Перевод осуществлен сайтом "Официальный русский сайт Дж.Р.Уорд" (http://jrward.ru/) Размещено с разрешения переводчиков
Не предназначен лицам младше 18 лет.
Переводчики: Naoma, Рыжая Аня, Bewitched (при участии Лапочка-дочка и Avrile) Редактура: Tor_watt, Seyadina
Перевод окончен.
АННОТАЦИЯ В то время как воины-вампиры защищают свою расу от смертельных врагов, преданность одного вампира Братству подвергнется настоящему испытанию, а его истинная сущность перестанет быть тайной. Небольшой городок Колдвелл, штат Нью-Йорк, уже давно превратился в поле жестокой битвы между вампирами, защищающими свою расу, и их коварными врагами - Обществом Лессенинг. Однако есть в городе и еще одна сила, с которой нельзя не считаться. На протяжении многих лет Колдвелл остается территорией, подчиненной Ривенджу - наркобарону и хозяину скандально известного ночного клуба, в котором богатеи и парни, вооруженные до зубов, могут удовлетворить любые свои потребности. Но именно эта темная репутация и делает Ривенджа вовлеченным в историю с покушением на Рофа, Слепого Короля и лидера Братства. Несмотря на то, что его любимая сестра вышла замуж за одного из Братьев, Ривендж всегда старался держаться от них подальше. И на то была серьезная причина. Он - симпат, сама его сущность - смертельная тайна, раскрытие которой неизбежно приведет к изгнанию Рива в колонию социопатов. Но когда интриги в Братстве и за его пределами наносят удар и по Ривенджу, в надежде на спасение он обращается к единственному источнику света в его мрачном и темном мире - Элене. Она - далекая от грязи и махинаций, в которой погряз Рив - единственное, что держит его в этом мире, не давая ступить на путь нескончаемого разрушения.
«Добро» и «зло» никогда не были столь относительны, Применимо к таким, как ты. Но я согласна с ней. Для меня ты всегда был героем.
Огромная благодарность всем читателям «Братства Черного Кинжала», а также поклонникам с форума!
Большое спасибо: Стивену Аксельроду, Кейре Сезаре, Клэр Зион, Кэйре Уэлш и Лесли Гелбмен. Спасибо, Loop и Opal, а также нашим администраторам и модераторам за все, что вы сделали по доброте душевной!
Как всегда, спасибо моему исполнительному комитету: Сью Графтон, доктору Джессике Андерсон и Бэтси Воган. И спасибо несравненной Сюзанне Брокманн и фантастической Кристин Фихан (а также ее семье). Д.Л.Б. – сказать, что я уважаю тебя, будет тривиально, но все же. Мамочка любит тебя. N.T.M. – кто всегда прав, и по-прежнему остается любимым всеми нами. ЛиЭлла Скотт – та, которая владеет этим, да, детка, это так. Малышке Кайле и ее мамочке. Я так сильно люблю вас. Ничего бы не получилось без: моего любимого мужа, моего советчика, смотрителя и фантазера моей замечательной мамы, которая подарила мне столько любви, что я не смогу отплатить ей, моей семьи (по крови и по выбору); и дорогих друзей. О, и, конечно же, моя любовь лучшей стороне Собаки Писателя.
Джон сказал Куину и Блэю, что собирается провести ночь в своей комнате., Полностью удостоверившись, что они оба купились на эту ложь, он выскользнул из дома через служебный вход и направился прямиком в ЗироСам. Ему пришлось идти быстро, потому что он был чертовски уверен, что если кто-нибудь из них решит проверить его комнату, они немедленно начнут поисково-спасательную операцию. Обойдя главный вход клуба, он пересек переулок, где когда-то наблюдал за тем, как Хекс выбивает дерьмо и пакеты кокса из того здорового мудака. Найдя камеру наблюдения, что располагалась рядом с задним входом, Джон поднял голову вверх и уставился в объектив. Когда дверь открылась, не было нужды оборачиваться – он и так знал, что это она. – Хочешь войти? – спросила она. Он покачал головой, и на этот раз его не тревожил коммуникационный барьер. Дерьмо, он не знал, что сказать ей. Он не знал, почему он здесь. Он просто должен был прийти. Хекс вышла из клуба и прислонилась спиной к двери, скрестив ноги в тяжелых ботинках. – Ты рассказал кому-нибудь? Он, не отрываясь, смотрел ей в глаза и покачал головой. – А собираешься? Он снова покачал головой. Мягким, каким он никогда еще от нее не слышал и не ожидал услышать, тоном, она прошептала: – Почему? Он лишь пожал плечами. Честно говоря, он был удивлен, что она не попыталась стереть его воспоминания. Аккуратнее. Чище. – Я должна была стереть тебе память, – сказала она, заставив его задуматься, уж не читает ли она его мысли. – Но прошлой ночью я была чертовски не в себе, а ты быстро ушел, и я ничего не сделала. Конечно, теперь, когда они перешли в разряд долговременных... Вот почему он пришел, понял Джон. Он хотел успокоить ее, дать ей понять, что будет молчать. Исчезновение Тора только укрепило это решение. Когда Джон пришел поговорить с Братом, то обнаружил, что парень снова исчез, опять не сказав ни слова. В этот момент внутри у него что-то перевернулось, как будто огромный камень перекатили с одной части двора в другую – таким образом, изменив ландшафт навсегда. Джон был совсем один. И поэтому все решения ему приходилось принимать самому. Он уважал Рофа и Братство, но сам Братом не был и вполне возможно, что никогда им не станет. Конечно, он был вампиром, но большую часть своей жизни он провел за пределами расы, так что никак не мог понять отвращения, которое испытывали к симпатам. Социопаты? Черт, как ему казалось, этим дерьмом страдали многие, судя по тому, как вели себя Зейдист и Ви, до того как нашли себе пары. Джон никогда не сдаст Хекс Королю, чтобы тот отправил ее в колонию. Ни за что. Теперь ее тон стал жестким. – Так чего же ты хочешь? Учитывая, с какими низкими, беспринципными и отвратительными людьми ей приходится иметь дело ночь за ночью, его совершенно не удивил ее требовательный вопрос. Выдерживая ее взгляд, он покачал головой и провел ребром ладони по своему горлу. Ничего, сказал он молча, одними губами. Хекс смотрела на него своими холодными серыми глазами, и Джон чувствовал, как она проникает в его голову, прощупывая мысли. Он позволил Хекс увидеть то, что происходит в его мозгах, потому что только это могло убедить ее и успокоить сильнее любых сказанных им слов. – Ты один такой на миллион, Джон Мэтью, – тихо сказала она. – Большинство людей воспользовались бы подобным дерьмом. Особенно, учитывая те обязанности, что я исполняю в этом клубе. Он пожал плечами. – И куда ты направлялся сегодня вечером? И где твои друзья? Он покачал головой. – Ты хочешь поговорить о Торе? – Когда он впился в нее взглядом, она сказала: – Извини, но сейчас ты думал о нем. Когда Джон снова покачал головой, что-то коснулось его щеки, и он посмотрел вверх. Начал падать снег, мелкие, крошечные хлопья кружились на ветру. – Первый снегопад в этом году, – сказала Хекс, стоя вдали от двери. – А ты без пальто. Он посмотрел на себя и понял, что на нем были лишь джинсы и футболка от Nerdz. По крайней мере, он не забыл одеть обувь. Хекс сунула руку в карман, а затем протянула ему какую-то вещицу. Ключ. Маленький металлический ключик. – Я знаю, ты не хочешь идти домой, и у меня есть одно место недалеко отсюда. Оно абсолютно безопасно и находится под землей. Иди туда, если хочешь, и оставайся столько, сколько нужно. Побудь один, пока не успокоишься. Он собирался снова отрицательно покачать головой, когда она произнесла на Древнем языке: – Позволь мне сделать для тебя что-нибудь, хотя бы таким образом. Не прикасаясь к ее руке, он взял ключ и сказал одними губами: Спасибо. После того как Хекс дала ему адрес, он покинул переулок, оставив ее одну со снегом, падающим с ночного неба. Выйдя на Торговую, он оглянулся. Она все еще стояла там, у двери, твердо уперев ноги в землю и скрестив руки. Хрупкие хлопья опускались на ее темные волосы и голые, жесткие плечи, нисколько их не смягчая. Хекс не была ангелом, добрым к нему без всякой на то причины. Она была темной, опасной и непредсказуемой. И он любил ее. Джон махнул ей рукой и повернул за угол, смешиваясь с толпой людей, путешествующих из бара в бар.
***
Хекс так и осталась стоять на месте, даже когда большое тело Джона исчезло из вида. Один на миллион, подумала она еще раз. Такой парень встречается один на миллион. Вернувшись в клуб, она уже знала, что это лишь вопрос времени, когда его приятели, или, может быть, Братство появится здесь, чтобы найти его. Она скажет им, что не видела Джона и не имеет ни малейшего понятия, где он может быть. И точка. Он защитил ее, она защитила его. Конец. Она направлялась в VIP-зону, когда сработал ее наушник. Когда вышибала замолчал, Хекс выругалась и поднесла к губам часы, произнося в микрофон: – Приведи его ко мне в офис. Убедившись, что на танцполе не было работающих девочек, она вышла в общую часть клуба и стала наблюдать, как сквозь толпу тусовщиков ведут детектива де Ла Круза. – Да, Куин? – спросила она не оборачиваясь. – Господи, да у тебя, должно быть, глаза на затылке. Она взглянула через плечо. – И ты должен всегда об этом помнить. Аструкс Нотрам Джона был из тех мужчин, которых большинство женщин хотели бы трахнуть. Да и мужчин тоже. На нем была черная рокерская футболка, надетая поверх рубашки от Affliction и байкерская куртка, но в целом он был ходячим стилевым противоречием. Ремень с клепками и подвернутые, изодранные в хлам джинсы, заставили бы группу The Cure рыдать от зависти. За черные, стоящие торчком волосы, проколотую губу и семь черных гвоздиков по всей раковине левого уха, его запросто можно было принять за эмо. Нью Рокс на четырехдюймовой подошве выдавали в нем гота. А татуировка на шее вносила в общий вид тяжелый шик от Hart&Huntington. А оружие, которое, она точно знала, у него имеется – он что, его под подмышками держал? У него были накачанные, как у Рэмбо , руки, и кулаки, под стать мастеру боевых искусств. Весь его облик, несмотря на несоответствие стилевых элементов, олицетворял чистый секс, и, судя по тому, что она видела в клубе, до недавнего времени он пользовался свой внешностью по полной программе. К слову, приватные комнаты в задней части клуба стали ему как дом родной. Хотя, после того как его возвели на должность личного телохранителя Джона, он поумерил свой эротический пыл. – Что случилось? – просила она. – Джон был здесь? – Нет. Разноцветные глаза Куина сузились: – Ты вообще его сегодня не видела? – Нет. Когда парень посмотрел на нее, она знала, что он ни о чем не догадался. Ложь была на втором месте после убийства в списке ее умений и навыков. – Проклятье, – пробормотал он, сканируя взглядом клуб. – Если я увижу его, я передам, что ты его ищешь. – Спасибо, – его взгляд вернулся к ней. – Слушай, я не знаю, что, черт побери, между вами произошло, и это не мое дело. Хекс закатила глаза. – Что как раз и объясняет, зачем ты сейчас все это говоришь. – Он – хороший парень. Просто имей это в виду, хорошо? – Зелено-голубой взгляд Куина был полон ясности, свойственной тем людям, чья жизнь выдалась реально тяжелой. – Если с ним что-нибудь случится, многие очень расстроятся. Особенно я. Последовала тишина, и ей пришлось отдать Куину должное: у большинства людей не хватало смелости противостоять ей, а угроза в его словах была очевидна. – Ты молодец, Куин, и ты знаешь об этом. Ты настоящий мужик. Она похлопала его по плечу и отправилась в свой офис, думая о том, насколько мудрым был выбор короля в плане Аструкс Нотрам для Джона. Куин был извращенным ублюдком, но, в то же время, настоящим убийцей, и Хекс была рада, что он присматривал за ее мальчиком. То есть, за Джоном Мэтью. Потому что он не был ее мальчиком. Ни в коей мере. Хекс подошла к двери и распахнула ее без малейших колебаний. – Добрый вечер, Детектив. Хосе де ла Круз был одет в очередной дешевый костюм, он сам, его пиджак и пальто – весь его вид выдавал усталость. – Добрый вечер, – сказал он. – Чем я могу вам помочь? – она села за стол и жестом пригласила его занять кресло, в котором он сидел в прошлый раз. Он не воспользовался предложением. – Не могли бы вы рассказать, где были вчера поздно вечером? Да не совсем, подумала она. Потому что в то время она убивала одного вампира, и это его абсолютно не касалось. – Я была здесь, в клубе. А что? – Это может кто-нибудь подтвердить? – Да. Вы можете поговорить с айЭмом или любым другим сотрудником. При условии, что вы расскажете мне, что, черт возьми, происходит? – Прошлой ночью на месте убийства мы обнаружили предмет одежды, принадлежащий Грэйди. О, черт, она осатанеет, если кто-то пришил ублюдка. – Но не его тело? – Нет. Мы нашли куртку с рисунком на спине в виде орла. Всем известно, что он носил такую же. Что-то вроде его личной подписи. – Как интересно. А почему вы спрашиваете, где вчера была я? – На куртке пятна крови. Мы не уверены, принадлежит она ему или нет, но завтра все узнаем. – Опять же, почему вы хотите знать, где была я в это время? Де ла Круз уперся ладонями в стол и наклонился, его шоколадного цвета глаза были чертовски серьезны. – Потому что у меня такое чувство, что вы хотели бы видеть его мертвым. – Мне не нравятся мужчины, склонные к насилию, это правда. Но все, что у вас есть, это пиджак, но не тело, и более того, прошлой ночью я была здесь. Так что если кто-то и прикончил его, то это была не я. Он выпрямился. – Вы организуете похороны Крисси? – Да, завтра. Некролог выйдет в сегодняшней газете. Возможно, у нее было не много родственников, но на Торговой ее любили. Мы здесь как одна большая, счастливая семья. – Хекс слегка улыбнулась. – Оденете траурную повязку, Детектив? – Я приглашен? – У нас свободная страна. И вы ведь в любом случае придете, так ведь? Де ла Круз искренне улыбнулся, агрессия в его глазах поугасла. – Да, я хотел бы придти. Вы не против, если я проверю ваше алиби? Есть возражения? – Да без проблем. Я позову их прямо сейчас. Пока Хекс говорила что-то в свои часы, детектив осмотрел офис, и когда она опустила руку, сказал: – Вам не очень-то нравится украшать офис. – Я люблю, чтобы рядом было только необходимое, и чтобы все это стояло на своих местах. – Ага. Моя жена увлекается дизайном. У нее талант наводить уют. Это так мило. – Похоже, она хорошая женщина. – Да, она такая. К тому же готовит лучший кесо из всех, что я, когда либо, пробовал. – Он посмотрел на Хекс. – Вы знаете, я много слышал об этом клубе. – Да ладно. – Да. Особенно от моих заместителей. – А. – И я проделал небольшую домашнюю работу по Грэйди. Летом он был арестован по обвинению в хранении наркотиков. Дело еще не закрыто. – Ну, я уверена, его привлекут к ответственности. – Его уволили из этого клуба незадолго до ареста, не так ли? – За кражу наличных из бара. – И все же вы не заявили на него. – Если я буду звонить в полицию каждый раз, когда кто-то из моих сотрудников тырит зелень у заведения, то на ваш номер придется подключить тариф «любимый». – Но я слышал, что это была не единственная причина, по которой он получил пинка под зад. – Правда? – Торговая, как вы сказали, одна большая семья, но это не значит, что здесь не любят поболтать. И мне сказали, что его уволили, потому что он торговал в клубе наркотой. – Ну, что и следовало доказать. Мы ни за что не позволим кому-либо торговать этим дерьмом на нашей территории. – Потому что это территория вашего босса, и ему не нужна конкуренция. Она улыбнулась. – Не существует никакой конкуренции, Детектив. И это была правда. Здесь заправлял Ривендж. И точка. Любые уроды, кто попытался по-тихому сбыть свои мелкие дозы под крышей клуба – наказывались. Причем жестоко. – Честно говоря, я никак не пойму как вы это делаете? – пробормотал Де ла Круз. – Здесь годами идет торговля, но до сих пор никому не удалось получить достаточного основания для обыска. Это потому, что человеческим разумом, даже тем, что был в голове полицейского, можно было легко манипулировать. Все, что они видели или, о чем говорили, можно было стереть из их памяти в мгновенье ока. – Ничего тайного здесь не происходит, – сказала она. – Таков наш подход к делу. – Ваш босс здесь? – Нет, сегодня его не будет. – Так он доверяет вам вести свой бизнес, пока его нет? – Как и я, он никогда не отлучается надолго. Де ла Круз кивнул. – Хорошая политика. Раз уж на то пошло, не знаю, слышали ли вы об этом, но, похоже, началась война за территорию. – Война за территорию? Я думала, обе части Колдвелла живут в мире друг с другом, и река больше не делит город пополам. – Война за наркотическую территорию. – Не знала об этом. – Это еще одно дело, которым я сейчас занимаюсь. Мы нашли в реке тела двух дилеров. Хекс нахмурилась, удивившись, что не слышала об этом раньше. – Ну, наркотики тяжелый бизнес. – Оба убиты выстрелом в голову. – Подробности не обязательны. – Рики Мартинес и Айзек Раш. Вам знакомы эти имена? – Слышала о них, но лишь из газет. – Она положила руку на аккуратную стопку на столе. – Люблю почитать прессу. – То есть, вы уже читали статью о них в сегодняшнем выпуске? – Пока нет, но я как раз собиралась сделать перерыв в работе. Планировала полистать Дилберта . – Это тот комикс об офисе? Я долгое время был поклонником Кальвина и Хоббса . Очень расстроился, когда его закончили выпускать, а новую серию начинать не стали. Я, видимо, безнадежно отстал от жизни. – Вам нравится то, что нравится. Ничего страшного в этом нет. – Моя жена говорит то же самое. – Де ла Круз еще раз окинул офис взглядом. – Так вот, пара свидетелей подтвердила, что они оба заходили прошлой ночью в этот клуб. – Кальвин и Хоббс? Один – ребенок, другой тигр. Моя охрана вряд ли бы пропустила их. Де ла Круз усмехнулся. – Нет, Мартинес и Раш. – А, ну вы же сами прошли сегодня через весь клуб. Каждую ночь здесь бывает огромное количество людей. – Вы правы. Это один из самых популярных клубов в городе. – Де ла Круз сунул руки в карманы брюк, откинув пальто назад, ткань его пиджака обтянула грудь. – Один из наркоманов, что живет под мостом, видел здесь старенькой Форд и черный Мерседес, а после того, как они уехали, за ними проследовал хромированный Лексус. – Торговцы наркотиками могут позволить себе хорошие машины. Хотя, Форд не вписывается в эту картину. – На чем ездит ваш босс? На Бентли, вроде? Или он уже сменил машину? – Нет, у него до сих пор Б. – Дорогая машина. – Очень. – Вам знаком кто-нибудь, кто ездит на черном Мерседесе? Потому что свидетели видели, как такой же автомобиль появлялся неподалеку от того места, где нашли куртку Грэйди. – Не сказала бы, что я знаю многих владельцев Мерседесов. Раздался стук в дверь, в кабинет вошли Трэз и айЭм. Мавры заставили детектива почувствовать себя Хондой, припаркованной между двумя Хаммерами. – Ну, я вас оставлю, беседуйте, – сказала Хекс, будучи абсолютно уверенной в друзьях Рива. – Увидимся на похоронах, Детектив. – Если не раньше. Эй, вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы развести здесь цветы? Сразу будет другой вид. – Нет, у меня талант убивать все живое. – Она жестко улыбнулась. – Вы знаете, где меня найти. Увидимся позже. Закрыв за собой дверь, она остановилась и нахмурилась. Территориальные войны плохо влияют на бизнес, и если Мартинеса и Раша пришили, то это верный признак того, что, несмотря на декабрьскую непогоду, в Колдвелле скоро станет очень жарко. Дерьмо, а это последнее, что им сейчас нужно. Вибрация в кармане подсказала, что кто-то жаждет поболтать с ней, и она ответила на звонок сразу, как только увидела на дисплее имя звонившего. – Ты уже нашел Грэйди? – мягко спросила она. Бас Большого Роба был полон раздражения: – Ублюдок должно быть в бегах. Молчаливый Том и я, мы обошли все клубы. Были у него дома, и даже пообщались с парочкой его приятелей. – Продолжайте искать, но будьте осторожны. Его куртку нашли на месте еще одного убийства. Копы плотно занялись его поисками. – Мы не успокоимся, пока не пришлем его тебе в расписной коробке. – Молодцы. А теперь хватит разговоров, возвращайтесь к поискам. – Без проблем, босс. ------------------------------------------------------ The Cure - британская рок-группа, образованная в Кроули (англ. Crawley, Суссекс, Англия) в 1976 году. Рэмбо - герой одноименного боевика, в главное роли Сильвестр Сталлоне Домашний сыр (исп.) Дилберт (Dilbert) – герой комиксов об офисной жизни, менеджерах, инженерах, маркетологах, боссах, юристах, сбытовиках, практикантах, бухгалтерах и прочих странных людях. Кальвин и Хоббс (Calvin and Hobbes) – ежедневный комикс, который придумывал и рисовал американский художник Уотерсон, Билл. В комиксе отражены выходки и проказы выдуманного шестилетнего мальчика Кальвина и его плюшевого тигра Хоббса.
Дата: Понедельник, 19.12.2011, 19:39 | Сообщение # 32
Серафим
ПРОВЕРЕННЫЙ
Сообщений: 2913
ГЛАВА 31
Внутри ванной комнаты царила кромешная тьма, Ривендж врезался в мраморную стену, споткнулся на мраморном полу и ударился о мраморную столешницу. Его тело ожило, он ощущал покалывания, боль от впившихся в бедра ногтей, дыхание обжигало легкие, сердце колотилось в груди. Рив откинул атласное покрывало, силой мысли включил свет и посмотрел вниз. Его член был твердым и толстым, блестящим от смазки и полностью готовым к проникновению в женское тело. Срань... господня. Он огляделся. Со зрением все было в полном порядке, цвета в ванной все еще были черными, белыми и серо-металлическими, стенка джакузи поднималась от самого пола, и ее глубина была очевидна. И все же, несмотря на то, что ничто не казалось плоским или рубиново-красным, его чувства были совершенно живыми, кровь горячим потоком бежала по венам, кожа жаждала прикосновений, а приближающийся оргазм требовал высвобождения. Он только что полностью связался с Эленой. И значит, по крайней мере, в данный момент, когда он отчаянно захотел заняться с ней сексом, вампирская сторона в нем победила его симпатскую природу. Его потребность в ней преодолела его темную сторону. Должно быть, дело в связующих гормонах, подумал Рив. Связующие гормоны, которые нарушили его внутреннюю химию. В осознании этой новой реальности не было ни парящей радости, ни чувства триумфа, не возникло немедленного импульса броситься на нее и жестко и глубоко войти. Все, что он мог сейчас делать, это смотреть вниз, на свой член и думать о том, в ком тот недавно побывал. Что он делал с ним... и остальными частями своего тела. Ривенджу хотелось отрезать эту штуку к чертовой матери. Ни в коем гребаном случае он не станет замешивать в это Элену. Только вот... он не мог вернуться к ней в таком виде. Рив обхватил свой возбужденный член широкой ладонью и начал гладить себя. Ох... твою ж мать... как хорошо... Он представил, как его тело накрывает Элену, как ее тепло проникает в его рот и струится по горлу. Он видел, как раздвигаются ее бедра, открывая блестящую мягкость, его пальцы скользят внутри нее, а она стонет и двигается под ним. Яйца стали твердыми, как кулаки, поясница ходила волнами, и этот его отвратительный шип стремился в бой, хотя войти ему сейчас было не во что. Из горла рвался рев, но он сдерживал его, закусывая губы, пока не почувствовал вкус собственной крови. Прислонившись к столешнице, Рив кончил себе на руку, но все равно продолжил двигать ладонью по всей длине члена. Он кончал снова и снова, пачкая зеркало и раковину, но по-прежнему желал большего, как будто его тело не получало разрядку пол тысячелетия, как минимум. Когда буря окончательно улеглась, он осознал что... вот дерьмо, опирался о стенку, уткнувшись лицом в твердость мрамора. Его плечи поникли, а бедра дергались, как у марионетки с привязанными к пальцам ног ниточками. Трясущимися руками, он протер стену одним из полотенец, что лежало аккуратно сложенным на полке, очистил столешницу, зеркало и раковину. Затем развернул еще одно полотенце и провел им по рукам, члену, животу и ногам, потому что, как оказалось, запачкал себя не меньше, чем ванную. Когда он, наконец, взялся за дверную ручку, прошел уже почти час, и Ривендж был практически уверен, что Элена ушла, за что он ее совершенно не винил: женщина, с которой он, по существу, занимался любовью, предложила ему свою вену, а он сбежал и закрылся в ванной, словно испуганная девчонка. Потому что у него встал. Господь Всемогущий. Этот вечер, который и начался-то не очень хорошо, в конечном итоге превратился в огромную пробку на дороге, ведущую в Отношения-сити. Рив напрягся и открыл дверь. Когда свет из ванной комнаты затопил спальню, он увидел, что Элена сидит на кровати, а на ее лице – только беспокойство... и ни грамма осуждения. Ни порицания, ни размышлений о том, что заставило его чувствовать себя так плохо. А одно лишь искреннее участие. – Ты в порядке? Мда, хороший вопрос. Ривендж опустил голову, и, впервые в жизни, ему захотелось все рассказать другому человеку. Даже Хекс, которая знала о нем больше чем нужно, не вызывала у него желания поделиться всем тем дерьмом, что накопилось в его душе. Но заглядывая в глубокие, цвета ириса глаза Элены, ее прекрасное, совершенное лицо, он хотел признаться ей в каждом грязном, отвратительном, коварном, подлом и мерзком деянии, что когда-либо совершал. Просто для того, чтобы быть с ней честным. Да, но если он вывалит перед ней всю свою жизнь, в какое положение он ее этим поставит? Чтобы она воспринимала его как симпата и, вероятно, опасалась за свою жизнь? Отлично. Просто замечательно. – Жаль, что я такой, какой есть, – сказал он, так близко подбираясь к правде, которая могла разлучить их навсегда. – Хотел бы я быть совсем другим мужчиной. – А я не хотела бы этого. Это потому что она не знала его. Не знала его настоящего. А еще он не мог смириться с мыслью, что после этой ночи, что они провели вместе, он ее никогда больше не увидит. Или что она будет бояться его. – Если бы я попросил тебя прийти сюда еще раз, – сказал он, – и позволить мне быть с тобой, ты бы согласилась? Она ответила не колеблясь: – Да. – Даже если между нами... все будет не совсем нормально? Я имею в виду секс. – Да. Он нахмурился. – Но это будет неправильно... – Все будет нормально, потому что я ввязалась во все это еще тогда, в клинике. Так что все останется как есть Рив было улыбнулся, но улыбка получилась вялая. – Я должен знать... почему? Почему бы ты вернулась? Элена откинулась на подушки, и медленным движением положила руку поверх атласного покрывала себе на живот. – У меня есть только один ответ на этот вопрос, но, кажется, не его ты хочешь услышать. Холодное онемение еще быстрее распространялось по его телу, по мере того, как исчезали остаточные явления недавних оргазмов. Пожалуйста, пусть это будет не жалость, подумал он. – Скажи мне. Она долго молчала, ее взгляд застыл на сверкающем за окном виде на набережные Колдвелла. – Ты спрашиваешь, почему бы я вернулась? – тихо произнесла Элена. – И единственный ответ, что у меня есть, это... то, что я не смогла бы поступить иначе. – Она взглянула на него. – На каком-то уровне, это не поддается объяснению, но ведь чувства не всегда осмысленны, ведь так? Они и не должны быть такими. Сегодня ночью... ты дал мне то, чего у меня не только не было уже долгое время, но и то, чего я никогда не чувствовала раньше. – Она покачала головой. – Вчера я заворачивала тело... тело человека моего возраста, тело того, кто вероятно, выходя вечером из дома, и не догадывался, что эта ночь будет последней. Я не знаю, куда, – она махнула рукой на него и себя, – это нас заведет. Может быть, это всего лишь на одну ночь. Может быть, на месяц. Может быть, больше чем на десятилетия. Я знаю лишь, что жизнь слишком коротка, чтобы я могла позволить себе не вернуться сюда и не быть с тобой снова. Жизнь слишком коротка, а мне так нравится быть с тобой, чт наплевать на все остальное, если речь не о времени, проведенном с тобой. Ривендж смотрел на нее, и его грудь переполняли чувства. – Элена? – Да? – Не пойми меня не правильно. Она глубоко вдохнула, и он увидел, как напряглись ее обнаженные плечи. – Хорошо. Я постараюсь. – Ты продолжишь приходить ко мне? Оставаясь самой собой? – Последовала пауза. – Я влюблюсь в тебя.
***
Джон довольно легко обнаружил тайную квартиру Хекс, потому что она находилась всего в десяти кварталах от ЗироСам., хотя почтовый индекс у этого места мог быть абсолютно другой. Кирпичная мостовая смотрелась элегантно и старомодно, причудливые завитушки украшали окна домов, что навело его на мысль, что стиль был викторианским, хотя, он понятия не имел, откуда мог это знать. Ей не принадлежало все здание, лишь подземные апартаменты с симпатичным двориком. Под каменной лестницей, что вела от пешеходной дорожки, находилась ниша, в которую Джон проскользнул, и с помощью ключа открыл необычный медный замок. Как только он перешагнул порог, зажегся свет, и ничего захватывающего он не обнаружил: бледный красный пол, выложенный из каменной плитки. Бетонные стены, покрытые побелкой. В дальнем конце комнаты была еще одна дверь со странным замком. Он ожидал, что Хекс живет в каком-то экзотическом месте, полном оружия. Французских чулок и других стильных штучек. Но это была лишь фантазия. Пройдя по коридору до конца, Джон открыл другую дверь, и снова вспыхнул свет. Эта комната была без окон, из мебели – лишь кровать, и в этой спартанской обстановке не было ничего удивительного, учитывая то, как выглядел коридор апартаментов. Напротив располагалась ванная комната, но не было ни кухни, ни телефона, ни телевизора. Единственным цветным пятном был пол, выложенный старомодным сосновым паркетом, натертым до медового блеска. Стены белые, как и в коридоре, но из кирпича. Воздух был удивительно свежим, но потом он заметил вентиляционные отверстия. Три. Джон снял кожаную куртку и положил ее на пол. Затем скинул сапоги, оставив на себе теплые черные носки. Воспользовался туалетом и умылся. Полотенец не было. Джон вытер лицо краем своей плотной черной рубашки. Растянувшись на кровати, он оставил оружие при себе, но вовсе не потому, что боялся Хекс. Боже, возможно, он вел себя глупо. Первое, чему его научили на занятиях в Братстве, это никогда не доверять симпатам, и вот теперь он, рискуя своей жизнью, находится в доме одного из них, и, вероятно, пробудет здесь весь день, не сказав никому, где находится. Хотя, именно в этом он и нуждался... Когда снова наступит ночь, он решит, что ему делать. Он не хотел бросать воевать – слишком любил сражаться. Джон чувствовал... что это правильно, что сражения значат гораздо больше, чем просто защита своей расы. Ему казалось, что он занимался своим делом, что он родился и вырос именно для этого. Но Джон не был уверен, что сможет вернуться в особняк и жить там. Он застыл без движения и просто смотрел в темноту, и через какое-то время свет погас. Лежа на кровати, положив голову на одну из двух довольно жестких подушек, Джон осознал, что впервые в жизни, с того самого момента, когда Тор забрал его из той загаженной квартиры и увез на своем крутом Рендж Ровере, он оказался в полном одиночестве. Четко и ясно он вспомнил, каково это было – жить в той дыре и не просто в бедной части города, а в очень опасном районе Колди. Каждую ночь он боялся, потому что был тощим, слабым и беззащитным: в то время он пил только Ensure, потому что желудок больше ничего не воспринимал, и весил не больше перышка. Двери, что отделяли его от наркодиллеров, проституток и крыс, были огромны, но ему казалось, что они не толще бумаги. Тогда он хотел творить в мире добро. И так было до сих пор. Он хотел влюбиться в женщину и быть с ней. И он до сих пор этого хочет. Он хотел обрести семью, мать и отца, быть частью клана. Но теперь уже нет. Джон начал понимать, что эмоции в его сердце были подобны сухожилиям в теле. Их можно тянуть и тянуть, чувствуя боль от деформации и растяжения... и до определенного момента, суставы будут все еще действовать, а конечность гнуться, поддерживать вес и даже выполнять свою обычную функцию, после того как закончится стресс. Но так не может продолжаться вечно. Джон стиснул зубы. И был чертовски уверен, что не существовало эмоционального эквивалента артроскопической хирургии . Чтобы не сойти с ума и помочь разуму расслабиться и отдохнуть, он сосредоточился на том, что происходило вокруг него. В комнате было тихо, раздавался лишь тихий шум кондиционера. И здание над ним было абсолютно пустым, он не слышал, чтобы там кто-то двигался. Закрыв глаза, он чувствовал себя в большей безопасности, чем должен был. С другой стороны, он привык к тому, что всегда был сам по себе. Время, что он провел с Тором и Вэлси, а затем и с Братством, было своего рода аномалией. Он родился на той автобусной остановке в полном одиночестве, и в приюте всегда был один, даже когда его окружала толпа шумных детей. И потом, ступив в большой мир, он снова оказался в одиночестве. Он стал мужчиной и прошел через превращение без посторонней помощи. Был болен и исцелил себя сам. Пробивал свой жизненный путь, как только мог, и сделал это, как надо. Время вернуться к истокам. К основам внутри себя. То время с Вэлси и Тором... и Братьями... словно неудавшийся эксперимент – то, что, казалось, могло иметь хорошее продолжение, в конечном итоге, закончилось полным провалом. -------------------------------------------------------------------------- Ensure (Эншур) – специализированный продукт предназначенный для пациентов с нарушением питания. . Может служить единственным источником энергии. Специально разработан для удовлетворения повышенной потребности в питательных веществах. Продукт разработан и выпускается компанией Эбботт Лэбораториз (Abbott Laboratories). Артроскопи́я (артроскопи́ческая хирурги́я, англ. arthroscopy, arthroscopic surgery) — минимально инвазивная хирургическаяманипуляция, осуществляемая в целях диагностики и/или лечения повреждений внутренней части сустава. Проводится с использованием артроскопа — разновидность эндоскопа, который вводится в сустав через микроразрез.
Дата: Понедельник, 19.12.2011, 19:41 | Сообщение # 33
Серафим
ПРОВЕРЕННЫЙ
Сообщений: 2913
ГЛАВА 32
Ночь или день – Лэшу было все равно. Когда они с Мистером Д въехали на парковку заброшенной мельницы, и фары Мерседеса своим светом описали жирную дугу, не имело никакого значения встретит он короля симпатов в полдень или в полночь, так как гребаный ублюдок его больше не пугал. Он запер 550-ый и вместе с Мистером Д прошел по разбитому асфальту до двери, что выглядела очень прочной, несмотря на состояние, в котором находилась мельница. Благодаря легкому снегопаду, обстановка чем-то напоминала рекламу необычных каникул в Вермонте, если сильно не приглядываться к провисшей крыше или ободранным стенам. Симпат был уже внутри. Лэш знал это так же хорошо, как чувствовал порывы ветра на щеках и слышал хруст щебня под военными ботинками. Мистер Д открыл дверь и Лэш вошел первым, показывая, что ему не требуется, чтобы подчиненный расчищал перед ним путь. Внутри мельницы царил лишь холодный воздух, из квадратной коробки здания уже давно вывезли все полезное. Симпат ждал его в дальнем конце помещения, возле массивного колеса, которое все еще сидело в реке, как старая толстая женщина в остывающей ванне. – Друг мой, как приятно снова видеть тебя, – змеиный голос короля просочился между балками. Лэш медленно и красиво подошел к мужчине, не спеша, проверяя и перепроверяя тени, отбрасываемые оконными стеклами. Никого, кроме короля. Это хорошо. – Ты обдумал мое предложение? – спросил симпат. Лэш был не в том настроении, чтобы ходить вокруг да около. После того дерьма, что случилось предыдущей ночью с поставщиком «Домино», и учитывая тот факт, что еще одного дилера буквально час назад пристрелили, времени играть в игрушки не было. – Ага. И знаешь что? Не уверен, что должен делать тебе хоть какое-то одолжение. Я вот подумал, либо ты даешь мне то, что я хочу, либо же... Я посылаю своих людей на север, чтобы они вырезали всех твоих уродов и тебя заодно. На безжизненном бледном лице расплылась безмятежная улыбка. – Но что это тебе даст? Это же уничтожит тот самый инструмент, с помощью которого ты так стремишься уничтожить своего врага. Не логичный шаг для любого правителя. Лэш ощутил покалывание в головке собственного члена, уважение, проскользнувшее в этих словах, возбуждало, хотя он и отказывался это признать. – Ты знаешь, мне казалось, что король не нуждается в помощи. Почему ты не можешь убить сам? – Существуют уважительные причины и преимущества в том, чтобы выставить все таким образом, будто смерть произошла за пределами моего влияния. Ты узнаешь позднее, что тайные махинации порой гораздо эффективней тех, что происходят на глазах твоих людей. Лэш согласился, но вида не подал. – Я не так молод, как ты думаешь, – сказал он вместо этого. Черт, да он постарел на миллиарды лет за последние четыре месяца. – Но не настолько стар, как ты считаешь. Однако это уже другой разговор и в другое время. – Мне не нужен мозгоправ. – А жаль. Я большой специалист по копанию в головах других людей. Да уж, это Лэш уже заметил. – Твоя цель. Это мужчина или женщина? – Это имеет значение? – Ни малейшего. Симпат радостно просиял. – Это мужчина. И как я уже сказал, существуют некие уважительные причины. – В каком смысле? – К нему будет трудно подобраться. Его личная охрана довольно свирепа. – Король подплыл к окну и выглянул наружу. Спустя мгновение, он повернув голову, прямо как сова, пока лицо не оказалось там, где должен был быть затылок, и его белые глаза на мгновенье вспыхнули красным огнем. – Думаешь, ты сможешь осуществить подобное проникновение? – Ты гей? – выпалил Лэш. Король рассмеялся. – Ты имеешь в виду, предпочитаю ли я однополый секс? – Да. – Это смутило бы тебя? – Нет. – Да, потому что в таком случае, его вроде как возбуждают парни с подобными наклонностями. – Ты очень неумело лжешь, – пробормотал король. – Но с годами научишься. Черт. – И я не думаю, что ты настолько могуществен, как ты думаешь. Сексуальные инсинуации сразу исчезли, и Лэш понял, что ударил по больному месту. – Опасайся вод противостояния… – Избавьте меня от этой дешевой пророческой херни, Ваше Величество. Если бы у тебя имелись яйца, как у настоящего мужика, ты бы собственноручно избавился от неугодного парня. На лицо короля снова вернулось выражение умиротворения, как будто этим всплеском Лэш только что доказал свою неполноценность. – Но у меня есть тот, кто может позаботиться об этом вместо меня. Все гораздо сложнее, хотя я не думаю, что ты в силах это понять. Лэш дематериализовался прямо перед парнем и обхватил ладонью его тонкое горло. Одним жестким брутальным движением он прижал короля к стене. Их взгляды замкнулись, и,почувствовав, как симпатические щупальца проникают в его разум, Лэш инстинктивно попытался заблокировать вход в свой мозг. – Ты не вскроешь мой багаж, мудак. Уж извини. Глаза короля стали красными как кровь. – Нет. – Что нет? – Я не занимаюсь сексом с партнерами одного пола со мной. Это был идеальный камень в огород Лэша: подразумевалось, что именно он стоял сейчас настолько близко, что создавалось ощущение, будто из них двоих мужчины нравились как раз ему. Он отпустил короля и отошел. Голос короля теперь меньше напоминал змеиное шипение и стал более реальным. – Ты и я достаточно хорошо подходим друг другу. И я верю, что мы сможем получить от нашего союза все, что хотим. Лэш повернулся к парню лицом. – Этот мужчина, которого ты хочешь видеть мертвым, где я могу его найти? – Время должно быть правильными. Время... это все.
***
Ривендж наблюдал, как одевается Элена, и, хотя он вовсе не хотел снова видеть ее в униформе, то, как она наклонялась и медленно натягивала на ногу колготки, тоже выглядело довольно неплохо. Вернее, совсем не плохо. Она рассмеялась, когда подняла свой бюстгальтер и покрутила им вокруг пальца. – Теперь-то я могу это одеть? – Конечно. – Ты опять хочешь сделать так, чтобы я не торопилась? – Я просто обозначил, что не обязательно так быстро надевать колготки. – Он улыбнулся, чувствуя себя хищником. – Я имею в виду, эти штуки, они не… О, чтоб меня... Элена не стала дожидаться, пока он закончит, и, выгнув спину, обернула бюстгальтер вокруг тела. Легкие, порхающие движения, которыми она застегивала вещицу, заставили его дыханье сбиться... и это было до того, как Элена натянула бретельки на плечи, заставляя чашечки впиваться в кожу под грудью. Она подошла к нему. – Я забыла, как это работает. Поможешь? Рив зарычал и, притянув ее ближе, взял один сосок в рот, надавливая на второй большим пальцем. Когда она вздохнула, он вернул чашечки на место. – Я безмерно рад быть твоим консультантом по нижнему белью, но, знаешь, без него ты смотришься лучше. – Когда он поиграл бровями, она засмеялась так легко и свободно, что его сердце остановилось. – Мне нравится этот звук. – А мне нравится его издавать. Она натянула форму и начала застегивать кнопки. – Жаль, – сказал он. – Хочешь, расскажу тебе кое-что глупое? Я надела ее, хоть и не собиралась сегодня идти на работу. – Правда? Почему? – Я хотела, чтобы все было профессионально, и вот я здесь, радуюсь, что все сложилось совсем иначе. Рив встал и обнял ее, абсолютно не беспокоясь о том, что был полностью обнажен. – Включи меня в эту радостную часть, пожалуйста. Он мягко поцеловал ее, и как только они разомкнули объятья, Элена сказала: – Спасибо за прекрасный вечер. Рив заправил ей волосы за уши. – Что ты делаешь завтра? – Работаю. – Во сколько заканчиваешь? – В четыре. – Придешь? Она ответила не задумываясь: – Да. Когда они вышли из спальни и миновали библиотеку, он произнес: – Сейчас я собираюсь навестить свою мать. – Правда? – Да, она позвонила мне и попросила, чтобы я пришел. Она никогда не делала подобного раньше. – Это казалось так правильно – делиться с Эленой подробностями своей жизни. Ну, во всяком случае, хотя бы некоторыми из них. – Она всегда старалась сделать меня более духовным, и, я надеюсь, это не очередная попытка заставить меня ступить на путь истинный. – Чем ты занимаешься, кстати? Я имею в виду, в плане работы? – Элена засмеялась. – Я так мало знаю о тебе. Рив сосредоточил взгляд на городе за ее плечом. – О, много чем. В основном, в человеческом мире. У меня есть только моя мать, о ком я могу позаботиться, с тех пор как моя сестра вышла замуж. – А где твой отец? В холодной могиле, где ублюдку самое место. – Он умер. – Я сожалею. Теплый взгляд Элены вызвал острое чувство вины где-то глубоко в груди. Ривендж не жалел, что убил своего старика, ему было жаль, что он так много скрывал от нее. – Спасибо, – произнес он сдавленно. – Я не хочу быть слишком любопытной. Выведывать о твоей жизни или семье. Просто, мне интересно, и если ты хочешь… – Нет, просто... Я не люблю о себе рассказывать. – Это ли не правда? – Твой... это не твой сотовый звонит? Элена нахмурилась и отошла от него. – Мой. В пальто. Она быстро прошла в столовую, и в ее голосе явно чувствовалось напряжение: – Да? О, привет! Да, нет, я… прямо сейчас? Конечно. Самое смешное, мне даже переодеваться не придется, потому что… О. Да. Ага. Хорошо. Он слышал, как она закрыла крышку телефона, прекратив разговор, когда подошел к арочному входу в столовую. – Все в порядке? – А, да. Просто работа. – Элена подошла, натягивая пальто. – Ничего особенного. Наверное, кадровые вопросы. – Хочешь, я тебя подброшу до клиники? – Боже, ему бы так хотелось отвезти ее на работу, и не только потому, что они могли бы побыть вместе еще немного. Мужчины хотят сделать что-нибудь для своей женщины. Защитить ее. Заботиться о ней. Отлично, что за хрень вообще? Не то, чтобы ему не нравились его мысли по поводу Элены, но казалось, будто кто-то сменил звуковую дорожку в его плеере. И явно не на Барри Манилоу . Больше смахивало на Maroon 5 . Мда. – Ох, я сама доберусь, но спасибо. – Элена на секунду задержалась у одной из раздвижных дверей. – То, что произошло сегодня, стало для меня таким... откровением. Рив шагнул к ней, взял ее лицо в ладони и крепко поцеловал. Отстранившись, мрачно сказал: – Это только благодаря тебе. Элена просияла, засветилась изнутри, и внезапно Риву захотелось, чтобы она снова оказалась обнаженной, чтобы он мог войти в нее: связующий инстинкт в нем вопил, и единственное, чем он мог его успокоить, это сказать себе, что оставил на ее коже свой запах. – Напиши, когда приедешь в клинику, чтобы я знал, что ты в безопасности, – попросил он. – Так и сделаю. Последний поцелуй, и она исчезла в ночи. Уходя от Ривенджа, Элена словно парила, и не только потому, что дематериализовалась для визита в клинику. Для нее ночь больше не была холодна, она была свежа. Ее форма не помялась от того, что была брошена на кровать, она словно пребывала в искусном беспорядке. Ее волосы были не растрепаны, а лежали свободными волнами. И вызов в клинику казался не помехой, а открывшейся возможностью. Ничто не могло вернуть ее на землю с этой раскаленной добела высоты. Она чувствовала себя одной из звезд в бархатном ночном небе, недоступной, неприкосновенной, далекой от земных раздоров и распрей. Когда Элена приняла форму перед гаражами клиники, ее внутренний свет слегка угас. Казалось несправедливым, что сейчас она могла испытывать подобные чувства, учитывая произошедшее накануне: она могла спорить на что угодно, что семья Стефана теперь не способна ощутить подобную радость. Ради Бога, они только что завершили похоронный ритуал... Пройдут годы, прежде чем они смогут чувствовать что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее то, что сейчас пело в ее груди при мысли о Риве. Если семья вообще сможет почувствовать хоть что-нибудь вновь. У нее возникло предчувствие, что его родители уже никогда не станут такими, как прежде. Выругавшись, она быстро пересекла парковку, ее туфли оставляли на чистом свежевыпавшем снегу маленькие черные следы. Будучи сотрудником, она быстро прошла через контрольно-пропускной пункт и направилась в комнату ожидания. Войдя в приемную, она сбросила пальто и направилась прямо к стойке регистрации. Медбрат, что сидел за компьютером, поднял голову и улыбнулся. Родес был одним из немногочисленных сотрудников мужского пола, и, безусловно, любимцем, одним из тех, кто находил общий язык со всеми, легко дарил приветствия, улыбки и объятия. – Эй, красотка, как де... – Он сдвинул брови, когда она подошла ближе, а затем отодвинул стул подальше, увеличивая пространство между ними. – Э... привет. Нахмурившись, она обернулась, ожидая увидеть позади себя чудовище, учитывая то, как он отпрянул от нее. – Ты в порядке? – О, да. Абсолютно. – Его взгляд стал острым. – Как дела? – Я в порядке. Рада, что пришла, и готова помочь. Где Катя? – По-моему, она сказала, что будет ждать тебя в кабинете Хэйверса. – Ну, тогда я пошла. – Да. Супер. Она заметила у него на столе пустую кружку. – Хочешь, я принесу тебе кофе, когда закончу? – Нет, нет, – сказал он быстро, подняв обе руки вверх. – Я в порядке. Спасибо. Серьезно. – У тебя точно все хорошо? – Ага. Я в полном порядке. Спасибо. Элена ушла, ощущая себя какой-то прокаженной. Обычно она и Родес так легко ладили, а сегодня… О, Боже мой, подумала она. Ривендж оставил на ней свой запах. Вот в чем дело. Она обернулась... но что она могла сказать, на самом деле? Надеясь, что Родес будет единственным, кто это заметил, она вошла в раздевалку, повесила пальто и двинулась дальше, по пути приветственно махая рукой коллегам и пациентам, что встречались ей. Когда она добралась до офиса Хэйверса, дверь была открыта, врач сидел за своим столом, а Катя в кресле спиной к коридору. Элена тихо постучала по двери. – Привет. Хэйверс поднял на нее глаза, а Катя посмотрела через плечо. Они оба были явно враждебно настроены. – Проходи, – сказал доктор сердито. – И закрой дверь. Сердце Элены забилось очень часто, но она выполнила его просьбу. Рядом с Катей стояло пустое кресло, и она села, потому что ее колени внезапно подогнулись. Элена уже бывала в этом кабинете раньше, обычно для того, чтобы напомнить врачу, чтобы тот поел, потому что как только он начинал изучать карточки пациентов, то терял счет времени. Но на этот раз все было по-другому. Повисло долгое молчание, во время которого бледные глаза Хэйверса старались не встречаться с ее, он просто теребил дужки своих черепаховых очков. Первой заговорила Катя, и голос у нее был жесткий: – Вчера вечером, перед тем как я ушла, один из охранников, который мониторит все камеры, довел до моего сведения, что ты заходила в аптечное отделение. Одна. Он сказал, что видел, как ты взяла какие-то таблетки и ушла. Я посмотрела запись и проверила соответствующие полки – это был пенициллин. – Почему ты просто не привела его сюда? – спросил Хэйверс. – Я бы немедленно осмотрел Ривенджа. Последовал момент, почти как в каком-то сериале, когда камеры показывают крупным планом лицо героини: Элена чувствовала себя так, будто все мгновенно отдалилось от нее, офис отошел куда-то очень далеко, а на нее как будто направили софиты и стали рассматривать в микроскоп. Вопросы мелькали у нее в голове. Она что, на самом деле думала, что ей сойдет с рук ее поступок? Она ведь знала о камерах... но, все же, не вспомнила о них, когда шла через аптечную проходную вчера вечером. В результате этого все изменится. Ее жизнь, эта постоянная борьба, теперь станет невыносимой. Судьба? Нет... скорее глупость. Как, черт возьми, она могла совершить подобное? – Я уволюсь, – сказала она резко. – Прямо сегодня. Мне не следовало этого делать... Я беспокоилась о нем, переживая из-за того, что случилось со Стефаном, и приняла неверное решение. Я глубоко сожалею. Ни Хэйверс, ни Катя, не сказали ни слова, но этого и не требовалось. Все дело в доверии, а она обманула их. И нарушила правила больничной техники безопасности. – Я освобожу свой шкафчик. И немедленно уйду. ------------------------------------------------------------ Барри Манилоу, также Бэрри Мэнилоу (англ. Barry Manilow; наст. имя Барри Алан Пинкус; род. 17 июня 1943) – американский эстрадный певец. За свою карьеру Манилоу выпустил более 75 млн дисков по всему миру. Maroon 5 (англ. Мару̀н Фа̀йв) – американская поп-рок-группа, образована в Лос-Анджелесе, Калифорния. Группа образовалась в 1995 году под названием Kara's Flowers. В ее состав входили вокалист и ритм-гитарист Адам Левин, клавишник Джесси Кармайкл, бас-гитарист Микки Мэдден и ударник Раин Дусик. В 1997 году вышел первый альбом группы «The Fourth World». А в 2001 году с приходом гитариста Джеймса Валентайна, группу переименовали на Maroon 5.
Дата: Понедельник, 19.12.2011, 19:42 | Сообщение # 34
Серафим
ПРОВЕРЕННЫЙ
Сообщений: 2913
ГЛАВА 33
Ривендж нечасто виделся с матерью. Он размышлял об этом, подъезжая к убежищу, в которое перевез ее почти год назад. После того, как семейный дом в Колдвелле подвергся риску нападения лессеров, он вывез всех в этот Тюдоровский особняк к югу от города. Это был единственный положительный момент от похищения сестры… ну это, и еще тот факт, что Бэлла нашла себе достойного мужчину, Брата, который спас ее. Увозя мать и ее любимую служанку-доджена из города, Рив спас их от ужаса, который постиг тем летом всю аристократию со стороны Общества Лессенинг. Рив припарковал Бентли перед особняком, и, прежде чем он вышел из автомобиля, дверь дома распахнулась, и на свету, поеживаясь от холода, появилась доджен его матери. Подошва ботинок скользила, поэтому Рив шел по снегу очень осторожно. – Она в порядке? Доджен смотрела на него снизу вверх, ее глаза блестели от слез. – Время уже подходит. Рив отказывался принимать происходящее. Он зашел внутрь, закрыл за собой дверь. – Это невозможно. – Мне очень жаль, господин. – Доджен достала белый носовой платок из кармана своей серой формы. – Очень жаль... – Она еще не так стара. – Ее долгую жизнь не исчислить годами. Доджен хорошо знала, что происходило в доме в то время, когда с ними жил отец Бэллы. Ей часто приходилось убирать осколки разбитой посуды. Перевязывать и ухаживать. – Воистину, я не могу вынести того, что она уходит, – сказала горничная. – Я пропаду без моей хозяйки. Рив положил онемевшую руку ей на плечо и осторожно сжал. – Ты не можешь знать наверняка. Она не была у Хэйверса. Давай я пойду и побуду с ней, хорошо? Когда доджен кивнула, Рив медленно поднялся по лестнице на второй этаж, минуя семейные портреты в масле, которые перевез из старого дома. Поднявшись, он повернул налево и постучал в дверь. – Мамэн? – Войди, сын мой, – послышался из-за двери ответ на Древнем языке, и он вошел в будуар матери. Знакомый аромат Chanel №5 действовал на него успокаивающе. – Где ты? – спросил он через множество рядов развешанных платьев. – Я здесь, сын мой возлюбленный. Пробираясь сквозь ряды блузок, юбок и бальных платьев, Рив глубоко вдыхал. Парфюм его матери был на всей одежде, что была развешена по цвету и типу, и бутылочка с ним стояла на богато украшенном туалетном столике, среди средств для макияжа, лосьонов и пудры. Он нашел ее возле огромного трехстворчатого зеркала. Она гладила. Что было более чем странно, и заставило его присмотреться к ней внимательнее. Его мать выглядела благородно даже в своем розовом халате: ее белые волосы украшали идеально пропорциональную головку, осанка была изысканной, она сидела на высоком табурете, на пальце сверкал массивный бриллиант грушевидной формы. Возле гладильной доски, позади которой она восседала, стояла плетеная корзина, на самой доске с одной стороны стоял пульверизатор, а с другой – стопка сложенных носовых платков. Когда он взглянул на нее, она как раз гладила один из них. Она сложила вдвое бледно-желтый квадрат, утюг шипел паром в ее руках, пока она водила им из стороны в сторону. – Мамэн, что ты делаешь? Окей, с одной стороны, было понятно, что его мать была здесь хозяйкой. Но он не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел ее выполняющей работу по дому, стирающей белье или что-нибудь в этом роде. Для этого есть доджены. Мэдалина подняла на него взгляд, ее затуманенные голубые глаза были усталыми, а улыбка выдавала скорее усилие, чем искреннюю радость. – Они принадлежали моему отцу. Мы нашли их, когда разбирали коробки, которые перевезли из чердака старого дома. «Старый дом» – это тот, в Колдвелле, в котором они прожили почти столетие. – Ты могла бы поручить это занятие горничной. – Он подошел и поцеловал ее в мягкие щеки. – Она бы с радостью тебе помогла. – Она сказала то же самое. – Погладив его рукой по лицу, она вернулась к своему занятию, снова складывая льняные квадратики, сбрызгивая их крахмальным раствором из пульверизатора. – Но этим я должна заняться сама. – Могу ли я присесть? – спросил он, кивая на стул рядом с зеркалом. – О, конечно, где мои манеры. – Она поставила утюг и начала вставать с табурета. – И мы должны предложить тебе что-нибудь. Он поднял руку. – Не надо, мамэн, я недавно поел. Она поклонилась ему и поудобнее устроилась на стуле. – Я благодарна тебе за твой визит, так как знаю, насколько ты занят. – Я твой сын. Как ты могла подумать, что я не приду? Свежевыглаженный платок отправился в стопку к своим аккуратно сложенным собратьям, и она достала из корзинки еще один, последний. Утюг снова зашипел, когда женщина провела его горячей поверхностью по белому квадратику. Пока она размеренно двигалась, Рив смотрел в зеркало. Ее лопатки выпирали под шелком халата, а косточки позвоночника проступали на задней части шеи. Он снова взгляну на ее лицо и увидел, как одинокая слеза скатилась по щеке и упала на платок. О... Святая Дева-Летописеца, подумал он. Я не готов. Рив положил трость на пол, подошел к матери и опустился перед ней на колени. Повернув к себе стул, он взял утюг из ее руки и отложил его в сторону, готовый прямо сейчас отвезти ее к Хэйверсу и заплатить ему любые деньги за любые лекарства. – Мамэн, что беспокоит тебя? Он взял один из накрахмаленных платков ее отца и вытер ей щеки. – Расскажи своему сыну, что так тяготит твое сердце? Слезы продолжали капать из ее глаз, и он стирал их платком одну за другой. Она была прекрасна, несмотря на возраст и слезы. Павшая Избранная, чья жизнь выдалась очень тяжелой, она по сей день оставалась прекрасной и полной грации. Когда она, наконец, заговорила, ее голос был тонким: – Я умираю. – Мэдалина покачала головой, прежде чем он смог ответить. – Нет, давай будем честны друг с другом. Мой конец настал. Это мы еще посмотрим, подумал он. – Мой отец, – она коснулась платка, которым Рив вытирал ей слезы – Мой отец... это странно, что я думаю о нем днем и ночью, но так и есть. Давным-давно он был Праймэйлом и любил своих детей. Его величайшей радостью была его кровь, и хотя нас было много, он уделял внимание всем нам. Эти платки? Они были скроены из его одежд. Воистину, я очень любила шить, и он знал это, поэтому отдал часть своих одеяний. Она протянула вперед свою худую руку и потрогала стопку отглаженных платков. – Когда я покинула Другую Сторону, он заставил меня взять часть из них с собой. Я была влюблена в Брата, и, конечно же, моя жизнь была бы полной, только если бы я осталась с ним. Конечно, потом... Да, именно «потом» и настали времена, когда ей причинили много боли: ее изнасиловал симпат, она забеременела Ривенджем и была вынуждена родить чудовище-полукровку, которого каким-то образом все-таки поднесла к своей груди и полюбила так, как любой сын мог только мечтать. И все это время, король симпатов держал ее у себя против ее воли, в то время как Брат, которого она любила, искал ее лишь для того, чтобы умереть, пытаясь ее вернуть. Но и эти трагедии были не последними в ее жизни. – После того как меня... вернули, отец позвал меня к своему смертному одру, – продолжила она. – Из всех Избранных, их всех его жен и детей, он хотел видеть меня. Но я не пошла. Я бы не выдержала... Я была уже не той его дочерью, которую он знал. – Ее глаза встретились с глазами Рива, в них таилась глубокая мольба. – Я не хотела, чтобы он знал, что случилось со мной. Что меня осквернили. Боже, ему было знакомо это чувство, но мамэн не нужно было знать об этом бремени. Она не знала, с каким дерьмом ему приходилось иметь дело. И никогда не узнает, потому что было совершенно ясно, что главная причина, по которой Рив продавал себя, заключалась в том, что он хотел избавить ее от мучений, которые она испытает, если ее сына депортируют. – Когда я отказалась пойти на его зов, ко мне пришла Директрикс и сказала, что он страдает. Что он не отправится в Забвение, пока я не приду к нему. Что он будет оставаться на этой болезненной грани между жизнью и смертью целую вечность, пока я не приду и не дам ему облегчение. На следующий вечер, с тяжелым сердцем я отправилась к нему. В этот момент взгляд его матери стал жестким. – Когда я прибыла в храм Праймэйла, он хотел обнять меня, но я не смогла... позволить ему сделать это. Я была совсем чужой, хоть и с любимым лицом, не более. Я пыталась разговаривать с ним вежливо и на отвлеченные темы. Именно тогда он сказал нечто такое, чего я не могу понять в полной мере и по сей день. Он сказал: «Тяжелая душа не может спокойно отойти, хоть тело уже теряет свои силы». Его держало то, что тяготило меня. Ему казалось, что как отец он потерпел неудачу. Что, удержи он меня на Другой Стороне, моя судьба сложилась бы иначе, намного лучше того, что произошло после моего ухода. У Рива свело горло от внезапного, ужасного подозрения, которое неожиданно закралось в его голову. Голос матери был слабым, но решительным. – Я подошла к его ложу, он потянулся к моей руке, и я держала его ладонь в своих собственных. Я сказал ему, что люблю своего новорожденного сына, что собираюсь обручиться с мужчиной из благородной Глимеры, и что еще не все потеряно. Мой отец искал правду в лице и словах, сказанных мною, и когда он остался доволен увиденным, он закрыл глаза... и отошел в Забвение. Я знала, что если бы я не пришла... – Она сделала глубокий вдох. – Воистину, я не могу оставить эту землю просто так. Рив покачал головой. – У всех все замечательно, мамэн. Бэлла и ее ребенок хорошо себя чувствуют и они в безопасности. Я… – Перестань. – Протянув руку, мать взяла его за подбородок, как тогда, когда он был совсем молод и плохо себя вел. – Я знаю, что ты сделал. Я знаю, ты убил моего хеллрена, Ремпуна. Рив взвешивал, имело ли смысл лгать, но судя по выражению лица своей матери, правда вышла на поверхность, и ничего из того, что он мог сказать, не могло переубедить Мэдалину. – Как, – спросил он, – как ты узнала об этом? – Кто еще мог? Кто? – Она отпустила его подбородок и погладила по щеке, и он потянулся за этим теплым прикосновением. – Не забывай, я видела твое лицо каждый раз, когда мой хеллрен выходил из себя. Сын мой, мой сильный, властный сын. Посмотри на себя. Ее искренняя, любящая гордость – вот, чего он никогда не понимал, учитывая обстоятельства своего зачатия. – Я также знаю, – прошептала она, – что ты убил своего родного отца. Двадцать пять лет назад. А вот это действительно было интересно. – Ты не должна была узнать. Кто рассказал тебе об этом? Она отняла руку от его лица, и указала на туалетный столик, на хрустальную чашу, которая, как он всегда предполагал, была предназначена для маникюра. – Старые привычки Избранной Летописецы так просто не исчезают. Я увидела это в водах. Сразу после того, как все произошло. – И ты ничего не сказала, – удивленно произнес он. – И больше не могу держать это в себе. Вот зачем я призвала тебя. Ужасное чувство нахлынуло вновь, Рив оказался в ловушке между тем, о чем собиралась попросить его мать и своим твердым убеждением, что его сестре вряд ли станет легче, узнай она все грязные и злые тайны их семьи. Бэллу эта гадость никогда не касалась, и сейчас не было никаких оснований для признаний, особенно учитывая, что их мать находилась при смерти. Нет, Мэдалина не умирает, напомнил он себе. – Мамэн… – Твоя сестра ни в коем случае не должна об этом знать. Рив напрягся, молясь о том, что расслышал ее правильно. – Прости? – Поклянись мне, что сделаешь все, что в твоих силах, чтобы она никогда не узнала. – Когда мать наклонилась вперед и схватила его за руки, он мог поклясться, что ее пальцы вошли глубоко его под кожу, так напряглись кости на ее руках и запястьях. – Я не хочу, чтобы она несла это бремя. Тебя вынудили обстоятельства, и я бы избавила тебя от этого, но не смогла. И если она не узнает, то следующее поколение не настигнут страдания. И Налла не будет нести сей крест. Это знание умрет вместе с тобой и мной. Поклянись мне. Рив смотрел в глаза матери и понимал, что никогда еще не любил ее так сильно, как в этот момент. Он кивнул. – Посмотри на мое лицо, и будь уверена – я клянусь, что так оно и будет. Бэлла и ее потомки никогда ни о чем не узнают. Прошлое умрет с тобой и мной. Плечи матери расслабились под халатом, и ее дрожащий вздох сказал о том облегчении, что она испытала. – О таком сыне как ты, другие матери могут только мечтать. – Разве это может быть правдой? – мягко сказал он. – А разве нет? Мэдалина собралась с силами и взяла платок из его рук. – Мне нужно догладить еще один платок, а затем, возможно, ты поможешь мне дойти до постели? – Конечно. И я хочу позвонить Хэйверсу. – Нет. – Мамэн. – Я хочу отойти в мир иной без какого-либо медицинского вмешательства. Так или иначе, оно меня все равно не спасет. – Откуда ты знаешь… Она подняла свою прекрасную руку с тяжелым бриллиантовым перстнем на пальце. – Я умру завтра до наступления темноты. Я видела это в чаше. У Рива перехватило дыхание, легкие отказались работать. Я не готов к этому. Я еще не готов. Я еще не готов... Мэдалина тщательно выгладила последний платок, медленно и аккуратно пройдясь утюгом по каждому уголку. Закончив, она положила идеальный квадратик к другим, убедившись, что стопка сложена ровно. – Закончила, – сказала она. Рив поднялся, опираясь на трость, предложил ей руку, и они вместе направились в ее спальню, оба нетвердо стоя на ногах. – Ты голодна? – спросил он, когда откинул одеяла и помог ей лечь. – Нет. Я и так хорошо себя чувствую. Они вместе поправили руками простыни, одеяло и покрывало так, чтобы теперь оно аккуратно лежало прямо поверх ее груди. Выпрямившись, Рив уже точно знал, что она больше никогда не встанет с этой постели, и сама мысль об этом была невыносима. – Нужно, чтобы Бэлла приехала, – сказал он хрипло. – Ей тоже нужно попрощаться. Мать кивнула и закрыла глаза. – Она должна прийти сейчас, и, пожалуйста, пусть она возьмет с собой ребенка.
***
В Колдвелле, в особняке Братства, Тор выписывал круги по своей спальне. Что на самом деле звучало смешно, учитывая то, как слаб он был. Шаркал ногами, вот и все, что он мог делать. Каждые полторы минуты он смотрел на часы, время бежало с угрожающей скоростью, пока он не почувствовал себя так, словно мировые песочные часы разлетелись вдребезги, и секунды, как песок, заполнили все пространство. Ему нужно больше времени. Больше... Черт, поможет ли это вообще? Он просто не мог понять, как пройти через то, что должно было произойти, и знал, что лишняя суета не улучшит ситуацию. Например, он не мог решить, нужен ли ему свидетель? Преимущество заключалось в том, что, таким образом, все становилось менее личным. А недостаток был в том, что если он сломается, то в комнате будет еще один человек, который это увидит. – Я останусь. Тор взглянул на Лэсситера, который сидел, развалившись в кресле у окна. Ноги ангела были скрещены в лодыжках, и один ботинок качался вверх-вниз, словно еще один ненавистный измеритель времени. – Да ладно тебе, – сказал Лэсситер. – Я уже видел твою убогую задницу голой. Что может быть хуже? И хоть слова были типичной бравадой, его тон был удивительно нежным. Послышался мягкий стук в дверь. Это был не Брат. А если учесть, что сквозь щель под дверью не проникал аромат еды, это также не Фритц с подносом кушаний, достойных самого короля. Судя по всему, это был результат действий Фьюри. Дрожь прошла по всему телу Тора. – Все хорошо, успокойся, – Лэсситер встал и быстро подошел к нему. – Я хочу, чтобы ты присел вот здесь. Ты вряд ли захочешь сделать это возле кровати. Ну, перестань, не сопротивляйся мне. Ты же знаешь, это данность. Биология, а не твое желание, так что не чувствуй себя виноватым. Тор ощутил, как его подтащили к жесткому креслу, которое стояло возле бюро, и чертовски вовремя: колени перестали выполнять свою функцию, и так ослабли, что он рухнул на тканое сиденье с такой силой, что отскочил. – Я не знаю, как решиться на это. Красивая физиономия Лэсситера появилась прямо перед его лицом. – Твое тело сделает все за тебя. Огради от него свои разум и сердце, и пусть инстинкты делают то, что должны делать. Это не твоя вина. Это то, что помогает вашему виду жить. – Я не хочу жить. – Не говори так. Я-то подумал, что все это саморазрушительное дерьмо лишь временное увлечение. Тор был не в силах оттолкнуть ангела. Не в силах выйти из комнаты. У него даже не было сил плакать. Лэсситер подошел к двери и открыл ее. – Привет, спасибо что пришла. Тор не посмел поднять взгляд на Избранную, которая только что вошла, но не мог игнорировать ее присутствие: ее нежный, цветочный аромат так и обволакивал его. Естественный аромат Вэлси пах сильнее, он был смесью не только розы и жасмина, но и специй, что отражали ее суть. – Мой господин, – произнес женский голос. – Я Избранная Селена, и я здесь, чтобы служить вам. Последовала долгое молчание. – Подойди к нему, – мягко сказал Лэсситер. – Мы должны покончить с этим. Тор закрыл лицо ладонями, голова упала на грудь. Это было все, что он мог сделать, чтобы не перестать дышать, когда женщина опустилась на пол у его ног. Сквозь тонкие пальцы, он видел ее белые развевающиеся одежды. У Вэлси было не так уж много платьев. Единственное, которое ей по-настоящему нравилось, это было красно-черное платье, в котором она выходила за него замуж. Сцена этой священной церемонии всплыла у него в голове, и он с трагичной ясностью видел сейчас тот момент, когда Дева-Летописеца сложила вместе его руку и руку Вэлси и объявила, что их союз прекрасен. Он чувствовал такую теплоту, что связывала его с его женщиной через мать их расы, и это ощущение любви, нужности и оптимизма возрастало в миллионы раз, когда он смотрел в глаза своей возлюбленной. Казалось, перед ними открывалась целая жизнь, полная лишь счастья и радости... и вот теперь он здесь, по другую сторону от этого, совершенно одинокий со своей немыслимой потерей. Нет, даже хуже чем одинокий. Одинокий, и вбирающей в свое тело кровь другой женщины. – Все происходит слишком быстро, – пробормотал он в ладони. – Я не могу... Мне нужно еще время... Да поможет ему Бог, если ангел скажет хоть слово о том, что сейчас как раз подходящий момент. Он сделает так, что ублюдок пожалеет, что его зубы не из армированного стекла. – Мой господин,– тихо сказала Избранная. – Я уйду, если таково ваше желание. И вскоре вернусь, если что-то не так. И буду приходить снова и снова, пока вы не будете готовы. Пожалуйста... господин мой, воистину я хочу помочь вам, а не причинить боль. Он нахмурился. Ее голос был очень добрым, и в словах, что слетали с ее губ, не было ни грамма непристойности. – Скажи мне цвет твоих волос, – сказал он сквозь ладони. – Они черные, как ночь, и туго связаны в нашей с сестрами обычной манере. Иногда я оборачиваю их платком, но вы не просили меня об этом. Я подумала... что возможно, я сделаю это потом. – Скажи мне цвет своих глаз. – Они голубые, мой господин. Цвета светлого неба. У Вэсли они были цвета хереса. – Мой господин, – прошептала Избранная. – Вам даже не нужно смотреть на меня. Позвольте мне встать позади вас, так вы сможете принять мое запястье. Он слышал шелест мягкой ткани, запах женщины витал вокруг, окутывая его. Убрав руки, Тор увидел длинные ноги Лэсситера, затянутые в джинсы. Он снова скрестил лодыжки, на этот раз, прислонившись спиной к стене. Перед глазами появилась тонкая рука, завернутая в белую ткань. Медленно-медленно ткань поднималась все выше и выше. Запястье, что открывалось, было хрупким, кожа – белой и мягкой. А вены под ней – светло-голубыми. Клыки Тора мгновенно удлинились, и рычание сорвалось с губ. Ублюдочный ангел был прав. Внезапно, все мысли покинули голову, тело взяло разум под контроль и затребовало то, чего было лишено долгое время. Тор жестко сжал рукой ее плечо, зашипел, как кобра, и укусил запястье Избранной чуть ниже косточки, крепко сцепив клыки. Последовал тревожный вскрик и сопротивление, но он уже ничего не понимал, только пил, его глотки как насос закачивали кровь в желудок так быстро, что он не успевал ее распробовать. Он чуть не убил Избранную. Он осознал все это позже, когда Лэсситер наконец оттащил его и ударил по голове – потому что в тот момент, когда его лишили источника питания, он попытался снова наброситься на женщину. Падший ангел был прав. Ужасающая биология управляла им, заглушив даже зов сердца. И трепетную грусть вдовства.
Дата: Понедельник, 19.12.2011, 19:45 | Сообщение # 35
Серафим
ПРОВЕРЕННЫЙ
Сообщений: 2913
ГЛАВА 34
Вернувшись домой, Элена придала лицу беззаботное выражение, отослала Люси и проверила отца, который «делал невероятные успехи» в своей работе. Освободившись, она сразу же поспешила в свою комнату, чтобы проверить банковские счета. Она должна выяснить, сколько у них оставалось денег, вплоть до цента, и ей совсем не понравилось то, что она увидела. Войдя на страницу своего банковского счета, Элена прокрутила вниз список еще не оплаченных счетов и отметила те, которые требовалось погасить в первую неделю месяца. Хорошей новостью было то, что ей все-таки заплатят за ноябрь. На их сберегательном счете было лишь чуть меньше одиннадцати штук. Больше продавать было нечего. Нечем было пополнить ежемесячный бюджет. Скорее всего, Люси перестанет к ним приходить. А это полная засада, потому что сиделка, вероятно, просто найдет себе другого клиента, вместо отца Элены, поэтому, когда сама Элена найдет себе новую работу, позаботиться об отце будет не кому. Более того, предполагалось, что ей придется искать себе другую должность. Ясно как день, что медсестрой она больше работать не сможет. Вряд ли работодатель будет рад, прочитав в ее резюме, за что она была уволена. Зачем она только взяла чертовы таблетки? Элена сидела и смотрела на экран, складывая и складывая маленькие цифры, пока в глазах все не замельтешило, и суммы не перестали сходиться. – Дочь моя? Она быстро закрыла ноутбук, потому что ее отец не очень хорошо ладил с электроникой, и сделала спокойное лицо. – Да? В смысле... да? – Я подумал, не интересно ли тебе прочитать пару отрывков из моей работы? Мне кажется, ты нервничаешь, а я нахожу, что подобные занятия успокаивают разум. – Он отошел в сторону и галантно протянул ей руку. Элена поднялась со своего места, потому что иногда все, что можно сделать, это просто последовать просьбе другого человека. Она не хотела читать ту тарабарщину, что он писал. Не могла притворяться, что все в порядке. Ей так хотелось, чтобы всего на час ее отец стал таким, как раньше, чтобы она смогла обсудить с ним ситуацию, в которой они оказались. – Это было бы чудесно, – вежливо сказала она ровным тоном. Последовав за отцом в его кабинет, она помогла ему сесть в кресло и оглядела небрежно разбросанные кипы бумаг. Ну и беспорядок. Везде валялись черные кожаные папки, такие толстые, что практически лопались. Файлы. Блокноты со спиральными креплениями, их закрученные страницы неровно торчали как собачьи языки. Белые листы бумаги валялись повсюду, как будто страницы пытались улететь далеко-далеко, но не смогли. Все дело в его дневнике, вернее в том, как отец его вел. На самом деле, это была лишь куча полной ерунды, физическое проявление его умственного хаоса. – Вот сюда. Садись. Садись. – Ее отец освободил место рядом с письменным столом, отодвинув стопку блокнотов, стянутых коричневой резинкой. Присев, она положила руки на колени и крепко сжала их, стараясь не потерять над собой контроль. Словно мусор в этой комнате напоминал магнит, который заставлял ее собственные мысли вращаться в голове еще быстрее, а это последнее, что ей сейчас было нужно. Ее отец оглядел кабинет и улыбнулся, как будто извиняясь. – Так много сил для сравнительно небольшого результата. Как ловля жемчуга. Сколько часов провел я здесь, так много, чтобы выполнить свой долг... Элена почти не слушала его. Если она не сможет потянуть аренду этого дома, то куда они пойдут? Существуют ли еще более дешевые варианты, где нет крыс и тараканов? Как отреагирует ее отец на незнакомую обстановку? Дева Дражайшая, ей казалось, они уже достигли дна в ту ночь, когда отец сжег дом, которые они снимали раньше. Куда уж хуже? Она осознала, что у нее большие проблемы, когда перед глазами все стало размытым. Голос ее отца продолжал звучать, перекликаясь с ее паническим молчанием. – Я старался с точностью записывать все, что я видел... Больше Элена ничего не слышала. Она разваливалась на части. Сидя в маленьком кресле без подлокотников, увязая все глубже в сумасшествии и бесполезной болтовне отца, сопоставив все свои действия и поступки, и то, с чем столкнулась их семья, она заплакала. Речь шла о чем-то гораздо большем, чем потеря работы. Это был Стефан. То, что случилось с Ривенджем. То, что ее отец был взрослым человеком, который не мог осознать, в какой ситуации они оказались. И что она была совсем, совсем одна. Элена обняла себя руками и плакала, с губ срывались хриплые вдохи, пока она не почувствовала себя такой усталой, что могла лишь уткнуться в собственные колени. В конце концов, Элена тяжело вздохнула и вытерла глаза рукавом униформы, которая ей уже была не нужна. Когда она подняла взгляд, ее отец сидел неподвижно в кресле, выражение его лица было сплошным шоком. – Воистину... дочь моя. Видите, вот в чем все дело. Они могли потерять все свои деньги и атрибуты предыдущей светской жизни, но старые привычки умирают с трудом. Сдержанность, присущая Глимере, по-прежнему определяла их общение…и, значит, ее истерика была равносильно тому, как если бы она внезапно упала спиной на обеденный стол, и из чрева ее вылез пришелец. – Простите меня, отец, – сказала она, чувствуя себя полной идиоткой. – Полагаю, я должна извиниться. – Нет... подожди. Ты же собиралась читать. Она закрыла глаза, чувствуя, будто вся ее кожа натянулась до предела. На каком-то уровне, его психическое отклонение определяло всю ее жизнь, и, хотя по большей части, она считала своим долгом жертвовать собой ради отца, сегодня вечером она была не готова делать вид, что его бесполезная «работа» имеет для нее большое значение. – Отец, я... Один из ящиков стола открылся, а затем закрылся. – Вот, дочь моя. Прими в свои руки нечто большее, чем просто кусок текста. Она с трудом открыла глаза. И ей пришлось наклониться вперед, чтобы убедиться, что она все видит правильно. В ладонях отца лежала идеально ровная стопка белой бумаги с дюйм толщиной. – Вот мои труды, – просто сказал он. – Книга для тебя, дочь моя.
***
Внизу, на первом этаже безопасного Тюдоровского особняка, Рив стоял у окна в гостиной, смотрел на газон и ждал. Облака рассеялись, неполная луна висела в по-зимнему ярком небе. В затекшей руке он держал свой новый сотовый, крышку которого только что закрыл с проклятьями. Он не мог поверить, что на верхнем этаже его мать лежит на смертном одре, и что в этот самый момент его сестра и ее хеллрен спешат сюда, стараясь опередить восход солнца... а его работа в это время поднимает свою уродливую, рогатую голову. Еще один убитый наркодиллер. То есть всего три за последние двадцать четыре часа. Хекс говорила коротко и по существу, в своей манере. В отличие от Рикки Мартинеса и Айзека Раша, чьи тела обнаружили вниз по реке, этот парень был найден в своей машине на парковке торгового центра, с пулей в затылке. Это означало, что автомобиль туда пригнали уже вместе с телом: нет таких идиотов, кто стал бы стрелять в ублюдка в месте, которое, несомненно, было под прицелом камер безопасности. Полицейские больше не давали никакой информации, и они приготовились ждать завтрашней прессы и утренних телевизионных новостей, чтобы узнать все подробности. Но здесь возникала проблема, которая и была причиной его ругани. Все трое закупались у него последние пару ночей. Вот почему Хекс позвонила ему, несмотря на то, что он был у матери. Наркобизнес не то чтобы слабо контролировался, он не контролировался вообще, и то статическое равновесие, что было достигнуто в Колдвелле таким образом, что он и его высокопоставленные коллеги-брокеры могли зарабатывать деньги, было вещью очень деликатной. Как у крупного игрока, у него были поставщики среди наркоторговцев Майами, импортеры Нью-Йоркской гавани, на него работали подпольные метаноловые лаборатории Коннектикута и тайные изготовители зелья в Род-Айленде. Все они были бизнесменами, как и он, и большей частью независимыми, то есть, не связанными ни с кем здесь, в Штатах. Отношения у них установились крепкие, люди на другом конце страны были такими же аккуратными и скрупулезными, как и он сам: они занимались простыми финансовыми операциями и передачей продукта из одних рук в другие, как в любом другом законном секторе экономики. Поставки приходили в Колдвелл, в несколько различных мест, а затем все передавались в ЗироСам, где Ралли отвечал за отбор проб, распределение и упаковку. Это был отлично слаженный механизм, разработанный в течение десятилетий, который состоял из хорошо оплачиваемых работников, угроз телесных повреждений, фактических побоев, и постоянного выстраивания взаимоотношений. Трех трупов вполне достаточно, чтобы все выстроенное к этому времени можно было выбросить на помойку. А это могло привести не только к экономическому коллапсу, но и развернуть борьбу за власть на более мелких уровнях, что никому было не нужно: кто-то выдирает с корнем его людей, и его коллеги заинтересуются, собирается ли он наводить дисциплину, или хуже того, попробуют дисциплинировать его самого. Цены начнут колебаться, отношения станут напряженными, информация будет постоянно искажаться. С этим придется разбираться. Ему пришлось сделать несколько звонков, чтобы убедить своих импортеров и производителей, что в Колдвелле у него все под контролем, и что ничто не могло препятствовать продаже их товара. Но Господи, почему именно сейчас? Рив поднял глаза к потолку. На мгновение, он размечтался о том, чтобы завязать со всем этим, но все это было чушью. Пока в его жизни была принцесса, он должен оставаться в этом бизнесе, потому что ни за что на свете Рив не собирался позволить этой суке разорить свою семью. Бог свидетель, отец Бэллы уже достаточно постарался в этом плане, принимая когда-то нелепые финансовые решения. Пока принцесса была здесь, Рив останется наркобароном Колди и будет звонить кому надо, хоть и не в доме своей матери, и не в то время, которое по праву принадлежит его семье. Бизнес может подождать, пока он служит ей. Хотя ясно было одно. В будущем Хекс, Трезу и айЭму придется постоянно держаться начеку, потому что ясно как день, если у кого-то нашлось достаточно амбиций, чтобы попытаться избавиться от посредников, то этот кто-то, скорее всего, будет пытаться добраться и до крупной рыбы вроде Рива. Проблема заключалась в том, что сейчас для него крайне важно постоянно показываться в клубе. Было крайне необходимо вести себя так какое-то время, пока его партнеры по бизнесу будут следить за ним, чтобы убедиться, что он не станет прятаться в кустах. Будет лучше, если его будут воспринимать как человека, способного на убийства, чем как трусливого страуса, что прячет голову в песок, когда наступают тяжелые времена. Машинально, он открыл телефон и проверил пропущенные вызовы. Снова. Ни единого звонка от Элены. До сих пор. Она, вероятно, была просто занята в клинике, суетясь по делам. Конечно, так и было. Не похоже, что здание было в опасности и подверглось нападению. Оно располагалось в отдаленном месте, там было много охраны, и Рив бы уже был в курсе, случись что-то плохое. Правда ведь? Проклятье. Нахмурившись, он взглянул на часы. Время принять еще пару таблеток. Он был на кухне и запивал очередную дозу пенициллина стаканом молока, когда у дома засветилась пара автомобильных фар. Когда Эскалейд остановился, и его двери открылись, он поставил стакан на стол, уперся тростью в пол, и пошел навстречу своей сестре, ее супругу и их ребенку. Глаза у Бэллы были уже красными, потому что он дал ей понять, что происходит. Ее хеллрен шел прямо за ней, неся на своих огромных руках спящую дочь, его изуродованное шрамами лицо было мрачным. – Сестра моя, – произнес Рив, сжав Бэллу в объятия. Не отпуская ее от себя, он пожал руку Зэйдисту. – Я рад, что ты здесь, приятель. Зи кивнул своей бритой головой. –Взаимно. Бэлла высвободилась из его объятий и быстрым движением вытерла глаза. – Она наверху в постели? – Да, и с ней ее доджен. Бэлла взяла дочь на руки, а затем Рив повел ее вверх по лестнице. Остановившись возле спальни, он постучал в дверь и стал ждать, пока его мать и ее верная служанка будут готовы. – Насколько она плоха? – прошептала Бэлла. Рив посмотрел на сестру, думая, что это была одна из тех немногих ситуаций, когда он понимал, что не может быть перед ней настолько сильным, насколько хотел. Его голос был хриплым: – Время пришло. Бэлла крепко сжала веки, как раз когда раздался слабый голос их матери: – Войдите. Открывая одну из дверей, Рив услышал, как Бэлла резко вздохнула, и, более того, он почувствовал всю ее эмоциональную сетку: грусть и паника переплетались друг с другом, удваиваясь и утраиваясь, пока не превратились в огромный клубок. Эти чувства были как будто отражением тех, с которыми он сталкивался на похоронах. И не было ли это трагичным? – Мамэн, – произнесла Бэлла, подходя к кровати. Мэдалин протянула к ней свои руки, ее лицо засияло от счастья. – Любимые мои, мои самые любимые. Бэлла наклонилась и поцеловала мать в щеку, а затем осторожно поднесла к ней Наллу. Поскольку у матери не хватало силы удержать ребенка, под головку и шею Наллы подложили подушку. Мать улыбнулась сияющей улыбкой. – Посмотрите на ее лицо... Она вырастет просто красавицей, на самом деле. – Она протянула свою тоненькую, как у скелета, руку к Зи. – И гордый отец, который заботится о своих женщинах с такой силой и храбростью. Зейдист приблизился и, обхватив ладонью предложенную руку, поклонился и прижал костяшки ее кисти к своему лбу, как требовал того обычай между матерями и их зятьями. – Я всегда буду защищать их. – Несомненно. Я в этом полностью уверена. – Мать улыбнулась свирепому воину, который казался совершенно неуместным здесь, рядом с кружевом кровати… но затем силы отставили Мэдалин и ее голова упала на бок. – Моя самая большая радость, – прошептала она, посмотрев на внучку. Бэлла присела на матрас и осторожно погладила колено матери. Тишина в комнате стала мягкой, как пух, – их всех словно окутал кокон спокойствия, и напряженность ослабла. В этом был лишь один положительный момент: легкая смерть, которая пришла в правильное время, была таким же благословением, как долгая и легкая жизнь. Последнего у их матери не было. Но Рив собирался сдержать свое обещание и проследить за тем, что мир в этой комнате останется и после того, как она покинет их. Бэлла прижала к себе дочь и прошептала: – Соня, проснись и пообщайся с бабушкой. Когда Мэдалина мягко погладила щечку Наллы, та проснулась и заворковала. Желтые, яркие как бриллианты глазки сосредоточились на старом, красивом лице, девочка улыбнулась и потянулась к ней. Когда малышка обхватила своей пухлой ручкой палец бабушки, Мэдалина подняла взгляд и посмотрела на Рива поверх головки будущего поколения их семьи. Ее взгляд был умоляющим. И он дал ей именно то, что было нужно. Положив на сердце сжатую в кулак руку, он чуть заметно поклонился, давая обет еще раз. Его мать моргнула, на ее ресницах задрожали слезы, и он ощутил, как его накрыла волна ее благодарности. И хотя он не мог чувствовать ее тепло, Рив ощутил, как его соболиная шуба распахнулась, а температура тела поднялась. Он также знал, что сделает все, чтобы сдержать свое обещание. Хорошая смерть не просто быстрый и безболезненный уход из жизни. Хорошая смерть означает, что ты покидаешь этот мир в покое, уходишь в Забвение умиротвореным, зная, что о твоих близких хорошо позаботятся, что они в полной безопасности, и что, хотя им придется пройти через скорбь, ты уверен, что после тебя не осталось никаких недомолвок или недоделанных дел. Или в том, что ничего ненужного не будет сказано, как это было в данном случае. Это самый великий дар, который он мог приподнести своей матери, что вырастила его так, как он не заслуживал. Только так он мог отплатить ей за жестокие обстоятельства своего рождения. Мэдалина улыбнулась и испустила долгий, благодарный вдох. Все было так, как должно было быть.
Дата: Понедельник, 19.12.2011, 19:46 | Сообщение # 36
Серафим
ПРОВЕРЕННЫЙ
Сообщений: 2913
ГЛАВА 35
Джон Мэтью проснулся, целясь из своего H&K в открывающуюся дверь пустой комнаты Хекс. Частота его сердечных сокращений была спокойной, так же как уверенна была его рука, а когда зажегся свет, он даже не моргнул. Если ему не понравится тот, кто возникнет перед ним, открыв замок и потянув ручку, он пустит ему пулю прямо в грудь. – Полегче, – сказала Хекс, заходя внутрь и запирая их вместе в одном помещении. – Это всего лишь я. Он поставил оружие на предохранитель и опустил дуло. – Впечатляет, – пробормотала она, и прислонилась к косяку. – Ты просыпаешься, как боец. Хекс стояла напротив, ее мощное тело расслабилось, она была самой красивой женщиной из всех, что он когда-либо видел. Это означало, что если она не захочет того, что и он, ему придется уйти. Фантазии – это хорошо, но ее реальная плоть намного лучше, и он не думал, что сможет держаться от нее подальше. Джон ждал. И ждал. Никто из них не двинулся с места. Отлично. Пора уходить, пока он не выставил себя полным идиотом. Он начал спускать ноги с кровати, но она покачала головой. – Нет, оставайся там, где находишься. Хорошооооо. Но это значило, что ему потребуется прикрытие. Он потянулся за курткой и разложил ее на бедрах, потому что наготове у него сейчас был не только пистолет. Он щеголял каменно-твердым стояком – привычное дело по утрам, и обычная проблема, когда он находился рядом с ней. – Я сейчас приду, – сказала она, снимая черную куртку и направляясь в ванную. Дверь за ней закрылась, а его челюсть отпала. Неужели это... оно? Он пригладил волосы, заправил рубашку и дернул бедрами, пытаясь поправить эрекцию, которая была сейчас не просто твердая, словно камень, она вся пульсировала. Глядя на свою напряженную длину, так сильно обтянутую джинсами A&F, Джон размышлял о том, что то, что она осталась, не обязательно означает, что у нее планы на него и его тело. Хекс вернулась чуть позже и остановилась возле выключателя. – Имеешь что-нибудь против темноты? Он медленно покачал головой. Комната погрузилась во тьму, и он слышал, как Хекс двигалась в сторону кровати. Сердце колотилось, член горел, как в огне, Джон быстро откатился в сторону, освобождая ей место. Когда она легла, он почувствовал, как прогнулся матрас, как мягко скользнули по подушке ее волосы, а ее запах заполнил его ноздри. Он не мог дышать. Даже когда она расслаблено вздохнула. – Ты же не боишься меня? – спросила она мягко. Он отрицательно покачал головой, хотя знал, что она вряд ли могла это видеть. – У тебя стоит. О, Господи, подумал он. Да, так и есть. Его накрыла мгновенная паника. Она, как шакал, выпрыгнула из кустов и зарычала. Черт его подери, он с трудом мог решить, что было хуже: то, что Хекс может потянуться к нему, а его эрекция пропадет – как это произошло с Избранной Лейлой в ночь его перехода. Или то, что Хекс не потянется к нему вообще. Она сама подбросила монетку, повернувшись к нему и положив руку ему на грудь. – Успокойся, – сказала она, когда он дернулся. После того как он застыл, ее рука опустилась на живот, а когда она схватила его член через джинсы, он выгнулся на постели, открыв рот в молчаливом стоне. Не было никаких прелюдий, но они ему и не требовались. Хекс расстегнула молнию, освободила его возбужденный член, а затем он услышал, как ее кожаная одежда упала на пол. Она взобралась на него, положив ладони ему на грудь, вжимая Джона в матрас. Когда его тела коснулось что-то теплое, мягкое и влажное, он перестал беспокоиться о том, что эрекция пропадет. Его плоть жаждала проникнуть внутрь нее, прошлое уже никак не влияло на его инстинкты. Хекс приподнялась на коленях, взяла в руку его член и направила в себя. Когда она села, Джон почувствовал восхитительное, плотное давление, окружившее его член со всех сторон, оргазм, словно электрический разряд, заставил его бедра толкнуться вверх. Не думая о том, правильно ли поступает, он схватил ее за бедра… И замер, почувствовав под рукой металл. Но назад дороги не было. Он мог лишь сжимать руки, и содрагаться снова и снова, окончательно теряя свою девственность. Это была самая удивительная вещь из всех, что он когда-либо чувствовал. С момента перехода он занимался самоудовлетворением тысячи раз. Происходящее сейчас ни шло с этим ни в какое сравнение. Хекс была неописуема. И это было еще до того, как она начала двигаться. Когда он первый раз разразился фантастическим оргазмом, она дала ему минуту, чтобы перевести дыхание, а затем начала двигать сначала бедрами вверх, а потом назад. Джон ахнул. Ее внутренние мышцы то обхватывали, то отпускали его член, и от этого переменного давления его яйца стали твердыми, и он был готов кончить еще раз. Теперь он целиком и полностью понимал озабоченность Куина. Это было невероятно, особенно, когда Джон позволил своему телу следовать за ее, и теперь они двигались вместе. Ритм все нарастал, становясь практически реактивным, Джон точно знал, что происходит, и где находится частичка каждого из них: ладони Хекс на его груди, вес ее тела на нем, трение члена в ней, его дыхание, вырывающееся из горла. Его тело застыло с головы до пят, когда его накрыл очередной оргазм, с губ сорвалось ее имя, прямо как в его фантазиях о ней – только сейчас ощущения были острее. А потом все закончилось. Хекс слезла с него, и его член упал на живот. По сравнению с горячим коконом ее тела, мягкий хлопок его рубашки казался наждачной бумагой, а температура воздуха была замораживающей. Кровать прогнулась, когда она легла рядом с ним, и он повернулся к ней в темноте. Он тяжело дышал, и ему очень хотелось поцеловать ее, прежде чем они сделают это снова. Джон протянул руку и почувствовал, как она напряглась, когда его ладонь легла ей на шею, но не отстранилась. Боже, ее кожа была мягкой... ох, такой мягкой. И хотя мышцы ее плеч были, как сталь, то, что покрывало их, оказалось гладким, как атлас. Джон медленно приподнялся на кровати и наклонился к ней, скользя пальцами по ее щеке, мягко сжимая ее лицо, находя ее губы большим пальцем. Он не хотел облажаться. Она проделала большую часть работы, и сделала это умопомрачительно. Более того, она преподнесла ему дар секса и показала, что, не смотря на то, что с ним произошло, он все равно был настоящим мужчиной, способным наслаждаться тем, для чего его тело было создано природой. И если он единственный, кто будет инициатором их первого поцелуя, то он был полон решимости сделать все правильно. Опустив голову, он… – А вот это не обязательно, – Хекс, оттолкнув его, соскочила с кровати и скрылась в ванной комнате. Дверь закрылась, член Джона сжался, когда он услышал звуки льющейся воды: она смывала его с себя, избавляясь от того, что дало ей его тело. Трясущимися руками он натянул обратно свои джинсы, стараясь не замечать влагу и эротический аромат. Когда Хекс вышла из ванной, на ней был пиджак. Она подошла к открытой двери. Свет из холла падал в комнату, и она казалась черной тенью, высокой и сильной. – Снаружи день, на случай, если ты еще не посмотрел на часы. – Она замолчала. – И я буду благодарна, если ты не будешь распространяться насчет моей... ситуации. И дверь за ней в молчании закрылась. Так вот в чем было дело. Она переспала с ним, чтобы поблагодарить за то, что он сохранил ее тайну. Господи, как он мог подумать, что это было нечто большее? Полностью одетые. Никаких поцелуев. И он был уверен, что был единственным, кто кончил: ее дыхание не изменилось, она не кричала, ее тело не расслабилось в облегчении, когда все закончилось. Не то чтобы он знал много о женщинах и оргазмах, но это было именно то, что случилось с ним, когда он кончил. Его трахнули не из жалости. А из благодарности. Джон потер лицо ладонями. Он был так глуп. Думая, что все это могло что-то значить. Он был так невероятно глуп.
***
Тор проснулся от того, что желудок свело от боли. Агония была настолько сильной, что даже в его мертвецком, пост-питательном сне, он обхватил руками свой живот и скорчился в позе эмбриона. Свернувшись и дрожа всем телом, он подумал о том, что с кровью было что-то не так… И тут раздалось урчание, такое громкое, что могло конкурировать с гудением утилизатора отходов . Боль... была голодом? Он посмотрел на глубокий провал между своими бедрами. Погладил твердую плоскую поверхность. Прослушал еще один рев. Его тело требовало пищи, огромного количества питательных веществ. Он взглянул на часы. Десять утра. Джон не приходил к нему с Последней Трапезой. Тор сел, не помогая себе руками, и сам прошел в ванную, на ногах, которые казались до странного устойчивыми. Он сходил в туалет, и его даже не вырвало, затем умыл лицо, и понял, что ему нечего одеть. Натянув на себя махровый халат, Тор впервые, за то время, что провел здесь, вышел из спальни. Он заморгал от света в коридоре со статуями, будто оказался на сцене, и ему понадобилась минута, чтобы приспособиться ко... ко всему. Вдоль коридора, мраморные мужчины в различных позах были такими же, какими он их помнил, сильными, изящным и неподвижными, и без всяких на то причин, Тор вдруг вспомнил, как Дариус покупал статуи одну за другой, создавая свою коллекцию. Когда Ди был в настроении для закупок, он посылал Фритца на аукционы Сотбис и Кристис в Нью-Йорке, и каждый раз, когда очередной шедевр доставляли в ящике, полном мелких опилок и оберточной ткани, Брат устраивал целую вечеринку по этому поводу. Ди любил искусство. Тор нахмурился. Вэлси и его нерожденный ребенок всегда будут его самой первой и самой большой потерей. Но были и другие люди, чья смерть требовала мести, не так ли? Лессеры забрали у него не только семью, но и его лучшего друга. Гнев зашевелился где-то глубоко внутри... разбудив другой голод. Голод войны. Полный сосредоточенности и решимости, которые казались такими незнакомыми и одновременно такими родными, Тор направился вниз к парадной лестнице и задержался у закрытых дверей главного кабинета. Он почувствовал, что за ними находится Роф, но ему, на самом деле, не хотелось ни с кем разговаривать. По крайней мере, ему так казалось. Тогда почему он просто не позвонил на кухню, чтобы заказать себе еды? Тор заглянул в щель приоткрытой двери. Роф спал за столом, его длинные блестящие черные волосы веером раскинулась над документами, одна рука, как подушка, лежала под головой. В свободной руке, он продолжал держать увеличительное стекло, которым пользовался, если собирался что-нибудь прочитать. Тор шагнул в комнату. Оглядевшись, он увидел полку над камином и сразу представил Зейдиста, когда тот прислоняется к ней, его обезображенное шрамом лицо серьезно, черные, как ночь, глаза сверкают. Фьюри всегда рядом с ним, как правило, сидит в голубом кресле у окна. Ви и Бутч стараются пристроить свои неугомонные задницы на диване. Рейдж выбирает себе место в зависимости от настроения... Тор нахмурился, когда его взгляд упал на то, что стояло рядом с письменным столом Рофа. Уродливое, ветхое, противного зеленого цвета, с заплатками на кожаной обивке... это было кресло Тора. То самое, которое Вэлси так хотела выкинуть, потому что оно было полным хламом. То самое, что он отнес вниз, в офис учебного центра. – Мы перенесли его сюда, чтобы Джон вернулся в особняк. Тор повернул голову. Роф поднял голову с руки, его голос и лицо были заспанными. Король говорил медленно, как будто не хотел спугнуть своего посетителя. – После того... что произошло, Джон отказывался покидать офис. Он не желал спать нигде, кроме как в этом кресле. В общем, полный бардак... Он проходил обучение. Собирался участвовать в боях. В конце концов, я просто перенес это уродство сюда, и все более-менее наладилось. – Роф повернулся к креслу. – Обычно он сидел здесь и смотрел, как я работаю. После его перехода и нападений, этим летом, он участвовал в ночных вылазках, а днем мертвым грузом падал на кровать, так что бывал здесь редко. Я даже скучаю по нему. Тор поморщился. Он крепко поработал над мозгами бедного мальчишки. Конечно, он был не в состоянии сделать что-то еще, но Джон много страдал. И страдает до сих пор. Тору становилось стыдно за себя при мысли, что каждый день он просыпался в своей постели, и Джон приносил ему поднос с едой, сидел рядом, пока Тор ел, а затем оставался еще на какое-то время, будто мальчишка знал, что Тора тошнило всем тем, что он съедал, как только он оставался один. Джону приходилось справляться со смертью Вэлси самому. Самому проходить через изменение. Все, что с ним происходило впервые, он переживал в одиночестве. Тор сел на диван Ви и Бутча. Ттот оказался на удивление прочным, даже больше, чем он помнил. Он положил ладонь на подушку. Толкнул. – Его починили, пока тебя не было, – тихо сказал Роф. Повисло долгое молчание, вопрос, что хотел задать Роф, повис в воздухе громко, как звон колоколов в часовне. Тор откашлялся. Единственный человек, с кем он мог обсудить то, что творилось у него на душе, был Дариус, но брат давно мертв. Хотя, Роф был еще одним близким ему человеком... – Это было... – Тор скрестил руки на груди. – Все прошло хорошо. Она стояла позади меня. Роф медленно кивнул. – Хорошая идея. – Ее. – Селена сильная женщина. В некотором смысле. – Я не могу с уверенностью сказать, сколько времени это займет, – сказал Тор, не желая даже говорить о женщине. – Ты знаешь, пока я не готов к сражениям. Я собираюсь тренироваться. Займусь стрельбой. Физически? Не имею понятия, когда мое тело сможет придти в себя. – Не переживай по поводу времени. Просто выздоравливай. Тор посмотрел на свои руки и сжал кулаки. Мяса как будто не было, костяшки пальцев выпирали сквозь кожу, как рельефная карта Адирондака, ничего, только острые вершины и полые впадины. Ему долго придется возвращаться к обычной жизни, подумал он. И даже когда он станет физически сильным, в его психической колоде все равно будет не хватать тузов. Неважно, сколько он весил или как хорошо он дрался, это все равно ничего не изменит. Раздался резкий стук, и он закрыл глаза, молясь, чтобы это не был кто-нибудь из Братьев. Он не хотел, чтобы его возвращение к жизни привлекало всеобщее внимание. Ого-го-го. – В чем дело, Куин? – спросил король. – Мы нашли Джона. Если можно так сказать. Веки Тора взметнулись вверх, нахмурившись, он повернулся лицом к парню, стоявшему в дверях. Еще до того, как Роф успел что-то сказать, Тор спросил: – Он разве исчезал? Казалось, Куин удивился, увидев его здесь, но парень быстро взял себя в руки, когда послышался требовательный голос Рофа: – Почему мне не сказали, что он пропал? – Я сам не знал об этом. – Куин вошел в кабинет, за ним проследовал рыжеволосый парень по имени Блэй, он тоже обучался в тренировочном центре. – Он сказал нам обоим, что после патруля пойдет отдыхать. Мы поверили ему на слово, и перед тем, как вы схватите меня за яйца, скажу, что я оставался в своей комнате все это время, потому что был уверен, что он находится в своей. Как только я понял, что его там нет, мы отправились на поиски. Роф выругался, а затем прервал извинения Куина: – Все нормально, сынок. Ты же не знал, и ничего не мог поделать. Где он, черт побери? Тор не слышал ответа из-за рева в голове. Джон где-то в Колдвелле, совсем один? Ушел, не сказав никому ни слова? Что, если с ним что-то случилось? Он вклинился в разговор. – Подождите, и где он сейчас? Куин поднял вверх свой телефон. – Он не говорит. Просто прислал сообщение, что где бы он ни был, он в безопасности, и встретится с нами завтра ночью. – Когда он возвращается домой? – задал вопрос Тор. – Я думаю, – Куин пожал плечами, – Он не собирается этого делать. ------------------------------------------------------------------- Утилизатор отходов – устройство, устанавливающееся в слив кухонной раковины для измельчения твердых отходов и слива их в канализацию.
Дата: Понедельник, 19.12.2011, 19:48 | Сообщение # 37
Серафим
ПРОВЕРЕННЫЙ
Сообщений: 2913
ГЛАВА 36
Мать Ривенджа отошла в Забвение в одиннадцать часов одиннадцать минут утра. В это время с ней были ее сын, дочь, спящая внучка, свирепый зять и любимый доджен. Это была хорошая смерть. Очень спокойная. Она закрыла глаза, и спустя час пару раз судорожно втянула воздух, затем испустила один длинный выдох, и ее тело как будто вздохнуло с облегчением, когда душа покинула свою телесную клетку. И что странно... В тот самый момента Налла проснулась, но посмотрела не на свою бабушку, ее взгляд остановился где-то над кроватью. Ее маленькие пухлые ручки потянулись вверх, она улыбнулась и что-то проворковала, как будто кто-то только что погладил ее по щеке. Рив смотрел на тело. Его мать всегда верила, что в Забвении она переродится, и корни этой веры были взращены в богатой почве ее воспитания Избранной. Он надеялся, что так и будет. Ему хотелось верить, что она снова обретет жизнь где-нибудь в другом месте. Лишь эти мысли, пусть и на самую малость, облегчали боль в его груди. Доджен тихо заплакала, Бэлла обняла дочь и Зейдиста. Рив оставался в стороне, сидя в одиночестве на краю кровати и наблюдая, как краски сходят с лица матери. Затем он почувствовал как, загудели конечности, напоминая, что наследие его отца, как и его матери, всегда с ним. Он встал, поклонился всем и, извинившись, вышел. В ванной комнате он заглянул под раковину и поблагодарил Деву-Летописецу, что ему хватило ума спрятать там пару флаконов дофамина. Включив теплое освещение, он снял соболиную шубу и сорвал с плеч пиджак от Гуччи. Красноватый свет с потолка испугал его до чертиков, потому что он подумал, что стресс от смерти матери снова вытащил наружу его плохую сторону – он погасил его и, включив душ, принялся ждать, пока пар наполнит комнату. Топнув ногой, он проглотил еще две таблетки пенициллина. Когда стало легче, Рив засучил рукав, старательно игнорируя свое отражение в зеркале. Наполнив шприц, он обернул бицепс ремнем от Луи Виттона, потянув черную кожу и зафиксировав на уровне ребер. Стальная игла скользнула в одну из его зараженных вен, и он надавил на поршень… – Что ты делаешь? Голос сестры заставил его поднять голову. В зеркале он увидел, как она уставилась на шприц в его руке и на его красные, воспаленные вены. Первой мыслью было наорать на нее, чтобы она вышла отсюда к чертовой матери. Он не хотел, чтобы Бэлла видела это безобразие, и не только потому, что это влекло за собой очередную ложь. Происходящее с ним сейчас было глубоко личным. Вместо этого он спокойно вытащил шприц, надел на иглу наконечник, и выбросил ее в мусорное ведро. Под шум воды он стянул рукав вниз, затем надел пиджак и соболиную шубу. Выключил воду. – Я диабетик, – сказал он. Черт, а Элене он сказал, что у него Паркинсон. Проклятье. Ну, хотя вряд ли эти двое в ближайшее время пересекутся. Бэлла прикрыла рот рукой. – И как давно? Ты в порядке? – Я в норме, – он заставил себя улыбнуться. – А у тебя все хорошо? – Подожди, как давно у тебя это? – Я колюсь уже около двух лет. – По крайней мере, это не было ложью. – И я регулярно бываю у Хэйверса. – Пабабабам! Еще одна правда. – Все под контролем. Бэлла посмотрела на его руку. – Поэтому ты все время мерзнешь? – Плохая циркуляция. Вот почему я хожу с тростью. Проблемы с равновесием. – Я думала… ты говорил, что это из-за травмы? – Диабет влияет на мою способность исцеляться. – А, верно, – Бэлла печально кивнула. – Жаль, что я не знала. Когда она посмотрела на него своими большими голубыми глазами, Рив возненавидел себя за ложь, но в тот момент мог думать лишь об умиротворенном лице матери. Он обнял сестру и вывел ее из ванной. – Ничего серьезного. Я справляюсь. В спальне воздух был прохладнее, но Рив понял это только потому, что Бэлла сжалась и обняла себя руками. – Когда мы должны провести церемонию? – спросила она. – Я позвоню в клинику и попрошу Хэйверса придти сюда с наступлением ночи, и завернуть ее тело. Затем нам нужно определиться, где мы ее похороним. – Во владении Братства. Я хочу, чтобы ее похоронили там. – Если Роф позволит мне и доджену присутствовать, то я согласен. – Конечно. Зи сейчас говорит с Королем по телефону. – Не думаю, что в городе остался кто-то из Глимеры, кто захотел бы придти попрощаться с ней. – Я принесу с первого этажа ее адресную книгу и составлю некролог. Такая сухая, практичная беседа, демонстрирующая, что смерть действительно была частью жизни. Бэлла тихо всхлипнула, и Рив притянул ее к своей груди. – Иди ко мне, сестра моя. Они так и стояли вместе, Бэлла положила голову ему на грудь, а он думал о том, сколько раз пытался спасти ее от этого мира. Жизнь, однако же, диктовала свои условия. Боже, когда она была маленькая, еще до ее перехода, Рив был абсолютно уверен, что сможет защитить ее и позаботиться о ней. Когда она была голодна, он делал так, чтобы у нее была еда. Когда ей нужна была одежда, он ее покупал. Когда она не могла заснуть, он оставался с ней, пока ее глаза не закрывались. Теперь же, когда Бэлла выросла, Рив чувствовал, что мог дать ей лишь успокоение. Хотя, наверное, так и должно быть. Ребенку нужна просто хорошая колыбельная, чтобы избавиться от волнений и почувствовать себя в безопасности. Держа ее в объятьях, он жалел, что нельзя также быстро решить проблемы, став взрослым. – Я буду так скучать по ней, – сказал Бэлла. – Мы были разные, но я всегда любила ее. – Ты была для нее большой радостью. Всегда. Бэлла подняла на него взгляд. – И ты тоже. Он заправил ей за ухо выбившуюся прядь. – Ты и твоя семья останетесь здесь? Бэлла кивнула. – Где бы ты хотел, чтобы мы остановились? – Спроси у доджена матери. – Так и сделаю. – Бэлла сжала его руку, хотя он не почувствовал прикосновения, и покинула комнату. Оставшись один, он подошел к кровати и достал сотовый телефон. Элена так и не написала ему этой ночью, и пока он искал номер клиники в адресной книге, то старался не волноваться. Может быть, она осталась на дневную смену. Боже, он надеялся, что так и было. Вероятность того, что произошло нечто плохое, была мала. Ничтожно мала. Но вот он уже набирал номер. – Здравствуйте, больница, – ответил голос на Древнем Языке. – Это Ривендж, сын Ремпуна. Моя мать только что отошла в Забвение, и мне нужно, чтобы о ее теле позаботились, как это необходимо. Женщина на другом конце ахнула. Медсестры не любят его, но все как один обожают его мать. Все ее любят… Любили, подумал он. Он провел рукой по своему ирокезу. – Может ли Хэйверс приехать к нам домой с наступлением темноты? – Да, конечно, и я хотела бы сказать от имени всех нас, что мы глубоко скорбим о том, что ваша мать умерла, и желаем ей спокойного перехода в Забвение. – Спасибо. – Подождите минутку. – Вернувшись, женщина сказала: – Врач придет сразу после захода солнца. С вашего разрешения, с ним будет помощник… – Кто? – Он не был уверен, как почувствует себя, если это будет Элена. Он не хотел, чтобы она снова имела дело еще с одним мертвым телом так скоро, и то, что это была его мать, могло еще больше все усложнить. – Это Элена? Медсестра замешкалась. – А, нет, не Элена. Он нахмурился, его инстинкты симпата очнулись, услышав тон женщины. – Элена была на работе прошлой ночью? – Еще одна пауза. – Была? – Прошу прощения, я не могу обсуждать… Его голос превратился в рычание. – Она приходила на работу или нет? Простой вопрос. Приходила. Или нет. Медсестра заволновалась. – Да, да, она приходила… – И? – Ничего. Она… – Так в чем проблема? – Никакой проблемы не было. – Раздражение в ее голосе сказало ему, что именно подобное приятное общение и было отчасти причиной, по которой его так не любили. Он попытался сделать свой голос более ровным. – Очевидно, что проблема существует, и вы расскажете мне о ней, или же я продолжу названивать, пока хоть кто-нибудь не ответит на мои вопросы. А если таковых не найдется, я заявлюсь к вашей стойке регистрации и сведу с ума каждого из вас, пока какой-нибудь сотрудник не расколется и не поговорит со мной. Последовала пауза, которая практически кричала «какой-же-ты-урод». – Хорошо. Она здесь больше не работает. Рив с шипением выдохнул, и его рука быстрым движением легла на пластиковый мешочек полный пенициллина, который он хранил в нагрудном кармане своего костюма. – Почему? – Этого я вам рассказывать не собираюсь, независимо от того, что вы сделаете. Послышался щелчок – она повесила трубку.
***
Элена сидела наверху за обшарпанным кухонным столом, рукопись ее отца лежала прямо перед ней. Она прочла ее дважды – сначала за своим рабочим столом, потом, уложив мужчину спать, пришла сюда, где снова перечитала весь текст. Рукопись называлась «В дождливых дебрях помешательства». Дражайшая Дева-Летописеца, если раньше Элена думала, что она чувствует сострадание к отцу, то теперь она на самом деле сочувствовала ему. Триста рукописных страниц были экскурсией по его психическому заболеванию, ярким описание от первого лица того, как и когда началась его болезнь, и куда она привела его. Элена посмотрела на алюминиевую фольгу, закрывавшую окна. Голоса в голове, мучившие его, возникали из различных источников, и одним из них были радиоволны, излучаемые спутниками, которые вращались вокруг Земли. Все это она знала. Но в своей книге, ее отец описал Рейнольдса Рэпа как реального представителя своего психоза: и фольга, и шизофрения держали его подальше от реального мира, изолировали его... с ними он чувствовал себя в большей безопасности, чем без них. Правда заключалась в том, что он любил свою болезнь настолько сильно, насколько же и боялся ее. Много-много лет назад, когда семья обманула его в бизнесе и разрушила репутацию в глазах Глимеры, он перестал доверять своей способности считывать намерения и мотивы других людей. Он поверил не тем людям... и это стоило ему жизни шеллан. Оказалось, Элена имела неверное представление о смерти своей матери. Сразу после падения их семьи, ее мать пристрастилась к опиуму, чтобы помочь себе справиться с навалившимися проблемами. Но временное облегчение, которое дарил наркотик, переросло в ее опору, так как жизнь, известная ей, рухнула... деньги, положение, дома, имущество, все куда-то разлетелось, словно прекрасные голуби, которые покидают свои насиженные места в поисках более безопасного места. А затем неудавшаяся помолвка Элены: мужчина исчез, предварительно публично заявив, что он положил конец их отношениям, потому что Элена соблазнила его, намериваясь женить на себе. Для матери это стало последней каплей. То, что было совместным решением Элены и ее жениха, предстало так, будто она была женщиной недостойной, блудницей, развращающей мужчин, которые имели насчет нее лишь самые честные намерения. С такой репутацией в Глимере Элена никогда не выйдет замуж, даже если ее семья вернет себе все, что потеряла. В ту ночь, когда разразился скандал, мать Элены пошла к себе в спальню и спустя несколько часов ее нашли мертвой. Элена всегда думала, что причиной послужила передозировка опиума, но нет. Рукопись гласила, что она перерезала себе запястья и истекла кровью. Ее отец начал слышать голоса, как только увидел мертвую жену на супружеском ложе, ее бледное тело, обрамленное темно-красным ореолом пролитой жизни. Его психическое заболевание прогрессировало, он все больше и больше впадал в паранойю, но странным образом, чувствовал себя в ней более защищенным. Реальная жизнь была, по его мнению, опасна, окружающие в любой момент могли предать его. Голоса в голове изо всех сил старались взять над ним верх. Они, будто сумасшедшие обезьянки, бегали и прыгали среди зарослей его безумия, бросаясь в его мысли палками и жесткими фруктами. Но он знал своих врагов. Он мог видеть и чувствовать, знать их такими, какими они были на самом деле, и его оружием для борьбы стали холодильник, который содержался в идеальном порядке, олово на окнах и слова в его рукописи. А реальный мир? В нем он был беспомощным и потерянным, во власти других людей, без какой-либо защиты. Он не способен был судить, что опасно для него, а что нет. Болезнь, с другой стороны, стала тем местом, где он хотел быть, потому что знал, как он выразился, границы этого леса, все его тайные тропы между деревьями и то, что можно ожидать от обезьянок. Здесь его компас указывал истинный север. Что же удивило Элену? Болезнь приносила не только страдания. Перед тем, как он заболел, отец служил адвокатом по вопросам Древнего Права, человеком, хорошо известным своей жаждой к дискуссиям и любовью к сильным противникам. В своей болезни, он как раз нашел тот тип конфликта, который так нравился ему, когда он был здравом уме. Голоса в его голове, как он иронично выражался, были так же ловки и умны в дебатах, как и он сам. По его словам, эти жестокие моменты были не чем иным, как психическим эквивалентом хорошего боксерского раунда, а поскольку он всегда держался до конца, то каждый раз чувствовал себя победителем. Он также знал, что никогда уже не выберется из этого леса. Дебри, как он написал в последних строках своей книги, были его последним пристанищем, до того самого момента, пока он не отойдет в Забвение. И жалел он лишь о том, что здесь хватило места только для одного обитателя… что его пребывание среди этих обезьян означало, что он не может быть с ней, его дочерью. Он был опечален разлукой и тем, какой обузой для нее являлся. Он знал, что доставлял много проблем. Знал о жертвах, на которые она шла. Он оплакивал ее одиночество. Именно это Элена так хотела услышать от него, и сейчас, когда она держала в руках страницы, не имело значения, что все это было написано, а не сказано вслух. Так даже лучше, потому что она могла перечитывать рукопись снова и снова. Ее отец знал гораздо больше, чем она предполагала. И он был гораздо более вменяемым, чем она когда-либо догадывалась. Она провела рукой по первой странице. Его почерк – он писал синими чернилами, потому что правильно обученный юрист никогда бы не стал писать черными – был аккуратным и упорядоченным, как и положено при ведении исторической записи, элегантен и изящен, когда он выводил основные выводы и предлагал идеи. Боже... она жила с отцом так долго, но только теперь узнала, как, на самом деле, он жил. И все люди были такими как он, не так ли? У каждого имелся свой лес, свои дебри, и они были там совсем одни, и не важно, сколько людей находилось рядом с ними. Означало ли психическое здоровье лишь меньшее количество обезьянок в голове? Или, может быть, количество было тем же, но обезьянки лучше? Приглушенный звон мобильного заставил ее поднять голову. Потянувшись к своему пальто, она достала вещицу из кармана, и ответил на звонок: – Алло? По тишине в трубке она поняла кто это. – Ривендж? – Тебя уволили. Элена положила локти на стол и накрыла лоб рукой. – Я в порядке. И собираюсь лечь спать. А ты? – Из-за таблеток, которые ты принесла мне, не так ли? – Ужин был действительно хорош. Домашний сыр и морковные палочки… – Прекрати, – вспылил он. Она уронила руку и нахмурилась: – Прошу прощения? – Зачем ты сделала это, Элена? Какого черта… – Хорошо, ты сменишь тон, или этот разговор закончится прямо сейчас, потому что я положу трубку. – Элена, тебе нужна эта работа. – Не смей указывать, что мне нужно. Он выругался. Затем еще раз. – Знаешь, – пробормотала она, – если добавить музыку и звуки пулеметной очереди, то получится «Крепкий Орешек». В любом случае, как ты узнал об этом? – Моя мать умерла. Элена ахнула. – Чт...? О, Боже мой, когда? То есть, я сожалею… – Около часа назад. Она медленно покачала головой. – Ривендж, мне так жаль. – Я позвонил в клинику, чтобы... все подготовить. – Он выдохнул, как ей показалось, очень устало. – В любом случае... да. Ты не написала мне, что все в порядке, и что ты добралась до работы. Поэтому я спросил, и вот что мне ответили. – Проклятье. Я собиралась, но... – Ну, она была занята своим увольнением. – Но это не единственная причина, по которой я тебе звоню. – Правда? – Я просто... мне нужно было услышать твой голос. Элена глубоко вдохнула, ее взгляд застыл на строчках написанных отцом. Она думала о том, что узнала из этих страниц, о хорошем и о плохом. – Забавно, – сказала она. – Я думала о том же сегодня ночью. – Серьезно? В смысле... на самом деле? – Безусловно и несомненно... да.
Дата: Понедельник, 19.12.2011, 19:49 | Сообщение # 38
Серафим
ПРОВЕРЕННЫЙ
Сообщений: 2913
ГЛАВА 37
Роф пребывал в ужасном настроении, и понял это по тому, что звуки, с которыми доджен натирал воском деревянные перила в верхней части парадной лестницы, вызывали у него неконтролируемое желание спалить весь особняк к чертям собачьим. Он думал о Бэт. Вот почему сейчас, когда он сидел за своим рабочим столом, грудь сковало сильнейшей болью. Не то, чтобы он не понимал, почему она им так недовольна. И Роф не считал, что не заслуживает за это наказания. Ему просто был ненавистен тот факт, что Бэт ночует не дома, и он вынужден был слать своей шеллан сообщения, чтобы получить разрешение ей позвонить. Тот факт, что он глаз не сомкнул все эти дни, тоже не поднимал настроя? И ему, вероятно, необходимо питаться. Последний раз было так давно, впрочем, как и секс, что он едва мог вспомнить, что это такое. Роф осмотрел свой кабинет и пожалел, что не в силах заглушить желание закричать хорошей дракой с врагом. Доступных вариантов было два: отлупить грушу в спортзале или напиться до чертиков, и первое он уже сделал, а второе его не интересовало вообще. Он снова проверил свой телефон. Бэт не ответила на сообщение, которое он отправил три часа назад. Но все нормально. Вероятно, она была просто занята или спала. Да ни хрена это не нормально. Он встал из-за стола, сунул Рейзер в задний карман своих кожаных штанов и направился к дверям. В коридоре доджен усиленно полировал перила, в воздухе витал свежий, густой аромат лимона. – Мой господин, – произнес он, низко кланяясь. – У тебя отлично получается. – Мне это в радость. – Засиял мужчина. – Удовольствие – служить вам и вашему дому. Роф хлопнул слугу по плечу, и сбежал вниз по лестнице. Достигнув мозаичного пола фойе, он повернул влево, в сторону кухни, и обрадовался, что там никого не оказалось. Открыв холодильник, он наткнулся на то, что осталось после Трапезы, и без особого энтузиазма достал кусок недоеденной индейки. Развернулся к шкафчикам… – Привет. Он мотнул головой и посмотрел через плечо. – Бэт? Что ты... Я думал, ты в Безопасном Месте. – Я была там. Но только что вернулась. Он нахмурился. Будучи полукровкой, Бэт была в состоянии выносить солнечный свет, но каждый раз, когда она отправлялась куда-нибудь днем, он чертовски нервничал. Не то, чтобы он чувствовал подобное сейчас. Бэт знала, как он к этому относится, и, кроме того, она была дома, и лишь это имело сейчас значение. – Я собирался приготовить что-нибудь поесть, – сказал он, хотя индейка на разделочном столике выглядела отвратно. – Не хочешь присоединиться ко мне? Боже, ему так нравилось, как пахла Бэт. Цветущими ночными розами. Аромат, более домашний, чем запах лимонной полировки, еще более прекрасный, чем любые духи. – Как насчет того, чтобы я приготовила что-нибудь нам обоим? – сказала она. – Ты выглядишь так, будто сейчас упадешь. На кончике его языка повисла ложь «нет, у меня все круто», но он промолчал. Даже самые маленькие кусочки полуправды могли усилить непонимание, возникшее между ними, и тот факт, что он совершенно изнурен, был неоспорим. – Было бы замечательно. Спасибо. – Присаживайся, – сказала она, подходя к нему. Рофу захотелось ее обнять. И он сделал это. Просто резко выбросил руки, схватил ее и притянул к своей груди. Осознав, что натворил, он уже собирался отпустить ее, но Бэт осталась стоять рядом с ним, в его объятьях. Дрожа, он опустил голову, уткнувшись в ее ароматные, шелковистые волосы, и крепко обхватил ее тело руками, вжимая мягкие контуры в свои мощные мускулы. – Я так скучал по тебе. – Я тоже по тебе скучала. Она обмякла в его руках, но он не был настолько глуп, чтобы подумать, будто этот момент мгновенно решил все их проблемы, но он примет то, чем его одарили. Подавшись назад, он поднял очки на лоб, чтобы Бэт смогла видеть его бесполезные глаза. Ее лицо было размытым и красивым, хотя свежий, дождевой запах слез ему не нравился. Он провел большими пальцами по ее щекам. – Позволишь мне тебя поцеловать? Когда она кивнула, Роф обнял ее лицо ладонями и приблизил рот к ее губам. Этот мягкий контакт был до боли в сердце знакомым, чем-то из прошлого. Казалось, прошла вечность с тех пор, когда они занимались чем-то большим, чем просто поцелуи… и причина этой разлуки крылась не только в том, что он сделал. Здесь замешано многое. Война. Братья. Глимера. Джон и Тор. Этот дом. Качая головой, он произнес: – Реальность встала на пути нашей жизни. – Как же ты прав. – Она погладила его лицо ладонью. – А также на пути нашего здоровья. Поэтому я хочу, чтобы ты сел вот сюда и позволил мне накормить тебя. – Мне казалось, все должно быть наоборот. Мужчина должен кормить свою женщину. – Ты король, – улыбнулась она. – Ты устанавливаешь правила. И твоя жена должна служить тебе. – Я люблю тебя. – Он снова крепко прижал ее к себе, просто держа в объятиях. – Тебе не обязательно отвечать мне тем же… – Я тоже тебя люблю. Теперь на ней повис он. – Пришло время поесть, – сказала она, подталкивая его к дубовому, деревенского стиля, столу и подставляя стул. Сев, он поерзал и достал сотовый из кармана. Вещица поскакала по столу, сбивая баночки с солью и перцем. – Сэндвич? – спросила Бэт. – Было бы здорово?. – Я приготовлю тебе два. Роф вернул очки на место, потому что от света лапмы загудела голова. Когда маневр не помог, он закрыл глаза, и хотя так он не мог видеть Бэт, звуки ее движений по кухне успокаивали его, словно колыбельная. Он слышал, как она открывает ящики, гремит посудой. Потом со вздохом открылся холодильник, что-то переставили с места на место, после чего послышался звон стекла. Открылась хлебница, послышалось шуршание пластиковой упаковки его любимого ржаного хлеба. Порезанный с хрустом салат... – Роф? Тихий? звук его имени заставил его открыть глаза и поднять голову. – Ты засыпаешь. – Шеллан нежно погладила его по волосам. – Ешь. А потом я уложу тебя в кровать. Сэндвичи было именно такими, как он любил: много мяса и майонеза, немного салата и помидоров. Он съел оба, и, хотя еда должна было его оживить, та усталость, которая мертвой хваткой вцепилась в его тело, стала лишь сильнее. – Давай, пошли, – Бэт потянула его за руку. – Нет, подожди, – сказал он, вставая. – Мне надо рассказать тебе, что произойдет сегодня ночью. – Хорошо. – В ее голосе послышалось напряжение, она словно пыталась взять себя в руки. – Сядь. Пожалуйста. Стул со скрипом выскользнул из-за стола, и она медленно опустилась на него. – Я рада, что ты честен со мной, – прошептала Бэт. – О чем бы ни пошла речь. Роф погладил ее пальцы, пытаясь успокоить, зная, что то, что он собирался сказать, только больше встревожит ее. – Кто-то... ну, вероятно, их больше, чем один человек, но, по крайней мере, один нам точно известен, хочет убить меня. – Ее рука напряглась под его пальцами, и Роф продолжал гладить ее, пытаясь расслабить Бэт. – Сегодня ночью я встречаюсь с Советом Глимеры, и ожидаю... проблем. Все Братья идут со мной, и мы не станем делать глупости, но я не буду лгать тебе и говорить, что ожидается просто вечеринка в саду. – Этот... кто-то... Очевидно, он в Совете, не так ли? Стоит ли появляться там лично? – Зачинщик не так важен. – Почему? – Ривендж избавился от него. Ее пальцы снова напряглись. – Господи... – Она глубоко вздохнула. Затем еще раз. – О... Боже. – Вопрос, которым мы все сейчас задаемся, заключается в том, кто еще в этом замешан. Это одна из причин моего появления на заседании Совета, и она крайне важна. Также, дело в демонстрации силы, а это имеет большое значение. Я не бегу от врагов. И Братья тоже. Роф напрягся, готовясь услышать ее «Нет, не ходи», и подумал о том, что будет после этого делать. Но голос Бэт был спокойным. – Я понимаю. Но у меня есть просьба. Его брови взметнулись над очками. – Какая? – Я хочу, чтобы ты надел бронежилет. Не то, чтобы я сомневалась в Братьях… просто, так я буду чувствовать себя спокойнее. Роф моргнул. Затем поднес ее руки к губам и поцеловал их. – Я могу сделать это. Для тебя, я абсолютно точно могу это сделать. Она кивнула и поднялась со стула. – Отлично. Отлично... хорошо. Теперь, давай, пошли спать. Я такая же уставшая, каким выглядишь ты. Роф поднялся на ноги, притянул ее к себе, и они вместе вышли в фойе, пересекая мозаичную цветущую яблоню на полу. – Я люблю тебя, – сказал он. – Я так сильно тебя люблю. Бэт крепко обняла его за талию и уткнулась лицом ему в грудь. От нее исходил едкий, дымный запах страха, затмевая ее натуральный аромат роз. И все же, несмотря на это, она кивнула и сказала: – Твоя королева тоже не бежит от врагов, знаешь ли. – Я знаю, я... уверен, так и есть.
***
В своей спальне, в безопасном доме своей матери, Рив откинулся на подушки. Разложив соболиную шубу на коленях, он говорил по мобильному: – У меня идея. Как насчет того, чтобы начать этот телефонный разговор заново? Мягкий смех Элены странным образом оживил его. – Хорошо. Ты собираешься мне перезвонить, или... – Скажи мне вот что: ты сейчас где? – Наверху, на кухне. Что объясняло небольшое эхо. – Можешь спуститься в свою комнату? Расслабиться? – Разговор будет долгим? – Ну, я переосмыслил свой тон, и хочу, чтобы ты оценила старания. – Он понизил голос, и теперь звучал, как настоящий соблазнитель. – Пожалуйста, Элена. Ложись в свою постель и возьми меня с собой. У нее перехватило дыхание, а затем она снова рассмеялась. – Вот это прогресс. – Я знаю. И да, чтобы ты не думала, что я неисправим… как насчет того, чтобы отплатить мне тем же? Иди в свою спальню и располагайся поудобнее. Я не хочу сейчас быть один, и мне кажется, ты чувствуешь то же самое. Вместо утвердительного ответа, он услышал приятный звук отодвигающегося стула. Она встала, ее легкие шаги были прекрасны, но не скрип лестницы, потому что он заставил его задаться вопросом, где именно она жила с отцом? Он надеялся, что это был старинный дом со старыми, причудливыми панелями, а не какая-нибудь развалюха. Послышался звук открывающейся двери и тишина, и Рив мог поспорить, что Элена зашла проверить отца. – Он спит спокойно? – спросил Рив. Петли снова заскрипели. – Как ты узнал? – Это так на тебя похоже. Послышался еще один скрип открывающейся двери, затем хлопок – она закрылась, и замок защелкнулся. – Дашь мне минуту? Минуту? Черт подери, он бы дал ей целый мир, если бы мог. – Не торопись. Послышался приглушенный шорох, будто она положила трубку на покрывало или одеяло. Очередной скрип двери. Тишина. Снова шум и отдаленное бульканье смывающейся воды. Шаги. Скрип матрасных пружин. Шелест где-то рядом, а затем: – Алло? – Устроилась поудобнее? – спросил Рив, понимая, что улыбается, как идиот… хотя, Господи, сама мысль о том, что она лежала там, где он хотел, была просто фантастической. – Да, а ты? – Уж поверь мне. Но с другой стороны, с ее голосом прямо возле его уха… даже если бы в этот момент он на живую выдирал ногти, то все равно бы излучал позитив? Наступившая тишина была мягкой, как соболь его шубы, и такой же теплой. – Хочешь поговорить о своей матери? – мягко спросила Элена. – Да. Хотя я не знаю, что сказать, кроме того, что она отошла тихо и в окружении своей семьей – о таком конце можно только мечтать. Это было ее время. – Ты будешь скучать по ней. – Да. Буду. – Я могу что-нибудь сделать для тебя? – Да. – Скажи мне что. – Позволь мне позаботиться о тебе. Она тихо засмеялась. – Хорошо. Но позволь мне кое-что тебе сказать. В данной ситуации, тот, о ком нужно заботиться – это ты. – Но мы оба знаем, что это из-за меня ты потеряла работу… – Стоп. – Послышался еще шорох, как будто она поднялась со своей подушки. – Это был мой выбор принести тебе эти таблетки, я взрослый человек, и могу совершать ошибки. Ты не должен мне за то, что я облажалась. – Я абсолютно с тобой не согласен. Но давай не будем это обсуждать, я собираюсь поговорить с Хэйверсом, когда он приедет сюда, чтобы… – Нет, ты этого не сделаешь. Господи Боже, Ривендж, твоя мать только что умерла. Тебе не стоит беспокоиться о… – Я сделал для нее все что мог. Теперь позволь мне помочь тебе. Я могу поговорить с Хэйверсом… – Это уже не имеет никакого значения. Он больше не сможет довериться мне, и я его не виню. – Но все совершают ошибки. – И некоторые из них нельзя исправить. – Я не верю в это. – Хотя, он был симпатом, и вряд ли с ним можно обсуждать всю эту морально-этическую чушь. Ни в коей мере. – Особенно, если мы говорим о тебе. – Я ничем не отличаюсь от остальных. – Послушай, не заставляй меня снова сменить тон, – предупредил Рив. – Ты кое-что сделала для меня. Я хочу сделать что-нибудь для тебя. Просто бартерный обмен. – Но я собираюсь найти другую работу, и я сама о себе забочусь уже долгое время. Это один из моих главных талантов. – Я не сомневаюсь в этом. – Он выдержал эффектную паузу и достал своего козырного туза. – Но дело в том, что ты не можешь оставить меня с таким грузом на совести. Он будет выедать меня изнутри. Твой неверный выбор стал результатом моего. Она тихонько засмеялась. – Почему меня не удивляет, что ты знаешь все мои слабые места? И я действительно ценю твою заботу, но если Хэйверс нарушит свои правила ради меня, что подумают окружающие? Он и Катя, старшая медсестра, уже объявили о том, что случилось, остальным сотрудниками. Он не может дать задний ход, да и мне бы этого не хотелось, только потому, что ты на него надавил. Вот дерьмо, подумал Рив. Он планировал поработать над разумом Хэйверса, но это не поможет решить проблемы со всеми другими сотрудниками клиники, не так ли? – Хорошо, тогда позволь мне помочь тебе, пока ты снова не встанешь на ноги. – Спасибо, но… Ему захотелось выругаться. – У меня идея. Приходи ко мне сегодня, и мы все это обсудим? – Рив… – Отлично. Я должен все подготовить для похорон сегодня вечером, а в полночь у меня встреча. Как насчет трех утра? Замечательно… тогда увидимся. Последовала короткая пауза, а затем она усмехнулась. – Ты всегда получаешь то, что хочешь, не так ли? – Можно сказать и так. – Хорошо. Сегодня ночью, в три. – Я так рад, что сменил тон, а ты? Они оба засмеялись, напряжение будто смыло водой. Опять послышался шорох, и он решил, что Элена снова откинулась на подушки и устроилась поудобнее. – Можно я расскажу тебе, что сделал мой отец? – вдруг сказала она. – Ты сможешь рассказать мне об этом, а затем объяснить, почему ты так мало ешь. И после мы поговорим о фильме, который ты недавно посмотрела, о книге, которую недавно прочитала и о том, что ты думаешь по поводу глобального потепления. – Правда, прямо обо всем этом? Боже, он так любил ее смех. – Да. Мы же просто говорим по телефону, поэтому обо всем что угодно. О, и я хочу знать, какой твой любимый цвет? – Ривендж... ты действительно не хочешь побыть один? – Слова были сказаны мягко, почти рассеянно, как будто они сами сорвались с ее губ. – Прямо сейчас... я просто хочу быть с тобой. Это все, что я знаю. – Я бы не была готова. Если бы мой отец умер сегодня ночью, я была бы не готова его отпустить. Он закрыл глаза. – Это то... – Ему пришлось откашляться. – Именно это я чувствую. Я к этому не готов. – Твой отец... он тоже ушел. Я знаю, это тяжело вдвойне. – Ну, да, он мертв, хотя я абсолютно по нему не скучаю. Она всегда была для меня единственной. И теперь, когда мамен не стало... Я чувствую себя так, будто только что подъехал к своему дому и обнаружил, что его сожгли дотла. Я имею в виду, я навещал ее не каждый день, и даже не каждую неделю, но у меня всегда была возможность приехать, сесть рядом и вдыхать аромат ее Chanel № 5. Слушать ее голос и смотреть, как она сидит за столом напротив меня. Эта возможность... помогала мне твердо стоять на земле, а я и не знал об этом, пока не потерял ее. Дерьмо... Я несу ахинею. – Нет, ты все правильно говоришь. Для меня все так же. Моя мать умерла, а отец... он здесь, но, в то же время, где-то в другом месте. Я чувствую себя бездомной. Брошенной на произвол судьбы. Вот почему люди женятся, вдруг подумал Рив. К черту секс и социальное положение. Умные люди строят себе дом без стен, с невидимой крышей и полом, по которому нельзя ходить… но, в то же время, это крепость, которую не могут уничтожить ни шторм, ни огонь, ни время. Рив понял это прямо сейчас. Эта связь между мужчиной и женщиной и помогает им переживать такие дерьмовые ночи, как сегодняшняя. Бэлла построила свою крепость с Зейдистом. Может быть, старшему брату нужно последовать примеру своей сестры? – Ну, – неловко сказала Элена, – я могу ответить на вопрос о моем любимом цвете, если хочешь. Это слегка разрядит обстановку. Рив заставил себя вернуться в реальность. – И какой он? Элена слегка откашлялась. – Мой любимый цвет... аметистовый. Рив улыбнулся так широко, что заболели щеки. – Я думаю, что это именно тот цвет, который должен тебе нравиться. Идеальный цвет.
Дата: Понедельник, 19.12.2011, 19:50 | Сообщение # 39
Серафим
ПРОВЕРЕННЫЙ
Сообщений: 2913
ГЛАВА 38
Из присутствующих на похоронах Крисси пятнадцать человек знали ее при жизни, и один с ней не был знаком. Хекс внимательно осмотрела ветреное кладбище в поисках семнадцатого, который мог прятаться среди деревьев и надгробий. Неудивительно, что чертово кладбище называли Сосновой Рощей. Кругом росли деревья с мохнатыми ветками, что обеспечивало полное прикрытие любому, кто хотел остаться незамеченным. Проклятье. Она нашла кладбище в «Желтых Страницах» . В первых двух, в которые она позвонила, ей сообщили, что свободных мест нет. В третьем места оставались только в Стене Вечности, как назвал ее парень, где хранились кремированные останки. Наконец, она вышла на эту Сосновую рощу и приобрела прямоугольник земли, у которого они сейчас толпились. Розовый гроб стоил около пяти штук. Участок еще три. Священник – святой отец, как люди называли его – упомянул также, что пожертвование в размере сотни долларов было тоже вполне уместно. Без проблем. Крисси этого заслуживала. Хекс снова обыскала взглядом заросли, надеясь найти мудака, который убил ее. Бобби Грэйди должен был прийти. Часто, между убийцами и объектами их одержимости оставалась эмоциональная связь. И хотя Грэйди знал, что его разыскивала полиция, его желание увидеть ее погребение должно пересилить здравое мышление. Внимание Хекс вернулось к священнику. Человеческий мужчина был одет в черное пальто, на горле виднелся белый воротничок. В руках, протянутых над красивым гробом Крисси, он держал Библию, которую читал тихим, благоговейным голосом. Между позолоченными страницами были заложены атласные ленты, обозначая разделы, которыми он часто пользовался, их красные, желтые и белые концы болтались в нижней части корешка книги. Хекс стало интересно, на что был похож его список «Избранное». Брак. Крещение, если она правильно поняла это слово. Похороны. Ей стало интересно, молился ли он за грешников? Если она верно разобралась во всем этом христианстве, то была уверена, что это входило в его обязанности… хотя, возможно, он не знал, что Крисси была проституткой, и даже если бы знал, ему все равно пришлось бы сохранить этот уважительный тон и выражение. Это успокаивало Хекс, хотя она не могла понять почему. С севера подул холодный ветер, и она снова проверила местность. Крисси не будет здесь, когда все закончится. Как и многие ритуалы, это всего лишь шоу. Земля замерзла, поэтому ей придется ждать весны в шкафчике для мяса в морге. Но, по крайней мере, у нее будет надгробие – розовый гранит на том месте, где ее похоронят. Текст, который составила Хекс, был простым: имя Крисси, дата ее рождения и смерти, но по краям все было украшено красивым узором. Это первые человеческие похороны, на которых присутствовала Хекс, и происходящее было совершенно чуждо ей, все это погребение, сначала в коробке, потом под землей. Одной мысли о том, чтобы быть засыпанной песком, достаточно, чтобы она глубже уткнулась в воротник своей кожаной куртки. Нет. Это не для нее. В этом отношении она была настоящим симпатом. Только погребальный костер и точка. У могилы священник, совершающий обряд, наклонился и подцепил немного земли серебряной лопаткой, затем взял ее в руку и произнес над гробом: – Пепел к пеплу, прах к праху. Человек бросил песчаные гранулы, и свежий ветер подхватил их. Хекс вздохнула, эта часть была ей знакома. По традициям симпатов, тела погибших поднимали на деревянные платформы и поджигали снизу, дым взлетал вверх и разносился так же, как эта земля, полностью во власти стихии. А что оставалось? Лишь пепел. Конечно, симпата сжигали, поскольку никто не мог дать гарантии, что он действительно мертв, после того, как «умер». Иногда так и было. Иногда они просто притворялись, что умерли. Поэтому всегда стоило удостовериться. Но тонкая ложь была присуща обеим традициям, не так ли? Унесенное ветром, свободное от тела, ушедшее из этого мира, но все еще часть его. Священник закрыл Библию и склонил голову, и, когда все остальные последовали его примеру, Хекс снова огляделась, молясь, чтобы ублюдок Грэйди был где-то рядом. Но, насколько она могла видеть и чувствовать, он все еще не объявился. Вот дерьмо, посмотрите на все эти надгробия... вросшие в зимние коричневые холмы. Хотя они все отличались – высокие и тонкие, или короткие и низкие, почти у земли, белые, серые, черные, розовые, золотые – но среди этого разнообразия был какой-то центральный план, ряды мертвых располагались, как дома в каком-нибудь спальном районе, с асфальтированными переулками и деревьями вокруг них. Одно надгробие привлекло ее взгляд. Это была статуя женщины в развевающихся одеждах, фигура смотрела вверх, ее лицо и поза были такими же безмятежными и спокойными, как пасмурное небо, которое она созерцала. Она была вырезана из гранита бледно-серого цвета, небесный свод такого же оттенка нависал над ней, и на мгновение было трудно определить, где заканчивалось серое надгробье, и начинался горизонт. Встряхнувшись, Хекс посмотрела на Трэза, и, когда их взгляды пересеклись, он едва заметно покачал головой. То же самое сделал айЭм. Ни один из них не заметил присутствие Бобби. Тем временем детектив Де ла Круз посмотрел на нее, и она поняла это не потому, что ответила ему тем же, а потому, что могла чувствовать, как меняются его эмоции всякий раз, когда на нее падает его взгляд. Он понимал, что она чувствует. Он действительно понимал. И часть его уважала Хекс за эту жажду мести. Но он держал себя в руках. Когда священник отступил на шаг назад и заговорил, Хекс поняла, что служение у могилы закончилось, и она увидела, как Мария-Тереза первая подошла к богослужителю и пожала ему руку. Она была прекрасна в траурной одежде, ее черная кружевная вуаль смотрелась практически по-свадебному, чётки и крестик в руках делали ее благочестивой и похожей на монахиню. Очевидно, что священник одобрял ее наряд, серьезное красивое лицо и все то, что она ему говорила, потому что он поклонился, сжав ее руку. От этого контакта между ними, его эмоциональная сетка наполнилась любовью, чистой, неразбавленной, целомудренной любовью. Вот почему она обратила внимание на статую, осознала Хекс. Мария-Тереза выглядела в точности как эта женщина в одеждах. Странно. – Хорошая служба, да. Она обернулась и посмотрела на детектива Де ла Круза. – Похоже на то. Я не специалист. – Вы не католичка? – Нет. – Хекс махнула Трэзу и айЭму, когда толпа разошлась. Мальчики везли всех на обед, прежде чем отправиться на работу. Еще одна дань уважения Крисси. – Грэйди не пришел, – сказал детектив. – Нет. Де ла Круз улыбнулся. – Знаете, из вас такой же собеседник, как и декоратор. – Не люблю все усложнять. – Только факты, мэм? Я думал, что это моя линия поведения. – Он взглянул на спины людей, идущих по направлению к трем припаркованным в переулке машинам. Одна за другой, Бентли Рива, микроавтобус Хонда и пятилетняя Камри Марии-Терезы исчезли из вида. – Ну и где ваш босс? – тихо спросил Круз. – Я предполагал, что увижу его здесь. – Он сова. – А. – Послушайте, Детектив, я сваливаю отсюда. – Правда? – Он махнул перед собой рукой. – Каким образом? Или вам нравится гулять в такую погоду? – Я припарковалась в другом месте. – Серьезно? Вы разве не собирались задержаться еще ненадолго? Ну, знаете, посмотреть, не приедет ли кто еще. – Нет. Зачем мне это? – Действительно. Последовала долгая-долгая пауза, во время которой Хекс смотрела на статую, которая напомнила ей Марию-Терезу. – Хотите подбросить меня до моего автомобиля, Детектив? – Да, конечно. Немаркированный седан был таким же простым, как гардероб детектива, но, как и его тяжелое пальто, оказался теплым, и мощным, как и то, что скрывалось у него под одеждой, а двигатель рычал как тот, что капотом Корвета. Де ла Круз нажал на газ и посмотрел на нее. – И куда я еду? – В клуб, если не возражаете. – Это там вы оставили свой автомобиль? – Меня сюда подбросили. – А. Пока Де ла Круз вез их по извилистой дороге, она уставилась на надгробия и на короткий миг задумалась обо всех этих телах. И о Джоне Мэтью. Она изо всех сил старалась не думать о том, что они сделали, и о том, как она ушла, оставив его огромное, твердое тело на своей кровати. Его глаза, когда он смотрел, как она выходит из комнаты, были полны горя, но она не могла себе позволить принимать его близко к сердцу. И не потому, что ей было наплевать, а как раз наоборот, потому, что ее это волновало слишком сильно. Именно поэтому ей пришлось бросить его там, она не могла позволить себе снова остаться с ним наедине. Хекс уже попадала в подобную ситуацию, и закончилась она более чем трагично. – Вы в порядке? – спросил Де ла Круз. – Все хорошо, Детектив. А вы? – Хорошо. Замечательно. Спасибо, что спросили. Впереди показались ворота кладбища, железные решетки открывались в обе стороны. – Я снова приду сюда, – сказал Де ла Круз, когда они притормозили и выехали на улицу за пределы кладбища. – Потому что я думаю, что Грэйди все-таки появится. Должен появиться. – Ну, меня вы здесь не увидите. – Нет? – Нет. Можете на это рассчитывать. Она очень хорошо умела прятаться.
***
Когда телефон Элены издал сигнал прямо в ухо, ей пришлось отодвинуть его от себя подальше. – Что за… О. Батарея умирает. Подожди. Глубокий смех Ривенджа заполнил паузу, пока она тянулась за шнуром, и Элена могла слышать все до последнего звука. – Отлично. Я подключила зарядку. – Она снова села на подушки. – Так на чем мы остановились? – О, да. Так, мне интересно, каким именно бизнесом ты занимаешься? – Успешным. – Это объясняет твой гардероб. Он снова засмеялся. – Нет, мой хороший вкус объясняет мой гардероб. – Тогда объясняет то, что ты можешь его себе позволить. – Ну, просто удачный семейный бизнес. Давай не будем вдаваться в подробности. Она умышленно сосредоточила внимание на покрывале, чтобы не напоминать себе, что находится сейчас в обшарпанной комнате с низким потолком. А еще лучше... Элена потянулась и выключила лампу, что стояла на ящике из-под молока, который она поставила рядом с кроватью, как тумбочку. – Что это было? – Свет. Я, эм, я просто выключила его. – О, Боже. Я уже так долго тебя держу здесь. – Нет. Просто... захотела побыть в темноте, вот и все. Голос Рива стал таким тихим, что она его почти не слышала. – Почему? Да, так она ему и скажет что сделала это потому, что не желает думать о том, где сейчас находится. – Я... мне захотелось, чтобы стало еще удобнее. – Элена. – Его тон проникся желанием, меняя течение разговора с кокетливой болтовни на... что-то очень сексуальное. И на какой-то момент, Элена снова оказалась в его кровати в пентхаусе, обнаженная, а его рот ласкал ее кожу. – Элена... – Что? – хрипло ответила она. – На тебе все еще одета та униформа? Которую я снимал с тебя? – Да. – Слово больше походило на выдох, и значило намного больше, чем просто ответ на его вопрос. Она знала, чего он хотел, сама хотела того же. – Кнопки на ней, – тихо продолжил он. – Расстегнешь одну для меня? – Да. Когда она расстегнула первую, он сказал: – И еще одну. – Да. Они продолжили, пока форма не оказалась полностью расстегнутой, и Элена обрадовалась, что выключила свет, но не потому, что ситуация ее смущала, а потому, что так казалось, что он сейчас рядом с ней. Ривендж застонал, и она услышала, как он облизал губы. – Если бы я был рядом с тобой, знаешь, что бы я сделал? Я бы пробежался пальцами по твоей груди. Я бы нашел сосок, и начал выписывать круги вокруг него, пока он не стал бы готов. Она сделала то, что он только что описал, и ахнула, прикоснувшись к себе. Затем она осознала... – Готов к чему? Он протяжно и тихо засмеялся. – Ты хочешь, чтобы я сказал это, не так ли? – Да, хочу. – Готов к моему рту, Элена. Ты помнишь, каково это? А я очень хорошо помню твой вкус. Не снимай бюстгальтер и сожми свою грудь для меня... словно это я всасываю твою кожу через эти милые белые кружевные чашечки. Элена сжала сосок между большим и указательным пальцами. Эффект уступал его теплому, влажному посасыванию, но это тоже было довольно приятно, особенно учитывая то, что он приказал ей сделать это. Она снова сжала свой сосок и выгнулась на кровати, простонав его имя. – О Боже... Элена. – А сейчас... что... – Она коротко дышала, между бедер все пульсировало, увлажнилось, отчаянно нуждаясь в нем, в том, что они собирались делать. – Я хочу быть сейчас рядом с тобой, – простонал он. – Ты со мной. Ты здесь. – Еще раз. Сожми себя. – Когда она вздрогнула, и произнесла его имя, он быстро дал ей следующую команду. – Подними юбку для меня. Так, чтобы она собралась вокруг талии. Отложи ненадолго телефон и сделай это как можно быстрее. Я очень нетерпелив. Она позволила телефону упасть на кровать и задрала юбку выше на бедра. Ей пришлось шарить рукой, чтобы найти телефон, а когда она нащупала его, быстро поднесла обратно к уху. – Алло? – Боже, какой приятный звук... Я слышал, как ткань скользит по твоему телу. Я хочу начать с твоих бедер. Сначала отправляйся туда. Не снимай колготки и погладь себя. Он словно дирижировал ее прикосновениями, усиливая ощущения так же, как это делал его голос. – Вспомни, как это делал я, – сказал он хрипло. – Вспомни. – Да, о да... От предвкушения она задыхалась так сильно, что почти не слышала, как Рив прорычал: – Я так хочу почувствовать сейчас твой запах. – Выше? – спросила она. – Нет. – Когда его имя протестующе сорвалось с ее губ, он засмеялся смехом любовника, низким и глубоким, удовлетворенным и обещающим. – Проведи рукой по своему бедру, затем выше, по всему бедру, теперь ниже. Она сделала, то о чем он просил, и сквозь ласки слушала, как он говорит с ней: – Я так люблю быть с тобой. Не могу дождаться момента, когда сделаю это снова. Знаешь, что я делаю сейчас? – Что? – Облизываю свои губы. Потому что, думаю о том, как прокладываю дорожку из поцелуев на твоих бедрах, а затем мой язык оказывается там, где мне сейчас до смерти хочется быть. – Она снова простонала его имя, и была за это вознаграждена. – Иди туда, Элена. Туда, где заканчивается пояс твоих колготок. Иди туда, где хочу быть я. Когда она это сделала, то сквозь тонкий нейлон почувствовала все тепло, что накрыло ее тело от их разговоров, отчего между ног стало совсем влажно. – Сними их, – приказал он. – Колготки. Сними их, но далеко не убирай. Элена снова отложила трубку, и, не задумываясь, начала снимать колготки. Едва нащупав рядом свой сотовый, она уже знала, что потребует Рива сказать ей, что будет дальше. – Запусти руку в свои трусики. И расскажи мне, что там. Последовала пауза. – Ох, Боже... Я влажная. На этот раз застонал Ривендж, и Элена подумала, возбудился ли он: она видела, что он был способен на это, и потом, импотенция не всегда означает, что эрекция невозможна. Она просто значила, что по каким-то причинам было сложно кончить. Господи, ей тоже хотелось дать ему пару команд, тех, что бы совпали с его сексуальными возможностями. Она просто не знала, как далеко могла в этом зайти. – Ласкай себя и знай, что это я, – прорычал он. – Что это моя рука. Выполнив его приказ, она бурно кончила, раскинувшись на кровати, его имя сорвалось с ее губ тихим взрывом. – Избавься от трусиков. Без проблем, подумала Элена, спустив их по бедрам и закинув Бог знает куда. Она снова легла, с нетерпением ожидая новой команды, когда Рив произнес: – Можешь держать телефон возле уха плечом? – Да. – Черт побери, если он захочет, чтобы она завязалась узлом, она сделает это в любой момент. – Возьми чулки обеими руками, растяни их посильнее, а затем пропусти их между ног. Она эротично рассмеялась, а потом сказала ласково: – Ты хочешь, чтобы я поласкала ими себя, не так ли? Он выдохнул ей в ухо: – Черт возьми, да. – Испорченный мальчишка. – Как насчет того, чтобы ты своим язычком наставила меня на пусть истинный? – Да. – Обожаю это слово из твоих уст. – Когда она рассмеялась, он сказал: – Так чего же ты ждешь, Элена? Тебе надо найти своим колготкам достойное применение. Она поудобнее прижала сотовый телефон подбородком к плечу, а затем, чувствуя себя развратной женщиной и наслаждаясь этим, взяла свои белые колготки в руки, перевернулась на бок, и продела нейлон между своих ног. – Так хорошо, так туго, – сказал он тяжело дыша. Она задохнулась от прикосновения натянутой, гладкой материи к своему лону как раз там, где ей этого так хотелось. – Потрись о них сильнее, – сказал Ривендж с удовлетворением. – Дай мне услышать, как тебе хорошо. Она поступила именно так, и нейлон стал влажными и теплыми, прямо как ее лоно. Элена продолжила, утонув в своих ощущения и его словах, а затем кончила снова и снова: в темноте, с закрытыми глазами, и его голосом возле уха, ей было почти так же хорошо, как если бы он был с ней рядом. После она обмякла на кровати, с трудом переводя дыхание, но, в то же время, ощущая какую-то легкость, и свернулась калачиком, сжимая телефон. – Ты такая красивая, – мягко сказал он. – Это потому что ты делаешь меня такой. – О, ты ошибаешься, – его голос стал тише. – Ты придешь ко мне пораньше сегодня вечером? Я не смогу ждать до трех. – Да. – Хорошо. – Во сколько? – Я буду с матерью и семьей где-то до десяти. Приходи сразу после. – Хорошо. – У меня встреча, но мы сможем провести хотя бы час вдвоем. – Отлично. Последовала долгая пауза, которая вызвала у нее какое-то тревожное чувство, что ее вполне можно было заполнить обоюдным «Я люблю тебя», если бы у обоих хватило на это смелости. – Приятных снов, – выдохнул он. – И тебе, если у тебя это получится. И послушай, если не сможешь заснуть, набери меня. Я отвечу. – Я так и сделаю. Обещаю. Опять последовало молчание, как будто каждый ждал, когда другой повесит трубку. Элена засмеялась, хотя от мысли о том, чтобы позволить ему уйти, заболело сердце. – Ладно, на счет три. Раз, два… – Подожди. – Что? Какое-то время он молчал. – Я не хочу, чтобы ты вешала трубку. Она закрыла глаза. – Я чувствую то же самое. Ривендж испустил низкий и медленный вздох. – Спасибо. За то, что осталась со мной. Слова, пришедшие ей на ум, не имели никакого смысла, и она не была уверена, что стоит произносить их вслух, но все же, она это сделала: – Так будет всегда. – Если хочешь, можешь закрыть глаза и представить меня рядом с собой. Как я держу тебя в своих объятьях. – Я так и сделаю. – Хорошо. Приятных тебе снов. – И он первым повесил трубку. Элена отняла телефон от уха и нажала кнопку завершения вызова. Клавиатура засветилась ярко-голубым светом. Телефон был теплым от того, что она продержала его в руках так долго, и она провела по плоскому экрану большим пальцем. Всегда. Элена хотела быть рядом с ним всегда. Клавиатура потемнела, потом и вовсе погасла, что вызвало у нее какую-то панику. Но она все еще может позвонить ему, не так ли? Это будет выглядеть жалко и убого, но он ведь здесь, на этой планете, даже если не говорит с ней сейчас по телефону. И у нее всегда есть эта возможность позвонить ему. Боже, сегодня умерла его мать. И из всех людей, с кем он мог провести все это время, он выбрал ее. Закутав ноги в одеяло, Элена свернулась калачиком, крепко прижав телефон к груди, и забылась сном. ------------------------------------------------------------ "Жёлтые страницы" (справочник с информацией самого широкого характера об организациях, учреждениях и предприятиях, распределённых по тематическим областям, географическому принципу и т. п.; первоначально в США
Дата: Понедельник, 19.12.2011, 19:52 | Сообщение # 40
Серафим
ПРОВЕРЕННЫЙ
Сообщений: 2913
ГЛАВА 39
Выжидая в паршивом ранчо, которое он решил использовать в качестве наркопритона, Лэш сидел на стуле, на который в своей прошлой жизни не позволил бы сесть даже своей собаке. Это был Баркалонжер, дешевый, набитый, хрен знает чем, кусок дерьма, который, к сожалению, был удобным, как хрен знает что. Не трон, конечно, но чертовски неплохое место для того, чтобы припарковать свою задницу. Позади открытого ноутбука простиралась комната четырнадцать на четырнадцать, декорированная в стиле «низкий-доход-нет-средств-на-ремонт»: диваны с драными подлокотниками, поблекшая картина с нелепо висящим на кресте Иисусом, мелкие пятна на ковре, предположительно, от кошачьей мочи. Мистер Д вырубился, прислонившись спиной к входной двери, держа в руках пистолет и надвинув ковбойскую шляпу на глаза. Два других лессера расположились на выходе из комнаты, оба подпирали дверной косяк, вытянув ноги. Грэйди валялся на диване, перед ним лежала открытая коробка пиццы «Домино», в которой не осталось ничего, кроме остатков сыра и жирных пятен на картонном дне. Он один приговорил огромную Mighty Meaty и сейчас читал вчерашнюю Колди Курьер. Тот факт, что парень был на полном расслабоне, вызывал у Лэша желание сделать сукину сыну аутопсию наживую.. Что за хрень? Зашибись, конечно, но сын Омеги заслуживает немного больше тревожности от похищенных им жертв. Лэш взглянул на часы и решил дать своим людям еще полчаса на восстановление. Сегодня у них назначено еще две встречи с наркодиллерами, и вечером его люди впервые выйдут на улицу с товаром. И значит, проблемке короля симпатов придется подождать до завтра… Лэш выполнит свои обязательства по сделке, но финансовые интересы Общества первостепенны. Лэш бросил взгляд мимо одного из сопящих лессеров на кухню, где они установили длинный раскладной стол. На его ламинированной поверхности были разложены крошечные пластиковые пакетики, похожие на те, в которых продают дешевые сережки в любом торговом центре. В некоторых лежал белый порошок, в других маленькие коричневые кусочки крэка, а в остальных – таблетки. В качестве разбавителей они использовали порошок для выпечки и тальк, они были расфасованы по объемистым мешкам, а килограммы целлофановой упаковки валялись на полу. Отличный улов. Грэйди полагал, что стоит товар около двухсот пятидесяти штук баксов, и четверо человек запросто толкнут все это буквально за пару дней. Лэшу нравился подобный расчет, и последние несколько часов он провел, изучая свою бизнес модель. Могла возникнуть проблема доступа к товару – то есть с закупками, он не мог постоянно мочить дилеров, потому что рано или поздно убивать станет некого. Вопрос в том, куда вставить себя в этой торговой цепочке: существовали иностранные импортеры, южно-американцы, японцы или европейцы, потом оптовики, вроде Ривенджа, просто крупные продавцы, как те парни, от которых избавился Лэш. Судя по тому, как трудно будет добраться до оптовиков, и сколько времени потребуется на то, чтобы наладить отношения с импортерами, логично было самому стать производителем. География ограничивала его выбор, потому что вегетационный период в Колдвелле длился минут десять, но такие наркотики как экстази и метамфетамин не требуют хорошей погоды. И кто бы мог подумать, все инструкции о том, как построить и организовать работу лабораторий по их производству, можно найти в Интернете. Конечно, возникнут сложности с обеспечением необходимыми ингредиентами, потому что существовали определенные правила и механизмы отслеживания и контроля продажи различных химических веществ. Но он владел навыками контроля сознания. Учитывая то, как легко можно было манипулировать людьми, эти проблемы можно будет легко решить. Посмотрев на светящийся экран, он решил, что следующим важным заданием для Мистера Д станет организация парочки таких производств. Общество Лессенинг владело достаточным количеством недвижимости, черт, одна из ферм станет идеальным вариантом. Возникнет проблема с рабочей силой, но вербовкой придется заняться в любом случае. Пока Мистер Д будет организовывать производство, Лэш расчистит им путь на рынке. Ривендж пойдет ко дну. Даже если Общество будет заниматься только экстази и метамфетамином, чем меньше розничных продавцов этого товара, тем лучше, и это означало, что придется сводить счеты с оптовиками, стоящими над ними, хотя это будет тот еще геморрой. У ЗироСам были эти два мавра, одна мужеподобная сука и столько камер видеонаблюдения и систем безопасности, что Нью-Йоркский музей Метрополитен нервно курил в сторонке. Рив – умный сукин сын, иначе бы не продержался столько лет на своем месте. Сколько работает его клуб, лет пять уже? Громкий шелест бумаги заставил Лэша взглянуть поверх экрана Делла. Грэйди очнулся от своего состояния безделия, его кулаки сжали газету так крепко, что стали похожи на узлы на лодочном канате, а школьное кольцо без камня впилось в его палец. – Что такое? – протянул Лэш. – Прочитал о том, что употребление пиццы является причиной высокого уровня холестерина в крови? Ублюдок вряд ли проживет достаточно долго, чтобы беспокоиться о своих коронарных артериях. – Ничего особенного... ничего, ничего. Грэйди отбросил газету в сторону и рухнул на подушки дивана. Его ничем не примечательные лицо побледнело, он положил одну руку на сердце, как будто оно выписывало кульбиты в его грудной клетке, а другую запустил в волосы, которые были не настолько длинными, чтобы их приходилось отбрасывать со лба. – Что за хрень с тобой происходит? Грэйди покачал головой, закрыл глаза и пошевелил губами, как будто разговаривал сам с собой. Лэш снова вернулся к экрану компьютера. По крайней мере, идиот был чем-то расстроен. Это радовало. ---------------------------------------------------------- Вид мясной пиццы. Метрополитен - крупнейший в западном полушарии музей изобразительных искусств; расположен на знаменитой Музейной миле в г. Нью-Йорке на Пятой авеню между 80-й и 84-й улицами. Основан в 1870, открыт в 1872. Включает произведения американской живописи и скульптуры XVIII-XIX вв., древнеегипетского и средневекового искусства, коллекцию оружия и рыцарских доспехов, крупнейшее в США собрание западноевропейской живописи, в том числе работы Рембрандта, Рафаэля, Тициана, Эль Греко, Вермеера, Ватто.
