– Элена? – донесся голос Люси с первого этажа. – Я ухожу.
Встряхнувшись, Элена посмотрела на часы в нижнем углу компьютерного экрана. Четыре тридцать? Уже? Боже, а казалось… ну, она не знала, просидела ли за своим самодельным столом часы или же дни. Все время был открыт сайт «Колдвелл Курьер Жорнал» по поиску работы, но все, что делала Элена – это выписывала круги по тач-паду.
– Я иду. – Поднявшись на ноги и потянувшись, она направилась к лестнице. – Спасибо, что убрала после папиной трапезы.
Голова Люси показалась у вершины лестницы.
– Всегда пожалуйста. И, слушай, кое-кто хочет увидеть тебя.
Сердце Элены подпрыгнуло в груди.
– Кто?
– Мужчина. Я впустила его.
– О, Боже, – выдохнула Элена. Она выбежала из подвала с мыслью, что, по крайней мере, ее отец крепко спал после съеденного. Последнее, что ей нужно – так это чтобы он расстроился, обнаружив в доме посторонних.
Входя в кухню, она приготовилась сказать Риву, Трэзу или, кто там еще пришел, идти…
Светловолосый мужчина, окруженный аурой роскоши, стоял у дешевого стола, держа в руках черный портфель. Люси была рядом с ним, натягивая шерстяное пальто и собирая лоскутную сумку к дороге домой.
– Я могу вам помочь? – нахмурившись, сказала Элена.
Мужчина слегка поклонился, галантно коснувшись рукой груди, и, когда он заговорил, его голос был необыкновенно низким и очень культурным.
– Я ищу Элайна, урожденного сына Айса. Вы его дочь?
– Да, это так.
– Я могу увидеть его?
– Он отдыхает. В чем дело? Кто вы?
Мужчина посмотрел на Люси, потом запустил руку в нагрудный карман и достал удостоверение личности на Древнем Языке.
– Я Сэкстон, сын Тайма, и распорядитель Монтрега, сына Рема. Недавно он отправился в Забвение, не имея прямых потомков, и согласно моему исследованию кровных линий, ваш отец – ближайший родственник, и значит, его единственный наследник.
Брови Элены взмыли вверх.
– Простите, что? – Он повторил сказанное, но смысл все равно ускользал. – Я… ох… что?
Когда юрист снова повторил свое сообщение, мозг Элены туго соображая, попытался соединить точки . Она естественно слышала о Реме, встречала это имя в деловых книгах отца… и его рукописи. Плохой мужчина. Совсем. У нее сохранилось смутное воспоминание о его сыне, ничего особенного, просто пережиток тех дней, когда она была достойной женщиной в кругах дебютанток Глимеры.
– Сожалею, – пробормотала она, – это так неожиданно.
– Понимаю. Я могу поговорить с вашим отцом?
– Он не… принимает, на самом деле. Плохо себя чувствует. Я его опекун. – Она прокашлялась. – По Древнему Праву я обязана признать его недееспособным по причинам… умственного характера.
Сэкстон, сын Тайма, слегка поклонился.
– Прискорбно это слышать. Есть декларация недееспособности?
– Внизу. – Она посмотрела на Люси. – Наверное, тебе пора?
Люси взглянула на Сэкстона и пришла к тому же выводу. Мужчина казался чрезвычайно нормальным, в костюме, пальто и с портфелем в руке, он буквально всем своим видом заявлял – «юрист». Его удостоверение также было законным.
– Я могу остаться, если хочешь, – сказала Люси.
– Нет, все будет в порядке. К тому же, скоро рассвет.
– Ну, хорошо.
Элена проводила Люси и потом вернулась к юристу.
– Вы подождете меня минутку?
– Не спешите.
– Не желаете… эм, что-нибудь выпить? Кофе? – Она надеялась на его отказ, потому что могла предложить лишь кружку, а он выглядел как мужчина, больше привыкший к чайным чашкам Лимож .
– Нет, но все равно спасибо. – Его улыбка была искренней и ни сколько не сексуальной. Но, с другой стороны, его без сомнений привлекали такие аристократки, какой могла стать она, при ином финансовом положении.
Финансовом положении… и других вещах.
– Я сейчас вернусь. Прошу, присядьте. – Хотя, его идеально отутюженные брюки поднимут восстание, если он попытается сесть в одно из ее потрепанных маленьких кресел.
Спустившись в свою комнату, Элена направилась к кровати и достала кейс. Поднимаясь с ним наверх, она чувствовала себя ошеломленной, полностью выжатой от драм, которая валилась на ее жизнь, словно горящие самолеты с неба. Господи, сама мысль, что этот юрист пришел к ее порогу, в поисках последних наследников казалась… не вдохновляющей. Не важно. Она не станет возлагать на это свои надежды. Судя по тому, как развиваются события, эта «блестящая возможность» направится в том же направлении, что и все остальное в последнее время.
Прямо в унитаз.
Оказавшись на первом этаже, Элена положила кейс на стол.
– Я храню все здесь.
Она села, а вслед за ней и Сэкстон, поставив портфель на изрытый пол, не отрывая серого взгляда от коробки. Элена ввела комбинацию цифр, открыла тяжелую крышку и достала из кейса кремовый конверт и три свернутых пергамента, на каждом из которых были атласные ленты, прикрепленные к внутренней стороны пергамента.
– Вот документ о недееспособности, – сказала она, вскрывая конверт и доставая бумаги.
Бегло просмотрев письмо, он кивнул, и Элена развернула сертификат родословной своего отца, который представлял их семейство в красивых и плавных черных чернилах. В самом низу желтые, зеленовато-голубые и темно-красные ленты были прикреплены к листу черной восковой печатью, носящей герб дедушки ее отца.
Сэкстон взял портфель, открыл его и достал ювелирные очки, затем надел их и рассмотрел каждый дюйм пергамента.
– Он подлинный, – резюмировал он. – Остальные?
– Моей мамы и мой. – Она развернула оба удостоверения, и он провел ту же инспекцию.
Закончив, Сэкстон откинулся в кресле и снял очки.
– Могу я еще раз взглянуть на бумаги о недееспособности?
Элена протянула их, и пока он читал, нахмуренность исказила его идеальные брови.
– В чем конкретно заключается медицинская проблема с вашим отцом, если вы не возражаете против вопроса?
– Мой отец страдает от шизофрении. Он очень болен и, честно говоря, нуждается в круглосуточном уходе.
Сэкстон скользнул взглядом по кухне, замечая лишь пятна на полу, алюминиевую фольгу на окнах и бумаги.
– Как только я подтвержу, что вы и ваш отец являются последними родственниками Монтрега – и, основываясь на пергаментах, я уже готов сделать это – вам больше не придется волноваться о деньгах.
Он повернул документ и ведомость стандартного размера к Элене и достал из нагрудного кармана золотую ручку. – Сейчас ваш капитал прочен.
Острием ручки Сэкстон указал на последнюю цифру в нижнем правом углу страницы.
Элена посмотрела вниз. Моргнула.
Потом максимально наклонилась к столу, пока ее глаза не оказались на расстоянии всего трех дюймов от ручки, бумаги и… этой цифры.
– Это… на сколько нулей я смотрю? – прошептала она.
– Восемь влево от десятичной запятой.
– Начинается с тройки?
– Да. Также есть недвижимость. В Коннектикуте. Вы можете переехать в любое время, как только я закончу с бумагами. Я составлю их в течение дня и сразу же передам королю на одобрение. – Он откинулся в кресле. – Согласно закону, деньги, недвижимое имущество и личные вещи, включая предметы искусства, антиквариат и машины, принадлежат вашему отцу, пока он не отправится в Забвение. Но с опекунским подтверждением, вы будете заведовать всем в его пользу. Предполагаю, вы единственный наследник в его завещании?
– Эм… простите, в чем вопрос?
Сэкстон мягко улыбнулся.
– У вашего отца есть завещание? Вы в нем записаны?
– Нет… нету. У нас нет имущества.
– У вас есть родные братья или сестры?
– Нет. Только я. Ну, после смерти мамэн, остались он и я.
– Как насчет того, что бы я составил завещание в вашу пользу? Если ваш отец умрет без завещания, вы получите все имущество в любом случае, но наличие документа облегчит процедуру для вашего стряпчего, потому что не придется получать подпись короля на передачу активов.
– Это будет…. Подождите, ваши услуги дорого обходятся? Не думаю, что мы можем…
– Вы можете позволить себе мои услуги. – Он снова постучал по ведомости ручкой. – Поверьте.
***
Пребывая в полной темноте после потери зрения, Роф упал с лестницы – на глазах у всех, кто собрался в столовой на Последнюю Трапезу. Запредельная головная боль сопровождала его на всем пути к мозаичному полу вестибюля, пока он пересчитывал ступеньки задницей.
Он станет еще большим лузером, если истечет кровью с головы до пят.
Ох... постойте. Подняв руку к голове, чтобы убрать с лица волосы, он вляпался во что-то влажное, точно зная, что это не слюни.
– Роф!
– Брат...
– Какого хрена...
– Твою...
Бэт подбежала к нему первой из сотни желающих, обхватив руками его плечи, а теплая кровь в это время капала из его носа.
Чужие руки тянулись к нему в темноте, руки братьев, руки их шеллан, такие заботливые, взволнованные, полные сочувствия руки.
Он яростно отмахнулся от всех и попытался подняться на ноги. Без поддерживающей его ориентации в пространстве, он поставил один ботинок на последнюю ступеньку... Что снова лишило его баланса. Ухватившись за перила, он каким-то чудом умудрился сохранить равновесие, и попятился назад, не зная, направляется ли он к парадной двери, бильярдной комнате, библиотеке или же столовой. Он четко осознавал, что полностью потерялся в пространстве.
– Я в порядке, – рявкнул он. – Все нормально.
Вокруг него все резко умолкли, его властный голос не смягчился от слепоты, и королевский авторитет оставался неоспорим, даже если он ни черта не видел...
Роф прислонился спиной к стене и кристаллики люстры, висевшие над его головой, зазвенели.
Господи... Иисусе. Он не сможет жить так, сшибая все вокруг, врезаясь в каждый угол, падая. Правда, не похоже, что у него есть выбор.
С тех пор как свет померк, Роф постоянно ждал, что его глаза вновь заработают. Но проходило время, Хэйверс не давал конкретных ответов, а Док Джейн вводила в заблуждения относительно того, с чем его сердце и мозги начали смиряться: эта темнота была новой реальностью, по которой он шагал.
Точнее, падал.
Как только кристаллики люстры затихли, каждая частичка его тела закричала, и он взмолился, чтобы никто, даже Бэт, не попытался утешить его или сказать, что все наладится.
Ничего не наладится. Зрение не вернется, независимо от того, что пытались сделать доктора, независимо от кормления, независимо от того, как часто он отдыхал или как хорошо заботился о себе. Черт подери, даже до того как Ви рассказал о своем видении, Роф знал, что так и будет: зрение падало в течение веков, острота уходила на протяжении долгого времени. Головные боли мучили его столетиями и в последние месяцы они усилились.
Он знал, что этим все кончится. Всю свою жизнь, он знал и игнорировал это знание, но вот она реальность.
– Роф. – Мэри, шеллан Рейджа, нарушила тишину, ее голос был ровным, спокойным и совсем не расстроенным или взволнованным. Контраст с хаосом в его голове заставил Рофа повернуться на звук, пусть он и не мог сказать ничего в ответ, потому что не было голоса. – Роф, я хочу, чтобы ты протянул свою левую руку. Ты обнаружишь косяк двери в библиотеку. Подвинься и сделай четыре шага назад, в комнату. Я хочу поговорить с тобой, и Бэт будет рядом.
Слова были столь уверенными и логичными, что казались картой в этих тернистых джунглях, и Роф последовал указаниям с отчаянием заплутавшего путешественника. Он вытянул руку и… да, почувствовал неровную поверхность дверного косяка. Отойдя в сторону, король с помощью обеих рук прошел в дверь, а потом сделал четыре шага назад.
Раздались тихие шаги. Двух пар ног. Затем дверь в библиотеку закрылась.
Роф ощущал двух женщин, их выдавало мягкое дыхание, и ни одна из них не подходила близко, чему он был благодарен.
– Роф, мне кажется, твое зрение вернется не скоро. – Голос Мэри шел справа. – Я думаю нам надо придумать что-то на это время.
Быстро подсуетились, подумал он.
– Например, что? – проворчал он.
Ответила Бэт, давая ему понять, что не сделала секрета из его проблемы, и, несомненно, уже все обсудила с Мэри.
– Трость, чтобы удерживать равновесие при ходьбе, и можно сделать перестановку в кабинете для удобства передвижений.
– Стоит подумать и о других вариантах, – добавила Мэри.
Пытаясь переварить их слова, Роф слышал только стук сердца, ревущий в ушах, и он изо всех сил старался не прислушиваться. Да уж, повезло ему. Когда его прошиб холодный, липкий пот, собравшийся каплями над губой и под подмышками, Роф не понял, было ли это из-за страха, или от усилий, которые он прилагал, чтобы не свалиться женщинам под ноги.
Наверное, и то и другое. Конечно слепота не самая приятная вещь на свете, но что его действительно добивало, так это клаустрофобия. Без зрения, в качестве опорной точки, он был в плену тесного пространства, под своей кожей, заключенный в своем теле… и он плохо справлялся с таким дерьмом. Это напомнило ему время, когда он был молод, и отец запер его… он был заперт, наблюдая, как его родителей убивали лессеры...
Пронзительное воспоминание подогнуло колени, и Роф потерял равновесие, накрениваясь набок, пока не начал выпадать из собственных ботинок. Именно Бэт подхватила его и аккуратно подтолкнула так, что он приземлился на диван.
Пытаясь дышать, он с силой вцепился в ее руку, и это прикосновение удержало его от жалких рыданий.
Мир исчез... исчез... исчез...
– Роф, – сказала Мэри, – если ты вернешься к работе, это очень поможет. Мы можем временно взять часть дел на себя. Есть много способов облегчить тебе жизнь и помочь адаптироваться, чтобы...
Она продолжала что-то говорить, но Роф ее совсем не слышал. Он мог думать лишь о том, что не будет больше сражаться, никогда. Он не получит даже размытого представления о том, что лежит на его тарелке, кто сидит за столом и что надето на Бэт. Он не знал, как будет бриться, находить в шкафу одежду, мыло и шампунь. Как все устроится? Он не сможет поднимать нужный вес или заниматься на беговой дорожке или… черт, завязывать шнурки на кроссовках…
– Мне кажется, что я умер, – выдавил он. – Если все так и останется... все кем я был... умерло.
Голос Мэри раздался прямо напротив него:
– Роф, я видела людей, которые прошли через то, с чем ты сейчас столкнулся. У меня были пациенты с аутизмом, которым вместе со своими родителями пришлось учиться жить по новым правилам. Но для них это не было концом света. Никакой смерти, просто иной образ жизни.
Пока Мэри говорила, Бэт поглаживала его предплечье, скользя рукой вверх и вниз по татуированному изображению его родословной. Прикосновение заставило его подумать о том, сколько мужчин и женщин жило до него, их храбрость проверялась вдоль и поперек брошенными вызовами.
Он нахмурился, почувствовав смущение от своей слабости. Если бы его отец и мать были живы, ему бы стало стыдно за свои действия. И Бэт… его любимая, его супруга, его шеллан, его королева, тоже не должна видеть его в таком состоянии.
Роф, сын Рофа, не должен прогибаться под опустившимся на него бременем. Он должен нести его на своих плечах. Так поступали члены Братства. Так поступал король. Достойный мужчина. Он должен нести свою ношу, вознестись над болью и страхом, стойко стоять не просто ради любимой, но и для себя самого.
Вместо этого, он свалился с лестницы, словно какой-то пьяница.
Он прокашлялся. Потом еще раз.
– Я... мне надо переговорить кое с кем.
– Хорошо, – ответила Бэт. – Мы приведем к тебе, кого пожелаешь...
– Нет, я доберусь туда сам. Мне надо идти. – Он встал на ноги и сделал шаг вперед... прямиком в кофейный столик. Цедя проклятия и потирая голень, он сказал: – Вы не могли бы оставить меня здесь одного? Пожалуйста.
– Можно я... – голос Бэт сорвался. – Можно я вытру тебе лицо?
Он рассеянно потер щеку и почувствовал влагу. Кровь. У него до сих пор шла кровь.
– Все в порядке. Я в норме.
Он услышал мягкую поступь двух женщин удаляющихся к двери, а затем щелчок замка, когда одна из них повернула ручку.
– Я люблю тебя, Бэт, – торопливо сказал Роф.
– Я тоже тебя люблю.
– Все... все наладится.
Повторный щелчок и дверь закрылась.
Роф сел на пол, прямо там, где стоял, потому что доверял себе недостаточно, чтобы пройтись по библиотеке и выбрать лучшее положение. Когда он устроился, треск в камине дал ему некую систему отсчета… и он осознал, что может мысленно представить комнату.
Если протянуть руку вправо, то… ага. Его рука коснулась гладкой ножки столика у дивана. Скользнув по ней вверх, до квадратной поверхности, он похлопал по ней, нащупав… да, аккуратно расставленные Фритцем подставки под чашки. И маленькую книжку в черном переплете… а также лампу.
Это утешало. Некоторым странным способом он чувствовал, как будто мир исчез только потому, что он не мог видеть его. Но на самом деле, все по-прежнему существовало.
Закрывая глаза, он послал запрос на Другую Сторону.
Прошло много времени, прежде чем он получил ответ, и еще дольше, прежде чем он перенесся, ощутил под ногами твердый пол и услышал мягко журчащий вблизи фонтан. Он сомневался будет ли на Другой Стороне также слеп… да, слепее не бывает. Но, как и в случае с библиотекой, он помнил, как выглядит это место, даже если не мог его видеть. Вон там, чуть правее располагалось дерево, полное щебечущих птичек, а напротив, после журчащего ручья, будет лоджия с колоннами, которая считалась частью личных покоев Девы.
– Роф, сын Рофа. – Он не услышал приближения создательницы расы, но, с другой стороны, когда она парила над землей, ее черные одеяния не касались пола. – С какой целью ты явился ко мне?
Проклятье, ей было прекрасно известно, почему он здесь, и Роф больше не собирался плясать под ее дудку.
– Я хочу знать, ты ли это сделала со мной?
Птички резко умолкли, будто были поражены его безрассудством.
– Сделала с тобой ЧТО? – Она говорила тем же тоном, что и с Вишесом в Гробнице: холодно и безразлично. Что взбесило парня, ведь он даже по собственной лестнице теперь спуститься не может.
– Мое долбаное зрение. Ты отобрала его у меня, потому что я сражался? – Он сорвал с лица очки и швырнул их на гладкий пол. – Ты сделала это со мной?
В прежние времена она бы уже сделала из него отбивную и оставила истекать кровью за такое нарушение субординации. Ожидая ее реакции, Роф почти надеялся, что Дева-Летописеца поджарит его задницу ударом молнии.
Как ни странно, удара не последовало.
– Чему быть, того не миновать. И я, и твои сражения, никак не связаны с потерей зрения. Теперь возвращайся в свой мир, а меня оставь моему.
Он понял, что она отвернулась, когда ее голос стал тише, словно она говорила в другом направлении.
Роф нахмурился. Направляясь сюда, он рассчитывал на драку, даже нуждался в ней. И что получил? Никакого сражения, его даже не отчитали за сознательно проявленное неуважение.
Смена парадигмы ее поведения была столь радикальной, что на секунду он забыл о своей слепоте.
– Да что с тобой?!
Никакого ответа, только тихий звук закрывшейся двери.
В отсутствии Девы-Летописецы птицы пребывали в молчании, и только тихое журчанье воды связывало его с землей. Пока не появился кто-то еще.
Поддавшись инстинкту, он обернулся на звук шагов и принял боевую стойку, попутно удивляясь тому, что вовсе не был так уязвим, как ему казалось. В отсутствии зрения, его обострившийся слух создал картинку того, что происходило вокруг: он знал, где находится этот человек, по шороху его одежды, и был еще какой-то странный звук... щелк, щелк, щелк, и, черт возьми, он даже мог расслышать его сердцебиение.
Здоровое. Ровное.
Как здесь мог оказаться мужчина?
– Роф, сын Рофа. – Не мужской голос. Женский. Тем не менее, создавалось впечатление, что принадлежал он именно мужчине. Или это потому, что голос был такой властный?
– Кто ты? – спросил он.
– Пэйн.
– Кто?
– Не важно. Лучше поведай мне: ты собираешься что-нибудь делать этими кулаками? Или так и будешь там стоять?
Не задумываясь, он сразу же расслабил руки, так как ему казалось совершенно неуместным поднимать их на женщину...
Удар снизу в челюсть был таким мощным, что едва не сбил его с ног. Ошеломленный, скорее от неожиданности, чем от боли, Роф попытался вернуть себе равновесие. И как только его перестало шатать, он услышал тонкий свист рассекаемого воздуха, и ему врезали еще раз, очередной удар пришелся под подбородок, запрокидывая его голову назад.
Едва ли он позволит ей безнаказанно лупить себя. Годы тренировок и защитные инстинкты среагировали в нем, несмотря на слепоту. Слух заменил зрение, сообщая, где находятся руки и ноги. Роф схватил поразительно тонкое запястье и заломил руку, развернув женщину к...
Ее пятка врезалась ему в голень, боль пронзила всю ногу, и когда что-то похожее на веревку хлестануло ему по лицу, он окончательно взбесился. Он схватил эту штуку в надежде, что это коса...
Дернув веревку на себя, он почувствовал, как ее тело подалось назад. О да, это коса. Превосходно.
Лишить ее равновесия было не сложно, но твою мать, как же сучка была сильна. Удерживая весь свой вес на одной ноге, она ухитрилась крутануться в прыжке и резко ударить его коленом в плечо.
Роф услышал, как она приземлилась на пол и начала атаковать, но он не выпустил ее косу, удерживая женщину на месте. Она же напоминала воду – всегда изменчива, всегда в движении, раз за разом она наносила ему удары, пока его это вконец не достало, и он жестко повалил ее, придавливая к полу.
В данном случае грубая сила взяла верх над ловкостью. Тяжело дыша, Роф заглянул в лицо, которое не мог видеть.
– Какая муха тебя укусила?
– Мне скучно. – Сказав это, она ударила его лбом прямо в многострадальный нос.
Боль закружила его в бешеном водовороте, и его захват на секунду ослаб. Этой передышки ей было достаточно, чтобы тут же вырваться. Теперь настала его очередь целовать пол: обхватив его рукой вокруг горла, она потянула его назад с такой силой, что просто обязана была использовать запястье как мощный рычаг, помогая себе другой рукой.
Роф боролся за дыхание. Охренеть, она прикончит его, если будет продолжать в том же духе. Реально прикончит.
Ответ пришел из глубины его сознания, зародился на двойных спиралях его ДНК. Он не собирается умирать здесь и сейчас. Ни за что! Он выстоит. Он Воин. Кем бы ни была эта сучка, не она отправит его в Забвение.
Не смотря на стальной захват вокруг шеи, Роф издал боевой клич, и среагировал так быстро, что не успел осознать свои действия. Он понял лишь, что спустя полсекунды женщина уже вжималась лицом в мраморный пол, с заломленными за спину руками.
Без всякой причины, ему вдруг вспомнилась та далекая ночь в переулке и лессер, которому он покалечил руки, прежде чем добить урода.
То же самое он собирался сделать и с ней.
Но прокатившийся под ним смех остановил его. Женщина... смеялась. И не было похоже, что она рехнулась. Она на самом деле хорошо проводила время, хотя не могла не знать, сколько боли он собирался ей причинить.
Роф немного ослабил захват.
– Ты больная сука, ты в курсе?
Лежа под ним, она продолжала трястись от хохота.
– Да, я в курсе.
– Если я отпущу тебя, ты успокоишься?
– Может – да... может – нет.
Забавно, но кажется, ему даже понравился такой противоречивый ответ, и через секунду он отпустил ее, будто буйную кобылу: внезапно и мгновенно убираясь с ее пути. Вставая на ноги, он ожидал нападения с ее стороны и даже немного на это надеялся.
Но женщина осталась там же, где и была, на мраморном полу, и он услышал еще один щелчок.
– Что это? – спросил он.
– Есть у меня такая привычка – из-под ногтя большого пальца щелкать ногтем безымянного.
– Хм. Ясно.
– Эй, ты придешь сюда снова?
– Не знаю, а что?
– Мне не было так весело с тех пор как... давно, в общем.
– Спрашиваю еще раз – кто ты? И почему я тебя здесь не видел раньше?
– Скажем так, Она, никогда не знала, что со мной делать.
По тону девушки, сразу стало ясно кто такая «Она».
– Ну, что ж, Пэйн, я мог бы вернуться, чтобы повторить.
– Хорошо. Возвращайся поскорей. – Он услышал, как она встала. – Кстати, твои очки прямо за твоей левой ногой.
Затем послышался шорох и тихий щелчок закрывшейся двери.
Роф поднял очки и уселся на мраморный пол, давая передышку своим ногам. Как ни странно, но он наслаждался болью в ноге, жжением в плече, и всеми до единого пульсирующими ушибами. Все это было родным, частью его прошлого и настоящего, и то, в чем он будет нуждаться в чуждом, пугающе темном будущем.
Его тело снова принадлежало ему. Работая как обычно. Он по-прежнему мог сражаться, и, возможно, приложив немного усилий, ему удастся вернуться к своей обычной жизни.
Он не умер.
Он все еще жив. Да, он ослеп, но это не значит, что он не может прикасаться к своей шеллан и заниматься с ней любовью. Он может думать, ходить и слышать. Руки и ноги слушались его как обычно, и его сердце и легкие продолжали работать.
Приспособиться будет нелегко. Одна, пусть и реально потрясающая схватка, не сотрет из его жизни предстоящие месяцы неуклюжих попыток жить по-новому, и все оплошности, постоянные ляпы и раздражение.
Но у него была перспектива. В отличие от кровотечения из носа, полученного при падении на лестнице, то, что он приобрел сейчас, не казалось символом всего, что он потерял. Это больше походило на представление того, что он по-прежнему имел.
Материализовавшись в библиотеке особняка Братства, Роф улыбался, и затем, вставая с пола, только усмехнулся, когда одну из ног обожгло болью.
Сосредоточившись, он, прихрамывая, сделал два шага влево и... наткнулся на диван. Проделал еще десять и... обнаружил дверь. Открыл ее, прошел прямо по курсу пятнадцать шагов, и... нашел перила главной лестницы.
До него доносились звуки трапезы проходящей в столовой, глухой звон серебра и фарфора заполняли пустоту там, где раньше велись оживленные разговоры. А еще он ощущал запах... о, да… ягненок. То, что надо.
Сделав тридцать пять неторопливых шагов влево, он начал смеяться, особенно когда вытер лицо, и с руки закапала кровь.
Он точно осознал тот момент, когда все заметили его. Попадавшие ножи и вилки громко звякнули о тарелки, скрипы отодвигаемых стульев и проклятий наполнили пространство.
А Роф все продолжал смеяться.
– Где моя Бэт?
– О Боже, – сказала она, подходя к нему. – Роф... что случилось?
– Фритц, – позвал он, притягивая к себе свою королеву. – Ты не подашь мне еды? Я проголодался. И захвати полотенце, мне надо привести себя в порядок. – Он покрепче прижал Бэт. – Ты не покажешь мне, куда сесть, любовь моя?
Наступило длительное молчание, в котором, несомненно, звенело «святое-дерьмо-что-это».
– Кто, черт возьми, поиграл твоей рожей в футбол?
Роф только пожал плечами и провел рукой по спине своей шеллан.
– У меня появился новый друг.
– Адский друг.
– Это она.
– Она?
У Рофа заурчало в животе.
– Послушайте, могу я присоединиться к трапезе или как?
Что-то вернуло всем сосредоточенность, и потом последовали все возможные разговоры и суета. Бэт провела его через комнату. Когда Роф сел, в его руку вложили влажное полотенце, а перед собой он учуял тяжелый аромат розмарина и ягненка.
– Да сядьте уже, ради бога, – сказал он им, вытирая лицо и шею. Когда заскрипели стулья, он нащупал нож и вилку и постучал по тарелке, обнаружив ягненка, молодой картофель и… горох. Ага, это был горох.
Ягненок был изумителен. Именно такой, как ему нравился.
– Ты точно уверен, что это был друг? – засомневался Рейдж.
– Да, – сказал он, нежно сжимая руку Бэт. – Уверен.
--------------------------------------------------------
Игра Соедини точки – детская игра. Требуется соединить по порядку все точки и получится определенная картинка.
Лиможский фарфор всегда относился к наиболее востребованным высококачественным и дорогим товарам. Он отличается особой белизной, прозрачностью и отсутствием внутренних дефектов. Самые престижные марки – Авиланд и Бернардо.
, хоть он и не ангел ,но его забота и преданность по отношению к самым близким...подкупает что уж там.А вот Элена меня разочаровала...как можно так быстро разлюбить..(последняя встреча в ЗироСам.. 
) 
Я и не знала что эту книгу переводят!!! Да еще и 60 глав уже... Вот это дааааааа! Спасибо 