Перевод осуществлен сайтом "Официальный русский сайт Дж.Р.Уорд" (http://jrward.ru/) Размещено с разрешения переводчиков
Не предназначен лицам младше 18 лет.
Переводчики: Naoma, Рыжая Аня, Bewitched (при участии Лапочка-дочка и Avrile) Редактура: Tor_watt, Seyadina
Перевод окончен.
АННОТАЦИЯ В то время как воины-вампиры защищают свою расу от смертельных врагов, преданность одного вампира Братству подвергнется настоящему испытанию, а его истинная сущность перестанет быть тайной. Небольшой городок Колдвелл, штат Нью-Йорк, уже давно превратился в поле жестокой битвы между вампирами, защищающими свою расу, и их коварными врагами - Обществом Лессенинг. Однако есть в городе и еще одна сила, с которой нельзя не считаться. На протяжении многих лет Колдвелл остается территорией, подчиненной Ривенджу - наркобарону и хозяину скандально известного ночного клуба, в котором богатеи и парни, вооруженные до зубов, могут удовлетворить любые свои потребности. Но именно эта темная репутация и делает Ривенджа вовлеченным в историю с покушением на Рофа, Слепого Короля и лидера Братства. Несмотря на то, что его любимая сестра вышла замуж за одного из Братьев, Ривендж всегда старался держаться от них подальше. И на то была серьезная причина. Он - симпат, сама его сущность - смертельная тайна, раскрытие которой неизбежно приведет к изгнанию Рива в колонию социопатов. Но когда интриги в Братстве и за его пределами наносят удар и по Ривенджу, в надежде на спасение он обращается к единственному источнику света в его мрачном и темном мире - Элене. Она - далекая от грязи и махинаций, в которой погряз Рив - единственное, что держит его в этом мире, не давая ступить на путь нескончаемого разрушения.
«Добро» и «зло» никогда не были столь относительны, Применимо к таким, как ты. Но я согласна с ней. Для меня ты всегда был героем.
Огромная благодарность всем читателям «Братства Черного Кинжала», а также поклонникам с форума!
Большое спасибо: Стивену Аксельроду, Кейре Сезаре, Клэр Зион, Кэйре Уэлш и Лесли Гелбмен. Спасибо, Loop и Opal, а также нашим администраторам и модераторам за все, что вы сделали по доброте душевной!
Как всегда, спасибо моему исполнительному комитету: Сью Графтон, доктору Джессике Андерсон и Бэтси Воган. И спасибо несравненной Сюзанне Брокманн и фантастической Кристин Фихан (а также ее семье). Д.Л.Б. – сказать, что я уважаю тебя, будет тривиально, но все же. Мамочка любит тебя. N.T.M. – кто всегда прав, и по-прежнему остается любимым всеми нами. ЛиЭлла Скотт – та, которая владеет этим, да, детка, это так. Малышке Кайле и ее мамочке. Я так сильно люблю вас. Ничего бы не получилось без: моего любимого мужа, моего советчика, смотрителя и фантазера моей замечательной мамы, которая подарила мне столько любви, что я не смогу отплатить ей, моей семьи (по крови и по выбору); и дорогих друзей. О, и, конечно же, моя любовь лучшей стороне Собаки Писателя.
Лэш припарковал 550-ый Мерседес под одним из Колдвелловских мостов, черный седан был неотличим от теней, отбрасываемых гигантскими железобетонными опорами. Судя по часам на приборной панели, шоу близилось. Ну, если не возникнет никаких осечек. Ожидая, он размышлял о встрече с главой симпатов. В ретроспективе его бесило, какие чувства тот в нем вызывал. Лэш трахал девчонок. Точка. Не парней. Никогда. Такая хрень – для педиков, вроде Джона и его дружков-сопляков. Перенаправив ход мыслей, Лэш улыбнулся, думая, что уже не может дождаться момента, чтобы вновь представиться тем ублюдкам. В начале, когда его настоящий отец только-только обратил его, Лэш хотел тут же взяться за дело. В конце концов, Джон со своими парнями по-любому до сих пор зависали в ЗироСам, так что найти их не представлялось проблемой. Но время – это все. Лэш до сих пор наводил порядок в своей новой жизни, и хотел быть в отличной форме, когда уничтожит Джона, расправится с Блэем на глазах у Куина, а затем разделается с подонком, убившим его. Очень важно выбрать нужный момент. Будто по сигналу, между столбами остановились два автомобиля. Форд Эскорт принадлежал Обществу Лессенинг, а серебристый Лексус – собственность торговца. Клевые ободы у LS 600h. Весьма неплохие. Первым из Эскорта вышел Грэйди, а за ним – Мистер Д и два других лессера, что напоминало на разгрузку клоунского автомобиля, учитывая количество мяса, которым набили тачку. Когда они подошли к Лексусу, из 600h вылезли двое мужчин в недешевых шубах. Люди синхронно сунули в них свои правые руки, и Лэшу оставалось лишь молить, что «пусть уж лучше из нагрудных карманов покажутся пушки, чем значки». Если Грэйди накосячил, и эти парни – копы под прикрытием, выдающие себя за современных Крокетта и Таббса , то возникнут некоторые сложности. Но нет… никаких полицейских штучек, просто перешептывания, несомненно, что-то вроде «Какого хера ты притащил этих трех подхалимов на частную сделку?» Грэйди оглянулся на Мистера Д с выражением И-что-мне-теперь-делать, и маленький техасец взял все под контроль, шагнув вперед с кейсом. Поставив чемоданчик на Лексус, он открыл его, демонстрируя то, что казалось кучей стодолларовых купюр. На самом же деле они просто положили по одному Бенджи на каждую стопку. Шубы посмотрели вниз… Хлоп. Хлоп. Грэйди отпрыгнул, когда дилеры, как тряпки, свалились на землю, и раскрыл рот с унитаз шириной. Прежде, чем он завел песню «боже мой, вы что наделали», Мистер Д встал перед его мордой и дал оплеуху. Убийцы сунули свои пушки обратно в кожаные куртки, когда Мистер Д закрыл кейс, обошел машину и сел за руль Лексуса. Пока он отъезжал, Грэйди взглянул на лица бледных мужчин, будто ждал, что его самого застрелят. Вместо этого они просто направились обратно к Эскорту. После минутного замешательства, Грэйди поплелся следом, будто заново учился ходить, но, когда он начал открывать дверь автомобиля, убийцы не пустили его внутрь. Поняв, что его оставляют тут, Грэйди начал паниковать, забил руками и закричал. Что было охренеть как глупо, учитывая, что он стоял в пятнадцати футах от двух парней с пулями в мозгах. Прямо сейчас лучше заткнуться. Очевидно, один из убийц подумал то же самое. Он хладнокровно поднял пушку и направил дуло прямо в голову Грэйди. Тишина. Спокойствие. По крайней мере, со стороны идиота. Две двери закрылись, двигатель Эскорта завелся и захрипел. Взвизгнув шинами, убийцы сорвались с места, одарив ботинки и ноги Грэйди замерзшей грязью. Лэш включил фары Мерседеса, и Грэйди обернулся, прикрыв руками глаза. Был соблазн задавить его, но полезность парня охладила пыл. Лэш завел Мерседес, подъехал к сукиному сыну и опустил стекло. – Садись в машину. Грэйди опустил руки. – Какого черта тут… – Заткнись, мать твою. Садись в машину. Лэш закрыл окно и подождал, пока Грэйди плюхнется на пассажирское сиденье. Когда парень пристегивал ремень, у него стучали зубы, причем не от холода. Придурок побелел как мел, и вспотел, как трансвестит на «Джиантс Стадиум». – С таким же успехом ты мог и средь бела дня их убить, – пробормотал Грэйди, когда они выехали на дорогу около реки. – Там же глаза повсюду… – В этом-то и смысл. – У Лэша зазвонил телефон, и он, разогнавшись на магистральном въезде и оказавшись на шоссе, ответил: – Очень славно, Мистер Д. – Думаю, все прошло хорошо, – сказал техасец. – Только вот я не видел никаких наркотиков. Должно быть, они в чемодане. – Они в той тачке. Где-то внутри. – Встречаемся там же, в Хантербреде? – Да. – Эй, эм, слушай, буш че-нить делать с этой машиной? Лэш улыбнулся, думая, что алчность была огромной слабостью подчиненного. – Перекрашу, куплю для нее ВИН и номера. Повисла пауза, будто лессер ждал большего. – О, здорово. Будет сделано, сэр. Лэш повесил трубку и повернулся к Грэйди. – Хочу знать всех крупных дилеров в городе. Их имена, территории, товар, все. – Не знаю, есть ли у меня вся нужная информация… – Тогда тебе же лучше все разузнать. – Лэш бросил свой телефон парню на колени. – Звони куда надо. Покопайся. Хочу знать каждого местного дилера. А потом слона, который их кормит. Колдвелловского оптовика. Грэйди откинул голову на сиденье. – Черт. Я думал, дело … в моем бизнесе. – Твоя вторая ошибка. Начинай звонить и дай мне, что я хочу. – Слушай… Не думаю что это… Мне, наверное, домой пора… Лэш улыбнулся пареньку, обнажив клыки и сверкнув глазами. – Ты уже дома. Грэйди вжался в сиденье, а затем потянулся к ручке двери, несмотря на то, что они неслись по шоссе со скоростью семьдесят миль в час. Лэш заблокировал замки. – Прости, но ты теперь в деле, и в самый его разгар выйти никак нельзя. А теперь, делай чертовы звонки и не выпендривайся. Или я порежу тебя на кусочки и буду наслаждаться каждой секундой твоего крика.
***
Роф стоял около Безопасного места на охрененно холодном ветру, наплевав на дрянную погоду. Возвышаясь перед ним, мечта Роквелла из «Предоставьте это Биверу» , дом, предоставивший убежище жертвам домашнего насилия, был большим, разросшимся за счет пристроек, и гостеприимным; окна закрыты стеганой драпировкой, на двери кольцо, а перед входом лежал коврик с надписью «добро пожаловать». Будучи мужчиной, он не мог зайти внутрь, поэтому ждал, как садовый гном на жесткой жухлой траве, молясь, чтобы его любимая лилан была там… и захотела его увидеть. Проведя весь день в кабинете, надеясь, что Бэт придет к нему, он наконец-то обшарил особняк. Не найдя ее там, он взмолился, чтобы она помогала здесь, что делала довольно часто. На крыльце появилась Марисса, закрыв за собой дверь. Шеллан Бутча, и в прошлом кровная супруга Рофа, в своих черных брюках и пиджаке выглядела по-деловому, светлые волосы были уложены в элегантный шиньон, и пахла она океаном. – Бэт только что ушла, – сказала Марисса, когда он подошел к ней. – Она вернулась домой? – На Редд Авеню. Роф застыл. – Что за… Почему она там? – Вот дерьмо, его шеллан одна в Колдвелле? – Ты имеешь в виду ее старую квартиру? Марисса кивнула. – Думаю, ей хотелось вернуться туда, откуда все началось. – Она одна? – Насколько мне известно. – Господи Иисусе, ее однажды уже похитили, – рявкнул он. Когда Марисса отпрянула, он выругался про себя. – Слушай, извини. Прямо сейчас я совсем не могу здраво мыслить. Марисса улыбнулась. – Это прозвучит плохо, но я рада, что ты бесишься. Ты это заслужил. – Да уж, я был дерьмом. Кучей дерьма. Марисса подняла голову к небу. – На этой ноте хочу дать тебе совет, на случай, когда ты пойдешь к ней. – Дерзай. Идеальные черты ее лица разгладились, и когда она вновь сосредоточилась на нем, в ее голосе звучала печаль. – Попытайся не злиться. Когда ты в ярости, то похож на огра, и прямо сейчас Бэт нужно напомнить, почему она должна доверять тебе, а не отгораживаться. – Верно сказано. – Всего доброго, мой повелитель. Он кивнул ей, слегка качнув головой, и дематериализовался прямо на Редд Авеню, где находилась квартира Бэт, в которой они впервые встретились. Направляясь туда, он прекрасно почувствовал на собственной шкуре, с чем его шеллан приходится иметь дело каждый раз, когда он уходит в город. Дражайшая Дева-Летописеца, как же она справляется со страхом? С мыслью о том, что все может быть не в порядке? С фактом, что в знании, где он, опасности больше, нежели безопасности? Приняв форму перед домом, он вспомнил ночь, когда собирался найти Бэт после смерти ее отца. Он был вынужденным, неподходящим спасителем, исполняющим последнюю волю своего друга и обещавшим помочь ей пройти изменение… а она даже не знала, кем являлась. Сначала все прошло не совсем гладко, но во второй раз, когда он пытался с ней поговорить? Очень даже гладко. Боже, ему снова хотелось быть с ней вот так. Кожа к коже, двигаясь вместе, он глубоко внутри нее, отмечая ее, делая своей. Но до этого еще далеко, если конечно, это вообще когда-либо снова произойдет. Роф обошел двор; его ботинки не издавали ни звука, и огромная тень падала на холодную землю под ногами. Бэт сидела съежившись на шатком столике для пикника, за которым он сам однажды сидел, и заглядывала в квартиру, как и он, когда пришел к ней. Холодный ветер развевал ее темные волосы, из-за чего казалось, будто она под водой и плывет при сильном течении. Она обернулась, должно быть, почувствовав его запах. Взглянув на него, она села чуть прямее, продолжая держаться за купленную им парку North Face . – Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Марисса сказала мне, где ты. – Он бросил взгляд на раздвижные стеклянные двери в квартире, а затем вновь на нее. – Не возражаешь/не против, если я присоединюсь? – Эм… ладно. Все нормально. – Она заерзала, когда он подошел. – Я не собиралась долго тут сидеть. – Правда? – Хотела увидеться с тобой. Не знала, когда ты пойдешь сражаться, и подумала, что еще есть время… Но, потом, я не знаю, я… Она не закончила предложение, и Роф забрался на стол, рядом с ней, ножки скрипнули, принимая его вес. Он хотел заключить ее в объятия, но не решился, надеясь, что парка сделает свою работу и не даст ей замерзнуть. В воцарившейся тишине в его голове вертелись разные слова, все они выражали извинение, и все были чепухой. Он уже сказал, как сожалеет, и она знала, что это было искренне. И пройдет еще много времени, прежде чем он перестанет жалеть, что не может сделать что-то еще для их примирения. Этой холодной ночью, они застряли между прошлым и будущим, и он мог лишь сидеть с ней и заглядывать в темные окна квартиры, в которой она когда-то жила… до того, как судьба свела их вместе. – Не помню, чтобы была здесь особо счастлива, – тихо сказала она. – Правда? Она провела рукой по лицу, убирая с глаз пряди волос. – я не любила приходить домой с работы и быть тут одной. Спасибо Богу за Бу. Без кота? То есть, ТВ едва ли достаточно для человека. Он не мог вынести мысли, что она была сама по себе. – Так ты не хочешь повернуть время вспять? – Господи, нет. Роф выдохнул. – Я рад. – Я работала на того похотливого придурка, Дика, в газете, пахала за троих, но ничего не добивалась, потому что была молодой женщиной, а старые добрые мальчики угрозу во мне не видели – они состояли в сговоре. – Она встряхнулась. – Но знаешь, что самое худшее? – Что? – Я жила с чувством, что происходит что-то, что-то важное, но не знала, что именно. Будто… я понимала, что есть страшная тайна, но разгадать ее не могла. Это чуть не свело меня с ума. – Так, узнав, что ты не просто человек… – В последние месяцы все было хуже. – Она взглянула на него. – Еще с осени… я чувствовала, что-то не так. На уровне подсознания я это знала, чувствовала. Ты перестал регулярно приходить в постель, а если и приходил, то не ради сна. Ты никак не мог улечься. Практически не ел. Не питался. Правление всегда нервировало тебя, но последние пару месяцев были другими. – Она вновь посмотрела на свою старую квартиру. – Я знала, но не хотела признавать, что ты и в самом деле можешь мне лгать о чем-то столь значительном и ужасающем как то, что ты сражаешься в одиночку. – Блин, я не хотел так с тобой поступать. Когда она продолжила, ее профиль был одновременно и прекрасным, и несчастным: – Думаю, эту часть мозготраха я пропущу. Все это напоминает мне о том, как я проживала каждый день своей жизни. После того, как я прошла через изменение, и мы с тобой стали жить с Братьями, я почувствовала такое облегчение, потому что наконец-то знала наверняка то, о чем всегда догадывалась. Правда очень? успокоила меня. Я чувствовала себя в безопасности. – Она повернулась к нему. – А теперь это? Ложь? Не думаю, что смогу снова доверять своей действительности. Я просто не чувствую себя в безопасности. То есть, ты – это весь мой мир. Весь мой мир. Все основано на тебе, потому что наш брак – фундамент моей жизни. Так что дело здесь в куда большем, чем просто том, что ты сражаешься. – Да. Дерьмо. Какого черта он ляпнул? – Я знаю, у тебя есть свои причины. – Да. – И понимаю, что ты не хотел причинять мне боль. – Это было скорее вопросом, чем утверждением – на последних словах интонация повысилась. – И в мыслях не было. – Но ты ведь знал, что мне будет больно. Роф поставил локти на колени и уперся на них. – Да, знал. Поэтому я не мог уснуть. Казалось неправильным не говорить тебе. – Ты боялся, что я запрещу тебе выходить или еще что-то? Что сдам тебя за нарушение закона? Или… – Вот в чем дело… В конце каждой ночи я приходил домой и говорил себе, что больше не буду этого делать. И на каждом закате понимал, что подпоясываюсь своими кинжалами. Я не хотел, чтобы ты волновалась, и уверял себя, что это долго не продлиться. Но ты была права, наехав на меня. Я не собирался останавливаться. – Когда вспыхнула головная боль, он снял очки и потер глаза. – Это было так неправильно, и я не могу смириться с тем, как поступил с тобой. Это убивало меня. Ее рука оказалась на его ноге, и Роф замер, ее нежное прикосновение было большим, чем он заслужил. Когда Бэт слегка погладила его бедро, он надел очки обратно и осторожно поймал ее руку. Никто не сказал ни слова, пока они держались друг за друга, ладонь к ладони. Порой слова стоят меньше воздуха, который их приносит, когда дело касается сближения. Когда по двору пронесся холодный ветер, из-за которого начала потрескивать сухая листва, лежавшая перед ними, в старой квартире Бэт включился свет, заливая собой уголок кухни и единственную гостиную. Бэт засмеялась. – Они расставили мебель так же, как и я, футон напротив длинной стены. А значит, им прекрасно была видна парочка, вломившаяся в квартирку и направившаяся к кровати. Люди прижались друг к другу, губы к губам, бедро к бедру, и приземлились на футон в грязной схватке, мужчина возвышался над женщиной. Будто данное шоу ее смутило, Бэт слезла со стола и прокашлялась. – Думаю, мне лучше вернуться в Безопасное место. – Я сегодня не выхожу. Буду дома, знаешь, всю ночь. – Это хорошо. Попытайся немного отдохнуть. Боже, эта отчуждение? ужасала, но, по крайней мере, они разговаривали. – Хочешь увидеться там? – Со мной все будет в порядке. – Бэт закуталась в свою парку, ее лицо утонуло в воротнике. – Как же холодно. – И не говори. – Когда пришло время расставания, ему хотелось узнать, как между ними обстоят дела, и страх сделал его зрение достаточно четким. Боже, как же ему было ненавистно одиночество, отражавшееся на ее лице. – Ты даже не представляешь, как мне жаль. Бэт коснулась его подбородка. – Я слышу сожаление в твоем голосе. Он взял ее руку и приложил к своему сердцу. – Без тебя я ничто. – Не правда. – Она отстранилась от него. – Ты король. Не зависимо от того, кто твоя шеллан, ты – это все. Бэт дематериализовалась, ее жизненно необходимое, дарящее тепло сменилось холодным декабрьским ветром. Роф выждал еще минуты две, а затем дематериализовался в Безопасное место. После всего того времени, что они кормились друг от друга, в ней было столько его крови, что он чувствовал ее присутствие за толстыми стенами учреждения, нагруженного безопасностью, и знал, что она под надежной защитой. С тяжелым сердцем Роф вновь дематериализовался, направляясь обратно в особняк. У него есть швы, которые нужно снять, и целая ночь, которую предстоит провести в одиночестве в своем кабинете. -------------------------------------------------------------------------------------- Риккардо Таббс и Сани Крокетт – герои популярного американского телесериала о полицейских, работающих в Майами под прикрытием, под названием Полиция Майами: отдел нравов. «Предоставьте это Биверу» (Leave It To Beaver) – семейная комедия 1950-1960-х годов о любознательном, но зачастую наивном мальчике по имени Теодор «Бивер» Кливер и о его приключениях в школе, дома и по соседству. North Face – розничный продавец высокотехнологичной одежды для альпинистов и оборудования, необходимого для восхождений, спортивной одежды и инвентаря. Футон
Через час после того как Трэз отнес поднос обратно на кухню, желудок Рива начал бунтовать. Черт, если овсянка больше не подходит, что тогда остается? Бананы? Белый рис? Гребаные детские кашицы Гербер ? И в хреновом состоянии не только пищеварительный тракт. Если бы он мог что-либо чувствовать, то наряду с тошнотой прописалась бы головная боль. Всякий раз, как появлялся источник света, например, когда Трэз приходил проведать его, Рив тут же начинал неконтролируемо моргать, его веки сами нескоординированно опускались и поднимались, исполняя глазную версию «Safety Dance» ; а затем слюна открывала течь, и он начинал компульсивно глотать. А значит, за этим последует тошнота. Когда зазвонил телефон, Рив нащупал его рукой и поднес к уху, не поворачивая голову. Сегодня в ЗироСам многое происходит, и ему нужно быть в курсе событий. – Да. – Привет… ты мне звонил? Взгляд Рива метнулся к двери ванной, сквозь косяки пробивался слабый свет. О, Боже, он же еще не принял душ. Он до сих пор покрыт недавним сексом. Даже если Элена примерно в трех часах езды отсюда, и у него не включена веб-камера, он чувствовал себя абсолютно мерзким, просто разговаривая с ней. – Привет, – резко сказал он. – Ты в порядке? – Да. Что было абсолютной ложью, и замешательство в его голосе выставило ее напоказ. – Ну, я, эм… я увидела, что ты мне звонил… – Когда он издал какой-то сдавленный звук, Элена остановилась. – Ты болен. – Нет… – Ради Бога, пожалуйста, покажись в клинике… – Не могу. Я… – Боже, он не мог с ней разговаривать. – Я за городом. Длинная пауза. – Я привезу тебе антибиотики. – Нет. Она не должна увидеть его в таком состоянии. Блин, она никогда снова не должна его видеть. Он мерзок. Мерзкая, грязная шлюха, которая позволяет кому-то ненавистному прикасаться, присасываться к нему, использовать его и заставлять делать то же самое с ней. Принцесса права. Он гребаный ходячий член. – Рив? Позволь приехать к тебе… – Нет. – Проклятье, не поступай так с собой! – Ты не можешь меня спасти! – крикнул он. Сорвавшись, он подумал: «Господи… откуда это взялось?» – Прости… ночь выдалась не из легких. Когда Элена вновь заговорила, ее голос был лишь слабым шепотом: – Не поступай так со мной. Не заставляй меня смотреть на тебя в морге. Не делай этого со мной. Рив зажмурился. – Я ничего с тобой не делаю. – Черта с два не делаешь. – В ее голосе послышался всхлип. – Элена… Стон отчаяния, раздавшийся на другом конце провода, был очень четким: – О… Боже. Знаешь, мне плевать. Давай, прикончи самого себя. Она повесила трубку. – Черт. – Он потер лицо. – Черт! Рив сел и запустил мобильник в дверь ванной. И как только тот отскочил от панелей и отлетел в сторону, Рив понял, что разбил единственную вещь, в которой был ее номер. Разбрасывая одеяла, он кое-как с ревом выкарабкался из постели. Не самый удачный ход. Когда онемевшие ноги коснулись ковра, он превратился в летающую тарелку, и едва успел сделать вдох, прежде чем упасть лицом вниз. От удара пол загудел как при взрыве бомбы, и он подполз к телефону, следя за подсветкой, все еще горевшей на экране. Пожалуйста, черт, блин, пожалуйста, если Бог существует… Он уже почти добрался до него, когда распахнулась дверь, чуть не заехав ему по голове и задев телефон, который, как хоккейная шайба, отлетел в противоположную сторону. Когда Рив развернулся и потянулся к нему, то крикнул Трэзу: – Не стреляй! Трэз был в полной боевой готовности, пушка дулом вверх и направлена на окно, затем на шкаф, а потом на кровать. – Это что нахрен было? Рив растянулся на полу, чтобы достать телефон, который улетел под кровать. Добравшись до него, он закрыл глаза и поднес его ближе к лицу. – Рив? – Пожалуйста… – Что? Пожалуйста… что? Он открыл глаза. Экран мерцал, и он быстро нажал на кнопки. Входящие звонки… входящие звонки… входящие зв… – Рив, какого черта тут происходит? Вот он. Номер. Он уставился на семь цифр, следующие за кодом местности, пытаясь их запомнить, будто они были шифром к его собственной безопасности. Экран потемнел, и Рив позволил голове упасть на руку. Трэз присел рядом с ним. – Ты как? Рив выполз из-под кровати и сел, комната закружилась, как карусель. – О… чтоб меня. Трэз сунул пистолет в кобуру. – Что случилось? – Я бросил телефон. – Да. Конечно же. Потому что он весит достаточно, чтобы сделать из него… эй, полегче, вот так. – Трэз поймал его, когда Рив попытался встать. – Ну и куда ты собрался? – Мне нужен душ. Мне нужно… Еще больше мучительных сцен с принцессой всплыло у него в голове. Он видел, как изгибается ее спина, и та красная сетка сползает с ее задницы. Видел себя, вошедшего глубоко, врезавшегося в нее до тех пор, пока собственное копье не заперло его там, чтобы семя растеклось внутри нее. Рив прижал к глазам кулаки: – Мне нужно… О, Боже… Он кончил, когда был со своей шантажисткой. И не единожды, а раза три или четыре. По крайней мере, шлюхи в его клубе, ненавидящие то, чем занимаются за деньги, могут успокоить себя тем, что не получают от этого удовольствия. Но мужская разрядка говорит сама за себя, так ведь? Рвотный рефлекс Рива усилился, и он в панике, скрючившись, потащился в ванную. Овсянка и тост преуспели в попытке освободиться, и Трэз стоял в это время рядом, держа его над унитазом. Рив не чувствовал рвоту, но был чертовски уверен, что его пищевод разрывается на части, потому что после пары минут кашля, попыток дышать и созерцания звезд перед глазами, из него начала выходить кровь. – Ляг, – сказал Трэз. – Нет, душ… – Ты не в той форме… – Я должен смыть ее с себя! – Голос Рива разнесся не только по его спальне, но и по всему дому. – Черт возьми… я терпеть ее не могу. Этот момент точно относился к разряду «ну ни хрена се»: Рив был из тех, кто не попросит спасательный жилет, даже утопая, и он никогда не трепался о соглашении с принцессой. Он проходил через это, делал то, что должен, и платил за последствия, потому что все это стоило того, чтобы сохранить их с Хекс секрет. «И тебе это даже нравится», подметил внутренний голос. «Когда ты с ней, тебе не нужно извиняться за свою сущность». Отвали, сказал он сам себе. – Прости, что наорал на тебя, – хрипло сказал он своему другу. – Забей. Не виню тебя. – Трэз осторожно поднял его с кафеля и попытался подвести к ванне. – Самое время. Рив наклонился к душу. – Погоди, – сказал Трэз, отдергивая его. – Сейчас сделаю воду теплой. – Я ее не почувствую. – У твоей температуры и так проблем достаточно. Просто стой тут. Когда Трэз наклонился к мраморному душу и включил воду, Рив посмотрел на свой член, болтавшийся между ног. Он казался чьим-то чужим, и это было хорошо. – Ты понимаешь, что я могу убить ее ради тебя, – сказал Трэз. – Обставить, как несчастный случай. Никто не узнает. Рив покачал головой: – Не хочу, чтобы ты вляпался в это дерьмо. У нас в нем погрязло достаточно людей. – Предложение остается в силе. – Принял к сведению. Трэз сунул руку в воду, проверяя ее, а его шоколадные глаза вновь посмотрели на Рива и внезапно побелели от гнева. – Давай уясним. Ты умрешь и я в лучших традициях Теней живьем с этой сучки кожу сдеру и пошлю твоему дяде. А затем зажарю труп и сожру мясо с ее костей. Рив улыбнулся – это не было бы каннибализмом, потому что на генетическом уровне у Теней с симпатами столько же общего, как у людей с курицами. – Хренов Ганнибал Лектор, – прошептал он. – Ты нас знаешь. – Трэз стряхнул с руки воду. – Симпаты… самое то на обед. – И откажешься от стручковой фасоли? – Не, но к ней можно и славное Кьянти , а еще картошечки фри. К мясу нужна картошка. Давай, поставим тебя под воду и смоем эту сучку. Трэз подошел и отвел Рива от раковины. – Спасибо, – тихо сказал Рив, когда они заковыляли к душу. Трэз пожал плечами, прекрасно понимая, что говорят они не о походе в ванную. – Ты бы сделал для меня тоже самое. – Верно. Встав под воду, Рив натирал себя «Дайалом» до тех пор, пока кожа не стала красной, как малина, и вышел из душа только после того, как совершил свое тройное омовение. Когда он ступил на кафель, Трэз протянул ему полотенце, и он вытерся как можно быстрее, не теряя при этом равновесия. – Кстати, об услугах… – произнес он. – Мне нужен твой телефон. Твой телефон и немного уединения. – Ладно. – Трэз помог ему дойти до кровати и накрыл его одеялом. – Знаешь, хорошо, что это одеяло не в огонь приземлилось. – Ну, так ты дашь мне свой телефон? – Хочешь в футбол им поиграть? – До тех пор, пока моя дверь закрыта, нет. Трэз протянул ему «Нокию»: – Аккуратней с ней. Она совсем новая. Оставшись в одиночестве, Рив осторожно набрал номер, не имея понятия, правильно ли, нажал на кнопку вызова и начал молиться. Бип. Бип. Бип. – Алло? – Элена, мне так жаль… – Элена? – произнес женский голос. – Извините, здесь нет никакой Элены.
***
Элена сидела в машине скорой помощи, по привычке сдерживая слезы. Не похоже, чтобы ее кто-нибудь мог увидеть, но анонимность не имела значения. Ее латте остывал в двойном стакане, периодически работал обогреватель, и она держала себя в руках, потому что именно так всегда поступала. Пока с визгом не заработало радио и не вывело ее из оцепенения. – База четвертой, – сказала Катя. – Четвертая, прием. Потянувшись к трубке, Элена подумала: «Видишь, вот почему никогда нельзя расслабляться. А что, если бы она все-таки распустила нюни, и сейчас ей пришлось бы отвечать на позывные? Так нельзя». Она нажала на кнопку «говорить»: – Четвертая слушает. – Ты в порядке? – Эм, да. Мне просто нужно было… Я сейчас вернусь. – Да нет ничего срочного. Не торопись. Просто хотела убедиться, что ты в норме. Элена взглянула на часы. Боже, уже почти два. Она сидит тут, травясь работающим двигателем и отоплением, уже почти два часа. – Прости, я и понятия не имела который час. Кому-нибудь нужна скорая? – Нет, мы просто беспокоились о тебе. Я знаю, ты помогала Хэйверсу с тем телом и… – Я в порядке. – Она открыла окно, чтобы впустить немного воздуха, и переключила передачу. – Уже еду. – Не спеши, и, слушай, почему бы тебе не отдохнуть остаток ночи? – Да все нормально… – Это не просьба. И я поколдую над графиком, чтобы у тебя и завтра был выходной. Тебе нужно отдохнуть после сегодняшнего. Элена хотела поспорить, но знала, что это лишь покажется защитной реакцией, и, кроме того, будет бесполезно, поскольку решение уже принято. – Ладно. – Будешь возвращаться, не торопись. – Хорошо. Конец связи. Она положила трубку и направилась к мосту, который перенесет ее через реку. Элена только собралась разогнаться на горке, как зазвонил телефон. Так Рив решил ей перезвонить. Неудивительно. Она вытащила телефон только для того, чтобы убедиться, что это был он, а не потому, что собиралась отвечать. Незнакомый номер? Она нажала на кнопку «принять» и поднесла мобильник к уху. – Алло? – Это ты? Глубокий голос Рива все еще умудрялся посылать по телу приятную дрожь, несмотря на то, что она злилась на него. И на себя. Да и на всю ситуацию, в принципе. – Да, – сказала она. – А это не твой номер. – Нет, не мой. С моим мобильником произошел несчастный случай. – Слушай, меня это не касается, – выпалила она, пока он не начал извиняться. – Что бы там с тобой ни происходило. Ты прав, я не могу спасти тебя… – Почему ты вообще хочешь попытаться? Она нахмурилась. Если бы вопрос был полон жалости к себе или обвинений, она бы просто повесила трубку и сменила номер. Но в его голосе слышалось лишь искреннее замешательство. Оно, и крайняя усталость. – Я просто не понимаю… почему? – прошептал он. Ее ответ был прост и шел из глубины души: – Как я могу не хотеть. – Что, если я этого не заслуживаю? Она подумала о Стефане, лежащем на том столе из нержавеющей стали, его холодном и израненном теле. – Все, у кого бьется сердце, заслуживают спасения. – Вот почему ты стала медсестрой? – Нет. Потому что хочу однажды стать доктором. Спасение – вот, как я вижу мир. Тишина между ними длилась целую вечность. – Ты в машине? – наконец сказал он. – В скорой, на самом деле. Возвращаюсь в клинику. – Ты одна на улице? – прорычал он. – Да, и заканчивай нести чушь в стиле мачо. У меня под сиденьем пистолет, и я знаю, как им пользоваться. На другом конце провода раздался коварный смех. – А это заводит. Извини, но это так. Она не смогла сдержать слабую улыбку. – Знаешь, ты меня с ума сводишь. Несмотря на то, что я совсем тебя не знаю, ты выводишь меня из себя. – Почему-то для меня это комплимент. – Пауза. – Прости за срыв. Тяжелая ночь. – Да ну, аналогично. И про «прости» и про «тяжелую ночь». – Что случилось? – Да много чего. А у тебя? – То же самое. Когда он заерзал на кровати, зашуршали простыни. – Ты опять в постели? – Да. И да, ты все еще не хочешь знать. Она широко улыбнулась: – Клонишь к тому, что мне не следует спрашивать, что на тебе надето? – В яблочко. – Знаешь, мы ведь опять за старое. – Она стала серьезной. – Мне кажется, ты очень болен. У тебя голос сиплый. – Со мной все будет нормально. – Слушай, если ты не можешь приехать в клинику, я могу привезти то, что нужно, могу привезти лекарства. – Звонкая тишина на другом конце продолжалась так долго, что она сказала, – Эй? Ты там? – Завтра ночью… сможешь приехать? Она сильнее сжала руками руль. – Да. – Я живу на последнем этаже Коммодора. Знаешь здание? – Да. – Сможешь быть там к полуночи? Восточная сторона. – Да. Его выдох, казалось, говорил о смирении: – Буду ждать. Осторожней за рулем, ладно? – Ладно. И больше не кидайся телефоном. – Как ты узнала? – Если бы передо мной было открытое пространство вместо приборной панели скорой, я бы поступила точно так же. Его смех заставил ее улыбнуться, но улыбка эта пропала, когда она повесила трубку и положила телефон обратно в сумочку. Несмотря на то, что Элена ехала на скорости 65 миль в час , а на дороге не было никаких помех, ей казалось, что все выходит из-под контроля, кренится от ограждения к ограждению, оставляя дорожку искр, пока она вела больничную машину. Встретиться с ним завтра ночью, побыть с ним вдвоем в каком-то уединенном месте – это определенно плохая затея. Но она все равно на это пойдет. ------------------------------------------------------------- Гербер – крупнейший производитель детского питания в мире. The Safety Dance – популярная песня 1980-х группы «Мужчины без шляп» (Men Without Hats). Кьянти – знаменитое итальянское сухое красное вино, производимое в регионе Тоскана. Примерно 104 км
Монтрег, сын Рема, повесил трубку и взглянул на французские двери отцовского кабинета. Сады, деревья и холмистая лужайка, как и великолепный особняк и все в нем, теперь принадлежали ему, а не были наследством, которое однажды перейдет в его руки. Получив земли, он наслаждался чувством собственности, поющим в крови, но открывавшийся сейчас вид его не впечатлил. Все приготовлено к зиме: клумбы пусты, цветущие фруктовые деревья накрыты сеткой, на кленах и дубах нет листвы. В результате виднелась лишь подпорная стена, что попросту не красиво. Уж лучше прикрыть чем-нибудь те ужасные навороты системы безопасности. Монтрег развернулся и подошел к более приятному виду, хотя он и висел на стене. С внезапным приливом благоговения он рассматривал свою любимую картину так, как делал всегда, поскольку Тернер заслуживал почтения, как за свое мастерство, так и за выбор предмета произведения. Особенно в этой работе: изображение солнца, садящегося за морем, было во стольких отношениях шедевральным, оттенки золотого, персикового и ярко красного – просто пиршество для глаз, биологией лишенных подлинного обжигающего тепла, которое поддерживает, вдохновляет и согревает мир. Такая картина будет гордостью любой коллекции. У него в одном этом доме три Тернера. Рукой, трясущейся от предвкушения, он взялся за нижний правый угол позолоченной рамы и снял со стены вид на море. Сейф, скрывавшийся за ним, по размерам идеально соответствовал картине и был вставлен в гипсовые планки. После того, как он ввел комбинацию на диске, произошел неуловимый сдвиг, едва слышимый, не дававший никакого намека, что каждый из шести штырей был толщиной с предплечье. Сейф открылся беззвучно, включился внутренний свет, заливая собой пространство в двенадцать кубических футов, заполненное маленькими кожаными мешочками с драгоценностями, пачками стодолларовых купюр и папками с документами. Монтрег принес обвязанный кружевом стул-стремянку и забрался на его цветастую спинку. Потянувшись в самый конец, минуя все документы на недвижимость и акционерные сертификаты, он взял ящичек, затем закрыл сейф, повесил назад картину, и все стало как раньше. Переполненный возбуждением и предвкушением открывающихся возможностей, он поставил металлический сундучок на стол и достал ключи из потайного отделения нижнего левого ящика стола. Отец поделился с ним комбинацией сейфа и показал его месторасположение, а когда у Монтрега появятся собственные сыновья, он передаст это знание им. Вот гарантия того, что ценные вещи не пропадут. От отца к сыну. Крышка ящика открылась не с тем же точным, плавным сдвигом, как дело обстояло с сейфом. Этот скрипел, петли протестовали нарушению их покоя и неохотно показали то, что лежало в его металлическом брюшке. Они все еще там. Слава Деве-Летописеце, они все еще там. Потянувшись к ним, Монтрег подумал, что столь непримечательные, эти страницы сами по себе не стоят и пенни. Чернила, пропитавшие их волокна, тоже. Но благодаря знаниям, содержавшимся в них, они были бесценны. Без них он ужасно рисковал. Монтрег взял один из двух документов, не заботясь о том, какой именно, поскольку они были идентичны. Меж осторожных пальцев он держал вампирский эквивалент письменных показаний, трехстраничное, рукописное, подписанное кровью заявление, касающееся событий, произошедших двадцать четыре года назад. Заверенная подпись на третьей странице была небрежной – коричневые каракули, едва разборчивые. Но ведь сделаны они были умирающим человеком. «Отцом» Ривенджа, Ремпуном. Документ на Древнем Языке излагал опасную правду: похищение матери Ривенджа симпатами, его зачатие и рождение, ее побег и последовавшее замужество за Ремпуном, аристократом. Последняя часть вызывала столько же осуждения, как и все остальное: «Клянусь честью своей, и честью кровных предков и потомков своих, истину говорю вам, этой ночью пасынок мой, Ривендж, напал на меня и нанес телу моему раны смертельные своими голыми руками на плоти моей. Сделал он так с умыслом злым, заманив меня в кабинет мой, спор спровоцировав. Безоружен был я. Нанеся мне раны, ходил он по кабинету, приготавливая комнату так, дабы казалось, что совершено было вторжение в нее злоумышленниками. Воистину, оставил он меня на полу в ожидании холодной руки смерти, которая схватит телесную форму мою, и покинул помещение. Всколыхнул жизнь во мне ненадолго друг мой дражайший, Рем, нанесший визит мне с целью дела обсудить. Не ожидаю я выжить. Пасынок мой убил меня. Это последняя моя исповедь на земле как духа, заключенного в плоть и кровь. Да проводит меня Дева-Летописеца в Забвение со всей ее милостью и рвением». Как позже объяснил отец Монтрега, Ремпун по большей части все верно изложил. Рем пришел по делу и обнаружил не только пустой дом, но и окровавленное тело своего партнера, и сделал то, что на его месте сделал бы любой разумный мужчина: сам обшарил кабинет. Думая, что Ремпун был мертв, он пытался найти деловые бумаги, чтобы доля друга не вошла в наследственное имущество, и Рем бы тогда стал единоличным владельцем концерна. Преуспев в этом, он уже почти вышел из кабинета, как Ремпун подал признаки жизни, и с его потрескавшихся губ слетело имя. Рем не возражал против роли авантюриста, но стать подозреваемым – это уж слишком. Он позвонил доктору, и, пока Хэйверс был в пути, умирающий мужчина кое-как смог пробормотать ужасную историю, стоившую даже больше, чем весь концерн. Быстро сообразив, Рем задокументировал рассказ и поражающую правду об истинной сущности Ривенджа, и помог Ремпуну подписать страницы… тем самым, превратив их в законный документ. Затем мужчина потерял сознание и к тому моменту, когда прибыл Хэйверс, был уже мертв. Уходя, Рем забрал и деловые бумаги, и показания, и за то, что он пытался спасти умирающего, его посчитали отважным героем. Конечно же, полезность признания была очевидной, но вот когда именно воспользоваться этой информацией – менее ясно. Связываться с симпатами опасно, что и подтвердила пролитая кровь Ремпуна. Даже будучи умным человеком, Рем сидел на информации, все сидел… пока не стало слишком поздно, чтобы пустить ее в ход. По закону гражданин обязан выдать симпата, но, очевидно, у Рема с этим возникли некоторые осложнения. Учитывая, сколько уже прошло времени, он понял, что находится в рискованном положении – ведь могут посчитать, что он, возможно, защищал Ривенджа. Приди он с такой информацией через двадцать четыре или сорок восемь часов после убийства? Ничего страшного. Но через неделю? Две? Месяц…? Слишком поздно. Рем рассказал Монтрегу о показаниях, и сын понял ошибку отца. Пока с этим ничего нельзя было сделать, и лишь в одном сценарии эта информация все еще чего-то стоила… и возможность представилась этим летом. Рема убили во время набегов, и сын унаследовал все, включая документы. Монтрега нельзя будет обвинить в выборе отца не раскрывать то, что он знал. Ему лишь нужно будет заявить, что он наткнулся на бумаги в отцовских вещах и, доложив о них, просто сделал то, что должен. Никто не узнает, что об этом ему давно известно. И никто никогда не поверит, что убийство Рофа задумал не Ривендж. Он, в конце концов, симпат, и нет веры их словам. Более того, он либо сам спустил курок, либо приказал убить короля, и, будучи Главой Совета, получал наибольшую выгоду от смерти. В первую очередь, именно поэтому Монтрег возвел мужчину в этот статус. Ривендж разберется с королем, а затем Монтрег пойдет на Совет и падет ниц перед коллегами. Скажет, что нашел бумаги только после того, как наконец-таки въехал в дом в Коннектикуте через месяц после набегов и после того, как Рива объявили Главой. Он поклянется, что как только нашел их, то связался с королем и рассказал ему обо всем по телефону… но Роф заставил его молчать, из-за компрометирующего положения, в котором оказывается Брат Зейдист: в конце концов, он женат на сестре Ривенджа, и такое родство связывает их с симпатами. Роф, конечно же, не сможет возразить, поскольку будет мертв, и, к тому же, короля и так недолюбливают за то, что он игнорирует конструктивную критику Глимеры. Совет с удовольствием поверит в очередную его ошибку, реальную или сфабрикованную. Это сложный маневр, но он должен сработать, потому что если Король скончается, раса будет искать убийцу прежде всего среди остатков Совета, и Рив, симпат, станет идеальным козлом отпущения: конечно же, симпат на такое способен! И Монтрег внесет свою лепту в принятие всеми этого мотива, рассказав, что Рив приходил к нему перед убийством и со странной убежденностью говорил о беспрецедентных переменах. Более того, место преступления никогда не бывает абсолютно чистым. Несомненно, должно будет остаться что-то, что свяжет Рива со смертью, либо потому, что там действительно что-то найдется, либо потому, что все станут искать именно такого рода доказательства. А когда Рив покажет на Монтрега? Ему никто не поверит, по большей части из-за того, что он симпат, но еще и потому, что, следуя примеру отца, в своих деловых сделках и социальных действиях Монтрег всегда создавал себе репутацию глубокомысленного и благонадежного человека. Насколько его сторонники в Совете знали, он был выше упреков, неспособным на обман, стоящим мужчиной из безупречного рода. Никто из них и понятия не имел, что они с отцом надули многих партнеров, помощников и кровных родственников… потому что осторожно выбирали жертву, дабы защитить свою личину. Итог? Рива обвинят в измене, арестуют или казнят согласно вампирским законам, либо депортируют в колонию симпатов, где его убьют за то, что он полукровка. Любой исход приемлем. Все уже устроено, вот почему Монтрег только что позвонил своему ближайшему другу. Взяв показания, он сам свернул их и положил в толстый кремовый конверт. Вытащив страницу из стопки личной бумаги из рельефного кожаного ящика, он написал небольшое послание мужчине, которого использовал как своего помощника, и подготовил почву для падения Ривенджа. В этой записке он объяснил, что, как уже сказал по телефону, он нашел это в личных бумагах отца, и если документ действителен, то он обеспокоен будущим Совета. Конечно, документ признают таковым – а сделает это контора его коллеги. А к тому времени Роф будет мертв, и обвинят в этом Рива. Монтрег зажег красную свечу, капнул воском на конверт, и запечатал в нем показания. На лицевой стороне он написал имя мужчины, и на Древнем языке указал «вручить получателю лично в руки», затем закрыл и запер металлический ящик, сунул его под стол, и вернул ключ на его безопасное место в потайном отделении. Нажав кнопку на телефоне, он подозвал швейцара, который взял конверт и тут же ушел, чтобы выполнить задание и передать его в нужные руки. Удовлетворенный, Монтрег понес ящик обратно к стенному шкафу, снял картину, набрал отцовскую комбинацию и вернул оставшийся экземпляр показаний на место: сохранить копию у себя было всего лишь осмотрительным поступком, на случай, если что-то случится с документом, находящимся на пути через границу Род-Айленда. Когда он вернул на место Тернера, пейзаж, как обычно, заговорил с ним, и на какой-то момент он позволил себе отступить от созданного им бедлама и окунуться в мирное прелестное море. Ветерок должен быть теплым, подумал он. Славная Дева-Летописеца, как же он скучал по лету в эти холодные месяцы, но, с другой стороны, такой контраст оживляет сердце. Без холода зимы никто не сможет по достоинству оценить знойные ночи июля и августа. Он представил, где будет находиться через шесть месяцев, когда над растянувшимся Колдвеллом в солнцестояние взойдет полная луна. Наступит июнь, он будет королем, избранным и уважаемым монархом. Если бы только его отец дожил до… Монтрег закашлял. С икотой вдохнул. Почувствовал что-то мокрое на своей руке. Он посмотрел вниз. Кровь залила перед рубашки. Открыв рот, чтобы закричать, он пытался сделать глубокий вдох, но вырвалось лишь бульканье… Он поднес руки к шее и обнаружил гейзер, бьющий из его вскрытой сонной артерии. Обернувшись, он увидел стоящую перед ним женщину с мужской стрижкой, одетую в черную кожу. Лезвие ножа в ее руке было красным, а ее лицо – холодной маской беспристрастности. Монтрег упал перед ней на колени, а затем повалился направо, все еще пытаясь удержать столь необходимую для жизни кровь в своем теле, а не на отцовском Обюссоне. Он был еще жив, когда она перевернула его, вытащила закругленное устройство, сделанное из черного дерева, и опустилась на колени.
***
Будучи убийцей, Хекс оценивала свою работу по двум параметрам. Во-первых, попала ли она в свою цель? Слова тут излишни. Во-вторых, чистое ли убийство? То есть, не должно быть сопутствующих повреждений, а именно других смертей, чтобы защитить себя, свою личность и/или личность того, кто дал ей это задание. В этом случае, первое будет просто, учитывая, в какой водосток превратилась артерия Монтрега. Второе пока под вопросом, поэтому ей нужно действовать быстро. Она вытащила из сапога лис , наклонилась к ублюдку и не дольше наносекунды смотрела на то, как вращаются его глаза. Она схватила его за подбородок и заставила посмотреть на нее. – Посмотри на меня. Посмотри на меня. Его дикий взгляд встретил ее, и, когда это произошло, она поднесла лис ближе. – Ты знаешь, почему я здесь и кто меня послал. Это не Роф. Монтрегу точно пока хватало воздуха, чтобы его мозг работал, потому что он в ужасе одними губами сказал «Ривендж», а потом его глаза снова стали закатываться. Она отпустила подбородок и сильно ударила его. – Обрати внимание, говнюк. Посмотри на меня. Когда их взгляды встретились, она снова взялась за его подбородок и еще шире развела верхнее и нежнее веко его левого глаза. – Посмотри на меня. Взяв lys и прижав его к впадине в углу около его носа, она заглянула к нему в мозг и вызвала разного рода воспоминания. О… интересно. Он был тем еще коварным подонком, чей конек - кидать людей на деньги. Руки Монтрега упали на ковер и с силой вцепились в него, когда он пытался кричать сквозь бульканье. Глазное яблоко отделилось от глазницы, словно фруктовая кожура от мякоти, идеально круглое и чистое, как и требовалось. С правым глазом произошло то же самое, и она положила их в бархатный мешочек с подкладкой, когда руки и ноги Монтрега дернулись и упали на дорогой ковер, губы отогнулись так, что стал виден каждый его зуб, даже зубы мудрости. Хекс оставила его умирать в луже крови, и выйдя через французские двери за столом, дематериализовалась к клену, в сени которого она изучала местность днем ранее. Она стояла там примерно двадцать минут, а затем увидела, как в кабинет заходит доджен, видит тело и роняет принесенный с собой серебряный поднос. После того, как упали чайник и фарфор, Хекс открыла телефон, нажала на кнопку вызова, и поднесла его к уху. Когда ответил глубокий голос Рива, она сказала: – Все сделано, его нашли. Убийство чистое, и я несу тебе сувенир. Расчетное время прибытия десять минут. – Отличная работа, – прохрипел Рив. – Просто превосходная. ----------------------------------------------------------- Джозеф Мэллорд Уильям Тёрнер (англ. Joseph Mallord William Turner, 23 апреля 1775 - 19 декабря 1851) - британский живописец, мастер романтического пейзажа, предтеча французских импрессионистов. Лис – слово древнего языка, орудие пыток, предназначенное для удаления глазных яблок.
Говоря по мобильнику, Роф нахмурился: – Сейчас? Ты хочешь, чтобы я приехал к тебе за город сейчас? В голосе Рива ясно слышалось я-тут-не-херней-страдаю: – Это должно быть с глазу на глаз, и я двигаться не могу. В другом конце кабинета Вишес, собиравшийся доложить о том, как продвигается отслеживание тех ящиков с оружием, прошептал: – Что за нахрен? Роф думал о том же. Симпат звонит тебе за два часа до рассвета и просит приехать, потому что у него есть «кое-что, что ему нужно тебе передать». Да, ублюдок был братом Бэллы, но с его сущностью ничего не поделаешь, и это «кое-что» – сто процентов не корзинка с фруктами. – Роф, это важно, – сказал парень. – Ладно, буду прямо сейчас. – Роф закрыл телефон и взглянул на Вишеса. – Я… – Фьюри сегодня охотится. Ты не можешь пойти туда в одиночку. – В доме Избранные. – С тех пор, как Фьюри взял на себя бразды правления в качестве Праймейла, женщины то оставались, то покидали виллу Рива. – Не совсем та защита, что была у меня на уме. – Я и сам могу за себя постоять, знаешь ли. Ви скрестил на груди руки, его бриллиантовые глаза вспыхнули. – Мы отправляемся сейчас? Или после того, как ты поймешь, что зря тратишь время, пытаясь меня переубедить? – Ладно. Как хочешь. Встретимся в фойе через пять минут. Когда они вместе вышли из кабинета, Ви сказал: – Насчет того оружия. Я продолжаю отслеживать его. На данный момент у меня ничего нет, но ты же меня знаешь. Рано или поздно, все получится. Мне пофиг, что серийные номера стерты, я выясню, откуда оно у них взялось. – Какая самоуверенность, брат мой. Какая самоуверенность. Полностью вооружившись, они вдвоем в свободном танце молекул перенеслись к северу, нацелившись на виллу Рива в горах Адирондак , и материализовались на берегу тихого озера. Впереди стоял огромный домище Викторианской эпохи, покрытый черепицей, на стеклах – ромбовидный узор, на обоих этажах – навесы из кедра. Много углов. Много теней. И много тех окон, похожих на глаза. Особняк сам по себе был довольно жутким, но с окружавшим его силовым полем – эквивалентом миса у симпатов – можно было легко поверить, что внутри жили Фредди, Джейсон, Майкл Майерс и те деревенщины с цепными пилами . Страх, исходивший отовсюду, служил неуловимой оградой, сотворенной из ментальной колючей проволоки, и даже Роф, знавший, что делает, был рад оказаться по другую сторону барьера. Присмотревшись, он увидел, как Трэз, один из личных охранников Рива, открыл двойные двери на крыльце, выходившем на озеро, и приветственно поднял руку. Роф и Ви поднялись по замерзшей хрустящей лужайке, и, несмотря на то, что они держали оружие в кобурах, Ви снял перчатку со своей пылающей правой руки. Трэз относился к тем мужчинам, которых уважаешь, и не просто потому, что он Тень. Мавр обладал мускулистым телом воина и умным взглядом стратега, и его преданность принадлежала Риву и только Риву. Чтобы защитить парня, Трэз в мгновение ока сравняет с землей квартал города. – Ну, как жизнь, приятель? – спросил Роф, взбираясь по ступенькам на крыльцо. Трэз вышел вперед, и они обменялись рукопожатиями. – Все отлично. Сам как? – Супер, как всегда. – Роф ударил парня в плечо. – Эй, захочешь настоящую работу, приходи в наши ряды. – Меня и тут все устраивает, но спасибо. – Мавр ухмыльнулся и повернулся к Ви, его темные глаза опустились к обнаженной руке. – Без обид, но это я пожимать не стану. – Мудро с твоей стороны, – произнес Вишес, протягивая левую руку. – Ну, ты же все понимаешь. – Абсолютно, для Рива я бы сделал то же самое. – Трэз повел их к дверям. – Он в своей спальне, ждет вас. – Он болен? – спросил Роф, когда они зашли в дом. – Хотите чего-нибудь выпить? Съесть? – сказал Трэз, повернув направо. Когда вопрос остался без ответа, Роф глянул на Ви: – Нет, спасибо. Место было обставлено прямо как при Виктории и Альберте , повсюду массивная имперская мебель, темно-красный цвет и золото. Оставаясь верными стилю Викторианской эпохи, каждая комната представляла собой различную вариацию на эту тему. Один кабинет был полон тикающих старинных часов, начиная с напольных и заканчивая латунными заводными и карманными часами в витринах. В другом хранились ракушки, кораллы и древесина, что по своей давности превосходили не одно столетие. В библиотеке стояли великолепные восточные вазы и блюда, а столовая была укомплектована средневековыми иконами. – Я удивлен, что здесь так мало Избранных, – сказал Роф, когда они проходили одну пустую комнату за другой. – Первый вторник месяца, должен появиться Рив. Из-за него женщины немного нервничают, поэтому большинство вернулось на Другую Сторону. Но Селена и Кормия всегда остаются. – В его голосе звучала немалая гордость, когда он добавил: – Они сильные, эти две женщины. Поднявшись по шикарной лестнице на второй этаж, они прошли по длинному коридору и оказались перед резными дверьми, которые так и кричали: глава дома. Трэз остановился. – Слушайте, он немного болен, ладно? Ничего заразного. Просто… Я хочу, что бы вы были готовы. Мы обеспечиваем его всем необходимым, и он поправится. Когда Трэз постучал и открыл обе двери, Роф нахмурился, его зрение вдруг обострилось, а инстинкты дали о себе знать. Ривендж неподвижно, словно труп, лежал посреди резной кровати, красное бархатное одеяло натянуто до самого подбородка, и полосы соболиного меха покрывали все его тело. Его глаза были закрытыми, дыхание – поверхностным, кожа – бледной, с легким оттенком желтизны. Лишь коротко остриженный ирокез выглядел отдаленно нормальным… это, и то, что по правую его руку стояла Хекс, симпат-полукровка, выглядевшая так, будто ее главным развлечением была кастрация мужиков. Глаза Рива распахнулись, их аметистовый цвет потускнел, став мрачным фиолетовым, какими бывают синяки: – А вот и Король. – Что случилось? Трэз закрыл двери наглухо, а не просто прикрыл их, – в знак уважения. – Я уже предложил им выпивку и закуску. – Спасибо, Трэз. – Рив скорчился и попытался подняться с подушек. Когда он снова упал на них, Хекс наклонилась, чтобы ему помочь, но он стрельнул в нее взглядом, ясно говорившим «даже не думай». Который она проигнорировала. Сев прямо, он по шею закутался в одеяло, закрыв красные звездочки, вытатуированные у него на груди. – Итак, Роф, у меня для тебя кое-что есть. – Да ну? Рив кивнул на Хекс, которая сунула руку в свою куртку. Как только она шевельнулась, пистолет Ви тут же щелкнул, нацелившись на сердце женщины. – Не хочешь опустить эту штуку? – огрызнулась она на Ви. – Ни капельки. Прости. – В голосе Ви было ровно же столько же сожаления, сколько в шаре, летящем на здание, чтобы его снести. – Так, давайте просто успокоимся, – сказал Роф и кивнул Хекс. – Что там у тебя. Женщина вытащила бархатный мешочек и бросила его в направлении Рофа. Тот, рассек воздух с тихим свистом, и он поймал его, полагаясь не на зрение, а на слух. Внутри лежало два бледных голубых глаза. – Итак, прошлой ночью у меня была интересная встреча, – протянул Рив. Роф взглянул на симпата. – Ну и чей пустой взгляд я держу в своей ладони. – Монтрега, сына Рема. Он пришел ко мне и попросил убить тебя. У тебя серьезные враги в Глимере, друг мой, и Монтрег лишь один из них. Не знаю, кто еще состоял в заговоре, но я не стал рисковать, и мы предприняли меры. Роф вернул глаза в мешочек и сжал его в кулаке. – Когда они собираются это сделать. – На заседании Совета, послезавтра ночью. – Сукин сын. Ви убрал пушку и скрестил руки на груди: – Знаешь, я презираю тех ублюдков. – Да что ты, – сказал Рив прежде, чем сконцентрироваться на Рофе. – Я не связывался с тобой, пока не решил проблему, потому что мне очень нравится мысль, что король мне чем-то обязан. Роф не смог удержаться и засмеялся. – Пожиратель грехов. – А то. Роф подбросил мешочек. – Когда это произошло? – Примерно полчаса назад, – ответила Хекс. – Я не прибрала за собой. – Что ж, они определенно получат послание. И я все еще собираюсь на ту встречу. – Уверен, что это мудро? – спросил Рив. – Кто бы ни стоял за этим, ко мне больше не обратятся, потому что они знают, кому, как оказалось, я верен. Но это не значит, что они не найдут кого-нибудь другого. – Ну, так пусть, – сказал Роф. – Смертельные схватки – это по мне. – Он взглянул на Хекс. – Монтрег приплел кого-нибудь? – Я перерезала ему горло от уха до уха. Тяжеловато говорить в таком состоянии. Роф улыбнулся и посмотрел на Ви: – Знаешь, удивительно, что вы двое плохо ладите. – Да не особо, – сказали они в унисон. – Я могу отложить заседание Совета, – прошептал Рив. – Если хочешь разузнать, кто еще имеет к этому отношение. – Не надо. Будь у них хоть капля смелости, они бы попытались убить меня сами, а не побежали бы за этим к тебе. Поэтому есть два варианта. Поскольку заговорщики не знают, разболтал ли про них Монтрег прежде, чем ему попортили вид, то крысы либо залягут на дно, потому что именно так поступают трусы, или же свалят вину на другого. Так что собрание состоится. Рив злобно улыбнулся, симпат в нем дал о себе знать: – Как пожелаешь. – Но я хочу услышать от тебя честный ответ, – сказал Роф. – Каков вопрос? – Говоря начистоту, ты думал о том, чтобы убить меня? Когда он попросил. Рив какое-то время молчал. Затем медленно кивнул. – Да, думал. Но, как я и сказал, теперь ты мне должен, и, учитывая… обстоятельства моего рождения, это… куда ценнее всего, что может для меня сделать какой-то льстивый аристократ. Роф кивнул всего раз: – Такую логику я уважаю. – Кроме того, давай признаем, – Рив снова улыбнулся, – мы теперь одна семья. – Все верно, симпат. Все верно.
***
Припарковав скорую в гараже, Элена пересекла парковку и зашла в клинику. Нужно было забрать вещи из шкафчика, но не это вело ее. Обычно, в это время ночи Хэйверс занимался картами в своем кабинете, именно туда она направлялась. Подойдя к двери, Элена достала резинку, собрала волосы и туго завязала их внизу, у шеи. На ней все еще было пальто, но, несмотря на низкую цену, оно было сшито из черной шерсти и создавало впечатление, будто его сделали на заказ, поэтому она посчитала, что выглядит нормально. Элена постучала о косяк, и, услышав вежливое разрешение, вошла. Предыдущий офис Хэйверса был роскошным старинным кабинетом, уставленным антиквариатом и книгами в кожаном переплете. Теперь, когда они переехали в новую клинику, его личное рабочее место ничем не выделялось: белые стены, линолеум на полу, стол из нержавеющей стали, черный стул на колесиках. – Элена, – сказал он, оторвав взгляд от чертежей, которые просматривал. – Как поживаешь? – Стефан теперь там, где… – Дорогая, я и понятия не имел, что ты его знала. Катя рассказала мне. – Я… знала. – Но, может, ей не стоило упоминать об этом при женщине. – Дражайшая Дева-Летописеца, почему ты не сказала? – Потому что хотела почтить его. Хэйверс снял черепашьи очки и потер глаза. – О да, это я могу понять. И все же мне жаль, что я не знал. Всегда не просто иметь дело с мертвыми, а с теми, с кем был знаком лично, особенно. – Катя отпустила меня пораньше… – Да, это я ей сказал. У тебя была длинная ночь. – Что ж, спасибо. Но прежде, чем уйти, я бы хотела спросить у тебя о другом пациенте. Он снова надел очки. – Конечно. О ком? – Ривендж. Он приходил прошлым вечером. – Я помню. У него какие-то проблемы с лекарствами? – Ты случайно не видел его руку? – Руку? – Инфекцию в венах на правой стороне. Доктор расы приподнял свои черепашьи очки выше на нос. – Он не говорил, что его беспокоит рука. Если он захочет вернуться и встретиться со мной, я с радостью на нее взгляну. Но как ты знаешь, я ничего не могу выписать, не обследовав его. Элена открыла было рот, чтобы возразить, но в кабинет заглянула другая медсестра. – Доктор? – сказала женщина. – Ваш пациент готов, он в четвертой палате. – Спасибо. – Хэйверс перевел взгляд на Элену. – А теперь иди домой и отдохни. – Да, доктор. Покинув его кабинет, она наблюдала, как лекарь вампиров в спешке скрылся за углом. Ривендж не вернется, чтобы встретиться с Хэйверсом. Ни за что. Во-первых, казалось, он слишком болен для этого, и, во-вторых, он уже доказал, что был непробиваемым бараном, раз намеренно прятал ту инфекцию от врача. Безмозглый. Мужчина. Да и она не лучше, учитывая то, что вертится у нее в голове. Вообще-то, этика никогда не была для нее проблемой. Чтобы поступать правильно, не требовалось думать, переступать через принципы или уметь подсчитывать затраты и выгоду. Например, будет неправильно пойти к больничным запасам пенициллина и забрать, скажем, восемьдесят пятисотмилиграммовых таблеток. Особенно, если ты собираешься дать эти таблетки пациенту, которого не осматривал доктор, чтобы назначить ему лечение. Это будет просто неправильно. Как ни крути. Правильно же будет позвонить пациенту и убедить его приехать в клинику на осмотр, а если он не пошевелит задницей? Его дело. Ага, совсем никаких сложностей. Элена направилась к аптеке. Она решила оставить все на волю судьбы. И, представьте себе, там был перекур. Маленькая табличка с надписью «Скоро вернусь», и время – три сорок пять. Она проверила свои часы. Три сорок три. Отперев дверь, она зашла в аптеку, сразу же направившись к ящичку с пенициллином, и сунула те восемьдесят пятисотмиллиграммовых таблеток в карман униформы… точно то, что было прописано пациенту с подобной проблемой три ночи назад. Ривендж не вернется в клинику в ближайшее время. Поэтому она привезет ему все необходимое. Она твердила себе, что помогает пациенту, и это самое важное. Черт, она, возможно, спасает ему жизнь. Элена также указала своей совести, что это не «ОксиКонтин», «Валиум» или морфин. Насколько ей было известно, никто никогда не толок пенициллин и нюхал его ради кайфа. Подойдя к раздевалке и взяв ланч, который она принесла, но так и не съела, Элена не чувствовала вины. Дематериализовавшись домой, она не чувствовала стыда когда пошла на кухню, сунула таблетки в пакетик «Зиплок» и положила его в сумочку. Таков избранный ею путь. Стефан умер к тому времени, как она добралась до него, и лучшее, что она смогла сделать, это завернуть его холодные, оледеневшие конечности в церемониальное полотно. Ривендж был жив. Он жив и страдал. Сам он в этом виноват или нет, она все еще может ему помочь. Результат не шел вразрез с этикой, хотя способ его достижения – да. И иногда это лучшее, что можно сделать. ----------------------------------------------------------- Горный хребет на северо-востоке штата Нью-Йорк, северная часть горной системы Аппалачей. Фредди, Джейсон, Майкл Майерс – герои фильмов ужасов: Фредди Крюгер – «Кошмар на улице Вязов», Джейсон – «Пятница 13», , Майкл Майерс – «Хэллоуин». деревенщины с цепными пилами – герои фильма ужаса «Техасская резня бензопилой» Викто́рия (англ. Victoria, имена при крещении Александрина Виктория - англ. Alexandrina Victoria) (24 мая 1819 - 22 января 1901) - королева Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии с 20 июня 1837, императрица Индии с 1 мая 1876 (провозглашение в Индии - 1 января 1877), последний представитель Ганноверской династии на троне Великобритании. Альберт, герцог Саксен-Кобург-Готский (Франц-Август-Карл-Эммануил, нем. Albert Franz August Karl Emmanuel Herzog von Sachsen-Coburg-Gotha, 26 августа 1819 - 14 декабря 1861) - герцог саксонский, муж (принц-консорт, англ. HRH the Prince Consort) королевы Великобритании Виктории, второй сын герцога Эрнста Саксен-Кобургского (генерал русской службы, участник наполеоновских войн) и принцессы Луизы Саксен-Готской. Британский фельдмаршал (1840). Родоначальник ныне царствующей в Великобритании Виндзорской династии.
Хекс вернулась в ЗироСам в полчетвертого ночи, как раз вовремя, чтобы закрыть клуб. У нее также были кое-какие личные дела, и в отличие от того, чтобы снять кассу и отпустить персонал и вышибал на ночь, с ними она медлить не могла. Прежде, чем покинуть виллу Рива, она заглянула в ванную и вновь надела свои шипованые скобы, но эти заразы не работали: в голове у нее все гудело. Она кипела силой. Балансировала на самом краю. Она с таким же успехом могла обернуть вокруг бедер шнурки для ботинок. Проскользнув в дверь, ведущую в VIP-секцию, она оглядела толпу, полностью отдавая себе отчет, что ищет одного особенного мужчину. И он был тут. Гребаный Джон Мэтью. Хорошо выполненная работа всегда пробуждала в ней аппетит, и близость к нему – последнее, что в чем она сейчас нуждалась. Будто почувствовав на себе ее взгляд, Джон поднял голову, и его глубокие голубые глаза сверкнули. Он точно знал, чего она хотела. И то, как Джон осторожно поерзал в своих штанах, ясно давало понять, что он был готов ей услужить. Хекс не могла перестать мучить их обоих. Она послала ему мысленную сцену, поместив картинку прямо в его голову. Они вдвоем в уединенной уборной, он на раковине и отклоняется назад, одна ее нога на стойке, он глубоко внутри нее, они оба часто и громко дышат. Пока Джон смотрел в другой конец переполненного зала, его рот приоткрылся, и краска, прилившая к щекам, не имела ничего общего со смущением, но была напрямую связана с оргазмом, который рвался из его ствола на свободу. Боже, она хотела его. Его приятель, рыжеволосый, выдернул ее из безумия. Блэйлок вернулся к столику с тремя бутылками пива, держа их за горлышки, и, взглянув на напряженное лицо Джона, так и светившееся возбуждением, резко остановился и с удивлением посмотрел на нее. Дерьмо. Хекс отмахнулась от вышибал, направлявшихся к ней, и так быстро вышла из VIP-секции, что чуть не врезалась в официантку. Ее офис был единственным безопасным местом, и она побежала туда со всех ног. Убийство – это двигатель, который, запустив однажды, было сложно остановить, и воспоминания о содеянном, о сладком моменте, когда она встретилась с Монтрегом взглядом, а затем лишила его зрения, подпитывали живущего в ней симпата. Чтобы сжечь топливо и прийти в себя, требовалась одна из двух вещей. Секс с Джоном Мэтью определенно одна из них. Другая была гораздо менее приятной, но беднякам не выбирать – еще немного, и она вытащит свой лис и использует его на всех, кто окажется на ее пути. А это скверно для бизнеса. Сотню лет спустя, она закрылась от шума и скотоподобного гомона людей, но в ее скромном раю не было облегчения. Черт, она даже не могла успокоиться, чтобы затянуть свои цепи. Загнанная в клетку, готовая сорваться, Хекс обошла стол, пытаясь взять себя в руки, чтобы можно было… С ревом ее накрыло изменение, глаза застлала красная пелена, будто кто-то просто нацепил ей на лоб козырек. Вдруг эмоциональное напряжение каждого живого существа в клубе ворвалось в ее голову, стены и пол исчезли, их место заняли пороки и отчаяние, злоба и похоть, жестокость и боль, такие же осязаемые для нее, как когда-то здание клуба. Симпат в ней запел «давай-ка поиграем» и был готов пустить на кожсырье стадо самодовольных, измотанных людей снаружи.
***
Когда Хекс ушла, будто танцпол охватило пламя, а где огнетушитель знала она одна, Джон откинулся на спинку дивана. Картинка в его голове рассеялась, и досадливое покалывание на коже начало утихать, но вот эрекция не собиралась верить этому «о, ну, может в другой раз». Его член был тверд и заперт за ширинкой джинсов. Дерьмо, подумал Джон. Вот дерьмо. Просто... дерьмо. – Ты обломщик, Блэй, – пробормотал Куин. – Прости, – сказал Блэй, опустившись на диван и раздав пиво. – Прости… Проклятье. А, ну это все меняет. – Знаешь, она реально на тебя запала, – сказал Блэй с намеком восхищения. – То есть, я думал мы пришли сюда, чтобы ты просто поглазел на нее. Но я не знал, что она смотрит на тебя точно так же. Джон опустил голову, чтобы спрятать щеки, когда те по краске затмили рыжину волос Блэя. – Джон, ты знаешь, где ее офис. – Куин не отвел взгляд, когда поднес ко рту свежее пиво и сделал большой глоток. – Иди. Сейчас. Хоть один из нас получит небольшую разрядку. Джон наклонился на спинку и потер бедра, думая о том же. Но хватит ли ему смелости? Что, если он подойдет к ней, а она его отошьет? Что, если он снова потеряет эрекцию? Но, вспомнив, что видел в своей голове, он не так уж и волновался об этом. Он был готов к оргазму прямо там, где сидел. – Можешь пойти в ее офис один, – тихо продолжил Куин. – Я подожду в холле и обеспечу, чтобы вас никто не побеспокоил. Ты будешь в безопасности, а все происходящее между вами – только между вами. Джон подумал о том единственном разе, когда они с Хекс остались наедине в замкнутом пространстве. Дело было в августе, в мужской уборной, располагавшейся наверху, где она нашла его, настолько пьяного, что он на ногах стоять не мог. Но даже в таком состоянии, один взгляд на нее – и он был готов приступать к действию, отчаянно желая оказаться у ее лона… и благодаря уверенности, плескавшейся через край из-за «Короны», он набрался грандиозной решимости подойти к ней и написать небольшое послание на бумажном полотенце – ответ на то, что она сама требовала от него. Все по-честному. Он хотел, чтобы она произносила его имя, когда доводила себя до оргазма. С тех пор в клубе они оставались на расстоянии, но в постели оказывались чертовски близко друг к другу – и Джон знал, она делала именно так, как он написал; это ясно по тому, как она смотрит на него. И сегодняшний небольшой телепатический обмен тем, чем, по ее мнению, они должны заниматься в одной из тех уборных, доказывал, что даже она, время от времени, следует приказам. Куин положил руку на предплечье Джона, и, подняв взгляд, парень показал: «Выбор момента – это все, Джон». Очень даже верно. Она хотела его, и сегодня это было не просто фантазией, вроде «дома сам с собой». Джон не знал, что изменилось, или что послужило толчком для нее, но его член ни капли не заботился о такого рода деталях. Важен лишь исход. Буквально. К тому же, черт возьми, он что, всю жизнь собрался оставаться девственником только из-за того, что с ним сделали целую вечность назад? Нужный момент – это все, и ему осточертело полагаться на свои руки, лишая себя того, чего он действительно хотел. Джон поднялся на ноги и кивнул Куину. – Славя яйцам, – сказал парень, соскальзывая с дивана. – Блэй, мы скоро вернемся. – Не торопитесь. И, Джон, удачи, ладно? Джон похлопал друга по плечу и поправил джинсы прежде, чем выйти из VIP-секции. Они с Куином прошли мимо вышибал, стоявших у бархатного каната, а затем мимо извивающихся потных танцовщиц, зажимающихся друг с другом, людей и толпы, собравшейся у большого бара, где наливали в последний раз. Хекс не было поблизости, и он задумался, не ушла ли она на ночь? Нет, подумал он. Она должна быть где-то здесь, потому что Рива не было видно. – Может, она уже у себя в офисе, – сказал Куин. Пока они поднимались наверх, он вспомнил о том, как впервые встретил ее. Кстати о неверных шагах. Она протащила его по этому коридору, а затем допрашивала, когда увидела, как он засовывал за пояс пистолет, чтобы Куин и Блэй могли спокойно поразвлечься с женщинами. Так она узнала его имя и о связи с Рофом и Братством, и то, как она обращалась с ним, заводило, как ничто другое… когда он преодолел убеждение, что Хекс от него и мокрого места не оставит. – Я подожду здесь. – Куин остановился в начале коридора. – Все будет хорошо. Джон кивнул, и затем переставил ноги, а потом еще раз, с каждым шагом коридор становился все темнее и темнее. Подойдя к ее двери, он не стал останавливаться, чтобы собраться с духом, поскольку слишком боялся, что превратится в мямлю и вернется к приятелю. Да, ну и как по-бабски это будет выглядеть? Кроме того, он хотел этого. Ему это было нужно. Джон поднял руку, чтобы постучаться… и замер. Кровь. Он почувствовал… кровь. Ее кровь. Джон без раздумий ворвался в комнату и… О. Боже, беззвучно произнес он. Хекс резко подняла голову, оторвавшись от дел, и от ее вида у него зажгло глаза. На ней не было брюк – они свисали с края стула, на ногах полосами размазана ее собственная кровь… кровь, которая лилась из-под шипованых скоб, обернутых вокруг ее ляжек. Одна ее нога, на которой был черный ботинок, закинута на стол и она… затягивала эти скобы еще туже? – Иди нахрен отсюда! Почему? – сказал он одними губами, подходя к ней и протягивая руку. О... Боже, ты должна остановиться. Издав гортанное рычание, она указала на него пальцем: – Не подходи ко мне. Джон начал жестикулировать быстро и путано, хоть она и не понимала язык жестов: «Зачем ты делаешь это с собой…» – Убирайся отсюда. Сейчас же. Почему? – он молча закричал на нее. Будто в ответ ее глаза вспыхнули рубиново-красным, словно цветные лампочки зажглись в ее голове, и Джон застыл на месте. В мире Братства на такое было способно лишь одно существо. – Иди. Джон развернулся и бросился к двери. Добравшись до ручки, он увидел, что ее можно закрыть изнутри, и, быстрым движением повернув стальную защелку, он запер Хекс, чтобы никто ее не увидел. Дойдя до Куина, он не остановился, а просто продолжил идти, не заботясь, следует ли за ним его друг и личный охранник. Из всего, что он когда-либо мог о ней узнать, одно ему даже в голову не приходило. Хекс была чертовым симпатом.
На другом конце Колдвелла, на улице, окруженной деревьями, внутри роскошных апартаментов, в кресле, обтянутом темным бархатом, сидел Лэш. Рядом с ним находилось то малое, что осталось от стильных, состоятельных людей, живших до него в этом месте. Ряды прекрасных узорчатых штор тянулись от пола до потолка, подчеркивая фонари, склонившиеся над тротуаром. Лэш любил чертовы драпировки. Темно-красные, золотые, черные и окаймленные золотой атласной отделкой размером с жемчуг. В своем пышном великолепии они напомнили ему о временах, когда он жил в том большом Тюдорском особняке, возвышавшемся на холме. Он скучал по элегантности той жизни. О прислуге. Еде. Машинах. Он столько времени проводил среди низшего класса. Черт, человеческого низшего класса, учитывая омут, откуда вылавливали лессеров. Он потянулся к одной из штор и погладил ее, игнорируя облако пыли, поднявшееся в спертом воздухе, как только он прикоснулся к ней. Мило. Такая тяжелая и прочная, ни в ткани, ни в краске, ни в сделанной вручную кайме или кромке, – в ней нет ничего дешевого. Касаясь ее, он понял, что хотел иметь собственный хороший дом, и подумал, что этот коттедж вполне может им стать. По словам Мистера Д, Общество Лессенинг владело этим местом последние три года, собственность была куплена Старшим лессером, убежденным, что где-то здесь живут вампиры. Гараж на две машины находился на заднем дворе, который обеспечивал уединенность, и дом был настолько близок к тому изяществу, к которому стремился Лэш. Зашел Грэйди, держа возле уха телефон, он наворачивал очередной за последние два часа, круг по дому. Пока он говорил, голос парня эхом отражался от высоких разукрашенных потолков. Хорошенько мотивированный своими надпочечниками, парень выдал имена семи дилеров, и сейчас обзванивал их одного за другим, обстряпывая себе путь для встреч. Лэш посмотрел на клочок бумаги с составленным Грэйди списком. Подлинность имен докажет лишь время, но одно из них определенно было точным. Седьмого человека, чье имя было обведено черным в конце списка, Лэш знал: Преподобный. Также известный, как Ривендж, сын Ремпуна. Владелец клуба ЗироСам. Также известный, как подонок с обостренным чувством территории, который выпер Лэша из клуба, потому что тот продал пару граммов. Черт, Лэш поверить не мог, что раньше об этом не подумал. Конечно, Ривендж будет в этом списке. Черт, он был рекой, породившей все ручейки, парнем, с которым выходцы из Южной Америки и китайские фабрики работали напрямую. Так даже интересней. – Хорошо, тогда увидимся, – сказал Грэйди в телефон. Повесив трубку, он обернулся. – У меня нет номера Преподобного. – Но ты ведь знаешь, где его найти. – О, да. Все в этом бизнесе от толкачей до принимающих и полиции знали, где зависает парень, и даже удивительно, что место до сих пор не прикрыли. – Ну, с этим будут проблемы. Мне в ЗироСам ход заказан. Та же история. – Что-нибудь придумаем. Но точно не пошлем лессера на переговоры. Для этого им понадобится человек. Если только не удастся выманить Преподобного из его логова, что маловероятно. – Я свободен? – спросил Грэйди, отчаянно поглядывая на переднюю дверь, будто был собакой, которой срочно нужно справить нужду. – Ты сказал, тебе нужно залечь на дно. – Лэш улыбнулся, обнажая клыки. – Поэтому поедешь с моими людьми к ним домой. Грэйди не стал спорить, просто кивнул и скрестил руки на своей дерьмовой куртке с орлом. Его молчаливое согласие в равной степени объяснялось особенностями характера, страхом и усталостью. До него явно дошло, что он влез в гораздо более глубокое дерьмо, чем ему казалось в начале. Несомненно, он думал, что над клыками поработал стоматолог, но считающий себя вампиром мог быть также смертоносен и опасен, как и тот, кто на самом деле являлся таковым. Дверь подсобки открылась, и в комнату зашел Мистер Д с двумя квадратными пакетами, завернутыми в целлофан. Каждый из них был размером с голову, и, когда лессер поднес их поближе, у Лэша перед глазами замелькали доллары. – Я нашел их в багажниках. Лэш вытащил свой нож и проделал в каждом из них по маленькой дырке. Быстро лизнув белый порошок, он снова заулыбался. – Хорошее качество. Мы на этом неплохие деньги срубим. Ты знаешь, куда все положить. Мистер Д кивнул и пошел обратно на кухню. Когда он вернулся, с ним были два других убийцы, и Грэйди не один выглядел измотанным. Лессерам нужна подзарядка через каждые двадцать четыре часа, и по последним подсчетам, они без нее уже, ну, часов сорок восемь кряду. Даже Лэш, который мог обходиться без нее днями, чувствовал себя истощенным. Пора выбираться на улицу. Встав с кресла, он накинул пальто. – Я за рулем. Мистер Д, сядешь на заднем сидении Мерседеса и убедишься, что Грэйди наслаждается поездкой. А вы двое поедете на развалюхе. Они разделились, оставив в гараже Лексус со снятыми номерами и перебитым ВИНом . Поездка к квартирному комплексу в Хантербреде не заняла много времени, но Грэйди умудрился задремать. В зеркале заднего вида было видно, как подонок дрых без задних ног, его голова откинута на сиденье, приоткрытый рот зашелся в храпе. Что граничило с неуважением, ну серьезно. Лэш подъехал к квартире, где остановился Мистер Д с парой своих приятелей, и оглянулся на Грэйди. – Просыпайся, придурок. – Когда парень моргнул и зевнул, Лэш с презрением отнесся к этому проявлению слабости, Мистера Д она также не впечатлила. – Правила просты. Если попытаешься сбежать, мои люди либо тут же тебя застрелят, либо позвонят в полицию и выдадут твое точное местоположение. Кивни своей никчемной головой, если понял меня. Грэйди кивнул, хотя Лэшу показалось, что он бы это сделал, независимо от того, что ему сказали. Съешь собственные ноги. Ладно, конечно, без проблем. Лэш разблокировал замки. – Выметайся из моей машины. Когда открылись двери, и холодный ветер ударил в лицо, тот снова кивнул. Выйдя из Мерседеса, Грэйди закутался в свою куртку, этот идиотский орел расправил крылья, когда человек обернул ее вокруг себя. Мистер Д, в отличие от него, не уделял столько внимания холоду – одно из преимуществ мертвой жизни. Лэш задним ходом выехал с парковки и направился туда, где остановился в городе. Его пристанищем была жалкая квартирка в квартале, полном стариков… с окнами, шторы на которых были, скажем, из какого-нибудь Таргета, и предназначались для того, чтобы закрыться от косоглазых соседей, носящих Дипендсы . Единственное преимущество заключалось в том, что никто в Обществе про него не знал. Хоть он и спал у Омеги в целях безопасности, возвращение на эту сторону делало его заторможенным примерно на полчаса, и он не хотел, чтобы его застали врасплох. Хотя сон – не совсем верное название того, в чем он нуждался. Лэш не столько закрывал глаза и дремал, сколько просто отключался, и это, по словам Мистера Д, для лессеров в порядке вещей. Почему-то с кровью его отца внутри них, они смахивали на мобильники, которыми нельзя пользоваться, пока те заряжаются. При мысли о возвращении в хату им завладела депрессия, и Лэш понял, что вместо этого направляется в более благосостоятельную часть Колдвелла. Эти улицы он знал, как свои пять пальцев, и быстро нашел каменные колонны своего старого дома. Ворота были наглухо закрыты, и, несмотря на то, что через высокую стену, окружавшую собственность, ничего не было видно, он знал, что творится по другую ее сторону: земли, деревья, бассейн и терраса… все в идеальном состоянии. Проклятье. Он снова хотел жить вот так. Это плебейское существование с Обществом Лессенинг – словно дешевый костюм. Это не он. Совсем не он. Лэш припарковал Мерседес и остался сидеть в нем, уставившись на подъездную дорожку. Убив вампиров, вырастивших его, и похоронив их здесь, на боковом дворе, он вывез из Тюдора все, что не было прикручено, антиквариат растащили по домам лессеры, что жили около города и за его пределами. Он не возвращался сюда с тех пор, как забрал эту машину, и предположил, что по воле его родителей собственность перешла в наследство какому-нибудь кровному родственнику, оставшемуся в живых после всех тех нападений на аристократию, что он устроил. Но он сомневался, что сейчас в особняке жил кто-то из расы. В конце концов, в него вломились лессеры, тем самым скомпрометировав место. Лэш скучал по особняку, хоть и не смог использовать его в качестве штаб-квартиры. Слишком много воспоминаний, и, более того, он был слишком близок к вампирскому миру. Его планы, расчеты и сокровенные детали Общества Лессенинг – не то, что он хотел подвергать риску попасть в руки Братства. Придет время, когда он снова встретится с этими воинами, но произойдет это на его условиях. С тех пор, как этот дефектный мутант, Куин, убил его, и за ним пришел настоящий отец, никто, кроме того поганого Джона Мэтью его не видел… Но даже с этим немым полудурком все было довольно смутно, из разряда того, что можно списать на обман зрения, раз все они видели его труп. Лэшу нравилось устраивать эффектные выходы. Когда он предстанет перед вампирским миром, то сделает это, находясь на вершине господства. И первым делом отомстит за свою смерть. Планы на будущее немного облегчали тоску, и, взглянув на голые деревья, раскачивающиеся из стороны в сторону из-за сильного ветра, он подумал о силе природы. И захотел стать именно ей. У него зазвонил мобильник, он вытащил его и поднес к уху: – Чего? – Нас раскрыли, сэр. – Голос Мистера Д был абсолютно серьезен. – Где? – Ладони Лэша с силой сжали руль. – Здесь. – Черт возьми. Что они забрали? – Сосуды. Все три штуки. Вот как мы поняли, что это Братья. Двери целы, окна тоже, поэтому мы понятия не имеем, как они оказались внутри. Это произошло, должно быть, за последние две ночи, потому что мы не спали здесь с воскресенья. – Они были в квартире снизу? – Нет, она не тронута. По крайней мере, у них осталось хоть что-то. Но потеря сосудов, все же, была проблемой. – Почему не сработала сигнализация? – Она была отключена. – Господи Иисусе. Тебе, блин, лучше быть там, когда я подъеду. – Лэш бросил трубку и вывернул руль. Когда он нажал на газ, седан дернулся к воротам, передний бампер встретился с железной плитой. Просто чудесно. Подъехав к квартире, он припарковался прямо возле запасного выхода у лестницы и чуть не оторвал дверь машины, выходя из нее. Он так быстро поднимался по лестнице, что волосы развевались у него за спиной, словно от ветра. Он быстро преодолел по две ступеньки за раз и влетел в квартиру, готовый кому-нибудь врезать. Грэйди сидел на стуле около кухонной столешницы, куртка снята, рукава закатаны, на морде ясно читалось выражение я-сюда-лезть-не-собираюсь. Мистер Д вышел из спальни посреди предложения: –… не знаю, как они нашли… – Кто накосячил? – сказал Лэш, оставив по ту сторону двери воющий ветер. – Мне важно только это. Кто был настолько туп, что не включил сигнализацию и скомпрометировал этот адрес? И если никто не сознается, ты, – он указал на Мистера Д, – будешь за все в ответе. – Это не я. – Мистер Д вперился взглядом в своих людей. – Я тут уже два дня не появлялся. Лессер, стоявший слева от него, поднял руки, но, что свойственно его породе, не сдаваясь, а потому что был готов к драке. – Мой бумажник при мне и я ни с кем не говорил. Все взгляды устремились к третьему убийце, которого происходящее стало раздражать. – Какого черта? – Он потянулся к задним карманам, что превратилось в настоящее шоу. – Мой… Он просунул руки глубже, будто это могло помочь. Пока он проверял каждый карман, имевшийся на его брюках, куртке и рубашке, на его лице сменились все выражения Трех бездельников . Ублюдок ради «вот-видите» даже задницу представил бы всеобщему обозрению, если бы думал, что его бумажник вдруг каким-то образом окажется в толстой кишке. – Где он? – спокойно спросил Лэш. На тупоголового снизошло озарение: – Мистер Н… тот козел. Мы поругались, потому что ему захотелось моей зелени. Мы подрались, и он, должно быть, спер у меня бумажник. Мистер Д спокойно зашел к убийце за спину и ударил того по голове обухом своего Магнума. Из-за силы удара тот закружился, как пивная крышка, врезался в стену, и, сползая на дешевый коричневый ковер, оставил на белой стене черное пятно. Грэйди подавился от удивления, как терьер, которому заехали газетой. И тут позвонили в дверь. Все обернулись на звук, затем на Лэша. Тот показал на Грэйди: – Оставайся на месте. – Когда позвонили еще раз, он кивнул Мистеру Д. – Открой. Отойдя от валявшегося убийцы, маленький техасец сунул пушку за пояс за спиной. И резко открыл дверь. – Доставка «Домино», – произнес мужской голос, когда внутрь ворвался ветер. – О… черт, поберегись! Началась комедия гребаных ошибок, какие можно увидеть только в кино, полном срабатывающих хлопушек. Сильный ветер подхватил коробку с пиццей, когда курьер вытащил ее из своей красной сумки с отделениями, и пепперони-с-чем-то-там полетела к Мистеру Д. Порядочный работник, летчик в фирменной кепке «Дом» ринулся вперед, чтобы поймать ее… и в итоге налетел на Мистера Д и ворвался в квартиру. Лэш был готов поспорить, что персоналу «Домино» специально проговаривали никогда этого не делать, и не зря. Вломишься в чей-то дом, даже будучи героем, и обязательно наткнешься на нечто ужасное. Извращенное порно на ТВ. Жирную домохозяйку, разгуливающую в панталонах и без лифчика. Отвратительную хибару, в которой тараканов больше, чем людей. Или на одного из немертвых, истекающего черной кровью из раны на голове. Парень из Пиццы обязательно увидит все остальное. А, значит, Лэшу придется о нем позаботиться.
***
Проведя остаток ночи, блуждая по центру Колдвелла в поисках лессера для драки, Джон материализовался во дворе особняка Братства, рядом с машинами, припаркованными в стройном ряду. Кусачий ветер бил по плечам, – задира, пытающийся свалить его с ног. Но Джон выстоял перед натиском. Симпат. Хекс была симпатом. Пока разум пытался осознать открытие, рядом с ним материализовались Куин и Блэй. К их чести, никто не спросил, что произошло в ЗироСам. Но оба продолжали смотреть на него, словно он был мензуркой в научной лаборатории, будто ждали, что он вот-вот изменит цвет, покроется пеной или вытворит еще что-нибудь. «Мне нужно немного пространства», показал он знаками, не встречаясь взглядом ни с кем из них. – Без проблем, – ответил Куин. Наступила пауза, и Джон ждал, что они зайдут в дом. Куин прокашлялся. Дважды. Затем придушенным голосом сказал: – Прости. Не хотел снова на тебя давить. Я… Джон помотал головой и показал, «Секс ни при чем. Поэтому не волнуйся, окей?» – Окей, – нахмурился Куин. – Да, конечно. Эээ… если что, мы рядом. Пошли, Блэй. Блэй двинулся следом, парни поднялись по низким каменным ступенькам, и зашли в особняк. Оставшись наконец в одиночестве, Джон понятия не имел, что делать или куда податься, но близилось утро, и поэтому, не считая быстрой прогулки по садам, выбор у него был невелик. Боже, он сомневался, что вообще сможет зайти внутрь. Он чувствовал себя зараженным тем, что узнал. Хекс была симпатом. Ривендж знает? А еще кто-нибудь? Он прекрасно понимал, что требовал от него закон. Им рассказали это на тренировках. Когда дело касается симпатов, ты либо докладываешь о них, чтобы тех депортировали, либо тебя обвиняют в соучастии. Все предельно ясно. Вот только что тогда произойдет? Да, чего тут думать. Хекс отошлют, как мусор в бак, и ее ждет отнюдь не радужный конец. Было ясно, что она полукровка. Он видел фотографии симпатов, и она совсем не похожа на тех высоких, тощих, противных сукиных детей. Поэтому велики шансы, что ее убьют в колонии, потому что, насколько ему было известно, симпаты, они как Глимера, когда дело доходит до дискриминации. Не говоря уже о том, что им нравилось мучить тех, над кем они издеваются. И не на словах. Какого черта он натворил… Задрожав от холода, он зашел в дом и сразу поднялся по главной лестнице. Двери в кабинет были открыты, и он услышал голос Рофа, но не стал останавливаться, не желая встречи с королем. Он продолжил свой путь, завернув за угол в коридор со статуями. Но он шел не к себе. Джон остановился перед дверью в комнату Тора и помедлил, чтобы пригладить волосы. Был лишь один человек, с которым он хотел это обсудить, и он молился, чтобы на этот раз он хоть немного пришел в себя. Ему нужна помощь. Очень нужна. Джон тихо постучал. Ответа не последовало. Он постучал снова. Пока он ждал и ждал, то посмотрел на панели двери и вспомнил последние два раза, когда врывался в комнату без приглашения. Первый был летом, когда он завалился в спальню Кормии и нашел ее обнаженной и свернувшейся на боку, кровь стекала по ее бедрам. В результате? Он чертовски сильно избил Фьюри, и безосновательно, раз секс был по взаимному согласию. Второй – сегодня, с Хекс. И посмотрите, в какой ситуации он оказался. Джон постучал сильнее, так, что можно было поднять мертвеца из могилы. Нет ответа. Даже хуже – вообще никаких звуков. Ни ТВ, ни душа, ни голосов. Он сделал шаг назад, чтобы посмотреть, видно ли свечение из-под двери. Неа. Значит, Лэсситера там нет. Медленно открывая дверь, он из-за страха с трудом сглотнул. В первую очередь он посмотрел на кровать, и, когда Тора там не оказалось, Джон запаниковал в открытую. Пробежав по восточному ковру, он ворвался в ванную, действительно ожидая найти Брата, растянувшегося в джакузи со вскрытыми венами. Там тоже никого не было. Странная, головокружительная надежда загорелась в его груди, когда он вернулся в холл. Посмотрев по сторонам, он решил начать со спальни Лэсситера. Ответа не было, и, заглянув внутрь, он обнаружил лишь аккуратность и чистоту наряду с туманным запахом свежего воздуха. Хорошо. Ангел должен быть с Тором. Джон побежал к кабинету Рофа и, постучавшись об косяк, заглянул, бросив взгляд на длинный диван, кресла и каминную полку, к которой Братья любили прислоняться. Роф взглянул на него из-за стола. – Привет, сынок. Что такое? Да, ничего. Знаешь. Просто… извини. Джон бегом спустился по главной лестнице, зная, что если Тор решиться на первую вылазку в мир, то не станет раздувать из этого нечто грандиозное. Он, скорее, начал бы с чего-то простенького, пошел бы с ангелом поесть на кухне. Внизу Джон спрыгнул на мозаичный пол фойе, и, услышав справа мужские голоса, заглянул в бильярдную комнату. Бутч склонился над столом, прицеливаясь к шару, Вишес стоял позади него, откалывая ехидные замечания. Широкий экран показывал И-эс-пи-эн , и лишь два толстых стакана были нетронуты, один с пивом, другой же с чем-то кристально-чистым, но не водой. Тора здесь не было, но, с другой стороны, ему никогда особо не нравились игры. Кроме того, учитывая, как Бутч и Ви были поглощены друг другом, они не та компания, которую выберешь, пытаясь вновь сделать первые шаги в социальном мире. Развернувшись, Джон пересек столовую, где на столе была накрыта Последняя Трапеза, и зашел в кухню, там он обнаружил… доджена, который готовил три вида соуса для пасты, доставал из печи итальянский хлеб, перемешивал салат и открывал бутылки красного вина, чтобы то подышало, и… никакого Тора. Надежда исчезла из груди Джона, оставив позади неприятный ком. Он подошел к Фритцу, необычному дворецкому, который поприветствовал его блестящей улыбкой на своем старом морщинистом лице: – Здравствуйте, сэр, как поживаете? «Слушай, ты видел…» показал Джон у своей груди, чтобы никто не видел. Проклятье, он не хотел поднимать в доме панику только лишь потому, что ему что-то взбрело в голову. Особняк огромен и Тор мог быть где угодно. … кого-нибудь?» закончил он. Пушистые белые брови Фритца нахмурились: – Кого-нибудь, сэр? Вы имеете в виду дам, живущих в доме, или… «Мужчин, показал он. Видел кого-нибудь из Братьев?» – Ну, я готовил обед почти весь час, но знаю, что некоторые из них вернулись с поля. Рейдж съел сэндвичи вскоре после возвращения, Роф в кабинете, и Зейдист с малышкой в ванной. Кто же еще… о, и я думаю, Бутч с Вишесом играют в бильярд, поскольку один из моих людей только что отнес напитки в ту комнату. Точно, подумал Джон. Если появится Брат, которого никто не видел около, скажем, месяцев четырех, то его имя определенно не будет во главе списка. «Спасибо, Фритц». – Вы искали кого-то конкретного? Джон покачал головой и вернулся в фойе, в этот раз, передвигаясь на тяжелых ногах. Заходя в библиотеку, он не думал найти там кого-либо, и, вот так новость. В комнате было полно книг и совсем ничего, связанного с Тором. Где он мог… Может, его вообще нет в доме. Джон вышел из библиотеки и притормозил у подножия главной лестницы, подошвы его ботинок заскрипели, когда он завернул за угол. Рывком открыв потайную дверь, он оказался в подземном туннеле, ведущем из особняка. Ну, конечно. Тор пойдет в тренировочный центр. Если он собирался проснуться и начать жить, это бы значило, что он возвращается на поле. И следовательно, нужно начать работать и вернуть свое тело в форму. Появившись в офисе, в Джоне вновь загорелась надежда, и, когда Тора не оказалось за столом, он не был удивлен. Здесь ему рассказали о смерти Вэлси. Джон вытащил свою задницу в коридор, и приглушенный звук сталкивающихся блинов был гребаной симфонией для его ушей, облегчение расцвело в груди, руки и ноги начало покалывать. Но ему нужно оставаться спокойным. Подойдя к спортзалу, он стряхнул улыбку, и распахнул дверь… Блэйлок обернулся со скамьи. Голова Куина то показывалась, то исчезала за «СтэарМастер» . Когда Джон огляделся, парни бросили свои дела, Блэй вернул на место штангу, Куин медленно спустился на пол. «Видели Тора?» показал Джон. – Нет, – сказал Куин, вытирая лицо полотенцем. – Что он здесь забыл? Джон в спешке направился в гимнастический зал, где нашел лишь свет, блестящие сосновые полы и ярко-голубые маты. В зале с оборудованием одно оборудование. В тренажерке пусто. В клинике Джейн тоже. Он перешел на бег, возвращаясь по тоннелю в главное здание. Оказавшись там, он сразу отправился наверх, к открытым дверям кабинета, и в этот раз не постучался. Он подошел прямо к столу Рофа и показал: «Тор пропал».
***
Пока курьер из «Домино» пытался поймать коробку с пиццей, все остальные молчали. – Еще бы немного, и… – сказал человек. – Не хотел… Парень замер и скорчился, проследив черную полосу на стене, тянувшуюся к съежившемуся, стонущему лессеру, который ее оставил. – … на... вашем... ковре. – Боже, – сплюнул Лэш, вытаскивая из нагрудного кармана нож, раскрывая лезвие и заходя за спину мужчины. Когда парень из «Домино» вскочил на ноги, Лэш обхватил рукой его шею и вогнал нож прямо в сердце. Парень сморщился и ахнул, коробка упала на пол и раскрылась, показались томатный соус и пепперони той же цветовой гаммы, что и кровь, вытекавшая из раны. Грэйди соскочил со стула и показал на убийцу, все еще стоявшего на ногах. – Это он разрешил мне заказать пиццу! Лэш направил кончик ножа в сторону кретина: – Заткнись уже. Грэйди вновь опустился на барный стул. – Ты позволил ему заказать пиццу сюда? – Мистер Д был взбешен, когда подошел к тому убийце. – Ты? Лессер оскалился в ответ: – Ты сказал мне зайти и стеречь окно в задней спальне. Вот как мы обнаружили, что сосуды исчезли, помнишь? Придурок на ковре, вот кто дал ему позвонить. Не похоже, что Мистер Д заботился о логике, и как бы весело не было наблюдать, как техасец в стиле Джека Рассела пойдет на этого крысу-лессера, времени на это сейчас не было. Человек, принесший пиццу, больше никому ничего не доставит, и его приятели по униформе довольно скоро это поймут. – Зови подкрепление, – сказал Лэш, закрывая нож и подходя к валяющемуся на полу лессеру. – Пускай подгонят грузовик. Затем погрузите в него ящики с пушками. Мы эвакуируем эту квартиру и ту, что внизу. Мистер Д звякнул и начал выкрикивать приказы, а другие убийцы пошли в дальнюю спальню. Лэш оглянулся на Грэйди, пялящегося на пиццу, будто всерьез раздумывая поднять ее с ковра и съесть: – В следующий раз, когда ты… – Пушки пропали. Лэш повернул голову к лессеру: – Что, прости? – Ящиков с оружием в шкафу нет. На долю секунды Лэш мог думать лишь о том, чтобы прикончить кого-нибудь, и Грэйди спасся от этой участи только потому, что нырнул в кухню, убравшись из его поля зрения. Логика, однако, взяла верх над эмоциями, и он посмотрел на Мистера Д: – Ты отвечаешь за эвакуацию. – Есть, сэр. Лэш показал на убийцу на полу: – Хочу, чтобы его отвезли в центр допросов. – Есть, сэр. – Грэйди? – Когда ответа не последовало, Лэш выругался и зашел в кухню, где нашел парня у открытого холодильника, качающим головой на пустые полки. Ублюдок был либо очень тугоумным, либо и вправду поглощен своими мыслями, и Лэш был готов поставить на последнее. – Мы уходим. Человек закрыл дверь холодильника и пошел как собака, чем он и был: незамедлительно и без возражений, двигаясь так быстро, что забыл свою куртку. Лэш и Грэйди вышли на холод, и тепло салона Мерседеса принесло облегчение. Когда Лэш медленно отъехал от комплекса, поскольку спешка могла привлечь людское внимание, Грэйди посмотрел на него: – Тот парень… не курьер… тот, который умер… он не был нормальным. – Нет. Не был. – Как и ты. – Нет. Я бог. ------------------------------------------------------------------- ВИН - идентификационный номер транспортного средства Дипендс – марка подгузников для взрослых. »Три бездельника« – название телевизионного сериала в жанре слэпстик. Состоял из примерно 200 короткометражных серий, шедших по телевидению в 1934-58, после чего были повторные показы. «ESPN» (Entertainment and Sports Programming Network) - американский кабельный спортивный телевизионный канал. СтэарМастер – беговая дорожка в форме лестницы. Джек-рассел-терьер — охотничья порода собак. Первое использование: Норный охотник, крысолов.
С наступлением ночи Элена надела свою униформу, хоть и не собиралась в клинику. На то существовало две причины. Во-первых, так было лучше для отца, который плохо реагировал на изменения в графике. И, во-вторых, она чувствовала, что при встрече с Ривенджем создаст, таким образом, некую дистанцию. Днем она совсем не спала. Картинки из морга и воспоминания о том, как натянуто звучал голос Ривенджа, были той еще парной командой, и колотили ее, когда она лежала в темноте. Эмоции вертелись и били, пока у нее не заболело в груди. Она и вправду собирается встретиться с Ривенджем? У него дома? Как такое возможно? Она напомнила себе, что просто привезет ему лекарства, и ей стало легче. Это – забота в медицинском смысле, медсестры о пациенте. Бога ради, Ривендж согласился, что ей не следует ни с кем встречаться, и не похоже, что он пригласил Элену на ужин. Она завезет таблетки и попытается убедить его встретиться с Хэйверсом. И только. Проверив отца и дав ему лекарства, Элена дематериализовалась к тротуару перед зданием Коммодора далеко в центре города. Стоя в тени и рассматривая гладкий фасад высотки, она поражалась тому, насколько здание отличалась от арендованного ею мрачного приземистого домика. Боже… проживание во всем этом хроме и стекле стоило денег. Больших денег. И у Ривенджа пентхаус. К тому же, это наверняка всего лишь одно из принадлежавших ему мест, потому что ни один вампир в здравом уме не заснет в окружении множества окон, пока сияет солнечный свет. Пропасть между нормальностью и богатством казалась столь же широкой, сколь и расстояние между тем, где стояла она, и где Ривендж, предположительно, ждал ее, и на какой-то момент Элена дала волю фантазии, представив, что у ее семьи все еще есть деньги. Может, тогда она бы носила что-то помимо дешевого зимнего пальто и униформы. Сейчас, когда она стояла внизу, на улице, ей казалось невозможным связаться с ним так просто, но, опять же, телефон был виртуальной связью, всего в шаге от разговоров онлайн. Два человека находились в своем собственном окружении, невидимые друг другу, лишь их голоса переплетались. Но это ложная близость. Она и правда украла таблетки для этого мужчины? Проверь карманы, дурочка, подумала Элена. Выругавшись, Элена материализовалась на крышу пентхауса, с облегчением подумав, что ночь относительно спокойна. Иначе, учитывая, как сейчас холодно, ветер тут наверху… Какого… черта? Сквозь бесчисленные стеклянные окна, свет сотни свечей обратил темную ночь в золотистую мглу. Внутри стены пентхауса были черными, и там… на них висели всякие штуки. Такие штуки, как девятихвостка, сделанная из метала, и кожаные хлысты, и маски… и там стоял большой, выглядящий потрепанным стол, который… Нет, погодите, это какая-то опора? С кожаными ремнями, болтающимися в четырех углах. О… черт, нет. Ривендж один из… этих? Точно. Меняем план. Она, конечно, оставит ему антибиотики, но произойдет это перед одной из раздвижных дверей, потому что она ни за что туда не зайдет. Ни. За. Блин. Что… Из ванной вышел огромный мужчина с эспаньолкой, вытирая руки и поправляя кожаные брюки на пути к столу. Одним легким прыжком он забрался на него и начал заковывать лодыжки. Все ненормальнее и ненормальнее. Тройничок? – Элена? Элена развернулась так быстро, что ударилась бедром о стену, огибавшую плоскую крышу. Увидев говорившего, она нахмурилась: – Док Джейн? – произнесла она, думая, что эта ночь переходит из разряда «О-блин-нет» в «Какого черта?». – Что ты… – Думаю, ты ошиблась стороной. – Ошиблась стороной… О, так это квартира не Ривенджа? – Нет, наша с Вишесом. Рив на восточной стороне. – Вот как… – красные щеки. Очень красные, и не из-за ветра. – Мне так жаль, я просто перепутала… Призрачный доктор засмеялась: – Все нормально. Элена вновь посмотрела на окна, но быстро отвернулась. Конечно же, это Брат Вишес. Тот, что с бриллиантовыми глазами и татуировками на лице. – Восточная сторона, вот что тебе нужно. И Рив говорил ей то же самое, так ведь? – Как раз сейчас туда и пойду. – Я бы предложила тебе срезать, но… – Да. Лучше я как-нибудь сама. У Док Джейн была улыбка плохой девочки. – Думаю, так будет лучше. Элена успокоилась и дематериализовалась к правой стороне крыши, думая, неужели Док Джейн – доминатрикс? Что ж, бывало и страннее. Приняв форму, она даже побоялась посмотреть сквозь стекло, припоминая, что только что увидела. Если у Ривенджа еще больше того же… или, что хуже, чего-нибудь вроде женской одежды мужских размеров или парочка фермерских животных, снующих вокруг… она не знала, сможет ли остыть достаточно, чтобы дематериализовать отсюда свой зад. Но нет. Ничего в духе РуПол . Ничего, требующего корыта или ограды. Всего лишь милый, современный интерьер из аккуратной и простой мебели, которую, должно быть, привезли из Европы. Ривендж вышел из-под арочного свода и остановился, увидев ее. Когда он поднял руку, то раздвижные двери перед ней открылись, повинуясь его воле, и она уловила чудесный запах, шедший из пентхауса. Это… ростбиф? Ривендж подошел к ней, двигаясь плавно, вопреки тому, что опирался на трость. Сегодня на нем была черная водолазка, явно кашемировая, и великолепный черный костюм. В своей изящной одежде он будто сошел с обложки журнала, очаровательный, соблазнительный, недоступный. Элена чувствовала себя дурой. Видя его здесь, в этом прекрасном доме, она не думала, что просто ниже него. Очевидно, у них вообще нет ничего общего. Какая же иллюзия посетила ее, когда они разговаривали по телефону или были в клинике? – Добро пожаловать. – Ривендж остановился у двери и протянул ей руку. – Я бы подождал тебя снаружи, но там для меня слишком холодно. Два совершенно разных мира, подумала она. – Элена? – Прости. – Она вложила в его руку свою и зашла в пентхаус, потому что не сделать это было бы невежливо. Но мысленно, она уже ушла от него.
***
Когда их ладони встретились, Рив был ограблен, обманут, обворован и изнасилован. Он ничего не чувствовал, когда их руки соприкоснулись, и отчаянно хотел ощутить тепло Элены. Но даже ничего не ощущая, просто смотреть на то, как объединилась их плоть, было достаточно, чтобы у него в груди вспыхнул пожар. – Привет, – хрипло сказала она, когда он повел ее внутрь. Рив закрыл дверь и продолжал держать ее за руку, пока она не прервала контакт, якобы чтобы пройтись и осмотреться. Но он чувствовал, что ей нужно физическое пространство. – Вид отсюда исключительный. – Она остановилась и выглянула на открывшуюся панораму сверкающего города. – Забавно, отсюда он похож на макет. – Мы высоко, это точно. – Он наблюдал за ней, поглощая взглядом, полным одержимости. – Мне нравится вид, – пробормотал он. – Могу понять почему. – И здесь тихо. – Уединенно. Только они и больше никого во всем мире. И наедине с ней, здесь и сейчас, Рив почти верил, что все грязные поступки, которые он совершил, были преступлениями незнакомца. Она слегка улыбнулась: – Конечно, здесь тихо. У них там кляпы с шариками… эээ… Рив засмеялся. – Стороной ошиблась? – О, да. То, как она покраснела, дало ему понять, что Элена видела больше, чем просто неодушевленные предметы из бондаж-коллекции Ви, и вдруг Рив стал смертельно серьезен. – Мне нужно сказать что-то моему соседу? Элена покачала головой: – Он абсолютно ни при чем, и, к счастью, они с Джейн не… эм, начали. Слава Богу. – Тебе такое не по душе, я понял. Элена вновь посмотрела на вид: – Эй, они люди взрослые, это по обоюдному согласию, значит все нормально. Но чтобы самой участвовать в подобном? Да ни за что. Кстати о разочарованиях. Если БДСМ для нее – слишком, он догадывался, что она не поймет того, что он в качестве откупа трахает ненавистную ему женщину. Которая, к тому же, приходиться ему сводной сестрой. О, а еще она симпат. Как и он сам. Из-за его молчания она оглянулась через плечо: – Прости. Я тебя обидела? – Я тоже не поклонник этого. – Ну, не совсем. Он был шлюхой с принципами… не имеющей ничего против извращения, только если к нему принудили. К черту дерьмо с согласием у Ви и его женщины. Да, потому что это просто неправильно. Боже, он был ниже нее. Элена бродила по помещению, мягкая подошва ее обуви не издавала никаких звуков при контакте с черным мраморным полом. Глядя на нее, Рив понял, что под черным шерстяным пальто на ней была униформа. Логично, указал он себе, если потом она пойдет на работу. Брось, подумал он. Он, что, и вправду решил, что она останется на ночь? – Могу я взять твое пальто? – произнес он, зная, что ей должно быть жарко. – Мне приходится поддерживать здесь более высокую температуру, чем большинству было бы комфортно. – Вообще-то… мне следует просто уйти. – Она сунула руку в карман. – Я пришла, только чтобы передать тебе пенициллин. – Я надеялся, ты останешься на ужин. – Прости. – Она протянула ему пластиковый пакет. – Я не могу. Воспоминания о принцессе вторглись в разум Рива, и он напомнил себе о том, как хорошо это было – поступить правильно по отношению к Элене… и стереть ее номер из телефона. Он за ней совсем не ухаживал. Вовсе нет. – Понимаю. – Он взял таблетки. – И спасибо за них. – Принимай по две, четыре раза в день. В течение десяти дней. Обещаешь? Он кивнул: – Обещаю. – Хорошо. И попытайся увидеться с Хэйверсом, ладно? Наступил неловкий момент, а затем она подняла руку: – Ну… пока. Элена развернулась, и Ривендж силой мысли открыл стеклянную панель, не доверяя себе достаточно, чтобы подойти к ней слишком близко. О, пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, не надо, думал он. Ему просто на какое-то время захотелось почувствовать себя… чистым. Выйдя, Элена сразу остановилось, и сердце Рива бешено заколотилось. Она оглянулась, и обрамлявшие ее милое лицо пряди растрепал ветер. – Во время еды. Нужно принимать их во время еды. Точно. Медицинская информация. – У меня ее тут много. – Хорошо. Закрыв дверь, Рив наблюдал за тем, как девушка исчезает в тени, и ему пришлось заставить себя отвернуться. Двигаясь медленно и опираясь на трость, он прошел мимо стеклянной стены и завернул за угол, в освещенную столовую. Две зажженные свечи. Два набора серебряных приборов. Два бокала для вина. Два стакана для воды. Две салфетки, идеально сложенные, рядом с двумя тарелками. Рив сел на стул, который собирался предложить ей, тот, что с правой стороны от него, на почетном месте. Приставил трость к бедру и, положив пластиковый пакет на стол из черного дерева, разгладил его, чтобы антибиотики легли рядом друг с другом в аккуратном и строгом ряду. Он задумался, почему они не в маленькой оранжевой баночке с белой этикеткой, но, не суть. Она принесла их ему сюда. Это главное. Сидя в тишине, в окружении света свечей и запаха ростбифа, который он только что вынул из духовки, Рив поглаживал пакетик указательным пальцем, лишенным чувствительности. Хотя, конечно же, он что-то чувствовал. В мертвом центре груди у него что-то болело за сердцем. На протяжении своей жизни он совершил много дурных поступков. Больших и малых. Он подставлял людей, просто чтобы побесить их, будь они дилерами, посягнувшими на его территорию, простыми парнями, которые плохо обходились с его шлюхами, или же идиотами, косячившими у него в клубе. Он превращал пороки других в источники своих доходов. Продавал наркотики. Продавал секс. Продавал смерть в форме особых талантов Хекс. Он трахался по самым незавидным причинам. Он калечил. Он убивал. И все же, ничто из этого не беспокоило его раньше. Не было ни раздумий, ни сожалений, ни сочувствия. Просто больше схем, планов, ракурсов, которые предстоит обнаружить и использовать. И сейчас, пока он сидел за пустым столом, в пустом пентхаусе, у него защемило в груди, и Рив знал, из-за чего: сожаление. Заслужить Элену было бы удивительно. Но это лишь еще одна вещь, которую он никогда не почувствует. -------------------------------------------------------------- РуПол – известный американский исполнитель, автор песен и актёр, использующий женский образ. Также принимает участие в телевизионных передачах и постановках. В отличие от многих других драг-квин использует также и свой мужской облик.
Когда Братство собралось в его кабинете, Роф посматривал на Джона со своего выгодного места за вычурным столом. Парнишка напротив выглядел, словно раздавленное на дороге животное. Его лицо было бледным, массивное тело не двигалось, и он совсем не принимал участия в обсуждении. Но хуже всего был запах его эмоций: он отсутствовал напрочь. Ни острого, ударяющего в нос гнева. Ни едкого, дымчатого порыва печали. Ни даже лимонного пощипывания страха. Ничего. Стоя среди Братьев и двух своих лучших друзей, он оградился безразличием и оцепенелым трансом… с ними, но на самом деле нет. Плохо. Головная боль Рофа – будто глаза, уши и рот, казались, навечно приделаны к черепу – совершила очередную атаку на его виски, и он сел в свое дурацкое кресло в надежде, что спинная передислокация облегчит давление. Размечтался. Может, ампутация головы сработает. Бог свидетель, Док Джейн хорошо управляется с пилой. Сидя в ужасном зеленом кресле, Рейдж вгрызся в чупа-чупс, нарушая вызванную бездельничаньем тишину, которая возглавляла собрание. – Тор не мог далеко уйти, – пробормотал Голливуд. – Он недостаточно силен. – Я проверил на Другой Стороне, – сказал Фьюри по громкой связи. – Он не с Избранными. – Как насчет того, чтобы сгонять в его старый дом, – предложил Бутч. – Сомневаюсь, что он пошел туда, – покачал головой Роф. – Там много воспоминаний. Проклятье, даже упоминание дома, в котором Джон провел время, ничего не вызвало у парнишки. Но, по крайней мере, уже стемнело, поэтому они могли выйти и начать искать Тора. – Я останусь здесь на случай, если он вернется, – сказал Роф, когда открылись двойные двери, и зашел Ви. – Хочу, чтобы все остальные искали его в городе, но сначала выслушаем последние новости от нашей собственной Кэти Курик . – Он кивнул на Вишеса. – Кэти? Взгляд Ви был окулярной версией показанного во всей красе среднего пальца, но он не стал на этом зацикливаться. – Прошлой ночью в полицию поступил отчет, заполненный детективом убойного отдела. По адресу, откуда взялось оружие, нашли труп. Человек. Разносчик пиццы. Одно ножевое ранение в грудь. По-любому бедный ублюдок наткнулся на что-то, чего не должен был видеть. Я только что закончил взламывать детали дела, и чтоб вы знали, я обнаружил запись о черном маслянистом пятне на стене рядом с дверью. – Раздался ропот ругательств, многие из которых начинались на букву «б». – Да, а теперь самое интересное. Полиция заметила, что на парковке стоял Мерседес примерно за два часа до того, как позвонил менеджер из «Домино» и сообщил, что паренек не вернулся после доставки на тот адрес. И один из соседей видел блондина, конечно же, который сел в него вместе с другим парнем, темноволосым. Она сказала, было странно видеть такую крутую машину в этом районе. – Мерседес? – переспросил Фьюри по телефону. Рейдж бросил маленькую белую палочку в корзину для мусора, добавив к ее королевскому содержимому очередной леденец. – Да с какого перепугу Общество Лессенинг тратит такие наличные на колеса? – Именно, – сказал Ви. – Бессмыслица полнейшая. Но в этом и соль. Свидетели также заявили, что ночью ранее видели там подозрительный черный Эскалейд… и мужчину в черном, уносящим… о, что же это… ящики, да, четыре гребаных ящика из того квартета квартир. Когда его сосед многозначительно посмотрел на Бутча, коп потряс головой: – Но нет упоминаний, что у них есть номера Эскалейда. И мы поменяли их, как только я вернулся. А Мерс? Свидетели постоянно ошибаются. Блондин и другой парень вообще могли быть не причастны к убийству. – Ну, я буду за этим следить, – сказал Ви. – Не думаю, что полиция свяжет это с чем-то, имеющим отношение к нашему миру. Черт, много чего оставляет черные пятна, но нам лучше быть наготове. – Если над этим делом работает тот детектив, о ком я думаю, то он хорош, – тихо сказал Бутч. – Очень хорош. Роф встал на ноги: – Ладно, солнце село. Валите отсюда. Джон, я хочу немного поговорить с тобой наедине. Роф подождал, пока за последним из его братьев закрылись двери, и произнес: – Мы найдем его, сынок. Не волнуйся. – Нет ответа. – Джон? Что такое? Парень лишь скрестил на груди руки и посмотрел прямо перед собой. – Джон… Джон выпрямил руки и показал нечто, для никчемных глаз Рофа походившее на: «Я пойду с остальными». – Черта с два. – На это Джон резко обернулся. – Да, этого точно не произойдет, раз ты зомби. И не надо тут заявлять «я в порядке». Если ты хоть на долю секунды подумал, что я отпущу тебя сражаться, то очень глубоко ошибался. Джон обошел кабинет, будто пытался взять себя в руки. В конце концов, он остановился и показал: «Я не могу находиться здесь прямо сейчас. В этом доме». Роф нахмурился и попытался истолковать сказанное, но от этого лишь головная боль запела сопрано: – Прости, что это было? Джон распахнул дверь и секундой позже зашел Куин. Последовало много жестов руками, а затем Куин прочистил горло: – Он говорит, что не может сегодня быть в этом доме. Просто не может. – Ладно, тогда идите в клуб и напейтесь до отключки. Но никаких сражений. – Роф послал тихую благодарственную молитву за то, что Куин привязан к парнишке. – И, Джон… я найду его. Опять жесты, а затем Джон повернулся к двери. – Что он сказал, Куин? – спросил Роф. – Эээ… сказал, что ему пофигу найдешь ты его или нет. – Джон, ты так не думаешь. Тот развернулся, что-то показал и Куин перевел: – Он говорит, нет, действительно думает. Он говорит… что больше не может так жить… каждую ночь и день, заходя в его комнату, задаваться вопросом, будет ли Тор… Джон, помедленнее… а… повесился ли мужик или снова исчез. Даже если он вернется… Джон говорит, с него хватит. Его слишком часто оставляли за бортом. С этим было сложно поспорить. В последнее время Тор не был прекрасным отцом, его единственным достижением на этом фронте стало создание следующего поколения живых мертвецов. Роф вздрогнул и потер виски: – Слушай, сынок, я не много в этом смыслю, но ты все равно можешь поговорить со мной. Повисло долгое, тихое напряжение, окрашенное странным ароматом… сухим, почти затхлым запахом… сожаления? Да, сожаления. Джон немного поклонился, будто в благодарность и выскочил за дверь. Куин задержался: – Я не позволю ему сражаться. – Тогда ты спасешь ему жизнь. Потому что если он поднимет руки в таком состоянии, то вернется домой в осиновом ящике. – Без вопросов. Когда дверь закрылась, боль взревела в висках Рофа и заставила его сесть обратно. Боже, все чего он хотел, это пойти в их с Бэт комнату, забраться в большую кровать и положить голову на подушки, пахнущие ею. Он хотел позвонить ей и молить присоединиться к нему, просто чтобы он мог держать ее в объятиях. Он хотел получить прощение. Он хотел спать. Вместо этого, король снова встал на ноги, подобрал с пола оружие, лежавшее около стола, и надел его. Выйдя из кабинета с кожаной курткой в руке, он спустился по главной лестнице, вышел в вестибюль, а затем в холодную ночь. Он уже понял, что головная боль будет сопровождать его повсюду, поэтому он с таким же успехом мог быть полезен в поисках Тора. Пока Роф надевал куртку, его неожиданно поразила мысль о его шеллан, и о том, куда она ходила прошлой ночью. Срань господня. Он точно знал, где Тор.
***
Элена действительно хотела сразу же уйти с крыши Ривенджа, но, шагнув в тень, невольно оглянулась на пентхаус. Сквозь толщу стекол она смотрела, как Ривендж отворачивается и медленно идет вдоль стены … Ее коленка ударилась обо что-то твердое. – Черт возьми! Прыгая на одной ноге и потирая ушибленное место, она кинула злобный взгляд на мраморную урну, на которую наткнулась. Выпрямившись, Элена забыла о боли. Ривендж зашел в другую комнату и остановился перед столом, накрытым на двоих. Среди мерцающего хрусталя и серебра горели свечи, длинная стеклянная стена демонстрировала все, на что ему пришлось пойти ради нее. – Черт возьми, – прошептала она. Ривендж сел так же медленно и сосредоточенно, как и шел, сначала оглянувшись, будто желая убедиться, что стул стоит на месте, а затем напряг руки и опустился. Принесенный ею пакетик лежал на столе, и, когда он захотел погладить его, нежные пальцы на таблетках контрастировали с большими плечами и темной мощью, присущей его суровому лицу. Глядя на него, Элена больше не чувствовала холода, ветра или боли в своей ноге. Купаясь в свете свечей, с опущенной головой и профилем, таким сильным и настоящим, Ривендж был невероятно прекрасен. Вдруг он поднял голову и посмотрел прямо на нее, хоть она и стояла в темноте. Элена сделала шаг назад и бедром почувствовала стену, но не дематериализовалась. Даже когда он уперся тростью в пол и поднялся на ноги в полный рост. Даже когда двери перед ним открылись по его воле. Она была не таким хорошим лжецом, чтобы сделать вид, что просто всматривалась в ночь. И не была трусом, чтобы сбежать. Элена подошла к нему. – Ты не принял таблетки. – Ты этого ждала? Она скрестила руки на груди: – Да. Ривендж обернулся к столу и паре пустых блюд: – Ты говорила, их нужно принимать во время еды. – Да, говорила. – Ну, похоже, что тогда тебе придется смотреть, как я ем. – Элегантное приглашающее движение рукой было побуждением, поддаваться на которое она не хотела. – Посидишь со мной? Или предпочтешь стоять здесь на холоде? О, погоди, может, это поможет определиться. – Полностью опершись на трость, он подошел к свечам и задул их. Завитки дыма над фитилями казались ей панихидой по всем угасшим возможностям. Он приготовил для них милый ужин. Сделал над собой усилие. Красиво оделся. Она зашла внутрь, потому что уже достаточно подпортила его вечер. – Присаживайся, – сказал он. – Я вернусь со своей тарелкой. Только если…? – Я уже поела. – Разумеется. – Он слегка поклонился, когда она отодвинула стул. Ривендж оставил трость у стола и вышел на кухню, держась за спинки стульев, буфет и косяк двери. Вернувшись через несколько минут, он повторил схему свободной рукой и затем с предельной концентрацией опустился в кресло во главе стола. Подняв блестящую серебряную вилку, он, молча и осторожно, разрезал свое мясо и начал есть его со сдержанностью и манерами. Боже, она чувствовала себя стервой года, сидя перед пустой тарелкой в застегнутом на все пуговицы пальто. Постукивание серебряных зубцов на фарфоре заставляло кричать повисшую между ними тишину. Теребя лежащую перед ней салфетку, Элена чувствовала себя ужасной по стольким параметрам, и, хотя не была такой уж разговорчивой, заговорила, потому что просто больше не могла держать все в себе: – Позапрошлой ночью… – Ммм? – Ривендж не посмотрел на нее, оставаясь сосредоточенным на своей тарелке. – Меня не продинамили. Знаешь, на том свидании. – Что ж, поздравляю. – Его убили. Ривендж рывком поднял голову: – Что? – Стефан, парень, с которым я должна была встретиться… его убили лессеры. Король принес его тело, но я не знала, что это он, пока не пришел искавший его кузен. Я… я, я всю смену прошлым вечером заворачивала его тело, чтобы вернуть семье. – Она покачала головой. – Они избили его… до неузнаваемости. Ее голос надломился и отказывался продолжать, поэтому она просто сидела там, теребя салфетку в надежде успокоиться. Два тонких звона означали, что Рив положил на тарелку нож с вилкой, а затем потянулся к ней, положив на ее предплечье свою крепкую руку: – Мне очень жаль, – сказал он. – Неудивительно, что тебе не хочется всего этого. Если бы я знал… – Нет, все нормально. Правда. Мне следовало держать себя в руках, когда пришла. Я просто сегодня не в себе. Сама не своя. Он чуть сжал ее руку и вернулся в кресло, будто не хотел стеснять ее. Что Элене понравилось бы при обычных обстоятельствах, но сегодня она посчитала это жалостью – если использовать его любимое слово. Его прикосновение сквозь пальто было очень милым. И, кстати, ей становилось жарко. Элена расстегнула и сняла шерстяное пальто с плеч. – Здесь жарко. – Как я уже говорил, я могу опустить температуру для тебя. – Не нужно. – Она нахмурилась, посмотрев на него. – Почему ты всегда холодный? Побочные эффекты дофамина? Он кивнул: – Скорее всего, именно благодаря ним мне нужна трость. Я не чувствую конечностей. Она не слышала, чтобы большинство вампиров так реагировали на лекарство, но, опять же, индивидуальных реакций было бесчисленное множество. Кроме того, вампирский эквивалент Паркинсона – болезнь гадкая. Ривендж отодвинул тарелку, и они вдвоем довольно долго сидели в тишине. При свете свечей Рив каким-то образом казался бледным, его обычная энергия – иссякшей, настроение – очень мрачным. – Ты тоже сам не свой, – сказала она. – Не то, чтобы я тебя очень хорошо знала, но ты кажешься… – Каким? – Таким, какой я себя чувствую. В ходячей коме. – Вот уж точно, – усмехнулся он. – Хочешь поговорить об этом… – Хочешь чего-нибудь поесть… Они засмеялись и замолчали. Ривендж покачал головой: – Слушай, позволь угостить тебя десертом. Это меньшее, что я могу сделать. И это не романтический ужин. Свечи потушены. – Вообще-то, знаешь, что? – Ты солгала о том, что поела, прежде чем прийти сюда, и теперь проголодалась? Она снова засмеялась: – Точно. Когда его аметистовые глаза посмотрели в ее, воздух между ними изменился, и у Элены возникло чувство, что Ривендж видит ее насквозь. Особенно когда он произнес загадочным голосом: – Позволишь мне тебя накормить? Загипнотизированная, плененная, она прошептала: – Да. Пожалуйста. – Как раз тот ответ, на который я надеялся. – Улыбаясь, он сверкнул длинными белыми клыками. Какова будет его кровь на вкус, вдруг задумалась она. Ривендж издал глубокий горловой рык, будто бы в точности знал, о чем она думала. Но он не стал заходить дальше, встал в полный рост и скрылся на кухне. К тому моменту, как он вернулся с ее тарелкой, Элена смогла немного собраться, но, когда он поставил перед ней еду, слабый запах специй, витавший вокруг нее, был таким восхитительным – и не имел ничего общего с тем, что он приготовил. Намериваясь держать себя в руках, Элена положила салфетку на колени и попробовала ростбиф. – Бог ты мой, это невероятно. – Спасибо, – сев, сказал Рив. – Так доджен в нашем доме всегда готовил. Ставишь печь на четыре семьдесят пять и кладешь в нее ростбиф, закрываешь на полчаса, затем все выключаешь и даешь ему настояться. Нельзя открывать дверцу, чтобы проверить. Таково правило, и нужно довериться процессу. Через два часа? – Рай. – Рай. Элена засмеялась, когда они одновременно произнесли одно и то же слово. – Что ж, он на самом деле хорош. Тает во рту. – В интересах полного разоблачения, на случай, если ты считаешь меня шеф-поваром, это единственное, что я умею готовить. – Ну, одно блюдо ты делаешь идеально, и это больше, чем некоторые люди могут сказать о себе. Он улыбнулся и посмотрел на таблетки: – Если приму одну из них сейчас, ты уйдешь сразу после ужина? – Если я скажу «нет», ты объяснишь, почему такой молчаливый? – Жесткий дипломат. – Просто устанавливаю взаимозависимое положение. Я расскажу, что меня тяготит. Темнота затенила его лицо, напрягая челюсть и сводя вместе брови. – Я не могу говорить об этом. – Конечно, можешь. Его взгляд, теперь суровый, метнулся к ней: – Как и ты можешь говорить о своем отце? Элена опустила глаза на тарелку и уделила особое внимание разрезанию мяса. – Прости, – сказал Рив – Я… Проклятье. – Нет, все нормально. – Даже если это было не так. – Иногда я слишком сильно давлю. Сказывается работа в клинике. Не так классно, когда дело касается личного. Вновь повисла тишина, и Элена начала есть быстрее, думая, что уйдет, как только закончит. – Я делаю кое-что, чем отнюдь не горжусь, – вдруг произнес он. Она подняла взгляд. На его лице отражалось отвращение, злость и ненависть, эмоции обратили его в кого-то, кого бы она испугалась, будь все несколько иначе. Ни одна из этих эмоций не была направлена на нее. Это было проявлением того, что он чувствовал по отношению к себе. Или кому-то другому. Элена знала, что не стоит давить. Особенно, учитывая его настроение. Поэтому она удивилась, когда он сказал: – И это как образ жизни. Бизнес или личное, подумала она. Он поднял глаза: – Здесь замешана определенная женщина. Точно. Женщина. Ладно, у нее не было никакого права чувствовать себя так, будто грудь сжали холодные тиски. Ее не касается, что у него уже кто-то есть. Или что он был игроком, устраивавшим этот ужин с ростбифом, свечами и соблазнением специально для, Бог знает, скольких разных женщин. Элена прочистила горло и положила нож и вилку. Вытерев рот салфеткой, она сказала: – Ничего себе. Знаешь, никогда не думала спрашивать, есть ли у тебя супруга. На твоей спине нет имени… – Она не моя шеллан. И я ни капли ее не люблю. Это сложно. – У вас есть ребенок? – Нет, слава Богу. – Но это отношения? – нахмурилась Элена. – Думаю, их можно так назвать. Чувствуя себя полнейшей беснующейся идиоткой из-за того, что так взъелась, Элена положила салфетку на стол рядом с тарелкой и одарила Рива очень профессиональной улыбкой, вставая на ноги и поднимая пальто. – Мне пора. Спасибо за ужин. Рив выругался. – Мне не стоило ничего говорить… – Если твоей целью было затащить меня в постель, то ты прав. Плохой шаг. И все же, я рада, что ты был честен… – Я не пытался затащить тебя в постель. – О, конечно же, нет, ведь тогда бы ты изменил ей. – Боже, почему она так расстроена этим? – Нет, – огрызнулся Ривендж в ответ, – потому что я импотент. Поверь, если бы я мог возбудиться, постель была бы первым местом, куда бы я захотел тебя отвести. ----------------------------------------------------- Кэти Курик (англ. Katie Couric, род. 7 января 1957 года) - американская телеведущая, журналист и продюсер. Она стала первой женщиной в истории, которая в одиночку вела главные вечерние выпуски новостей на одном из трех основных каналов в США.
– Проводить с тобой время все равно, что наблюдать, как сохнет краска. – Голос Лэсситера эхом отразился от сталактитов, свисающих с высокого потолка Пещеры. – Только вне домашней обстановки, – трагично, учитывая, как выглядит это место. Вы всегда такие унылые? И никогда не слышали о «Поттери Барн» ? Тор потер лицо и обвел взглядом пещеру, веками служившую священным местом встречи Братства. По всей ее задней части за массивным каменным алтарем, рядом с которым он сидел, пролегала черная мраморная стена с именами всех Братьев. Черные свечи на толстых стойках отбрасывали дрожащий свет на резьбу на Древнем Языке. – Мы вампиры, – сказал он. – Не фэйри. – Иногда я сильно в этом сомневаюсь. Видел кабинет, в котором торчит твой король? – Он почти слеп. – Понятно, почему он не повесился в этом пастельном убожестве. – Ты же вроде выступал против унылой обстановки? – Говорю то, что приходит в голову. – Точно. – Тор не смотрел на ангела, понимая, что зрительный контакт лишь поощрит парня. О, стойте. Лэсситеру в этом помощь-то и не требовалась. – Ты ждешь, что тот череп на алтаре заговорит с тобой или еще чего? – Вообще-то, мы оба ждем, когда ты, наконец, передохнешь. – Тор кинул на парня взгляд. – В любое время, когда ты будешь готов. В любое время. – Ты говоришь приятные вещи. – Ангел прижал свой светящийся зад к каменным ступенькам рядом с Тором. – Могу я задать вопрос? – А «нет» вообще принимается? – Не-а. – Лэсситер поерзал и взглянул на череп. – Эта штука выглядит старше, чем я сам. Это о чем-то говорит. Это был первый Брат, воин, с которого все началось, который отважно и упорно бился с врагом. Самый священный символ силы и цели Братства. Лэсситер внезапно перестал выпендриваться. – Он, должно быть, был великим воином. – Думал, ты хотел что-то спросить. Ангел, выругавшись, поднялся и встряхнул ноги: – Да, то есть… как, черт возьми, вы сидите тут так долго? Мой зад меня убивает. – Да, мозговые колики та еще заноза. Но ангел был прав о потраченном времени. Тор сидел здесь, глядя на череп и стену с именами за алтарем, так долго, что его пятая точка не столько онемела, сколько срослась со ступеньками. Он пришел сюда прошлой ночью, ведомый невидимой рукой, побуждаемый искать вдохновения, ясности, воссоединения с жизнью. Вместо этого он нашел лишь камень. Холодный камень. И множество имен, когда-то имевших для него значение, а теперь ставших лишь списком мертвецов. – Это потому, что ты ищешь не в том месте, – сказал Лэсситер. – Можешь идти. – Всякий раз, как ты это говоришь, у меня слезы к глазам подступают. – Забавно, у меня тоже. Ангел наклонился, запах свежего воздуха опережал его: – Ни эта стена, ни череп не дадут тебе желаемого. Тор прищурился и пожалел, что не достаточно силен, чтобы сразить парня: – Разве? Ну, тогда они делают тебя лжецом. «Пришло время. Сегодня все изменится». Из тебя предсказатель никакой, знаешь об этом? Ты просто полон дерьма. Лэсситер улыбнулся и лениво поправил золотое кольцо в своей брови: – Если ты думаешь, что грубость привлечет мое внимание, то умрешь со скуки, прежде чем мне станет не все равно. – Нафига ты вообще здесь? – Истощение Тора прокралось в голос, ослабив его, что раздражало. – Почему ты просто не отставил меня там, где нашел? Ангел взобрался на черные мраморные ступени и начал расхаживать взад и вперед перед блестящей стеной с вырезанными в ней именами, останавливаясь там и тут, чтобы изучить одно-два. – Время это роскошь, веришь ты или нет, – сказал он. – По мне, так больше проклятье. – Знаешь, что бы ты получил без времени? – Забвение. Именно туда я направлялся, пока не появился ты. Лэсситер провел пальцем по резной линии символов, и Тор быстро отвернулся, когда понял, что там было написано. Его имя. – Без времени, – произнес ангел, – у тебя была бы лишь бездонная, бесформенная трясина вечности. – К твоему сведению, философия мне скучна. – Это не философия. А реальность. Время – это то, что придает жизни значимость. – Да пошел ты. Серьезно… катись к черту. Лэсситер наклонил голову в сторону, будто что-то услышал: – Ну, наконец-то, – пробормотал он. – Ублюдок меня с ума сводит. – Прости? Ангел поднял голову, наклонился прямо к лицу Тора и четко произнес: – Слушай внимательно, солнце мое. Твоя шеллан, Вэлси, послала меня. Вот почему я не оставил тебя умирать. У Тора сердце замерло в груди, когда ангел поднял взгляд и спросил: – Что же тебя так задержало? Раздался раздражающий голос Рофа, наряду с приближающимся к алтарю грохотом его ботинок: – Ну, в следующий раз скажи кому-нибудь, где тебя носит… – Что ты сказал? – выдохнул Тор. Лэсситер не думал извиняться, когда переключил внимание на Тора: – Тебе не на ту стену нужно смотреть. Попробуй календарь. Один год назад враг застрелил твою Вэлси. Проснись уже и сделай с этим что-нибудь. Роф ругнулся: – Полегче, Лэсси… Тормент вскочил с пола пещеры с чем-то близким к когда-то имевшейся у него силе и ударил Лэсситера, как полузащитник, вопреки разнице в весе, жестко отправив ангела на каменный пол. Сомкнув руки вокруг горла парня, он посмотрел в белые глаза и сжал ладони, обнажая клыки. Лэсситер просто посмотрел на него в ответ и направил свой голос напрямую в височную долю Тора: – Что собираешься сделать, придурок? Отомстишь за нее или проявишь к ней неуважение, тратя время впустую? Огромная рука Рофа сжала плечо Тора, словно львиные когти, вонзаясь, оттаскивая его: – Отпусти. – Не… – Тор задышал рывками. – Не… никогда… – Достаточно, – выплюнул Роф. Тора отбросили на задницу, и, отскочив, как ветка от земли, он вышел из убийственного транса. И проснулся. Он не знал, как еще это описать. Будто сработал какой-то переключатель и его свет, ранее угасший, вдруг снова ожил. В поле зрения попало лицо Рофа, и Тор увидел его с ясностью, которой не обладал… целую вечность: – Ты как там? – спросил его брат. – А то жестко приземлился. Тор вытянул руки и прошелся ими по массивным предплечьям Рофа, пытаясь почувствовать реальность. Он оглянулся на Лэсситера, а затем посмотрел на короля: – Прости… за это. – Ты шутишь? Мы все хотели придушить его. – Знаете, я тут себе комплекс заработаю, – кашлянул Лэсситер, переведя дыхание. Тор схватил своего короля за плечи: – Никто о ней не говорит, – простонал он. – Никто не произносит ее имя, никто не говорит о… том, что произошло. Роф протянул руку к затылку Тора и поддержал его: – Из уважения к тебе. Взгляд Тора метнулся к черепу на алтаре, а затем к стене с гравировками. Ангел был прав. Лишь одно имя могло разбудить его, и в этом списке его не было. Вэлси. – Как ты узнал, что мы здесь, – спросил он короля, все еще глядя на стену. – Иногда людям нужно вернуться к началу. Туда, где все началось. – Пора, – тихо произнес падший ангел. Тор посмотрел на себя, на вялое тело под висящей одеждой. В нем осталась лишь четверть того мужчины, кем он был когда-то, может, даже в меньшей доле. И не только из-за потерянного веса. – О, боже… только посмотрите на меня. Ответ Рофа был прямым и по делу: – Если ты готов, то и мы готовы к твоему возвращению. Тор посмотрел на ангела, впервые заметив золотистую ауру, окружавшую парня. Посланник небес. Посланник Вэлси. – Я готов, – сказал он никому и одновременно всем.
***
Глядя через стол на Элену, Рив подумал, что, по крайней мере, она не побежала к выходу, когда он бросил бомбу на букву И. Импотент – не то слово, которое хочется использовать рядом с женщиной, к которой питаешь интерес. Только если в таком контексте: Черт, нет, я НЕ импотент. Элена снова села. – Ты… это из-за лекарства? – Да. Она отвела взгляд, будто производя в голове какие-то расчеты, и первой мыслью, снизошедшей на него, было: Мой язык все еще полон сил, как и мои пальцы. Он не стал ее озвучивать. – Дофамин оказывает на меня странное действие. Вместо того чтобы стимулировать выработку тестостерона, он выкачивает его из меня. Уголки ее губ дернулись вверх. – Это абсолютно неуместно, но учитывая, какой ты мужчина, без него… – Я смог бы заняться с тобой любовью, – тихо сказал он. – Вот бы каким я был. Ее взгляд метнулся к его, полный «черт возьми, он, правда, только что это сказал?» Рив провел рукой по ирокезу: – Я не стану извиняться за то, что чувствую к тебе, но не буду выказывать неуважение, пытаясь что-то с этим сделать. Хочешь кофе? Он уже готов. – Эээ… конечно. – Будто она надеялась, что это прояснит ее голову. – Слушай… Он остановился, еще не встав полностью: – Да? – Я… эээ… Когда она не продолжила, он пожал плечами: – Давай, я просто принесу тебе кофе. Я хочу услужить тебе. Это делает меня счастливым. К черту про счастье. Направляясь обратно на кухню, кричащее удовлетворение прорвалось сквозь его бесчувственность. То, что он кормит ее едой, приготовленной для нее, поит ее, чтобы облегчить жажду, предоставляет укрытие от холода… Нос Рива уловил странный запах, и сначала он подумал, что тот шел от оставшегося ростбифа – внешняя сторона мяса была натерта специями. Но нет… не в мясе дело. Подумав, что ему есть о чем беспокоиться помимо своего носа, он подошел к шкафчикам и достал чайную чашку и блюдце. Налив кофе, Рив потянулся к расправленным отворотам своего пиджака… И замер. Поднеся руку к носу, он глубоко вдохнул и не поверил тому, что почувствовал. Не может быть, что возможно… Вот только лишь одна вещь обладала таким запахом, и это не имело ничего общего с его симпатской сущностью. Запах темных специй, исходивший от него, был связующим ароматом, знаком, который вампиры оставляют на коже и лоне своих женщин, чтобы другие мужчины знали, чей гнев рискуют навлечь на себя, если посмеют подойти близко. Рив опустил руку и в ошеломлении посмотрел на дверь. Достигая определенного возраста, перестаешь ждать сюрпризов от своего тела. По крайней мере, хороших. Рахит. Одышка. Плохое зрение. Конечно, когда приходило время. Но серьезно, за девятьсот лет или около того после перехода, у тебя есть то, что есть. Хотя «хорошее» – не совсем то слово, которым бы он описал такое развитие событий. Без какой-либо очевидной причины, Рив подумал о своем первом разе. Это случилось сразу после перехода, и когда дело было сделано, он не сомневался, что они с женщиной станут парой, и до конца своих дней будут счастливо жить вместе. Она была идеально красива, женщина, которую брат его матери привел в дом для Рива, когда на того нагрянуло изменение. Она была брюнеткой. Боже, теперь он не мог вспомнить ее имени. Оглядываясь назад, со всем тем, что с тех пор он узнал о мужчинах, женщинах и притяжении, Рив понимал, что удивил ее тем, каким большим стало его тело после изменения. Она не думала, что ей понравится увиденное. Не думала, что захочет его. Но это произошло, и они совокупились, секс был открытием, ощущение всей той плоти, опьяняющего наплыва чувств, власти, которой он обладал, когда взял контроль после первой пары раз. Он узнал тогда, что у него есть этот шип, но девушка была так поглощена им, что вряд ли заметила, что ему пришлось немного подождать, прежде чем выйти из нее. После он пребывал в таком умиротворении, был таким удовлетворенным. Но жили-долго-и-счастливо не маячило на горизонте. Пот все еще высыхал на ее теле, когда она надела свою одежду и направилась к двери. Перед самым уходом, она мило улыбнулась ему и сказала, что не станет обвинять его семью за секс. Его дядя привел ее, чтобы Рив покормился. Забавно, теперь он задумывался, действительно ли стало сюрпризом то, к чему он пришел? Он довольно рано познал секс как товар, даже если тот первый раз, скорее даже шесть первых, были в его доме, так сказать. Так что, да, если этот темный аромат означал, что его вампирская сущность связалась с Эленой, это отнюдь не хорошая новость. Рив взял кофе и осторожно пронес его через дверь в столовую. Поставив кофе перед девушкой, он захотел прикоснуться к ее волосам, но вместо этого просто сел. Она поднесла чашку к губам: – Ты готовишь хороший кофе. – Ты его еще не попробовала. – Я чувствую, как он пахнет. И аромат мне нравится. Это не кофе, подумал он. Не совсем, во всяком случае. – Ну, мне нравится твой парфюм, – сказал он, потому что был болваном. Она нахмурилась: – На мне его нет. То есть, кроме мыла и шампуня. – Ну, тогда, мне нравятся они. И я рад, что ты осталась. – Ты это планировал? Их взгляды встретились. Проклятье, она идеальна. Сияющая, как когда-то мерцали эти свечи. – Ты проделала весь этот путь ради кофе? Да, полагаю, я рассчитывал на свидание. – Я думала, ты согласился со мной. Черт, эта напряженность в голосе вызывала желание прижать ее к своей обнаженной груди. – Согласился с тобой? – спросил он. – Черт, я скажу «да» всему, если это сделает тебя счастливой. Но о чем именно ты говоришь? – Ты сказал… что я не должна с кем-то встречаться. Ах да, точно. – Не должна. – Я не понимаю. Будь он проклят, но Рив ждал этого. Он поставил онемевший локоть на стол и наклонился к ней. Когда он сократил расстояние, ее глаза распахнулись, но она не отпрянула. Он сделал паузу, давая ей шанс остановить его. Почему? Он понятия не имел. Симпат в нем соглашался на паузы только для анализа или чтобы лучше воспользоваться слабостями. Но из-за Элены он хотел быть порядочным. Элена не сказала ему притормозить, однако: – Я не… понимаю, – прошептала она. – Ничего сложного. Не думаю, что тебе следует с кем-то встречаться. – Рив пододвинулся еще ближе, так, что смог рассмотреть золотистые крапинки в ее глазах. – Но этот «кто-то» – не я. ---------------------------------------------------------------------- «Поттери Барн» – сеть мебельных магазинов, основатель нового стиля и признана специалистами зачинщиком настоящей революции на американском рынке товаров для дома.
Этот «кто-то» – не я. Глядя в аметистовые глаза Рива, Элена в этом не сомневалась. В этот тихий момент, со связывающими их взрывными сексуальными флюидами и темным ароматом в воздухе, Ривендж был для нее не просто кем-то, он был всем. – Ты позволишь мне тебя поцеловать, – произнес он. Это было утверждением, но Элена все равно кивнула, и он сократил расстояние между ними. Его губы были нежными, а поцелуй – еще нежнее. И он отстранился слишком быстро, по ее мнению. Слишком быстро. – Если ты хочешь большего, – сказал он низким, хриплым голосом, – я с радостью дам это тебе. Элена посмотрела на его губы и подумала о Стефане, обо всех решениях, которые он уже не сможет принять. Быть с Ривенджем – вот чего она хотела. Желание не имело логики, но в настоящий момент это было неважно. – Да. Я хочу большего. – И только тогда до нее дошло. Он не мог ничего чувствовать, так ведь? Так что же произойдет, если они зайдут еще дальше? И как поднять эту тему, не заставив его чувствовать себя неполноценным? Что насчет той другой женщины? Ясно, что он не спит с ней, но там происходит что-то серьезное. Его аметистовые глаза опустились к ее губам: – Хочешь знать, что я получу от этого? Боже, его голос – воплощение секса. – Да, – выдохнула она. – Всегда хотел увидеть тебя такой. – Какой? Он провел пальцем по ее щеке: – Ты покраснела. – Он опустился к ее губам. – Рот приоткрыт, потому что ты думаешь о том, что я снова тебя поцелую. – Он продолжил нежно ласкать ее, опускаясь к ее горлу. – Твое сердце колотится. Я вижу это по вене, вот здесь. – Он остановился у ее груди, его собственный рот приоткрылся, а клыки удлинились. – Если я продолжу, то, думаю, обнаружу, что твои соски затвердели, и, спорим, есть и другие признаки того, что ты готова для меня. – Он наклонился к ее уху и прошептал: – Ты готова для меня, Элена? Матерь. Божья. Грудная клетка сдавила легкие, сладкое, головокружительное ощущение удушья сделало внезапный наплыв чувств меж бедер еще более ошеломляющим. – Элена, ответь мне. – Ривендж прижался к ее шее, пройдясь клыком по вене. Когда ее голова откинулась назад, она вцепилась в рукав его изящного костюма, сминая ткань. Прошло столько времени… целая вечность… с тех пор, как ее кто-то обнимал. С тех пор, как она общалась с кем-то кроме сиделки. С тех пор, как она чувствовала, что ее грудь и бедра были чем-то иным, нежели частями тела, которые нужно прикрывать, прежде чем выйти на улицу. И теперь этот прекрасный Не-просто-кто-то хотел быть с ней лишь для того, чтобы доставить ей удовольствие. Элене пришлось быстро заморгать, ей казалось, будто он только что преподнес ей подарок, и она задумалась, насколько далеко зайдет то, что они собирались начать. До того, как ее семья попала в немилость Глимеры и была изгнана из нее, Элена была обещана мужчине, а он – ей. Была назначена свадебная церемония, которая сорвалась, когда ее семья лишилась богатства. Когда они были вместе, она легла с мужчиной, несмотря на то, что, будучи порядочной женщиной Глимеры, ей не следовало делать этого до официального союза. Жизнь казалась слишком короткой, чтобы ждать. Теперь она знала, что жизнь еще короче. – У тебя здесь есть кровать, – сказала она. – И я бы убил, чтобы уложить тебя туда. Это она встала и протянула ему руку: – Пойдем.
***
Лишь то, что все это было ради Элены, делало происходящее приемлемым. Отсутствие чувствительности полностью исключило Рива из уравнения, освобождая их обоих от скверных осложнений, которые несло его участие. Боже, какое же это счастье. Принцессе он должен был отдавать свое тело. Но Элене он по собственному выбору решил дать… Что ж, проклятье, он не знал, что именно, но это гораздо больше, чем просто его член. И стоило это гораздо большего. Не желая опираться на Элену ради равновесия, Ривендж схватил свою трость и повел ее в спальню с кроватью, размером с бассейн, черным атласным одеялом и прекрасным видом из окна. Он закрыл дверь силой мысли, несмотря на то, что в пентхаусе больше никого не было, и в первую очередь повернул Элену к себе лицом и распустил ее собранные волосы. Светло рыжие волны рассыпались чуть ниже плеч, и хотя Рив не мог чувствовать шелковистые пряди, он вдыхал аромат легкого натурального букета ее шампуня. Она была чистой и свежей, как река, в которой он мог себя омыть. Рив остановился, его пронзил незнакомый укол совести. Если бы она знала, кто он, если бы знала, чем зарабатывает, знала, что он делал со своим телом, то не выбрала бы его. В этом он был уверен. – Не останавливайся, – сказала она, поднимая голову. – Пожалуйста… Усилием воли он разделил себя на отсеки, убрав из спальни все дурное: порочную жизнь, которую вел, опасную реальность, с которой сталкивался, блокируя, запирая их как можно дальше. Чтобы здесь находились лишь одни вдвоем. – Я не остановлюсь, пока ты не захочешь этого, – ответил он. И если она захочет, он подчинится, не задавая никаких вопросов. Последнее, что ему нужно, это заставить ее относиться к сексу так же, как он. Рив наклонился, прижался к ней и осторожно поцеловал. Он ничего не чувствовал, не хотел давить на нее, и ему казалось, она прижмется ближе, если захочет большего… Что Элена и сделала, обернув вокруг него руки и вжимаясь своими бедрами в его. И… проклятье, он почувствовал что-то. Откуда ни возьмись, искра чувствительности прорвалась сквозь его онемение, излучающая волна неясного, но все же отчетливого тепла, которое он смог ощутить. На долю секунды он отстранился, страх зародился в нем… но зрение оставалось трехмерным, и единственное красное, что он видел, это свечение цифровых часов на тумбочке. – Все нормально? – спросила она. Он подождал еще парочку ударов сердца: – Да… да, определенно нормально. – Он очертил ее лицо взглядом. – Позволишь мне раздеть тебя? О, Боже, он, правда, только что это сказал? – Да. – О… благодарю… Рив медленно расстегнул ее униформу, и с каждым дюймом представавшей перед ним плоти, акт становился не столько раздеванием, сколько открытием. Его руки были бережны, когда он спускал верх ее одежды с плеч, вниз, по бедрам и на пол. Когда Элена предстала перед ним в белом бюстгальтере и белых колготках, с чуть видневшимися из-под пояса белыми трусиками, Ривендж почувствовал, будто его удостоили чести. Но это не все. Аромат ее возбуждения гудел в его ушах, вызывая ощущение, будто он полторы недели кряду вдыхал кокаин. Она его хотела. Почти так же, как он хотел услужить ей. Рив подхватил ее, обернув руки вокруг талии и прижав ее к себе. Элена совсем ничего не весила, и он точно знал, что его дыхание ничуть не изменилось, когда он поднес и уложил ее на постель. Когда он отстранился, чтобы взглянуть на нее, Элена была совсем не похожа на тех женщин, с которыми он спал. Она не вытянула ноги и не развела их в стороны, не играла с собой, не изгибалась и не вела себя, словно шлюха, в духе «приди-и-возьми-меня-большой-мальчик». Она также не хотела причинить ему боль и совсем не стремилась унизить, в ее глазах не было горячей, эротичной жестокости. Элена просто смотрела на него с удивлением и искренним ожиданием, женщина без хитрости или расчетливости, которая в триллион раз сексуальнее, чем все, с кем он был или находился рядом. – Ты хочешь, чтобы я остался одетым? – спросил он. – Нет. Рив сбросил пиджак, будто тот был из третьесортного магазина, равнодушно скинув на пол произведение искусства от Гуччи. Сняв туфли, он расстегнул ремень и спустил брюки, оставив их там, где те приземлились. Рубашка отправилась следом. Как и носки. Он замялся на своих боксерах, просунув большие пальцы за пояс, готовые снять их, они так и не смогли сдвинуться. Отсутствие эрекции его смущало. Рив не думал, что это важно. Черт, едва ли его висящий член сделал это возможным. И все же, он меньше чувствовал себя мужчиной. Совсем не чувствовал, вообще-то. Он вытащил руки и положил их поверх своего пассивного члена: – Я останусь в них. Элена потянулась к нему с горящим в глазах желанием: – Я хочу быть с тобой в любом виде. Без эрекции, в его случае. – Прости, – тихо сказал он. Настал неловкий момент, ведь что она могла ответить? Но он все равно ждал от нее… чего-то. Подбадривания? Боже, да что с ним не так? Все эти странные мысли и реакции метались в его височной доле, воспламеняя участки, которые отвечали за такие эмоции как стыд, печаль и беспокойство, о которых он лишь слышал в чужих разговорах. Уязвимость тоже входила в их число. Может, сексуальные гормоны, которые она разбудила в нем, действовали на него как дофамин – не в том направлении. Превращали его в девчонку. – Ты прекрасен в этом свете, – хрипло сказала она. – Твои плечи и грудь настолько велики, что я не могу представить, каково это, быть таким сильным. А твой живот… жаль, что мой не такой плоский и твердый. Твои ноги тоже так сильны, лишь мускулы, ни грамма жира. Проведя рукой по шести кубикам и остановившись на одном из них, он посмотрел на ее слегка округлый животик: – Думаю, ты идеальна такая, какая есть. Ее голос стал серьезен: – И я думаю о тебе так же. Рив затаил дыхание: – Да? – Ты очень сексуален для меня. Даже просто смотря на тебя… я хочу тебя до боли. Ну… ничего себе. И все же потребовалось определенное количество мужества, чтобы вернуть большие пальцы за пояс боксеров и медленно спустить их с бедер. Когда он растянулся рядом с ней, его тело тряслось, и он знал это, потому что видел, как дрожат мышцы. Его волновало то, что она думает о нем. О его теле. О том, что вот-вот случится на этой постели. С принцессой? Ему было абсолютно наплевать, наслаждалась ли она тем, что он делал с ней. И в те несколько раз, что он был со своими девочками, ему, конечно же, не хотелось причинять им боль, но то было обменом секса на деньги. Между ним и Хекс просто произошла ошибка. Ни хорошая, ни плохая. Она просто случилась, и никогда больше не повторится. Элена провела ладонями по его рукам и плечам: – Поцелуй меня. Встретив ее взгляд, Рив выполнил просьбу, прильнув своими губами к ее, лаская их, а затем провел по ним языком. Он продолжал целовать ее, пока Элена не заерзала на кровати и не вцепилась в него руками так сильно, что странное эхо ощущений снова всколыхнулось в нем. Чувство заставило его сделать паузу и открыть глаза, чтобы проверить зрение, но все было нормально, не тронуто красным. Рив вернулся к тому, чем наслаждался, соблюдая осторожность, поскольку не мог следить за силой прикосновений, он позволял ей прильнуть к нему, чтобы не раздавить своим ртом. Он хотел зайти гораздо дальше… и она прочла его мысли. Элена сама расстегнула лифчик, расправившись с передней застежкой и обнажив себя. О… черт, да. Ее грудь была идеальных пропорций, розовые соски напряжены… и он немедленно впился в них губами, в один за другим. Ее стоны воспламенили его тело, заменив холод жизнью и энергией, теплом и нуждой: – Я хочу спуститься ниже, – прорычал он. Элена скорее простонала «пожалуйста», чем сказала, а ее тело дало ему более четкий ответ. Теперь ее бедра раскрылись, она раздвинула ноги, о большем приглашении он и просить не мог. Нужно снять ее колготки, прежде чем он примется за дело прямо через них. Рив был медленным и осторожным на столько, на сколько мог, освобождая ее плоть от тонких уз, не отрываясь от нее на всем пути до щиколоток и глубоко вдыхая. Он оставил ее трусики на месте.
***
Нежность Ривенджа – вот что удивило Элену больше всего. Вопреки своим огромным размерам, он был осторожен, аккуратно двигаясь сверху, не лишая ее возможности сказать «нет», направить его в другую сторону или вовсе остановить. Она не собиралась делать ничего из вышеперечисленного. Особенно когда его большая рука поднялась ко внутренней стороне ее обнаженного бедра, едва заметно, но непреклонно раздвигая ее ноги еще шире. Когда его пальцы задели трусики, заряд электричества обжег ее, а мини-оргазм заставил задышать с трудом. Ривендж поднялся и зарычал ей в ухо: – Мне нравится этот звук. Он захватил ее рот, одновременно лаская лоно сквозь скромный хлопок. Глубокие толчки языка контрастировали с легкими прикосновениями. Элена запрокинула голову, полностью потерявшись в нем. Приподняв бедра, она хотела, чтобы он забрался под трусики, и молила, чтобы тот понял намек, раз сама она была слишком запыхавшейся и отчаянной, чтобы говорить. – Чего тебе хочется? – прошептал он ей на ухо. – Хочешь, чтобы нас ничего не разделяло? Когда она кивнула, его средний палец скользнул под белье, и теперь, кожа к коже… – О… Боже, – простонала она, когда оргазм накрыл ее. Ривендж улыбался, словно тигр, лаская ее, пока она кончала, помогая ей перенести спазмы. Когда Элена, наконец, успокоилась, ее охватило смущение. Она так долго не была с мужчиной, и никогда с кем-то вроде него. – Ты невероятно красива, – прошептал он, пока она не успела что-то сказать. Элена повернулась к его бицепсам и поцеловала гладкую кожу, покрывавшую упругие мышцы: – Я давно ни с кем не была. Безмятежное сияние озарило его лицо: – Мне это нравится. Очень. – Он опустил голову к ее груди и поцеловал сосок. – Мне нравится, что ты уважаешь свое тело. Не все так поступают. О, и, кстати, я еще не закончил. Элена впилась ногтями ему в шею, когда он стянул с нее трусики. Розовый язык, дразнящий ее грудь, пленил ее, особенно когда аметистовые глаза встретились с ее, пока Рив обводил сосок и захватывал его, будто давая ей слабое представление о том внимании, которое будет уделено ее лону. Она кончила снова. Сильно. В этот раз Элена полностью отдалась экстазу, и было облегчением просто находиться в своей коже и рядом с ним. Восстановившись от удовольствия, она даже не успела моргнуть, когда он начал сцеловывать дорожку по ее животу к… Она застонала так громко, что раздалось эхо. Вместе с пальцами, ощущение его рта на ее лоне было более живым, потому что он едва касался ее. Нежные поглаживания по тому уязвимому, горячему местечку ее тела, заставляли Элену вытягиваться, чтобы почувствовать его, превращая каждое прикосновение его губ и языка в источник удовольствия и напряжения. – Еще, – потребовала она, приподнимая бедра. Ривендж поднял свои аметистовые глаза: – Не хочу быть слишком грубым. – Не будешь. Пожалуйста… это убивает меня… С рычанием он нырнул вниз и накрыл ее лоно своим ртом, посасывая, притягивая к себе. Она снова достигла пика, в этот раз оргазм накрыл ее сильными, сокрушительными волнами, но Рив все сделал правильно. Он продолжал, пока она билась в конвульсиях, ласки его губ становились все сильнее, а ее гортанные выкрики громче, когда он доставлял ей удовольствие, заставляя кончать снова и снова. Кончив Бог знает сколько раз, она лежала без движений, как и он. Они оба с трудом дышали, его блестящие губы прижались к внутренней стороне ее бедра, три пальца были глубоко в ней, их ароматы смешались в прогретом воздухе... Элена нахмурилась. Частью опьяняющего аромата в комнате были… темные специи. И когда она глубже вдохнула, его глаза поднялись к ней. Ошеломленное выражение ее лица, должно быть, показало, к какому именно заключению она пришла. – Да, я тоже уловил запах, – резко сказал Рив. Но он же не мог связаться с ней, ведь так? Это действительно может произойти так быстро? – Для некоторых мужчин, да, – сказал он. – Очевидно. Она вдруг поняла, что Рив прочел ее мысли, но ей было все равно. Учитывая, где он был, забраться в ее в мозг даже вполовину не казалось таким интимным. – Я не ожидала этого, – произнесла она. – В моем списке дел тоже не числилось. – Ривендж вынул из нее пальцы и облизал их неторопливыми движениями языка. Что, конечно же, вновь ее завело. Элена не отвела взгляда, когда он лег на подушки, которые она разбросала вокруг. – Если ты понятия не имеешь, что сказать, вступай в наш клуб. – Нам не обязательно что-то говорить, – прошептала она. – Это просто произошло. – Да. Ривендж перекатился на спину, они лежали в темноте примерно в шести дюймах друг от друга, и она уже скучала по нему, будто он уехал из страны. Повернувшись на бок, она положила под голову руку и смотрела на него, а он – в потолок: – Я бы хотела дать тебе что-нибудь, – сказала она, отложив на потом мысли о связующем запахе. Слишком много разговоров разрушат то, что они только что разделили, и ей хотелось сохранить эти мгновения на какое-то время. Он посмотрел на нее: – Ты с ума сошла? Мне напомнить, чем мы только что занимались? – Я бы хотела дать тебе что-то подобное – Она вздрогнула. – Не хочу, чтобы это прозвучало, будто чего-то не хватало… то есть… черт. Он улыбнулся и прикоснулся к ее щеке: – Это так мило с твоей стороны, не смущаться подобного. И не недооценивай то, как много удовольствия все это мне доставило. – Я хочу, чтобы ты кое-что знал. Никто не смог заставить меня чувствовать себя лучше или более прекрасной, чем это только что сделал ты. Он повернулся к ней и скопировал ее позу, положив голову на накачанный бицепс: – Понимаешь, почему мне было хорошо? Она взяла его за руку и поцеловала ладонь, только чтобы нахмуриться: – Ты остываешь. Я это чувствую. Она села и натянула на него одеяло, сначала накрыв его, а затем свернувшись рядом с ним, на покрывале. Они лежали так целый век. – Ривендж? – Да. – Возьми мою вену. По тому, как он задержал дыхание, она могла сказать, что чертовски шокировала его: – Прости… Ч-Что? Ей пришлось улыбнуться при мысли, что Ривендж был не из тех мужчин, кто часто запинается: – Возьми мою вену. Позволь мне дать тебе что-нибудь. Сквозь приоткрытый рот она увидела, как удлинились его клыки, не столько медленно выдвигаясь, сколько вырываясь из челюсти. – Не уверен… будет ли это… – Его дыхание стало отрывистым, а голос – еще глубже. Она положила руку на свою шею и медленно помассировала яремную вену: – Я думаю, это прекрасная идея. Когда его глаза засияли лиловым, она легла на спину и наклонила голову в сторону, обнажая горло. – Элена… – Его глаза обвели взглядом ее тело и вернулись к ее шее. Он тяжело дышал и покраснел, ясный блеск пота покрыл ту часть его плеч, что показывалась из-под одеяла. Но и это не все. Аромат темных специй становился сильнее, пока не пропитал воздух, его внутренняя химия реагировала на потребность в ней и в том, что она хотела сделать для него. – О… проклятье, Элена… Вдруг Ривендж нахмурился и посмотрел на себя. Его рука, та, что была так нежна на ее щеке, исчезла под одеялом, и выражение его лица изменилось. Тепло и нацеленность исчезли, оставив лишь беспокойное отвращение. – Прости, – хрипло произнес он. – Прости… я не могу… Ривендж выкарабкался из кровати и взял с собой одеяло, вытащив его прямо из-под ее тела. Он двигался быстро, но не достаточно, чтобы она не заметила его эрекцию. Он возбудился. Член был большим, длинным и твердым, словно бедренная кость. И все же он исчез в ванной и наглухо закрыл дверь. А затем запер ее.
