«Освобожденный любовник» Братство Черного Кинжала, книга 5 Перевод осуществлен сайтом "Официальный русский сайт Дж.Р.Уорд" (http://jrward.ru/) Размещено с разрешения переводчиков
Не предназначен лицам младше 18 лет.
Перевод: РыжаяАня и Naoma При участии WANDERER, KatrinLong, Kassy658 Редактура: Seyadina, Alina, Tor_watt, Milochka, Энтентеева Нина
Перевод окончен.
Посвящается тебе. Я неправильно поняла тебя с самого начала и приношу свои извинения. Это так на тебя похоже: ты вмешалась и спасла не только его, но и меня в этом стремле-нии.
Огромная благодарность всем читателям «Братства Черного Кинжала», а также поклонни-кам с форума.
Большое спасибо: Карен Солем, Кейре Сезаре, Клэр Зион, Кэйре Уэлш. Спасибо вам, Дорин и Энжи, за то, что позаботились обо мне – и спасибо S-Byte и Venture за то, что сделали по доброте душевной.
Как всегда, спасибо моему исполнительному комитету: Сью Графтон, доктору Джессике Андерсон, Бэтси Воган и моему Партнеру. И спасибо несравненной Сюзанне Брокманн.
DLB – знаешь что? Твоя мамочка любит тебя. NTM – как всегда, с любовью и уважением. Хотя ты и так знаешь.
И должна сказать, что ничего бы не получилось без: моего любимого мужа, который все-гда был рядом, моей замечательной мамы, которая была со мной с… хм, да, с самого на-чала; моей семьи (по крови и по выбору); и дорогих друзей.
Когда Джон проснулся на следующий день, он боялся двигаться. Черт, да он стра-шился даже открыть глаза. Что, если все это сон? Собравшись с духом, он поднял руку, разлепил веки и… о да, вот оно. Ладонь была огромной, размером с его голову. Рука длинней, чем его бедренная кость до превращения. Запястье широкое, как когда-то была его голень. Ему удалось. Он потянулся к мобильному и отправил сообщения Куину и Блэю, которые мгно-венно ответили ему. Они были чертовски рады за него. Джон ухмыльнулся, как последний придурок, а потом понял, что ему нужно в ванную, и бросил взгляд на открытую дверь. Через дверной проем он увидел душ. О, Боже. Он действительно облажался прошлой ночью с Лейлой? Он бросил телефон на одеяло, несмотря на то, что там остались не отвеченные со-общения. Он паршиво себя чувствовал, потирая свою неожиданно широкую грудь ладо-нью Шакил О’Нила. Он должен извиниться перед Лейлой, но за что? За то, что он слабак с мягким членом? Можно подумать, его до смерти одолевало желание обсудить это; к тому же он и его потуги не произведут на нее никакого впечатления. Оставить все как есть? Наверное. Лейла была красивой и чувственной, идеальной во всех отношениях, она ни за что бы не решила, что это ее вина. Написав то, что он хотел бы ей сказать, обладай он голосом, он лишь окончательно себя унизит до аневризмы. Но он все еще паршиво себя чувствовал. Прозвенел будильник, и казалось чертовски непривычно тянуться этой мужской рукой и выключать его. Когда он встал на ноги, то почувствовал себя еще более непри-вычно. Точка его обзора была абсолютно иной, и все казалось меньше: мебель, двери, комната. Даже потолок стал ниже. Насколько большим он стал? Пытаясь сделать несколько шагов, он почувствовал себя клоуном на ходулях: дол-говязым, шатающимся, рискующим упасть. Да… клоун, которого хватил удар, потому что команды его мозга не полностью доходили до мускулов и костей. По пути в ванную он шатался во все стороны, цепляясь за шторы, оконные рамы, комод и дверную ручку. Без особой на то причины, Джон вспомнил, как пересекал реку во время прогулок с Зейдистом. Сейчас, пока он шел, неподвижные предметы, используемые им в качестве опоры, были прямо как камни, по которым он прыгал, избегая стремительного потока. Маленькие, но очень важные помощники. В ванной стояла беспросветная тьма из-за ставней, все еще опущенных на ночь, и выключенного им после ухода Лейлы света. Положив руку на выключатель, он сделал глубокий вдох, потом включил встроенные светильники. Он сощурился, зрение стало сверхчувствительным и острее, чем раньше. Через мгновенье его отражение, появившееся из света, как призрак, стало таким четким. Он был… Он не хотел знать. Пока нет. Джон выключил лампы и пошел в душ. Ожидая потока горячей воды, он присло-нился к холодному мрамору, обхватив себя руками. У него возникло нелепое желание, чтобы его обняли; хорошо, что он был один. Он надеялся, что превращение сделает его сильнее, но, кажется, стал еще сентиментальнее. Он вспомнил, как убивал тех лессеров. Пронзив их кинжалом, он ясно сознавал, кем он был и какой силой обладал. Но потом это ощущение рассеялось, и он даже сомне-вался в том, что вообще это чувствовал. Он открыл дверь в душевую кабинку, и вошел внутрь. О, Господи! Струи, словно иголки, вонзались в кожу, а при попытке намылить ру-ку, купленным Фритцем французским мылом, ее обожгло, словно кислотой. Ему при-шлось сделать над собой усилие, чтобы вымыть лицо, и было бы круто впервые за свою историю иметь щетину на подбородке, мысль о том, чтобы поднести бритву к физионо-мии, вызывала отвращение. Как пройтись теркой для сыра по щекам. Отмывая свое тело аккуратно, насколько это было возможно, он дошел до половых органов. Недолго думая, он сделал то, что делал всю свою жизнь, – быстро пройдясь под мошонкой, он… В это раз эффект был иной. Он стал твердым. Его… член стал твердым. Боже, было непривычно использовать это слово, но… эта штука сейчас была оп-ределенно членом, чем-то, что было у мужчины, что мужчина использовал… Эрекция остановилась. Просто перестала набухать и увеличиваться. Скручивающая в узел боль в животе, также прошла. Смывая с себя мыло, он не собирался ворошить муравейник своих заморочек каса-тельно секса. У него и без того было полно проблем. Его тело – словно машина на дистан-ционном управлении со сломанной антенной; и ему нужно идти на занятия, где все будут таращиться; к тому же его осенило, что Роф уже должен знать об оружии, с которым он был в центре города. В конце концов, его каким-то образом сюда привезли, а Блэй и Куин должны будут разъяснить произошедшее. Зная Блэя, парень будет защищать Джона изо всех сил, но что если его выгонят из программы? Никому не позволено разгуливать с оружием. Никому. Когда Джон вышел из душа, возможность воспользоваться полотенцем даже не рассматривалась. Несмотря на адский холод, он позволил себе обсохнуть при помощи воздуха, пока чистил зубы и стриг ногти. Благодаря сверхострому зрению, ему не соста-вило труда найти в тумбе нужные вещи. Избегая зеркала, он вышел в спальню. Открыв шкаф, Джон достал сумку из «Аберкромби энд Фитч» , которую Фритц повесил на его дверь несколько недель назад: тогда он взглянул на одежду и решил, что дворецкий тронулся умом. Внутри находились совершенно новые брендовые джинсы, толстовка размером со спальный мешок, футболка XXXL, и Найки четырнадцатого раз-мера в новой коробке. Послать в магазин Фритца было верным решением. Вся одежда была впору. Даже обувь размером равнозначным длине лодки. Джон взглянул на свои ноги и отметил, что Найки должны продаваться в паре со спасательными жилетами и якорем - настолько они были большими. Он вышел из комнаты неуклюжей поступью, с болтающимися руками и отсутстви-ем равновесия. Добравшись до вершины парадной лестницы, он поднял глаза на потолок с изо-бражениями великих Воинов. Джон молился, чтобы стать таким же. Но сейчас он не мог себе представить, как достичь подобного.
***
Фьюри проснулся и увидел женщину из своих снов. Или, может, он все еще спал? – Привет, – сказала Бэлла. Он прокашлялся и ответил слабым голосом. – Ты действительно здесь? – Да, – она взяла его за руку и села на край кровати. – Прямо здесь. Как ты себя чувствуешь? Черт, он побеспокоил ее, а это плохо для малыша. Из последних сил, он быстро сделал мысленную чистку, прошелся Оксиклином по своим мозгам, выметая остатки выкуренного им красного дымка, а также вялость после ранения и сна. – Я в порядке, – ответил он, поднимая руку, чтобы потереть здоровый глаз. Не лучшая идея. В его кулаке был рисунок с изображением Бэллы, скомканный так, будто он обнимал его во сне. Он затолкал лист бумаги под покрывала, прежде чем она спросила, что это такое. – Тебе следует находиться в постели. – Мне разрешили вставать ненадолго каждый день. – Тем не менее, ты должна… – Когда снимут бинты? – Э, сейчас, я полагаю. – Хочешь, я помогу? – Нет, – последнее, в чем он нуждался, это чтобы она, вместе с ним, обнаружила его слепоту. – Но спасибо. – Я могу принести тебе что-нибудь из еды? Ее доброта била сильнее, чем монтировка по ребрам. – Спасибо, но я позову Фритца чуть позже. Тебе лучше пойти прилечь. – У меня осталось еще сорок четыре минуты, – она посмотрела на часы. – Сорок три. Он приподнялся на руках, крепко прижимая простыни, не желая сверкать грудью. – Как ты себя чувствуешь? – Хорошо. Я напугана, но хорошо… Дверь распахнулась без стука. Вошел Зи, он не сводил с Бэллы глаз, словно пытал-ся по лицу определить ее жизненные показатели. – Я знал, что найду тебя здесь, – Он наклонился, целуя ее в губы, потом в обе сто-роны шеи над венами. Во время приветствия Фьюри отвел взгляд… и осознал, что его рука зарылась в простыни и нашла рисунок Бэллы. Он заставил себя убрать руку. Состояние Зи стало более расслабленным. – Так как дела, брат мой? – Хорошо, – но если он еще раз от кого-либо услышит этот вопрос, то начнет вести себя как Сканнер , потому что его голова просто взорвется. – Достаточно хорошо, чтобы выйти сегодня. Его близнец нахмурился. – Тебе разрешила док Ви? – Я так решил. – У Рофа может быть иное мнение. – Прекрасно, но если он не согласится, ему придется пристегнуть меня цепями, чтобы удержать здесь. – Фьюри сбавил обороты, не желая накалять обстановку вблизи Бэллы. – Ты преподаешь первую половину ночи? – Ага, думаю, я достигну большего успеха с огнестрельным оружием. – Зи провел рукой по красно-коричневым волосам Бэллы, поглаживая одновременно их и ее спину. Он делал это неосознанно, и она принимала ласку также нежно, не обращая внимания. Грудь Фьюри сжалась так сильно, что пришлось открыть рот и сделать вдох. – Почему бы нам не встретиться на Первой трапезе, ребята? Я хочу принять душ, снять бинты и переодеться. Бэлла встала, и рука Зи, переместившись на талию, притянула ее ближе. Они были семьей, не правда ли? Они двое и малыш в ее животе. И всего через год, если Дева-Летописеца посчитает нужным, они будут стоять на этом же месте с малышом на руках. Пройдут годы, и ребенок будет стоять рядом с ними. А потом их сын или дочь соединится, и следующее поколение их крови поведет вперед расу; семья, а не фантазия. Стремясь поторопить их, Фьюри заерзал на кровати, делая вид, что собирается встать. – Увидимся в столовой, – сказал Зи, поглаживая ладонью живот своей шеллан. – Бэлла вернется в кровать, ведь так, налла? Бэлла посмотрела на часы. – Двадцать две минуты. Я лучше приму ванну. Они обменялись прощальными словами, на которые Фьюри не обратил внимания, потому что чертовски хотел, чтобы они ушли. Когда дверь, наконец, закрылась, он потя-нулся за тростью, встал с кровати и направился прямиком к зеркалу над комодом. Он ос-лабил повязку, потом удалил слои марли. Ресницы под ними склеились так сильно, что пришлось идти в ванную, включить воду и несколько раз ополоснуть лицо, чтобы разле-пить их. Фьюри открыл глаз. Он отлично видел. Полное отсутствие облегчения, из-за здорового и первоклассного зрения, казалось жутким. Он должен был беспокоиться. Ему нужно было беспокоиться. О себе и своем те-ле. Но ему было все равно. Расстроенный, он принял душ и побрился, надел протез и залез в кожаные штаны. Он уже собирался уходить с кобурой для пистолетов и кинжалов в руке, когда остановил-ся у кровати. Сделанный им рисунок все еще валялся в простынях, он видел белые, ском-канные углы в складках голубого атласа. Он представил руку своего близнеца на волосах Бэллы. Потом на ее животе. Фьюри подошел ближе, подхватил рисунок и расправил на прикроватной тумбоч-ке. Посмотрев на него в последний раз, он порвал рисунок на кусочки, сложил в пепель-ницу, затем зажег спичку и бросил на бумагу. Когда остался лишь пепел, он поднялся и вышел из комнаты. Настало время уйти, и он знал, как это сделать. ------------------------------------------ «Аберкромби энд Фитч» - Американский магазин одежды Сканнеры – фильм 1980-го г. Девида Кроненберга. По фильму, сканеры – люди, умеющие читать мозг других и умеющие убивать своим мозгом
Ви был блаженно счастлив. Целый, как собранный Кубик Рубика. Обхватив руками свою женщину, прижавшись к ней всем телом, ощущая ее запах. Словно солнце сияло над ним, несмотря на ночь. Но потом он услышал выстрел. Он был во сне. Он спал и видел сон. Ужасающий кошмар развивался по обычному сценарию, и все же, как будто снился ему впервые. Кровь на футболке. Разрывающая грудь боль. Он упал коленями наземь, его жизнь… Ви с криком подскочил на кровати. Когда Джейн бросилась к нему, стараясь успокоить, дверь в комнату с шумом рас-пахнулась, и влетел Бутч с пистолетом наперевес. Их голоса смешались в коктейль из сбивчивых слов. – Какого черта?! – Ты в порядке? Ви завозился в простынях, сметая их со своего тела, открывая грудь. Кожа была нетронутой, но он все равно прошелся по ней ладонью. – Господи Иисусе… – Это был сон о твоем ранении? – спросила Джейн, обнимая его. – Да, черт… Бутч опустил дуло и подтянул боксеры. – Ты чертовски напугал нас с Мариссой. Хочешь немного Гуза, чтобы прийти в се-бя? – Ага. – Джейн? Что-нибудь для тебя? Когда она покачала головой, вмешался Ви: – Горячий шоколад. Она бы хотела горячего шоколада. Я попросил Фритца купить смесь. Она на кухне. Бутч ушел, и Ви потер лицо. – Прости за это. – Боже, не нужно извиняться, – она провела ладонью по его груди. – Ты в порядке? Он кивнул. Черт, чувствуя себя придурком, он поцеловал ее. – Я рад, что ты здесь. – Я тоже, – она обняла его и держала, словно сокровище. Они молчали, пока не пришел Бутч со стаканом в одной руке и кружкой в другой. – Нужен совет. Я обжег на плите мизинец. – Хочешь, чтобы я осмотрела его? – Джейн подтянула простынь повыше и потяну-лась за какао. – Я как-нибудь переживу, но спасибо, док Джейн. – Бутч вручил Ви Гуз. – Как на-счет тебя, здоровяк? В порядке? Ничуть. Не после сна. Не перед отъездом Джейн. – Ага. Бутч покачал головой. – Из тебя плохой лжец. – Выкатывайся, – слова Ви не вызвали обиды. Как и не прибавили уверенности, ко-гда он добавил: – Я в норме. Коп направился к двери. – О, к слову о сильных: Фьюри показался на Первой трапезе, готовый выйти сего-дня на поле боя. Зи заскочил сюда полчаса назад, по пути в класс, чтобы поблагодарить за все сделанное тобой, док Джейн. Лицо Фьюри выглядит совсем неплохо, а глаз отлично работает. Джейн подула на кружку. – Я бы почувствовала себя лучше, если бы он записался к окулисту для верности. – Зи настаивал на этом, но безуспешно. Даже Роф пытался. – Я рад, что наш парень выкарабкался, – сказал Ви, на самом деле так думая. Но проблема в том, что единственная причина удержать Джейн только что испарилась. – Да, я тоже. Оставлю вас наедине. Пока. Дверь закрылась, и Ви услышал, как Джейн снова, остужая, подула на шоколад. – Я собираюсь отвезти тебя домой этой ночью, – сказал он. Она перестала дуть. Последовала пауза, потом она сделала маленький глоток. – Да. Пора. Он проглотил полстакана Гуза. – Но перед этим, я хочу сводить тебя кое-куда. – Куда? Он не знал, как рассказать о том, что хотел сделать перед тем, как отпустить ее. Он не хотел, чтобы она навострилась сбежать, особенно представив, что впереди его ждут го-ды жалкого, безучастного секса. Он допил Гуз. – В уединенное место. Она пила из кружки и ее брови были низко опущены. – Так ты действительно собираешься отпустить меня, да? Уставившись на ее профиль, он жалел, что не встретил ее при других обстоятель-ствах. Черт возьми, как бы это вообще произошло? – Да, – сказал он тихо. – Собираюсь.
***
Стоя перед своей кабинкой, три часа спустя, Джон молился, чтобы Куин захлопнул свой поганый рот. Несмотря на царивший в раздевалке шум от хлопающих металлических дверей, шуршащей одежды и скидываемой обуви, ему казалось, что у приятеля к верхней губе был пристегнут мегафон. – Ты невероятно здоровый, Джей Эм. Реально. Ну типа… огроменный. «Нет такого слова». Джон запахнул рюкзак и тут же понял, что на него теперь ни-чего из его шмоток не налезет. – Черта с два нет. Поддержи меня, Блэй. Блэй кивнул, натягивая спортивные штаны. – Ага, ты набираешь вес? Ты, в натуре, будешь размером с Брата. – Монстроразмерный. «Окей, и такого слова нет, болван». – Хорошо, очень-очень-очень большой. Ну как? Покачав головой, Джон выложил книги на пол и похоронил маленькие шмотки в ближайшем ведре. Вернувшись назад, он оценил размер парней и осознал, что был выше обоих на до-брых четыре дюйма. Черт, он был также высок, как Зи. Он посмотрел вниз по коридору на Лэша. Ага, и выше Лэша. Ублюдок обернулся, снимая футболку, будто почувствовав взгляд Джона. Парень плавным движением умышленно напряг плечи, перекатывая мускулы под кожей. На жи-воте растянулась татуировка, которой два дня назад не было – слово на древнем Языке, которое Джон не узнал. – Джон, тащи свой зад в коридор. В раздевалке стало тихо, и Джон резко повернул голову. Зейдист с деловым выра-жением на лице, стоял в дверях раздевалки. – Вот гадство, – прошептал Куин. Джон, убрал рюкзак, закрыл кабинку и натянул на себя футболку. Он подошел к Брату так быстро, как только смог, обходя других парней, которые притворялись, что продолжают заниматься своими делами. Зи придержал дверь открытой, когда Джон выходил в коридор. Когда она закры-лась, Брат сказал: – Встречаемся сегодня ночью, перед рассветом, как обычно. Мы просто пропустим прогулку. Придешь в тренажерный зал, я буду там качаться. Нужно поговорить. «Гадство» оказалось к месту. Джон показал знаками: «В тоже время?» – В четыре утра. Насчет тренировки. Думаю, ты отсидишься в зале, но примешь участие на полигоне. Сечешь? Джон склонил голову, а когда Зи отвернулся, схватил его за руку: «Это насчет прошлой ночи?» – Да. Брат вышел, кулаком распахнув двойные двери в зал, после чего две половины двери захлопнулись со щелчком. Блэйлок и Куин встали за Джоном. – В чем дело? – спросил Блэй. «Получу втык за того лессера», показал знаками Джон. Блэй запустил руку в свои рыжие волосы. – Я должен был лучше тебя прикрыть. Куин покачал головой. – Джон, мы возьмем вину на себя. В смысле, это же была моя идея пойти в клуб. – И моя пушка. Джон скрестил руки на груди: «Да все будет нормально». По крайней мере, он на это надеялся. В создавшемся положении он стоял в шаге от того, чтобы выбыть из программы. – Кстати… – Куин положил руку на плечо Джона. – Мне не представился случай поблагодарить тебя. Блэй кивнул. – И мне. Ты отпадно повел себя вчера ночью. Просто отпадно. Ты, блин, спас нас. – Черт, ты прекрасно понимал, что делаешь. Джон почувствовал, что краснеет. – Ну, разве это не мило? – сказал Лэш, растягивая слова. – Расскажите-ка, вы втро-ем бросаете жребий, решая, кто будет снизу? Или в пассиве всегда Джон? Куин улыбнулся, обнажая клыки. – Тебе уже показывали разницу между хорошим и плохим ударом? Потому что я люблю демонстрировать наглядно. Можем начать прямо сейчас. Джон встал перед другом, оказавшись лицом к лицу с Лэшем. Он ничего не гово-рил, просто смотрел вниз на парня. Лэш улыбнулся. – Есть что сказать мне? Нет? Подожди, у тебя все еще нет голоса? Боже… вот об-лом. Джон ощущал ярость, излучаемую телом Куина, его готовность к выпаду. Чтобы предотвратить столкновение, Джон потянулся и положил руку на живот парня, удерживая его на месте. Если кто и бросится на Лэша, то это будет он. Лэш засмеялся, затягивая ремень на штанах. – Не строй из себя крутого, малыш Джон. Превращение не меняет тебя изнутри и не правит физические недостатки. Верно, Куин? – отворачиваясь, он выдохнул: – Разно-цветный ублюдок. Прежде чем Куин успел кинуться на парня, Джон резко повернулся и схватил его за талию, а Блэй вцепился в его руку. Даже объединив усилия, они словно удерживали быка. – Остынь, – прохрипел Блэй. – Просто расслабься. – Я скоро прикончу его, – прошипел Куин. – Богом клянусь. Джон посмотрел, как Лэш неторопливо заходит в зал. И поклялся, что отделает парня, даже если за это его раз и навсегда исключат из программы. Он всегда был уверен, что прессуя его друзей, рискуешь отхватить по полной. И точка. И дело в том, что сейчас у него было чем приласкать парня.
Время близилось к полуночи, и Джейн ехала на заднем сидении Мерседеса домой. По другую сторону поднятой перегородки впереди, водителем в униформе был тот самый, старый, как Бог, и веселый, как терьер, дворецкий. Рядом с ней сидел Ви, одетый в чер-ную кожу, молчаливый и угрюмый, словно могильная плита. Он мало говорил. Но не отпускал ее руку. Стекла машины были затонированы до такой степени, что казалось, будто они едут в туннеле, и чтобы удостовериться, она нажала кнопку на двери рядом с ней. Стекло опус-тилось, и оглушающий поток холодного воздуха ворвался внутрь, вытесняя все тепло, как разбойник, от которого разбегаются дети на игровой площадке. Она высунула голову навстречу ветру и посмотрела на очаги света, которые созда-вали фары. Пейзаж казался расплывчатым, как несфокусированная фотография. По на-клону дороги она догадалась, что они съезжают с горы. Но дело в том, что она понятия не имела, откуда и куда они направляются. Странно, но дезориентация казалась к месту. Как интерлюдия между миром, в ко-тором она побывала, и тем, в который возвращается, а участники ни здесь, ни там, не должны быть ясными. – Я не вижу, где мы находимся, – пробормотала Джейн, закрывая окно. – Это называется мис, – сказал Ви. – Считай это защитной иллюзией. – Твои фокусы? – Ага. Не против, если я закурю и проветрю немного? – Все отлично, – не то, что она сильно долго с ним пробудет. Дерьмо. Ви сжал ее руку, потом опустил стекло на четверть дюйма, и тихое завывание ветра наполнило салон седана. Кожаная куртка затрещала, когда Ви доставал самокрутку и зо-лотую зажигалку. Кремень заскрежетал, и слабый запах турецкого табака защекотал нос Джейн. – Этот запах будет… – она замерла. – Что? – Я хотела сказать «напоминать о тебе». Но он не будет, верно? – Может, во снах. Она прижалась пальцами к окну. Стекло было холодным. Как и центр ее груди. Не в силах вынести молчание, она сказала: – Эти твои враги, что они конкретно такое? – Они были людьми. Но потом их превратили во что-то иное. Он затянулся, и Джейн разглядела в оранжевом блике его взволнованное лицо. Пе-ред отъездом он побрился бритвой, которую она собиралась использовать против него, и сейчас его лицо было невероятно, красиво надменным, мужественным, твердым – как его воля. Татуировки на его виске и вокруг глаза были превосходно выполнены, но сейчас она ненавидела их, зная, что они появились насильно. Она прокашлялась. – Расскажешь больше? – Наш враг – Общество Лессенинг. Вербуя новобранцев, они осуществляют тща-тельный отбор. Они ищут социопатов, убийц, аморальных парней типа Джеффри Да-мера . Потом на сцену выходит Омега… – Омега? Он посмотрел вниз на кончик своей самокрутки. – Думаю, это христианский аналог дьявола. В любом случае, Омега накладывает на них руки… ну и другие части тела… фокус-покус, и они просыпаются мертвыми, но дви-гающимися. Они сильны, практически неуязвимы, их можно убить, только проткнув грудь чем-то стальным. – Почему вы с ними враждуете? Он затянулся, снова нахмурив брови. – Я подозреваю, это может быть связано с моей матерью. – Твоей матерью? Натянутая улыбка растянулась на его лице. – Я сын той, кого ты можешь считать божеством. – Он поднял руку в перчатке. – Это от нее. Лично я из детских подарков предпочел бы серебряную погремушку, ну, или может, пастилу. Но мы же не выбираем то, что дарят нам родители. Джейн взглянула на черную кожу, укрывавшую его ладонь. – Иисус… – Не соотносится с нашим лексиконом или моей сущностью. Я не спаситель,– он зажал сигарету между губами и снял перчатку. В сумраке заднего сидения его рука сияла мягкой красотой лунного света, который отражался от свежевыпавшего снега. Он затянулся последний раз, затем взял сигарету и прижал к ладони. – Нет, – прошипела она, – Не вздумай… Вспышкой света окурок превратился в пепел, и Ви дунул на остатки, рассеивая их в воздухе. – Я бы все отдал, чтобы избавиться от этого. Хотя, признаюсь, она чертовски удоб-на, когда нет пепельницы. Джейн чувствовала слабость по целой куче причин, особенно размышляя о своем будущем. – Твоя мать заставляет тебя жениться? – Ага. Хрен бы я на это подписался, – глаза Ви переместились на нее, и на какое-то мгновение она могла поклясться, что он скажет, что она стала бы исключением из прави-ла. Но он лишь отвел взгляд. Господи, сама мысль о нем с кем-то еще, пусть она и не вспомнит его, – как удар в живот. – Сколько их? – Ты не хочешь этого знать. – Скажи мне. – Не думай об этом. Я изо всех сил стараюсь отогнать подобные мысли, – он по-смотрел на нее. – Они ничего не будут для меня значить. Хочу, чтобы бы ты это знала. Даже если мы не сможем… Э, хм, так или иначе – они ничего не значат. С ее стороны ужасно радоваться этому. Он надел перчатку на руку, и они молчали пока седан пробирался сквозь ночь. Наконец они остановились. Снова поехали. Остановились. И тронулись с места. – Должно быть, мы в центре, да? – спросила Джейн. – Потому что это явно свето-форы. – Да, – он наклонился вперед, нажал на кнопку, и перегородка опустилась вниз так, что она увидела лобовое стекло. Ага, центр Колди . Она вернулась. На глаза набежали слезы, она сморгнула их и уставилась на руки. Чуть позже, водитель остановил Мерседес перед чем-то, смахивающим на черный вход кирпичного здания: на прочной металлической двери белой краской было написано «Вход воспрещен», а также имелась бетонированная площадка, ведущая к погрузочной платформе. Здесь было чисто, как в любом содержащемся в порядке закоулке, то есть грязно, но без мусора. Ви открыл дверь. – Пока не выходи. Она положила руку на сумку с одеждой. Может, он решил просто отвезти ее в гос-питаль? Но у Св. Франциска не было подобных входов. Через пару минут, он открыл дверь и протянул ей руку. – Оставь сумку. Фритц, мы скоро вернемся. – С радостью подожду вас, – сказал пожилой мужчина с улыбкой. Джейн вылезла из машины и направилась в сторону бетонной лестницы, рядом с площадкой. Ви шел позади нее как приклеенный, прижавшись к ее спине, охраняя ее. Он без ключей открыл прочную металлическую дверь – попросту положил руку на ручку и взглянул на нее. Странно, но попав внутрь, он нисколько не расслабился: быстро провел ее по кори-дору к грузовому лифту, всю дорогу смотря по сторонам. Она понятия не имела, что они находились в роскошном Коммондоре, пока не прочла объявление от менеджеров, на бе-тонной стене. – У тебя здесь квартира? – спросила Джейн, несмотря на очевидность факта. – Верхний этаж – мой. Ну, его половина. – Они вошли в грузовой лифт, встали на потертый линолеум, под решетчатыми лампами. – Хотел бы я провести тебя через парад-ный вход, но там слишком много народу. Накренившись, лифт начал подниматься, и она пошатнулась к стене. Ви успел поймать ее за плечо, удержав на месте, и не стал отпускать. Она и не хотела этого. Ви оставался напряженным, когда лифт резко остановился, и открылись двери. Ко-ридор не представлял собой ничего особенного: всего две двери и выход на лестницу. По-толок был высокий, но не особо украшен, а на полу лежал разноцветный ковер с низким ворсом, какие постоянно встречаются в приемных. – Я живу вон там. Она последовала за ним в дальний конец коридора и удивилась, когда он достал золотой ключ, чтобы открыть дверь. По другую сторону двери стояла непроглядная темень, но она зашла внутрь без страха. Черт, она могла пойти с ним под руку на расстрел и выйти оттуда невредимой. К тому же, в помещении приятно пахло лимоном, будто его недавно чистили. Он не включил свет. Просто взял ее за руку и повел вперед. – Я ничего не вижу. – Не волнуйся. Тебе ничего не помешает, и я знаю дорогу. Джейн держалась за его руку, волочась за Ви, пока он не остановился. По тому, ка-кое эхо издавали их шаги, у нее возникло ощущение огромного пространства, но она по-нятия не имела о планировке пентхауса. Он повернул лицо в ее сторону, но затем отстранился. – Что ты делаешь? – она тяжело сглотнула. В дальнем углу, в каких-то сорока футах от нее, ярко вспыхнула свеча. Однако она осветила не так много. Стены… стены и потолок и… пол… были черными. Полностью черными. Как и свеча. Ви ступил в ее сияние, как грозная тень. Сердце Джейн забилось сильнее. – Ты спрашивала о шрамах у меня между ног – сказал он. – Об их происхождении. – Да… – прошептала она. Так вот почему он сохранял кромешную тьму. Он не хо-тел, чтобы она увидела его лицо. В другой стороне, как оказалось просторной комнаты, зажглась еще одна свеча. – Это сделал мой отец. Сразу после того, как я чуть не убил его. Джейн резко вздохнула. – О… Боже мой. Вишес смотрел на Джейн, но видел лишь свое прошлое и последствие того, что он свалил своего отца наземь. – Принесите мне мой кинжал, – приказал Бладлеттер. Ви старался вырваться из хватки солдата, но безуспешно. В ответ на его отча-янные попытки пришло еще двое мужчин. И еще пара. Затем трое. Бладлеттер сплюнул на землю, когда кто-то вложил в его руку черный кинжал, и Ви собрался с духом в ожидании удара… но Бладлеттер просто полоснул кинжалом по ладони, затем засунул лезвие за пояс. Сложив ладони вместе, он потер их, затем ударил правой в центр груди Ви. Ви посмотрел вниз на отпечаток на коже. Изгнание. Не смерть. Но почему? Голос Бладлеттера был жестким: – Впредь чужак ты для обитающих здесь. И смерть придет к любому, кто помо-жет тебе. Солдаты начали ослаблять хватку на Ви. – Рано. Тащите его в лагерь. – Бладлеттер отвернулся. – И приведите кузнеца. Наш долг – предупредить остальных о злой природе сего мужчины. Ви отчаянно сопротивлялся, когда другой солдат подхватил его за ноги, и его, как тушу, понесли в пещеру. – За перегородку, – приказал Бладлеттер кузнецу. – Мы должны сделать это пе-ред разрисованной скалой. Мужчина побелел, и все же перенес свой лоток из древесины за перегородку. Тем временем Ви уложили на спину, каждую его конечность и бедра, удерживали по солдату. Бладлеттер встал над Ви, с его рук стекала кровь. – Отметь его. Кузнец поднял голову. – Каким образом, великий? Бладлеттер произнес предостережения на Древнем Языке, а солдаты удерживали Ви, пока татуировки наносили на висок, бедра и чресла. Он вырывался все время, но чер-нила уже въелись в кожу, делая рисунки вечными. Когда все закончилось, он был полно-стью истощен, более обессилевшим, чем после превращения. – На руке. Сделайте также и на руке, – кузнец начал качать головой. – Ты сдела-ешь это, или мне придется достать нового кузнеца для лагеря, ведь ты будешь мертв. Кузнец трясся с головы до пят, но старался не прикасаться к коже Ви, чтобы клеймление прошло без происшествий. Когда все кончилось, Бладлеттер уставился на Ви. – Сдается мне, есть одно чрезвычайно важное дело. Раздвиньте широко его ноги. Я должен сделать расе одолжение и удостовериться, что он никогда не произведет по-томство. Глаза Ви вылезли из орбит, когда его лодыжки и бедра развели в стороны. Его отец снова вынул кинжал из-за ремня, но потом помедлил. – Нет, нужно кое-что еще. Вишес закричал, ощутив металлические зажимы на нежнейшей кожице. Последо-вала невыносимая, пронзительная боль и затем… – Господи Боже, – выдохнула Джейн. Встряхнувшись, Ви вернулся к реальности. Задался вопросом, насколько много им было произнесено вслух, и по ужасу на ее лице, решил, что рассказал почти все. Он наблюдал отражение света свечи в ее глазах. – Они не смогли закончить. – Явно не из чувства сострадания? – предположила она тихим голосом. Он покачал головой, поднимая руку в перчатке. – Хотя я был на грани обморока, все мое тело вспыхнуло. Солдаты, удерживающие меня, умерли на месте. Как и кузнец – он использовал металлический инструмент, кото-рый провел энергию прямо в него. Она крепко зажмурилась. – Что случилось потом? – Я перевернулся, меня вырвало, а потом потащил себя к выходу. Весь лагерь на-блюдал за моим уходом в молчании. Даже отец не встал на моем пути, не сказал ни слова. – Ви обхватил себя, вспоминая ошеломляющую боль. – Э… настил пещеры был покрыт рыхлой, рассыпчатой грязью с различными минералами – там определенно была соль. Ра-ны зажили, поэтому я не истек кровью, но из-за соли остались шрамы. – Я… так сожалею, – она подняла руку, будто хотела дотронуться до него, но по-том опустила ее. – Чудо, что ты вообще выжил. – Я едва пережил первую ночь. Было так холодно. Пришлось использовать ветки, с их помощью я ушел так далеко, как только смог, не имея четкого направления. Но, в кон-це концов, я рухнул. Несмотря на желание идти дальше, тело не слушалось. Я потерял много крови, а боль изнуряла. Гражданские, из моей расы, нашли меня перед рассветом. Они приютили меня, но всего на один день. Эти предупреждения… – он постучал пальцем по виску. – Предупреждения на лице и теле сделали свое дело. Превратили меня в отще-пенца, которого все боялись. Я ушел с первыми сумерками. Слонялся годами в одиноче-стве, укрывался в тени, подальше от людских глаз. Какое-то время я питался от людей, но их кровь не насыщала меня. Спустя век я оказался в Италии, работал головорезом на куп-ца, торговавшего с людьми. В Венеции было достаточно шлюх моего вида, которые по-зволяли от себя питаться, я использовал их. – Так одиноко. – Джейн коснулась рукой своей шеи. – Должно быть, тебе было так одиноко. – Едва ли. Я не хотел быть ни с кем. Проработал на купца около десяти лет, потом однажды ночью, в Риме, я наткнулся на лессера, убивающего вампиршу. Я уничтожил уб-людка, но не потому, что заботился о женщине. Дело в… понимаешь, дело было в ее сыне. Он наблюдал за этим из темной улицы, спрятавшись за повозкой. Он был как… черт, оп-ределенно претрансом, к тому же очень молодым. На самом деле, я сначала увидел его, лишь потом – само действо. Я подумал о своей собственной матери, ну, о сложившемся о ней образе, и решил, что… ни за что на свете этот мальчик не будет наблюдать за смертью женщины, породившей его. – Мать выжила? Он вздрогнул. – Она умерла к тому времени, как я подоспел. Истекла кровью из раны на горле. Но клянусь, лессера я порвал. Я вернулся к купцу, для которого убивал, и он свел меня с ре-бятами, которые взяли мальчика к себе, – он коротко рассмеялся. – Мать оказалась пад-шей Избранной, а претранс? Ну, он стал отцом моего брата Тормента. Мир тесен, не так ли? – Стало известно, что я спас ребенка воинской крови, меня разыскал мой брат Да-риус, и представил Рофу. Ди… у нас была некая связь, и он, возможно, был единствен-ным, кто мог до меня достучаться. Когда я встретил Рофа, он не был королем, и значит, был также не заинтересован в оковах, как и я. На этом основе мы и поладили. В конце концов, меня приняли в Братство. И… ну дальше, ты все знаешь. В последовавшем молчании он мог только догадываться о чем она думала, и мысль о ее возможной жалости побуждала его сделать что-нибудь, доказывающее его силу. Например, выжать автомобиль лежа. Вместо того чтобы начать выказывать жалость, и еще больше смутить его, Джейн просто огляделась вокруг, хотя он знал, что она видела лишь две зажженных свечи. – Эта квартира… она что-нибудь значит для тебя? – Ничего. Не больше, чем любая другая. – Тогда почему мы здесь? Сердце Ви пустилось вскачь. Черт… Находясь сейчас с ней, выболтав о себе всю подноготную, он сомневался, что сможет пройти через задуманное. ------------------------------------------ Джеффри Дамер (21 мая 1960 — 28 ноября 1994) — известный американский серийный убийца и канни-бал, убивший и изнасиловавший 17 мальчиков и юношей в период между 1978-м и 1991-м годами. Колди – сокр. Колдвелл.
В ожидании, когда Ви заговорит, Джейн хотелось обнять его. Она хотела обрушить на него град искренних, но банальных слов. Хотела узнать, сдох ли его отец, как она на-деялась, в пламени адском. Когда молчание затянулось, Джейн сказала: – Не знаю, поможет ли это… вероятно нет, но я должна кое в чем признаться. Я не выношу овсянку. С того дня меня тошнит от нее, – она надеялась, что не наговорит глупо-стей. – Это естественно, что ты до сих пор мучаешься оттого, что с тобой сделали. Это не делает тебя слабым. Тебя бесчеловечно искалечил тот, кто должен был защищать и воспи-тывать. Само по себе чудо, что ты еще держишься. И я уважаю тебя за это. Щеки Ви покраснели. – Я, эм… вижу это несколько иначе. – И пусть, – предоставив ему передышку, она прокашлялась и сказала: – Ты ска-жешь, зачем мы здесь? Он потер лицо, будто пытался прочистить мозги. – Черт, я хочу быть с тобой. Здесь. Она выдохнула, одновременно от облегчения и печали. Она тоже хотела с ним по-прощаться. Она хотела сексуального прощания, уединенного, и не в спальне, в которой они были заперты. – Я тоже хочу быть с тобой. Еще одна свеча ожила у груды штор. Потом четвертая – у небольшого бара с вы-пивкой. Пятая вспыхнула рядом с огромной кроватью, укрытой черными атласными про-стынями. Улыбка начала расплываться на ее лице… пока не зажглась шестая. Что-то свисало со стен… что-то похожее на… цепи? Зажглись еще свечи. Маски. Плетки. Кнуты. Кляпы. Черный стол с оковами, свисающими до пола. Она обхватила себя руками. – Так вот где ты занимаешься «связыванием». – Да. О, Господи Боже… она хотела не такого прощания. Пытаясь успокоить себя, она сказала: – Знаешь, в этом есть смысл, учитывая произошедшее с тобой. Что тебе нравится это, – черт, она не сможет это сделать. – Так… это женщины или мужчины? Или, типа, комбинации? Она услышала скрип кожи и повернулась к нему. Он снимал куртку, затем набор оружия, которого она раньше не видела. За ними последовали два черных кинжала, при-прятанных так же хорошо. Господи. Он был вооружен с головы до пят. Джейн сильнее обхватила себя. Она хотела быть с ним, но не связанной и в маске, пока он откалывает с ней «9 с половиной недель» и затрахивает до смерти. – Слушай, Ви, не думаю… Он снял футболку, демонстрируя мускулы на спине и накачанную грудь. Сбросил ботинки. Матерь… Божья, подумала Джейн, когда до нее дошло, в чем дело. Затем последовали его носки и кожаные штаны, и так как он не носил белья, даль-ше было не отчего избавляться. В полной тишине он прошел по блестящему мраморному полу, и забрался на стол одним слаженным движением. Вытянувшись в полный рост, он был абсолютно неотразим – с его мускулистым телом и грациозными, мужественными движениями. Он сделал глубокий вдох, его грудная клетка поднялась и опустилась. Мелкая дрожь пробежала по его коже… или это блики свечей? Он нервно сглотнул. Нет, он дрожал от страха. – Выбери для меня маску, – сказал он низким голосом. – Ви… нет. – Маску и кляп, – Он повернул голову к ней. – Сделай это. А потом надень на меня наручники. – Она не сдвинулась с места, и он кивнул ей на то, что висело на стене. – По-жалуйста. – Зачем? – спросила она, наблюдая, как пот сбегал по его телу. Он прикрыл глаза, его губы едва шевелились. – Ты подарила мне так много, не просто уик-энд из своей жизни. Я пытался понять, чем смогу тебе отплатить, ну знаешь, честный обмен и все такое, рассказ об овсянке за подробности о моих шрамах. Но единственное, что у меня есть, – я сам, и это… – он по-стучал костяшками по деревянной крышке стола. – Я сейчас открыт, насколько это вооб-ще возможно. Вот что я хочу подарить тебе. – Я не хочу причинять тебе боль. – Знаю, – он распахнул веки. – Но я хочу, чтобы ты взяла меня как никто и никогда. Поэтому выбери маску. Когда он сглотнул, она увидела, как адамово яблоко перекатывалось по колонне его широкой шеи. – Это не тот подарок, которого я хочу. И не то прощание. Последовало длинное молчание. Потом он сказал: – Помнишь, что я рассказывал об организованной свадьбе? – Да. – Это произойдет в ближайшие дни. О, сейчас ей действительно не хотелось этого. Думать о том, что она была с чьим-то женихом… – Я еще не видел этой женщины. Она не видела меня, – он внимательно посмотрел на Джейн. – И она станет первой из сорока. – Сорока? – Я должен зачать им детей. – О, Боже. – Вот в чем дело. С этого момента, секс для меня – лишь биологическая функция. И я никогда не смогу оттуда выбраться. Я хочу сделать это с тобой потому… Ну, я просто хочу. Она взглянула на него. Цена такого поступка отражалась в его широко раскрытых, потрясенных глазах на его побледневшем лице и поту, бисером покрывавшим грудь. Ска-зать «Нет» – значит осквернить его мужество. – Что… – Матерь Божья. – Что конкретно ты хочешь, чтобы я сделала? Когда Ви закончил свои пояснения, он отвернулся и уставился в потолок. Свет от свечи играл на обширном черном своде, делая его похожим на бассейн, наполненный нефтью. Ожидая реакции Джейн, Ви испытывал головокружение, ему казалось, что сама комната перевернулась, и он был подвешен на потолке, готовый рухнуть вниз и утонуть в масле Quaker State . Джейн не сказала ни слова. Господи… Раскрыться полностью и потерпеть крах – с этим ничто не сравнится. Но в тоже время, может, ей не нравятся суши из вампирятинки. Он подпрыгнул, когда ее рука опустилась на его ногу. Потом он услышал металли-ческий звук подхваченного хомута. Он посмотрел вниз на свое обнаженное тело, когда она обернула вокруг его щиколотки четырехдюймовый кожаный ремешок. При взгляде на ее бледные руки, занимающиеся связыванием, его член мгновенно затвердел. Лицо Джейн было сосредоточено, когда она засовывала кожаный ремешок в пряж-ку и дергала влево. – Так нормально? – Туже. Не поднимая взгляда, она хорошенько дернула. Ремешок впился в его кожу, и Ви, откинув голову назад на стол, застонал. – Чересчур? – спросила она. – Нет… – он задрожал всем телом, когда она закрепила другую ногу, и полностью возбудился. Ощущения усилились, когда она закрепила сначала одно, потом другое запя-стье. – Теперь кляп и маску, – его голос охрип оттого, что кровь бросало то в жар, то в холод, а горло стало таким же тугим, как оковы. Она взглянула на него. – Ты уверен? – Да. Маску выбери из тех, что закрывают глаза, она подойдет. Она вернулась к нему с красным резиновым мячиком на ремешке и маской в руках. – Сначала кляп, – сказал он, открывая шире рот. На мгновение она закрыла глаза, и он гадал, остановится ли она, но потом Джейн наклонилась ближе. Мяч имел вкус латекса – жалящий, горьковатый привкус на языке. Он наклонил голову, чтобы Джейн могла за-стегнуть кляп, дыхание тем временем вырывалось через его нос. Джейн покачала головой. – Я не могу одеть маску. Я должна видеть твои глаза. Не могу… да, я не сделаю этого без зрительного контакта. Хорошо? Вероятно, это была хорошая идея. Кляп сделает, что должен,– даст ему чувство удушья… оковы тоже выполнят свое назначение, – вызовут ощущение ловушки. Если он не будет видеть и знать, что это она, то возможно вообще слетит с катушек. Когда он кивнул, Джейн бросила маску на пол и сняла куртку. Затем подошла и взяла одну из черных свечей. Легкие Ви горели, когда она вернулась к нему. Она сделала глубокий вдох. – Ты уверен? Он кивнул снова, в то время как его бедра задвигались, а глаза расширились от страха. Он с ужасом и предвкушением наблюдал, как она вытянула руку над его грудью и… наклонила свечу. Черный воск закапал на его сосок, и он стиснул зубы на кляпе, натягивая то, что удерживало его на столе, пока не заскрипела кожа. Член подпрыгнул на животе, и ему пришлось сдержать оргазм. Она выполняла то, что он велел ей, делала, как он хотел, опускаясь ниже и ниже по его груди, потом пропустила пах, чтобы начать с колен, поднимаясь вверх. Боль носила кумулятивный эффект, поначалу казалась лишь пчелиными укусами, но позже начала на-растать. Пот сбегал с его висков и груди, Ви пыхтел через нос, пока все тело не выгнулось дугой на столе. Первый раз он кончил, когда она, отложив свечу в сторону, взяла кнут… и косну-лась концом головки его эрекции. Он закричал в кляп и кончил поверх застывшего воска на животе. Джейн застыла, будто реакция удивила ее. Затем пробежалась по сперме, покрывая ею грудь. Связующий запах наполнил пентхаус, одновременно с его покорными стонами, когда она хлестала его по груди, а потом по бедрам. Он кончил во второй раз, когда она скользнула кнутом по его ногам и прошлась им по внутренней стороне бедер. Страх, возбуждение и любовь наполняли его изнутри, за-мещая его мускулы и кости; он стал сплошными чувствами и потребностями, а Джейн была возбудителем этих чувств. А потом она, взмахнув рукой, прошлась кнутом по бедрам. Джейн не могла поверить, что возбуждается, учитывая то, чем сейчас занималась. Но было трудно не запрыгнуть на Ви, растянутого, связанного и кончающего для нее. Она использовала кнут не сильно, намного слабее, чем он хотел, но достаточно, чтобы оставить отметки на его бедрах, животе и груди. Она не могла представить, что ему нравится это, ведь он через столько всего прошел, но он действительно получал удоволь-ствие. Его глаза не отрывались от нее и сияли ярко, словно лампочки, отбрасывая белые тени на маслянистый свет свечей. Когда он кончил в очередной раз, снова донесся этот тяжелый, пряный аромат, всегда ассоциировавшийся с ним. Боже, испытывая стыд и восторг одновременно, она хотела зайти еще дальше с подручными средствами… настолько, что окинула взглядом коробку с металлическими клипсами, хлысты на стене, и они больше не казались безнравственными, а представляли массу сексуальных возможностей. Она не хотела причинить ему боль. Она лишь хотела, чтобы он испытывал такие же сильные ощущения, как сейчас. Довести его до сексуально-го предела. В конце концов, она так возбудилась, что сбросила свои брюки и трусики. – А сейчас я тебя возьму, – сказал она ему. Он отчаянно застонал, вращая бедрами, поднимая их вверх. Его эрекция оставалась твердокаменной, несмотря на те несколько раз, что он кончил, и пульсировала, будто со-биралась снова. Когда она забралась на стол и раздвинула ноги над его тазом, он задышал с таким усилием, что она забеспокоилась. Его ноздри судорожно всасывали воздух, и она потяну-лась к кляпу, но Ви отвернул голову в сторону и покачал ею. – Уверен? – спросила Джейн. Он неистово закивал, и она опустилась на его, покрытые семенем, бедра и засколь-зила по твердой длине его эрекции, обволакивая его. Его глаза закатились назад, а веки затрепетали так, будто он был на грани обморока, прижимаясь к ней по максимуму. Покачиваясь на нем, Джейн сняла футболку и сдвинула чашечки лифчика так, что они двигались вместе с ней. Раздался громкий скрип, когда Ви натянул оковы. Будь он на свободе, Джейн была совершенно уверена, он бы уложил ее на спину в мгновенье ока. – Смотри, как я трахаю тебя, – заявила она, подняв руку к шее. Ее пальцы пробе-жались по следам от его укуса, и губы Ви отпустили кляп, клыки удлинились, врезаясь в красный латекс, когда он зарычал. Продолжая касаться себя там, где он укусил ее, Джейн встала на колени и подняла его эрекцию. Она опустилась на него одним мощным толчком, и Ви кончил, как только проник в нее, наполняя своим семенем. Перестав содрогаться в конвульсиях, он все же оставался полностью возбужденным. Джейн никогда не чувствовала себя такой сексуальной, начав двигаться в сума-сшедшем ритме. Ей нравилось, что он был покрыт воском и результатами его оргазмов, что его кожа блестела от пота, и местами покраснела, отчего потом придется долго отмы-ваться. Она сделала все это с ним, а он обожал ее за это, и значит, все было правильно. Когда собственная разрядка нахлынула на нее, она смотрела в его большие, дикие глаза. Она хотела никогда его не покидать. --------------------------------------- Quaker State – марка американских смазочных материалов, которая является поставщиком для армии США и НАТО.
Когда Фритц повернул Мерседес на короткую подъездную дорожку многоквартир-ного дома и припарковался, Ви посмотрел в лобовое стекло. – Приятное место, – сказал он Джейн. – Спасибо. Он затих, воскрешая в памяти то, что произошло в пентхаусе, пару часов назад. То, что она сделала с ним… Боже, он не испытывал ничего более эротичного. И ничто не бы-ло так приятно, как последовавшее после. Когда сессия кончилась, она освободила его и повела в душ. Струя воды смыла его сперму и отшелушила воск, но на самом деле он очищался внутренне. Он хотел, чтобы красные отметки, которые она оставила на его теле, никогда не исчезали. Хотел их на своей коже навечно. Боже, он не мог вынести ее уход. – Как долго ты здесь живешь? – спросил он. – С резидентуры . Хм, десять лет. – Хорошее место для тебя. Близко к клинике. Как соседи? – Какой миленький, буд-ничный и бессмысленный разговор. Да гори этот дом огнем. – Часть из них – молодые специалисты, другая – старики. Вся соль в том, что из этого дома съезжают либо жениться, либо в дом престарелых, – она кивнула на соседнюю с ней квартиру. – Мистер Хэнкок съехал, две недели назад в пансионат. Новый сосед, кем бы он ни оказался, возможно, будет похож на него, потому что первый этаж отходит по-жилым. А я что-то разболталась. А он заслушался. – Я уже говорил, что люблю твой голос, так что не стесняйся. – Я такая только с тобой. – Значит, я счастливчик, – он взглянул на часы. Черт, время утекало как вода в ван-ной, оставляя за собой лишь холод. – Проведешь экскурсию? – Конечно. Он вышел первым и бегло осмотрел местность, прежде чем отойти в сторону и по-зволить ей встать. Он велел Фритцу уезжать, потому что потом он просто дематериализу-ется домой, и пока доджен съезжал с подъездной дорожки, Ви позволил ей идти вперед. Джейн открыла дверь одним единственным ключом и поворотом ручки. Никакой сигнализации. Только замок. А изнутри – ни засова, ни цепочки. Пусть у нее не было вра-гов, как у него, и все же это было небезопасно. Он… Нет, он не станет это исправлять. Потому что, через каких-то несколько минут, он превратится в незнакомца. Едва сдерживаясь, он огляделся вокруг. Ее мебель казалась нелепой. На фоне кре-мовых стен, мебель из красного дерева и картины маслом, превращали помещение в му-зей. Эпохи Эйзенхауэра. – Твоя мебель… – Моих родителей, – сказала она, положив куртку и сумку. – После их смерти я пе-ревезла сюда все, что влезло, из дома в Гринвиче. Что было ошибкой. Я будто в музее живу. – Хм… я полностью разделяю твою точку зрения. Он прошелся по ее гостиной, отмечая вещи, которые подошли бы для дома Брюса Уэйна в колониальном стиле. Эта хрень уменьшала размеры квартиры, захламленные комнаты вполне могли бы быть просторными. – Не знаю, зачем я все это храню. Мне не нравилось жить среди них, когда я росла. – Она обернулась, потом замерла. Черт, он не знал, что ответить. Зато знал, что стоит сделать. – Так… твоя кухня там, верно? Она пошла налево. – Она небольшая. Но уютная, подумал Ви, заходя внутрь. Как и вся квартира, кухня была оформлена в бело-кремовых тонах, но здесь, по крайней мере, не чувствуешь себя экскурсоводом. Стол для принятия пищи и стулья из светлой сосны идеально подходили. Кухонный стол из гранита блестел. Посуда – из нержавеющей стали. – Я работала над ней весь прошлый год. Они продолжали беседовать, игнорируя надпись «конец игры», мелькающую на экране. Ви прошел к плите и наугад открыл верхний левый шкафчик. Бинго. Смесь для шоколада лежала именно там. Он подхватил ее, положил на стол, затем направился к холодильнику. – Что ты делаешь? – спросила Джейн. – Есть кружка? Чашка? – Он схватил пакет молока из холодильника, надорвал сверху и принюхался. Когда он вернулся к плите, она объяснила ему, где что лежит, вполголоса, будто рассыпаясь на части. Было стыдно признавать, но Ви был рад ее расстроенным чувствам. Так он чувствовал себя менее жалким и одиноким посреди этого отвратного прощания. Черт, какой же он мудак. Он достал неэмалированную кастрюлю и широкую кружку, затем зажег невысокое пламя на конфорке. Когда молоко подогрелось, он уставился на треклятый набор на столе, чувствуя, как его мозг уходит на каникулы: ситуация походила на рекламу Нестле, в кото-рой мамаша держала «оборону», пока дети резвились в снегу до красных носов и замер-ших рук. Он хорошо представил картину: озябшая шайка залетает в дом с криками, и са-модовольный маминатор начинает излучать столько тепла, что сам Норман Роквелл загнется от этой слащавости. Он даже услышал голос за кадром: Нестле - лучшее для вас! Ну, хорошо, здесь не было ни мамы, ни детишек. Как и счастливого домашнего очага, хотя квартира и была довольно хороша. Вот вам какао из реальной жизни. Который ты готовишь для своей любимой, из-за того что не можешь придумать ничего лучше, и потому что между вами все ужасно запутано. Ты размешиваешь это какао, а кишки скру-чиваются в узел, во рту пересыхает, и ты серьезно думаешь о том, чтобы заплакать, но ведь ты слишком мужчина для подобных спектаклей. Такой какао ты приготовишь с невысказанной любовью, и, возможно, даже не най-дешь слов или шанса, чтобы ее выразить. – Я ничего не вспомню? – резко спросила она. Он добавил еще порошка, размешивая ложкой, наблюдая, как воронка шоколада растворяется в молоке. Он не мог ответить, просто не мог произнести это вслух. – Ничего? – повторила она. – Насколько я знаю, возможно, у тебя будут возникать странные ощущения от не-которых предметов или запахов, но ты не сможешь их определить. – Он запустил палец в кружку, определяя температуру, облизал его, затем продолжил помешивать. – Наиболее вероятно возникновение смутных видений, потому что твой разум очень силен. – Что насчет пропущенных выходных? – Ты этого даже не почувствуешь. – Как такое возможно? – Потому что я заменю их другими воспоминаниями. Когда она ничего не ответила, он посмотрел через плечо. Она стояла напротив хо-лодильника, обхватив себя руками, а в глазах блестели слезы. Черт. Окей, он передумал. Он не хотел, чтобы она чувствовала себя так же хреново, как и он. Он сделает все, чтобы уберечь ее от разбитого сердца. И он в силах ей помочь, не так ли? Ви попробовал какао, и, одобрив температуру, выключил газ. Он наполнил кружку с легким бульканьем, обещавшим радость и расслабление, которого желал своей женщи-не. Он принес ей кружку, и когда она не взяла ее, то потянулся и отцепил ее руку. Она взяла горячий шоколад лишь потому, что он заставил, но не стала пить. Она прижала кружку к ключице, изгибая запястье, обвиваясь рукой вокруг нее. – Я не хочу, чтобы ты уходил, – прошептала она со слезами в голосе. Ви положил обнаженную руку на ее щеку, ощущая теплоту и нежность ее лица. Он знал, что когда уедет отсюда, то оставит с ней свое гребаное сердце. Конечно, что-то бу-дет биться под его ребрами и перекачивать кровь, но с этих пор это будет всего лишь ме-ханическая функция. А, минуточку. Так было всегда. Она просто подарила жизнь этому сердцу на ко-роткое время. Он притянул Джейн в свои объятия и положил подбородок на ее макушку. Черт возьми, при запахе шоколада он всегда будет вспоминать ее, тосковать по ней. Когда он закрыл глаза, покалывание пробежалось по спине, задрожав у затылка и пальнув до подбородка. Солнце уже вставало, и значит, настало время перестать заботить-ся о будущем, и подумать о настоящем… настоящем насущном. Он отстранился и прижался к ее губам. – Я люблю тебя. И буду продолжать любить даже тогда, когда ты не будешь пом-нить о моем существовании. Ее ресницы затрепетали, подхватывая слезы, но их было слишком много, чтобы удержать. Он вытер слезы большими пальцами. – Ви… Я…. Он выждал одно мгновенье. Она не закончила, и Ви, положив ладонь на ее щеку, взглянул в ее глаза. – О, ты на самом деле сделаешь это, – выдохнула она. – Ты собираешься… ----------------------------------------- Резидентура в США - последипломная больничная подготовка врачей, предусматривающая специализа-цию в течение одного года интерном и в течение 3 - 5 лет резидентом Брюс Уэйн - скрывается за маской Бэтмена мыши, миллиардер-промышленник, плейбой и филантроп Маминатор – исключительно уордовский прикол, мама+терминатор =))) Норман Роквелл - американский художник и иллюстратор. Он иллюстрировал материалы, посвященные гражданскому праву, борьбе с нищетой и исследованиям космоса.
Джейн моргнула и посмотрела вниз на горячий шоколад в своих руках. Что-то ка-пало в него. Господи… С ее лица лились слезы, падая в кружку и заливая рубашку. Все тело тряслось, колени подгибались, а грудь разрывалась от боли. По непонятной и безумной причине, ей захотелось рухнуть на пол и завыть. Вытирая щеки, она окинула кухню взглядом. Какао, молоко и ложка лежали на ку-хонном столе. От кастрюльки на плите поднимался пар. Шкафчик слева наполовину за-крыт. Она не могла вспомнить, как доставала все из шкафа или готовила шоколад, но та-кое часто случалось с периодически повторяющимися, привычными действиями. Делая их машинально… Что за чертовщина? В окне за противоположной стороной кухонного стола, она увидела кого-то, стоящего перед ее квартирой. Мужчину. Огромного мужчину. Он стоял в стороне от уличного освещения, и она не могла разглядеть его лица, но точно знала, что смотрел он на нее. Совершенно безпричинно, слезы полились ручьем. Поток стал еще сильнее, когда незнакомец отвернулся и пошел вниз по улице. Джейн бросила кружку на стол и вылетела из кухни. Ей нужно догнать его. Нужно остановить. Достигнув входной двери, она свалилась с ног от ужасной головной боли, будто поскользнувшись на чем-то. Она растянулась на холодной белой плитке холла, затем пе-рекатилась на бок, царапая пальцами виски, задыхаясь. Бог знает, сколько она там пролежала, пытаясь дышать, моля, чтобы боль ушла. Когда та, наконец, отступила, Джейн поднялась с пола и прислонилась к входной двери. Она задавалась вопросом, случился ли у нее только что припадок, однако нарушения ког-нитивной функций или расстройства зрения не было. Просто адский приступ головной боли. Может, последствия гриппа, с которым она провалялась неделю. Бродящий по клинике вирус свалил ее, словно увядший куст роз. Что было вполне объяснимо. Она дол-го уже не болела, чересчур припозднилась с этим. Кстати, об опоздании… Черт, она позвонила в Колумбию, перенесла собеседова-ние? Она не знала… значит, скорее всего, нет. Блин, она даже не помнила, как уходила с работы в четверг ночью. Джейн не знала, как долго подпирала собою дверь, но в какой-то момент на камин-ной полке начали бить часы. Именно эти старомодные часы от Гамильтон Ко, сделанные из желтой меди, которые всегда били в характерной Британской манере, стояли в отцов-ском кабинете, в Гринвиче. Она ненавидела эту чертову штуку, но они всегда показывали точное время. Шесть часов утра. Пора на работу. Отличный план, но, поднявшись на ноги, Джейн знала наверняка, что не пойдет в клинику. У нее кружилась голова, она чувствовала слабость, истощение. Она просто не сможет ухаживать за больными в таком состоянии; ее по-прежнему дико тошнило. Черт возьми… нужно позвонить. Где ее пейджер и телефон..? Джейн нахмурилась. Ее куртка и сумка для поездки в Манхэттен лежали у гарде-робной. Ни телефона, ни пейджера. Она потащила свою жалкую задницу наверх, проверить у кровати, но их не оказа-лось и там. Спускаясь обратно на первый этаж, она миновала кухню. Ничего. Ее наплеч-ная сумка, которую она всегда брала на работу, тоже отсутствовала. Могла ли она оста-вить ее в машине на все выходные? Джейн открыла дверь в гараж, зажглось автоматическое освещение. Странно. Ее машина была припаркована передом. Обычно она заезжала задом. Еще одно доказательство ее рассеянности. И, конечно, сумка оказалась на переднем сидении. Ругая себя, Джейн возвращалась в квартиру уже с телефоном в руке. Как она могла протянуть так долго без звонков? Даже с учетом того, что ее прикроют другие врачи, она никогда не терялась более, чем на пять дней. На телефоне было несколько сообщений, но к счастью, все – несрочные. Срочные касались ухода за пациентами, от тех, на кого скинули эту работу, с остальным она разбе-рется позже. Джейн вышла из кухни, направляясь прямиком в спальню, когда заметила кружку шоколада. Ей не нужно было прикасаться к ней, чтобы понять, что шоколад остыл, и зна-чит, она могла его вылить. Она взяла кружку, но остановилась у самой раковины. Непо-нятно почему, но она не смогла вылить его. Оставив кружку на столе, она вернула молоко в холодильник. Наверху в спальне, Джейн на ходу скинула с себя одежду, натянула футболку и за-бралась под одеяло. Устраиваясь под одеялом, она обнаружила, что все тело ломит, особенно внутрен-нюю часть бедер и поясницу. При других обстоятельствах она бы сказала, что занималась бурным сексом… или забиралась на гору. Но это всего лишь последствия гриппа. Черт. Колумбия. Собеседование. Она позвонит Кену Фолчеку чуть позже, повторно извинится и переназначит встречу. Они отчаянно хотели заполучить ее в штат, но не появиться на собеседовании – значит чертовски оскорбить главврача. Даже из-за болезни. Джейн ворочалась на подушке, но не могла удобно устроиться. Шея была напря-жена, и она потянулась рукой, чтобы помассировать ее, но тут же нахмурилась. Спереди, на правой стороне была какая-то болячка, настоящая… Что за хрень? Там были выпуклые шишечки. Да черт с ним. Сыпь – не новость во время простуды. А может, ее укусил паук. Закрыв глаза, она приказала себе отдохнуть. Отдых – это хорошо. Отдых поможет скорее избавиться от инфекции. Отдых приведет ее в норму, словно перезагрузит тело. Она начала погружаться в сон, когда в голове возникло изображение мужчины с бородкой и бриллиантовыми глазами. Он смотрел на нее, и его губы шевелились… Я люб-лю тебя. Джейн пыталась удержать видение, но неотвратимо ускользала в темные объятия сна. Она пыталась сохранить образ, и проиграла. Перед тем, как ее поглотила чернота, она осознала, что на подушку текут слезы. Ну не странно ли все это?
***
В тренажерном зале, усевшись на скамью для отжиманий, Джон наблюдал, как Зи качал бицепсы. Единственным звуком был тихий звон огромных опускавшихся и подни-мавшихся железных грузов. Они молчали, словно на одной из прогулок, только без окру-жающего леса. Разговор еще предстоял. Джон чувствовал это. Зи опустил груз на маты и вытер лицо. Его голая грудь блестела от пота, а кольца на сосках поднимались и опускались в такт дыханию. Он поднял свои желтые глаза. «Началось», подумал Джон. – Насчет превращения. Океееей… так они мягко перейдут к лессеру. «А что с ним?» показал он знаками. – Как ты себя чувствуешь? «Хорошо. Шатко. По-разному». Он пожал плечами. «Ну, знаешь, когда подстри-жешь ногти, и пальцы целый день чувствуют себя странно, ну, суперчувствительно? И так со всем телом». О, что за чушь он несет? Зи давно прошел превращение. И знает, что за ним следу-ет. Зейдист бросил полотенце и подхватил гантели для следующего подхода. – Есть какие-то физические проблемы? «Насколько мне известно – нет». Зи уставился в пол, чередуя левое предплечье с правым. Левое. Правое. Левое. Ка-залось странным, что такие тяжелые грузы издавали столь тихий звук. – Лейла предоставила отчет. Вот… черт. «Что она сказала?» Пожалуйста… только не про душ… – Она сказала, что вы не занялись сексом. Хотя сначала ты хотел этого. Мозг Джона ушел в отставку, и он бездумно продолжил наблюдать за повторами Зи. Правое. Левое. Правое. Левое. «Кто еще знает?» – Роф и я. И все. Но это никого не касается. Я заговорил об этом на случай воз-никновения физических проблем, если нужно пройти осмотр. Джон встал и начал неуклюже прохаживаться вокруг, руки и ноги дрожали, рав-новесие было как у пьяного. – Почему ты остановился, Джон? Он посмотрел на Брата, собираясь выпалить что-нибудь, типа «ерунда, беспокоить-ся не о чем», но с ужасом осознал, что не может этого сделать. В желтых глаза Зи сквозило понимание. Мать вашу. Хэйверс все разболтал. Про тот сеанс терапии, когда Джон рассказал о произошедшем с ним на лестничной площадке. «Ты знаешь», показал яростно Джон: «Ты, блин, все знаешь, ведь так?» – Да, знаю. «Этот гадючий терапевт сказал, что все конфиденциально…» – Копию твоей медкарты отправили сюда, когда началась программа. Стандартная процедура для всех учеников на случай, если что-то случится в зале, или превращение начнется прямо на занятии. «Кто читал мой файл?» – Только я. И никто больше не прочтет, даже Роф. Я спрятал его, и только я знаю, где он хранится. Джон обмяк. Хоть какое-то утешение. «Когда ты прочел его?» – Неделю назад, когда решил, что в любой момент может начаться превращение. «Что… что там написано?» – Абсолютно все. «Мать твою». – Поэтому ты отказываешься идти к Хэйверсу? – Зи опустил гантели. – Решил, что парень схватит и потащит тебя на очередной сеанс терапии? «Мне не нравится об этом говорить». – Я не виню тебя. И не прошу тебя об этом. Джон вымученно улыбнулся: «Ты не собираешься обрушить на меня мусор, типа «поговорить-вот-что-тебе-поможет»?» – Неа. Я тоже не любитель поговорить. Не могу советовать такое остальным. – Зи уперся коленями в локти и наклонился вперед. – Вот в чем суть, Джон. Я хочу, чтобы ты был твердо уверен, что эту хрень никто не увидит, хорошо? Если кто-то захочет взглянуть на твое досье, я сделаю так, что они его не получат, даже, если придется изжарить скота к чертям рогатым. Джон сглотнул неожиданный ком в горле. Деревянными руками он показал: «Спа-сибо». – Роф хотел, чтобы я поговорил с тобой насчет Лейлы. Он беспокоится, что после превращения могли возникнуть проблемы с половой системой. Я скажу ему, что все из-за нервов, окей? Джон кивнул. – Ты уже мастурбировал? Джон покраснел с головы до пят, чувствуя, что сейчас лишится сознания. Измерив расстояние до пола, которое казалось сотней ярдов, он решил, что это удачное место для отключки. Вокруг же полно матов. – Да? Он медленно покачал головой. – Сделай разок, убедись, что все в порядке. – Зи встал, вытер грудь и натянул фут-болку. – Надеюсь, ты позаботишься об этом в течение следующих двадцати четырех ча-сов. Я ни о чем тебя не спрошу. Ничего не скажешь – и я решу, что все в норме. Если же нет, то приходи ко мне, мы разберемся. Договорились? Эм, не особо. Что, если он не сможет сделать это? «Думаю, да». – Последнее. Насчет оружия и лессера. Черт, голова уже шла кругом, а сейчас еще разгребать херню насчет девятимилли-метрового? Он поднял руки, чтобы произнести извинения… – Мне плевать, что ты носил оружие. Честно говоря, я хочу, чтобы ты был воору-жен, когда ходишь в ЗироСам. Джон ошеломленно уставился на Брата. «Это против правил». – Я похож на парня, которого занимает такая чушь? Джон улыбнулся уголками губ. «Не особо». – Если еще раз наткнешься на одного из тех убийц, сделаешь то же самое. На-сколько я понял, ты вытворил там что-то впечатляющее, и я горжусь тем, что ты спас на-ших мальчиков. Джон покраснел, его сердце запело в груди: ничто на белом свете не сделало бы его счастливей, ну, кроме возращения Тормента. – Догадываюсь, ты уже слышал про мой разговор с Блэйлоком? Насчет твоего удо-стоверения и походов только в ЗироСам? Джон кивнул. – Я хочу, чтобы ты придерживался этого клуба, отправляясь в центр, по крайней мере, пару месяцев, пока не наберешься сил. И хотя я похвалил тебя на счет произошед-шего прошлой ночью, я не хочу, чтобы ты охотился за лессерами. Услышу об этом, и ты получишь по шее, как двенадцатилетний. У тебя впереди еще полно тренировок, и ты по-нятия не имеешь, как управлять своим телом. Будешь тупить – погибнешь, и я взбешусь не на шутку. Я хочу, чтобы ты дал свое слово, Джон. Прямо сейчас. Не охотиться на лес-серов, пока я не скажу, что ты готов. Ну? Джон сделал глубокий вдох и попытался придумать наиболее весомую клятву. Все казалось таким неубедительным, поэтому он просто показал: «Клянусь, что не стану охотиться на них». – Хорошо. Окей, на сегодня все. Иди, придави подушку. – Когда Зи отвернулся, Джон просвистел, привлекая его внимание. Брат оглянулся через плечо. – Да? «Ты хуже стал думать обо мне? Из-за происшедшего тогда, ну… на лестничной площадке? Только честно». Зи моргнул. Второй раз. Третий. Но потом, сказал на удивление тонким голосом: – Никогда. Это была не твоя вина, и ты этого не заслужил. Слышишь? Это – не твоя вина. Джон поморщился, когда глаза защипало от слез, и отвел глаза, осматривая свое огромное тело, на фоне голубых матов. Несмотря на свой рост, он чувствовал себя коро-тышкой, как никогда. – Джон, – прошептал Зи, – ты слышал меня? Не твоя вина. Не заслужил такого. Джон не знал, что ответить, поэтому просто пожал плечами. Потом показал знака-ми: «Еще раз спасибо за то, что молчишь. И не заставляешь обсуждать это». Зи не ответил, и Джон поднял взгляд. И тут же отступил назад. Лицо Зейдиста полностью изменилось, не только глаза стали черными. Кости каза-лись более заметными, кожа – натянутой, а шрам очень сильно выступал. От его тела по-веяло холодом, превращающим раздевалку в морозилку. – Никто не должен насильно лишаться невинности. Но если это произошло? Тогда придется самому выяснить, как жить с этим, потому что никто другой не поможет. Не хо-чешь больше продолжать эту вшивую тему – ни слова от меня не услышишь. Зи удалился, а вместе с ним исчез перепад температуры. Джон сделал глубокий вдох. В жизни не мог представить, что из всех Братьев он поладит именно с Зейдистом. Ведь они двое не имели ничего общего. Но он был чертовски уверен, что сохранит приобретенных друзей.
Пару часов спустя, Фьюри откинулся на диване в моднявом кабинете Рофа и заки-нул лодыжку на колено. Это собрание Братства было первым с ранения Ви и все прошло чересчур высокопарно. Но, опять же, в комнате находился огромный розовый слон, не вымолвивший ни слова. Он посмотрел на Вишеса. Брат стоял напротив двойных дверей с отсутствующим выражением лица, глядя прямо перед собой – такое можно увидеть на лице смотрящего старые вестерны по ТВ. Или фильмы о домашнем насилии. Легко улавливалась аура живого мертвеца, она уже неоднократно встречалась в этой комнате: Рейдж уже бродил как дышащий труп, когда решил, что потерял Мери на-всегда. Как и Зи, собираясь позволить Бэлле уйти. Да… связанные вампиры без своих женщин – как пустые сосуды: лишь мускулы и кости, удерживаемые тонким слоем кожи. И хотя он скорбел за всех, оказывавшихся в та-ком положении, но все же потеря Джейн казалось наиболее жестокой, учитывая огромную ношу, возложенную на Ви как на Праймэйла. Но, разве могли они устроить все в долго-срочном плане? Человеческий доктор. Вампир-воин. Никаких компромиссов. Раздался голос Рофа: – Ви? Эй, Вишес? Ви вскинул голову. – Что? – Ты идешь к Деве-Летописеце сегодня днем, верно? Губы Ви едва шевельнулись: – Ага. – С тобой должен отправиться представитель от Братства. Бутч, я полагаю? Ви перевел взгляд на копа, который сидел на бледно-голубом диванчике. – Не возражаешь? Бутч, который откровенно беспокоился за Ви, мгновенно согласился. – Конечно, нет. Что нужно делать? Когда Ви ничего не ответил, Роф заполнил создавшийся вакуум: – Человеческий эквивалент – свидетель на свадьбах. Поедешь сегодня на смотри-ны, потом на церемонию, которая состоится завтра. – Смотрины? Типа обзор невесты? – Бутч поморщился. – Ох, не нравятся мне эти заморочки с Избранными. – Древние правила. Древние традиции. – Роф потер глаза под солнечными очками. – Нужно много менять, но это территория Девы, не моя. Дальше… так… патруль. Фьюри, я хочу, чтоб ты отсиделся в стороне. Да, я знаю, что ты очень напряжен после ранения, но я предупреждал, что ты уже пропустил два запланированных перерыва. Когда Фьюри просто кивнул, Роф натянуто улыбнулся. – Что, даже никаких возражений? – Неа. На самом деле, у него уже были планы. Так что все шло идеально.
***
В это время на Другой Стороне, в священной мраморной купальне, Кормия отча-янно хотела выпрыгнуть из своей кожи. Иронично, ведь ее столь тщательно готовили для Праймэйла. Казалось бы, она должна быть довольна, ведь ее так хорошо омыли. Она прошла через дюжину различных ритуалов купания… ее волосы омывали несколько раз… накладывали на лицо маски из мазей, пахнущих розой, затем лавандой, а потом – с шалфеем и гиацинтом. Ее целиком вымазали маслом, пока зажигали фимиамы в честь Праймэйла и читали молитвы. От происходящего она чувствовала себя праздничным блюдом, куском мяса, приготовленного специально для потребления. – Он прибудет в начале следующего часа, – сообщила Директрикс. – Не тратьте время. Сердце Кормии замерло в груди. Затем гулко забилось. Расслабленность, вызван-ная паром и теплой водой, отступила, оставляя болезненное и ужасающее осознание того, что последние мгновения ее прежней жизни подходили к концу. – А вот и одеяние, – выдохнула одна из Избранных в восхищении. Кормия посмотрела через плечо. Открыв золотые двери, двое Избранных ступили на широкую гладь мраморного пола, в их руках была белая мантия. Одеяние было укра-шено бриллиантами и золотом, оно мерцало, оживая в сиянии свеч. Избранная за ними держала в руках полупрозрачную материю. – Несите покров сюда, – приказала Директрикс. – Одевайте ее. Полупрозрачный покров накинули на голову Кормии, он сел на ее плечи мертвым грузом. Покров упал. Ткань скользнула на ее глаза, и словно туман окутал мир вокруг нее. – Поднимись, – велели ей. Встав на ноги, она была вынуждена успокаивать себя; ее сердце громко билось в груди, ладони стали влажными. Паника лишь усилилась, когда две Избранные подошли к ней с тяжелой мантией в руках. На нее возложили церемониальное одеяние, которое сда-вило ее плечи, не столько одевая ее тело, сколько стискивая. Ей казало, что какой-то ги-гант стоял над ней, вжимая огромными лапищами в землю. На голову накинули капюшон, и все стало черным. Мантию застегнули до самого капюшона, и Кормия старалась не думать, когда и каким образом ее расстегнут снова. Она пыталась дышать медленно и глубоко. Свежий воздух поступал через входные отверстия на капюшоне, в области шеи, но этого было ма-ло. Воздуха совсем не хватало. Под этой одеждой все звуки казались приглушенными, и ее саму сложно будет ус-лышать. С другой стороны, у нее не было какой-то определенной роли ни в церемонии представления, ни в предстоящем брачном обряде. Она была символом, а не женщиной, так что ее ответа не ждали, не принимали во внимание. Традиции превыше всего. – Идеальна, – прошептала одна из ее сестер. – Великолепна. – Достойна нас. Кормия открыла рот, нашептывая себе: – Я – это я, я – это я, я – это я… Из глаз полились слезы, но она не могла стереть их, поэтому они стекали по ее ще-кам и шее, теряясь в мантии. Ее паника без предупреждения исчезла, уступая место дикому зверю. Она резко обернулась, сковываемая тяжелым покровом, но движимая потребностью освободиться от этих оков. Она метнулась в направлении, как она думала, двери, таща тяжесть за собой. Она смутно слышала возгласы удивления, отдававшиеся эхом в купальне, наряду со сту-ком падающих бутылок, чаш и кувшинов, бьющихся вдребезги. Она забилась вокруг, пытаясь стянуть эту мантию, отчаянно желая облегчения. Желая освободиться от своей судьбы.
В центре Колдвелла, в северо-восточной части клиники Св. Франциск, Мануэль Манелло повесил трубку стационарного телефона, ничего на нем не набрав и не приняв поступившие звонки. Он уперся взглядом в системный телефон NEC . Штуковина была усеяна кнопками, прямо мечта любого помешанного на «Серкит-сити» , со всеми наво-ротами. Он хотел швырнуть устройство в другой конец комнаты. Хотел, но все же не стал. Он давно завязал со швырянием теннисных ракеток, пультов ТВ, скальпелей и книг, когда решил стать самым молодым в истории, главой хи-рургического отделения в Святом Франциске. С тех пор его рука бросала только пустые банки и упаковки из торгового автомата – в мусорные корзины. И то, чтобы не потерять сноровку. Усевшись поглубже в своем черном кресле из кожи, он повернулся кругом и уста-вился в окно своего кабинета. Отличный был кабинет. Большой, чертовски модный, об-шитый красным деревом, с ковром в восточном стиле. Называемый тронным залом, он служил обителью для главы отделения хирургии в течение пятидесяти лет. Он заседал в этой берлоге уже три года, и если когда-нибудь уйдет в отпуск, то основательно передела-ет здесь все. Весь это внешний блеск резал взгляд. Подумав о гребаном телефоне, он уже знал, что сделает звонок, которого делать не стоило. Это так ничтожно жалко, что будет сразу же ясно, даже если он включит привыч-ного заносчивого мачо. И все же, в конечном итоге он позволит пальцам пройтись по аппарату. Оттягивая неизбежное, он еще раз взглянул в окно. С точки его обзора он видел, как озелененный парадный вход Франциска, так и сам город. Бесспорно, это был лучший обзор больничной территории. Весной вишневые деревья и тюльпаны расцветали посреди подъездной дороги ко входу. Летом с другой стороны два ряда кленов покрывались изум-рудно-зеленой листвой, которая перекрашивалась к осени в персиково-желтые тона. Как правило, он не тратил много времени на созерцание пейзажа, но ценил его. Порой мужчинам нужно отвлечь мысли. Как, например, ему сейчас. Прошлой ночью он звонил Джейн на мобильный, решив, что она вернулась с этого проклятого интервью. Без ответа. Он позвонил сегодня утром. Опять тишина. Прекрасно. Если она не хотела обсуждать это гребаное собеседование в Колумбии, он направится к первоисточнику. Он сам позвонит главврачу. Эго есть эго, а его бывший наставник не станет колебаться и поделится подробностями, но черт, он же хватается за соломинку. Мэнни повернулся, набрал десять цифр и начал ждать, постукивая ручкой МонБ-лан по блокноту. Когда на звонок ответили, он не стал дожидаться приветов. – Фолчек, ах ты бестолковый переманиватель! Кен Фолчек хохотнул. – Манелло, ты за словом в карман не полезешь. А так как я старше, то вдвойне шо-кирован. – Ну, как там жизнь на заднем плане, старина? – Неплохо, неплохо. А сейчас, поведай мне малыш: они уже дают тебе густую пи-щу, или все еще держат на Гербере ? – Собираюсь прикончить овсянку. И значит, я плотно подкреплюсь, чтобы сделать замещение твоего тазобедренного сустава, когда тебе вконец наскучит твой ходунок. Это, конечно, чушь полная. В свои шестьдесят два, Кен Фолчек находился в отлич-ной форме и был таким же трудоголиком, как и Мэнни. Они поддерживали отношения с тех пор, как Мэнни закончил его программу обучения пятнадцать лет назад. – Ну, со всем уважением к престарелым, – протянул Мэнни, – зачем ты перемани-ваешь моего хирурга? И какого ты мнения о ней? После краткой паузы. – Ты о чем говоришь? В четверг какой-то парень сообщил, что она перенесла встречу. Я решил, ты поэтому звонишь. Позлорадствовать, что она отшила меня, а ты смог ее удержать. Скверное предчувствие обхватило затылок Манелло, будто ему за шиворот запих-нули горсть замерзшей грязи. Он заставил себя спокойно ответить. – Да ладно, разве я бы так поступил? – Да. Я обучал тебя, помнишь? И ты перенял все мои дурные привычки. – Только профессиональные. Эй, а звонивший парень… ты записал имя? – Неа. Решил, что твой ассистент. Однозначно, это был не ты. Я знаю твой голос, к тому же парень был вежлив. Мэнни с трудом сглотнул. Окей, пора заканчивать разговор. Господи Иисусе, где же Джейн? – Манелло, я так понимаю, она остается у тебя? – Взглянем фактам в лицо, я многое могу ей предложить. Например, себя. – Но не место главврача. Боже, в данный момент это глупое медицинское политиканство не имело значения. Джейн была ПБВ , насколько понял Мэнни, и он обязан найти ее. Идеально выбрав время, через дверь просунулась голова ассистента. – О, извините… – Нет, подожди. Эй, Фолчек, мне пора. – Он повесил трубку, пока Кен продолжал прощаться, и тут же начал набирать номер домашнего телефона Джейн. – Слушай, мне нужно сделать один звонок… – Доктор Уиткоум звонила, сообщила, что болеет. Мэнни оторвался от телефона. – Ты говорил с ней? Именно она звонила? Ассистент посмотрел на него как-то странно. – Конечно. Она все выходные провалялась с гриппом. Голдберг возьмет сегодня ее пациентов и «спуск» на себя. Эй, ты в порядке? Мэнни положил трубку и кивнул, несмотря на адское головокружение. Черт, от мысли, что с Джейн что-то случилась, его кровь разжижилась до состояния воды. – Вы уверены, доктор Манелло? – Ага, я в норме. Спасибо за информацию об Уиткоум. – Когда он встал, пол слегка покачнулся. – Мне нужно быть в операционной через час, поэтому пойду, подкреплюсь. Есть еще что-то ко мне? Ассистент обсудил с ним еще пару назревших вопросов, потом вышел. Дверь захлопнулась, и Мэнни рухнул обратно в кресло. Черт. Ему нужно натянуть поводья в голове. Джейн всегда его занимала, но это облегчение с дрожью в теле удивили его. Точно. Ему нужно поесть. Пнув себя под зад, он снова встал на ноги и подхватил кипу резидентурских заяв-лений, чтобы просмотреть в комнате для отдыха. В процессе взятия этих бумаг, что-то выпало на стол. Он наклонился и поднял это, потом нахмурился. Это была фотография сердца… с шестью камерами. Что мелькнула в голове Мэнни, какая-то тень, почти сложившаяся мысль, воспо-минание, принимающее определенную форму. По вискам тут же ударила резкая боль. Вы-ругавшись, он спросил себя, откуда вылезла эта фотография, и глянул на дату и время внизу. Ее сняли здесь, на его территории, в его операционной, а распечатали здесь, в ка-бинете: его принтер слегка барахлил, оставляя чернильные пятна в левом углу. Отметка была на снимке. Он вернулся к компьютеру и просмотрел файлы. Такой фотографии не было. Что за чертовщина? Он взглянул на часы. Нет времени копаться, потому что ему действительно нужно перекусить перед операцией. Он покинул свой крутой кабинет, решив, что на этот вечер превратится в старо-модного доктора. Сегодня он впервые в своей профессиональной карьере нанесет пациенту визит на дом.
***
Вишес натянул свободные черные штаны из шелка и подходящий к ним верх, на-поминающий смокинг из сороковых. Надев Богом проклятый медальон Праймэйла, он по-кинул комнату с сигаретой в зубах. Оказавшись в коридоре, он услышал ругань Бутча в гостиной: повторяющийся перечень с множеством Б-слов и занятный оборот со словом «задница», который Ви следовало бы запомнить. Ви обнаружил парня, сидящим на диване, он прожигал взглядом ноутбук Мариссы. – Чем занимаешься, коп? – Похоже, жесткий диск накрылся. – Бутч поднял взгляд. – Господи Иисусе… ты выглядишь как Хью Хефнер . – Не смешно. Бутч поморщился. – Извини. Черт… Ви, мне так ж… – Заткнись и дай мне взглянуть на ПК. – Ви подхватил ноут с коленей Бутча и бег-ло осмотрел систему. – Мертв. – Следовало ожидать. Безопасное Место чертовски запущено в плане Ай-Ти. Их сервера рухнули. Теперь это. А между тем, Марисса в особняке с Мэри, пытаются решить, как бы нанять еще персонала. Блин, ей это даже не нужно. – Я положил четыре новых Делла в шкаф с аппаратурой, в кабинете Рофа. Пере-дай, что может взять один, окей? Я бы настроил его, но мне пора. – Спасибо, друг. И да, я готов идти с тобой… – Тебе не обязательно быть там. Бутч нахмурился. – Иди ты. Я нужен тебе. – Тебя может заменить кто-то другой. – Я не кину тебя… – Это не будет «киданием». – Вишес побрел к фусбольному столу и повернул стержень. Когда ряд мелких человечков сдвинулся, он выдохнул. – Это типа… не знаю, с твоим присутствием все будет казаться чересчур реальным. – Поэтому ты хочешь, чтобы тебя прикрывал кто-то другой? Ви снова повернул стержень, и стол затрещал. Он необдуманно выбрал Бутча. Дело в том, что коп все усложнял. Ви был так близок с парнем, что будет труднее пройти через представление и ритуал вместе с ним. Ви посмотрел через комнату. – Да. Да, думаю, что нужен кто-то другой. Последовала короткое молчание. Бутч выглядел так, будто держал тарелку с горя-чей пищей: шатко и неуверенно. – Ну… ты знаешь, что я пошел бы ради тебя, и плевать что там произойдет. – Я знаю, что могу на тебя положиться. – Ви подошел к телефону, обдумывая вари-анты. – Ты увер… – Да, – ответил он, набирая номер. Когда Фьюри взял трубку, Ви сказал: – Не против проехаться со мной сегодня? Бутч не горит желанием. Да. Ага. Спаси-бо, дружище. – Он повесил трубку. Странный выбор, учитывая, что они никогда особо не общались. И в этом весь смысл. – Фьюри сделает это, так что никаких проблем. Я двину в его комнату. – Ви… – Захлопнись, коп. Я вернусь через пару часов. – Мне чертовски жаль, что тебе приходится идти на это… – Проехали. Это же ничего не изменит. – В конце концов, Джейн все равно ушла, а он всю жизнь будет связанным мужчиной без своей женщины. Так что, да-да, все – пофиг, все – неважно. – Ты стопроцентно точно не хочешь, чтобы я пошел? – Просто будь здесь с Гузом в обнимку, когда я вернусь. Мне понадобится глоток спиртного. Ви покинул Яму через подземный туннель, и, направляясь в особняк, попытался рассмотреть все перспективы. Избранная, с которой он сочетается союзом, будет лишь телом. Как и он. Они вдвоем сделают то, что нужно, когда нужно. Просто мужское тело войдет в контакт с женским, он проникнет и начнет двигаться, пока не кончит. Что насчет полного и абсо-лютного отсутствия эрекции? Да не проблема. У Избранных есть мази, обеспечивающие эрекцию, и фимиам, для того чтобы кончить. Значит, даже при полном нежелании зани-маться сексом, его тело сделает то, ради чего он был выношен и рожден: станет гарантией выживания лучших среди расы. Черт, жаль это нельзя сделать в клинике, через пробирку и все такое. Но вампиры уже пробовали делать ЭКО в прошлом, безуспешно. Дети должны зачинаться старым до-брым способом. Черт, он не мог думать о том, со сколькими женщинами придется переспать. Про-сто не мог. Думая об этом, он… Вишес замер посреди туннеля. Открыл рот. И кричал, пока полностью не охрип. ------------------------------------------ NEC – транснациональная японская корпорация, производит информационную технику, оказывает услу-ги по проведению сетей. Серкит-сити – крупнейшая сеть магазинов, продающих различную электронику, компьютеры, развлека-тельный софт и тд. МонБлан - производитель дорогих письменных принадлежностей. Гербер - детское питание. ПБВ – Пропала без вести Хью Хефнер – американский издатель, основатель и шеф-редактор журнала Playboy. Делл – фирма-производитель ноутбуков
Вишес и Фьюри перешли на Другую Сторону, материализовавшись посреди белого внутреннего дворика, окруженного аркадой коринфских колонн. В центре находился бе-лый мраморный фонтан, из которого кристально-чистая вода выплескивалась в глубокий белый резервуар. В дальнем углу, на белом дереве с белыми цветами, словно на кексе, со-бралась стайка разноцветных певчих птичек. Щебетание зябликов и синиц гармонировало с плеском воды в фонтане, будто обе каденции были в одной тональности счастья. – Воины. – От голоса Девы-Летописецы, раздавшегося позади, кожа Ви натянулась, словно пластик вокруг костей. – Приклоните колени, дабы я поприветствовала вас. Ви приказал своим коленям согнуться, и через секунду они подогнулись, как за-ржавевшие ножки карточного стола. Фьюри же, казалось, не страдал данной жесткостью, и плавно опустился на пол. Но с другой стороны, он не падал на пол перед ненавистной матерью. – Фьюри, сын Эгони, как поживаешь ты? Брат выразительно ответил на Древнем языке: – Здравствую. Предстал я перед вами с чистой преданностью, от всего сердца. Дева-Летописеца тихо засмеялась. – Подобающее приветствие, совершенное надлежащим образом. Очень приятно. И определенно больше, чем я дождусь от своего сына. Ви скорее почувствовал, чем увидел, что голова Фьюри метнулась в его сторону. Ну, прости, подумал Ви. Похоже, я забыл упомянуть эту счастливую подробность, мой брат. Дева-Летописеца подплыла ближе. – А, так мой сын не поведал о своей матери? Вероятно, заботясь о приличиях? За-бота о сложившемся предоставлении, о моем так называемом непорочном существова-нии? Да, в этом причина, не так ли, Вишес, сын Бладлеттера? Ви поднял глаза, хотя и не получил на это разрешения. – Или же я просто отказываюсь признавать тебя как таковую. Она ожидала услышать это, и он чувствовал, что дело не в чтении мыслей – просто на каком-то уровне, они были одинаковы, едины, несмотря на воздух и расстояние между ними. Ага. – Отказ от признания моего материнства ничего не изменит, – жестко ответила она. – Не открывая книгу – не изменишь чернил на ее страницах. Что есть – то есть. Ви встал без разрешения и встретился с лицом матери под капюшоном, глаза в гла-за, сила против силы. Фьюри несомненно побелел, как этот пол. А, черт с ним. Так он подходил к ин-терьеру. К тому же, Дева-Летописеца не станет поджаривать будущего Праймэйла, и по со-вместительству – своего драгоценного сыночка. Конечно же, нет. И значит, плевать он хо-тел на условности. – Закончим с этим, Мамочка. Я хочу вернуться к своей реальной жизни… Ви в мгновение ока рухнул на спину, не в силах сделать вдоха. И хотя на нем не было ничего, и на тело ничего не давило, ему казалось, что на грудь приземлился рояль. Когда он выпучил глаза, пытаясь вдохнуть в легкие хоть немного воздуха, Дева-Летописеца приблизилась к нему. Капюшон слетел с ее головы по собственному желанию, и она посмотрела вниз, на него, со скучающим выражением на призрачном, мерцающем лице. – Я получу твое обещание, что ты будешь проявлять уважение ко мне, находясь перед собранием Избранных. Допускаю, что ты обладаешь некими вольностями по опре-делению, но я без колебаний определю тебе будущее еще хуже чем то, от которого ты так яростно отрекаешься, прояви ты свою дерзость на церемонии. Мы договорились? Договорились? Договорились?! А, точно, эту хрень называют свободной волей, и основываясь на жизненном опыте, он, очевидно, ею не обладал. Пошла. Она. Вишес медленно выдохнул. Расслабил тело. И раскрыл объятья удушью. Глядя ей в глаза… он начал умирать. Примерно через минуту добровольного удушья, включилась его автономная нерв-ная система, легкие начали давить на грудные стенки, пытаясь втянуть хоть каплю кисло-рода. Он перекрыл молярные железы, сжал губы и напряг глотку, дабы этот рефлекс ушел в никуда. – О, Господи! – воскликнул Фьюри дрожащим голосом. Жжение в легких Ви распространилось по его торсу, зрение затуманилось, а тело тряслось в сражении между силой воли и биологической необходимостью дышать. В кон-це концов, война переросла из «иди к чертям» – своей матери, в сражение за давно желае-мое: покой. Без Джейн в своей жизни, смерть стала единственным выбором. Он начал терять сознание. Внезапно, несуществующий груз испарился; и затем воздух мощно ринулся через нос в его легкие, словно сильная и невидимая рука запихивала его внутрь. Инстинкты его тела взяли верх, вытесняя самоконтроль. Он втянул воздух, словно воду, против своей воли, свернулся на боку и тяжело дышал, а его зрение постепенно ста-ло проясняться, пока он не смог сфокусироваться на подоле одеяния его матери. Когда он, наконец, оторвал лицо от мраморного пола и взглянул на нее, она не бы-ла светящейся, как обычно. Сияние потускнело, будто его приглушили, и кто-то пытался вообще выключить декоративное освещение. Лицо, однако, оставалось прежним. Полупрозрачным, прекрасным и твердым, словно бриллиант. – Вернемся к представлению. – Сказала она. – Или ты желаешь встретить свою супругу, лежа ничком на моем мраморе? Ви сел, чувствуя головокружение, но ему было плевать, даже если он вырубится. Он думал, что ощутит некий триумф от победы над ней, но его не было. Он перевел взгляд на Фьюри. Парень был в шоке, с глазами по полтиннику, а его кожа заметно побледнела. Он выглядел так, будто стоит в бассейне с аллигаторами, а на ногах вместо обуви – куски мяса. Черт, учитывая, как его брат воспринял эту милую семейную ссору, Ви не мог представить, что Избранные управятся лучше с открытым конфликтом между ним и мате-ринским кошмаром в стиле Джоан Кроуфорд . Он мог не иметь ни капли влечения к стайке этих женщин, но это не повод так их шокировать. Он попытался встать, и Фьюри вовремя вмешался. Когда Ви накренился на один бок, брат подхватил его под руку, придавая устойчивое положение. – Следуйте за мной. – Дева повела их к сводчатой галерее, паря над мрамором бесшумно, не шевелясь, словно крошечное каменное изваяние. Они втроем шли вдоль колоннады к паре золотых дверей, за которыми Ви ранее не бывал. Огромные створки были отмечены ранней версией Древнего языка, похожим на современные иероглифы настолько, что Ви смог прочесть: Святилище Избранных, сакральные владения Прошлого, Настоящего и Будущего Расы. Двери распахнулись, открывая пасторальное великолепие, которое при других об-стоятельствах утихомирило бы даже Ви. Несмотря на то, что все вокруг было белым, тер-ритория с успехом могла оказаться университетским кампусом: здания в георгианском стиле растянулись посреди молочно-белой травы, дубов-альбиносов и вязов. Дорожка из белого шелка уходила вдаль. Ви и Фьюри шли по ней, в то время как Дева-Летописеца парила в футе над землей. Воздух был идеальной температуры и столь безветренный, что даже не ощущалось его касание обнаженной кожи. Хотя гравитация все еще тянула Ви к земле, он чувствовал себя легче и даже бодрее… будто он мог с низкого старта сигануть через лужайку, как те космонавты на Луне. О, черт, это сравнение с лунной прогулкой было следствием перегрева его мозга? Когда они взошли на холм, перед ними предстал амфитеатр. А также Избранные. О, господи... Сорок, или около того, женщин были одеты в одинаковые белые ман-тии, их волосы были высоко собраны, а руки обтянуты перчатками. Цвет волос варьиро-вался от светлого до темного и рыжего, и все же они казались одним и тем же человеком, из-за высокого, худощавого телосложения и этих одинаковых мантий. Разбившись на две группы, они выстроились в линию по бокам амфитеатра, повернувшись на три четверти и чуть выставив вперед правую ногу. Они напомнили ему кариатиды римской архитектуры, скульптуры женщин, поддерживающих фронтоны своими царственными головами. Наблюдая за ними сейчас, он задавался вопросом: есть ли у них сердца и легкие? Потому что они были неподвижны, как и воздух. Да, вот в чем проблема Другой Стороны, подумал он. Здесь все стоит на месте. Са-ма жизнь… безжизненна. – Пройди вперед, – потребовала Дева-Летописеца. – Официальное представление ждет. О… Боже… Он снова не мог дышать. Фьюри положил руку на его плечо. – Нужна минутка? К черту минуту, ему нужна вечность…. Но, даже получи он ее, результат не изме-нится. Исполненный чувством неотвратимости, он представил гражданского, на которого наткнулся в переулке в ночь своего ранения, ради мести он прикончил лессера. Им нужно больше Братьев, подумал он, возобновив движение. И аист не выполнит за него работу. Впереди находилось лишь одно сидение – золотой трон, располагающийся у под-ножия сцены. С точки его обзора, он осознал, что чистая белая стена позади трона оказа-лась на самом деле громадной бархатной занавесью, которая была так же недвижима, буд-то нарисованная на стене. – Ты. Садись. – Приказала Дева. Очевидно, ее исключительно утомила его персона. Забавно, он чувствовал тоже самое. Ви опустился на трон, а Фьюри прирос, как вкопанный, позади. Дева-Летописеца проплыла вправо, занимая положение сбоку от сцены, словно по-становщик Шекспира, руководящий разворачивающейся трагедией. Черт, он не отказался бы сейчас от услуг ядовитой гадюки. – Продолжайте, – резко потребовала она. Занавесь разошлась посередине, открывая женщину, укрытую с головы до пят ман-тией, украшенной драгоценными камнями. По обе стороны от нее стояли Избранные, и сама суженая, казалось, стояла под странным углом. Или, может быть, она не стояла во-все. Господи, казалось, будто она была приклеена к какой-то плите, наклоненной вперед для лучшего просмотра. Как пришпиленная бабочка. Плита приближалась, и стало очевидно, что Избранная была привязана к чему-то. Вокруг ее предплечий были обвязаны ленты, закамуфлированные под украшения, подхо-дящие к мантии. Ленты, казалось, удерживали ее вертикально. Должно быть, часть церемонии. Потому что находившаяся под этими одеяниями была не просто приготовлена для смотрин и последующего брачного ритуала, она также была чертовски возбуждена тем, что стала женщиной №1: Первая Избранная Праймэйла обладала особыми правами, и значит, она чудно проведет время. И пусть это было нечестно, его жутко бесила женщина, укрытая всей роскошью. Дева-Летописеца кивнула, и Избранные слева и справа от его суженой, начали рас-стегивать одеяние. Когда они приступили к заданию, волна энергии прокатилась по не-движимому амфитеатру, кульминация десятилетий, проведенных Избранными в ожида-нии, когда же былые традиции возобновятся вновь. Ви безразлично наблюдал, как украшенную камнями мантию стягивают назад, об-нажая сногсшибательно красивую женщину, завернутую в тонкую, словно паутинка, обо-лочку. Лицо его нареченной оставалось в капюшоне: согласно традиции, она представляла не себя, а всех Избранных. – Она соответствует твоему вкусу? – сухо поинтересовалась Дева, будто знала, что эта женщина была абсолютным совершенством. – Не важно. Беспокойный шепот нарушил ряды Избранных, словно холодный ветерок зашеве-лил заросли тростника. – Возможно, тебе следует лучше выбрать свои слова? – Настаивала Дева. – Она сойдет. После неловкой паузы, подошла Избранная с зажженным фимиамом и белым пе-ром в руках. Произнося нараспев молитвы, она овевала благовониями женщину с головы в капюшоне и до обнаженных пят, обходя вокруг нее один раз – за прошлое, раз – за на-стоящее, и за будущее. Ритуал все продолжался, когда Ви нахмурился и наклонился вперед. Накидка из тонкой паутинки спереди была влажной. Возможно от масел, когда ее готовили для него. Он откинулся на троне. Черт, его бесили эти древние обычаи. Бесило все это. Под капюшоном, Кормия металась от отчаяния. Она дышала горячим, влажным, удушающим воздухом, уж лучше было вообще ничего не вдыхать. Ноги дрожали, как стебли травинок, ладони вспотели. Если бы не оковы, она бы точно рухнула. После отчаянной попытки к побегу в купальне и последующего пленения, ее заста-вили выпить горький отвар по приказу Директрикс. Он успокоил ее на время, но сейчас действие эликсира слабело, и в ней снова начал подниматься страх. Как и деградация. Когда она ощутила прикосновение рук, расстегивающих золотые пуговицы, она плакала от осквернения ее интимных мест чужим пристальным взглядом. Когда две половины одеяния стащили с ее тела, и она ощутила своей кожей прохладу, не-что, ни капли не похожее на освобождение от тяжести одеяния. Глаза Праймэйла устремились к ней, когда раздался голос Девы-Летописецы: «Она соответствует твоему вкусу?» Ожидая ответа Праймэйла, Кормия надеялась услышать хоть что-то теплое в нем. И не дождалась: «Не важно». «Возможно, тебе следует лучше выбрать свои слова?» «Она сойдет». Услышав эти слова, у Кормии перестало биться сердце, а страх перед ним вытес-нил ужас происходящего. Вишес. Сын Бладлеттера, обладал холодным голосом, подразу-мевавшим наклонности более жестокие, чем описывала репутация его отца. Как она переживет соединение, не говоря уже о том, чтобы стать достойной пред-ставительницей почтенных Избранных? В купальне, Директрикс была очень жестка в сво-их словах относительно всего, что Кормия опозорит, если не поведет себя с подобающим достоинством. Если она не выполнит возложенную на нее обязанность. Если она не станет должной представительницей Целого. Как она сможет вынести все это? Кормия услышала, как снова заговорила Дева-Летописеца: «Вишес, твой помощ-ник не поднял своих глаз. Фьюри, сын Эгони, тебе, как свидетелю Праймэйла, следует взглянуть на предложенную Избранную.» Кормия задрожала, опасаясь еще одной пары незнакомых мужских глаз на своем теле. Она чувствовала себя нечистой, несмотря на то, что ее тщательно вымыли; в грязи, хотя с нее ничего не стекало. Под этим капюшоном она чувствовала себя маленькой, словно игольное ушко. Но, будь она действительно маленькой, эти глаза не нашли бы ее. Будь она кро-шечной, она смогла бы спрятаться за большими предметами… скрыться от всего этого. Глаза Фьюри прилипли к спинке трона, и он на самом деле не хотел смотреть ни-куда более. Все происходящее казалось неправильным. От начала и до конца. – Фьюри. Сын Эгони? – Дева-Летописеца произнесла имя его отца так, будто честь всего клана зависела от того, как Фьюри справиться с заданием. Он взглянул на женщину… Все его мыслительные процессы завяли на корню. Ответило его тело. Мгновенно. Он затвердел в своих шелковых брюках, его эрек-ция была молниеносной, невзирая на ужасный стыд за себя. Как мог он быть столь жесто-ким? Он опустил веки и скрестил руки на груди, пытаясь придумать, как бы умудриться пнуть себя под зад и остаться в вертикальном положении. – Как она тебе, воин? – Ослепительна. – Слово вылетело изо рта непроизвольно. Потом он добавил, – Достойная лучшей традиции Избранных. – А, вот и подобающий ответ. Одобрение получено, и я объявляю эту женщину вы-бором Праймэйла. Заканчивайте омовение фимиамом. Периферийным зрением Фьюри заметил, как две Избранные вышли с жезлами, ос-тавляющими за собой след из белого дыма. Когда они начали петь высокими, чистыми голосами, он глубоко задышал, пробираясь через цветочный букет женских ароматов. Он нашел запах суженой. Должен быть ее, потому что он единственный в этом месте отдавался чистым ужасом… – Прекратите церемонию, – жестко сказал Ви. Дева-Летописеца повернулась к нему. – Они должны закончить. – Черт та с два! – Брат встал со своего трона и взошел на сцену, очевидно, также уловив запах. Когда он подошел ближе, Избранные дружно завизжали, нарушая ряды. Ко-гда женщины бросились в рассыпную, и повсюду замелькали белые мантии, Фьюри поду-мал о стопке бумажных салфеток на пикнике, в беспорядке разлетевшихся по траве от ветра. Но это был не Субботний день в парке. Вишес натянул на суженую ее одеяние, затем разорвал оковы. Когда она подкоси-лась, он придержал ее за руку. – Фьюри, встретимся дома. Ветер, испускаемый Девой-Летописецей, начал буйствовать вокруг, но Ви стойко давал отпор своей… ну, очевидно, своей матери. Господи Иисусе, никогда не встречал подобного. Ви мертвой хваткой удерживал женщину, с ненавистью смотря на Деву. – Фьюри. Сваливай отсюда! И хотя Фьюри был миролюбив в глубине души, он также был не так глуп, чтобы вмешиваться в подобные семейные ссоры. Лучшее, что он мог сделать, это молиться, что-бы брата не принесли назад в погребальной урне. Прежде чем дематериализоваться, он последний раз взглянул на женщину в капю-шоне. Сейчас Ви держал ее обеими руками, будто она была на грани обморока. Господи Боже… Какой бардак. Фьюри, отвернувшись, направился по белой шелковой дорожке в сторону внутрен-него двора Девы. Первая остановка? Кабинет Рофа. Королю следует знать о произошед-шем. Хотя, большая часть драмы еще предстояла. ----------------------------------------------- Джоан Кроуфорд - американская актриса немого и звукового кино. Умерла от рака 10 мая 1977 года, а через полтора года ее приемная дочь Кристина опубликовала книгу воспоминаний «Дорогая мамочка», в которой нарисовала весьма нелестный портрет Кроуфорд. Георгианская архитектура - широко распространённое в англоязычных странах обозначение архитекту-ры, характерной для Георгианской эпохи, которая охватывает практически весь XVIII век.
Когда Кормия очнулась, она лежала на спине, мантия была все еще на ней, а ка-пюшон застегнут. Однако, похоже, она была не на плите, к которой ее привязали. Нет… она была не на… Воспоминания вернулись к ней: Праймэйл прервал церемонию и освободил ее. Сильный ветер заполнил амфитеатр. Брат и Дева-Летописеца начали спорить. В этот момент Кормия потеряла сознание, пропустив остальное. Что случилось с Праймэйлом? Несомненно, он не выжил. Никто не смеет бросать вызов Деве-Летописеце. – Ты хочешь освободиться от всего этого? – Спросил жесткий мужской голос. Страх пробежал по ее позвоночнику. Дева Милосердная, он оставался здесь. Она инстинктивно свернулась в клубочек, защищая себя. – Расслабься. Я ничего тебе не сделаю. Судя по его жесткому голосу, она не могла верить его словам: гнев окрашивал ка-ждое слово, превращая их в вербальные клинки, и хотя она не видела его, но все же ощу-щала исходящую от него силу, внушающую страх. Он был истинным сыном воина Блад-леттера. – Слушай, я собираюсь снять с тебя капюшон, чтобы ты могла дышать, хорошо? Она пыталась сбежать от него, отползти подальше от места, где лежала, но мантия запуталась и пленила ее. – Возьми себя в руки, женщина. Я просто пытаюсь дать тебе передохнуть. Она онемела, когда он коснулся ее руками, с уверенностью ожидая ударов. Вместо этого, он просто расстегнул две верхних застежки и опустил капюшон. Свежий, чистый воздух коснулся ее лица через тонкую вуаль - роскошь, подобная пище для голодающего. Но она не смогла вобрать в себя много. Кормия была напряжена всем телом, глаза зажмурены, а губы сложились в гримасу, когда она приготовилась к че-му бы то ни было. Но ничего не происходило. Он не двигался…. Она уловила его зловещий аромат… но он не прикоснулся к ней, не сказал ни слова. Она услышала скрежет, затем вдох. Потом почувствовала что-то резкое, пахнущее дымом. Как фимиам. – Открой глаза. – Его властный голос раздался позади нее. Кормия подняла веки и моргнула несколько раз. Она лежала на сцене амфитеатра, взирая на пустой трон из золота и белую шелковую дорожку, ведущую к холмистому подъему. Раздались приближающиеся тяжелые шаги. И вот он возник. Возвышающийся над ней, больше, чем любое живое существо, которое она прежде встречала; она отпрянула при виде его бледных глаз и жесткого лица. Он поднес к губам тонкий белый рулончик и вдохнул. Когда он заговорил, дым выходил из его рта. – Я же сказал. Я не причиню тебе боли. Как тебя зовут? Через сжатую глотку она сказала: – Избранная. – Нет, это твое предназначение, – рявкнул он. – Я хочу твое имя. Я хочу знать твое имя. Ему было разрешено спрашивать это? Ему… О чем она думала? Он мог делать все, что хотел. Он же Праймэйл. – К-К-Кормия. – Кормия. – Он снова вдохнул белую штуку, и оранжевый кончик ярко вспыхнул. – Послушай меня. Не бойся, Кормия, хорошо? – Ты… – ее голос сорвался. Она не была уверена, могли ли задавать ему вопросы, но она должна узнать. – Ты бог? Его брови сошлись над его белыми глазами. – Черт, нет. – Но тогда как ты… – Говори громче. Я не слышу тебя. Она постаралась придать голосу твердости. – Как вы могли перечить Деве-Летописеце? – Он сердито взглянул на нее, и она бросилась извиняться. – Пожалуйста, я не хотела вас оскорбить… – Да неважно. Итак, Кормия, тебя не устраивает это спаривание со мной, верно? – Когда она ничего не ответила, его рот сжался от нетерпения. – Давай же, поговори со мной. Она открыла рот. Но не издала ни звука. – О, да Господи ты Боже! – Он пропустил руку в перчатке через темные волосы и начал расхаживать вокруг. Он определенно был неким божеством. Он выглядел столь свирепым, что Кормия не удивилась бы, имей он способность вызывать на небе молнии. Он остановился, нависая над ней. – Я же сказал, что не причиню тебе вреда. Черт возьми, за кого ты меня принима-ешь?! За монстра? – Я не видела мужчин ранее, – выпалила она. – Я не знаю, что вы такое. От ее заявления он застыл, как вкопанный.
***
Джейн проснулась от скрипа гаражной двери, пронзительный шум доносился из соседней квартиры слева. Перевернувшись, она взглянула на часы. Пять вечера. Она про-спала почти весь день. Ну, типа проспала. Большей частью она была в ловушке странного видения, ее мучили смутные образы. Сон был связан с мужчиной, с огромным мужчиной, который был одновременно частью ее и абсолютным чужаком. Она не могла увидеть его лица, но знала, как он пахнет: темными специями. Вблизи ее носа, вокруг нее, на ней и… Снова вспыхнула эта ужасающая головная боль, и она отбросила свои мысли, как горячую кочергу, которую схватила не за тот конец. К счастью, жгучая боль в глазах от-ступила. Услышав шум работающего двигателя, она оторвала голову от подушки. В окне, рядом с кроватью, она увидела, как на соседнюю подъездную дорожку заехал минивен. Кто-то заселялся в квартиру рядом, и Бога ради, пускай это будет не целая семейка. Стены между блоками были не столь тонкими, как в многоквартирных домах, но все же далеки от стен банковских хранилищ. И при любом раскладе не обойдется без визжащих детей. Она приняла сидячее положение, чувствуя себя более, чем помятой, словно какой-то мусор. Что-то сильно болело в груди, и она не думала, что это мышцы. Повернувшись из стороны в сторону, у нее возникло ощущение, что она уже чувствовала эту боль рань-ше, но не могла вспомнить, когда и где. Душ оказался тяжким испытанием. Черт, да она с трудом добралась до ванной. Хо-рошие новости – программа «мыло – полоскание» немного привела ее в чувство, а желу-док, казалось, настроился для еды. Оставив волосы обсыхать, она спустилась вниз и сва-рила кофе. Ее план – включить мозг на первую передачу, затем сделать пару звонков. Она в лепешку разобьется, но поедет завтра на работу, и поэтому хотела приготовиться по максимуму, прежде чем ехать в клинику. Джейн направилась в гостиную с кружкой в руке и села на диван, бережно держа в ладонях кружку и надеясь, что Капитан Кофеин придет ей на помощь и поможет снова почувствовать себя человеком. Опустив взгляд на шелковые подушки, она поморщилась. Именно эти подушки ее мать так часто поправляла, именно они служили барометриче-ским измерителем «Все Хорошо» или же нет, и Джейн спросила себя, когда в последний раз на них сидела. Боже, похоже, что никогда. Насколько она знала, последними здесь от-сиживались ее родители. Хотя нет, гости. Ее родители сидели только на парных креслах в библиотеке: ее отец – на правом с трубкой и газетой, а мать – на левом, с пяльцами. Они сидели, словно восковые фигуры из музея Мадам Тюссо, часть выставки, посвященной состоятельным мужьям и женам, которые никогда не разговаривали друг с другом. Она подумала об устраиваемых ими званых вечерах, со скитающимися по большо-му дому, в колониальном стиле, народу; с официантами, в униформе, и блюдами, заправ-ленными грибным соусом. Каждый раз это была одна и та же толпа, те же разговоры, ма-ленькие черные платья и костюмы от Брук Бразерс. Менялись только времена года, и пе-рерыв наступил после смерти Ханны. После ее похорон, званые вечера прекратились на шесть месяцев по приказу отца, но затем все вернулось в прежнее русло. Хотела ты того или нет, а вечера возобновились, и хотя ее мать выглядела настолько хрупкой, что могла разбиться, она наносила макияж, наряжалась в маленькое черное платье и вставала у па-радной двери, вся в жемчугах и с фальшивой улыбкой. Боже, Ханна любила эти вечеринки. Джейн нахмурилась и положила руку на сердце, вспомнив, когда у нее возникала подобная боль. Подобное жгучее давление появилось с потерей Ханны. Странно, что она неожиданно проснулась от этого. Она никого не потеряла. Глотнув кофе, она пожалела, что не сделала горячий шоколад… Возникло смутное изображение мужчины, протягивающего ей кружку. В кружке был какао, и он сделал его потому что он… он покидал ее. О… Боже, он уходил… Острая боль молнией пронзила голову, обрывая внезапное видение. В этот момент позвонили в дверь. Потерев переносицу, она бросила взгляд в сторону холла. Сейчас она не в духе общаться. Раздался еще один звонок. Поднимая себя на ноги, Джейн поплелась ко входной двери. Открывая замок, она подумала, блин, если это проповедник, то она уж обеспечит ему единство с… – Манелло? Заведующий хирургическим отделением стоял на ее пороге с типичным наглова-тым выражением на лице, будто приветственный коврик был его собственностью. Он был одет в хирургическую форму и кроксы, а сверху щеголял в дорогом замшевом пальто, цвета его ярко-карих глаз. Его Порше занял пол ее дорожки. – Пришел проверить, не померла ли ты. Джейн не могла не улыбнуться. – Господи, Манелло, не будь таким романтиком. – Паршиво выглядишь – А сейчас пошли комплименты. Завязывай. Ты вгоняешь меня в краску. – Я войду? – Куда ты денешься, – прошептала она, отступая в сторону. Он оглядывался вокруг, снимая пальто. – Ты знаешь, каждый раз прихожу сюда и думаю, что это место тебе не подходит. – Ты ожидал нечто розовое с рюшами? – Она захлопнула дверь. Закрыла на замок. – Нет, когда я первый раз пришел, то ожидал увидеть полупустое помещение. Как у меня. Манелло жил в Коммондоре, в этой модной высотке, но его дом скорее напоминал дорогую раздевалку с декором от Найка. Лишь спортинвентарь, кровать и кофейник – Верно, – сказала она. – Ты плохой кандидат для съемки «House Beautiful» . – Так, рассказывай как ты, Уиткоум? – Манелло уставился на нее с безэмоциональ-ным лицом, но глаза его пылали, и Джейн вспомнила их последний разговор, когда он со-общил о неких чувствах к ней. Детали разговора оставались туманными, и у нее возникло смутное впечатление, что состоялся он в палате ОИТ, над пациентом… Голова снова начала трещать, и когда она поморщилась, Манелло велел: – Садись. Сейчас же. Не такая уж и плохая идея. Она направилась к дивану. – Хочешь кофе? – На кухне, да? – Я принесу… – Я сам смогу налить. Годы тренировок. А ты присядь. Джейн села на диван, и начала потирать виски, крепче запахнув полы халата. Черт, она когда-нибудь придет в себя? Манелло вошел, когда она наклонилась вперед и положила голову на руки. Что полностью переключило его в режим доктора. Он поставил кружку на одну из книг ее ма-тери по архитектуре, и опустился на восточный ковер. – Поговори со мной. Что случилось? – Голова. – Простонала Джейн – Дай взглянуть на глаза. Она снова попыталась сесть прямо. – Боль проходит… – Молчи. – Манелло нежно взял ее запястья и отвел от лица. – Я проверю твои зрачки. Наклони голову. Джейн сдалась, просто послала все к чертям и откинулась на диване. – Я давно не чувствовала себя так отвратительно. Его большой и указательный пальцы аккуратно раскрыли шире ее правый глаз, по-ка он доставал ручку с фонариком. В такой близи она могла видеть его длинные густые ресницы, трехдневную щетину и чистые поры на коже. Он хорош пах. Одеколоном. Что за одеколон, пронеслось в ее голове. – Хорошо, что я пришел наготове, – протянул он, наводя тонкий луч. Ей захотелось моргнуть, когда он посветил в глаз, но Мэнни не позволил. – Стало хуже? – Спросил он, переходя к левому глазу. – О, нет. Вполне нормально. Не дождусь когда ты…Черт, слишком ярко. Он выключил фонарик и затолкал его обратно в нагрудный карман формы. – Зрачки нормально расширяются. – Какое облегчение. Если мне захочется почитать под солнечным прожектором, я преуспею. Он взял ее запястье и нащупал пульс. Затем поднял свои ролексы. – Придется доплачивать страховку за этот осмотр? – Поинтересовалась Джейн. – Шшш. – Потому что я на мели… – Шшш! Было непривычно оказаться на месте пациента, а держать рот закрытым – того ху-же. Блин, что-то скрывалось за этими неловкостями и словами…. Темная комната. Мужчина в кровати. Ее рассказ… рассказ о… похоронах Ханны. Очередная вспышка боли охватила ее, и она резко втянула воздух. – Вот черт. Манелло отпустил ее запястье и положил ладонь на лоб. – Жара вроде нет. – Он опустил руки на обе стороны ее шеи, прямо под подбород-ком. Когда он нахмурился и начал пальпировать, она сказала: – У меня нет ангины. ------------------------------------------------- «House Beautiful» - журнал по дизайну интерьеров, который посвящен отделке и украшению внутренних помещений.
