалось, его это не заботило и понятно почему: связующий аромат Джона был громче любого крика, который мог вырваться из горла, темные специи словно рев, заглушали все остальные запахи – запах города, вонь реки и сладковатый лессеровский аромат гниющей плоти Лэша.
Стоя посреди грязного переулка, Джон, словно первобытный мужчина, защищающий свою женщину, воплощал в себе все то, чего она так не хотела в данной ситуации: ясно как день, его не заботила его личная безопасность, желание достичь цели заглушало здравый смысл и профессиональные навыки.
Итог? Он не сможет пережить удара энергетического шара Лэша... и осознание этого переворачивало ее мир с ног на голову.
Новый план. Больше никакой маскировки. Никакого нападения, разоружения или расчленения. Никакой боли за ту агонию, через которую она прошла, никакой игры в Джека Потрошителя.
Когда она приняла форму и бросилась на Лэша, речь уже шла о спасении Джона, а не желании отомстить за саму себя. Почему так? Оказалось, Джон единственное, что сейчас для нее имело значение.
Она обхватила Лэша вокруг талии в тот момент, когда он начал бросать свой шар, потянула его за собой на землю. Но в последний момент ублюдок все же сумел скорректировать прицел... и ударил Джона прямо в грудь.
Удар свалил ее мужчину на тротуар и отбросил далеко назад с огромной скоростью.
– Ты гребанный ублюдок, – покричала она в безобразное лицо Лэша.
Сукин сын с невероятной силой обхватил ее руками. А затем перевернулся и прижал ее своим телом к тротуару, обдавая лицо горячим вонючим дыханием.
– Попалась, – усмехнулся он, втиснувшись в нее бедрами. Она почувствовала его возбуждение, и ей стало дурно.
– Пошел на хрен! – Быстрым и резко она нанесла ему удар лбом прямо... ну, когда-то на этом месте был нос... так сильно, что он взвыл.
К сожалению, второй такой удар у нее не получился, они начали бороться за контроль над ситуацией, катались по тротуару, ноги переплелись, его ужасная эрекция упиралась ей прямо в тело. Ему удалось поймать ее за запястье, но, по крайней мере, второе было еще свободным.
А это значит, что в нужный момент она смогла дотянуться, схватить его за яйца, и вывернуть их так жестко, если бы не штаны, то она бы просто вырвала их с корнем.
Лэш прохрипел проклятье и застыл неподвижно, доказывая, что он, возможно, и был темным полубогом, но все же чертовски смертным, когда дело касалось некоторых драгоценных частей его тела.
Теперь Хекс контролировала ситуацию – она перевернула Лэша на спину и села сверху.
– Попался, – рявкнула она.
Она держала его, и ею все больше овладевал гнев, но вместо того, чтобы просто прикончить его, она схватила его за шею и выжала воздух из его горла.
– Не смей прикасаться к тому, что принадлежит мне, – прорычала она.
Уродливая физиономия Лэша приняла яростное выражение, и каким-то образом его голос зазвучал из крепко зажатой ею гортани. – Его уже до меня потрогали. Или он не рассказывал тебе о том человеке, который его…
Хекс схватила сукиного сына так крепко, что следующая фраза далась ей с трудом. – Не смей говорить об этом…
– Я говорю обо всем, о чем хочу, любовь моя.
И тут он исчез, превратился в ничто, но это длилось недолго. Мгновение спустя он схватил ее сзади и жестко притянул к себе. На долю секунды в поле ее зрения попали люди, что стонали на асфальте, а затем ее развернули и использовали в качестве щита между Лэшем и Братьями.
Она не стала тратить время на проверку позиций парней, что скрывались за Мерседесом, или проверять, сколько оружия направлено на них с Лэшем.
Для нее имел значение только Джон.
И слава Богу, Деве-Летописеце... да любому, кто дарует милости... он сидел и пытался стряхнуть с себя тот световой кошмар, что только что сбил его с ног.
По крайней мере, он был жив.
Она, вероятно, все равно не выживет, но Джон... он должен жить. При условии, если они с Лэшем уберутся отсюда.
– Возьми меня, – шипела она. – Возьмите меня, и оставь их в покое.
Послышался скрежет металла о металл, а затем перед ее лицом появился нож, лезвие сверкало у нее перед глазами так близко, что она могла разглядеть на нем названия производителя.
– Тебе нравится разбираться со всем лично, – голос Лэша был совершенно неестественным, казалось, что искаженные слова пульсировали у нее в ухе. – Я помню это еще с тех пор, как ты расправилась с тем дураком Грейди. Ты чертовски плотно накормила его напоследок – интересно, он любил сосиски при жизни так же сильно, как и при смерти?
Оружия исчезло из ее поля зрения... а затем она почувствовала, как кончик ножа скользнул по скуле и медленно направился вниз.
Ветер был прохладным. Кровь была горячая.
Она закрыла глаза и, все что смогла сделать, это снова повторить: – Возьми меня.
– О, я так и сделаю. Не переживай. – Что-то мокрое коснулось раны – это он своим языком слизнул выступившую кровь. Затем прокричал: – Она на вкус все так же хороша – и всем оставаться на месте. Кто-нибудь сделает хоть шаг, и я буду отрезать от нее по куску за каждый последующий.
Лезвие коснулось горла, и Лэш начал отступать назад, волоча ее за собой. Инстинктивно, она попыталась проникнуть в его разум, на случай если ее симпатская сторона может на него повлиять, но ее блокировали – она словно пыталась просочиться сквозь каменную стену. Не удивительно.
Внезапно для себя, Хекс задумалась, а почему, собственно, Лэш не замаскирует их обоих.
Он хромал. Видимо, подцепил пулю, и теперь, сосредоточившись должным образом, она почувствовала запах его крови и видела блестящие следы на тротуаре.
Лэш продолжил пятиться, жалкие людишки снова оказались на виду, похожие на трупы, бледные и неподвижные, и поражало то, что они вообще могли производить какие-то звуки. Их машина, подумала она. Лэш собирался попытаться забрать то, на чем эти парни прибыли сюда. И хотя он был ранен, его контроль над ней не ослабевал, а нож был устойчив и готов к действию.
Хекс посмотрела на Джона и поняла, что запомнит прекрасный вид своего мстящего воина навсегда.
Она нахмурилась, когда почувствовала его эмоции. Как... странно. Та тень, которую она всегда ощущала где-то глубоко внутри его эмоциональной сетки, больше не была на втором плане – она стала явной, почти материальной, как и все то, что всегда составляло основу конструкции его психики.
На самом деле, пока он смотрел в переулок, две его половины... стали одним целым.


После того как в Джона попала энергетическая бомба, он был ошеломлен и дезориентирован, но заставил себя поднять голову, вернуться в игру и каким-то образом встать с земли. Он местами не чувствовал тело, и те части, что еще хоть что-то ощущали, кричали от боли, но это не имело значения. Намерение убить вдохнуло в него жизнь, теперь оно вместо ударов сердца двигало его физической оболочкой.
Он не сводил глаз со сцены, что раскинулась перед ним, руки подрагивали, а плечи были напряжены. Лэш использовал Хекс в качестве живого щита, все его уязвимые места прикрыты ее телом, и он вместе с ней пятился назад.
А лезвие ножа замерло прямо у ее вены. Вжималось в кожу...
В мгновенье ока, реальность вдруг исказилась, зрение поплыло, а потом снова стало четким, только вот он опять потерял контроль над происходящим в переулке, в котором они сейчас все находились. Проморгавшись, он проклял все трюки, на которые был способен Лэш…
Но проблема не в том, что в Джона ударила его энергия. Это было что-то внутри него самого – видение. Видение бурлило где-то глубоко внутри его сознания, словно подменяя то, что он видел на самом деле...
Поле. Сарай. Темная ночь.
Он покачал головой и почувствовал облегчение, когда перед глазами снова появился переулок Колдвэлла.
Поле. Сарай. Темная ночь... женщина, важная для него в объятьях зла, нож у ее горла.
А потом он внезапно вернулся в настоящее, сюда, в складской район... где очень важная для него женщина находилась в объятьях зла, а к ее горлу был приставлен нож.
О, Боже... У него возникло чувство, что это уже когда-то происходило с ним.
Черт возьми... с ним это уже происходило.
Его накрыл эпилептический припадок, как это было всегда, встряхивая его нейроны, заставляя биться внутри собственной кожи.
Обычно он сразу оказывался на спине, но связанный мужчина в нем удерживал его в вертикальном положении, давая некую силу, что исходила из души, а не тела: его женщина была в руках убийцы, и каждая клеточка стремилась исправить ситуацию в как можно более жестокой и быстрой манере.
А может быть, еще более кровавой и еще более быстрой.
Он сунул руку под куртку в поисках пистолета... но черт возьми, куда он будет стрелять? Лэш не рисковал своими жизненно важными органами и его гротескная голова была так близко к ее, что права на ошибку не было.
Внутри него кричала ярость…
Боковым зрением он увидел дуло пистолета.
Моргнул.
Поле. Сарай. Темная ночь. Женщина, важная для него в объятьях зла, нож приставлен к ее горлу. Пистолет…
Моргнул.
Снова в Колдвэлле, и любовь всей его жизни в руках врага.
Моргнул.
Пистолет стреляет…
Шок от взрывного звука, что раздался рядом с ухом Джона, вернул его обратно в реальность, и он издал безмолвный крик, ринулся вперед, будто он мог поймать пулю.
«Нет!» – закричал он беззвучно. «Нееееет…»
Но выстрел был идеальным. Пуля попала Лэшу в висок в двух дюймах от головы Хекс.
Словно в замедленной съемке Джон посмотрел через плечо. Сорокамиллиметровый Тормента словно являлся продолжением его тела, оружие застыло в холодном воздухе.
По какой-то причине, ни стрелок, ни точность самого выстрела не стали для Джона неожиданностью, хотя в голове и мелькнула быстрая благодарная молитва.
О, Боже, они уже делали это раньше, не так ли. Прямо... вот так.
Возвращаясь в режим реального времени, Джон снова повернул голову. Напротив него, Лэш пошатнулся, а Хекс повела себя идеально. Она нырнула вниз на корточки, чтобы дать Тору больший доступ и была почти полностью вне зоны поражения, когда раздался второй выстрел.
Пуля номер два сбила Лэша с ног, и он упал на спину.
Джон стряхнул остатки головокружения и бросился к своей женщине, подошвы его ботинок крепко упирались в землю, бедра с силой несли ноги вперед.
Его единственной мыслью было спасти Хекс, и он достал нужное сейчас оружие: шестидюймовый черный кинжал, что был в кобуре на его груди. Подойдя ближе, он поднял руку над головой, готовый обрушиться на врага, нанести удар…
Запах крови Хекс все изменил, нож застыл в воздухе.
О, Боже... у гребаного ублюдка было два ножа. Тот, что был у ее горла. И еще один, который он вонзил ей в живот.
Хекс перевернулась на спину, и с гримасой боли схватилась за бок.
Пока Лэш корчился и хватался за голову и грудь, подтянулись Тор, Куин, Блэй и другие Братья, все направили свое оружие на врага, так что Джону не пришлось беспокоиться о прикрытии, пока он оценивал ее повреждения.
Джон наклонился к Хекс.
– Я в порядке, – выдохнула она. – Я в порядке... в порядке...
Да как бы ни так. Она едва дышала, и из-под руки, что она держала на ране, сочилась блестящая, свежая кровь.
Джон отчаянно жестикулировал. «Я позову Дока Джейн…»
– Нет! – вырвалось у нее, и она схватила его окровавленной рукой. – Прямо сейчас меня интересует только одно.
Когда ее взгляд замкнулся на Лэше, сердце Джона отчаянно заметалось в грудной клетке.
Где-то над головой раздался голос Зи: – Бутч и Ви пригонят сюда Эскалэйд. Они едут с Эктрим-парка... мать твою, да у нас компания.
Джон посмотрел в другой конец переулка. Там показались четыре лессера... доказывая, что адрес регистрации Цивика был верным, хотя и поняли они это не совсем вовремя.
– Мы займемся ими, – прошипел Зи и Браться ринулись навстречу новоприбывшими.
Чей-то смех заставил Джона отвлечься от этого зрелища. Лэш широко улыбался, его дьявольское лицо исказила безумная гримаса.
– Джонни-малыш, я ведь трахал ее. Джон… я трахал ее очень жестко, и ей это нравилось.
Ослепляющая ярость наполнила Джона, связанный мужчина в нем закричал, рука с кинжалом снова поднялась.
– Она умоляла меня, Джон... Вздох, что последовал, был рваным, но полным удовлетворения. – В следующий раз, когда ты с ней... вспомни как я…
– Я никогда не хотела этого! – выплюнула Хекс. – Никогда!
– Развратная женщина, – усмехнулся Лэш. – Ты была такой, такой и останешься. Развратной и принадлежащей мне…
Для Джона все словно замедлилось, и то, как они втроем были сейчас вместе, и порывы ветра в переулке, в котором в сотне ярдов от Мерседеса разразилось сражение.
Он подумал о давным-давно совершенном над ним насилии, в том грязном подъезде. Подумал о том, что Хекс пришлось пережить подобное. Вспомнил, о том, что рассказал ему о себе Зейдист. Подумал о страданиях Тора.
И в разгар этих воспоминаний, он почувствовал эхо чего-то очень далекого, отголосок другого похищения, когда другой женщине причинили боль, когда разрушили другую жизнь.
Ужасное лицо Лэша и его умирающая, скользкая форма стала воплощением всего гниющего, разлагающегося, материального зла во всем мире, всей умышленно причиненной боли, квинтэссенцией жестокости, унижения и злорадства.
То, что длилось одно мгновенье, но чье последствия длилось всю жизнь.
– Я трахал ее, Джонни-малыш…
Описав дугу, рука Джона, держащая кинжал, упала вниз.
В последнюю секунду, он вывернул запястье так, что рукоятка попала Лэшу прямо в лицо. И связанный мужчина в нем хотел сейчас сделать то же самое, что он сделал когда-то с тем маленьким убийцей в особняке – выпотрошить, вывернуть наизнанку.
Только вот он обманывал себя насчет священной справедливости для всех. То, что произошло с ним уже никогда не исправишь, – тот человеческий кусок дерьма, что причинил ему боль, вышел сухим из воды. И то, что случилось с Тором, не изменишь, потому что Вэлси уже не вернуть.
Но Зи завершил свое дело.
И, черт возьми, Хекс сделает тоже самое... даже если это будет последним деянием в ее жизни.
Со слезами на глазах Джон отнял ее окровавленную руку ладонь от раны... и раскрыл ее.
Развернув оружие, он вложил рукоятку ей в ладонь. Ее глаза вспыхнули, она обхватила оружие и перевернулась, чтобы помочь поддержать ее, пока она тянется к цели.
Грудь Лэша ходила вверх-вниз, его лишенное кожи горло дергалось, когда он судорожно дышал. На него упала вспышка света, и когда он увидел то, что приблизилось, его лишенные век глаза расширились в глазницах, а безгубый рот обнажил зубы в улыбке-оскале, прямо как в фильме ужасов.
Он попытался что-то сказать, но у него ничего не получалось.
И это к лучшему. Он и так сказал уже слишком много, сделал слишком много, слишком много причинил зла.
Пришло время платить по счетам.
В своих руках Джон чувствовал, как Хекс собралась с силами, и смотрел, как она отняла от раны вторую руку, чтобы обхватить оружие двумя руками. Ее взгляд горел ненавистью, внезапный прилив энергии в теле помог поднять оружие высоко над грудной клеткой Лэша.
Ублюдок знал, что произойдет и попытался блокировать удар, прикрывая грудь.
О, черт, нет. Джон быстрым движением схватил парня за плечи, прижимая сволочь к земле, открывая перед ней цель, давая возможность с легкостью нанести точный удар.
Когда она подняла взгляд на Джона, в ее глазах мелькнул предательский красный отблеск, от слез зрачки засветились: вся боль, что она хранила в своем сердце, вышла наружу, как уродство Лэша, весь тяжкий груз, что она несла веками, проявился сейчас в ее взгляде.
Когда Джон кивнул, его кинжал в ее руках обрушился вниз и ударил Лэша прямо в сердце.
Крик зла эхом отразился между зданиями и отрикошетил во всех направлениях, набирая силу, пока не превратился в один громкий «Бах!», сопровождавшийся вспышкой яркого света.
Которая вернула Лэша к его нечестивому отцу.
Потом звук и вспышка исчезли, оставляя лишь нечеткий выжженный круг на асфальте и смрад горелого сахара.
Плечи Хекс обмякли, и лезвие кинжала выскользнуло на тротуар. Она откинулась назад, силы покинули ее, и Джон поймал ее прежде, чем ее тело коснулось земли. Хекс посмотрела на него, и ее слезы, смешиваясь с кровью, стекали по лицу, шее, вдоль пульса, который двигал жизненную силу по ее венам.
Джон прижал ее к себе крепко-крепко, ее голова идеально устроилась у него под подбородком.
– Он мертв, – всхлипнула она. – О, Боже, Джон, он... мертв...
Его руки были заняты, и все, что он мог сделать, это просто кивнуть, чтобы она знала, что он согласен с ней.
Конец эры, подумал он, глядя на Блэя и Куина, которые сражались бок о бок с Зейдистом и Торментом против лессеров.
Боже, у него возникло странное чувство продолженности. Он и Хекс могли бы взять небольшую передышку и сойти ненадолго с тропы войны. Но борьба в тени переулка города Колдвэлл продолжиться без...
Нее.
Джон закрыл глаза и уткнулся лицом во вьющиеся волосы Хекс.
Это был конец игры, именно такой, на какой она рассчитывала, подумал он. Покончить с Лэшем... и собственной жизнью.
Она получила именно то, что хотела.
– Спасибо, – услышал он ее хриплый голос. – Спасибо...
И сквозь волну грусти, накрывшей его с головой, он понял, что эти два слова были лучше, чем «я люблю тебя». Они на самом деле значили для него намного больше, чем все остальное, что она могла бы сейчас произнести.
Он дал ей то, что она хотела. В самый важный для нее момент, он поступил правильно.
А теперь он будет держать Хекс в своих объятьях, пока ее тело постепенно остывает, и она покидает тот мир, в котором он собирался остаться.
И разлука будет длиться дольше, чем время, что он знал ее.
Взяв ее скользкую от крови ладонь, она снова ее раскрыл. А потом свободной рукой, медленным и нежным движением написал:
Б.У.Д.У.Л.Ю.Б.И.Т.Ь.Т.Е.Б.Я.В.Е.Ч.Н.О.

Смерть была делом грязным, болезненным и в значительной степени предсказуемым... кроме тех случаев, когда она вдруг решает вести себя не так, как положено, и демонстрирует свое странное чувство юмора.
Через час Хекс с трудом разлепила глаза и поняла, что на самом деле была не в туманных объятьях Забвения... а в клинике, в особняке Братства.
Из горла торчала трубка. По ощущениям в бок словно воткнули ржавое копье. И где-то слева щелкнули перчатки, снятые с рук.
Голос Дока Джейн был тихим. – Мы реанимировали ее два раза, Джон. Я остановила внутреннее кровотечение... но я не знаю…
– Я думаю, она пришла в себя, – сказала Элена. – Ты вернулась к нам, Хекс?
Ну, видимо, да. Она чувствовала себя хреново, и от того, что уже на протяжении многих лет ее постоянно кто-то режет и колет, она не могла поверить, что ее сердце опять бьется... но да, она была жива.
Буквально на волоске от смерти, но все-таки жива.
Бледное, как полотно лицо Джона оказалось в поле ее зрения, и в отличие от больного цвета его кожи, его синие глаза горели, словно пламя.
Она открыла рот... но через него вышел лишь воздух из легких. У нее не было сил говорить.
Прости, сказала она одними губами.
Он нахмурился. Качая головой, взял ее за руку и погладил...
Должно быть, она потеряла сознание, потому что когда очнулась, Джон уже шел рядом с ней. Что, черт возьми… а, ее перевели в другую комнату... потому что в операционную привезли кого-то еще – кого-то, привязанного к каталке. И, судя по свисающей вниз, длинной черной косе, это была женщина.
Слово «боль» пришло ей на ум.
– Боль… – прошептала она.
Джон повернул голову.
Что? – спросил он губами.
– Кто бы там ни был... боль.
Она снова потеряла сознание... чтобы прийти в себя и покормиться от запястья Джона. А затем снова вырубится.
В обморочном сне она словно вернулась обратно в те времена, которые не помнила, будучи в сознании. И кино это было очень драматичным. Слишком много жизненных перекрестков, где все могло сложиться иначе, когда судьба больше напоминала шлифовальный станок, нежели мешок с подарками. Судьба – как течение времени, неизменная, неумолимая, не считающаяся с мнением живущих на Земле.
И все же... пока разум находился под свинцовым прессом ее бесчувственного тела, у Хекс возникло чувство, что все сработало именно так, как должно – тропа, по которой она двигалась, привела ее именно туда, куда и должна была:
К Джону.
Хоть это и не имело никакого смысла.
В конце концов, она познакомилась с ним всего год назад. Что всячески опровергало странное чувство их векового единения.
Хотя, может это и имело смысл. Когда ты находишься без сознания под действием анестезии и балансируешь на грани реальности и Забвения... вещи выглядят иначе. И чувство времени, равно как и приоритеты, меняются.


Находясь по другую сторону двери в послеоперационную палату Хекс, Пэйн с трудом подняла веки и попыталась понять, где же она находится. Обстановка не объясняла ровным счетом ничего. Стены комнаты были бледно-зелеными, везде стояли какие-то ящики и лежали блестящие приборы. Но Пэйн понятия не имела, что все это значит.
Но, по крайней мере, ее транспортировка сюда была медленной, осторожной и относительно комфортной. Ей что-то ввели в вену, чтобы успокоить боль, и поистине, она была благодарна за это зелье.
В самом деле, призрак умершего волновал ее больше, чем будущее, что ждало ее на этой стороне. Неужели доктор действительно произнесла имя ее близнеца? Или же это было плодом ее рассеянного, воспаленного разума?
Она не знала. И очень беспокоилась по этому поводу.
Благодаря периферийному зрению, она видела, что с момента ее прибытия ее посетили многие, в том числе доктор и Слепой Король. Еще симпатичная блондинка... и темноволосый воин, которого все звали Торментом.
Измученная, Пэйн закрыла глаза, шум голосов медленно погружал ее в сон. Она не знала, насколько она отключилась... но в сознание ее вернул еще один визит в полной тишине.
Пэйн хорошо знала прибывшую, и ее появление оказалось еще более шокирующим, чем тот факт, что теперь она была вдали от своей матери.
Когда Пэйн открыла глаза, хромой походной по гладкому полу к ней приблизилась Ноу-Уан, капюшон полностью закрывал лицо женщины. Позади нее виднелся Слепой Король, он стоял, скрестив руки на груди, рядом с ним его красивая светлая собака и прекрасная брюнетка-королева.
– Что ты... здесь делаешь? – спросила Пэйн хриплым голосом, вдруг осознавая, что ее вопрос на самом деле имеет больше значения, чем просто произнесённые вслух слова.
Падшая Избранная очень нервничала, хотя Пэйн не знала точно, почему ей так показалось. Это скорее можно было почувствовать, чем увидеть, учитывая, что Избранная была укутана в свои черные одежды.
– Возьми меня за руку, – сказала Пэйн. – Я хочу тебя успокоить.
Ноу-Уан покачала головой под капюшоном. – Это я пришла тебя успокоить. – Когда Пэйн нахмурилась, Избранная повернулась к Рофу. – Король позволил мне задержаться в его доме в качестве твоей служанки.
Пэйн сглотнула, но сухость во рту не помогла ее пересохшему горлу. – Не надо мне прислуживать. Останься здесь... и позаботься о себе.
– Правда... и это тоже. – Мягкий голос Ноу-Уан стал напряженным. – Воистину, после Вашего ухода из святилища, я пришла к Деве-Летописеце, и моя просьба была удовлетворена. Вы вдохновили меня на действие, так долго откладываемое мною. Я была труслива... но это в прошлом, благодаря Вам.
– Я... так... рада... Хотя, все, что она могла сделать, чтобы оправдать это стремление, ныне недоступно ей.– И я рада, что ты здесь.
С этот момент дверь в другом конце комнаты с грохотом распахнулась, и вошел мужчина, одетый в черную кожу и словно несущий за собой болезненную смертельную волну. Вслед за ним шла врач, и когда он ринулся к каталке, призрачная женщина положила руку ему на плечо, словно хотела его успокоить.
Алмазные глаза мужчины встретились с глазами Пэйн, и хотя она не видела его целую вечность, Пэйн все равно узнала его. Как будто смотрела на свое отражение.
Непрошеные слезы навернулись на ее глаза, и он перестал дышать. –
– Вишес, – прошептала она отчаянно. – О, брат мой...
Он в один миг принял форму рядом с ней. Его невероятно умный взгляд прошелся по каждой черточке ее лица, и она почувствовала, что их выражения были так же похожи, как и цвет волос, ее удивление и непонимание отражалось сейчас в его резких, красивых чертах.
Его глаза... Ах, его алмазного цвета глаза. Они были как ее собственные, она видела это отражение в бесчисленных зеркалах.
– Кто ты? – хрипло спросил он.
Внезапно, она что-то почувствовала в своем немеющем теле, и этот тяжкий груз был не следствием физической травмы, а возник от ощущения внутренней катастрофы. Он не знал, кто она, чья-то ложь разлучила их, и это было трагедией, которую Пэйн едва ли могла вынести.
Ее голос стал сильнее. – Я... твоя кровь.
– Господь Всемогущий. – Он поднял руку, укрытую черной перчаткой. – Моя сестра...?
– Мне надо идти, – торопливо сказала врач. – Перелом позвоночника находится за пределами моей компетенции. Мне нужно найти…
– Найди того проклятого хирурга, – зарычал Вишес, не сводя глаз с Пэйн. – Найди его и приведи сюда... любым способом.
– Я не вернусь, пока не найду его. Обещаю.
Повернувшись к женщине, Вишес быстро и жестко поцеловал ее. – Боже... я так люблю тебя.
Призрачное лицо врача стало полностью осязаемым, когда они смотрели друг на друга. – Мы спасем ее, поверьте мне. Я вернусь сразу же, как смогу… Роф уже дал свое разрешение, а Фритц поможет мне привести Мэнни сюда.
– Гребаный солнечный свет. День наступит слишком скоро.
– В любом случае, я хочу, чтобы ты остался здесь с ней. Ты и Элена должны следить за ее показателями, и Хекс по-прежнему находится в критическом состоянии. Я хочу, чтобы ты заботился о них обеих.
Когда он кивнул, врач растворилась в воздухе, а мгновенье спустя Пэйн почувствовала, как в ее руку легла чья-то теплая ладонь. Это была ладонь Вишеса, та, что без перчатки, и эта связь между ними принесла ей облегчение, которое невозможно выразить словами.
Воистину, она потеряла мать... но если она выживет, у нее все равно будет семья. На этой Стороне.
– Сестра, – прошептал он. И это был не вопрос, а констатация факта.
– Брат мой, – простонала она... и сознание снова покинуло ее.
Но она вернется к Вишесу. Так или иначе, она больше никогда не покинет своего близнеца.

-------------------------------------
Пэйн – англ. Payne, имя на Древнем языке, искаженное от pain – боль

Хекс проснулась в послеоперационной палате, и сразу почувствовала, что Джон где-то рядом.
Желание найти его дало ей сил подняться и спустить ноги с кровати. Подождав, пока сердце успокоится и перестанет колотиться от приложенных усилий, она вдруг заметила, что была одета в унылую больничную сорочку, расписанную сердечками.. Маленькими розовыми и голубыми сердечками.
Но сейчас у нее не было энергии для возмущений. Бок ужасно болел, а кожу по всему телу покалывало. Ей надо найти Джона.
Повернувшись, она увидела шнур капельницы, который соединял ее руку с мешочком, наполненным прозрачной жидкостью, что висел на контрольной прикроватной тумбе. Дерьмо. Сейчас ей не помешала бы стойка на колесиках, на которую врачи обычно устанавливают подобные штуковины. Она помогла бы удержаться в вертикальном положении.
Когда Хекс, наконец, встала на ноги, то с облегчением поняла, что падать вниз лицом не собирается. А спустя еще мгновение, которое она потратила на ориентацию в пространстве, Хекс сняла с держалки мешочек с жидкостью и взяла его с собой, похвалив себя за то, что была такой хорошей и послушной пациенткой.
Вещица напоминала женскую сумочку. Возможно, она только что породила новый тренд в моде.
Хекс вышла за дверь, прямо в коридор, а не в операционную. Все-таки, побывав на операции, которую провела над Джоном Док Джейн, она сумела пересилить фобию… но в данный момент перед ней стояла куча планов, и последнее, что ей нужно, это случайно вломиться в палату посреди операции – и одному Богу известно, что сейчас происходило с той бедной девушкой, которую привезли в операционную сразу после нее.
Хекс остановилась на полпути в коридор.
Джон стоял возле офиса, за стеклянной дверью, лицом обратившись к противоположной стене. Его взгляд замкнулся на трещине, что пробегала вверх по бетонной поверхности, а его эмоциональная сетка потускнела так, что Хекс едва ли могла ее нащупать.
Он скорбел.
Он не знал, жива она или мертва... но чувствовал себя так, будто уже потерял ее.
– О... Джон.
Он резко повернул голову.
«Черт», показал он жестами и поспешил к ней. «Почему ты не в постели?»
Хекс двинулась ему навстречу, но он подошел к ней быстрее, явно собираясь взять на руки.
Она удержала его, покачав головой. – Нет, не надо, я в порядке…
В этот момент ее колени подогнулись, и лишь руки Джона удержали ее от падения... что напомнило ей о произошедшем в том переулке и том, как ее ранил Лэш.
И тогда Джон спас ее от падения.
Очень осторожно он отнес ее обратно в палату, положил на кровать и вернул капельницу на место.
«Как ты себя чувствуешь?» – спросил он жестами.
Она смотрела на него снизу вверх, видя перед собой воина и любовника, потерянную душу и лидера... связанного мужчину, который, тем не менее, был готов ее отпустить.
– Почему ты это сделал? – сказала она сквозь боль в горле. – Там, в переулке. Почему ты позволил мне убить его?
Ясный синий взгляд Джона встретился с ее, и он пожал плечами.
«Я хотел, что это сделала ты. Для тебя было важно... замкнуть круг, скажем так. В жизни очень много всякого дерьма, которое редко заканчивается чем-то хорошим, а ты заслужила радость возмездия.
Она тихо рассмеялась. – Каким-то странным образом... это самый заботливый поступок из всех, что когда-либо были сделаны по отношению ко мне.
Слабый румянец окрасил его щеки, что, в сочетании с твердыми чертами его лица, смотрелось чертовски привлекательно. Но разве все в нем не было таким?
– Спасибо тебе, – тихо сказала она.
«Ну, знаешь... Ты не из тех женщин, которым мужчины могут подарить цветы. Это существенно ограничило мои возможности.»
Ее улыбка погасла. – Я бы не смогла сделать этого без тебя. Ты же понимаешь. Ты помог мне отомостить.
Джон покачал головой.
«Принцип действия не важен. Все было сделано правильно, а главное, правильным человеком. Вот и все, что имеет значение».
Она вспомнила, как он крепко держал Лэша, прижимая подонка к тротуару, чтобы она могла нанести точный удар. Поднести ей ублюдка на серебряной тарелке с яблоком во рту – ничего лучшего Джон и придумать не мог.
Он подарил ей ее врага. Он поставил ее потребности выше своих собственных.
И на фоне всех ее взлетов и падениях, одно оставалось неизменным, не так ли. Он всегда ставил ее интересы превыше всего.
Теперь Хекс покачала головой. – Я думаю, ты ошибаешься. Принцип действия имел значение... и сейчас имеет.
Джон только пожал плечами и снова посмотрел на дверь, через которую внес ее сюда. – «Послушай, хочешь, я позову Дока Джейн или Элену? Может, ты хочешь поесть? В туалет?».
Иииииии, вот оно снова.
Хекс начала смеяться... и уже никак не могла остановиться, несмотря на то, что бок начал гореть от боли, а из глаз брызнули красные слезы. Она знала, что Джон сейчас смотрел на нее так, словно она сошла с ума, и она не обижалась за это. Она тоже слышала высокие истеричные нотки в своем смехе... и удивительное дело – вот она уже не смеется, а рыдает.
Закрыв лицо руками, она всхлипывала, пока не начала задыхаться. Эмоциональный взрыв был настолько силен, что воздух с трудом поступал и удерживался в легких. Она просто разваливалась на части и даже не пыталась с этим бороться.
Когда она все-таки смогла взять себя в руки, ее совершенно не удивила возникшая перед лицом коробка с Клинексами... в руке Джона.
Она взяла одну. А потом еще одну и еще: чтобы избавиться от следов такого шоу, их понадобится чертова дюжина.
Черт, может тогда лучше воспользоваться простыней?
– Джон... – Всхлипнув, она вытерла глаза, и этот жест, в сочетании с маленькими сердечками на ее одежде, усиливал ее статус сопливой истерички. – Я должна сказать тебе кое-что. Уже давно надо было это сделать... давно. Очень давно.
Он застыл не моргая.
– Боже, это так тяжело. – Она снова всхлипнула. – И не подумаешь, что так сложно сказать три коротких слова.
Джон громко выдохнул, как будто кто-то ударил его в солнечное сплетение. Забавно, но она чувствовала то же самое. Но иногда, несмотря на волны тошноты и сокрушительное чувство удушья, нужно было сказать вслух то, что на сердце.
– Джон... – Она откашлялась. – Я...
«Что?» – спросил он одними губами. «Просто скажи. Пожалуйста... просто скажи это».
Она расправила плечи. – Джон Мэтью... Я была редкостной дурой.
Когда он моргнул, открыл и закрыл рот, она вздохнула. – По ходу, что это все-таки четыре слова, да.
Ну, да... четыре.
Боже, на долю секунды... Джон заставил себя вернуться к реальности, потому что только в самом фантастическом сне она могла сказать ему «я-тебя-люблю».
«Ты не редкостная. В смысле, не дура».
Она всхлипнула еще раз, и этот звук был чертовски восхитительным. Черт, она была так очаровательна сейчас. Лежа на тонкой подушке, с горящим лицом, разбросав вокруг себя мятые салфетки,, Хекс казалась такой хрупкой, прекрасной, практически нежной. И ему так хотелось ее обнять, но Джон знал, как сильно она ценит свое личное пространство.
Всегда ценила.
– Я такая и есть. – Она выхватила еще одну салфетку, но вместо того, чтобы использовать ее по назначению, сложила ее вдвое аккуратным квадратиком, затем в четыре раза, потом в какой-то треугольник, пока та не превратилась в тугой клин между пальцами.
– Я могу тебя кое о чем спросить?
«О чем угодно».
– Ты простишь меня?
Джон застыл. «За что?»
– За то, что я была тупоголовой, самовлюбленной, эгоистичной, эмоционально неустойчивой кошмарной женщиной? И не говори, что я не такая. – Она снова всхлипнула. – Я симпат. Я хорошо читают мысли и эмоции. Ты простишь меня когда-нибудь?
«Нечего прощать».
– Ты сильно ошибаешься.
«Считай, я уже давно к этому привык. Ты видела придурков, с которыми я живу?»
Она засмеялась, и ему понравился этот звук.
– Но почему ты водишься со мной, не смотря ни на что? Хотя, подожди, кажется, я знаю ответ на этот вопрос. Невозможно выбрать того, с кем связываться, не так ли?
И тут ее печальный голос затих.
Хекс не сводила глаз с Клинекса, сложенного в руке, и начала разворачивать платочек, раскрывая углы и квадраты.
Он поднял руки, приготовившись жестикулировать…
– Я люблю тебя. – Хекс подняла на него свой металлического оттенка взгляд. – Я люблю тебя, прости меня и спасибо тебе за все. – Она истерично хохотнула. – Вы только посмотрите на меня, веду себя как леди.
Сердце Джона билось о ребра так громко, что он чуть ли не кинулся в коридор, посмотреть, не марширует ли там оркестр.
Хекс откинулась на подушки. – Ты всегда поступал со мной правильно. Только вот я была слишком занята собственной драмой, чтобы принять то, что было передо мной все это время. Или же я была слишком слаба, чтобы что-то предпринять.
Джон с трудом верил своим ушам. Если очень сильно хочешь чего-то или кого-то, то в пылу желания можно неверно истолковать некоторые слова, даже если они сказаны на твоем родном языке, не так ли?
«Что по поводу твоего варианта "окончания игры"?» показал он.
Она глубоко вздохнула. – Я думаю, мои планы поменялись.
«Каким образом?» О, Господи, подумал он, пожалуйста, скажи…
– Я хочу, чтобы мы с тобой и стали окончанием этой игры. – Она откашлялась. – Конечно, это просто. Завершить дела и покончить с жизнью. Но я боец, Джон. И всегда такой была. И если ты выберешь меня ... я хотела бы сражаться рядом с тобой. – Она протянула ему руку, ладонью вверх. – Так что скажешь? Как насчет того, чтобы подписаться на симпата?
Гребаное. Бинго.
Джон схватил ее ладонь, поднес к губам и крепко поцеловал. Затем приложил ее руку к сердцу, и пока Хекс держала ее там, показал жестами, «Я думал, ты никогда он этом не попросишь, упрямая ты женщина».
Хекс снова засмеялась, а он улыбнулся ей так широко, что даже заболели щеки.
Осторожно, он притянул ее к своей груди и нежно обнял.
– Боже, Джон... Я не хочу облажаться, и у меня за плечами багаж из ужасного опыта.
Он отстранился и осторожно убрал шелковистые, вьющиеся волосы с ее лица. Она была встревожена – а ему так не хотелось, чтобы бы Хекс чувствовала беспокойство – в такой момент.
«Мы справимся. И сейчас и в будущем».
– Я очень надеюсь. Дерьмо, я никогда не говорила об этом, но у меня когда-то был любовник... все было не так, как у нас с тобой, но отношения выходили за рамки простой физической связи. Он был Братом… очень хорошим мужчиной. Я не говорила ему о том, кем являюсь, и это было нечестно. Я просто не думала, что это существенно... и сильно ошибалась.
Она покачала головой.
– Он пытался спасти меня, он так сильно старался это сделать. Все кончилось тем, что он отправился в колонию, чтобы вызволить меня, и когда узнал правду, просто... слетел с катушек. Ушел из Братства. Исчез. Я даже не знаю, жив ли он сейчас. Это главная причина, по которой я боролась с тем... что происходило между тобой и мной. Я потеряла Мёрдера, и это чуть не убило меня – а ведь я не чувствовала к нему и половины того, что чувствую к тебе.
Это хорошо, подумал Джон. Не то, что ей пришлось пройти через все это – Господи, конечно же, нет. Но теперь их прошлое обрело еще больший смысл, они могли еще больше доверять друг другу.
«Мне очень жаль, но я рад, что ты рассказала мне об этом. И я не такой. Мы справимся с этим, вместе, ночь за ночью, не оглядываясь назад. Мы будем смотреть только вперед, ты и я. Мы будем смотреть только вперед».
Она тихо засмеялась. – Я думаю, что это было последнее откровение, кстати. Теперь ты все обо мне знаешь.
Так… и как теперь правильно подобрать слова? подумал он. Джон поднял руки и медленно показал, «Слушай, я не знаю, как ты к этому отнесешься, но в этом доме есть женщина, шеллан Рейджа. Она психотерапевт, и я знаю, что некоторые Братья время от времени пользуются ее советами. Я могу тебя с ней познакомить? Может, ты поговоришь с ней? Она клевая и очень деликатная... и, наверное, это поможет тебе немного разобраться с прошлым, а возможно и будущим».
Хекс сделала глубокий вдох. – Ты знаешь... Я жила с грузом на душе так долго и посмотри, к чему это привело. Я упрямая, но я не идиотка. Да... Я хотела бы с ней встретиться.
Наклонившись, Джон прижался губами к губам Хекс, а потом растянулся рядом с ней на кровати. Его тело устало, но сердце трепетало от радости, чистой, как солнечный свет, который он больше никогда не увидит: он был немым придурком с грязным прошлым, который работал по ночам, борясь со злом и убивая нежить. И, несмотря на все это... она заполучил свою женщину.
Он заполучил свою женщину, свою настоящую любовь, свой пирокант .
Конечно, он себя не обманывал. Жизнь с Хекс вряд ли будет нормальной во многих смыслах, и хорошо, что он научился понимать ее дикую сторону.
– Джон?
Он вопросительно свистнул.
– Я хочу воссоединиться с тобой. Как положено. Ну, перед Королем и всеми остальными. Я хочу, чтобы это было официально.
Ну... у него даже сердце остановилось.
Он сел и посмотрел на нее, а Хекс лишь улыбнулась. – Господи, ну у тебя и лицо. Что? Ты думал, я не хочу стать твоей шеллан?
«Даже в голову не приходило?».
Она удивленно застыла. – Так, ты как, не против?
Это было трудно объяснить. Но то, что было между ними, выходило за границы брачной церемонии, вырезанного на спине имени и обмена обязательствами. И он не мог понять, почему так сложилось... но она была словно недостающей частью головоломки, двенадцатым числом в его дюжине, первой и последней страницей его книги. И на определенном уровне он знал, это все, что ему было нужно.
«Все что я хочу, это ты. А как уже не важно».
Она кивнула. – Ну, я хочу все.
Он снова поцеловал ее, мягко, потому что не хотел причинить ей боль. Затем отодвинулся и сказал одними губами, «Я люблю тебя. И я хочу быть твоим хеллреном».
Она покраснела. Она на самом деле покраснела. И от этого он сразу почувствовал себя размером с гору.
– Хорошо, тогда решено. – Она дотронулась ладонью до его лица. – Мы поженимся как можно скорее.
«Как можно скорее? Как...это? Хекс... ты еле держишься на ногах».
Она посмотрела ему прямо в глаза, и ее голос был полон желания... Боже, он на самом деле был полон желания. – Тогда ты подержишь меня на руках, не так ли?
Он провел пальцем по ее щеке. И в тот же момент, по какой-то неведомой причине, он почувствовал, как они оба оказались в объятьях бесконечности, крепко державших их вместе... связав навсегда.
«Да», сказал он беззвучно. «Я буду держать тебя. Я буду держать тебя на руках вечно, возлюбленная моя».
Он накрыл ее рот своим с мыслью, что только что дал обет. Состоится ли брачная церемония или нет... он только что дал клятву своей женщине.
-------------------------------------------
Пирокант – употребляется относительно чей-то слабости, которая может быть как внутренней (зависимость), так и внешней (любимый).

Трагедия произошла в самый разгар жестокой зимней бури, и, поистине, не имела отношения к женским мукам на родовом ложе. Смерть случилась в мгновение ока... но именно ее последствия изменили ход многих жизней.
– Нет!
Крик Тормента заставил Дариуса поднять глаза от теплого, скользкого новорожденного дитя, которого он держал в руках. Сложно было понять, что могло вызвать такую тревогу – во время родов было много крови, но девушка выжила и смогла принести в мир свое маленькое продолжение. И Дариус как раз отрезал пуповину и собирался завернуть ребенка в ткань, чтобы показать его…
– Нет! Нет, нет! – Лицо Тормента стало пепельным, и он протянул вперед руки. – О, Дева Дражайшая, нет!
– Почему ты…
Сначала Дариус сам не понимал то, что видел. Рукоять кинжала Тормента... торчала из простыни, что покрывала по-прежнему большой живот девушки.
А ее бледные, покрытые кровью руки медленно скользнули по обе стороны тела.
– Она взяла его! – потрясенно выдохнул Тормент. – Вынула из моего пояса – я... все произошло так быстро ... Я наклонился, чтобы накрыть ее и ... она обнажила…
Дариус посмотрел на девушку. Ее взгляд замер на огне очага, по щеке медленно катилась слеза, а свет жизни потихоньку угасал.
Чаша с водой, что стояла рядом с кроватью, полетела на пол, когда Дариус кинулся к ней... чтобы вынуть кинжал из ее тела... чтобы спасти ее... чтобы...
Рана, которую девушка нанесла себе, была смертельной, по большей части от того, через что ей пришлось пройти во время родов... и все же Дариус не мог стоять на месте.
– Не покидай свою дочь! – сказал он, склоняясь над ней, держа в руках шевелящегося младенца. – Ты родила прекрасное дитя! Подними свои глаза, посмотри!
Звук капающей из перевернутой чаши воды казался громче выстрела, а девушка не произнесла ни слова.
Дариус чувствовал, как открывается и закрывается его рот, ему казалось, что он говорит что-то, но по какой-то причине, моля девушку не покидать их, он слышал лишь мягкий звук капающей на пол воды... Дариус просил ее остаться ради дочери, ради надежды на будущее, ради той связи, что соединила их троих, и которая никогда не позволила бы ей остаться в одиночестве вместе с младенцем.
Когда он почувствовал на штанах что-то липкое, то нахмурился и посмотрел вниз.
На пол капала не вода. Это была кровь. Ее кровь.
– О, Дева Дражайшая... – прошептал он.
Воистину, женщина выбрала свой путь и сама предрешила свою судьбу.
Она содрогнулась в последнем вздохе, а затем ее голова упала на бок, глаза, казалось, все еще смотрели на языки пламени в камине... но на самом деле, она уже ничего не видела и больше никогда не увидит.
Крик новорожденной и отрешенный стук падающих капель были единственными звуками в соломенной хижине Дариуса. И действительно, именно жалобный писк младенца заставил его действовать, ибо ничего уже нельзя поделать с пролитой кровью и угасшей жизнью. Схватив пеленальное одеяло, которое приготовили для малыша, он тщательно завернул в него крошечное невинное существо и прижал к сердцу.
Ох, жестокая судьба привела к появлению на свет этого чуда. И что теперь?
Тормент поднял глаза с окровавленного родового ложа и остывающего тела, в его взгляде горел ужас. – Я отвернулся всего на мгновение... да простит меня Дева-Летописеца... но всего на мгновенье я…
Дариус покачал головой. Он хотел что-то сказать, но голос подвел его, поэтому он просто положил ладонь на плечо парня и крепко сжал. Когда Тормент совсем поник, крик младенца стал еще громче.
Мать покинула их. Но дочь осталась.
Держа на руках новую жизнь, Дариус наклонился и вынул кинжал Тормента из тела женщины. Он отложил его в сторону, а затем прикрыл ей веки и накрыл лицо чистой простыней.
– Она не попадет в Забвенье, – простонал Тормент, обхватив голову руками. – Она обрекла себя на проклятье...
– На проклятье ее обрекли деяния других. И величайшим грехом среди них была трусость ее отца. – Она была проклята уже давно... о, беспощадная судьба, она действительно была проклята уже давно... Я уверен, Дева-Летописеца позаботится, чтобы после смерти ей было намного лучше, чем при жизни.
О… проклятая жестокая судьба.
Стараясь не обращать внимания на роящиеся в голове протестующие мысли, Дариус поднес младенца ближе к огню, потому что ему явно не нравился царивший в комнате холод. Когда их обоих окружило тепло очага, девочка открыла рот, словно чего-то искала... и за неимением лучшего варианта, он предложил ей пососать свой мизинец.
Отголоски случившейся трагедии до сих пор звенели в воздухе, а Дариус внимательно рассматривал тянувшуюся к свету малышку.
Ее глазки не были красными. И на ручках было по пять пальчиков, а не шесть. И перепонок между ними не было. Ненадолго распеленав одеяло, он проверил ножки и животик, маленькую головку... и обнаружил, что аномальные пропорции пожирателей грехов отсутствовали.
Грудь Дариуса заныла от боли за девушку, которая выносила эту жизнь в своем теле. Она стала частью их с Торментом жизни, и хоть она редко разговаривала и никогда не улыбалась, он знал, что они были ей очень близки.
Втроем они были как семья.
А теперь она ушла, оставив эту кроху с ними.
Дариус снова завернул младенца в одеяло и понял, что пеленальная ткань была единственным признаком того, что девушка признавала предстоящее рождение. В самом деле, она сама вышила покрывало, в которое сейчас была завернута ее новорожденная дочь. Это был единственный признак ее интереса к своей беременности... вероятно, потому что она уже тогда знала, чем все закончиться.
Все это время она знала, что собирается сделать.
Девочка смотрела на него широко распахнутыми глазами, задумчиво хмуря бровки, и с чувством тяжкого груза он осознал, насколько же уязвим был этот сверток в его руках – одна на холоде она умрет через несколько часов.
Он должен был поступить с ней правильно. Лишь это сейчас имело значение.
Он должен был заботиться о ней. С самого начала ее жизни все было против нее, а теперь она стала сиротой.
Святая Дева-Летописеца... он сделает для нее все возможное, даже если это будет его последним поступком на земле.
Послышалось какое-то шуршание, и, посмотрев через плечо, Дариус увидел, что Тормент завернул тело девушки в простыню и поднял на руки.
– Я позабочусь о ней, – сказал парнишка. Только вот... голос у него был отнюдь не мальчишеский. А взрослого мужчины. – Я... позабочусь о ней.
По какой-то странной причине, сейчас Дариус видел лишь то, как мальчик удерживал ее голову: большая, сильная рука Тормента держала умершую так, словно та была жива, он словно пытался утешить ее на своей груди.
Дариус откашлялся, думая о том, выдержат ли его плечи подобный груз. Каким будет его следующий вздох... следующий удар его сердца... следующий шаг, который придется сделать?
По правде говоря, он потерпел неудачу. Он освободил девушку, но, в конечном итоге, все равно ее потерял...
Затем он все же постарался взять себя в руки и повернулся к своему протеже. – Яблоня...
Тормент кивнул. – Да. Я тоже об этом подумал. Под яблоней. Я отнесу ее туда прямо сейчас и к черту бурю.
Неудивительно, что мальчишка решил бросить вызов стихии, чтобы похоронить девушку. Ему, без сомнения, требовалась физическая нагрузка, чтобы облегчить мучения.
– Ей понравится, как она зацветет весной, а на ее ветвях запоют птицы.
– А что с ребенком?
– О ней мы тоже позаботимся. – Дариус посмотрел на крошечное личико. – Мы отдадим ее тем, кто сможет позаботиться о ней так, как она этого заслуживает.
Они и в самом деле не могли оставить ее здесь. Ночи напролет они сражались, и война не делала перерывов на оплакивание личных потерь... Война не прекращалась ни для кого, ни по какой причине. Кроме того, малышке требовались то, что двое мужчин, даже при большом желании, не могли ей дать.
Ей нужна мать.
– Ночь уже настала? – хрипло спросил Дариус, когда Тормент повернулся к двери.
– Да, – сказала мужчина и отпер замок. – И я боюсь, что это навечно.
Дверь распахнулась, в хижину ворвался порыв сильного ветра. Дариус прижал к себе малышку и когда порыв улегся, он посмотрел вниз на крошечную новую жизнь.
Проведя кончиком пальца по ее личику, он с волнением подумал о том, что приготовила для нее судьба. Будет ли она благополучнее, чем обстоятельства ее рождения?
Он молился, чтобы так оно и было. Молился, чтобы она нашла достойного мужчину, который сможет защитить ее, и чтобы она могла спокойно родить свое дитя.
И он сделает все возможное, чтобы так и случилось.
И для этого... ему придется от нее отказаться.

Когда на особняк Братства опустилась ночь, Тормент, сын Харма, вооружился и достал из шкафа кожаную куртку.
Он не планировал сражаться, и все же чувствовал себя так, будто ему предстояло столкнуться лицом к лицу с врагом. И он собирался сделать это в одиночку, велев Лэсситеру расслабиться и записаться на маникюр-педикюр, потому как некоторые вещи в жизни надо делать самому.
А падший ангел просто кивнул и пожелал ему удачи. Словно точно знал, через какое огненное кольцо собирался прыгнуть Тор.
Боже, его очень раздражал тот факт, что парня ничего не удивляло в этой жизни, впрочем как раздражало в нем и все остальное.
Хотя, около получаса назад заходил Джон и поделился радостными новостями. Лично. Парень улыбался так широко, что мышцы щек сводило, и он вполне мог остаться с таким выражением лица навсегда – приятного в этом мало.
Черт, жизнь, конечно, странная штука. Зачастую то плохое, что в ней происходило, ломало хороших людей. Не в этот раз. Слава Богу, не в этот раз.
И было очень тяжело думать о тех двоих, которые заслуживали счастья больше всех.
Покинув свою комнату, Тор зашагал по коридору со статуями. Радостная весть о женитьбе Джона и его Хекс уже распространилась по всему особняку, принося всем радость, столь необходимую в эти минуты. Особенно Фрицу и додженам, которые обожали устраивать вечеринки подобного рода.
И да, судя по звукам, что доносившимся внизу, они вовсю поглощены приготовлениями. Или же это West Coast Choppers собирали очередной «Харлей» прямо в фойе.
Не-а. Оказалось, что гул был вызван не ап-грейдом мотоцикла, а тем, что армия натиральщиков полов пустилась во все тяжкие.
Остановившись, Тор упер руки в перила и посмотрел вниз, на мозаичное изображение яблони в цвету. Наблюдая, как доджены на своих вихревых машинках проходятся по ветвям и стволу, он решил, что жизнь время от времени бывает правильной и справедливой. На самом деле.
И это – единственная причина, по которой он смог найти в себе силы сделать то, что собирался.
Сбежав вниз по парадной лестнице, он махнул рукой додженам, лавируя между ними, и выскользнул в вестибюль. Оказавшись во дворе, он глубоко вздохнул и обхватил себя руками. До церемонии оставалось всего пара часов – надо это учитывать и не забывать. Он не знал точно, сколько времени займет его дело.
Закрыв глаза, он рассыпался на молекулы и принял форму... на террасе своего семейного дома, места, где он и его возлюбленная прожили добрые пятьдесят лет.
Открыв глаза, он не стал смотреть на дом. Вместо этого, он откинул голову назад и посмотрел на ночное небо, простиравшееся над крышей. Звезд не было, их мерцающий свет поглотила луна, которая еще не достигла предела своей высоты.
Где были его мертвые, подумал он. Какие из этих крошечных огоньков – души тех, кого он потерял?
Где его шеллан и ребенок? Где Дариус? Где все остальные, кто сошли с той трудной тропы, по которой все еще шагали подошвы его ботинок, чтобы навсегда уйти в бархатный загробный мир Забвения?
Наблюдают ли они за тем, что творится на земле? Видят ли они, что происходит, хорошее и плохое?
Скучают ли они по тем, кого покинули?
Знают ли, что те тоже скучают по ним?
Тор медленно опустил голову и замер.
М-да, он был прав... даже просто смотреть на это чертово место было очень больно.
И аналогия слишком очевидна: он видел сейчас огромную дыру в стене, стеклянная дверь в старой комнате Джона вылетела из рамы, и на ее месте не было ничего кроме зияющей пустоты.
Подул легкий ветерок и шторы, что висели по другую сторону рамы, нежно затрепетали.
Совершенно очевидно: дом – это он сам. А дыра - это то, что осталось после того, как он потерял... Вэлси.
Безумно тяжело даже мысленно произносить ее имя. А что уж говорить о том, чтобы повторить его вслух.
Сбоку дома лежали полдюжины фанерных листов, ящик с гвоздями и молоток. Фритц привез их сюда, как только Тор узнал о происшествии, но доджену дали строжайшее указание ничего самому не трогать.
Тор сам все чинил в своем доме. Всегда.
Он зашагал вперед, подошвы ботинок впечатывали осколки стекла в каменную плитку, хруст следовал за ним до самого порога. Достав брелок с ключами из кармана, он направил его на дом и нажал на кнопку разблокировки. Послышался приглушенный писк, означавший, что система безопасности зарегистрировала сигнал и сразу же отключилась.
Теперь он мог свободно войти внутрь: датчики движения отключены, и он мог открыть любую дверь или окно.
Свободно войти.
Ага.
Вместо того чтобы сделать этот первый шаг, он подошел к фанере, взял один из листов четыре-на-восемь, и понес туда, где зияла дыра. Прислонив его к стене дома, он вернулся за гвоздями и молотком.
Ему потребовалось около получаса, чтобы закрыть отверстие. Он сделал шаг назад, чтобы проверить качество работы, и решил, что оно довольно дерьмовое.
Остальная часть дома выглядела нетронутой, несмотря на то, что он не жил здесь с... убийства Вэлси: все было плотно закрыто, его слуги ухаживали за территорией и каждый месяц проверяли дом – несмотря на то, что давно уехали из города и служили другим семьям.
Забавно, он пытался заплатить им за то, что они делали, теперь, когда вернулся в мир живых, но они отказались от денег. Просто вернули их с благодарственной запиской.
Каждый скорбел по-своему.
Тор положил молоток и оставшиеся гвозди на неиспользованный лист фанеры, а затем заставил себя обойти вокруг дома. Он шагал, время от времени заглядывая в окна. Шторы опущены, но, тем не менее, его взгляд проникал сквозь складки ткани, чтобы легко видеть призраков, которые жили в этих стенах.
Он увидел себя, сидящего за кухонным столом, и Вэлси у плиты, вот они спорят по поводу того, что прошлой ночью он оставил в доме оружие. Снова.
Боже, она так заводила его в те моменты, когда спорила с ним.
Когда он шел мимо гостиной, то вспомнил, как обнимал ее и кружил в ритме вальса, напевая мелодию на ухо. Пел он ужасно.
Вэлси была подвижная, словно вода, а ее тело словно было создано для него, как и он – для ее.
Парадная дверь... Он помнил, как входил в нее с цветами. Каждую годовщину.
Больше всего она любила белые розы.
Он дошел до подъездной дорожки и увидел гараж, его взгляд наткнулся на машину, припаркованную с левой стороны, ближе к дому.
Там где Вэлси оставила свой Рэнж Ровер в последний раз.
После стрельбы Братство забрало внедорожник и избавилось от него, и Тор даже знать не хотел, куда они дели машину. Никогда об этом не спрашивал. И никогда не спросит.
Запах ее духов и ее крови был для него слишком сильным испытанием, чтобы выдержать его даже гипотетически.
Он покачал головой, смотря на закрытую дверь. Невозможно знать, что видишь кого-то в последний раз. Знать, что в последний раз споришь, в последний раз занимаешься сексом, в последний раз смотришь в чьи-то глаза и благодаришь Бога, за то, что они есть в твоей жизни.
А когда этого человека не стало? Это все, о чем ты думаешь.
Днем и ночью.
Обойдя гараж, он нашел дверь, которую искал и толкнул ее плечом.
Черт... здесь пахло все также: сухой запах бетона и сладковатый – масла Vette , остатками газа в газонокосилке и триммер «Weedwacker». Он щелкнул выключателем. Боже, место было похоже на музей старинной эпохи, он узнавал предметы того времени, понимал, как ими пользоваться... но будь он проклят, если сейчас для них найдется место в его мире.
Надо сконцентрироваться.
Он подошел к дому, к лестнице, ведущей на второй этаж. Чердак над гаражом был полностью отделан, утеплен и полон эклектичных коллекций из сундуков 1800-х годов, деревянных ящиков из двадцатого века и пластиковых контейнеров «Раббермэйд » из двадцать первого.
Он даже не посмотрел на то, за чем пришел, просто взял то, что давно уже здесь хранилось и стащил старый чемодан Луи Виттон вниз по лестнице.
С таким не дематериализуешься, черт возьми.
Ему понадобится машина. Почему он не подумал об этом раньше?
Посмотрев через плечо, он увидел Sting Ray 1964 года, который лично когда-то перебрал. Он часами возился с двигателем и корпусом, иногда даже днем – что до чертиков раздражало Вэлси.
– Ну, дорогой, как будто крыша куда-то денется?
– Тор, говорю тебе, ты слишком много он нее хочешь.
– М-м-м, любимый, как насчет того, чтобы захотеть кое-нибудь еще?
Он крепко сжал веки и прогнал воспоминание прочь.
Направляясь к машине, он гадал, остались ли ключи в... Бинго.
Тор открыл дверь со стороны водителя и сел за руль. Крыша автомобиля как всегда была убрана, потому что в ином случае он не вмещался в тачку. Выжав левой ногой сцепление, он повернул ключ и…Раздался рев, будто чертова тачка ждала его уже давно и была зла от того, что он так долго ее игнорировал.
Бензин на полбака. Уровень масла в норме. Двигатель работал идеально.
Через десять минут он снова включил охранную сигнализацию и выехал из гаража, привязав чемодан от Луи Виттона к заднему бамперу кабриолета. Закрепить громадину было не сложно, он просто разложил одеяло, чтобы уберечь краску, поддел вес чемодана носком ботинка, и перевязал его вдоль и поперек.
Придется ехать очень медленно. Но это не проблема.
Ночь выдалась холодной, и кончики его ушей онемели, когда он проехал около мили. Но печка нагнетала тепло, а обруч руля удобно лежал в ладонях.
Он направлялся обратно на особняк Братства, и у него было чувство, будто он только что пережил краш-тест . Но не чувствовал триумф.
Тем не менее, он был полон решимости. И, как говорил Дариус, он был готов смотреть вперед, в будущее.
По крайней мере, когда дело касалось истребления врагов.
Да, этого Тор ждал с нетерпением. Начиная с сегодняшней ночи месть – все, ради чего он жил, и он был более чем готов выполнить свои обязательства.
---------------------------------------------------------
Мастерская West Coast Choppers собирает на заказ эксклюзивные чопперы (мотоциклы)
Машинное масло
«Раббермейд» - компания с центром в г. Вустер, шт. Огайо. Производит резиновые и пластиковые изделия с одноименным товарным знаком.
Chevrolet Corvette (Шевроле Корвет) — двухместный заднеприводный суперкар, выпускаемый под маркой Шевроле компанией General Motors (Дженерал Моторс), США с 1953 года

От англ. crash test — испытание дорожных и гоночныхавтомобилей на безопасность. Представляет собой умышленное воспроизведение дорожно-транспортного происшествия с целью выяснения уровня повреждений, которые могут получить его участники. С 1966 года для краш-теста в машину помещают манекен, оборудованный датчиками для замера повреждений, до этого для этих же целей использовались человеческие трупы и животные.