Не могу поверить, что мы с тобой зашли так далеко.
Но твоя книга – это не прощание
Она – лишь новое начало
Но ты же знаешь, каково это...

Огромная благодарность всем читателям «Братства Черного Кинжала», а также поклонникам с форума!
Огромное спасибо за поддержку и наставления: Стивен Алекс-Род, Кара Уэлш, Крэр Зион и Лэсли Гельбман.
Так же спасибо всем из NAL – мои книги – это, бесспорно, результат коллективного творчества.
Спасибо вам, Lu и Opal, и все-все модераторы форума, за то, что сделали по доброте душевной.
Как всегда, спасибо моему исполнительному комитету:
Сью Графтон, доктору Джессике Андерсон и Бэтси Воган.
Огромное уважение несравненной Сюзанне Брокман и сказочной Кристин Фихан (и всей ее семье), а всем авторам, что присутствуют в моей жизни, за их поддержку и советы (Кристина, Линда и Лиза!).
Так же, спасибо Каре Цезаре, которая так близка моему сердцу.
DLB – Я твоя самая большая фанатка, пиши, не останавливайся. Твоя мамочка любит тебя :-*
NTM – спасибо тебе за то, что ты всегда со мной – и в радости и в горе.
Джек (и твой Гейб!) – спасибо за Plastic Fantastic и переосмысление романтики.
ЛиЭлла Скотт – я так люблю тебя и не только потому, что ты так хорошо заботишься о моей любимой племяшке.
Кэти и наша малышка Кайли и их мама – ваши телефоны у меня в быстром наборе.
Ли – за то,что проложила путь. Маргарет и Уокер – за то, что были источником большой радости.
Ничего бы не получилось без: моего любимого мужа, моего советчика, смотрителя и фантазера, моей замечательной мамы, которая подарила мне столько любви, что я не смогу отплатить ей, моей семьи (по крови и по выбору); и дорогих друзей.
О, и, конечно же, как всегда, со всей любовью к лучшей стороне Собаки Писателя.

ГЛОССАРИЙ ТЕРМИНОВ И ИМЕН СОБСТВЕННЫХ
ПРОЛОГ
ГЛАВА 1
ГЛАВА 2
ГЛАВА 3
ГЛАВА 4
ГЛАВА 5
ГЛАВА 6
ГЛАВА 7
ГЛАВА 8
ГЛАВА 9
ГЛАВА 10
ГЛАВА 11
ГЛАВА 12
ГЛАВА 13
ГЛАВА 14
ГЛАВА 15
ГЛАВА 16
ГЛАВА 17
ГЛАВА 18
ГЛАВА 19
ГЛАВА 20
ГЛАВА 21
ГЛАВА 22
ГЛАВА 23
ГЛАВА 24
ГЛАВА 25
ГЛАВА 26
ГЛАВА 27
ГЛАВА 28
ГЛАВА 29
ГЛАВА 30
ГЛАВА 31
ГЛАВА 32
ГЛАВА 33
ГЛАВА 34
ГЛАВА 35
ГЛАВА 36
ГЛАВА 37
ГЛАВА 38
ГЛАВА 39
ГЛАВА 40
ГЛАВА 41
ГЛАВА 42
ГЛАВА 43
ГЛАВА 44
ГЛАВА 45
ГЛАВА 46
ГЛАВА 47
ГЛАВА 48
ГЛАВА 49
ГЛАВА 50
ГЛАВА 51
ГЛАВА 52
ГЛАВА 53
ГЛАВА 54
ГЛАВА 55
ГЛАВА 56
ГЛАВА 57
ГЛАВА 58
ГЛАВА 59
ГЛАВА 60
ГЛАВА 61
ГЛАВА 62
ГЛАВА 63
ГЛАВА 64
ГЛАВА 65
ГЛАВА 66
ГЛАВА 67
ГЛАВА 68
ГЛАВА 69
ГЛАВА 70
ГЛАВА 71
ГЛАВА 72
ГЛАВА 73
ГЛАВА 74

Аструкс Нотрам (в оригинале «ahstrux nohtrum») – личный охранник с разрешением на убийство, назначенный на эту позицию королем.
Мстить (в оригинале «ahvenge» – искаженное «avenge», англ. – мстить) – совершать акт морального воздаяния (как правило, действие выполняется любящим мужчиной).
Братство Черного Кинжала – профессиональные воины-вампиры, защищающие свой вид от Общества Лессенинг. Рожденные путем тщательной селекции, Братья обладают огромной физической и умственной силой, наравне со способностью к быстрому выздоровлению. Большинство членов братства не являются родственниками, попадая в него по рекомендации других членов. Агрессивные, самоуверенные и скрытные по натуре, они живут отдельно от гражданских вампиров, редко контактируя с представителями других классов, за исключением времени, когда вынуждены питаться. Они герои легенд и пользуются большим уважением в своем мире. Братья могут погибнуть лишь от очень серьезных ран: например, от выстрела или удара ножом в сердце.
Раб крови – мужчина или женщина вампир, порабощенный для удовлетворения жажды другого вампира. Подобное рабство было практически повсеместно искоренено, хотя и не считалось противозаконным.
Избранные – женщины-вампиры, рожденные для услужения Деве-Летописеце. Они рассматриваются как часть аристократии, хотя сосредоточены в большей степени на духовной сфере, чем на светской жизни. Они практически не общаются с представителями противоположенного пола, и могут выходить замуж лишь за членов Братства, чтобы продлевать свой род. Обладают даром предвидения. В прошлом они использовались для удовлетворения нужды в крови неженатых Братьев, но позже эта традиция была забыта
Крих – символ смерти на Древнем Языке.
Состязание (в оригинале «cohntehst» – искаженное «contest», англ. – соревнование, состязание, бой, соперничество) – конфликт между двумя мужчинами за право назвать определенную женщину своей парой.
Дхунхд – ад.
Доджен – член класса слуг в мире вампиров. Поведение доджена основывается на старинной консервативной традиции, описывающей службу своему хозяину, формальную одежду и правила поведения. Они могут выходить на дневной свет, но подвержены «преждевременному» старению. Продолжительность их жизни составляет примерно пятьсот лет.
Эрос – (в оригинале «ehros» – искаженное «eros») – Избранная, обученная в области сексуальных искусств.
Эксайл дабл – (в оригинале «exhile dhoble» – искаженное «exile» – худой, тощий; скудный и «double» – близнец, двойник) – злобный или проклятый близнец, который был рожден вторым.
Забвение – мир вне времени, в котором умершие встречаются со своими любимыми в вечности.
Первая семья – Король и королева вампиров, их дети.
Хранитель – (в оригинале «ghardian» – искаженное «guardian», англ. – страж, защитник, хранитель, опекун) – личный хранитель. Хранители имеют разные статусы, самым влиятельным из которых, является хранитель отстраненной женщины.
Глимера – (в оригинале «glymera») – ядро аристократии, примерно эквивалентное светскому обществу Англии эпохи Регентства.
Хеллрен – женатый мужчина-вампир (у мужчины в качестве пары может выступать не одна женщина).
leahdyre – влиятельный человек, обладающий властью – Глава Совета.
Лилан – обращение к женщине, переводимое как «дражайшая».
Общество Лессенинг – орден убийц, собранных Омегой для уничтожения вампиров как вида.
Лессер – человек без души (мужчина), являющийся членом Общества Лессенинг, избравший своей целью уничтожение вампиров. Лессеры живут вечно, их можно уничтожить лишь ударом ножа в грудь. Они не испытывают жажды или голода и являются импотентами. Со временем их кожа, волосы и радужки глаз теряют пигментацию. Они пахнут детской присыпкой. Вступая в Общество под бдительным оком Омеги, они получают керамические сосуды, в которых хранятся их сердца, вырезанные во время обряда инициации.
Лулен – дар.
Лидж – (в оригинале «lheage» – искаженное «liege», англ. – мастер, господин) – так уважительно называют доминанта подчиняющиеся.
Лис – пыточный инструмент, с помощью которого вырезают глаза.
Мамэн – мать. Слово используется и в качестве идентификатора, и в качестве ласкового, уважительного обращения.
Мис – маскировка окружающей среды; иллюзорное явление.
Налла – ласковое обращение, означающие «возлюбленная».
Период жажды – репродуктивный отрезок жизни женщины-вампира, длящийся, как правило, два дня и сопровождающийся повышением сексуального желания. В первый раз наступает через пять лет после превращение, затем – каждое десятилетие. На «зов» реагируют все мужчины-вампиры, находящиеся рядом с женщиной. Это время может стать очень опасным из-за конфликтов соревнующихся мужчин, особенно в том случае, если женщина не замужем.
Ньюлинг – девственница.
Омега – злорадная, мистическая личность, избравшая своей целью уничтожение вампиров из-за разногласий с Девой-Летописецей. Обитает в неком вневременном пространстве. Обладает огромной силой, не связанной, впрочем, с силой творения.
phearsom (adj.) – термин, имеющий отношение к половому органу мужчины. Литературный перевод близок к «достойный входить в женщину». Чаще всего переводится как «значительный".
Принцепс – высшая ступень аристократии, в социальной иерархии располагающаяся за королевской семьей и Избранными. Этот титул передается лишь по наследству и не может быть дарован.
Пирокант – употребляется относительно чей-то слабости, которая может быть как внутренней (зависимость), так и внешней (любимый).
Ральман – спаситель.
Рит – ритуал искупления вины, предлагаемый лицом, которое нанесло оскорбление. Если предложение принимается оскорбленной стороной, оскорбивший подвергается наказанию оружием, выбранным оскорбленным, и не имеет права защищать себя.
Дева-Летописеца – мистическая сила, являющаяся советником короля вампиров, хранителем архивов и распределителем привилегий. Обитает в неком вневременном пространстве и обладает огромной силой. Способная на единственное творение, она создала расу вампиров.
Отстранение – (в оригинале – «sehclusion», искаженное «seclusion», англ. – отделение, изоляция, уединение) – статус, налагаемый королем на женщину аристократического происхождения по просьбе ее семьи. Ставит ее в подчинение воле хранителя, которым, как правило, становится старший мужчина в роду. Хранитель имеет законное право контролировать все аспекты ее жизни, ограничивая по своей воле любые взаимодействия с внешним миром.
Шеллан – замужняя женщина-вампир (как правило, имеет лишь одного мужа из-за собственнической натуры мужчин-вампиров).
Симпат – (в оригинале «symphath») – подвид вампиров, характеризующийся, помимо прочего, желанием и способностью к манипулированию эмоциями других людей (в целях энергетического обмена). Исторически выделялись из основной расы и на протяжении нескольких эпох были объектом охоты остальных вампиров. Подвид близок к вымиранию.
Гробница – священное хранилище Братства. Используется в качестве места для проведения ритуалов (вступление в братство, похороны, дисциплинарные меры). Там же хранятся сосуды лессеров. Входить туда могут лишь Братья, Дева-Летописеца и кандидаты на вступление.
Трэйнер – обращение, используемое среди мужчин для выражения взаимного уважения и привязанности. Примерно эквивалентно «дражайшему другу».
Превращение – критический момент в жизни вампира, когда он или она превращается во взрослого. После этого они должны пить кровь от представителей противоположного пола и не могут переносить дневной свет. Происходит примерно в двадцать пять лет. Некоторые не переживают превращение, в большинстве случаев, – мужчины. До перехода в зрелость, вампиры физически слабы, сексуально неактивны, невосприимчивы и неспособны дематериализоваться.
Вампир – представитель вида, отделившегося от Homo sapiens. Чтобы выжить, вампиры должны пить кровь от противоположного пола. Человеческая кровь поддерживает их, однако, сила, полученная из нее, не сохраняется надолго. После превращения, происходящего в возрасте двадцати пяти лет, они неспособны выйти на солнечный свет и должны регулярно питаться от вены. Человек не может превратиться в вампира посредством укуса или через переливание крови. В редких случаях, вампиры зачинают детей с представителями других видов. Вампиры могут дематериализоваться по своему желанию, хотя для этого требуется успокоиться и сконцентрироваться, а также не нести с собой ничего тяжелого. Они могут лишить людей воспоминаний, при условии, что данные воспоминания краткосрочны. Некоторые вампиры читают мысли. Продолжительность их жизни более тысячи лет.
Прошедший – умерший, но вернувшийся из Забвения живым. Пользуется всеобщим уважением и почтением.
Уорд – (в оригинале «whard» – искаженное «ward», англ. – опека, охрана, защита) – статус, соотносимый с понятием «крестной матери» или «крестного отца».

Военный лагерь Бладлеттера, Старый Свет, 1644 год.

Жаль, что у него так мало времени.
Хотя, сказать по правде, что изменилось бы, будь его больше? Время имеет значение, только если есть возможность что-то исправить, а он и так уже сделал все, что мог.
Дариус, урожденный сын Террора, отреченный сын Марклона, сидел на грязном полу, перед ним горела восковая свеча, а на коленях лежал открытый дневник. Его убежище находилось в дальнем углу пещеры, и освещалось лишь маленьким пламенем, что дрожало на сквозняке. Его одежда, как и обувь, была сделана из грубой, непробиваемой кожи.
В нос ударял запах мужского пота и едкий аромат земли, который смешивался со сладкой вонью разложения плоти лессеров.
И с каждым вдохом, казалось, это зловоние лишь усиливалось.
Перелистывая страницы пергамента, он будто возвращался в прошлое, вспоминая один день за другим, пока в своих мыслях окончательно не удалялся от реальности.
От желания очутиться дома он испытывал практически физическую боль, его пребывание в этом лагере напоминало скорее ампутацию, чем переселение.
Он воспитывался в замке, где элегантность и изящество были основой жизни. Внутри толстых стен, что защищали его семью от людей и лессеров, каждая ночь была теплой и пахла июльскими розами, месяцы и годы пролетали легко и радостно. Пятьдесят комнат, по которым он так часто бродил, были отделаны атласом и шелком, обставлены мебелью из ценных пород дерева, везде лежали тканые ковры, а не простые половики. Картины маслом, что блестели в своих золоченых рамах, и мраморные скульптуры в величественных позах – все это было платиновым обрамлением алмаза их существования.
Тогда казалось нереальным, что, в конечном итоге, он окажется здесь. В непоколебимом фундаменте его жизни все же было уязвимое место
Бьющееся сердце его матери давало ему право находиться под той крышей, у ласкового домашнего очага. И когда этот любящий, жизненно важный орган остановился в ее груди, Дариус потерял не только любимую мамэн, но и свой единственный дом.
Отчим выгнали его вон и отослал подальше. Враждебность, которую он так долго скрывал, вышла на поверхность, что возымело свои последствия.
Времени, чтобы оплакивать мать, не было. Не было времени, чтобы думать, откуда столько ненависти у мужчины, который едва ли не усыновил его. Не было времени, чтобы тосковать по положению, которое он имел, будучи юношей, воспитанным по всем правилам Глимеры.
Его бросили у входа в эту пещеру, как чумного. И борьба началась еще до того, как он столкнулся с лессерами или стал готовиться сражаться с ними. В первые же сутки пребывания в чреве лагеря, он подвергся нападкам со стороны других стажеров, которые считали его роскошную одежду, единственное, что ему разрешили взять с собой, признаком его слабости.
В то тяжкое время, он смог удивить не только их, но и самого себя.
Именно тогда он узнал, как, впрочем, и они, что, хотя и был воспитан как аристократ, в нем текла кровь воина. И не просто солдата. Брата. Даже без обучения, его тело знало, как действовать в бою, и отвечало на физическую агрессию с пугающей решимостью. Даже сейчас, когда разум боролся с жестокостью его деяний, руки, ноги и клыки все равно были в напряженной готовности.
Это была его другая сторона, неизвестная, непризнанная... она оказалась реальнее, чем отражение, которое он так долго рассматривал в зеркале.
Со временем его боевые навыки стали еще более искусными... и ужас от себя самого стал сходить на нет. На самом деле, другого пути не было: семя его истинного отца, и отца его отца, и отца деда управляло его телом, кожей, костями и мышцами, чистая кровь воина превращала Дариуса в мощную силу.
И яростного, смертельно опасного противника.
Хотя, его тревожило само наличие этой другой стороны. Словно он отбрасывал две тени на землю, по которой ходил, как будто всегда, где бы он ни находился, за ним следовали два отдельных источника света и освещали его тело с разных сторон. И хотя, его ужасные, жестокие поступки унижали те чувства, с которым он был воспитан, Дариус знал, что все это было лишь частью более высокой цели, которой ему суждено было послужить. Именно это спасало его снова и снова... от тех, кто стремился навредить ему в лагере, и от тех, кто желал смерти им всем. По идее, Бладлеттер являлся их уордом , но вел себя, скорее, как враг, даже когда обучал их способам ведения войны.
Хотя, возможно, в этом и заключалась вся суть. Война была уродливой независимо от того, какая грань была на виду: была ли это подготовка к ней, или участие.
Обучение Бладлеттера было жестоким, его садистские замашки требовали деяний, с которыми Дариус не желал иметь ничего общего. Воистину, Дариус всегда выходил победителем в состязаниях между стажерами... но он никогда не участвовал в изнасилованиях, что следовали в наказание побежденным. И он стал единственным, чей отказ был принят. Сначала Бладлеттер пытался бороться с ним, но когда Дариус почти победил его на поле, мужчина больше никогда к нему не приближался.
Тех, кто проигрывал Дариусу – а в лагере их было множество – наказывали другие. И обычно именно в это время, когда остальная часть лагеря наслаждалась зрелищем, он находил утешение в своем дневнике. Воистину, он не мог даже голову повернуть в направлении бойцовской ямы, в которой в тот самый момент происходила очередная экзекуция.
Он ненавидел себя за то, что снова и снова становился причиной происходящего... но у него не было выбора. Он должен был учиться, вынужден был бороться, и обязан победить. И сумма, что складывалась из этого уравнения, определялась законами Бладлеттера.
Стоны и похотливые крики из ямы становились все громче.
От этих звуков болело сердце, и он закрыл глаза. Тот, кто в данный момент исполнял наказание вместо Дариуса, был порочным мужчиной, истинным учеником Бладлеттера. Он часто добровольно выступал за выполнение подобных обязанностей, так как наслаждался тем, что причинял боль и унижение так же, как свежесваренной медовухой.
Но возможно, это закончится. По крайней мере, для Дариуса.
Этой ночью он будет испытан в бою. После окончания годового обучения он пойдет сражаться не просто с воинами – с Братьями. Это была редкая честь – и знак того, что война с Обществом Лессенинг была, как и всегда, тяжким бременем. После того, как стала известна врожденная сущность Дариуса, Роф, истинный Король, постановил, что он должен покинуть лагерь и в дальнейшем тренироваться с лучшими бойцами расы.
С Братством Черного Кинжала.
Хотя, все усилия могли оказаться напрасными. Если в эту ночь он докажет свою способность лишь к тренингу и спаррингу с себе подобными, то его снова отправят в эту пещеру, продолжать обучение «в стиле» Бладлеттера.
И Братья больше никогда не придут за ним, и будет его ждать участь простого солдата.
Шанс присоединиться к Братству дается лишь однажды, и этой ночью проверят не только его боевой стиль и владение оружием. Это будет испытание сердца. Сможет ли он смотреть в бледные глаза врага и вдыхать его сладковатый запах, мыслить разумно и расчетливо, пока тело его будет действовать против убийц.
Дариус поднял глаза от пергамента, в который целую вечность назад записывал свои мысли. У входа в пещеру стояли четверо: высокие, широкоплечие, вооруженные.
Члены Братства.
Он знал эту четверку по именам: Агони, Тро, Мёрдер и Торчер.
Дариус закрыл дневник, сунул его в щель в скале, и зализал ранку на запястье, которую нанес, чтобы получить немного «чернил». Перо из хвостового пера фазана быстро изнашивалось, и он не знал, вернется ли сюда, чтобы им воспользоваться, но все равно спрятал его.
Когда он взял свечу и поднес ее ко рту, то поразился, каким маслянистым казалось пламя. Он провел множество часов за записями при этом мягком освещении... и казалось, будто оно было единственным связующим звеном между его прошлой жизнью и нынешним существованием.
Одним единственным выдохом он погасил свечу.
Поднявшись на ноги, Дариус собрал свое оружие: стальной кинжал, который он вынул из остывающего тела мертвого стажера, и меч, обычный, которым пользовались в лагере для тренировок. Эфес никак не подходил под его ладонь, но руку, им владеющую, это не заботило.
Когда Братья посмотрели в его сторону, не произнося ни слова – даже не приветствуя его, Дариусу внезапно захотелось, чтобы среди них был его настоящий отец. Все было бы совершенно по другому, будь с ним рядом кто-то, кого бы волновало, чем все закончится: он не искал этих четверых, и не жаждал их расположения, но сейчас был как никогда одинок, далек от тех, кто окружал его, разделен с ними пропастью, которую он осознавал, но не мог переступить.
Лишиться семьи – словно оказаться в странной невидимой тюрьме, решетки одиночества и безродства ограждали его от мира еще сильнее, по мере того как проходили года и накапливался опыт, изолируя мужчину так, что он как будто прикасался к безысходности, а безысходность прикасалась к нему.
Шагая следом за явившейся за ним четверкой, Дариус не обернулся, чтобы посмотреть на лагерь. Бладлеттер знал, что он идет сражаться, и ему было плевать, вернется Дариус живим или нет. И другие стажеры разделяли его чувства.
На выходе, он пожалел, что у него было так мало времени на подготовку для этой проверки силы воли и мужества. Но уже поздно – момент настал.
Воистину, время не стоит на месте, даже когда мечтаешь, чтобы оно ползло, как можно медленнее.
Стоя за спинами Братьев, он жаждал хоть одного подбадривающего слова, пожелания или доказательства веры в него. И так как ничего этого у него не было, он вознес краткую молитву священной матери расы:
Дражайшая Дева-Летописеца, пожалуйста, дай мне силы выстоять.

Еще одна гребаная бабочка.
Когда Р.И.П. увидел тех, кто вошел в дверь его салона, он уже знал, что сегодня ему придется сделать очередную чертову бабочку. Возможно, даже две.
Ага. Судя по тому, что к стойке администратора направлялись две хихикающие длинноногие, блондинистые, грудастые девицы, наколоть череп и кости ему сегодня не удастся.
Эти пэрис хилтоны и их настрой мы-тааакие-плохие-девочки заставили его взглянуть на часы... пробуждая желание закрыть салон прямо сейчас, а не в час ночи.
Господи... каким же дерьмом он занимался ради денег. Обычно, Р.И.П. просто согласно кивал любому пожеланию анорексичек, которые приходили сюда за тем, чтобы поставить на теле метку, но сегодня все эти бабские розовые штучки его раздражали. Тяжеловато проявлять энтузиазм от набивания «Хеллоу Китти» , когда ты только что провел три часа, нанося мемориальный портрет на кожу байкера, который потерял своего лучшего друга в аварии на дороге. Второе – было реальной жизнью, первое– глупым мультиком.
Мар, администратор, подошла к нему.
– Возьмешься по-быстрому? – Ее проколотые брови приподнялись, когда она закатила глаза. – Это не займет много времени.
– Да. – Он кивнул на мягкий стул. – Давай сюда первую.
– Они хотят вместе.
Ну, разумеется.
– Хорошо. Принеси стул из подсобки.
Когда Мар скрылась за занавеской, он устроился поудобнее. Девицы стояли на кассе, держа друг друга за руки и щебеча над формой согласия, которую должны были подписать. Время от времени они обе бросали многозначительные взгляды в его сторону, из-за всех своих татуировок и пирсинга, он казался им экзотическим тигром, на которого они пришли полюбоваться в зоопарк... и это зрелище им нравилось.
Ага. Разбежались. Он скорее отрежет себе яйца, чем трахнет их даже из жалости.
Мар взяла с них деньги, и привела к нему, представив как Кери и Сару. Что было неожиданно. Он-то ожидал Тиффани и Бритни.
– Я хочу радужного карпа, – сказала Кери и села в кресло, при этом, изящно, как ей казалось, изогнувшись. – Вот здесь.
Она задрала свою маленькую тесную майку, расстегнула молнию на джинсах и стянула вниз розовые стринги. В ее пупке болталось колечко с розовым хрусталиком в виде сердечка, и она явно увлекалась электроэпиляцией.
– Отлично, – сказал Р.И.П., – Размер?
Тут Кери-Соблазнительница, казалось, слегка сдулась – будто ее непоколебимая уверенность в своей популярности среди студенческой футбольной команды давала повод ожидать, что он задохнется от красоты, которую она ему только что явила.
– Эммм... не очень большого. Меня родители убьют, если узнают... поэтому пусть не выходит за линию бикини.
Конечно, нет.
– Два дюйма? – Он поднял свою татуированную руку и показал ей размер на пальцах.
– Наверное... чуть-чуть поменьше.
Он нанес ей на кожу эскиз черной ручкой, и после того как она подтвердила размер, натянул свои черные перчатки, достал свежую иглу и настроил пистолет.
Буквально через полторы секунды Кери повисла на руке Сары и зарыдала так, как будто рожала без эпидуральной анестезии. Вот в чем и заключалась разница, не так ли? Существовала огромная пропасть между настоящим хард-кором и «хочу быть как…» . Бабочки, карпы и симпатичные сердечки были не…
Дверь салона широко распахнулась... и Р.И.П. непроизвольно выпрямился на своем крутящемся стуле.
Трое вошедших мужчин были одеты не в военную форму, но что-то выдавало, что гражданскими они не являлись. Все в черной коже, с ног до головы, они были такими огромными, что комната сразу показалась меньше, а потолок ниже. Они явно скрывали что-то под шмотками. И это что-то было оружием.
Едва заметным движением Р.И.П. переместился ближе к стойке администратора, где находилась кнопка аварийной сигнализации.
У того, что слева, глаза были разного цвета, металлический пирсинг и холодный взгляд убийцы. Тот, что справа, казалось, был немного проще, у него было красивое лицо и рыжие волосы, но он держался как человек, который побывал на войне и лишь недавно с нее вернулся.
А вот тот, что стоял по центру, был настоящей проблемой. Он был чуть крупнее своих приятелей, и у него были темно-коричневые, коротко стриженые волосы и классически красивое лицо. Но синие глаза были безжизненны, как старый асфальт.
Ходячий мертвец. Которому нечего терять.
– Привет, – поприветствовал их Р.И.П. – Желаете татуировку?
– Он желает, – тот, что с пирсингом кивнул в сторону своего синеглазого приятеля. – У него есть рисунок. И тату будет на плечах.
Р.И.П. дал своим инстинктам возможность взвесить все за и против. Мужчины не глазели на Мар. Никто не посягал на кассу и не хватался за оружие. Они ждали, вежливо, хоть и настойчиво. Или он сделает то, что они просят, или же они найдут другого мастера.
Он откинулся на стул, думая, о том, что они, по ходу, были своими.
– Круто. Освобожусь через пару секунд.
Из приемной послышался голос Мар:
– Мы закрываемся меньше чем через час...
– Но я все сделаю, – сказал Р.И.П. парню в центре.– Не волнуйтесь по поводу времени.
– Я думаю, я тоже останусь, – сказала Мар, поглядывая на того, что с пирсингом.
Синеглазый поднял руки и показал что-то жестами. Когда он закончил, тот, что с пирсингом перевел:
– Он говорит, спасибо. И он принес свои собственные чернила, если это не проблема.
Не совсем нормально, и противоречит санитарным нормам, но Р.И.П. умел подстроиться под правильного клиента. – Без проблем, приятель.
Он вернулся к карпу, а Кери продолжила кусать губу и стонать, как маленькая девочка. Закончив, он совсем не удивился, когда Сара, после лицезрения «агонии», через которую вынуждена была пройти ее подруга, вдруг захотела вернуть деньги, отказываясь от радужно-розовой красоты.
Что было замечательно. А также означало, что он может приступить к работе над парнем с безжизненными глазами прямо сейчас.
Сняв черные перчатки и вымыв руки, Р.И.П. подумал, как будет выглядеть его чертов рисунок. И сколько времени понадобиться Мар залезть в штаны парня с пирсингом.
Который явно был не против.
И насчет последнего... он бы дал минут десять, потому что она уже привлекла разноцветный взгляд мужчины, а работала Мар быстро – и не только за кассой.

***

На другом конце города, далеко от баров и тату салонов Торговой, в глубине анклава каменных зданий и булыжных мостовых, Хекс стояла у окна и смотрела сквозь волнистое антикварное стекло.
Она была голая, замерзшая и вся в синяках.
Но все еще сильная.
Внизу, на тротуаре, человеческая женщина выгуливала на поводке маленькую тявкающую собачку и с кем-то болтала по сотовому. В элегантных домах напротив люди ходили, пили, ели и читали газеты. Машины проезжали не спеша, из уважения к соседям, а также из страха, что может сделать с подвесками эта ухабистая дорога.
Но вся эта человеческая перхоть не могла ее видеть или слышать. И не только потому, что возможности этой расы были настолько ограничены по сравнению с возможностями вампиров.
В ее случае, полу-вампиров полу-симпатов.
Даже если она включит свет и начнет орать, пока не посадит голос, даже если будет размахивать руками, пока они не отвалятся, мужчины и женщины, что были вокруг, просто продолжат заниматься своими делами, не зная, что она оказалась в их среде, здесь, в ловушке этой спальни. И она не могла схватить бюро или тумбочку и разбить ими стекло. Выбить ногами двери или пролезть через вентиляционную трубу в ванной.
Она уже испробовала все это.
Убийца в ней должен была поразиться всеобъемлющей природе этой невидимой клетки: в буквальном смысле, ее невозможно было обойти, из нее невозможно было выбраться.
Отвернувшись от окна, Хекс обогнула королевских размеров кровать, покрытую шелковыми простынями и ужасными воспоминаниями... прошла мимо мраморной ванной... и продолжила идти к двери, что вела в холл. Учитывая то, как складывалось общение с ее похитителем, едва ли ей нужны дополнительные нагрузки. И все же она не могла усидеть на месте, все ее тело нервно гудело.
Она уже бывала в подобных ситуациях. Она знала, что разум, как и голодающее тело, может начать пожирать себя, если не дать ему то, что сможет его от этого процесса отвлечь.
Ее любимый способ отвлечься? Смешивать напитки. Проработав в клубе столько лет, Хекс знала тысячи коктейлей и шейков, и сейчас думала о них, представляла себе бутылки, стаканы и то, как льется напиток, добавляются лед и специи.
Бармен-терапия не давала ей сойти с ума.
Вплоть до этого момента она делала ставку на любую ошибку, промашку, возможность для побега. Но ничего не происходило, и надежда начала угасать, превращаясь в огромную черную дыру, что грозила поглотить ее. Так что она просто продолжала мешать в голове напитки и искать просвет в сложившейся ситуации.
И ее прошлый опыт странным образом помогал. Что бы ни случилось здесь, как бы ужасно все ни было, как бы ни было больно физически, это ничто по сравнению с тем, что она пережила раньше.
Это была игра в низшей лиге.
Или... по крайней мере, она пыталась себя в этом убедить. Потому что порой казалось, что все гораздо хуже.
Она еще побродила, прошлась мимо окон, бюро, затем вокруг кровати. На этот раз она пошла в ванную. Здесь не было бритвы, щетки или расчески, лишь несколько влажных полотенец и пара кусков мыла.
Когда Лэш похитил ее, используя тот самый вид магии, который держал ее здесь взаперти, он притащил ее в эту элегантную кровать, и их первые сутки вместе показали Хекс, что ее ждет.
Она взглянула на свое отражение в зеркале, висящем над двойной раковиной, а потом бесстрастно осмотрела все тело. Синяки были повсюду... порезы и царапины. Он был с ней жесток, и она боролась, потому что будь она проклята, если позволит ему себя убить – так что трудно определить, какие раны нанесены им, а какие стали случайным последствием того, что она пыталась сделать с ублюдком.
Поставь его сейчас голой задницей перед зеркалом, и она готова поспорить на свой последний вздох, что выглядит он не лучше.
Око за око.
К сожалению, ему нравилось ее сопротивление. Чем больше они боролись, тем больше Лэш возбуждался, и Хекс чувствовала, что он был удивлен собственными эмоциями. В первые несколько дней, он наказывал ее, заставляя платить за то, что она сделала с его последней подружкой – судя по всему, те пули, что она всадила в грудь этой сучки, капитально вывели его из себя. Но затем все изменилось. Он стал меньше говорить о своей бывшей и больше – о теле Хекс, своих сексуальных фантазиях, а также о будущем, в котором она вынашивает его ребенка.
Вот такие разговоры в постели с социопатом.
Теперь его глаза горели по иной причине. Если, приходя, Лэш ее вырубал, то, когда Хекс приходила в сознание, он уже лежал на ней сверху.
Она отвернулась от своего отражения, и замерла, прежде чем сделать еще один шаг.
Кто-то был внизу.
Хекс направилась из ванной к двери, которая вела в коридор, и медленно, глубоко вдохнула. Когда в нос ударил сладковатый запах падали, стало ясно, что тот, кто ошивался внизу, был лессером – но это был не Лэш.
Нет, это был его любимец, тот самый, что приходил каждый вечер еще до того, как появлялся ее похититель, чтобы приготовить тому что-нибудь поесть. Это означало, что Лэш скоро появится.
Господи, ну почему ей так не повезло: ее похитил единственный член Общества Лессенинг, который ел и трахался. Остальные были бессильны, как девяностолетние старики и питались воздухом, но Лэш? У ублюдка все работало исправно.
Вернувшись к окну, она приложила руку к стеклу. Ее тюрьма была своего рода энергетическим полем, и когда она касалась его границ, то чувствовала какое-то покалывающее тепло. Чертова штука была как невидимый забор для всего, что больше собаки – единственный плюс – на ней не было ошейника.
Но была здесь и некоторая слабина... когда она давила на границы поля, появлялся некий намек на гибкость, но только лишь намек. Затем расступающиеся молекулы, снова сходились вместе, и жжение становилось настолько сильным, что ей приходилось трясти рукой и отодвигаться подальше от источника боли.
Пока она ждала возвращения Лэша, ее мысли вернулись к мужчине, о котором она старалась не думать.
Особенно, если рядом был Лэш. Она не знала точно, насколько глубоко похититель мог влезть в ее голову, но не хотела рисковать. Если ублюдок узнает, что этот немой солдат был колодцем ее души, как называли это симпаты, то он использует это знание против нее... и Джона Мэтью.
Образ мужчины возник у нее в голове, его глаза были такими яркими в ее воспоминании, что, казалось, она видит их темно-синее, словно морское, сияние. Боже, эти красивые синие глаза.
Хекс помнила их первую встречу, Джон тогда был претрансом. Он смотрел на нее с таким благоговением и изумлением, словно она была большим, чем жизнь, настоящим откровением для него. Конечно, в тот момент, Хекс знала лишь то, что он притащил оружие в ЗироСам, и, как начальница службы безопасности клуба, была полна решимости обезоружить его и выкинуть на улицу. Но потом она узнала, что слепой король был его уордом, а это все меняло.
И после приятной новости о том, кто он на самом деле, Джону не просто разрешили ходить вооруженным – он стал специальным гостем, он и два его друга. После того инцидента он приходил в клуб регулярно и всегда смотрел на нее, эти синие глаза находили ее везде, где бы она ни была. А затем он прошел превращение. Срань Господня, он стал огромным, и неожиданно к нежной застенчивости в его взгляде прибавилось что-то очень горячее.
Она отлично постаралась, чтобы уничтожить эту доброту. Верная своей природе убийцы, она сумела задушить на корню то тепло, с которым он на нее смотрел.
Сосредоточив внимание на улице, Хекс размышляла о том времени, что они провели вместе в ее месте, в ее тайной квартире. После секса, когда он попытался поцеловать ее, его синие глаза сияли уязвимостью и состраданием, которые она ассоциировала именно с ним, она его жестоко оттолкнула.
Хекс струсила. Она просто не могла выдержать давление всей этой конфетно-цветочной чуши... или ответственности, которая появилась вместе с тем, кто испытывал к ней подобные чувства... или осознания того, что она способна полюбить его в ответ.
В результате – тот особенный взгляд умер.
Она утешала себя тем, что среди мужчин, которые могли сейчас искать ее, таких как Ривендж, айЭм, Трэз... и Братьев – Джона не было. Но даже если он и искал ее, то лишь потому, что должен был, будучи солдатом, а не потому, что хотел выполнить свою личную самоубийственную миссию.
Нет, Джон Мэтью не выйдет на тропу войны из-за чувств к ней.
И однажды она уже видела, как уничтожил себя достойнейший мужчина, в попытке спасти ее. По крайней мере, ей не придется испытать это снова.
Когда дом наполнил запах свежеподжареного стейка, Хекс отключила мысли и собрала вокруг себя всю свою волю, словно доспехи.
Ее «любовник» будет здесь с минуты на минуту, поэтому необходимо задраить свои психические люки и приготовиться к очередному бою. Она была жутко истощена, но ее сила воли пинала под задницу это убогое состояние. Хекс нужно было питаться, еще больше ей требовался хороший сон, но, ни то ни другое в ближайшее время ей не светило.
Оставалось лишь ждать, пока что-нибудь произойдет.
Ждать этого, и того момента, когда она сможет выбить все дерьмо из мужчины, что удерживал ее здесь против ее воли.
----------------------------------------------------------------------------------------
Пэрис Хилтон - бывшая наследница семейного бизнеса — крупнейшей в мире сети отелей Hilton Hotels. Известность ей принесли телесериал «Простая жизнь (англ.)русск.» (2003—2007) (в котором она сыграла со своей подругой Николь Ричи) и скандальная светская жизнь, из-за которой в СМИ она преподносится в первую очередь как «светская львица» и даже как главная «светская львица планеты»
«Хэллоу Китти» Hello Kitty (яп. ハローキティ харо кити, от англ. «Привет, киска») — персонаж японской поп-культуры, маленькая белая кошечка в упрощенной прорисовке. Придумана компанией Sanrio в 1974 году и стала своеобразным мемом. Торговая марка Hello Kitty, зарегистрированная в 1976 году, используется в качестве бренда для многих продуктов, стала главным героем одноимённого мультсериала, появляется в ролях-камео в других мультфильмах. Игрушки Hello Kitty популярны в Японии и во всём мире
"Хочу быть, как ..." - Характеристика фанатичного поклонника или поклонницы какой-либо знаменитости - популярного музыканта, серфера [surfing ], артиста и т.п., - которые стремятся походить на своего кумира одеждой, прической, поведением и т.п. Слово появилось в 1980-е и первоначально относилось к поклонницам поп-звезды Мадонны [Madonna wannabes, Madonna] (многие из них имитировали стиль одежды, прическу и макияж своего кумира, превращаясь в ее фактических двойников).

С точки зрения хронологии, Блэйлок, сын Рока, знал Джона Мэтью чуть больше года.
Но эта хронология не отражала истинную длительность их мужской дружбы. В жизни существуют два временных потока: абсолютный и относительный. Абсолютный – это универсальный цикл день-ночь, и так триста шестьдесят пять раз в году. Но в их случае роль играло то, каким образом проходило это время – смена событий, смерть, разрушение, обучение, сражения.
Он вспоминал все это и понимал... они были тесно связаны уже тысячи лет.
И эти временные рамки продолжали расширяться, подумал он, глядя на своего друга.
Джон Мэтью рассматривал чернильные узоры на стенах тату-салона, его взгляд скользил по черепам, кинжалами, американским флагам и китайским символам. Своими размерами он будто полностью заполнил все три комнаты этого салона и смотрелся здесь так, словно прилетел с другой планеты. В отличие от своего претрансового состояния, теперь парень имел мышечную массу рестлера, но так как скелет его тоже был огромен, вес равномерно распределялся вдоль костей, что придавало ему более изящный, чем у этих борцов, вид. Его волосы были коротко подстрижены машинкой, от чего черты лица казались скорее суровыми, чем красивыми, а темные круги под глазами придавали ублюдку вид серьезный и опасный.
Жизнь его порядком попинала, но вместо того чтобы сломать, каждый ее удар закалял его, делал тверже, сильнее и несгибаемей. Теперь он был сплошной сталью, от мальчишки, которым он был когда-то, ничего не осталось.
Но таково взросление. Меняется не только тело, но и разум.
Однако по отношению к его другу эта потеря детской чистоты казалась настоящим преступлением.
И на этой ноте, внимание Блэя привлекла администраторша, стоявшая за стойкой. Она склонилась над стеклянной витриной с украшениями для пирсинга, ее грудь выпирала из черного бюстгальтера, который виднелся из-под рубашки того же цвета. Один рукав был черно-белым, а другой – черный с красным, в носу, бровях и ушах торчали металлические кольца. На фоне всех этих рисунков на стенах, она была словно живое воплощение того, что, по желанию, можно было здесь получить. Очень сексуальный, жесткий пример... с губами цвета красного вина и волосами цвета ночи.
Все в ней очень сочеталось с Куином. Она была им же, только в женском обличии.
И что сказать, разноцветный взгляд Куина уже остановился на ней, и он заулыбался девушке своей фирменной улыбкой ловеласа.
Рука Блэя скользнула в карман кожаной куртки и нашла там пачку красных Данхилл . Господи, ничто не вызывало у него такого желания затянуться сигаретой, как любовные похождения Куина.
И было очевидно, что сегодня он получит еще парочку гвоздей в гроб своего настроения: медленно прогуливаясь перед администраторшей, Куин смотрел на нее так жадно, словно та была высоким запотевшим бокалом со свеженалитым пивом, а он только что вернулся домой с жаркого и тяжелого трудового дня. Его взгляд не отрывался от ее груди, и пока они продолжали красоваться друг перед другом, девушка помогала ему получить более ясную картину своих достоинств тем, что оперлась на руки и еще ниже склонилась над витриной.
Хорошо, что вампиры не болеют раком.
Блей отвернулся от этой живой версии канала «Спайс» у кассового аппарата и переместился ближе к Джону Мэтью.
– Круто, – Блэй показал на эскиз с кинжалом.
Не хочешь сделать себе татуировку когда-нибудь? – показал знаками Джон.
– Не знаю.
Бог свидетель, ему нравилось подобное на коже...
Его взгляд вновь обратился к Куину. Огромное тело парня стремилось навстречу человеческой женщине, его широкие плечи, плотные бедра и длинные, мощные ноги гарантировали ей захватывающее дух приключение.
В сексе он был потрясающим.
Не то, чтобы Блэй знал это по собственному опыту. Он видел это, и слышал... и представлял, как это могло бы быть. Но когда подобная возможность возникла, его сразу же отнесли к особому малочисленному классу – отвергнутый.
На самом деле, это была больше категория, чем класс... потому что, он был единственным, с кем Куин отказался заняться сексом.
– Эмм... а что, постоянно будет так болеть? – послышался женский голос.
Когда ей ответил мужской бас, Блэй посмотрел на стул для клиентов. Блондинка, над которой только что работали, осторожно натягивала рубашку на целлофановую повязку и смотрела на парня, который набивал ей татуировку, как на доктора, который должен был сообщить ей о ее шансах на выживание.
Затем парочка подошла к администраторше; той, что передумала делать тату, вернули ее деньги, и они обе с интересом уставились на Куина.
Так было везде и всегда, где бы парень ни появлялся, и когда-то этот факт заставлял Блэя преклоняться перед своим лучшим другом. Но теперь это вызывало лишь отторжение: каждый раз, когда Куин говорил «да», то единственное «нет» всплывало в голове Блэя огромными буквами.
– Парни, если вы готовы, то я тоже, – позвал их мастер татуажа.
Джон и Блэй направились в заднюю часть салона, а Куин сразу же забыв об администраторше, как о страшном сне, последовал за ними. Его огромным плюсом была та серьезность, с которой он относился к своей роли Аструкс Нотрам Джона: он должен находиться рядом с парнем двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. И к этой обязанности он относился с еще большей ответственностью, чем к сексу.
Джон сел в мягкое кресло, в центре рабочего кабинета, достал бумажку, развернул ее и положил на стол татуировщика.
Человек нахмурился и посмотрел на то, что набросал Джон.
– Так, эти четыре символа на верхней части плеча?
Джон кивнул и показал знаками: Вы можете украсить их как угодно, но они должны быть четкими.
После того, как Куин перевел, мастер кивнул.
– Круто. – Взяв черную ручку, он нанес вокруг символов элегантную рамку из узоров. – Что это, кстати?
– Просто символы, – ответил Куин.
Мастер снова кивнул и продолжил рисовать.
– Как вам?
Все трое склонились над рисунком.
– Черт, – тихо сказал Куин, – Охренительно.
Так и было. Абсолютное совершенство, которое Джон носил бы на своей коже с гордостью – и из-за шикарного узора не каждый сможет различить символы на Древнем Языке. Он не хотел, чтобы все видели, что было нарисовано – но с татуировками всегда так – им не обязательно быть на виду, и видит Бог, у парня было достаточно футболок, чтобы скрыть надпись от посторонних глаз.
Когда Джон кивнул, мастер встал.
– Я принесу переводную бумагу. Перенести это на твое плечо не займет много времени, а затем мы сразу приступим к работе.
Когда Джон положил на стол стеклянную баночку с чернилами и начал снимать куртку, Блэй сел рядом и протянул к нему руки. Учитывая сколько оружия было упаковано по карманам Джона, вешать этот предмет одежды на вешалку было плохой идеей.
Сняв рубашку, Джон сел и подался всем телом вперед, положив тяжелые руки на специальную мягкую стойку. Татуировщик нанес изображение на переводную бумагу, плотно приложил ее к верхней части плеча Джона, а затем сильно дернул.
Рисунок идеально лег на покрывающую мускулы кожу, занимая всю поверхность плеча Джона.
Древний Язык действительно прекрасен, подумал Блэй.
Глядя на символы, на одно короткое, дурацкое мгновенье, он представил свое имя на плече Куина, высеченное на этой гладкой коже, на манер брачной традиции.
Этому не бывать. Им предназначено быть лишь лучшими друзьями... в сравнении с тем, чтобы не знать друг друга вообще, это было чем-то колоссальным. В сравнении с тем, чтобы быть любовниками? Подобно холодной улице по ту сторону запертой двери.
Он взглянул на Куина. Парень следил за Джоном и одновременно пялился на администраторшу, которая заперла входную дверь и теперь стояла рядом с ним.
Выпуклость ширинки его кожаных штанов была очевидна.
Блэй посмотрел на кучу одежды на своих коленях. Одну за другой, он аккуратно сложил майку, рубашку, а затем и куртку Джона. Когда он поднял глаза, Куин уже медленно водил пальцем по руке женщины.
Несомненно, скоро они окажутся за той занавеской, слева. Входная дверь в салон была заперта, занавес был довольно тонким, и Куин обработает женщину, даже не снимая оружия. Поэтому, все это время Джон будет в безопасности ... и зуд Куина в определенном месте утихнет.
И это значило, что Блэю остается лишь мучиться, слушая их стоны.
Но это лучше, чем травить себя никотином. Тем более, что Куин был таким красивым, когда занимался сексом. Очень... красивым.
Бывали времена, когда Блэй пытался вести себя как гетеро, и они часто трахали человеческих женщин вдвоем – не то, чтобы он мог вспомнить лица этих женщин, их тела или имена.
Его мысли всегда занимал только Куин. Всегда.

***

Жалящая боль от татуировочной иглы приносила удовольствие.
Закрыв глаза и сделав глубокий и медленный вдох, Джон подумал о взаимодействии металла и кожи, о том, как острое входит в мягкое, как вытекает кровь... как четко ощущаются те места, где игла проникает в тело.
Вот, например, сейчас он чувствовал, как татуировщик работает в верхней части плеча.
У Джона был большой опыт в плане колюще-режущего дерьма, только в более крупных масштабах, и он больше раздаривал раны, нежели получал их сам. Конечно, пару раз его резали в сражениях, но он оставлял на порядок больше отверстий в телах врагов, и, как татуировщик, всегда имел при себе свой набор инструментов: в его куртке прятались всевозможные виды кинжалов и ножей, и даже длинная стальная цепь. Ну и, на всякий случай, пара пистолетов.
Да... все это и пара шипованных скоб.
Которые он никогда не использовал в борьбе с врагом.
Нет, это было не оружие. И хотя их не затягивали ни на чьих бедрах вот уже почти месяц, они все равно не были бесполезными. Сейчас скобы каким-то образом давали ему ощущение безопасности. Без них он чувствовал себя голым.
Дело было в том, что эта твердая сталь была единственным связующим звеном между ним и той, кого он любил. Что, учитывая произошедшее между ними, несло в себе некий космический смысл.
В своих отношениях они не зашли так далеко, как ему хотелось бы. То, что Хекс носила вокруг своих бедер, чтобы приручить свою симпатскую природу, не предполагало той стабильности, которую он искал в отношениях, но именно это подвело его к мысли о своем личном способе угомонить собственных демонов. Когда все здесь закончится, она всегда будет с ним. На его коже, и под ней тоже. На его плечах и в его сердце.
И он надеялся, что человек достойно сделает свою работу.
Когда Братья по какой-то причине решались на татуировки, иглой работал Вишес, и он был настоящим профессионалом в своем деле – черт, красная слеза на лице Куина и черная дата на задней части шеи были полным отвалом башки. Проблема заключалась в том, что если придти к Ви с запросом, подобным этому, то сразу последуют вопросы – и не только от него, но от других.
В Братстве не так много секретов, но Джон хотел бы сохранить свои чувства к Хекс только для себя самого.
Правда заключалась в том... что он любил ее. Безгранично, безвозвратно, в стиле «даже смерть не в силах разлучить нас». И хотя его чувства безответны, это не имело значения. Он уже смирился с тем, что та, кого он хотел, не хотела его.
Единственное, чего Джон не мог выносить, это того, что над ней издеваются и подвергают медленной, мучительной смерти.
А у него нет возможности ее защитить.
Он был одержим ее исчезновением. Зациклен на нем до саморазрушения. Жесток и неумолим к тому, кто забрал ее. Но это касалось только его одного.
Единственный плюс во всей этой ситуации заключался в том, что Братство тоже стремилось выяснить, что, черт возьми, с ней произошло. Братья никогда не бросали в беде своих, а когда они отправились выручать Ривенджа из той колонии симпатов, Хекс довольно быстро влилась и стала частью команды. Когда пыль рассеялась, и она исчезла, все предположили, что ее похитили, и это могли сделать кто-то из двоих: либо симпат, либо лессер.
Равносильно вопросу: что бы вы предпочли – чтобы она заболела полиомиелитом или лихорадкой Эбола?
Каждый, в том числе Джон, Куин и Блэй, были в деле. Результат? Все выглядело так, как будто найти ее было всего лишь обязанностью Джона, как солдата.
Жужжание иглы затихло, и он почувствовал, как татуировщик вытер ему спину.
– Смотрится хорошо, – сказал парень и возобновил работу. – Хотите сделать все за раз или в два захода?
Джон посмотрел на Блэя и показал знаками.
– Он говорит, что хочет, чтобы все было сделано сегодня, если у тебя есть время.
– Да, я могу. Мар? Позвони Рику и скажи, я задержусь.
– Уже набираю, – ответила администраторша.
Нет, Джон не позволит Братьям увидеть эту татуировку, и не важно, насколько красивой она получится.
Как он это видел: он родился на автобусной станции и его оставили там умирать. Затем он был брошен в человеческий мир детей-сирот. Его взял к себе Тор и его женщина, но затем ее убили, а сам парень исчез. И теперь Зи, единственный, кто мог достучаться до него, по понятным причинам был занят своей шеллан и ребенком.
Даже Хекс оттолкнула его еще до того, как с ней произошла трагедия.
Что ж, намек понят. Кроме того, он ощущал странное чувство свободы от того, что теперь ему было по хрен на чье либо мнение. Теперь он мог свободно лелеять свое одержимое желание выследить ее похитителя и разорвать ублюдка на куски.
– Не расскажешь, что означает твоя тату? – спросил мастер.
Джон поднял глаза и понял, что не было никаких причин лгать человеку. Кроме того, Блэй и Куин знали правду.
Блэй выглядел немного удивленным, но затем перевел:
– Он говорит, что это имя его девушки.
– А, понял. Женитесь?
После того, как Джон снова показал что-то знаками, Блэй сказал:
– Это татуировка в память о ней.
Последовала пауза, а затем татуировщик положил пистолет на подвижной стол, где стояли чернила. Дернув вверх рукав своей черной рубашки, он вытянул руку перед лицом Джона. На ней было изображение красивой женщины, с переброшенными через плечо волосами, взгляд был сфокусирован так, что казалось, она смотрит с поверхности кожи прямо тебе в глаза.
– Это моя девочка, ее тоже больше нет. – Резким рывком парень опустил рукав. – Я понимаю, что ты испытываешь.
Игла снова вернулась к работе, и Джону стало трудно дышать. Мысль о том, что Хекс, вероятно, уже мертва, съедала его заживо... и еще хуже было представлять, какой смертью она умерла.
Джон знал, кто забрал ее. Существовало только одно логическое объяснение: пока она была в лабиринте и помогала освобождать Ривенджа, нарисовался Лэш, а когда он испарился, она исчезла тоже. Вряд ли это совпадение. И хотя никто ничего не видел, в пещере, где нашли Рива, находилось около ста симпатов, и вообще много всего произошло... да и Лэш не был рядовым лессером.
О нет... он был сыном Омеги. Самим порождением зла. А это означало, что у подонка были свои тайные трюки.
Джон лично наблюдал за его фокусами во время сражения в колонии: если парень мог ладонью посылать взрывоопасные сгустки энергии и нос к носу сойтись с чудовищем Рейджа, то что помешает ему выкрасть кого-то прямо из-под носа Братьев? Дело в том, что если бы Хекс убили в ту ночь, то нашлось бы ее тело. И если бы она дышала, но была сильно ранена, она связалась бы симпатской телепатической связью с Ривенждем. И если бы она была жива, но ей вдруг понадобился небольшой отпуск, она бы исчезла только после того, как убедилась, что все добрались домой целыми и невредимыми.
Братья мыслили с той же самой логикой, так что все они были заняты поисками лессеров. И хотя большинство гражданских вампиров после набегов покинули Колдвелл и укрылись в убежищах, Общество Лессенинг, которым теперь управлял Лэш, продолжало действовать и, чтобы свести концы с концами, занялось торговлей наркотиками, в основном возле клубов, здесь, в центре города, на Торговой. Игра называлась «Прочеши заброшенные переулки», и каждый искал там нежить, которая воняла как нечто среднее между дохлым скунсом и освежителем для туалета.
За четыре недели они не нашли лишь признаки того, что лессеры толкают продукт людям, ничего более.
Джон сходил с ума, в основном, от незнания и страха, и частично от того, что ему приходилось сдерживать жажду насилия внутри себя. Но удивительно на что способен индивид, у которого нет выбора – если он хочет остаться в деле, то должен притворяться, что он нормален и спокоен, как удав. И Джон смог себя заставить.
А эта татуировка? Ей он как будто застолбил свою территорию. Это – его заявление о том, что, даже если Хекс и не хотела его, она была его женщиной, и он будет чтить ее, живой или мертвой. Дело было вот в чем: каждый чувствовал то, что чувствовал, это не его вина, или еще кого-то, что это чувство не взаимно. Просто... так было.
Господи, он отчаянно сожалел, что был холоден, когда они занимались сексом второй раз.
В последний раз.
Внезапно, Джон отключил эмоции, вернув джина грусти и сожаления обратно в его лампу. Он не мог позволить себе сломаться. Он должен был безостановочно продолжать поиски, продолжать двигаться вперед. Время не стоит на месте, даже если ему и хотелось замедлить его так, чтобы увеличить шансы найти ее живой.
Но, в любом случае, часам было наплевать на его мнение.
Господь Всемогущий, подумал он. Умоляю тебя, дай мне силы выстоять.
--------------------------------------------------------------------
Данхилл – марка крепких сигарет
Spice – эротический канал с откровенными сценами ,в которых участвуют очень красивые девушками со всего мира. Канал специально создан для взрослой аудитории и включает интересные фильмы и шоу на любой вкус.

– Инициация? Это типа как вступить в какой-нибудь чертов клуб?
Как только в салоне Мерседеса прозвучали эти слова, Лэш сжал руками руль и уставился в лобовое стекло. Во внутреннем кармане его костюма от Канали лежал пружинный нож, а в душе горело желание вынуть лезвие и распахать этому человеку горло от уха до уха.
Правда, тогда им придется что-то делать с трупом, и с кровью, что заляпает весь салон.
А это смертельно скучные хлопоты.
Он посмотрел на заднее сидение. Тот, кого он выбрал из сотни претендентов, был типичным стервятником, наркоторговцем, ублюдком с вечно бегающим взглядом. История тяжелого детства была начертана на его лице в виде застарелого шрама, идеально круглого, размером с горящий кончик сигареты, а весь опыт тяжелой уличной жизни отражался в умном, нервном взгляде. Его жадность была очевидна по тому, как он осматривал салон автомобиля, словно обдумывая, как сделать его своим, а о его находчивости свидетельствовало то, насколько быстро он заработал себе известность в качестве дилера.
– Больше, чем клуб, – тихо сказал Лэш. – Намного больше. У тебя есть будущее в этом бизнесе, и я предлагаю его тебе на блюдечке с голубой каемочкой. Я велю моим людям подобрать тебя здесь завтра ночью.
– А если я не приду?
– Выбор за тобой. – Конечно же, тогда ублюдок умрет под утро в своей постели. Но к чему эти подробности?
Парнишка посмотрел Лэшу в глаза. Человек не был похож на борца, размером он больше походил на того, кого обычно отчаянно чморят в школьной раздевалке. Но было абсолютно ясно, что Общество Лессенинг в данный момент нуждается в двух типах: дельцах и солдатах. И пока Мистер Д контролировал экстрим-парк и наблюдал за теми, кто толкает больше всего товара, это маленькое жилистое дерьмо со взглядом рептилии могло им пригодиться.
– Ты педик? – спросил парень.
Рука Лэша отпустила руль и нырнула в карман.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты пахнешь, как педик. И одеваешься так же.
Лэш двигался так быстро, что его цель не имела возможности даже откинуться на сидение. Быстрым движением, он нажал на кнопку и прижал выскочивший клинок прямо к жизненно важному пульсу на тонкой белой шее.
– Единственное, что я могу делать с мужиками, это убивать их, – сказал Лэш. – Хочешь, чтобы тебя поимели таким образом? Я готов это сделать прямо сейчас.
Глаза парня нереально расширились, а тело под грязной одеждой задрожало.
– Нет ... Я ничего не имею против педиков.
Дебил понял все не так, как надо, но хрен с ним.
– Ну, мы договоримся? – Лэш надавил на лезвие. Оно вошло в кожу, и выступила кровь, сначала капля, которая на долю секунды застыла, будто решая, стекать ей по блестящей поверхности металла или же по шее ублюдка.
Она выбрала лезвие, и спустилась по нему извилистой, рубиново-красной дорожкой.
– Пожалуйста... не убивай меня.
– Каким будет твой ответ?
– Да. Я сделаю это.
Лэш надавил на нож сильнее, наблюдая, как течет кровь. Он был моментально очарован осознанием того, что если нажмет на клинок, и тот войдет в плоть еще глубже, этот человек перестанет существовать, исчезнет, как клубок теплого воздуха в холодной ночи.
Ему нравилось чувствовать себя богом.
Когда с потрескавшихся губ парня сорвался скулеж, Лэш смягчился и откинулся назад. Быстрым движением языка он слизал кровь и убрал лезвие.
– Тебе понравится, чем все это закончится. Обещаю.
Он дал парню шанс отойти, зная, что тот очухается довольно быстро. У таких задниц эго было подобно воздушному шарику. Немного давления, ну типа того, когда нож приставляешь к горлу, и оно с шумом лопается. Но как только стресс проходит, они оживают, и ведут себя, как прежде.
Парнишка одернул свою дрянную кожаную куртку.
– Мне и так хорошо, я в полном поряде.
Бинго.
– Тогда почему ты смотришь на мою машину так, будто хочешь себе такую же?
– Да у меня и получше тачка имеется.
– Да ладно, правда? – Лэш осмотрел придурка с головы до ног. – Каждую ночь ты приезжаешь сюда на велосипеде. Твои джинсы драные, но, не потому что фирменные. Сколько пиджаков у тебя в шкафу? А, погоди, ты же хранишь все свое дерьмо в картонной коробке под мостом. – Лэш закатил глаза, когда с пассажирского сидения послышался удивленный вздох. – Ты думаешь, мы тебя не проверили? Думаешь, мы настолько глупы?
Лэш ткнул пальцем в сторону экстрим-парка, где скейтеры, как метрономы, качались на рампе, вверх-вниз, вверх-вниз.
– Вы все здесь, на этой площадке, редкостное дерьмо. Отлично. Это успех. Но мы хотим, чтобы вы росли. Вы присоединитесь к нам, за вашей спиной будет мощная сила... деньги, товар, защита. Будете с нами заодно, и станете чем-то большим, чем дешевыми панками, что трясут яйцами на бетонной стоянке. Мы – ваше будущее.
Расчетливый взгляд парнишки метнулся в сторону маленькой площадки, а затем переместился на горизонт, где маячили небоскребы. У него были амбиции, именно поэтому его и выбрали. Все, чего хотел этот маленький ублюдок, это двигаться только вверх и только вперед.
Тот факт, что ему придется продать свою душу, он осознает лишь тогда, когда будет слишком поздно, но так уж заведено в Обществе. От лессеров, которыми управлял, Лэш узнал, что перед инициацией им никогда и ничего не рассказывали до конца, оно и понятно. Можно подумать, кто-нибудь из них поверил бы, что за дверью, в которую они постучали, их ожидает зло. Или кто-то из них добровольно согласился бы на то, во что они, в конечном итоге, ввязывались.
Сюрприз, уроды. Это вам не Диснейленд, как только вы садитесь в этот поезд, сойти с него уже не получится.
Такое кидалово Лэшу определенно нравилось.
– Я готов ко всему, – пробормотал парнишка.
– Отлично. А теперь выметайся на хрен из моей машины. Мой помощник заберет тебя завтра вечером в семь.
– Круто.
Они договорились, и Лэшу не терпелось закончить с мелким ублюдком как можно скорее. Парнишка вонял канализацией, и здесь требовалось нечто большее, чем просто душ – его надо было окатить из шланга как грязную мостовую.
Когда дверь машины хлопнула, Лэш выехал со стоянки и двинулся по дороге, которая шла вдоль Гудзона. Он направлялся к дому, и руки вцепились в рулевое колесо от желания, отличного от желания убивать.
Желание трахаться было не менее сильным мотиватором.
Улица в районе Старого Колдвелла, на которой он жил, была полна каменных особняков в викторианском стиле, а вдоль симпатичных тротуаров были высажены деревья. Недвижимость стоила здесь не меньше миллиона долларов. Соседи подбирали дерьмо после своих собак, никогда не шумели, складывали мусорные мешки только на заднем дворе, и только по специально отведенным дням. Когда он проехал мимо своего дома во двор к гаражу, у Лэша мелькнула забавная мысль о том, что у всех этих богатых понторылых ублюдков сосед вроде него: он выглядел и одевался, как они, но его кровь была черного цвета, и он был бездушен, словно восковая статуя.
Открывая гаражную дверь, он улыбнулся и почувствовал, как его клыки, подарок от мамочки, удлинились от предвкушения того, что он скоро скажет: «Привет дорогая, я дома».
Это никогда не надоест ему. Возвращаться сюда к Хекс – никогда.
Он загнал свой AMG в гараж, вышел из машины и потянулся всем телом. Хекс словно пропускала его через мясорубку, это она умела, но ему нравились подобные ощущения... и не только те, от которых твердел член.
Ничто не радовало больше, чем достойный противник.
Он пересек задний двор и вошел в дом через кухню, где пахло жареным мясом и свежим хлебом.
Хотя есть ему сейчас не хотелось. После милой беседы в парке, тот маленький скейтер будет первым, кого он инициирует, его первым даром отцу, Омеге. Ну, как от этого не захотеть секса?
– Есть будете? – спросил Мистер Д из-за плиты, где переворачивал на сковородке мясо. Маленький техасец был полезным не только в качестве проводника в мире Общества Лессенинг или убийцы, он так же оказался вполне достойным поваром.
– Нет, я сейчас наверх. – Лэш бросил ключи и мобильный телефон на гранитную столешницу. – Оставь еду в холодильнике и закрой за собой дверь.
– Да, сэр.
– Завтра ночью выезжаем. Подберешь цель в семь. Ты знаешь, где его забрать.
– Да, сэр.
Эти два слога – любимый ответ сукиного сына – еще одна причина, почему он до сих пор ходил и был вторым по положению в Обществе.
Лэш прошел через кладовую и столовую, и повернул направо к резной лестнице. Когда он впервые увидел это место, оно было пустым, здесь не было ничего, лишь остатки былой роскоши: шелковые обои, дамасские шторы и одно крыло с подголовником. Теперь, особняк был полон антиквариата и скульптур, везде лежали ковры. Конечно, привести этот дом в полный порядок займет больше времени, чем он думал, но ведь за ночь все дерьмо не вынесешь.
Лэш взбежал по лестнице, и в его ногах была легкость, а тело как будто пело, пока он расстегивал на ходу пальто, а затем и пиджак.
Приближаясь к Хекс, он хорошо осознавал, что то, что начиналось для него как месть, превратилось в зависимость: ожидавшее его по другую сторону двери, было чем-то гораздо большим, чем то, на что он рассчитывал.
Сначала казалось, что все просто: он взял ее потому, что она забрала кое-что у него. Там, в колонии, в той пещере, она нажала на курок своего пистолета и накачала свинцом грудную клетку его личной сучки. Что было неприемлемо. Она отняла у него его любимую игрушку, а это аккурат тот случай, когда око шло за око.
Когда Лэш привез ее сюда и запер в своей спальне, его целью было методично вынуть из нее душу, по частям разрушить разум, эмоции и тело и пропустить через такое дерьмо, которое согнет ее так, что она сломается.
А затем он хотел выбросить ее, как испорченную вещь.
По крайней мере, таков был план. Но становилось совершенно ясно, что прогибаться она не собирается.
О, нет. Эта женщина была титановой. Запас ее прочности был неисчерпаем, и синяки на его теле служили тому доказательством.
Подойдя к двери, Лэш остановился, чтобы снять одежду. Просто, если ему дороги его шмотки, будет лучше оставить их здесь, прежде чем он войдет внутрь, ведь, как только он к ней приблизится, тряпки превратятся в ничто.
Он расстегнул пуговицы на брюках, снял и положил на стол запонки, скинул с себя шелковую рубашку.
Хекс оставила на нем следы. Своими кулаками. Ногтями. Клыками.
Его член запульсировал, когда он посмотрел на раны и синяки. Он исцелялся быстро, спасибо за это крови отца, что текла в его венах густым потоком, но иногда повреждения, которые она ему наносила, держались долго, и это возбуждало до чертиков.
Являясь отпрыском зла, становишься способным на многое: владеть или убивать, и все же смертная сущность Хекс была иллюзорным трофеем, к которому он мог прикоснуться, но не забрать.
И это делало ее особенной. Драгоценной.
И поэтому он... любил ее.
Потрогав сине-черный синяк на внутренней стороне предплечья, он улыбнулся. Сегодня ночью он должен отправиться к своему отцу для участия в инициации, но сначала он немного поупражняется со своей женщиной и добавит в свою коллекцию пару царапин. А перед уходом оставит ей немного еды.
Как за любым ценным животным, за ней нужно ухаживать.
Протянув руку к дверной ручке, он поморщился, когда подумал о вопросе кормления более глобально. Она была симпатом лишь наполовину, и ее вампирская сторона его беспокоила. Рано или поздно, ей потребуется то, чего не купишь в ближайшем супермаркете... и чего он сам не сможет ей дать.
Вампирам нужна была вена представителя противоположного пола и с этим ничего не поделаешь. Если такова твоя биология, ты умрешь, если не вонзишь зубы и не глотнешь свежей крови. И Хекс не могла взять это у него, так как то, что теперь текло в его теле, было черным. В результате, парочка его людей, которых он оставил при себе, искали для нее молодого мужчину-вампира, но пока возвращались ни с чем. В Колдвелле практически не осталось гражданских.
Хотя... у него был один, в состоянии анабиоза.
Проблема в том, что он знал этого ублюдка еще со своей прошлой жизни, и сама мысль о том, что она возьмет вену у того, кто когда-то был его другом, выводила его из себя.
Более того, придурок был братом Куина – не та кровная линия, с которой ему хотелось бы связываться.
Хотя не важно. Рано или поздно, его люди притащат сюда кого-нибудь – они обязаны это сделать. Потому что он планировал еще долго играть со своей новой любимой игрушкой.
Открывая дверь, он улыбнулся:
– Привет, дорогая, я дома.

***

На другом конце города, в тату-салоне, Блэй старался сосредоточиться на том, что происходило с плечами Джона. Было что-то гипнотическое в том, как игла вырисовывала темно-синие линии. Время от времени, художник делал паузу, чтобы вытереть кожу белым бумажным полотенцем, а затем снова приступал к работе, и жужжание заполняло тишину.
К сожалению, сколь бы увлекательным это зрелище ни было, Блэй не смог сконцентрироваться на нем достаточно, чтобы упустить из вида, когда именно Куин решил трахнуть человеческую женщину: сначала парочка мило ворковала и обменивалась случайными поглаживаниями по рукам и плечам, а потом эти поразительные, разноцветные глаза посмотрели в сторону входной двери.
А мгновение спустя, Куин подошел и убедился, что она на самом деле заперта.
Этот зелено-синий взгляд старался не встречаться со взглядом Блэя, когда его владелец вернулся к татуировочному столу.
– Ты в порядке? – спросил он Джона.
Когда Джон поднял глаза и кивнул, Куин быстро показал жестами: «ты не против, если я немного поупражняюсь за той занавеской?»
Пожалуйста, скажи, что ты возражаешь, подумал Блэй. Пожалуйста, скажи ему, что он должен остаться здесь.
Нисколько, показал Джон. «Развлекайся».
– Я буду рядом, если понадоблюсь. Даже если мне придется выскочить оттуда без штанов.
«А вот этого хотелось бы избежать, конечно».
Куин усмехнулся.
– Договорились.
Последовала короткая пауза, а затем он отвернулся, так и не посмотрев на Блэя.
Женщина прошла в другую комнату первой, и, учитывая то, как она покачивала бедрами, она уже была готова к тому, что произойдет, равно как и сам Куин. Затем его крупные плечи наклонились, он отодвинул ткань, нырнул внутрь, и занавеска снова вернулась на место.
Освещение комнаты и анорексичная тонкость ткани обеспечивали отличное представление того, что происходит за занавеской, и Блэй прекрасно видел, как Куин обхватил женщину за шею и притянул к себе.
Блэй перевел взгляд на татуировку Джона, но не смог удержать его там надолго. Две секунды спустя он снова созерцал это пип-шоу, не столько наблюдая за действом, сколько впитывая каждую деталь. Все происходило в типичной для Куина манере: женщина уже встала на колени, а парень запустил руки ей в волосы. Он направлял ее голову, его бедра двигались вперед-назад, пока он вбивался в ее рот.
Приглушенные звуки прекрасно дополняли картину, и Блэй заерзал на стуле, чувствуя, как твердеет член. Он хотел быть там, на коленях, направляемый руками Куина. Он хотел, чтобы это его рот заполнял сейчас член Куина. Хотел, чтобы с ним Куин стонал и выгибался всем телом от удовольствия.
Но этому не суждено случиться.
Черт, что за хрень? Парень трахался в клубах и туалетах, в машинах и переулках, а изредка и в кровати. Он поимел тысячи незнакомых ему людей, мужчин и женщин, вампиров мужского и женского пола... он был настоящий Уилт Чемберлен с клыками. Получить отказ от такого как он подобно отказу в проходе в общественный парк.
Блэй быстро опустил взгляд, но глубокий горловой стон заставил его снова поднять глаза на…
Куин повернул голову и смотрел через занавеску в их сторону. И когда их взгляды пересеклись, те разноцветные глаза вспыхнули... будто непрошенный зритель возбуждал его больше, чем та, которую он имел.
Сердце Блэя замерло, особенно когда Куин рванул женщину с колен, развернул, и наклонил над столом. Один рывок и ее джинсы оказались в районе колен. А потом...
Господь Всемогущий. Возможно ли, чтобы его лучший друг думал сейчас о том же, о чем он сам?
Но затем Куин притянул женщину к своей груди. После того как он что-то прошептал ей на ухо, она рассмеялась и повернула голову в сторону, чтобы он мог ее поцеловать. Что он и сделал.
Ты чертов придурок, подумал Блэй про себя.
Абсолютно тупой ублюдок.
Парень точно знал, кого он имеет... и кого иметь не собирается.
Покачав головой, Блэй тихо сказал:
– Джон, не возражаешь, если я выйду покурить на улицу?
Когда Джон кивнул, Блэй поднялся на ноги, положил одежду на стул и спросил татуировщика:
– Мне просто повернуть замок?
– Да, и можешь не закрывать, если будешь стоять прямо за дверью.
– Спасибо, мужик.
– Беззпроблем.
Блэй вышел прочь от жужжания татуировочного аппарата и симфонии стонов за занавеской, выскользнул из салона и прислонился к зданию, в непосредственной близости ко входу. Достав плоскую пачку красных Данхилл, он вынул сигарету, зажал ее между губами и прикурил от черной зажигалки.
Первая затяжка была охренительной. Намного лучше, чем все последующие.
Он выдыхал дым, размышляя о том, как ненавидит себя за то, что неправильно понимает многие вещи, что видит связь там, где ее нет, неверно интерпретирует действия, взгляды, случайные прикосновения.
Он жалкий, на самом деле.
Куин смотрел в их сторону не потому, что хотел встретиться с Блэем взглядом. Он проверял Джона Мэтью. И он развернул эту женщину и вошел в нее сзади лишь потому, что ему нравилась эта поза.
Ну конечно... надежда умирает последней, особенно после того, как уже скончались здравый смысл и инстинкты самосохранения.
Глубоко вдыхая табачный дым, Блэй настолько запутался в своих собственных мыслях, что не заметил тень, возникшую в переулке напротив. Не осознавая, что за ним следят, он курил, и клубы дыма, что срывались с его губ, растворялись в холодной весенней ночи.
От осознания того, что так больше продолжаться не может, его до самых костей пронзил холод.
----------------------------------------------------------------------------
Уилтон Норман «Уилт» Чемберлен (англ. Wilton Norman "Wilt" Chamberlain; 21 августа 1936 — 12 октября 1999) - легендарный американский баскетболист, игравший на позиции центрового.

– Думаю, мы закончили.
Джон почувствовал, как игла последний раз проникла в кожу, и татуировочный пистолет замолчал. Последние пару часов он сидел неподвижно, и теперь вытянул руки над головой, пытаясь привести затекшее тело в норму.
– Дай мне минутку, и я вытру твою спину.
Человеческий мужчина смочил бумажное полотенце антибактериальным раствором, а Джон снова перенес вес на спину, и почувствовал, как болезненное покалывание распространилось по всему телу.
В этот момент затишья, его вдруг посетило странное воспоминание о том, о чем он не думал уже много лет. Оно было из тех времен, когда он еще жил в детском приюте Богородицы и не знал, кем на самом деле являлся.
Был среди церковных меценатов один богатый человек, который владел огромным особняком на берегу озера Саранак . Каждое лето сирот приглашали туда на денек, поиграть на газоне размером с футбольное поле, покататься на его красивой деревянной лодке и поесть сэндвичи и арбуз.
Джон всегда обгорал на солнце. Неважно, сколько защитного крема в него втирали, его кожа все равно сгорала почти до хрустящей корочки, пока, наконец, его не отсылали сидеть на тенистом крыльце. Вынужденный оставаться в стороне, он смотрел, как другие мальчики и девочки занимаются своими делами, слушал, как их смех струится над ярко-зеленой травой, ел то, что ему приносили, в полном одиночестве. Он был лишь сторонним наблюдателем, а не участником событий.
Забавно, но сейчас его спина чувствовала себя так же, как тогда его кожа: ее тянуло, покалывало, особенно когда татуировщик круговыми движениями протирал израненное место влажной тканью.
Боже, он помнил, как боялся этого ежегодного мучения на озере. Ему так хотелось развлекаться вместе с остальными детьми... хотя, если быть до конца честным, дело не в том, чем они все занимались, а в том, что ему отчаянно хотелось просто вписаться в их тесный мирок. Черт, они могли бы жевать стекло и харкать кровью на свои рубашки, и Джон бы все равно жаждал, чтобы они приняли его в свою игру.
Те шесть часов, что он проводил на крыльце, с комиксами или со сто раз изученным упавшим птичьим гнездом в руках, казались долгими, как зимние месяцы. Слишком много времени для тоски и раздумий. Он всегда надеялся, что его усыновят, а в такие одинокие моменты, это желание обуревало его еще сильнее: даже больше, чем быть среди других детей, он хотел семью, настоящих мать и отца, а не просто опекунов, которым платили за то, что они растили его.
Он хотел кому-нибудь принадлежать. Он хотел, чтобы кто-нибудь сказал ему: Ты – мой.
Конечно же, теперь, когда он знал, кто он на самом деле... и когда жил как вампир среди вампиров, он стал понимать эту фишку с «принадлежностью» гораздо лучше. Несомненно, люди тоже имели понятие о семье, браке и подобной хрени, но его истинная природа была более животной. Для него понятие кровных и брачных уз было гораздо более примитивным и всепоглощающим.
Когда он думал о своем печальном детстве, грудь стягивало болью, хотя и не потому, что он хотел вернуться в прошлое и сказать тому маленькому мальчику, что его родители придут за ним. Нет, ему было больно от того, что все, чего он так хотел, в конечном итоге его чуть не уничтожило. Его действительно усыновили, но в новой семье он так и не прижился. Затем в его жизнь ворвались Тор и Вэлси, они рассказали ему, кем он был на самом деле, дали ему короткое ощущение дома... а затем исчезли.
Так что Джон мог сказать однозначно: лучше не иметь родителей вовсе, чем иметь их какое-то время, а потом потерять.
Да, конечно, физически Тор вернулся в особняк Братства, но он все равно был от Джона очень далеко: и даже если сейчас он признал все свои ошибки, уж очень часто он уходил, и теперь, когда все-таки почти вернулся, стало слишком поздно.
Джон пережил все эти заморочки с Тором.
– Вот зеркало. Посмотри что получилось, приятель.
Джон благодарно кивнул и подошел к большому, в полный рост, зеркалу в углу. Когда Блэй вернулся со своего затяжного перекура, а Куин вышел из занавешенной каморки, Джон повернулся, чтобы взглянуть на то, что теперь красовалось у него на плечах.
О, Боже. Именно то, чего он хотел. И главная фишка была в узоре. Он кивнул и подвигал зеркалом из стороны в сторону, чтобы рассмотреть каждый завиток. Черт, было даже немного жаль, что никто, кроме его парней никогда не увидит надпись. Тату была впечатляющей.
Но главное, что бы ни случилось потом, не важно, найдет он Хекс живой или мертвой, она всегда будет с ним.
Будь он проклят, но последние четыре недели с момента ее похищения были самыми долгими в его жизни. И до этого дни тянулись, как чертова резина. Не знать, где она. Не знать, что с ней произошло. Потерять ее... Он жил с таким чувством, будто его смертельно ранили, хотя его тело было целым, руки и ноги не сломаны, а в груди не засела пуля, и не торчал нож.
Но опять же, в его сердце, Хекс принадлежала ему. И даже если у него получится найти ее и вернуть в жизнь, в которой ему не будет места, это нормально. Он просто хотел, чтобы она была жива и здорова.
Джон посмотрел на татуировщика, положил руку на сердце, и низко поклонился. Когда он выпрямился, парень протягивал ему свою руку.
– Всегда пожалуйста, приятель. То, что тебе понравилась моя работа, для меня много значит. А теперь давай я смажу татуировку и наложу повязку.
После того, как они пожали друг другу руки, Джон показал знаками, а Блэй перевел:
– В этом нет необходимости. Рана затянется в два счета.
– Но понадобится время, чтобы… – татуировщик наклонился, осмотрел свою работу, а затем нахмурился.
Еще до того, как парень начал задавать вопросы, Джон сделал шаг назад и выхватил свою рубашку из рук Блэя. Дело в том, что чернила, которые они принесли с собой, были взяты из запасов Ви, а это значило, что в состав входила соль. Имя и эти потрясающие узоры въелись в кожу навсегда, и она уже исцелилась.
Одно из преимуществ быть чистокровным вампиром.
– Татуировка рулит, – сказал Куин. – Ну, просто чистый секс.
Как будто по команде, женщина, которую он только что отымел, вышла из-за занавески, и было трудно не заметить, как на лице Блэя мелькнула боль. Особенно, когда она сунула листочек бумаги в задний карман штанов Куина. Несомненно, там был написан номер телефона, но ее надежды были напрасными. Как только парень поимел кого-то один раз, на этом все заканчивалось – словно его половые партнеры были едой, которую невозможно поглотить дважды, и после нее не оставалось отходов. Но, к сожалению, похоже, эта Кэт вон Ди втрескалась в Куина по уши.
– Позвони мне, – прошептала она ему с уверенностью, которая со временем исчезнет без следа.
Куин слегка улыбнулся:
– Удачи.
Услышав это слово, Блэй расслабился, напряжение покинуло его широкие плечи. В мире Куина, «Удачи» было синонимом «Я больше никогда не увижу, не позвоню и не трахну тебя».
Джон достал бумажник, который был набит тоннами купюр и еще хрен знает чем, и выудил четыре сотни. Что было вдвое больше, чем стоимость тату. Когда мастер начал качать головой и говорить, что это слишком много, Джон кивнул Куину.
Они оба подняли правые ладони и направили их на людей, проникая в их разум и стирая воспоминания о последних двух часах. Ни мастер, ни администраторша не вспомнят ничего из того, что здесь произошло. В лучшем случае, останутся лишь туманные образы. Ну, или головная боль.
Когда пара впала в транс, Джон, Блэй и Куин вышли из салона и скользнули в тень. Они подождали, пока татуировщик придет в себя и закроет дверь... а затем настало время приступить к делу.
– К Солу? – спросил Куин. Его голос сейчас звучал чуть ниже обычного, видимо, от посткоитального удовлетворения.
Блэй закурил еще одну сигарету, а Джон кивнул и показал знаками: «Они нас ждут».
Один за другим, его парни растворились в ночи. Но прежде, чем Джон исчез вслед за ними, он на мгновение застыл, и его инстинкты зазвенели.
Он посмотрел влево и вправо, его острый, как лазерный луч, взгляд прошил темноту. Торговая горела неоновыми огнями, проносились машины, потому как на часах было всего два ночи, но его не интересовала освещенная часть улицы.
Он всматривался в темные переулки.
Кто-то наблюдал за ними.
Джон сунул руку за борт кожаной куртки и накрыл ладонью рукоять своего кинжала. Он убьет врага с легкостью, особенно сейчас, когда знает, кто, черт побери, забрал его женщину... и он надеялся, что из темноты к нему выйдет что-то, что воняет падалью недельной давности.
Но не повезло. Вместо этого, звякнул его сотовый. Без сомнения, это Куин и/или Блэй интересовались, куда он там запропастился.
Джон подождал чуть больше минуты и решил, что информация, которую он надеялся получить от Трэза и айЭма, была важнее, чем возможность разбить костяшки пальцев о голову очередного убийцы, скрывающегося в темноте.
Жажда мести густой лавой растекалась по венам, и Джон дематериализовался в воздухе, снова приняв форму уже на парковке ресторана «У Сола». Машин по близости не было, и фонари, которые обычно освещали наружную часть кирпичного здания, были выключены.
Сразу же двойные двери под навесом открылись, и показалась голова Куина.
– Какого черта ты так долго?
Паранойя, подумал Джон.
«Перепроверял свое оружие», показал он знаками, подходя ближе.
– Ты мог бы попросить меня подождать. Или сделать это здесь.
«Да, мамочка».
Внутри заведение было отделано в стиле ретро: красные обои из флока, повсюду, куда бы ни падал взгляд, лежал ковровый настил. Все, начиная со стульев и покрытых белыми скатертями столов до тарелок и серебряных приборов было репродукцией предметов из шестидесятых, и атмосфера словно пропиталась временами Дина Мартина : ровная, богатая и совершенно классическая.
Даже звучала песня Синатры «Fly Me to the Moon».
Не удивительно, если местные динамики отказывались воспроизводить что-то другое.
Все трое прошли мимо стойки администратора в барную комнату, где, не смотря на анти-табачные законы штата Нью-Йорк, витал аромат сигар. Блэй подошел к стойке из тикового дерева, чтобы налить себе колы, а Джон, положив руки на бедра и уставившись на мраморный пол, нарезал круги между кожаными диванчиками, которыми было заставлено все пространство.
Куин приземлился на один их них.
– Парни сказали подождать и чего-нибудь выпить. Они прибудут с минуты…
В этот момент из служебного помещения в дальней части комнаты, сквозь тихое бормотание Синатры, послышались стоны и звуки тяжелых ударов. Выругавшись, Джон последовал примеру Куина и припарковал свою задницу на диванчике напротив. Если Тени сейчас обрабатывали очередного сукиного сына, то, скорее всего, через минуту они освободиться не смогут.
Куин вытянул ноги под черным столом и выгнул спину, он весь как будто светился, его щеки порозовели от недавних физических нагрузок, а губы до сих пор были припухшими от поцелуев. В какой-то момент у Джона возникло искушение спросить, почему парень так настойчиво трахал людей на глазах у Блэя, но он проглотил вопрос, когда его взгляд упал на красную слезу, что была вытатуирована у парня на щеке.
А как еще ублюдок мог это делать? Они с Джоном срослись как сиамские близнецы, а все, чем они занимались, это прочесывали улицы и сражались... и Блэй был членом их команды.
Подошел Блэй с кока-колой в руках и молча сел рядом с Джоном.
Неловкий момент, подумал Джон, когда ни один из них не произнес ни слова.
Через десять минут дверь с надписью «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ» широко распахнулась, и вошел Трэз.
– Прошу прощения за ожидание. – Он прихватил со стойки полотенце для рук и вытер кровь с пальцев. – айЭм избавляется от кое-какого мусора в переулке. Скоро будет здесь.
Джон показал знаками: «У нас есть хоть какая-нибудь информация?»
После того, как Куин перевел, Трэз прищурился, и в его глазах замелькал какой-то расчет.
– По поводу?
– Хекс, – сказал Куин
Трэз принялся увлеченно сворачивать в руках испачканное кровью полотенце.
– Последнее, что я слышал, это то, что Рив теперь живет в особняке вместе с вами.
– Так и есть.
Тень уперся ладонями в тиковую стойку и наклонился вперед, его накачанные плечи напряглись. – Так почему спрашиваешь у меня по поводу ее поисков и спасения?
«Ты очень хорошо ее знаешь», показал Джон.
После перевода, темные глаза Трэза вспыхнули ярко-зеленым цветом.
– Да. Она моя сестра, хоть и не по крови.
«И в чем тогда проблема?» показал Джон.
Когда Куин в нерешительности замолчал, как будто желая удостовериться, что Джон действительно хочет сказать это Тени, тот жестами приказал парню говорить.
Куин слегка качнул головой.
– Он сказал, что понимает. Просто хочет убедиться, что проработаны все варианты.
– Кажется, он показал совсем другое. – Улыбка Трэза была холодна, как лед. – А моя проблема вот в чем. То, что вы пришли сюда со своими дурацкими вопросами в стиле и-что-мы-теперь-будем-делать говорит о том, что ни вы, ни ваш король не доверяют Риву и его информации о том, что происходит. Или же вы думаете, что он ни хрена не старается и не делает все возможное, чтобы найти ее. Так вот, знайте... со мной такое дерьмо не прокатит.
Из служебной комнаты вышел айЭм, и, кивнув всем, встал рядом с братом. Это было самое теплое приветствие, на которое он был способен. Он не тратил слов зря. И ударов тоже, судя по тому, что кровь запятнала всю его серую рубашку. Парень даже не поинтересовался, о чем шел разговор. Казалось, он полностью в теме, что означало, что либо он видел что-то в камерах безопасности, либо же смог все прочитать по напряженному, мощному телу своего брата.
«Мы пришли сюда не для того, чтобы драться или кого-нибудь обидеть, показал Джон. Мы просто хотим ее найти».
После того, как Куин перевел эти слова, последовала пауза. А затем Трэз задал вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов.
– Ваш король знает, что вы здесь?
Когда Джон покачал головой, Трэз снова прищурился.
– И что именно вы ждете от нас?
«Все, что вы знаете или подозреваете о местонахождении Хекс. Любую информацию о торговле наркотиками здесь, в Колдвелле. Он подождал, пока Куин переведет, затем продолжил. Если Рив прав, и Лэш был именно тем, кто избавляется от дилеров, то и дебилу ясно, что Общество Лессенинг постараются заполнить эту опустевшую нишу. Еще одна пауза для Куина. Так где же еще люди покупают себе дозу, кроме как в клубах на Торговой? Где главная точка? А кто те крупные поставщики, с которыми работал Рив? Если Лэш собирается наладить наркобизнес, ему ведь надо у кого-то затариваться этим дерьмом? Последняя передышка для Куина. Мы уже прочесали все переулки, но пока это нас никуда не привело. Мы видели лишь сделки между людьми».
Трэз убрал ладони со стола, его мозг сейчас так усиленно работал, что, казалось, в воздухе даже витал запах дыма.
– Могу я спросить тебя кое о чем?
«Конечно», кивнул Джон.
Трэз огляделся, а затем посмотрел Джону прямо в глаза.
– Наедине.
---------------------------------------------------------------
Саранак озеро в штате Нью-Йорк
Kat Von D (настоящее имя Катерина Драхенберг, нем. Katherine Drachenberg; род. 8 марта 1982, Нуэво-Леон, Мексика) - американский мастер-татуировщик и галерист.
Дино Пол Крочетти (англ. Dino Paul Crocetti; 7 июня 1917, Стобенвиль, Огайо - 25 декабря 1995, Беверли Хиллс, Калифорния), более известный как Дин Мартин (англ. Dean Martin) - американский певец и актёр.

Как только Тень высказал свою просьбу, Джон почувствовал, что Куин и Блэй напряглись, и он знал почему. Трэз, конечно, был их союзником, но, в то же время, крайне опасным. Тени придерживались только своего собственного кодекса и были способны на такие вещи, по сравнению с которыми деяния симпатов выглядели детским лепетом.
Но если дело касалось Хекс, он готов пройти через огонь и воду.
«Если мне дадут блокнот и ручку, я готов», показал Джон. Когда ни Куин ни Блэй не перевели его слова, он нахмурился и пихнул обоих локтями.
Куин откашлялся и посмотрел через барную стойку прямо на Трэза.
– Будучи его Аструкс Нотрам, я всегда нахожусь при нем.
– Только не в моем доме. И не в доме моего брата.
Куин поднялся на ноги, готовый, при необходимости, наброситься на Тень в любой момент.
– Только так, как я сказал.
Джон вскочил с дивана и преградил Куину путь, пока ублюдок не начал изображать из себя полузащитника. Он кивнул в сторону задней двери, предлагая им с Трэзом уединиться там, и ждал, пока Тень пойдет туда первым.
Естественно, Куин сразу же начал выступать:
– Что за херня, Джон?
Джон обернулся и показал знаками, «Мне что, дать тебе чертов приказ? Я иду с ним, а ты останешься здесь. Все. Точка».
«Да ты охренел, показал Куин жестами. Я таскаюсь с тобой не ради прикола…»
Звук дверного звонка прервал их спор, и они оба посмотрели на Теней. айЭм взглянул на монитор камеры безопасности и сказал:
– А это наша встреча, назначенная на два тридцать.
Обходя барную стойку и направляясь к входной двери, Трэз долгое время не сводил взгляда с Куина, а затем сказал Джону:
– Скажи своему мальчику, что очень трудно защищать кого-то, когда ты мертв.
Голос Куина был сильным, как удар в челюсть:
– Ради него я пойду на смерть.
– Будешь продолжать вести себя подобным образом, и это перестанет быть простой бравадой.
Куин обнажил клыки и издал низкое горловое шипение, становясь похожим на смертельно опасное животное, о которых люди когда-то слагали жуткие мифы. Пока он смотрел на Трэза, было очевидно, что мысленно он уже перепрыгнул через стойку бара и вцепился Тени в горло.
Трэз холодно улыбнулся, но не сдвинуться с места ни на дюйм.
– Крутой парень, да. Или просто показушник.
Трудно было решить, кто победит в этой сватке. У Тени имелись свои трюки, но и Куин сейчас был похож на бульдозер, что готовился сравнять с землей стоящее перед ним здание. Но как бы то ни было, они в Колдвелле, а не Лас-Вегасе, и Джон не был букмекером, чтобы принимать ставки.
Единственным правильным решением было не позволить непреодолимой силе столкнуться с непоколебой скалой.
Джон сжал ладонь в кулак и ударил им по столу. Звук был настолько громким, что повернулись все, а Блэю пришлось ловить свой бокал с кока-колой, когда тот подлетел в воздухе.
Когда Джон привлек-таки пристальное внимание воюющих сторон, то выставил средние пальцы обеих рук в неприличном жесте и показал их обоим оппонентам. Будучи немым, он как нельзя точно выразил этим жестом то, что так хотел сказать, чтобы охладить их гребаный пыл.
Разноцветный взгляд Куина вернулся к Тени.
– Ради Рива ты бы сделал то же самое. Так что не смей меня винить.
Последовало молчание... а затем Тень слегка расслабился.
– И правда. – Когда тестостероновый всплеск с глухим ревом исчез, Трэз кивнул. – Да... ты прав. И я не собираюсь причинять ему вред. Если он будет джентльменом, я буду вести себя так же. Даю вам честное слово.
«Оставайся здесь с Блэем», показал Джон, перед тем, как развернуться и последовать за Тенью.
Трэз повел их через широкий коридор, который был забит ящиками с пивом и ликерами. Кухня располагалась в дальнем конце здания, отгороженная бесшумными откидными дверцами.
Ярко освещенная комната с полом из красной плитки и размером с дом – сердце ресторана – была чистой и аккуратной, с рядом духовок, морозильной комнатой для мяса, и множеством столов из нержавеющей стали. Повсюду были развешаны кастрюли, а на передней конфорке варилось что-то божественное.
Трэз подошел и снял крышку. Глубокого вдохнув, он улыбнулся и посмотрел на Джона.
– Мой брат – охренительный повар.
«Не сомневаюсь», подумал Джон. Хотя на кухне Теней нельзя ручаться за происхождение протеина. Ходили слухи, что они любили поедать своих врагов.
Парень вернул крышку на место и потянулся к стопке с салфетками. Взяв одну, он разложил ее на столешнице и вытащил из стакана ручку.
– Это тебе. – Трэз скрестил руки на своей огромной груди и прислонился бедром к духовке. – Когда ты позвонил и попросил о встрече, я был удивлен. Как я уже сказал, вы с Ривом живете под одной крышей, и значит, ты в курсе, что происходит в колонии на севере. То есть ты и твои боссы должны знать, что на этой неделе он обыскал каждый закоулок каждого лабиринта... и вы также должны знать, что он не нашел абсолютно ничего, что подтвердило бы тот предположение, что Хекс была похищена симпатом.
Джон не двигался, не подтверждая информацию, но и не отрицая ее.
– Я также нахожу странным то, что ты задаешь мне вопросы о сделках с наркотиками в Колдвелле, учитывая то, что Рив знает о них все.
В этот момент на кухню вошел айЭм. Он подошел к котлу и тоже помешал содержимое, а затем встал рядом со своим братом в точно такой же позе. Джон не был уверен, что они близнецы, но, черт побери, они были удивительно похожи.
– Так, что происходит, Джон? – тихо спросил Трэз. – Почему ваш король не знает, что вы здесь, и почему ты не поговорил с моим приятелем Ривенджем?
Джон посмотрел на обоих, а затем взял ручку и начал писать. Когда он подтолкнул бумагу вперед, Тени наклонились.
«Вы отлично знаете, в чем дело. Хватит тратить наше с вами время».
Трэз засмеялся, а айЭм даже улыбнулся.
– Да, мы можем читать твои эмоции. Просто подумали, что вдруг ты захочешь объяснить свое подведение. – Когда Джон покачал головой, Трэз кивнул. – Ладно, ладно. И я уважаю твою политику меньше-слов-больше-дела. Кто еще знает, что это дело имеет для тебя личный характер?
Джон снова начал писать. «Скорее всего, Рив, учитывая его симпатские способности. Куин и Блэй. Но никто из Братьев».
Заговорил айЭм.
– Эта тату, которую ты сделал недавно... она имеет к ней отношение?
Джон на мгновение удивился, но потом понял, что они могли почувствовать запах свежих чернил или отголоски исчезающей боли.
И он спокойно накорябал: «Это не ваше дело».
– Отлично, это я понимаю и уважаю, – сказал Трэз. – Послушай... не в обиду будет сказано, но почему ты не доверяешь Братьям разобраться с этим дерьмом? Потому что она симпат и тебя волнует, как они примут эту новость? Но они же не настроены против Рива.
«Напрягите мозги. Я изо всех сил ринусь спасать ее вместе с ними, и что будет, когда мы ее найдем? По возвращению домой все в этом доме будут ждать свадебной церемонии. Вы думаете, ее это обрадует? А если она мертва? Я не хочу каждое утро видеть за обеденным столом толпу людей, которая будут думать, что я могу повеситься в туалете».
Трэх хрипло рассмеялся.
– Хорошо... как скажешь. Не могу поспорить с подобной логикой.
«Так что мне нужна ваша помощь. Помогите мне помочь ей».
Тени посмотрели друг на друга, повисло долгое молчание. Из которого Джон понял, что эти двое общались между собой ментально.
Спустя какое-то время они снова взглянули на него, и, как обычно, говорить начал Трэз:
– Ну, а сейчас... так как ты оказал нам любезность, прекратив болтать и занявшись делом, мы сделаем то же самое. Этот разговор ставит нас в трудное положение. У нас очень тесные отношения с Ривом, как ты уже знаешь, и для него это дело глубоко личное, как и для тебя. – Когда Джон попытался что-то сказать, Трэз тихо произнес: – Но мы расскажем тебе... ни один из нас не чувствует ее. Вообще.
Джон сглотнул, думая о том, что новость была не из хороших.
– Да уж, это точно. Она либо мертва... либо ее где-то удерживают. – Трэз выругался. – Я тоже думаю, что ее похитил Лэш. И я полностью поддерживаю твою уверенность, что это он работает на улицах, и найти его можно только там. Как мне кажется, он пробует в деле человеческих дилеров, прежде чем принять их в Общество Лессенинг – и запомните мои слова – он начнет инициировать их с минуты на минуту. Он захочет полностью контролировать своих торговцев, и единственный способ добиться подобного контроля – это обратить их. Что касается самой бойкой торговли – обычно самый пик приходится на район торговых центров. Или возле школ, но из-за дневного света для вас появиться там будет проблемой. Стройплощадки тоже вариант, некоторые торговцы общепитом на колесах закупались у нас. Кроме того, экстрим-парк. Туда тоже шло много товара. Под мостами, хотя, там, в основном, бездомные – уличное дно, слишком мало бабла, чтобы заинтересовать Лэша.
Джон кивнул, думая о том, что именно эту информацию и надеялся получить. «Как насчет поставщиков, написал он. Если Лэш занял место Рива, не понадобится ли ему налаживать отношения с ними»
– Да. Самый крупный в городе, Рикардо Бенлуи, но, правда, он чертовски нелюдим. – Трэз взглянул на брата, и последовала еще одна пауза. Когда айЭм кивнул, Трэз вернулся к Джону. – Хорошо. Посмотрим, сможем ли мы достать тебе инфу по нему – чтобы ты, по крайней мере, смог отследить его встречи с Лэшем.
Джон не задумываясь показал знаками: «Большое спасибо».
Они оба кивнули, а затем Трэз сказал:
– Но есть пара моментов.
Жестами Джон попросил парня продолжать.
– Первое – ни я, ни мой брат, не держим секретов от Рива. Так что, мы расскажем ему о том, что ты приходил. – Джон нахмурился, но Трэз покачал головой. – Извини, но только так.
айЭм добавил:
– Мы только за, что ты копаешь глубже. Не то, чтобы Братья этого не делают, просто, чем больше людей в деле, тем больше у нее шансов.
Джон понимал их логику, но по-прежнему не хотел об этом сильно распространяться. Прежде чем он успел хоть что-то накарябать, Трэз продолжил:
– И второе, ты должен в полной мере информировать нас обо всем, что узнаешь. Ривендж, чертов ублюдок, который любит все контролировать, приказал нам держаться подальше от всего этого. И тут появляешься ты. В общем-то, это отличный способ для нас быть в деле.
И когда Джон спросил, «почему, черт возьми, Рив связал обоим воинам руки», айЭм сказал: – Он опасается, что нас могут убить.
– И из-за наших... – Трэз замолчал, как будто искал нужное слово... – «отношений» с ним, мы не в силах ему противоречить.
– С таким же успехом он мог приковать нас цепями к гребаной стене.
Трэз пожал плечами.
– Вот почему мы согласились встретиться с тобой. В тот самый момент, когда ты прислал сообщение, мы знали…
– …что это и есть удобный случай...
– …которого мы ждали.
Когда Тени вместе закончили предложение, Джон сделал глубокий вдох. По крайней мере, они поняли, что ему надо.
– Полностью. – Трэз сжал руку в кулак и выставил вперед костяшки пальцев, и когда Джон в ответ стукнул их своими, парень кивнул. – И давай оставим этот маленькую закулисную беседу в тайне.
Джон наклонился над салфеткой. «Подожди, ты же сказал, что собираешься рассказать Риву о том, что я был здесь?»
Трэз прочитал его каракули и снова рассмеялся.
– О, мы скажем ему, что ты заходил сюда пообедать.
айЭм мрачно улыбнулся.
– Но ему не обязательно знать все остальное.

***

После того, как Трэз и Джон ушли, Блэй допил свою колу, боковым зрением наблюдая за Куином. Парень топтался вокруг бара с таким видом, будто ему обрезали крылья, и его эта ампутация абсолютно не устраивала.
Он просто не мог оставаться в стороне. Касалось ли дело просто ужина, встречи, или сражения, ему всегда надо было быть в теме.
Его мельтешащее молчание было хуже громкой брани, честное слово.
Блэй встал и с пустым бокалом в руке пошел за барную стойку. Наполняя его колой и наблюдая, как темная пена смешивается со льдом, он думал о том, почему был настолько помешан на этом парне. Он сам относился к тому типу людей, которые всегда были вежливыми и спокойными. Куин же наоборот всем своим видом заявлял «отвали к чертовой матери или сдохни».
По ходу, противоположности притягиваются. По крайней мере, с одной стороны точно.
Вернулся айЭм, за ним шел молодой мужчина, которого можно было охарактеризовать лишь одним словом – достойнейший. Парень был одет безупречно, начиная с покроя темно-серого пальто, заканчивая начищенными до блеска ботинками, и вместо галстука у него на шее красовался шейный платок. Густые светлые волосы были коротко сострижены на затылке, а впереди длинными прядями падали на глаза жемчужного цвета.
– Срань господня, какого черта ты здесь делаешь? – Раздался голос Куина, когда айЭм исчез в служебном помещении. – Ты, хитрый ублюдок.
Первой реакцией Блэя стало напряжение. Последнее, что ему сейчас нужно, это еще один эротический спектакль, особенно учитывая, что парень Куину очень понравился.
Но тут он нахмурился. А разве ...?
Только что прибывший мужчина, засмеялся и обнял Куина.
– Ну у тебя и способ выражаться, кузен. Я бы сказал... ты этакая смесь дальнобойщика, матроса и двенадцатилетнего подростка.
Сэкстон. Это был Сэкстон, сын Тайма. Блэй уже пару раз сталкивался с ним.
Куин отстранился.
– Мат на самом деле хорош для связки слов. Или вас не учат этому дерьму в Гарварде?
– Их больше заботит договорное право. Собственность. Правонарушения, которые относятся к деликтам, преследуемым в исковом порядке, ну это так, к слову. Я был удивлен, когда не увидел тебя на выпускном экзамене.
Клыки Куина ослепительно сверкнули, когда он искренне улыбнулся.
– Это человеческие законы. Меня они не удержат.
– Да кто тебя удержит.
– Так что ты здесь делаешь?
– Имущественная сделка для братьев-Теней. Чтобы ты не думал, что я учил всю эту человеческую юриспруденцию так, здоровья ради. – Взгляд Сэкстона метнулся в сторону и встретился со взглядом Блэя. Мгновенно выражение лица парня изменилось, стало серьезным и испытывающим. – Ну, здравствуй.
Сэкстон повернулся спиной к Куину и пошел по направлению к Блэю так целенаправленно, что тот даже обернулся проверить, нет ли у него чего за спиной.
– Блэйлок, не так ли? – Мужчина протянул свою элегантную руку через барную стойку. – Давно не виделись.
Блэй всегда чувствовал себя немного косноязычным в присутствии Сэкстона, потому, что «хитрого ублюдка» было не переговорить. И вокруг него витала такая аура, словно он не только знал правильные ответы на все вопросы, но мог и отказаться разговаривать с тобой, если ты не соответствовал его стандартам.
– Как дела? – спросил Блэй, когда их ладони встретились.
Сэкстон очень хорошо пах, и его рукопожатие было уверенным.
– Ты заметно вырос.
Блэй отнял руку и понял, что покраснел.
– О тебе могу сказать то же самое.
– Правда? – Жемчужные глаза блеснули. – Это хорошо или плохо?
– О... хорошо. Я не имел в виду…
– Тогда расскажи мне, как ты? Родители уже нашли тебе достойную невесту?
Смех Блэя был резким и жестким.
– Господи, нет. Для меня пока не нашлось ни одной.
Куин в прямом смысле вклинился в их разговор, встав между ними.
– Так как дела, Сэкс?
– Весьма неплохо, – ответил Сэкстон, даже не взглянув на Куина, его внимание все еще было сосредоточено на Блэе. – Хотя мои родители хотят, чтобы я покинул Колдвелл. Но я, однако, склоняюсь к тому, чтобы остаться.
Пытаясь отвлечься, Блэй сосредоточился на своей газировке и стал считать кубики льда в бокале.
– И что ты здесь делаешь? – спросил Сэкстон.
Последовала долгая пауза, и, в конце концов, Блэй поднял глаза, удивляясь, что Куин не отвечает на вопрос.
А. Отлично. Сэкстон обращался не к своему кузену.
– Ты собираешься отвечать, Блэй? – спросил Куин, нахмурившись.
Впервые за... Господи, казалось впервые в жизни... он приготовился посмотреть своему лучшему другу прямо в глаза. И казалось, ему даже не пришлось для этого брать себя в руки. Но, как и всегда, эти разноцветные глаза были сосредоточены на ком-то другом: жгли Сэкстона взглядом, который, казалось, сделал бы любого лессера короче на несколько сантиметров. Но кузен Куина либо этого не заметил, либо просто не обратил на это никакого внимания.
– Ответь мне, Блэйлок, – тихо сказал мужчина.
Блэй откашлялся.
– Мы здесь, чтобы помочь своему другу.
– Великолепно. – Сэкстон улыбнулся, сверкнув набором блестящих клыков. – Знаете, я думаю нам нужно вместе куда-нибудь сходить.
Голос Куина звучал раздраженно:
– Конечно. Звучит неплохо. Вот мой номер.
Пока он диктовал набор цифр, вернулись Джон, Трэз и айЭм. Слышались слова приветствия, еще какое-то разговоры, но Блэй не стал вникать. Оставаясь в стороне, он допил свою колу и убрал бокал в мойку.
Когда он вышел из-за барной стойки и прошел мимо Сэкстона, тот протянул ему руку.
– Был рад снова видеть тебя.
Рефлекторно Блэй взял предложенную ладонь... и после пожатия понял, что у него в руке осталась визитная карточка. Когда он попытался скрыть свое удивление, Сэкстон лишь улыбнулся.
Пока Блэй убирал карточку в карман, Сэкстон повернул голову и взглянул на Куина.
– Я позвоню тебе, кузен.
– Да. Конечно.
Со стороны Куина прощание было значительно менее дружественным, но казалось, что Сэкстону снова было наплевать, или же, он вообще этого не заметил – хотя в последнее было трудно поверить.
– Прошу меня извинить, – сказал Блэй, ни к кому конкретно не обращаясь.
Он покинул ресторан в одиночестве, вышел на крыльцо под навесом, закурил сигарету и прислонился спиной к прохладному кирпичу, уперевшись подошвой ботинка в стену.
Пока курил, достал карточку. Плотная, блестящая бумага. Гравировка, не тиснение – ну естественно. Черный, старомодный шрифт. Когда он поднес карточку к носу, то почувствовал запах одеколона.
Приятный. Очень приятный. Куин не увлекался подобным... поэтому почти всегда пах просто кожей и сексом.
Сунув карточку за пазуху, он сделал еще одну затяжку и медленно и глубоко вдохнул дым в легкие. Он не привык к тому, что на него смотрели. Или подходили к нему. Это всегда делал он сам, и целью был Куин, и Блэю казалось, так было всегда.
Дверь распахнулась и вышли его парни.
– Черт, я ненавижу сигаретный дым, – пробормотал Куин, отмахиваясь от облака, которое только что выдохнул Блэй.
Он потушил свой Данхилл о подошву ботинка и засунул наполовину выкуренный бычок в карман.
– И куда мы направляемся?
Экстрим-парк, показал Джон. Тот, что возле реки. И они дали нам еще одну зацепку, но на то, чтобы все организовать, понадобится пара дней.
– Разве этот парк не бандитская территория? – спросил Блэй. – И вокруг вроде бы полно полиции?
– А зачем беспокоиться о полиции? – Куин жестко рассмеялся. – Если у нас будут с ними неприятности, Сэкстон всегда сможет внести за нас залог. Не так ли?
Блэй поднял глаза, и на этот раз ему пришлось взять себя в руки. Сине-зеленый взгляд Куина сверлил его насквозь, и от этого грудь наполнил старый, знакомый трепет.
Боже... вот кого я люблю, подумал Блэй. И буду любить всегда.
Эту упрямую челюсть, темные нахмуренные брови, пирсинг в ухе и в полной нижней губе. Эти густые, блестящие черные волосы и золотистую кожу, сильное, мускулистое тело. Его смех, и тот факт, что он никогда, никогда не плакал. Его душевные шрамы, о которых никто не знал, и его убежденность, что он всегда будет первым вбегать в горящее здание или вступать в кровавое сражение.
Это был Куин, и он будет таким всегда.
И ничего не изменится.
– Что не изменится? – спросил Куин, нахмурившись.
Вот дерьмо. Он сказал это вслух.
– Ничего. Ну, мы идем, Джон?
Джон по очереди посмотрел на обоих. Затем кивнул. «У нас только три часа до рассвета. Надо торопиться».

– Мне нравится, как ты на меня смотришь.
Хекс находилась в противоположном углу спальни и ничего не ответила на эти слова Лэша. Она смотрела, как он валяется на полу рядом с бюро, одно плечо выше другого, и думала о том, что, скорее всего, вывихнула ему конечность. И это была не единственная его травма. Черная кровь стекала с разбитой губы и капала с подбородка, и теперь он точно будет хромать, так как она в клочья разодрала зубами его бедро.
Он пожирал ее тело глазами, но она не потрудилась прикрыть себя руками. Если он захочет еще один раунд, ей понадобится каждая унция силы, что у нее еще оставалась. И, кроме того, скромность имела значение лишь тогда, когда тебе было дело до собственного тела, а Хекс потеряла связь со своим уже давно.
– Ты веришь в любовь с первого взгляда? – спросил он. Со стоном поднявшись с пола, Лэш оперся всем телом на край бюро, пытаясь проделать с рукой какие-то манипуляции.
– Веришь? – снова спросил он.
– Нет.
– Цинично. – Лэш прохромал к арочному проему, что вел в ванную комнату. Встав между косяками, он уперся одной рукой о стену, повернулся в левую сторону, и сделал глубокий вдох.
Лэш вернул свое плечо на место, и хруст кости и его проклятия прогремели, как выстрелы. Его шатало, дыхание было рваным, царапины выделялись на белом лице черными полосами. Повернувшись к ней, он улыбнулся.
– Не желаешь принять со мной душ? – Она промолчала, и он покачал головой. – Нет? Жаль.
Он исчез в мраморном пространстве и через мгновение послышался звук льющейся воды.
Только услышав, что он моется, и почувствовав аромат пилированного мыла, Хекс сменила положение рук и ног.
Никакой слабости. Она не покажет ему ни грамма слабости. И дело не только в том, что она обязана выглядеть такой сильной, чтобы он дважды подумал, прежде чем снова связаться с ней. Ее природа отказывалась сдаваться ему или еще кому-либо. Она умрет, сопротивляясь.
Так уж Хекс устроена: она была неукротима, и ее внутреннее эго тут не причем. Жизненный опыт: не важно, что с ней происходит – она это все равно выдержит.
Но, Господь всемогущий, она ненавидела бороться с Лэшем. Ненавидела все, что здесь происходило.
Когда он чуть позднее вышел из ванной, то был чист и уже начал исцеляться: синяки бледнели, царапины исчезали, кости срастались, как по волшебству.
Ей везло как утопленнику. Проклятый кролик-энерджайзер.
– Я ухожу, чтобы повидаться со своим отцом. – Когда он подошел к ней, Хекс обнажила клыки и, на мгновение, показалось, что ему это польстило. – Я люблю твою улыбку.
– Это не улыбка, придурок.
– Как бы ты это не называла, мне это нравится. И когда-нибудь я познакомлю тебя со своим дражайшим папочкой. У меня есть планы относительно нас.
Лэш подошел и наклонился, без сомнения, собираясь ее поцеловать, но когда она издала низкое горловое шипение, остановился и передумал.
– Я скоро вернусь, – прошептал он. – Любовь моя.
Лэш знал, что она ненавидела всю эту «любовную» чушь, поэтому Хекс постаралась скрыть свои реакцию. И говорить ему вслед колкости она тоже не стала.
Чем больше она пыталась вести себя не в соответствии с ситуацией, тем больше он запутывался, и тем яснее становилась ее голова.
Слушая, как Лэш передвигается по соседней спальне, Хекс представила, как он одевается. Он держал свою одежду в другой комнате – перетащил ее всю, когда стало ясно, как между ними сложатся отношения: он ненавидел беспорядок и был очень щепетилен в плане своих шмоток.
Когда все стихло, и она услышала, как он спускается по лестнице, Хекс глубоко вздохнула и поднялась с пола. В ванной комнате все еще витал пар, и было жарко, и, хотя она ненавидела пользоваться одним с ним мылом, то, что было на ее коже, она ненавидела больше.
В тот момент, когда она шагнула под горячую струю, мрамор у ее ног окрасился в смесь красного и черного – два вида крови стекали с ее тела и исчезали в канализационной трубе. Она быстро намылилась и смыла пену, потому что Лэш ушел всего несколько минут назад, а от него можно было ожидать чего угодно. Иногда, он почти сразу же возвращался. А иногда, мог не появляться еще сутки.
Хекс задыхалась от запаха дорогого французского дерьма, которым по настоянию Лэша нашпиговали ванную комнату, хотя и полагала, что большинство женщин наслаждались бы этой смесью лаванды и жасмина. Боже, как ей хотелось нанести на тело хотя бы каплю старого доброго «Дайал» Рива. И хотя, несомненно, от него неимоверно жгло бы многочисленные царапины, она бы не возражала против этой агонии – даже идея содрать с себя кожу заживо сейчас казалась ей привлекательной.
Каждое движение, каждое прикосновение вверх по руке или вниз по ноге было отмечено болью, и без какой-либо на то причины, она вдруг подумала о скобах, которые всегда носила, чтобы контролировать свою симпатскую природу. Из-за той борьбы, что происходила каждый день в спальне, у нее было достаточно боли, чтобы ослабить свои дурные наклонности, хотя, не то, чтобы это имело какое-то значение. Она не была в кругу «нормальных», и ее темная сторона помогала ей справиться с ситуацией.
Тем не менее, после многолетнего ношения стальных шипов, было странно ощущать их отсутствие. Она оставила их в доме Братства... на комоде в комнате, в которой остановилась, прежде чем отправиться в колонию. Она твердо намеревалась вернуться к утру, принять душ, и снова одеть их... а теперь они пылились, ожидая ее возвращения.
Она уже теряла веру, что ей грозило счастливое воссоединение с этими хреновинами.
Забавно, как может повернуться жизнь: уходишь из дома, с намерением вернуться, но потом путь, по которому следуешь, неожиданно уводит тебя влево, вместо того, чтобы развернуть обратно.
Как долго Братья позволят храниться ее личным вещам, хотелось бы ей знать. Как скоро ее малочисленные пожитки, где бы те ни были – в особняке Братства, или ее охотничьем домике, или подземной квартире – превратятся в ветхий хлам? Вероятно, подходила к концу уже вторая неделя ее отсутствия – но никто, кроме Джона, не знал о ее подземном убежище, так что там все будет покрываться пылью еще долго.
Уже через пару недель, ее барахло, несомненно, запихают подальше в шкаф. А потом и в небольшую коробку на чердаке.
А возможно, просто выбросят на помойку.
Так происходит, когда кто-то умирает. То, что тебе принадлежало, отправляется в утиль, если только этот хлам не забирает себе кто-нибудь другой.
А спрос на шипованные скобы был небольшой.
Выключив воду, Хекс вышла из душа, вытерлась полотенцем и вернулась в спальню. Как только она села у окна, дверь открылась, и в комнату вошел маленький лессер, что хозяйничал на кухне. Он нес поднос, заставленный едой.
Лессер всегда казался смущенным, когда ставил то, что принес, на бюро и оглядывался – как будто он все еще не имел понятия, зачем, черт возьми, оставлять горячую еду в пустой комнате. Он осматривал стены, отмечая свежие вмятины и полосы черной крови. Учитывая его аккуратность, он, без сомнения, желал немедленно навести здесь порядок: когда она впервые появилась здесь, шелковые обои были в идеальном состоянии. Теперь же они выглядели так, как будто их пропустили через шредер .
Пока он подходил к кровати и поправлял скомканное одеяло и подушки, дверь оставалась настежь открытой, и Хекс смотрела в коридор и дальше, вниз по лестнице.
Нет смысла бежать туда. Атаковать его тоже не выйдет. И симпатские импульсы здесь не помогут, потому что она была заблокирована, ментально и физически.
Она могла лишь смотреть на него и жалеть, что не может напасть. Боже, наверное, подобную бессильную жажду убийства испытывали львы в зоопарке, когда в их клетку с метлами и едой входили сторожа: кто-то мог приходить и уходить, менять твое окружение, но ты намертво застряла в четырех стенах.
От чего хочется вцепиться кому-нибудь в глотку.
Когда он ушел, Хекс подошла к подносу. Сердиться на стейк не имело смысла, а чтобы продолжить борьбу, ей требовались калории, поэтому она съела все, что лежало на тарелке. На вкус эта хрень была как картон, и она подумала, будет ли у нее когда-нибудь возможность съесть то, что ей хочется, и чтобы приготовлено оно было так, как ей нравится.
Этот питательный процесс был логичен, но, черт возьми, во время еды никаких приятный ощущений абсолютно не возникало.
Закончив, Хекс вернулась к окну и устроилась в кресле, прижав колени к груди. Глядя вниз на улицу, она не пребывала в состоянии покоя, а просто застыла без движения.
Даже спустя недели, она все равно искала выход... и будет искать его до последнего вздоха.
И опять же, этот порыв, как и постоянное желание бороться с Лэшем, был не просто результатом сложившихся обстоятельств – она хотела этого как женщина, и это осознание заставило ее вспомнить о Джоне.
Она была так решительно настроена держаться от него подальше.
Она думала о том, как они были вместе, не тогда, в последний раз, когда он отомстил ей за то, как она его когда-то оттолкнула, а впервые, в ее подземной квартире. После секса, он потянулся ее поцеловать... конечно же, он хотел большего, чем быстрый, жесткий трах. А она? Она вырвалась и пошла в ванную, где приняла душ, как будто он испачкал ее. А потом ушла, закрыв за собой дверь.
Так что, она не винила его за то, как прошло их последнее свидание.
Она оглядела свою темно-зеленую тюрьму. Наверное, она умрет здесь. И, вероятно, в ближайшее время, поскольку уже давно не брала вену и испытывала постоянный физический и эмоциональный стресс.
Реальность скорой кончины заставила ее вспомнить о множестве лиц, в которые она смотрела в момент, когда жизни покидали их тела, а души воспаряли в небеса. Как и для любого наемного убийцы, смерть была ее работой. И, как для любого симпата, своего рода призванием.
Процесс всегда очаровывал ее. Каждый из тех, кого она убила, пытался бороться, даже когда она стояла над ним с оружием в руках. И они знали, что даже если им удастся вырваться из ее стальной хватки, она настигнет их все равно. Хотя, казалось, это не имело значения. Ужас и боль были источником энергии, катализатором их борьбы, и Хекс знала, каково это. Когда борешься за каждый вдох, даже если горло сдавило. Когда воспаленная кожа покрывается холодным потом. Когда слабеют мышцы, а ты все равно пытаешься заставить их двигаться, пытаешься и пытаешься, черт их побери.
Ее предыдущие похитители доводили ее до подобного предсмертного состояния бесчисленное количество раз.
В то время как вампиры уповали на Деву-Летописецу, симпаты не верили в жизнь после смерти. Для них смерть не была съездом с эстакады на новую трассу, она была каменной стеной, о которую разбиваешься вдребезги. После чего наступает небытие.
Лично она никогда не покупалась на все эту божественную чушь, и дело не в ее происхождении или умственном развитии, просто результат был всегда один и тот же. Смерть была краем, концом истории. Черт возьми, она видела ее вблизи так много раз – после длительной борьбы наступает... ничто. Ее жертвы просто переставали двигаться, застывали в одной позе, их сердца останавливались навсегда. И, возможно, были и такие, что умирали с улыбкой на лице, но Хекс считала это гримасой, а не улыбкой.
Но даже если бы они на самом деле отправлялись в яркое и светлое царство небесное, то все равно, вряд ли бы они перед смертью сияли так, словно выиграли в лотерею.
Хотя, может быть, они вели себя так совсем не из-за того, куда попадали после смерти, а из-за того, где были до нее.
Раскаяние... начинаешь просто раскаиваться.
Помимо того, что она всегда хотела родиться при других обстоятельствах, у Хекс было лишь два греха, тяжелее всех остальных.
Хекс жалела, что много лет назад не рассказала Мёрдеру о том, что она наполовину симпат. В таком случае, он не бросился на помощь, когда ее забрали в колонию. Он бы знал, что это неизбежно, что другая часть ее семьи востребует ее возвращение, и с ним не случилось бы того, что случилось.
Также она жалела, что не может вернуться и сказать Джону Мэтью, что сожалеет. Она оттолкнула бы его снова, потому что, только так он смог бы избежать ошибок, что совершил ее предыдущий любовник. Но она дала бы ему понять, что дело было не в нем. А в ней.
По крайней мере, с ним все будет в порядке. У него были Братья и Король Расы, они могли присмотреть за ним. И из-за того, как она когда-то с ним обошлась, он вряд ли совершит какую-нибудь глупость.
Она была сама по себе, так будет и дальше. Прожив жизнь, полную насилия, Хекс совершенно не удивлена, что ее ждет такая же кончина... но будь она проклята, если не прихватит с собой на тот свет фунт или два чужой плоти.
--------------------------------------------------------------
Машинка для уничтожения бумаг

Черт, темнота от них ускользала.
Джон взглянул на часы, хотя эта проверка была лишь пустой тратой усилий. Боль в глазах уже сказала ему о том, как мало ночного времени у них оставалось.
Даже намека на дневной свет было достаточно, чтобы заставить его моргать быстрее.
Но, в любом случае, активность в экстрим-парке уже начала сходить на нет – остатки наркозависимых принимали вертикальное положение на скамейках или ныкались в общественных туалетах, чтобы вколоть себе последнюю на сегодня дозу. В отличие от других парков Колдвелла, этот работал круглосуточно и без выходных, флуоресцентные лампы на высоких столбах освещали бетонированное пространство. Трудно сказать, о чем думали градостроители, когда организовали этот круглосуточный бизнес – потому что здесь действительно все так и было – дела делались без перерыва. Наркотики переходили из рук в руки, место напоминало один из баров, что располагались вниз по Торговой.
Но лессеров здесь не было. Прикрываясь тенью, люди имело дело с людьми.
Тем не менее, место было многообещающим. Если Лэш еще не проник в эту зону, значит, он только собирается это сделать. Даже не смотря на то, что в округе было полно копов, которые совершали свои обычные автомобильные рейды, здесь было где уединиться, и обзор местности был замечательным. Парк был выстроен в виде огромной террасы, сточные колодцы в земле чередовались с рампами и трамплинами. То есть, обитатели могли сразу заметить, если на горизонте маячили копы, и успевали спрятаться в любом закутке.
И они отлично натренировались в этом деле. С наблюдательного пункта, что располагался за электрощитовой будкой, Джон и его парни видели, что это происходит постоянно. Оставалось только удивляться, почему копы не догадались появиться здесь без опознавательных знаков, в гражданской одежде.
Хотя, может быть, они так и делали. Может, здесь был кто-то еще, такой же невидимый для остальных, как и Джон. Ну, не совсем как он. Даже отлично подготовленный и замаскированный полицейский не смог бы так раствориться в ночи, как это делали Джон и его приятели в течение последних трех часов. Каждый раз, когда кто-то проходил мимо, они стирали ему память.
Было довольно странно находиться на месте, но в тоже время, как бы не быть здесь... быть обнаруженным, но не увиденным.
– Мы охотимся за привидением? – спросил Куин.
Джон посмотрел на светлеющее небо и сказал сам себе, что примерно через тринадцать часов, гребаный фонарь под названием солнце снова скроется за горизонтом, и они опять смогут засесть в этой тайной норе и ждать.
Проклятье.
– Джон? Пошли.
На долю секунды ему захотелось открутить своему приятелю голову, он даже поднял руки, приготовившись показать ему все возможные жесты со значением да-пошел-ты-на-хрен-ты-мне-не-нянька.
Ему помешало осознание того, что их долгое ожидание все равно не ускорит визит Лэша, и тот факт, что он наорет на Куина, тоже вряд ли приблизит их к цели.
Он кивнул и еще раз огляделся вокруг. На данный момент здесь работал только один дилер, который, казалось, тоже готовился свернуть свою лавочку. Местом его основной дислокации являлась центральная рампа – умно, ведь это означало, что он мог видеть весь парк, от самых дальних уголков до дороги, где сновали полицейские.
Парнишка выглядел примерно лет на семнадцать-восемнадцать, одежда висела на нем мешком, что было частью скейтерского прикида, а также помогала ему прятать товар. Его вид буквально молил о тщательной помывке из брандспойта, но он был собран и явно далеко не глуп. И, казалось, работал он в одиночку. А это уже интересно. Чтобы доминировать на нарко-территории, как правило, дилер должен иметь сильную крышу, которая прикроет его в любой момент, иначе он рискует попасть на товар или бабло. А этот парниша... он был сам по себе все это время.
Либо у него была серьезная теневая поддержка, либо же ему скоро укоротят хвост.
Джон отошел от пристройки, за которую прятался и кивнул своим парням. Пошли.
Когда он снова принял форму, и его тело вновь стало осязаемым, под подошвами его ботинок захрустел мелкий гравий, а в лицо ударил сильный порыв ветра. Двор особняка Братства был разделен передней частью дома и высокой двадцатифутовой подпорной стеной, что опоясывала всю территорию владения. Белый мраморный фонтан в центре сейчас не работал и начнет только в теплые месяцы; неподалеку стояли припаркованные в ряд автомобили, готовые к поездке в любой момент.
Тихий, похожий на шепот, звук хорошо смазанных шестеренок заставил его повернуть голову. Скоординированным одновременным движением стальные ставни опускались на окна, панели разворачивались и загораживали витражные стекла, словно веки, закрывающие на ночь глаза.
Он боялся идти внутрь. Несмотря на то, что в доме было больше пятидесяти комнат, где можно побродить, тот факт, что ему придется оставаться в четырех стенах, пока не зайдет солнце, уменьшал особняк до размера обувной коробки.
Когда Куин и Блэй материализовались по обе стороны от него, Джон поднялся по ступенькам к огромной двойной двери и прошел в вестибюль.
Внутри он подставил свое лицо под прицел камеры безопасности. В то же мгновение, замок щелкнул, и он вошел в фойе, отделанное в стиле царской России. Колонны из малахита и бордового мрамора поддерживали высоченный, в три этажа, расписной потолок. Украшенные золотом подсвечники и зеркала создавали и отражали мягкий свет, который в свою очередь обогащал окружающие цвета. И эта лестница, покрытая ковровой дорожкой... она была, словно взлетно-посадочная полоса, что вела прямо в небо, ее золотая балюстрада сверху расступалась в стороны, принимая форму арки над открытым балконом второго этажа.
Его отец не пожалел денег и, очевидно, обладал особым драматическим талантом. Не хватало только оркестра на заднем плане, и можно представить, как по лестнице спускается одетый в мантию царь…
На верхних ступенях стоял Роф, его огромное тело было облачено в черную кожу, длинные черные волосы спадали на широченные плечи. Солнечные очки были на месте, и хотя он стоял над открытым пространством, с которого мог запросто покатиться кубарем, вниз он не смотрел. В этом не было необходимости. Его глаза теперь были абсолютно слепы.
Но это не значило, что он лишен зрения. С ним был Джордж, который все контролировал. Всевидящее Око, поводырь, смотрел за Короля, их объединял в единое целое поводок, который опоясывал грудь и плечи золотистого ретривера. Они – вылитые Мэтт и Джефф , добрый самаритянин в собачьем обличье с экстерьером, достойным конкурса красоты, и жестокий воин, способный в любой момент разорвать кому угодно глотку голыми руками. Но они хорошо смотрелись вместе, и Роф явно души не чаял в своем животном: с собакой обращались, как с королевским питомцем, кем он, по сути, и являлся – и к черту Ямс , Джордж питался тем же самым, что и его хозяин, то есть лучшей говяжьей и бараньей вырезкой. И к слову – ретривер спал в кровати, вместе с Бэт и Рофом, хотя это была неподтвержденная информация, поскольку в покои Первой Семьи никто и никогда не допускался.
Роф зашагал вниз по ступенькам. Он прихрамывал – результат его визитов к Деве-Летописеце на Другую Сторону. Никто не знал, с кем он там виделся, и почему под его глазом перманентно прописался синяк, а губа была рассечена, но все, даже Джон, были рады этим бурным сессиям. Благодаря им, Роф пребывал в уравновешенном состоянии и держался подальше от сражений.
Король спустился в фойе, а остальные Братья вошли в те же двери, что и Джон до этого, поэтому ему необходимо немедленно исчезнуть. Если даже Тени почувствовали запах свежих чернил, то те, кто собирался сейчас на Последнюю Трапезу, учуют их мгновенно, когда окажутся достаточно близко.
К счастью, в библиотеке был бар, и Джон отправился туда, чтобы налить себе порцию «Джека Дэниэлса» . Первую из многих последующих.
Облокотившись на мраморную стойку, он начал плавно пополнять свой счет невменяемости на сегодня, размышляя о том, как это хреново, что у него нет машины времени. Хотя, трудно сказать, что бы он сейчас выбрал: вернуться в прошлое или же отправиться в будущее.
– Ты есть будешь? – в дверном проеме стоял Куин.
Джон не стал смотреть в его сторону, а только покачал головой и налил себе в стакан еще одну порцию облегчения.
– Хорошо, я принесу тебе сэндвич.
Выругавшись, Джон повернулся к нему и показал, «Я сказал не надо».
– Ростбиф? Хорошо. И захвачу немного морковного пирога. Поднос будет в твоей комнате. – Куин отвернулся. – Если подождешь здесь еще минут пять, все сядут за стол, и ты сможешь подняться наверх незамеченным.
Сказав это, парень исчез, что значило, что запустить ему в голову стаканом, с целью объяснить, что Джон сам в состоянии о себе позаботиться, не получится.
Хотя, на самом деле, это была бы пустая трата хорошей выпивки – Куин настолько не пробиваем, что можно было вынести ломом его лобные доли – на него это все равно не произвело бы никакого впечатления.
К счастью, алкоголь уже начал действовать, оцепенение осело на плечи Джона, прежде чем разлиться по всему огромному телу. Дерьмо никоим образом не успокаивало разум, но его суставы и мышцы расслабились.
Подождав предложенные пять минут, Джон взял стакан и бутылку и, перепрыгивая через ступеньки, взбежал наверх. Поднимаясь, он слышал за спиной приглушенные голоса из столовой, но не более. В последнее время за Трапезами никто не смеялся.
Добравшись до комнаты, он открыл дверь и вошел в свои джунгли. Повсюду разбросана одежда – на комоде, в креслах, на кровати, свисала с плазменного экрана телевизора. Как будто его шкаф вытошнило. Пустые бутылки из-под Джека оккупировали оба прикроватных столика у изголовья, ряды пустой тары стояли на полу и валялись на простынях и одеяле.
Фритц и его уборочная команда не допускались сюда вот уже две недели, и, судя по тому, как шли дела, им понадобится экскаватор, когда он, наконец, откроет перед ними дверь.
Раздеваясь, Джон позволил штанам и футболке упасть там, где он стоял, но с курткой был осторожен. По крайней мере, пока не достал из нее оружие – а затем и ее бросил на край кровати. В ванной комнате, он перепроверил оба клинка, а затем быстро почистил лезвия специальными инструментами, которые разложил вдоль второй раковины.
Да, он позволил своим моральным принципам упасть ниже плинтуса, но его оружие это отдельный случай. Его он будет поддерживать в полном порядке.
Он быстро принял душ, и, намыливая грудь и живот, вспоминал то время, когда даже легкое омовение теплой водой заставляло член мгновенно твердеть. Такого больше не случалось. У него не возникало эрекции... с тех самых пор, как он в последний раз был с Хекс.
Ему это просто не интересно – даже во сне, что было чем-то новым. Черт возьми, до своего перехода, когда он не имел никакого понятия о собственной сексуальности, его подсознание рождало всевозможные горячие и развратные сцены. И те сексуальные фантазии были реальными и детализированными, словно воспоминания или конфабуляция , вызванная фазой быстрого сна.
А теперь? Все, что проигрывалось на его внутреннем экране – это сцены преследования из «Ведьмы из Блэр» , где он куда-то в панике бежал, но никак не мог понять, кто же его преследует.. и окажется ли он когда-нибудь в безопасности.
Когда он вышел из ванной, то обнаружил в комнате поднос с сэндвичем, ростбифом, и огромным куском морковного пирога размером с голову. Никакого напитка не полагалось, но Куин знал, что Джон прихватил с собой живительную жидкость от господина Дэниэлса.
Он ел стоя перед бюро, голый, как в тот день, когда родился, и как только пища падала в желудок, она словно всасывала в себя его энергию, вымывая из головы все мысли. Вытерев рот льняной салфеткой, Джон выставил поднос в коридор, а затем направился в ванную комнату, где по привычке почистил зубы.
Выключил свет в ванной. Выключил свет в комнате.
И вместе с Джеком сел на кровать.
Несмотря на ужасную усталость ложиться спать ему не хотелось. Существовала странная обратная зависимость между его энергетическим уровнем и расстоянием между головой и полом: даже если у него слипались глаза, в тот момент, когда его затылок касался подушки, мысли начинали крутиться в голове, и все заканчивалось тем, что Джон не мог уснуть и считал часы, разглядывая потолок.
Он проглотил то, что было в стакане, и уперся локтями в колени. Через какое-то время голова начала тяжелеть, веки закрылись. Когда его накренило в сторону, Джон позволил себе рухнуть, хотя и не был уверен, в каком направлении собирался это сделать: в сторону подушки или ватного одеяла.
Подушки.
Закинув ноги на кровать, он накрылся простыней и на мгновенье впал в блаженный коллапс. Может, сегодня вечером цикл разомкнется. Возможно, это чудесное погружение, что приносит облегчение, засосет его в черную дыру, о которой он так мечтал. Может, он...
Он распахнул глаза и уставился в густую темноту.
Нет. Он был вымотан почти до нервного срыва, но ему не просто не спалось... он пребывал в состоянии полной боевой готовности. Потирая лицо руками, Джон понял, что его противоречивое состояние было когнитивным эквивалентом полету шмеля: физики считали, что это невозможно, но это было так.
Перевернувшись на спину, он скрестил руки на груди и зевнул так широко, что хрустнула челюсть. Сложно было решить, включать свет или нет. Темнота усиливала мысленные вихри в его черепной коробке, но от лампы так жгло глаза, что ему казалось, в них насыпали песка. Поэтому, обычно он просто включал и выключал светильник.
Он слышал, как по коридору со статуями идут в свою комнату Зейдист, Бэлла и Налла. Семейная пара обсуждала ужин, а Налла ворковала и попискивала, как это обычно делают дети, когда они сыты и рядом с ними родители.
Потом прошел Блэй. Кроме Ви, он был единственным, кто курил в доме, именно так Джон определили, что это был он. И с ним был Куин. Должен был быть. В противном случае, Блэй не стал бы курить за пределами собственной комнаты.
Это была своего рода месть за ту администраторшу из тату салона, но кто мог его за это судить?
Последовала долгая тишина. И затем еще одни, последние шаги.
Тор направлялся в свою спальню.
Было понятно, что это шел он, по тому, каким тихим был звук его шагов – они были медленными и относительно легкими для Брата: Тор работал над тем, чтобы вернуть своему телу прежнюю форму, но еще не был готов к сражениям. Ему нужно набрать еще пятьдесят фунтов мышечной массы, прежде чем он смог бы столкнуться с врагом лицом к лицу.
Больше никто мимо не пройдет. Лэсситер как Золотая Тень Тора, никогда не спал, так что ангел обычно оставался внизу, в бильярдной, и смотрел телевизор. Типа шоу Мори про тесты на отцовство, Народный суд с судьей Милиан и марафоны «Настоящих Домохозяек» .
Тишина... тишина... тишина.
Когда звук собственного сердцебиения начал раздражать, Джон выругался и потянулся, чтобы включить свет. Затем снова откинулся на подушки и позволил рукам упасть вдоль тела. Он не разделял увлечения Лэсситера телевидением, но все же это лучше, чем полная тишина. Порывшись между пустыми бутылками, он обнаружил пульт, и, когда нажал на кнопку, последовала пауза, как будто вещица забыла, что должна сделать – а потом вспыхнула картинка.
Линда Хэмилтон бежала по коридору, ее тело упорно двигалось вперед. В конце коридора открылся лифт и... она увидела маленького темноволосого мальчика и Арнольда Шварценеггера .
Джон нажал на кнопку и картинка исчезла.
В последний раз он смотрел это кино вместе с Тором... давно, когда Брат вытащил его из печального болота его жалкого существования и показал ему, кто он на самом деле... давно, еще до того, как их жизни дали трещину.
В детском доме, еще в человеческом мире, Джон всегда знал, что был другим... и в тот вечер Брат дал ему ответы на многие «почему». Блеск клыков все объяснял.
И, естественно, за этим последовал охренительный шок от того, что ты оказался не тем, кем считал себя все это время. Но Тор остался рядом с ним, они просто отдыхали и смотрели телевизор, как будто ему не надо было сражаться, или ухаживать за беременной шеллан.
Это было самое хорошее, что кто-либо сделал для него в этой жизни.
Вернувшись в реальность, он швырнул пульт подальше на столик, и тот отскочил, опрокидывая бутылку за бутылкой. Остатки виски выплеснулись, и Джон потянулся за футболкой, чтобы вытереть беспорядок. Что, учитывая, какой хаос царил в комнате, было равносильно тому, как заказать Биг Мак и картофель фри к диетической Коле.
Да какая уже разница.
Он вытер столик, поднимая бутылки одну за другой, а затем открыл ящичек, чтобы скинуть в него…
Отбросив футболку, он потянулся и достал книгу в старинном кожаном переплете.
Дневник был в его распоряжении уже полгода, но он его не читал.
Единственная вещь, что осталась у него от отца.
От нечего делать, он открыл книгу. Ее пергаментные страницы пахли стариной, но чернила были все еще полностью разборчивы.
Джон вспомнил о тех каракулях, что нацарапал Трэзу и айЭму тогда, в Соле, и задумался, похож ли его почерк на почерк отца. Так как записи в дневнике были на Древнем Языке, определить это было сложно.
Сфокусировав свой усталый взгляд, он начал просто изучать, как формировались буквы, как чернильные линии приобретали форму символов, замечая, что ни ошибок, ни зачеркиваний не было, страницы были не разлинованы, но отец все равно писал аккуратными ровными рядами. Он представил, как Дариус склонялся над страницами и писал при свечах, окуная перо...
Мозг пронзила странная вспышка, и на мгновение показалось, что сейчас ему станет плохо... но тошнота прошла, и в голове возникло видение.
Огромный каменный дом, мало чем отличающийся от того, в котором они жили сейчас. Комнаты обставлены красивыми вещами. Запись, сделанная на этих страницах, второпях, незадолго до большого бала.
Свет свечи, теплый и мягкий.
Джон тряхнул головой и продолжил листать страницы. Иногда он не только изучал символы и линии, но и читал, что было написано...
Цвет чернил сменился с черного на коричневый, когда его отец описывал свою первую ночь в военном лагере. Как же холодно там было. Как же он был испуган. Как сильно скучал по дому.
Каким же одиноким он себя чувствовал.
Джон сопереживал мужчине так, что казалось, не было никакого разделения между отцом и сыном: несмотря на то, что между ними пролегли года и расстояния, возникало чувство, что он был на месте отца.
Мда. Он побывал в аналогичной ситуации: враждебная реальность с множеством темных углов... и рядом нет родителей, которые могли бы поддержать, теперь, когда Вэлси умерла, а Тор был живым, дышащим призраком.
Трудно было определить, когда его веки сомкнулись и остались в таком положении.
Но в какой-то момент Джон заснул, благоговейно держа в руках маленькую частицу своего отца.
-------------------------------------------------------------------
Мэтт и Джефф Ха́рди - братья, известные американские профессиональные рестлеры)
«Ямс» - (англ. Iams) - брендовой название кормов для животных, производитель Procter & Gamble (P&G).
Марка виски
Конфабуляция – вымышленные психически больным события, принимающие форму воспоминаний
«Ведьма из Блэр: Курсовая с того света» (англ. The Blair Witch Project) – малобюджетный фильм ужасов 1999 года, снятый представителями независимого американского кино. История о трёх студентах киноотделения колледжа, которые заблудились и бесследно исчезли в лесах штата Мэрилэнд, снимая свой курсовой проект о местной легенде – ведьме из Блэр
Американские ток-шоу для домохозяек
Терминатор часть 2