Забавный факт о стекле. Когда ты его разбиваешь, оно начинает злиться и мстить. В основной ванной, на втором этаже дюплекса, Вин окружил себя марлей и белой медицинской клейкой лентой. Когда он раздавил бокал с виски, Бэнд-эйд оказался бессилен, поэтому ему пришлось вызвать подкрепление в масштабах Красного Креста. Однако дела шли неважно. Рана была на правой руке, поэтому Вин превратился в нелепую, ругающуюся медсестру, неуклюже обращающуюся с марлей, ножницами и лентой. Хорошо хоть, что он был собственным пациентом. За один словарный запас, не говоря уже о некомпетентности, его бы отстранили от должности… какой там, черт возьми, существует эквивалент медсестры-волонтера? Он уже подходил к концу своего сурового испытания, когда зазвонил телефон около раковины, и тут началась веселуха. С крошечными ножницами в левой руке, марлей – в зубах, и с правой рукой, превратившейся из-за ткани в лапищу, потребовалась каждая крупица его координации, чтобы ответить на звонок. – Пропусти его, – сказал он консьержу. Повесив телефонную трубку, он наспех замотался лентой. Оставив все принадлежности валяться на столике, он направился к лестнице и спустился вниз, к двери в прихожую. Когда лифт просигналил, он уже стоял в коридоре, ожидая гостя. Джим Херон вышел из лифта и не стал ждать «приветов» или приглашения на разговор. Вин такой подход уважал. – Ночью в четверг, – выпалил парень. – Я не знал тебя. Я не знал ее. Мне следовало сказать тебе, но, честно говоря, когда я увидел вас вместе, то меньше всего хотел все испоганить. Произошла ошибка, и я ужасно сожалею… большей частью о том, что ты узнал это от кого-то другого, а не от меня. Все время, пока Херон говорил, его руки свободно висели по бокам, будто он был готов к драке, если до нее дойдет. Его голос был спокойным, как и его взгляд. Никаких увиливаний. Ни фальши, ни лжи. И когда Вин посмотрел ему в лицо, вместо ярости, которую он должен был чувствовать к парню, он ощущал лишь истощение. Истощение и пульсирующую боль в руке. Вин внезапно осознал, что устал проводить параллели со своим гребаным отцом, когда дело касалось женщин. Благодаря этому наследию, последние двадцать лет подозрительная натура Вина находила столько намеков там, где их не было… и, главным образом, упустила момент, когда его любовница изменила ему. Столько энергии истрачено, и все впустую. Боже, ему было просто плевать на Девину. В эту секунду, его на самом деле не заботило, что она делала, пока они были вместе. – Она солгала насчет прошлой ночи, – резко сказал Вин. – Девина солгала. Джим без колебаний ответил: – Я знаю. – Неужто? – Я не поверил ни единому сказанному ею слову. – И почему же? – Я пошел в больницу проведать ее, потому что мне с трудом верилось в произошедшее. И она начала нести сентиментальную чепуху о том, как рассказала тебе о той ночи, и поэтому ты набросился на нее. Но ты же не знал, ведь так? Она никогда не говорила тебе об этом, верно? – Ни слова. – Развернувшись, Вин направился в дюплекс. Когда Джим не последовал за ним, он бросил через плечо, – Так и будешь стоять там как статуя или пойдем, перекусим? Очевидно, говорить начистоту предпочтительней за едой, и после того, как они прошли через главный вход, Вин закрыл дверь на замок и цепочку. Учитывая, как шли дела в последнее время, Вин ничем не собирался рисковать. – Ах ты, черт! – воскликнул Джим. – Твоя гостиная… – Ага. Винс МакМэхон навел здесь косметический ремонт. На кухне Вин достал мясную нарезку и банку «Хеллманс» , используя левую руку. – Что выберешь – ржаной хлеб или хлеб из теста на закваске? – На закваске. Достав салат-латук и помидор из холодильника, Вин собрался с духом. – Я должен знать, как это произошло. С Девиной. Расскажи мне все… Дерьмо… не все. Но, как она к тебе подкатила? – Ты уверен, что хочешь обсудить это? Он достал нож из выдвижного ящика. – Должен, дружище. Мне это нужно. Я чувствую себя так… будто встречался с кем-то, кого совершенно не знаю. Джим выругался, а потом сел на высокую табуретку за кухонным столом. – Мне поменьше майонеза. – Окей. А сейчас – говори. – Между прочим, я не верю, что она та, за кого себя выдает. – Забавно, я тоже. – В смысле, я навел на нее справки. Вин взглянул на него в процессе снятия голубой крышки с пластиковой банки. – Поведаешь, как тебе это удалось? – Ни за что на свете. – И результат…? – Она не существует, в буквальном смысле. И, поверь на слово, если мои каналы не выяснили ее настоящую личность, никто не сможет. Вин слегка прошелся майонезом по булке Джима, потом более толстым слоем намазал свой ржаной хлеб, но вышло неаккуратно. Он не владел одинаково свободно обеими руками. Боже, он совсем не удивлен насчет Девины… – Я все еще жду подробности о четверге, – сказал Вин. – И будь любезен, просто расскажи. У меня сейчас нет сил, чтобы соблюдать приличия. – Черт… – Джим потер лицо. – Окей… она была в «Железной Маске». Я был с… друзьями. Думаю, ты можешь назвать их «сукиными детьми», не промахнешься. Так или иначе, когда я ушел, она последовала за мной на парковку. Было холодно. Она казалась потерянной. Она была... ты уверен, что хочешь знать? – Да. – Вин взял помидор, положил на разделочную доску и начал нарезать с грацией пятилетнего. Скорее, он зверски рубил этот овощ. – Продолжай. Джим покачал головой. – Она переживала из-за тебя. И казалась абсолютно неуверенной в себе. Вин нахмурился. – Как переживала? – Как… в смысле, из-за чего? Она не вдавалась в подробности. Я не спрашивал. Я просто… ну, хотел, чтобы ей было комфортно. В этот раз головой покачал Вин. – Ей всегда комфортно. Вот в чем дело. Независимо от ее настроения, внутри себя она всегда собрана. Это одна из причин, которая меня привлекала в ней… ну, это и тот факт, что она самая физически уверенная в себе женщина, которую я когда-либо встречал. Но с идеальной внешностью, это естественно. – Она сказала, что ты хотел, чтобы она вставила имплантаты. Вин резко поднял взгляд. – Ты шутишь? Я говорил ей, что она идеальна, с самой первой ночи, причем на полном серьезе. Никогда не хотел в ней ничего изменить. Внезапно, Джим нахмурил брови, жесткое выражение возникло на его лице. – Похоже, тебя развели, приятель. – Вин разломил салат-латук и направился к раковине с парой листьев. – Дай угадаю, она излила тебе душу, ты увидел уязвимую женщину, связавшуюся с козлом, поцеловал ее… вероятно, даже представить не мог, что зайдет дальше. – Я не мог поверить, во что это вылилось. – Тебе было жаль Девину, но также она привлекала тебя. – Вин выключил кран и стряхнул воду с листьев. – Захотел сделать что-то, чтобы она почувствовала себя лучше. Голос Джима стал тише. – Да, все так и было. – Хочешь узнать, как она зацепила меня? – Да. Вернувшись к столу, Вин разложил ломтики ростбифа толщиною с бумажный лист. – Я пришел на открытие галереи. Она была там одна, одетая в платье с вырезом до поясницы. На потолке висели те лампы, специально освещающие картины на продажу, и когда я вошел, то увидел, как она стояла у Шагала, и свет падал прямо на ее спину. Изумительно. – Он добавил слой порубленного помидора и пушистое одеяло из латука, потом укрыл сэндвичи сверху хлебом. – Целый или разрезать? – Целый. Он протянул бутерброд Джиму, а свой разрезал пополам. – На аукционе она сидела передо мной, и я все время чувствовал аромат ее парфюма. Заплатив хренову тучу денег за Шагала, я никогда не забуду ее взгляд через плечо, когда аукционист ударил молотком. Улыбка Девины была всем, что мне нравилось в женщинах в то время. – Откусив сэндвич и пережевывая, он предался живым воспоминаниям. – Мне нравился грязный секс, ну, знаешь, в стиле порно. И ее взгляд сказал, что она не имела ничего против. Той ночью она пришла ко мне домой, и я трахнул ее прямо здесь, на полу. Потом на лестнице. И наконец, на кровати. Дважды. Она позволяла делать с собой что угодно, причем наслаждалась этим. Джим моргнул и перестал жевать, будто пытался сопоставить «Проделки Бивера» , которые скормили ему, с порно в лучших традициях «Vivid Video» , описанное Вином. – Девина была… – Вин отклонился в бок, схватив два бумажных полотенца, – именно той, какой я хотел ее видеть. – Протянул одну салфетку Джиму. – Она дала возможность свободно заниматься бизнесом, не волновалась, когда я исчезал на неделю без предупреждения. Она выходила в свет, когда мне было нужно, или оставалась дома в противном случае. Она была… словно отражением моих желаний. Джим вытер рот салфеткой. – Или тем, что могло тронуть меня. – В яблочко. Они приговорили свои сэндвичи, и Вин сделал два новых. Пока они ели по второму кругу, то хранили молчание, будто оба вспоминали проведенное с Девиной время… удивляясь, как они позволили так легко одурачить себя. В конце концов, Вин прервал тишину. – Итак, они утверждают, что я присутствую на записях камер наблюдения прошлой ночью. Поднимался по лифту. Охранник сказал, что видел мое лицо. Но это абсолютно невозможно. Меня здесь не было. Кто бы там ни был, это не я. – Я верю тебе. – Ты будешь единственным. Мужчина замер с сэндвичем на полпути ко рту. – Я не знаю, как сказать тебе это. – Ну, учитывая, что ты только что поведал мне, как трахнул мою бывшую, сложно представить что-то более каверзное. – Но это так. Вин сам замер на половине укуса, не оценив выражение на лице парня. – Что. Джим долго молчал, даже успел закончить свой гребаный перекус. Наконец, он коротко и напряженно рассмеялся. – Я не знаю даже, с чего начать. – Алло? Секс с вышеупомянутой бывшей? Давай, не тяни кота за яйца. – Окей. Плевать. Твоя бывшая не отбрасывает тень. Сейчас настала очередь Вина смеяться. – Это какой-то военный жаргон? – Ты хочешь знать, почему я верю, что не ты был в лифте прошлой ночью? Ты сам так сказал: она – отражение, мираж… Девина не существует, вдобавок очень опасна, и да, я знаю, что звучит бессмысленно, но такова реальность. Вин медленно опустил то, что осталось от ростбифа. Парень был серьезен. Предельно серьезен. Возможно ли, удивлялся Вин, что Джим говорил о другой стороне его жизни? Той, что невозможно увидеть, но которая вылепила Джима так же, как и Вина – ДНК родителей? – Ты сказал… что пришел, чтобы спасти мою душу, – пробормотал Вин. Джим уперся руками в гранитное покрытие стола и наклонился вперед. Мускулы, обтянутые простой белой футболкой с короткими рукавами, напряглись под тяжестью веса. – И я не шутил. Я получил новую веселую работу по возращению людей с обрыва. – Обрыва куда? – В пламя ада. Как я уже говорил… в твоем случае, я был уверен, что должен удостовериться в том, что ты будешь счастлив с Девиной, но сейчас я с чертовской ясностью осознаю, как ошибался. Сейчас… дело в чем-то другом. Я просто не знаю, в чем именно. Вин вытер рот салфеткой и уставился на большие, умелые руки Джима. – Ты поверишь… если я скажу, что мне снился сон о Девине… в нем она словно сошла с экрана фильма «28 дней» , вся прогнившая насквозь? Она заявила, что пришла по моей просьбе, что мы заключили какую-то сделку, которую я не смогу разорвать. И знаешь, что самое смешное? Сон по ощущениям совсем не казался таковым. – Я уверен, что это был и не сон. До того, как я насмерть поцеловался с удлинительным шнуром в пятницу? Я бы сказал, что ты сумасшедший. Сейчас? Можешь не сомневаться, что я верю каждому твоему слову. Наконец-то, по крайней мере, что-то работало за него, а не против, подумал Вин, решив выложить все карты на стол. – Когда мне было семнадцать, я пошел к…– Боже, даже зная, как Джим стоически воспринимал новости, Вин все равно чувствовал себя полным придурком. – Я пошел к гадалке, предсказательнице… эта женщина жила в городе. Помнишь «заклинание», которое нашло на меня в закусочной? – когда Джим кивнул, он продолжил. – Раньше такое случалось часто, и мне нужно было… черт, нужно было как-то прекратить приступы. Они разрушали мою жизнь, заставляли чувствовать себя уродцем. – Потому что ты видел будущее? – Да, и знаешь, эта хрень не нормальна. Я никогда не напрашивался на это и был готов на все, чтобы прекратить. – В мозг нахлынули воспоминания из прошлого, о том, как он падал в приступах посреди магазинов, в школах, библиотеках и кинотеатрах. – Это была пытка. Я никогда не знал, когда нагрянет транс, не понимал, что говорил во время припадков, и люди, которых я пугал до чертиков, считали меня психом. – Он коротко рассмеялся. – Все было бы иначе, предсказывай я лотерейные розыгрыши, но я видел только плохие вести. Так или иначе, я, будучи семнадцатилетней бестолочью, дошел до ручки. Дома меня ждали жестокие родители-алкоголики, которые были не в состоянии помочь мне или посоветовать что-нибудь… Я не знал, что делать, куда пойти, к кому обратиться. В смысле, к маме и папе? Черта с два, я не попросил бы их приготовить мне завтрак, не говоря уже о подобной сверхъестественной хрени. Поэтому однажды, перед Хэллоуином, который является моим днем рождения, на обороте «Курьер Жорнал» я наткнулся на объявления каких-то психологов, целителей, и решил дать им шанс. Я поехал в центр, постучал в несколько дверей, и одна из них, в конце концов, открылась. Казалось, женщина прониклась моей бедой. Она дала мне указания, и когда я вернулся домой и сделал, что нужно… все изменилось. – Каким образом? – Во-первых, прекратились приступы, и потом фортуна улыбнулась мне. Родители наконец-то испарились… потом поделюсь деталями, скажем так, конец был очевиден для алкоголиков. После их смерти я чувствовал облегчение, свободу и… как-то совершенно иначе. Мне исполнилось восемнадцать, я унаследовал дом и слесарно-водопроводное дело отца… так все начиналось. – Погоди, ты сказал, что чувствовал себя по-другому… как именно? Вин пожал плечами. – Я рос спокойным ребенком. Ну, знаешь, не особо интересовался школой, ничем не выделялся. Но после смерти родителей… спокойствие как рукой сняло. У меня появилась эта жажда. – Он положил ладонь на живот. – Я всегда чувствовал голод. Мне всего… было мало. Будто я страдал ожирением, когда доходило до денег… нуждался в них, независимо от того, сколько зелени лежало на моих счетах. Я объяснял это тем, что когда мои родители погибли, я как раз из юноши превращался во взрослого… в смысле, я должен был обеспечивать себя, потому что больше у меня никого не было. Но я не думаю, что дело только в этом. Проблема в том, что когда я работал на полную ставку у тех водопроводчиков, я втянулся в наркобизнес. Деньги были бешеными, и чем больше я зарабатывал, тем большего хотел. Я начал строить дома потому, что таким способом стал зарабатывать легально… это было важно не потому, что мне грозила тюрьма, а потому, что за решеткой я не смог бы грести столько зелени, как на свободе. Я работал без устали. Меня не сковывали ни мораль, ни законы, ничто, только самосохранение. Ничто не приносило мне покоя… но все изменилось две ночи назад. – Что изменилось? – Я взглянул в глаза женщины и почувствовал… что-то иное. Вин потянулся к заднему карману и достал изображение Мадонны. Пристально посмотрев на него, он положил карточку на стол и повернул ее так, чтобы смог разглядеть и Джим. – Когда я посмотрел в ее глаза… я впервые в жизни почувствовал удовлетворение.
***
Наклонившись, Джим посмотрел на икону. Черт возьми… на ней была изображена Мария-Тереза. Темные волосы, голубые глаза, мягкое, доброе лицо. – А вот это на самом деле жутко. Вин прокашлялся. – Она – не Дева Мария. Я знаю. И это не ее изображение. Но когда я увидел Марию-Терезу, жгучая дыра в моем животе успокоилась. Девина? Она только подливала масла в огонь. Был ли это наш секс и преступаемые нами границы, или же вещи, которые она желала получить, посещаемые нами места. Она делала голод только сильнее. С другой стороны, Мария-Тереза… она – как теплый бассейн. Когда я с ней, мне не хочется быть где-то еще. Вообще. Парень резко убрал икону, закатывая глаза. – Господи Боже, только послушайте, что я говорю. Напоминает фильм о домашнем насилии. Джим слегка улыбнулся. – Ну, да, если все не разрешится, ты всегда сможешь начать бизнес по изготовлению поздравительных открыток в тюрьме. – Мечтал именно о такой смене карьеры. – Лучше так, чем штопать номерные знаки . – Остроумнее, это точно. Джим подумал о Девине и так называемом сне. Велика вероятность, что это был и не ночной кошмар вовсе. Да ради Бога, если Девина не отбрасывала тень при дневном освещении, то какие еще трюки она прятала в своем рукаве? – Что конкретно ты сделал? – спросил Джим. – Когда тебе было семнадцать? Вин скрестил руки на груди, и практически можно было услышать, как его засасывает прошлое. – То, что мне сказала сделать та женщина. – И это было...? – Когда Вин покачал головой, Джим догадался, что обряд был из разряда жуткого хард-кора. – Женщина еще жива? – Не знаю. – Как ее зовут? – Какая разница? Это в прошлом. – Но Девина – нет, и благодаря ней ты арестован за то, чего не совершал. – Вин смачно выругался, на что Джим кивнул. – Ты открыл дверь, неплохая мысль вернуться назад и забрать от нее ключи. – В том и проблема. Я думал, что закрыл ее. Что до гадалки, то все произошло двадцать лет назад. Сомневаюсь, что мы сможем ее найти. Когда Вин начал убирать со стола, Джим взглянул на его неуклюже перевязанную руку. – Как поранился? – Раздавил стакан во время разговора с тобой. – Не удивительно. Вин остановился, завернув хлеб из закваски лишь наполовину. – Я беспокоюсь за Марию-Терезу. Если Девина смогла сделать со мной такое, кто знает, на что еще она способна. – Согласен. Она знает о… – Нет, и я постараюсь, чтоб так оставалось и дальше. Не хочу втягивать Марию-Терезу в это дерьмо. Очередное доказательство, что Вин не был глуп. – Слушай… насчет нее. – Джим хотел аккуратно преподнести эту новость. – Я запросил ее прошлое, когда ты сказал, что другой парень, убитый в переулке, также был с ней. – О, Господи… – Вин повернулся спиной к шкафу для посуды, который только что открыл. – Этот ее бывший. Он нашел ее. Он… – Не он. Он в тюрьме. – Джим пересказал то, что поведал ему Матиас, и, кто бы мог подумать… чем больше всплывало подробностей, тем более хмурым становился Вин. – Суть в том, – заключил Джим, – что убийцей может оказаться один из сообщников Каприцио, но вряд ли это так на самом деле – они бы никого, кроме Марии-Терезы не стали трогать. Вин выругался… и значит, он уловил саму суть ситуации и все возможные последствия. – Кто, в таком случае? Предполагая, что она связана с двумя нападениями? – Вот в чем вопрос. Вин прислонился к столу, скрестив руки, он выглядел так, будто с радостью прибил бы кого-нибудь. – Кстати, Мария-Тереза бросила, – сказал Вин через мгновение. – Ну, знаешь, то дерьмо в «Железной Маске». И, думаю, она собирается покинуть Колдвелл. – Правда? – Я этого не хочу, но, наверное, так будет лучше. Преследователем может оказаться один из тех... мужчин, ну, в клубе, и она… да. Когда парень с силой сжал губы, будто его кишки покрылись коркой льда, Джим осознал, что отношения между влюбленными развивались. Быстро. Он не стал бы спорить на Пса, но поставил бы грузовик и Харлей в придачу, что Вин и Мария-Тереза стали любовниками… потому что выражение на лице парня было душераздирающим. – Я не хочу терять ее, – пробормотал Вин. – Мне ненавистна мысль, что она всю жизнь провела в бегах. – Ну, – подытожил Джим, – тогда я думаю, мы должны сделать так, чтобы ей было безопасно остаться здесь. В безопасности от Девины… и преследующего ее психа, кем бы он ни был. По крайней мере, Джим знал, что делать с тем подонком, одержимым его женщиной. Что касается Девины? Ему нужно отделаться от нее самому. Вин посмотрел через кухню, и когда их взгляды встретились, Джим кивнул, будто понимал, что дела пойдут странно, и был не против этого. Протянув перевязанную руку, Вин сказал: – Отличный план, дружище. Джим аккуратно пожал предложенную лапу. – Предчувствую, что с тобой будет приятно работать. – Аналогично. Похоже, та драка в баре была всего лишь разминкой. – Очевидно.
Сев после последнего псалма на скамью, Мария-Тереза почувствовала вибрацию телефона в сумочке и сунула в нее руку, чтобы остановить это дребезжание. Робби взглянул на нее, но она только слегка улыбнулась ему. Ей звонили лишь в трех случаях: ошиблись номером, няни… или Трэз. И как бы ей ни нравился ее бывший босс, она надеялась, что это не он. Мария-Тереза внезапно подумала о том, что узнала в колледже об опытных парашютистах. Дело было на занятиях по психологии, их обучали распознаванию опасности и тревоги. На вопрос, когда или если они вообще испытывали страх, парашютисты, подходящие под профиль любителей риска, поголовно отвечали, что боялись только при последнем прыжке – будто их удача могла иссякнуть, и неприятности, которые до сих пор обходили их стороной, перед самим прыжком дадут о себе знать. Забавно, когда ей было восемнадцать, и она сидела в лекционной аудитории, это казалось нелепым. Почему экстремалы теряли свои железные нервы перед последним прыжком, после стольких-то совершенных? Теперь она понимала. Она могла уволиться прошлой ночью… но что, если это звонит Трэз насчет копов? Что, если на этот раз дело не в убийствах, а в том, чем она занималась за деньги? В церкви рядом со своим сыном, впервые в жизни этот риск показался ей реальным. Ведь эволюция от сексуальной официантки до чего-то большего происходила в среде, где тот самый «выбор карьеры» окружающие ее люди сделали благополучно. Вдруг она поняла, что, вероятно, совсем сошла с ума. Если ее посадят, Робби окажется в приемной семье… ведь оба его родителя будут за решеткой. Конечно же, ни Трэз, ни ее первый босс не имели проблем с полицией, но как она могла полностью полагаться на это, учитывая, что было на кону? Боже… выбравшись с самого дна своей жизни, она другими глазами посмотрела на выбор, сделанный ею ради денег… Окинув взглядом людей на скамьях, Мария-Тереза с потрясением по-няла, что теперь смотрит на свои действия с позиции нормального человека. Как результат – она пришла в ужас от самой себя. Бойся своих желаний, подумала она. Ей хотелось находиться среди «озабоченных здоровых», потому что среди них жилось гораздо легче, чем в ее прошлой жизни. Теперь же, ступив в этот омут, то, чем она занималась в «Железной Маске», казалось ей куда ужасней, безответственней и опасней. А на самом деле, Мария-Тереза вела такую жизнь уже десять лет. Брак с Марком стал первым шагом в жизнь вне закона, которую раньше она видела только по телевизору. Подделка документов, чтобы обеспечить безопасность сына, – вторым. Проституция ради средств к существованию – третьим. Взглянув на длинный проход к алтарю, Мария-Тереза разозлилась на себя и свой выбор. Кроме нее у Робби никого не было, и хотя она думала, что всегда ставила его на первое место, на деле все вышло иначе. И отсутствие альтернатив, учитывая какие деньги она задолжала, не слишком-то успокаивало. Когда служба закончилась, они с Робби встали и присоединились к толчее людей, собравшихся в вестибюле около Отца Нили. По большей части она сконцентрировалась на том, чтобы провести Робби вперед, но время от времени кивала людям, которых знала с молитвенной группы или с прошлых воскресений, поскольку не могла избежать контактов, не показавшись грубой. Робби держал ее за руку, но делал это как мужчина, ведя ее вместо того, чтобы идти следом… по крайней мере, ему так казалось. Подойдя к священнику, он отпустил ее и первым пожал ему руку. – Прелестная служба, – сказала Мария-Тереза, положив ладони на плечи сына. – И реставрация собора прекрасно продвигается. – Да, да. – Отец Нили с улыбкой осмотрелся, его седые волосы и величественная осанка при худощавом телосложении идеально подходили для человека духовного сана. Вообще-то, он напоминал сам собор – такой же бледный и неземной. – Немного осталось, наконец-то. – Рада, что вы и статую тоже решили почистить. – Она кивнула на пустое место, где обычно стояла фигура Марии Магдалены. – Когда ее вернут? – О, дорогая, ты не знаешь? Ее украли. – Проталкивались люди, и Отец Нили принялся встречать взгляды других прихожан и улыбаться. – Полиция ищет вандала. Нам повезло, учитывая, что еще они могли забрать. – Это ужасно. – Мария-Тереза потрепала Робби по плечу, он, поняв намек, взял ее за руку и начал отводить в сторону. – Надеюсь, ее найдут. – Я тоже. – Священник наклонился вперед и сжал ее предплечье, его глаза, спрятанные под ватными бровями, светились добротой. – Всего хорошего, дитя мое. Он всегда был добр к ней. Несмотря на то, что все знал. – Вам того же, Отец, – хрипло сказала она. Они с Робби вышли навстречу прохладному апрельскому дню, и, взглянув на молочно-белое небо, Мария-Тереза почувствовала перемену в воздухе. – Ничего себе, думаю, снег пойдет. – Правда? Было бы так круто. Когда они шли по тротуару, повсюду заводились машины, словно вышла 500-ка «The Sunday Times», и прихожане стремились попасть домой, чтобы свернуться с газетой на диванах и креслах. По крайней мере, она так думала, увидев, сколько народу вышло из «Райт Эйд» , находившемся вниз по улице, из их рук буквально вываливались «Нью-Йорк Таймс» и воскресный выпуск «Колдвелл Курьер Жорнал». Робби без вопросов снова взял ее за руку, когда они подошли к обочине в конце квартала и стали ждать, пока хоть немного рассосется движение. Стоя рядом с ним, Мария-Тереза беспокоилась о пропущенном звонке, но также прекрасно понимала, что лучше не доставать телефон, когда сын поблизости. Ее маска была хороша, но не настолько. Как оказалось, она победила в игре с правилами парковки, и «Камри» не отбуксировали, но вот двигателю холодная погода не особо понравилась. С горем пополам она завела машину и выехала на дорогу… Лежа на заднем сиденье, ее сумочка издала слабое мурлыканье: теле-фон снова вибрировал, на этот раз около бумажника, что объясняло странный звук. Вытянув руку, Мария-Тереза попыталась дотянуться до него, но проворные ручки Робби добрались до телефона первыми. – Какой-то Трэз, – объявил он и протянул ей мобильник. Она со страхом приняла вызов. – Алло? – Ты должна прямо сейчас приехать в клуб, – сказал Трэз. – Здесь полиция по поводу нападения, и они хотят задать тебе несколько вопросов. – Какого нап… – Она взглянула на Робби. – Прости, ты о чем? – Прошлой ночью в переулке нашли еще одного мужчину. Его ужасно избили, и он в критическом состоянии в больнице. Слушай, это тот, с которым я тебя видел… да и другие тоже. Тебе нужно… – Мам! Мария-Тереза ударила по тормозам, и «Камри» с визгом занесло, едва не задев зад внедорожника, которому она должна была уступить дорогу. Когда другая машина просигналила, мобильник выпал из ее руки, отскочил от приборной панели, долетел до окна со стороны Робби и приземлился где-то на полу у его ног. «Камри» остановилась, покачнувшись с грацией быка, и Мария-Тереза повернулась к сыну. – Ты как? Когда она похлопала его по груди, Робби кивнул и медленно отпустил ремень безопасности, в который вцепился мертвой хваткой. – Думаю… ты проехала… на красный. – Точно. Она убрала с лица волосы и посмотрела в лобовое стекло. Разъяренный водитель внедорожника встретился с ней взглядом, но, увидев ее лицо, успокоился… что навело ее на мысль о том, какой напуганной, она, наверное, выглядела. Когда он спросил: «вы в порядке?», она кивнула, затем он помахал и уехал. Марии-Терезе, однако, была нужна минутка. «Камри», слава Богу, удачно припарковалась параллельно обочине. Ну, на обочине. В зеркале заднего вида она увидела, как из синей «Субару», остано-вившейся прямо позади нее, вышел мужчина. Подойдя поближе, он приподнял очки выше на нос и попытался пригладить свои тоненькие светлые волосы на сильном ветру. Она знала его, подумала Мария-Тереза… с молитвенной группы и с предыдущего вечера на исповеди. Нажав на кнопку, она опустила окно, удивленная тем, что он вообще подошел. Мужчина казался стеснительным и почти никогда не разговаривал на встречах. Поэтому она предположила, что он тоже из отряда молчунов. – Все целы? – спросил он, наклонившись и положив руку на крышу. – Да, но еще бы немножко и… – Она улыбнулась ему. – Как мило с вашей стороны остановиться. – Я ехал за вами, и мне следовало подать сигнал, ведь я не заметил, чтобы вы тормозили, выехав на перекресток. Думаю, вы отвлеклись. Ты тоже в порядке, сынок? Робби молчал, рассматривая сложенные на коленях руки. Он нечасто смотрел людям в глаза, и Мария-Тереза не собиралась его заставлять. – Он в порядке, – сказала она, удержавшись, чтобы снова проверить, не пострадал ли он. Наступила тишина, а затем мужчина сделал шаг назад. – Я так понимаю, вы домой едете. Берегите себя. – Вы тоже, и еще раз спасибо, что справились о нас. – Да не за что. Скоро увидимся. Когда она подняла окно, откуда-то с полу раздался крик. – Телефон! – сказала она. – О, нет, Трэз… Робби, можешь поднять? Робби наклонился и поднял трубку. Прежде, чем отдать ей мобильник, он на полном серьезе спросил: – Хочешь, я сяду за руль? Мария-Тереза чуть не засмеялась, но выражение его лица не дало ей этого сделать. – Я буду внимательней. Обещаю. – Ладно. Мам. Она похлопала его по колену и снова поднесла телефон к уху. – Трэз? – Это что, мать твою, было? Поморщившись, она отвела трубку подальше от уха. – Эээ… красный сигнал светофора, который я не заметила. – Она по-смотрела в каждое зеркало и все окна, а затем включила поворотник. – Но никто не пострадал. Мимо проехала синяя «Субару», и она помахала водителю. Пол… Питер… как его зовут? – Господи Иисусе… у меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло, – прошептал Трэз. – Так, о чем ты говорил? Будто почти случившейся аварии было мало. – Давай ты перезвонишь мне, когда доберешься до дома. Не знаю, сколько светофоров между тобой и… – Теперь я вся во внимании. – Она медленно надавила на газ. – Кля-нусь. Раздалось типичное мужское ворчание. Затем: – Ладно… тогда слушай. Примерно полчаса назад сюда заявились копы. Они хотят поговорить с персоналом, и с тобой в особенности. Думаю, они ездили к тебе домой и пытались с тобой связаться, но когда у них ничего не вышло, то приехали сюда. Мне известно немного, только то, что на обоих местах были следы, которые связывают два нападения. Кажется, следы кроссовок. Не думаю, что мне полагается это знать? Кстати… это те два копа вышли наружу покурить, и они делают какие-то снимки, и обана, меня позвали. Прикинь, да. В первую очередь Мария-Тереза подумала о том, что Вин не носил кроссовок… или, по крайней мере, две последние ночи на нем были туфли на плоской подошве. Странно, не правда ли: больше всего ее волновало, не замешан ли в этом Вин, а не то, что Марк, сидя в тюрьме, послал за ней прихвостней. Дело-то в том, что однажды она уже сбежала от своего бывшего – сможет сделать это снова. Но мысль о том, что ее привлекает другой жестокий мужчина – от этого не так легко улизнуть. – Трэз, есть соображения, когда… – Она взглянула на Робби, рисующего пальцем на окне. – Ты знаешь, когда это произошло? Прошлой ночью? – После твоего ухода. Значит, это не может быть Вин… – У твоего мужчины неприятности, кстати. – Прости? – Вин ДиПьетро. Его показывают по всем новостям. По ходу, его подружка оказалась в больнице, и она утверждает, что по его вине. Когда начался второй акт драмы, Мария-Тереза убрала ногу с педали газа и специально взглянула наверх, подъехав к перекрестку. Зеленый. Зеленый, значит, можно ехать, сказала она самой себе. Она осторожно вернула ногу на место, и «Камри» ответила на это со всем удовольствием пациента, находящегося на искусственной вентиляции легких. – Возможно такое, – пробормотал Трэз, – что вы двое были вместе прошлым вечером часов так в десять? – Да. – Тогда вздохни с облегчением. Потому что согласно новостям, дамочка заявила, что именно в это время все и случилось. Мария-Тереза выдохнула, но совсем чуть-чуть. – О, Боже… что он собирается делать? – Его выпустили под залог. – Я могу помочь ему. Хотя, как только эти слова слетели с ее языка, она начала сомневаться в правильности такого шага. Последнее, что ей нужно, так это засветиться в новостях: еще неясно, почему она так долго была «в безопасности» от Марка: либо он оставил ее в покое, либо посланные им люди еще не нашли ее. – Да, но тебе лучше не впутываться в это, – сказал Трэз. – У него есть деньги и связи, а ложь всегда в конце раскрывается. В любом случае, могу я сказать полиции, что ты поговоришь с ними? – Да… но пусть они подождут меня у тебя. – Ей точно не хотелось снова разговаривать с полицией перед Робби, поэтому она встретится с ними в клубе. – Я прямо сейчас позвоню няне. – Вот еще что. – Да? – Даже если ты больше не в деле, такое прошлое нелегко забыть, понимаешь? Пожалуйста, будь осторожна со всеми вокруг тебя, при первых сомнениях звони мне. Я не хочу беспокоить тебя, но не нравятся мне эти нападения на людей, имеющих к тебе отношение. Как и ей. – Хорошо. – И если тебе нужно уехать из Колдвелла, я могу помочь. – Спасибо, Трэз. – Она повесила трубку и посмотрела на сына. – Мне придется сегодня ненадолго отлучиться. – Ладно. А Квинеша сможет прийти? – Я постараюсь, чтобы пришла она. Остановившись у светофора, Мария-Тереза быстренько нашла в кон-тактах номер службы по предоставлению нянь и нажала «вызвать». – Мам, а кто такой «он», которому ты хочешь помочь? Пока шли гудки, она встретила взгляд сына. И не знала, что сказать. – Ты поэтому улыбалась в церкви? Она повесила трубку, прежде чем на звонок ответили. – Он мой друг. – Ясно. Робби перебирал складки своих хаки. – Просто друг. Робби нахмурил брови. – Мне иногда становится страшно. – Из-за чего? – Из-за людей. Забавно, она чувствовала себя так же. – Не все такие, как твой… – Она не хотела заканчивать предложение. – Я не хочу, чтобы тебе казалось, что все вокруг плохие и хотят навредить тебе. Большинство людей нормальные. Робби, казалось, размышлял об этом. Чуть погодя, он взглянул на нее. – Но как обнаружить разницу, мам? У Марии-Терезы замерло сердце. Боже, у каждого родителя бывают времена, когда брякнешь что-то, и в груди появляется пустота. – У меня нет на это хорошего ответа. Когда загорелся зеленый свет, и они вновь поехали, Робби сконцентрировался на дороге, а Мария-Тереза оставила сообщение в Центре матерей-одиночек. Повесив трубку, она надеялась, что он такой серьезный, потому что вместе с ней следит за светофорами. Но у нее возникло чувство, что не все так просто. На полпути к дому она вспомнила имя: Сол. Того мужчину с молитвенной группы зовут Сол.
***
Вернувшись из Коммодора, Джим остановился перед гаражом и вышел из машины. Когда он поднялся наверх, Пес своей головой развел занавески на окне, и, судя по тому, как навострились его уши, и как тряслась морда, его коротенький хвост вертелся с той же скоростью, что и винт самолета. – Ага, я вернулся, парень. Подойдя к двери, Джим держал ключи наготове, но не сразу сунул их в совсем новый блестящий «Шлэг» , который установил после переезда. Оглянувшись через плечо, он обратил внимание на грязную дорожку. На полузамерзшей земле виднелись свежие следы шин. Сюда кто-то наведывался, пока его не было. Когда по другую сторону двери Пес уже весь издергался от волнения, Джим окинул взглядом окрестности, а затем посмотрел на деревянную лестницу. Множество грязных следов, все они высохли и оставлены «Тимберлендами» – что указывало на то, что сделаны они были только им самим. А, значит, кто бы сюда ни приходил, либо сначала вытер ноги о траву, либо подлетел к дому: у него было чувство, что непрошенные гости не просто заехали на его подъездную дорожку, сделали разворот в два приема и уехали. Потянувшись за спину, он вынул свой нож и левой рукой повернул ключ. Раздался щелчок, и послышался стук лап Пса по голому полу… а также тихий царапающий звук. Джим ждал, прислушиваясь к окружению, не обращая внимания на лай и скулеж Пса, выискивая что-нибудь другое. Ничего не услышав, он открыл дверь так резко, как только мог, чтобы не навредить при этом Псу, и осмотрелся. Никого, но, зайдя внутрь, он увидел причину тех следов на дорожке. Пока Пес бегал вокруг, Джим наклонился и подобрал тугой маниль-ский конверт, лежавший на линолеуме прямо под отверстием для почты. Ни имени отправителя. Ни обратного адреса. Он весил как книга, и что бы ни было внутри на ощупь ей и казалось, прямоугольным с ровными края-ми. – Как насчет того, чтобы выйти погулять, паренек? – спросил он у Пса, указывая на улицу. Пес бросился в указанном направлении, предательски хромая, а Джим ждал у двери с пакетом в руках, пока тот сделает свои дела у кустиков около дорожки. Держа в руках Матиасовскую версию кекса, ему пришлось убедить свой желудок не давать разрешение на эвакуацию приготовленных Вином двух сэндвичей с ростбифом. Видите, вот в чем проблема: Голова может много чего нарешать, но это не значит, что тело с радостью примется исполнять план часа. Поднявшись по лестнице и пройдя через дверь, Пес направился прямиком к своей миске с водой. Молниеносным движением Джим бросил конверт и первым оказался у миски, поднял ее, вылил воду и вымыл ее с мылом. Когда он снова наполнил ее, его сердце начало биться в страшном, ровном ритме. Дело в том, что пакет немного больше, чем отверстие в двери. Значит, они побывали внутри. И хотя они вряд ли отравили воду Пса, животное каким-то образом за последние три дня стало ему семьей, а, значит, любой, даже самый малый риск неприемлем. Пес получил свое питье, а Джим подошел к кровати, сел и взял кон-верт. Как только Пес закончил, он прихромал и взобрался наверх, будто хотел знать, что в пакете. – Съесть ты это не сможешь, – сказал Джим. – Но нассать на него – пожалуйста. Против такого беспорядка я ничего не буду иметь против. Абсолютно ничего. Он ножом поддел жесткую тонкую бумагу и разорвал разрез, избавляясь от обертки, в которую был завернут… Лэптоп размером со старенькую видеокассету. Он вытащил вещицу и дал Псу ее обнюхать. Очевидно, он получил одобрение, поскольку тот подтолкнул его и свернулся калачиком, зевнув. Джим открыл лэптоп и включил его. Начала загружаться «Windows Vista», и ну надо же, когда он зашел в меню «пуск» и в «Outlook», который был установлен, оказалось, у него есть ящик. С прежним паролем. В папке «входящие», лежало приветственное письмо от «Outlook Ex-press», которое он проигнорировал, и еще два от неизвестного отправителя. – Боже, Пес, каждый раз, как я хочу уйти, они продолжают втягивать меня обратно, – сказал он, даже не пытаясь изображать Аль Пачино. Джим открыл первое письмо и сразу перешел к его прикреплениям… которыми оказались файлы Adobe… и содержали они в себе информацию на сотрудника на добрых пятнадцати страницах. В левом правом углу была фотография знакомого Джиму человека, а также детали, включая последний известный адрес парня, описание внешности, дела, заслуги и недостатки. Просматривая и запоминая инфу, он внимательно следил за таймером в нижней части экрана. Он был установлен на пять минут, которые быстро сократились до двух, а когда три цифры, разделенные двоеточием, превратились в 0:00, прикрепление стало кибер-пылью, будто никогда и не существовало. То же самое происходило, только сразу, если он пытался переслать, распечатать или сохранить файл. Матиас сообразителен. Слава яйцам за фотографическую память. А за сами данные? На первый взгляд казалось, что нет ничего необычного, простая сводка на подозрительного парня, который как элек-тронный файл – всего лишь воздух, пока не исчезнет совсем. Вот только остались три предательских буквы рядом со словом «СТАТУС» – ПБВ. А, вот, значит, и задание. В той части войск, в которой находился Джим, нет такой вещи, как ПБВ. Есть ДС, ВР или СЯ: действительная служба, в резерве или сосновый ящик, последнее – красивый термин, который используется неофициально, конечно же. Джим был в резерве, а, значит, технически его могут вызвать в любой момент, и ему придется явиться, или же рядом с его статусом появится запись «МЕРТВ». По правде говоря, ему пришлось шантажировать ублюдка Матиаса, чтобы попасть в резерв, и, учитывая, что у него есть на парня, он, возможно, смог бы в нем и остаться. Если бы ему не пришлось продать свою душу. Что ж… задание предельно ясно: Матиасу нужно, чтобы этого человека убили. Джим еще раз просмотрел данные, удостоверившись, что сможет за-крыть глаза, прочитать текст и увидеть фото на внутренней стороне век. Затем он увидел, как таймер подошел к нулю, и все исчезло. Он открыл второе письмо. Еще один файл, еще один таймер в нижнем углу, запустившийся, когда открылся сам документ. В этот раз там была лишь фотография парня, только теперь его лицо избито, на лбу зиял глубокий порез, из которого хлестала кровь. Но он не был жертвой. Его костяшки обернуты для борьбы, а за головой и плечами – красная проволочная сетка. Изображение солдата было сканом флаера подпольной борцовской группы, практикующей смешанные виды боевых искусств. Код местности 617. Бостон. Имечко, под которым его знали, было одновременно никуда, блин, негодным, и чертовски точным: Кулак. А настоящее – Исаак Рот. На просмотр этого файла было отведено всего 180 секунд, и Джим просидел их, рассматривая лицо. Он видел его несколько раз, даже рядом с собой, когда они работали вместе. Пес забрался на колени Джима и свернулся там, положив морду на клавиатуру. Да, Матиас хочет смерти парня, потому что Исаак решил смыться – стандартная работа по стандартным правилам. Что значит, если Джим этого не сделает, этим займется кто-нибудь другой, и закончится все тем, что сам он тоже однажды утром проснется мертвым. Все предельно просто. Джим погладил Пса и подумал, кто же будет кормить и заботиться о парнишке, если случится что-то плохое. Черт, так странно, когда есть ради кого жить… но Джим просто не мог вынести мысли о потерянном и одино-ком животном, снова голодном и напуганном. В мире полно жестоких ублюдков, которые не пройдут мимо неряшливого страшненького пса с хромотой. И все же мысль об убийстве Исаака была отвратительной. Богу известно, что Джим чертовски хотел избавиться от службы, поэтому не мог винить парня за его уход: жизнь, проходящая на грани между правильным и неправильным, законным и незаконным, не из легких. Опять же, рано или поздно они его найдут. Они всегда находят… Идентичный звук, издаваемый двигателями Харлеев, подъехавших к гаражу, заставил и его, и Пса обернуться, и когда этот рев затих, Пес тут же начал вилять хвостом. Когда на лестнице раздались шаги, животное спрыгнуло с кровати и засеменило к двери. Стук был громким, и прозвучал лишь единожды. Пес лапой ударил дверь. Животное из-за своего волнения казалось даже неряшливее, чем обычно, и пока бедняга не помер от восторга, Джим поднялся и подошел к двери. Открыв ее, он встретил холодный взгляд Эдриана. – Чего надо? – Поговорить. Джим скрестил на груди руки, когда Эдди присел и оказал Псу знаки внимания. Учитывая реакцию животного, было сложно поверить, что байкеры играли в команде Девины, но только то, что они с ней не в дружеских отношениях, не значит, что им можно доверять: Джиму стоило лишь подумать о тенях, которых он не видел, и замешательстве в голосе прораба Чака, когда того спросили об этой парочке. Интересно, что за хрень такая стоит у него на пороге. – Вы двое заврались, – сказал Джим. – Так что разговор несколько бессмыслен, не правда ли. Пес перекатился на спину, чтобы Эдди мог основательно почесать ему брюхо, а Эдриан пожал плечами. – Мы ангелы, а не святые. Чего ты от нас хочешь. – Значит, вы знаете этих четырех английских психов? – Да, знаем. – Эдриан многозначительно взглянул на холодильник. – Слушай, разговор предстоит долгий. Пивом не угостишь? – Вы существуете? – Пиво. Разговоры потом. Когда Эдди встал, держа Пса в сильных руках, Джим поднял ладони, останавливая их. – Почему вы лгали? Эдриан глянул на своего соседа, затем снова посмотрел на Джима. – Не знал, сможешь ли ты выдержать все это дерьмо. – И что же заставило тебя передумать. – То, что ты выяснил, кто такая Девина, и не струсил. Ты поверил в то, что увидел на том тротуаре в больнице. – Точнее в то, чего я не увидел. Джим уставился на этих двоих, думая, что они точно следили за ним… и, может, это их Девина почувствовала тогда на больничной парковке. – Нет, – сказал Эдриан, – мы тебя замаскировали, чтоб она тебя не увидела. Вот что она поняла, когда оглядывалась. Есть преимущества в том, чтоб она считала, что ты сам по себе и в растерянности. – Вы еще и мысли читаете? – И я в курсе, как не нравлюсь тебе в этот момент. – Тебе не привыкать, – произнес Джим, задумываясь, суждено ли ему когда-нибудь работать не с придурками. – Итак… вы двое здесь, чтобы мне помогать. – Ага. Девина тоже найдет людей, которые будут помогать ей. – Я не люблю лжецов. Слишком много опыта с ними. – Больше не повторится. – Эдриан провел рукой по своим смехотворно великолепным волосам. – Слушай, нам тоже нелегко… Честно, я с самого начала сомневался в том, что задействовать тебя – хорошая идея, но это уже мои проблемы. Ты здесь, с этим ничего не поделаешь, и либо мы работаем вместе, либо Девина получает серьезное преимущество. Что ж… логика чертовски неопровержимая. – Я прикончил всю «Корону» на днях, поэтому остался только «Бад», – сказал Джим минуту спустя. – В банках. – Именно этого жаждет ангел, – ответил Эдриан. Эдди кивнул. – Звучит неплохо. Джим отошел в сторону и распахнул дверь. – Вы живые? Эдриан пожал плечами, когда они заходили. – Сложный вопрос. Но я знаю, что люблю пиво и секс, такой ответ сойдет? – А Пес что такое? На этот вопрос ответил Эдди: – Считай его другом. Очень хорошим другом. Животное… или что оно там… стеснительно вильнуло хвостом, будто понимало каждое слово и волновалось, что он обиделся, и Джим почувствовал непреодолимое желание наклониться и слегка почесать ему подбородок. – Я так понимаю, прививки ему ставить не нужно? – Неа. – А что с хромотой? – Просто он такой, какой есть. – Большая ладонь Эдди прошлась по жесткой шерсти пса. – Такой, какой есть. Когда они с Псом сели на кровать, а Эдриан начал ходил туда-сюда, Джим потащил свою задницу к холодильнику, схватил три «Бада» и раздал банки, как карты. По комнате пронеслось трио щелчков и шипений, а затем – коллективное «аааааах». – Как много вы обо мне знаете? – спросил Джим. – Все. – Эдриан огляделся и задержался на двух одинаковых стопках чистого и грязного. – В ящички комодов ты не веришь, да? Джим посмотрел на стопки одежды. – Неа. – Серьезно, какая ирония. – Почему? – Увидишь. – Эдриан подошел к столу и сел на него. Притянув к себе коробку из-под обуви, полную шахматных фигурок, он заглянул внутрь. – Ну, так о чем ты хочешь узнать. О ней, нас, о чем угодно. Джим сделал очередной глоток своего «Бада» и задумался. – Для меня важно только одно, – сказал он. – Ее можно убить? Оба ангела замолчали. И медленно покачали головами.
Учитывая, за что именно его арестовали и в целом положение вещей, Вин не мог поверить, чей номер высветился на экране его телефона. Отвечая на звонок, он приглушил местные новости и собрался с духом. – Мария-Тереза? Последовала пауза. – Привет. Крутанувшись на рабочем кресле, он окинул взглядом Колдвелл. Было сложно представить, что всего пару ночей назад он смотрел на панораму города с чувством господства. Сейчас он чувствовал себя так, будто его жизнь вышла из-под контроля, и он сражался за то, чтобы удержаться на насиженном месте, вместо того, чтобы стать, наконец, царем горы. Он никогда не ходил вокруг да около. – Слышала новости? Обо мне? – Да. Но прошлой ночью, когда все случилось, ты был со мной. Я знаю, что ты этого не совершал. По телу прокатилось облегчение… по крайней мере, относительно этой проблемы. А другое нападение? В переулке? – Сейчас я направляюсь в «Железную Маску». Полиция хочет поговорить со мной. – Я могу с тобой встретиться? – выпалил он с отчаянием, которое поразило бы его при обычных обстоятельствах. – Да. Вин удивился ее незамедлительному ответу, но черта с два он станет возражать. – Я сейчас дома, в Коммодоре, поэтому могу подъехать куда угодно и в любое время. – Я приеду к тебе, когда закончу в клубе. – Мой этаж – двадцать восьмой. Я передам швейцару, чтобы пустил тебя. – Не знаю, сколько времени займет разговор с полицией, но я напишу по дороге к тебе. – Глаза Вина переместились левее, он представлял, в скольких кварталах на юго-запад от него она находилась. – Мария-Тереза? – Да? Он подумал о ней и ее сыне… от каких людей ей приходилось скры-ваться… до сих пор. Бывший мог легко добраться до нее из тюрьмы, мо-жет, уже добрался; и даже если те нападения не имели с ней ничего общего, или их совершил кто-то другой, ей все равно нельзя было высовываться. – Не пытайся защитить меня. – Вин… – Я все объясню, когда ты приедешь сюда, – мрачно сказал он. – Скажем так, я знаю, как много ты потеряешь, если твое лицо попадет в СМИ. Молчание. Потом: – Откуда? Он мог сказать по напряжению в ее голосе, что она не одобрила вме-шательство в ее прошлое. – У Джима, моего друга… есть связи. Я не просил его об этом, между прочим, но он сообщил мне, что выяснил. Длинная пауза. Такая, что Вин чертовски пожалел, что не придержал эту маленькую бомбу до ее прихода. Но потом она выдохнула. – Отчасти, это облегчение. Ну, что тебе известно. – Разумеется, я никому не скажу. – Я доверяю тебе. – Хорошо, потому что я никогда не причиню тебе боли. – Сейчас на-стала очередь Вина замолчать. – Боже, Мария-Тереза… Раздался слабый визг тормозов. – Я перед клубом. Поговорим чуть позже. – Не защищай меня. Прошу. – Скоро увидимся… – Молчи. Не втягивай себя в мои проблемы с полицией. Ради своего сына, ради себя. Это не стоит такого риска. На этом он остановился. Ни за что на свете он не станет выкладывать всю правду о Девине… отчасти потому, что сам полностью не понимал происходящего, но главным образом потому, что ему была ненавистна мысль, что Мария-Тереза посчитает его психом. – Это не правильно. – Ее голос сорвался. – Ее обвинения. Это не… – Я знаю. Просто верь мне, я со всем разберусь. Я справлюсь с этим. – Вин… – Ты знаешь, что я прав. Скоро увидимся. – Когда они закончили разговор, Вин молился на ее здравый смысл… и по сомнениям в ее голосе решил, что она правильно подсчитала уравнение. Так было нужно. Вместо того, чтобы отправиться в центр и попытаться найти того ме-диума, к которому он обратился за помощью в семнадцать лет – именно этим он изначально планировал заняться – Вин провел весь следующий час в гостиной, убирая разбитое стекло и разбросанные книги. Расставляя на место кресла и диваны. Он даже достал пылесос и попытался реанимировать ковер, собрав осколки, но ничего не смог сделать с пятнами от спиртного. Все время Вин держал телефон рядом с собой, и когда пришло сообщение от Марии-Терезы, он, закатив «Дайсон» обратно в шкаф, взбежал по лестнице, чтобы переодеться в чистую шелковую рубашку. На самом выходе из спальни до него дошло, что он был в тех же боксерах и брюках, что и в камере. Верно. Назад, за свежими. Второй заход в спальню, и он надел черные брюки и черные боксеры. Также сменил носки. На ногах остались туфли от Бэлли, которые он носил всю прошлую неделю. Она приехала вовремя. Вин спустился в фойе, и в эту секунду зазвонил домашний телефон. Он велел швейцару впустить девушку. По пути к двери он взглянул в разбитое зеркало, убеждаясь, что рубашка была тщательно заправлена, а волосы лежали аккуратно… по-бабски, подумал он, и тем не менее. Уже в коридоре, когда двери лифта открылись с тихим «дзинь», Вин отступил назад, предоставляя Марии-Терезе немного пространства, хотя сам бы лучше привлек ее в свои объятия… О, боги. Она была прекрасна. В простых джинсах, темно-красной кофте из флиса, волосы распущены, на лице ни грамма макияжа, и для него она была королевой красоты. – Привет, – сказал он, как идиот. – Привет. – Она поправила сумку на своем плече, переведя взгляд на открытую дверь в дюплекс. Получив полный обзор его украшенного золотом фойе, она слегка приподняла брови. – Не хочешь зайти? – Он сделал шаг в сторону, приглашая ее жестом. – Но будь осторожна… там до сих пор бардак после… Когда она прошла мимо него, Вин сделал глубокий вдох. Ну, кто бы мог подумать. Аромат чистого белья все еще был его любимым парфюмом. Закрыв дверь, Вин запер ее на дверной засов и цепочку. И даже эти меры казались недостаточными для безопасности: Девина довела его до нервной паранойи. Интересно, смогут ли стандартные средства защиты помешать ей войти в дом? – Не хочешь чего-нибудь выпить? Из не спиртного, конечно. По крайней мере, не в гостиной. Одному Богу известно, здесь ничего не осталось. Мария-Тереза направилась к окну. – Здесь немного… – Она помедлила, перешагивая через пятно на ковре, потом окинула взглядом комнату, а не пейзаж за окном. – Было хуже, до того, как я попытался немного прибраться, – сказал он. – Господи… я понятия не имею, что здесь произошло. – Зачем твоей девушке лгать? – Бывшей девушке, – напомнил он. Мария-Тереза посмотрела в разбитое зеркало, встречая его взгляд, и при виде черт ее лица на осколках стекла, Вин чертовски перепугался… настолько, что был вынужден подойти к ней, надеясь стереть ее образ с этого мучительного отражения. Когда она повернулась к нему лицом, в ее взгляде сквозил страх. – Вин… тот мужчина, на которого напали. Это ему я помогла тогда в ванной… мы зашли в нее, он рассказал о своей девушке, на которую хотел произвести впечатление. – Она прикрыла рот рукой и задрожала. – О, боже… он был со мной, а потом его… Вин обнял девушку, прижимая к себе. Когда она сделала глубокий вдох, мужчина почувствовал его всем телом, и, дьявол его сожри, но он хотел убивать, лишь бы защитить ее. – Это не может быть Марк, – сказала она, уткнувшись в его рубашку. – Но что, если он послал кого-то, чтобы найти меня? – Иди сюда. – Он взял ее за руку и повел к дивану. Но, с другой стороны, он действительно хотел говорить с ней посреди остатков произошедшего здесь насилия? Помедлив, он подумал о своем кабинете…и вспомнил, как переспал с Девиной на том гребаном ковре. Наверху… а, ну точно, в спальню путь заказан, и не просто потому, что просьба подняться туда прозвучит с сексуальным подтекстом, а этого он не хотел. Та комната хранила чересчур много воспоминаний о Девине. Остановив свой выбор на обеденном столе, Вин расставил два стула таким образом, чтобы сесть напротив Марии-Терезы. – Знаешь, – сказала она, положив сумочку, когда они уселись рядом. – На самом деле, я крепкий орешек. Он улыбнулся. – Охотно верю. – Кажется, мы просто встретились в трудное время. Протянув руку, Вин коснулся локона около ее лица. – Я хочу помочь чем-нибудь. – Я уезжаю из Колдвелла. Его сердце остановилось. Возражение вертелось на языке, но он не имел на это прав… совсем никаких. К тому же, было сложно спорить с ее решением: вероятно, так будет лучше. – Куда отправишься? – спросил он. – Куда-нибудь. Не знаю. Ее руки, лежащие на коленях, переплелись, словно отражали запутанные мысли в ее голове. – У тебя достаточно денег? – спросил он, несмотря на то, что заранее знал ее ответ. – Я буду в порядке. Как-нибудь… у нас с Робби все будет нормально. – Ты позволишь мне помочь? Она медленно покачала головой. – Не могу. Я не могу… попасть в очередной долг. У меня возникло достаточно проблем, расплачиваясь с людьми, которым я уже должна. – Как много? – Еще тридцать тысяч, – сказала она, ее ладони замерли. – Вначале было сто двадцать. – Что, если я дам их тебе, и ты, наконец, расплатишься? Наверняка они пересчитают проценты… – Долг есть долг. – Она печально улыбнулась. – Было время, когда я надеялась, что появится мужчина и спасет меня. И он пришел…. Но спасение превратилось в сущий кошмар. Сейчас я спасаю себя сама… и значит, платить буду сама. Всегда. Но, тридцать тысяч? Господи, сущие пустяки для него. И подумав, что она заработала те деньги, занимаясь… Вин зажмурился на мгновение. Черт, ему были ненавистны образы, мелькавшие в мозгу… эти простые предположения о том, во что Мария-Тереза ввязалась, больно били по нему. Ему ничего не стоило избавить Марию-Терезу от долга… но он понимал причины ее поведения: именно такое «спасение» привело ее в бега, а от подобного урока слишком трудно оправиться. Он прокашлялся. – Что сказала полиция во время вашего разговора? – Они показали мне фотографию парня, я сказала, что видела его в клубе и перекинулась с ним парой слов. Я боялась, что всплывут очевидцы, которые видели, как мы заходили в ванную, но копы не упомянули ничего подобного. А потом… Пауза затянулась, и у него возникло ощущение, что она аккуратно выбирает слова. Он тихо выругался. – Скажи, что ты не упомянула про меня. Потянувшись к его рукам, она крепко сжала их. – Поэтому я уезжаю. Когда его сердце заклинило, он серьезно задумался, чтобы вообще приказать органу не утруждать себя биением. – Нет. О, Боже… тебе следовало остаться в стороне от… – Когда они спросили меня, что произошло после разговора с тем парнем, я сказала, что ушла из клуба с неким Винсентом ДиПьетро, и что мы провели вместе всю ночь. С девяти тридцати и примерно до четырех часов. – Он начал убирать руки, но она удержала их на месте. – Вин, в своей жизни я сделала достаточно постыдных вещей. Я годами позволяла мужчине жестоко обращаться с собой... даже перед своим сыном. – Ее голос сорвался, но потом стал еще тверже. – Я продавала себя. Лгала. Делала вещи, из-за которых я раньше свысока смотрела на других женщин… и с этим покончено. Никогда больше. – Гребаный ад, – пробормотал он. – Гребаный ад. Не думая, он наклонился и быстро поцеловал ее, потом высвободил руки и поднялся со стула. Не в состоянии сдержаться, он измерил шагами длину гостиной, пройдясь взад-вперед. Потом повторил. Все время она наблюдала за ним, держась одной рукой за спинку богато украшенного кресла, на котором сидела. – Я оставила полицейским свой номер, – сказала она, – и я вернусь, если потребуется дать показания. Я решила собраться вместе с Робби сегодня ночью и просто уехать. Если пресса не будет знать, как меня найти, мое лицо нигде не всплывет. Вин замер в арочном проходе гостиной, подумав о записях с камер наблюдения с так называемым «его» лицом. Мария-Тереза понятия не имела, во что себя втянула, потому что дело было не в простом обвинении. Так что, да, ей лучше покинуть город. Возникло предчувствие, что Вину и его странноватому приятелю Джиму нужно будет придумать способ избавиться от Девины, и просто послать ее на три буквы – это не вариант. А что насчет вероятного преследователя Марии-Терезы? Это была явно не Девина, потому что проблемы начались… черт, в ту ночь, когда он встретился с Марией-Терезой в «Железной Маске». – Что такое? – спросила Мария-Тереза. Он воспроизвел в памяти события памятной ночи. Девина ушла прежде, чем они и Джим ввязались в драку с двумя студентами. И значит, теоретически, она могла убить тех парней в переулке… бессмыслица какая-то. Зачем ей выслеживать парней, пристававших к Марии-Терезе? Как в случае с бывшим мужем, других причин не было, и, более того, на тот момент их с Марией-Терезой ничего не связывало. – О чем ты думаешь, Вин? К сожалению, этого он ей поведать не мог. Вообще. Он сделал еще один круг… и потом его осенило. Благодаря тому, что Мария-Тереза взяла на себя ответственность, он поставил ее в безвыходное положение. А он был мужчиной, который всегда извлекал выгоду из подобных ситуаций. – Оставайся здесь, – сказал он. – Я сейчас вернусь. Он вышел из комнаты, направляясь в кабинет. Пять минут спустя он вернулся с полными руками, и когда Мария-Тереза увидела, с чем он пришел, то открыла рот, намериваясь возразить. Вин покачал головой, прерывая ее. – Ты сказала, что платишь по своим долгам. – Одну за другой, он положил на стол пять пачек стодолларовых купюр. – Ну, я уверен, ты позволишь мне заплатить по своим. – Вин… – Пятьдесят тысяч долларов. – Он скрестил руки на груди. – Возьми их. Используй, чтобы заплатить свой долг и пожить на них пару месяцев. Мария-Тереза встала со стула. – Я рассказала правду, и не нужно де-лать мне услугу… – Прости, этот спор тебе не выиграть. Я должен тебе за свою защиту, и я твердо уверен, что цена вопроса – пятьдесят тысяч. Тебе остается просто согласиться. – Да черта с два. – Она взяла сумку со стола и водрузила на плечо. – Я не… – Ханжа? Позволю не согласиться. Думаешь, у тебя одной есть гор-дость? Говоришь, что мне не позволяется чувствовать себя признательным? Чертовски ограниченно. – Ты переиначил мои слова! – Да? – Он кивнул на деньги. – Я так не думаю. И я также не думаю, что ты выжила из ума, чтобы удрать из города без средств. Используешь свою кредитку, вот и след. Снимешь деньги с банковского счета, опять след. – Будь ты проклят. – Меня терзают смутные сомнения, что я уже себя проклял, спасибо большое. – Наклонившись, он сдвинул пачки в ее направлении. – Возьми деньги, Мария-Тереза. Возьми их и знай, что это безо всяких условий. Никогда не захочешь увидеть меня, пускай. Но не уезжай с пустыми руками. Ты не можешь поступить так со мной. Я не смогу с этим жить. Наступило напряженное молчание, и Вин осознал, что впервые с того момента, как он начал зарабатывать деньги, отдавал их просто так. Ну, по крайней мере, пытался. Все эти годы он никогда не поддерживал благотворительные организации… когда деньги покидали его карман, он должен был получить что-то материальное взамен, причем большей ценности. – Ты возьмешь их, – прошептал Вин. – Потому что сейчас не время для рыцаря в сияющих доспехах. Я не пытаюсь спасти тебя. Я возвращаю свой долг и даю тебе один из инструментов, чтобы построить лучшее будущее. Когда она не ответила, он постучал по одной пачке. – Думай об этом как… будто я помогаю тебе купить своего собственного белого коня… Гретхен, ради бога, ты должна взять эти деньги.
***
Ублюдок использовал ее настоящее имя. Сволочь. Боже… ее так давно не называли «Гретхен». Для Робби она была «мама». Для всех остальных – Мария-Тереза. Однако ей всегда нравилось ее настоящее имя, и, услышав его сейчас, ей захотелось вернуть его назад. Гретхен… Гретхен… Мария-Тереза уставилась на деньги. Вин был прав: взяв их, она сможет вздохнуть спокойно. Но… чем данная ситуация отличалась от прошлого? Ее опять спасал мужчина. Все казалось таким неправильным. Она подошла к нему и ладонями обхватила его лицо. – Ты замечательный, замечательный мужчина, Винсент ДиПьетро. – Она потянула его вниз для поцелуя. Он покорно поддался, слегка положив руки на ее плечи, когда их губы встретились. – И я хочу поблагодарить тебя. – Радость вспыхнула на жестких чертах его лица. Лишь на мгновение. – Я всегда буду помнить твой поступок, – прошептала она. – Ты не должна идти тернистым путем, – ответил он, нахмурившись. – Ты… – Но, понимаешь, вот, что я выучила. Для меня сейчас все сложно потому, что в начале я попыталась пойти легким путем. – Мария-Тереза улыбнулась ему, думая, что запомнит на всю жизнь обращенный на нее взгляд. – Вот она, проблема с белыми конями. Либо платишь за них сам, либо всю жизнь пользуешься чужими поводьями. Вин очень долго смотрел на нее. – Ты на самом деле разбиваешь мое гребаное сердце на части. – Его руки напряглись на ее плечах, потом он расслабил их и сделал шаг назад. – Будто… Я могу протянуть руку и прикоснуться к тебе, но тебя уже нет рядом. – Мне жаль. Он посмотрел на деньги. – Знаешь… Я никогда не понимал этого раньше. Но деньги на самом деле всего лишь бумага. – Со мной все будет в порядке. – Да? – Он покачал головой. – Прости, это плохо звучит. Правильно, что он беспокоился. Черт, ей тоже следовало. – Я буду на связи. – Я бы хотел этого…. Есть идеи, куда отправиться? – Не знаю. Не особо думала об этом. – Ну... что, если я скажу, что у меня есть пустующий дом, который я мог бы сдать тебе? В другом штате… – Он поднял руку, когда она собралась возразить. – Подожди минутку. Он в Коннектикуте, рядом с лошадиной фермой. Домик деревенский, но расположен близко к городу, значит, ты не будешь изолирована. Можешь переночевать там пару дней, почувствуешь землю под ногами, решишь, что делать дальше. Там лучше, чем в гостинице, потому что не придется использовать кредитку. Ты можешь съехать из своего дома завтра, после наступления темноты, и доберешься туда меньше, чем за два часа. Мари-Тереза нахмурилась, будто обдумывала предложение. – Никаких подачек, денег и обязательств, – добавил он. – Просто место, где ты со своим сыном сможешь передохнуть. И когда будете готовы отправиться в путь, просто закроешь дом и почтой отправишь мне ключ. Мария-Тереза подошла к окнам столовой и взглянула на изумительную панораму города, словно пытаясь продумать план действий на следующий день, неделю, месяц… Ничего не пришло на ум. Ни зацепки. Вполне очевидный знак, что ей нужно безопасное место, чтобы хоро-шенько все обдумать. – Хорошо, – тихо сказала она. – Я воспользуюсь твоим предложением. Она услышала, как Вин подошел сзади, и когда он обнял ее, Мария-Тереза развернулась, чтобы обнять его в ответ. Долго, очень долго они стояли в объятиях друг друга. Было сложно сказать, когда все изменилось для нее… когда она начала замечать не только уют его широкой груди, но и тепло его тела, силу его мускул, пряность дорогого одеколона. Но он был теплым. И очень сильным. И таким… Мария-Тереза скользнула руками по его спине, чувствуя мягкость его шелковой рубашки, но концентрируясь на твердом мужчине под тканью. Словно вспышкой, она увидела его отражение в зеркале, в той старой спальне, он был обнажен, вздымался над ней, мускулы его спины сокращались. Вин отодвинул бедра. – Думаю… нам, наверное, стоит… – Она выгнулась, прижимаясь к нему, и почувствовала эрекцию, которую он пытался скрыть. – Будь со мной. Прежде, чем я уеду… займись со мной любовью? Все его тело задрожало. – Боже, да. Вин взял ее за руку, и вместе они быстро взбежали по лестнице. Повинуясь инстинкту, Мария-Тереза направилась к черно-золотой спальне с огромной кроватью, но он потянул ее в противоположную сторону. – Не туда. Он завел ее в другую спальню, которая была меньше по размерам и выполнена в красных и желто-коричневых тонах. Упав на укрытый атласом матрас, они прижались друг к другу бедрами, сливаясь губами, встречаясь языками. Их руки пытались справиться с замками, пуговицами и пряжками на ремнях. Мария-Тереза сорвала с него рубашку и, обнажив грудь, скользнула руками по гладкой коже и напряженным мускулам. Чуть сдвинувшись, она помогла снять джинсы и кофту и потом сосредоточилась на избавлении его от брюк. – Милостивый боже, – прохрипел Вин, когда она стянула брюки до середины бедер и обхватила его эрекцию через брифы. Слившись в поцелуе, посасывая его язык, Мария-Тереза ласкала его сквозь тонкий, эластичный хлопок белья, пока головка члена не начала рваться из-за пояса брифов. В мгновение, когда девушка коснулась его кожи, Вин оторвался от ее губ и, выдохнув, зашипел сквозь стиснутые зубы. Его Армани повторили судьбу брюк – были жестко сдернуты, и девушка начала прокладывать дорожку вниз по его груди, целуя и прикусывая, позволяя волосам щекотать его кожу. Когда Мария-Тереза подняла член и собралась обхватить его губами, Вин руками сжал ее руки. – Подожди… Одна блестящая капелька, выступившая на головке, скатилась вниз, прямо на девичью ладонь. – Твой член не хочет ждать, Вин, – она хрипло сказала в ответ. Вторая капля последовала за первой, будто слова Марии-Терезы были столь же эротичны, как и все, что она делала с ним на физическом уровне. – Ты должна знать… кое-что. Мария-Тереза нахмурилась. – Что? – Я… – Подняв руки, Вин потер лицо так сильно, будто хотел стереть черты лица. – С тобой я не такой, каким был раньше. Ну, знаешь, с другими. – Это… хорошо? – Я уверен в этом. – Он уронил руки. – Но, честно говоря, я занимался нетрадиционным сексом. С незнакомыми мне людьми. Мария-Тереза почувствовала, как ее брови взмыли вверх, будто по собственному желанию. – Например? Он встряхнул головой, словно не хотел вспоминать. – Никогда – с мужчинами. Но это – единственная черта, которую я не переступил. Я про-сто… давно не проверялся и не всегда соблюдал осторожность. Мне кажется, что ты заслуживаешь знать это, прежде чем мы сделаем нечто больше, чем поцелуемся или займемся сексом с презервативом. – Ты не был моногамен с Девиной? – спросив это, она поняла, что вопрос не имел смысла, ведь сама женщина не была верна ему. – Вместе с ней были другие женщины. Если ты поняла, что я имею в виду. Перед глазами возникло непрошеное изображение Вина посреди женских тел. – Вау. Она собралась отпустить шутку насчет того, что только выдающийся мужчина может заставить проститутку покраснеть, но, учитывая его реакцию, когда она в прошлый раз упомянула свою «профессию», Мария-Тереза вовремя остановила себя. – Но с тобой все будет иначе. – Он глазами впитывал вид ее волос, лица, обнаженной груди. – Для меня… ты все, что мне нужно, все, чего я хочу. Я не могу объяснить. Просто когда ты целуешь меня, мне больше ничего не нужно… Что? Она улыбнулась, нежно погладив его. – Ты заставляешь меня чувствовать себя драгоценной. – Иди сюда и я покажу, насколько ты драгоценна. Он нежно потянул ее вверх, но она воспротивилась, не желая уходить от цели. Забавно, было странно и восхитительно незнакомо желать того, что она хотела сделать. – Вин, прошу, позволь мне дать тебе это… – Двигая рукой вверх и вниз, она наблюдала, как он запрокинул голову, его губы приоткрылись, а грудь приподнялась. – Я лишь проконтролирую, чтоб ты не кончил. Как такой план? Прежде, чем он успел возразить, она наклонилась, и головка его члена разделила ее губы… Вин застонал от удовольствия, его бедра взмыли вверх, эрекция устремилась еще глубже в ее рот. Она вобрала его целиком, и руки Вина сжали покрывало, мышцы напряглись, грудь и кубики на животе затвердели. В таком виде он был великолепен: растянувшийся на красном атласе, его тело было возбуждено до критической точки … И в это горячее, эротичное мгновение Вин был именно там, где Мария-Тереза хотела его видеть.
– Погоди… что ты сказал? Что Вин дал ей? Джим посмотрел через всю комнату на Эдриана, и ему не понравилось выражение на лице парня. Ублюдок, казалось, побледнел. – Кольцо, – сказал Джим. – Он подарил ей обручальное кольцо. Или, точнее, он сказал, что она оставила его у себя, когда они расстались. Лицо парня напряглось еще сильнее. – Из чего оно сделано? – Бриллиант. – Не камень. Оправа. – Не знаю. Может, платина. Вин из тех парней, кто покупает самое лучшее. – Когда Эдди покачал головой и выругался, Джим сказал, – Окей, а сейчас самое время объяснить, почему у вас такие рожи, будто кто-то нассал в ваши бензобаки. Эдриан пригубил свое пиво и поставил банку на паршивый кухонный стол. – Знаешь что-нибудь о черной магии, друг мой? Джим медленно покачал головой, не удивленный тому, куда шел этот разговор. – Ну, так просвети меня. Эдриан покопался в обувной коробке и одну за другой вытащил все пешки, выстраивая их в ряд. – Черная магия реальна. Она существует и распространена шире, чем ты думаешь… и я имею в виду не певцов, откусывающих на сцене головы летучим мышам , или шайку подростков, которые накуриваются, а потом балуются со спиритической доской, или так называемых исследователей паранормальных явлений, которые садят свои надпочечники в заброшенных домах. Я говорю о настоящем дерьме, которое крепко может цапнуть тебя за задницу. О демонах, овладевающих душами … о заклинаниях и проклятьях, которые работают не только в этом мире, но и загробном. Повисла тяжелая и мрачная, но многозначительная пауза. Которую нарушил Джим, подняв руки и воскликнув, – Отдай свое сердце! Эдди, по крайней мере, рассмеялся. Эдриан показал Джиму средний палец и подошел к холодильнику за следующей порцией. – Не будь придурком, – рявкнул парень, открывая бутылку. – О, точно, потому что два идиота в компании – явный перебор. – Джим откинулся на кровати, прислоняясь к стене. – Слушай, я просто хотел снять напряжение. Продолжай. – Это не шутка. – Когда Джим кивнул, Эдриан сделал долгий глоток Бада, снова приземлился на свое место, и, казалось, пролистывал каталог в своей голове. – Со временем ты многому научишься. Так что, назовем это уроком первым. Демоны коллекционируют вещи своих жертв. Чем больше они получат, тем лучше, и предметы остаются у них, пока кто-нибудь не заберет их назад. Исходя из практики, это как… рейтинговая система. Подарки стоят дороже, чем то, что было украдено, и самый серьезный из них – это подаренный металл. Например, платина. Золото. Серебро, в меньшей степени. Металл выступает в роли связующего вещества. И чем больше демоны получат от человека, тем сильнее узы. Джим нахмурился. – А смысл? Я имею в виду, что получит Девина, кроме ячейки, полной побрякушек? – Убив Вина, она получит его на всю вечность… в сущности, эти узы означают право собственности. Демоны как паразиты. Они присасываются, и могут пройти годы, пока они не овладеют человеческой душой… но это происходит. Они проникают в голову человека, влияют на его решения, и с каждым прошедшим днем, неделей, месяцем демоны медленно заполняют жизнь жертвы, развращая, засоряя, загрязняя. Душа тускнеет от инфекции, и, когда наступает подходящий момент, выходит демон, и происходит смертельный случай. Твой приятель Вин сейчас как раз в этой критической точке. Девина привела механизм в движение, подстроив его арест. Это – как домино, и в ближайшем будущем все только ухудшится. Я наблюдал за подобным чересчур часто, чтобы описать словами. – Господи… Боже. Когда в голове Джима всплыл вопрос, он сказал, – Но почему Вин? Почему она в самом начале выбрала его? – Должно быть входное отверстие. Можешь сравнить со столбняком, подхваченным от ржавого гвоздя. Должна быть в душе некая рана, через нее и входит демон. – Рана от чего? – Да много от чего. Каждый случай индивидуален. – Эдриан расставил пешки буквой «Х». – Но однажды проникнув в душу, демон должен быть изгнан. – Ты сказал, что Девину нельзя убить. – Но мы можем послать ей адское извещение о выселении. – Эдди одобрительно зарычал. – И мы научим тебя изгнанию. Нда, он умирал, как хотел послушать эту лекцию. Пропустив руку через густые волосы, Джим встал с кровати. – Знаете, что? Вин рассказал кое-что о… Вин сказал, что когда ему было семнадцать, он пошел типа к гадалке/медиуму. У него случались приступы, во время которых он видел будущее, и он отчаянно хотел прекратить их. – Что она велела ему сделать? – Он не вдавался в подробности, но после припадки прекратились. Однако он упомянул, что после того, как выполнил указания, удача повернулась к нему лицом. Эдриан нахмурился. – Нужно выяснить, что он сделал. – И мы должны вернуть кольцо, – вступил в разговор Эдди. – Прежде чем убить Вина, она попытается привязать его к себе еще сильнее, и платина – сильнейшая узда. – Я знаю, где она живет, – сказал Джим. – Точнее, видел, как она заходила в один дом в центре города. Эдриан поднялся, за ним Эдди. – Ну, тогда вперед, совершим кражу со взломом? – предложил Эд, сгребая пешки и укладывая их обратно в ко-робку. Прикончив пиво, он похрустел костяшками. – Мой последний бой с сучкой закончился слишком быстро. Закатив глаза, Эдди посмотрел на Джима. – Стычка произошла в средневековье, а он никак не придет в себя. – Так давно? – Нас отложили в долгий ящик, – пояснил Эдди. – Мы чуть более падшие, чем устраивает наше начальство. Эдриан улыбнулся, как последняя сволочь. – Как я упоминал, обожаю цыпочек. – Как правило, парами. – Эдди, опустив собаку, погладил ее по макушке. – Пес, мы еще вернемся. – Животное, казалось, не обрадовалось расставанию и начало мельтешить под ногами всех, кто находился в комнате, включая диван… логично предположить, что собака сочла, что предмет мебели будет у ребят на подхвате. У Джима на уме было другое. Нет, он прихватит с собой кое-что помощнее. Подойдя к пустой книжной полке в углу комнаты, он достал черную сумку. Джим расстегнул ее, и взгляду предстал металлический кейс размером четыре на три фута. Скользнув пальцами по кнопочной панели, мужчина открыл замок и поднял крышку. Три пушки внутри, упакованные в набивочный материал, совсем не отражали света из-за матово-серого покрытия. Проигнорировав полуавтоматическую винтовку, он взял один из двух Зигов под правую руку, изготовленных специально для него. Эдриан покачал головой, будто Зауэр был не лучше водяного пистолета. – И что ты надумал делать с этим куском железа, Грязный Гарри? – Это мой парашют, вот так-то. Джим быстро проверил оружие, закрыл кейс и спрятал сумку. Пули он хранил за банками в шкафчике над раковиной. Джим взял достаточно, чтобы наполнить обойму. – Ты не сможешь пристрелить ее этим, – спокойно сказал Эдди. – Без обид… но не поверю, пока не увижу собственными глазами. – И в этом ты провалишься. Эдриан, выругавшись, толкнул дверь. – Супер, ты снова будишь в нем Йоду. Может, пойдем уже, прежде чем он начал левитировать мой байк? Когда Джим запер дверь, и они все вместе спустились по лестнице, Собака уселась на спинку дивана и выглянула в окно. Пес ударил лапой по стеклу, как бы протестуя против того, что его оставили не у дел. – Поедем на моем грузовике, – сказал Джим, выйдя на дорожку из гравия. – Создает меньше шума. – В нем же есть радио, да? – Эдриан начал распевать свой голос, звуча при этом как лось, которому чесали зад теркой для сыра. Джим покачал головой Эдди, когда парни открыли двери. – Как ты выносишь его вопли? – Селективная глухота . – Обучи меня мудрости, о, Мастер. Дорога до центра длилась четыре столетия… преимущественно благодаря Эдриану, который нашел рок-станцию: «Панама» Вэн Холена никогда не звучала так погано, но она даже в сравнение не шла с тем, что случилось с Meat Loaf's «I Would Do Anything for Love (But I Won't Do That)». Когда они добрались до района складских помещений, Джим наложил вето на дерьмо-оке Эда, радуясь, как младенец, кнопке регулирования звука. – Здание через пару улиц. – Вот там можно припарковаться, – сказал Эдди, указывая налево. Бросив Ф-150, они прошли один квартал вниз, повернули направо, и, кто бы мог подумать… в очередной раз, выбор времени – это все. Как только они свернули за угол, перед дверью Девины остановилось такси. Тройка нырнула в укрытие, и минуту спустя мимо проехала машина с сидящей на заднем сиденье Девиной, которая красила губы, смотрясь в зеркальце. – Она ничего не делает без причины, – тихо сказал Эдриан. – В этом можешь быть твердо уверен. Все, что раздается из ее рта, – почти всегда ложь, но ее действия… всегда имеют мотивы. Нам нужно попасть внутрь, найти кольцо и быстро свалить. Двигаясь быстро, они подошли к двойным дверям и, распахнув их, вошли в вестибюль, который дизайном ничем не отличался от морозильной камеры: бетонные полы, отбеленные стены, и в помещении было холодней, чем снаружи. Единственным предметом интерьера, помимо лампы в промышленном стиле, был ряд из пяти почтовых ящиков из нержавеющей стали, а также интерком со списком из пяти фамилий. Девина Эвейл шла пятой. К несчастью, двери в самом помещении были закрыты на засов, но Джим все равно пару раз дернул ручку. – Мы всю вечность прождем, пока кто-нибудь… Эдриан подошел ближе, ухватился за ручку и открыл одну створку двери, не моргнув глазом. – Или можно просто открыть хреновину, – поморщившись, сказал Джим. Махнув светящейся рукой, Эд ухмыльнулся. – Хорошо управляюсь с руками. – Очевидно лучше, чем с голосовыми связками.
***
Он не любил работать. Ненавидел тратить свое время, катая неблагодарных людишек по Колдвеллу в такси, провонявшем пищей предыдущего водителя. Но практические стороны такой работы были на лицо, к тому же, объект его страсти оставалась дома в дневные часы. Он придерживался политики игнорирования. Никогда не смотрел на клиентов, отказывался носить их багаж, говорил не больше необходимого. Неплохая стратегия… особенно с учетом того, во что вылились его ночные преследования: нет причин рисковать, оставляя о себе смутные воспомина-ния. Еще один выученный им горький урок. – Как моя помада? Услышав женский голос, он сжал руль. Ему было плевать, как выглядит рот какой-то бестолковой женщины. – Я спросила… Как моя помада? – Сейчас тон был резче, от чего мужчина только сильнее стиснул ладонями рулевое колесо. Прежде чем она повторно задала вопрос и окончательно его взбесила, он посмотрел в зеркало заднего вида. Чтобы там ни ожидала сучка на заднем сидении… Черные глаза зацепились за него и не отпускали, будто женщина на-гнулась вперед и схватила его за шею. И потом он почувствовал, как она потянулась к нему и… – Моя помада, – намеренно громко сказала она. Он мельком глянул на улицу, которая была свободна от машин на ближайшие два квартала, и снова посмотрел в зеркало заднего вида. – Э… выглядит хорошо. Неторопливым движением наманикюренного пальчика она стерла помаду с нижней губы, потом сжала губы. – Ты религиозный человек, понимаю, – прошептала она, закрывая зеркальце. Он глянул на крест, приклеенный к приборной панели. – Не моя машина. – О. – Она откинула волосы назад, продолжая смотреть на него. Вскоре он почувствовал себя так, будто кто-то включил обогреватель, и мужчина даже специально проверил, не работал ли кондиционер. Нет. Просто она была красивой женщиной, которая смотрела на него, словно он был кем-то стоящим. Что случалось так же часто, как и… – Как тебя зовут? – выдохнула она. Он лишился дара речи, и внезапно стал сомневаться в ответе, поэтому указал на водительские права с фотографией. Прочитав написанное, он сказал, – Сол . Сол Уивер. – Приятное имя. Когда они подъехали к светофору с красным сигналом, он нажал на тормоз, и в мгновение, когда такси полностью остановилось, он снова по-смотрел в зеркало… заднего… вида… Радужные оболочки ее глаз расширялись до тех пор, пока интен-сивно черный не поглотил весь белок… и хотя от этого он должен был за-кричать, он почувствовал, будто жидкий оргазм вытеснил кровь из его вен. Удовольствие прокатилось по телу, вознося мужчину ввысь, однако он не оторвался от сиденья; вторгаясь в него, но кожа оставалась не тронутой; овладевая им, хотя между их телами не наблюдалось видимого поводка. – Сол, – сказала женщина, ее голос трансформировался в нечто более низкое, чем голос мужчины, и более хриплое, чем мог быть женский голос. – Я знаю, чего ты жаждешь. Сол напряженно сглотнул и услышал свой голос, словно издалека. – Да? – И я знаю как получить желанное. – Зна… ешь? – Сверни в этот переулок, Сол. – На этих словах она распахнула пальто, обнажая тесную белую кофточку, из-под которой выделялись соски, словно их ничто не укрывало. – Сверни, Сол, и позволь рассказать, что ты должен сделать. Вывернув руль, он зарулил в тенистый переулок между двумя зданиями и поставил автомобиль на парковку. Когда Сол повернулся, чтобы взглянуть на нее, он был полностью пленен: каким бы притягивающим ее взгляд не был в зеркале, остальная часть ее тела была пределом мечтаний. Она была… нереальна, и не только по причине своей красоты. Смотря в эти черные дыры, он чувствовал, что его понимали. Что его принимали, и без сомнений знал, что найдет то, что ищет, вместе с ней. У нее были ответы. – Пожалуйста… скажи мне. – Иди сюда, Сол. – Женщина скользнула наманикюренным пальчиком от шеи до ложбинки грудей. – Впусти меня.
Сложная задача – не кончить. Мария-Тереза творила чудеса над его эрекцией, и Вин чувствовал, как кожа полыхала огнем, кровь кипела, а костный мозг превратился в молнию. Каждым скольжением своего рта Мария-Тереза толкала Вина к самому краю, его тело покачивалось на обрыве, с которого ему смертельно хотелось спрыгнуть… но это было запрещено. Боже… самоконтроль убивал его наилучшим образом; голова откинулась на подушке, бедра онемели, сердце гулко билось в груди. Она в равной мере возносила его к небесам и низвергала в ад, и Вин хотел, чтобы это длилось вечно. Но на самом деле он не продержится долго. Потребовалась вся его сила, чтобы поднять голову, и, посмотрев вниз на свое тело, мужчина конвульсивно дернулся. Рот Марии-Терезы был широко раскрыт, ее красивые, сочные груди покачивались, соски касались его бедер… – О, черт. – Он ринулся вперед, отстраняя ее от своего члена, его пальцы впились в ее предплечья, когда он отчаянно пытался не кончить. – Ты… Вин прервал ее крепким поцелуем и перекатился наверх. Прежде, чем он успел остановить себя, Вин обхватил одной рукой колено Марии-Терезы, раскрывая ее. Он рычал, стал абсолютно диким, и… – Ты нужен мне, Вин, сейчас! – Она вонзила ногти в его зад, обмякнув под его телом. – Черт… да… Они синхронно замерли. И одновременно выпалили, – Презерватив. Вин стиснул зубы и потянулся к прикроватной тумбочке, от этого движения он еще теснее прижался к ее изгибам… и она нисколько не облегчала положение вещей, извиваясь под ним. Когда чувственное ощущение прижатой к нему плоти волной прокатилось по его телу, Вин выронил пакетик «Троджана» из рук, маленький квадратик выскользнул из его хватки, словно брал уроки пилотирования. – Черт возьми! Он наклонился к полу, его бедра сместились, и член последовал за ними, скользнув по ее горячему, влажному лону. Вин резко отстранился, потому что не хотел потерять контроль, и… Блин, все пошло наперекосяк, когда квадратный пакетик опять ус-кользнул из его неловкой руки. – Давай помогу, – сказала Мария-Тереза, присоединяясь к охоте. Именно она поймала бледно-голубой приз; поднявшись, она со смехом вытянула его над головой. – Попался! Вин начал смеяться вместе с ней, и внезапно притянул девушку ближе, обнимая ее. Он был все еще возбужден и страстно жаждал разрядки, но также он чувствовал легкость и свободу, улыбаясь, и, когда она захихикала, они начали кататься по кровати, спутывая покрывала. Презерватив снова потерялся, попеременно появляясь и исчезая, словно рыба в воде. В конце концов, пакетик прилип к его боку, будто решил сдаться на милость. Или же взять в плен Вина. Вин отклеил его от кожи, снял фольгу, и упаковал себя. Перекатив Марию-Терезу на спину, он проложил себе путь к ее бедрам и убрал прилипшие к ее лицу локоны. Столкновение было неминуемым, электрическим, но само мгновение поражало нежностью: девушка светилась, смотря в его глаза. – Что? – прошептала она, обхватывая ладонями лицо Вина. Одно мгновение он пытался запечатлеть в памяти ее черты, ощущение женских изгибов под собой, смотрел на нее не просто своими глазами, но чувствовал всем телом и душой. – Привет, красавица… привет. Когда Мария-Тереза прелестно покраснела, он крепко поцеловал ее, лаская своим языком ее язык, устраивая их тела удобней. Он передвинул бедра, и эрекция устроилась в нужном положении, и потом Вин медленно двинулся вперед, погружаясь в девушку. Когда ее сердцевина приняла его плоть, и это изумительная теснота резонансом отдалась по телу, Вин уронил голову в копну ее волосы и позволил себе вести. Погружаясь, медленно, глубоко… сейчас было не до смеха… лишь восхитительное удовольствие душило его и снова приводило в чувство. То же самое он чувствовал, когда она ласкала его губами: несмотря на всю не-возможность, он не хотел, чтобы это заканчивалось. Охваченный оргазмом, Вин закричал, содрогаясь всем телом, и словно издалека он услышал, как Мария-Тереза выкрикнула его имя, почувствовал, как ее ногти царапали его спину, впитывал волны ее наслаждения. Он все еще был тверд, когда они восстановили дыхание, и, придерживая презерватив, он вышел из нее. – Я сейчас вернусь. Закончив в ванной, он вернулся в комнату и растянулся подле нее. – Знаешь, что у меня там? – Он указал большим пальцем в сторону мраморной комнаты, в которой умылся. – Что? – Она погладила его руки и плечи. – Шесть. Душевых. Головок. – Да лаааадно. – Ага. Ларри. Келли, Мо, Джо и Фрэнки. – Стой, а почему имен всего пять? – Ну, есть еще Фрики, но я не думаю, что он вписывается в эту сме-шанную компанию. Ее смех был для него словно очередной оргазм, он согревал Вина изнутри и снаружи. – Разрешишь навестить тебя? – выдохнул он. – После твоего отъезда. Не стоило открывать рот. Радость испарилась с ее лица. – Прости, – быстро сказал он. – Мне не стоило спрашивать. Черт, не следовало… – Я бы хотела этого. Ее ответ был столь же робким, как и его вопрос, и невысказанное «но» повисло между ними, словно едкий дым. – Пошли со мной, – сказал он, желая закрыть тему. У них было мало времени, и он не собирался рушить то немногое, чем они обладали. – По-зволь мне смыть мой пот с твоей кожи. – Она положила на его руки свои, желая остановить его. Покачав головой, он легонько поцеловал ее в губы. – Никаких обещаний, я понимаю. – Жаль, что я не могу дать их. – Я знаю. – Скользнув с кровати, он подхватил ее на руки. – Но ты есть у меня сейчас. Верно? Он понес ее в ванную… держал на весу, включая душ… в своих объятиях, когда поставил руку под струю воды и ждал, пока она нагреется. – Не обязательно нести меня, – сказала она, уткнувшись в его шею. – Знаю. Я просто не хочу отпускать тебя, пока ты все еще здесь.
***
– Ты видел «Роковое влечение» ? – спросил Эдриан. Когда двери грузового лифта в доме Девины закрылись перед ними, Джим окинул взглядом помещение размером с целую комнату. Черт, в этом лифте можно было поднять даже рояль. – Что, прости? – переспросил он. – «Роковое влечение». Фильм. – Эдриан скользнул рукой вверх и вниз по металлической стенке. – С отличной сценой в лифте, напоминающий этот. Входит в мою десятку любимых. – Дай угадаю, остальные девять можно найти в интернете. Эдди нажал кнопку с цифрой «5», и лифт дернулся как дикая лошадь. – Гленн Клоуз играла маньячку в этом фильме. Эдриан пожал плечами и, судя по озорной улыбке, он примерил на себя ту сцену. – Но, как много, на самом деле, это значит, ведь так? Эдди и Джим посмотрели друг на друга и даже не стали закатывать глаза. А смысл? С Эдрианом это войдет в привычку, и тогда остаток жизни можно провести, уставившись в потолок. Лифт остановился на пятом этаже, и двери загремели, когда Эдди опустил отжимной рычаг и распахнул их. В коридоре было чисто, но темно как в сарае, кирпичные стены покрыты доисторической, отсыревшей известкой, а деревянный дощатый пол износился в хлам. Слева располагалась металлическая дверь с табличкой «ВЫХОД» над ней. Справа – другая дверь, выполненная из никелированных стальных панелей. Достав пистолет, Джим снял предохранитель. – Есть вероятность, что она живет не одна? – Вообще-то она в самостоятельном полете. Хотя, время от времени она заводит животных. – Ротвейлеров? – Плюющихся кобр. Медноголовых змей. Любит она пресмыкающихся… А может, пускает их в оборот, в качестве исходного материала для сумочек и обуви. Кто, черт возьми, знает. Когда они подошли к никелированной двери, Джим присвистнул. Семь дверных засовов, выстроенных один над другим, сияли, словно почетные медали на груди солдата. – Господи, вы только гляньте на эти замки. – Сынок, даже у параноиков бывают враги, – пробормотал Эдриан. – Ага, ты мог бы завязать с этим «сынком». – Тебе сколько лет? Сорок? А мне четыре столетия. – Океей, хорошо. – Джим глянул через плечо. – Ты можешь поколдовать над этим, бабуля? Эдриан показал средний палец, положил руку на дверную ручку и… ничего не смог сделать. – Дерьмо. Она заблокировала ее. – В смысле? – Очень мощное заклинание. – Эдриан мрачно кивнул Эдди. – По твоей части. Когда молчаливый мужчина сделал шаг вперед, Эдриан схватил Джима за руку и потянул назад. – Тебе же лучше предоставить ему пространство. Эдди поднял руку и, закрыв глаза, замер, словно статуя. Сильное лицо с пухлыми губами и квадратный подбородок подразумевали твердую решимость, и, спустя мгновение, он начал напевать заклинание… но, насколько видел Джим, губы мужчины… ангела… кем бы он ни был…. не шевелились. О, минутку… это было не заклинание. Словно жар, поднимающийся от асфальта в летний день, волны энер-гии вырывались из ладони ангела и, прокатываясь по воздуху, создавали ритмичный звук. Засовы открывались один за другим, и потом, с финальным щелчком, дверь медленно отворилась, словно комната за ней облегченно выдохнула. – Мило, – прошептал Джим, когда Эдди открыл глаза. Парень сделал глубокий вдох и размял плечи, словно те затекли. – Действовать нужно быстро. Мы не знаем, как долго она будет отсутствовать. Первым зашел Эдриан, на его лице горела самая злобная ненависть. Эдди шел следом. – Что… за… чертовщина… – выдохнул Джим, войдя в помещение. – Постоянно коллекционирует их, – выплюнул Эдриан. – Сука. Первым на ум Джима пришло изображение огромного, открытого помещения, типа гребаного стокового магазина для старой мебели. В комнате были сотни, тысячи часов, сгруппированных по типу, и все же спонтанно: напольные часы стояли неровным кругом в дальнем углу, будто вели хоровод и замерли, как только дверь открылась. Круглые настенные часы были прибиты к деревянным опорным балкам, пересекающим потолок по вертикали. Каминные часы – разбросаны на полках, вместе с будильниками и метрономами. Но жуть наводили именно карманные часы. Подвешенные к высокому потолку с двутавровыми балками, словно пауки на своей паутине, карманные часы всех форм и размеров покачивались на черных шнурках. – Время бежит… утекает… как песок… в будущее, – прорычал Эдриан, обходя комнату. Но, в действительности, это было не так. Абсолютно все часы не работали. Черт, они не просто остановились… маятник напольных часов замер в воздухе, на самом верху арки. Джим оторвал взгляд от мешанины хронометров и заметил другую коллекцию. У Девины был только один вид мебели: письменные столы. Их около двадцати или тридцати, и расставлены они были неорганизованной кучей, будто один комод, в самом центре, созвал собрание. Как в случае с часами, столы были всевозможных типов: антикварные просились в музей, новые лоснились глянцем, а дешевые на вид были сделаны в Китае и куплены в «Таргет». – Черт, могу поспорить, она спрятала кольцо в одном из них, – сказал Эдриан Эдди, когда они пробирались к собранию столов. – Чем воняет? – спросил Джим, потирая нос. – Ты не хочешь этого знать. Черта с два он не хотел. Что-то шло не так, и не только потому, что Девина явно страдала серьезным случаем ОКР , когда дело доходило до дизайна: в воздухе пахло чем-то, от чего по коже Джима побежали мурашки. Сладкий аромат… чересчур сладкий. Предоставив Эдди и Эдриану искать иголку в стоге сена, Джим при-нялся рассматривать местность. Как и на всех чердаках, здесь не было разделения на комнаты, за исключением одного в углу, подразумевавшего ванную. И значит, кухонные ножи лежали на виду. На гранитном столе были разложены всевозможные виды ножей: охотничьи, швейцарские армейские, острые столовые, разделочные, сделанные в тюрьме, десертные, канцелярские. Лезвия были короткими и длинными, ровными или с зазубринами, покрыты ржавчиной или блестели. И, как и в случае с часами и столами, они были разбросаны тут и там, рукоятки и лезвия смотрели в разные стороны. Для мужчины, побывавшего в тех еще передрягах, эта ситуация была в новинку. Джиму казалось, будто он высадился в стране «Все Наперекосяк». – Не ходи туда, Джим, – крикнул Эдди, посмотрев на своего приятеля. – Джим! Нет… Ага, катись к черту. Запах был аналогом пятицентовика на вкус, и только одна вещь дает такой стальной привкус… Прямо из ниоткуда, впереди возник Эдди, преграждая ему дорогу. – Нет, Джим. Ты не можешь войти туда. – Кровь. Я чую кровь. – Я знаю. Джим говорил медленно, будто Эдди вконец сошел с ума. – Значит, кто-то истекает кровью. – Если ты сломаешь печать на этой двери, то можешь включить сигнализацию. – Эдди указал на пол. – Видишь? Джим нахмурился и посмотрел вниз. Прямо перед его ботинками пролегала тонкая линия из грязи, будто ее насыпала чья-то аккуратная рука. – Откроешь дверь, – сказал Эдди, – и, переступив черту, раскроешь нас. – Как? – Перед уходом, она обработала дверные края особенной кровью и кладбищенской землей. Кто-нибудь пройдет через нее, и высвободится энергия, которую Девина учует, словно атомный взрыв. – Какой кровью? – спросил Джим, зная, что ответ ему не понравится. – И почему она не сделала это на входной двери? – Ей нужно контролировать окружающую среду, чтобы нанести заклинание. В коридоре? Она не может быть уверена, что уборочный персонал не смажет линию, или кто-то не попытается влезть. А все это – Эдди окинул рукой помещение – не так важно, как то, что находится за этой дверью. Джим уставился на закрытую дверь так, будто в любой момент он мог обернуться Суперменом и пройти сквозь нее. – Джим. Джим… ты не можешь войти туда. Нам нужно найти кольцо и убраться отсюда. Было что-то еще, подумал Джим. Также как тогда, когда Эдриан появился в его каморке, ангелы давали ему информацию, необходимую в данный момент, и ни крупицей больше. И значит, здесь определенно происходило какое-то неизвестное ему дерьмо… – Джим. Он уставился на дверную ручку, расположенную на расстоянии вытянутой руки. Ему надоели все недомолвки, и если для того, чтобы получить доступ к информации, нужно встретиться лицом к лицу с Девиной, то, что ж, не такая плохая идея. – Джим.
Теплая вода на ее груди и бедрах… теплые губы на ее губах… теплый пар вокруг нее… Мария-Тереза скользнула мыльными руками по широким плечам ее любовника, восхищаясь различиями между их телами. Вин был таким твердым, его мускулы напрягались и расслаблялись, когда они терлись друг о друга, изворачиваясь, ища и находя. Горячая эрекция касалась живота Марии-Терезы, а ее промежность была также готова для большего, как и сам Вин. Губы Вина оторвались от ее и потерлись о ее шею, потом спустились на ключицу… и ниже, чтобы пососать сосок, а потом лизнуть твердую вершинку. Когда Мария-Тереза зарылась пальцами в его влажные, скользкие волосы, Вин опустился на колени перед ней, прямо на мраморный пол, схватив ее бедра, и уставившись на нее пылающим взглядом. Их глаза встретились, и Вин ртом коснулся ее пупка, нежно, словно вода, которую мгновение спустя вытеснил его розовый язык. Прислонившись спиной к мраморной стене между двумя душевыми насадками, Мария-Тереза раздвинула ноги шире, когда он начал сцеловывать дорожку к ее бедру. Белоснежные зубы на короткое мгновение задели выступающую кость, а потом слегка прошлись по коже ее живота прежде, чем повторить этот путь губами. Ниже. Чтобы предоставить ему больше доступа, она поставила ногу на мраморную скамейку, вмонтированную в угол кабинки, и рот Вина двинулся прямо к внутренней части бедра. Вин был настойчив и нежен одновременно, приближаясь все ближе и ближе к пульсирующему лону. Мария-Тереза умирала от желания почувствовать его там, куда он направлялся, и когда Вин замер у вершины ее бедра, она едва могла дышать. – Пожалуйста, – хрипло сказала она. Вин прижался к ней, а потом одним уверенным движением скользнул языком по ее плоти. Когда крик Марии-Терезы раздался посреди шума па-дающей воды, Вин крепко ухватил ее бедра и застонал напротив средоточия ее женской сущности. Жадные глотки перемежались ласками языка, пока девушка не осела на скамейку, пристроив одну ногу на полочке для мыльницы, а вторую перекинув за спину Вина. И тут он серьезно взялся за дело. Приподняв голову и встретив ее взгляд, он поднял руку и вобрал два пальца в рот. Облизав их, он снова склонился над ее лоном, ведомый розовым языком. Проникновение сопровождалось легкими касаниями его языка. Мария-Тереза кончила, сильно и громко, и когда последние спазмы пошли на убыль, девушка откинулась на твердом камне, расслабленная, как сама вода. Выскользнув из ее тела, он облизал пальцы, медленно прохаживаясь по ним языком и наблюдая за девушкой из-под бровей. Он был возбужден. Возможно, очень сильно возбужден, учитывая, насколько напряженными были его бедра. – Вин… – Да? – его голос скрипел, словно гравий. – До спальни, где остались презервативы, на самом деле очень далеко. – Да. Она опустила взгляд на его эрекцию. – Я не хочу, чтобы ты ждал так долго. Он страстно улыбнулся. – Ты что-то задумала? – Я хочу наблюдать. Низко рассмеявшись, он прислонился к стеклянной стенке, раздвигая бедра, его огромный член лежал вдоль накаченного живота. Боже, он изумительно выглядел на фоне кремового мрамора. – За чем конкретно ты хочешь наблюдать? Она покраснела. Боже помоги ей, она действительно покраснела. Но, с другой стороны, он растянулся на полу душевой, блестел с головы до пят, жадный до секса… и ждущий ее указаний. – Что ты хочешь, чтобы я показал тебе? – протянул он. – Я хочу, чтобы ты… положил свою руку… – Сюда? – сказал он, опустив ладонь на грудь. – Ниже, – выдохнула она. – Ммм… – Широкая ладонь скользнула вниз по ребрам, к вершине фигурного пресса. – Сюда? – Ниже… Он проигнорировал головку эрекции и положил руку на бедро. – Еще ниже? – Левее. И Выше. – А, ты говоришь об, – когда его рука обхватила член, он выгнулся, закрывая глаза, – этом? – Боже, да…. Двигая бедрами, он все же не шевелил рукой, и Мария-Тереза получила именно то, чего жаждала: изумительный вид его головки, исчезающей и появляющейся в его руке, снова и снова. Его массивная грудь поднималась и опускалась, когда он, приоткрыв губы, ласкал себя. Он медленно поднял веки и посмотрел на Марию-Терезу, его мерцающие глаза притягивали ее. – Мне нравится, что ты наблюдаешь за мной… На этом он скользнул другой рукой к бедрам и обхватил крепкую мошонку. Сжав ее, он замедлил движения руки на эрекции и застонал. – Не знаю, как долго я протяну… Милостивый… Боже. Все здание могло полыхать синим пламенем, но Мария-Тереза все равно не смогла бы сдвинуться с места. Он снова сжал мошонку, потом уделил особое внимание головке. Надавив большим пальцем, Вин подключил вторую руку, его дыхание начало вырываться из легких. Лаская себя, он не отрывал глаз от Марии-Терезы. Он был таким чувственным, таким… раскрывшимся перед ней, ничего не утаивал, был одновременно сильным и уязвимым. – Ты собираешься… заставить меня… оттянуть… – он простонал между резкими вдохами. Его жадный взгляд блуждал по телу девушки, и она перенесла его эротичный вид в разряд долгосрочной памяти, будто вырезала изображения на камне. – Мне… нужно… – Кончи для меня, – прошептала она. Она хотела, чтобы это мгновение не заканчивалось, но также понимала, что скоро наслаждение превратится в боль. Его грудь начала вздыматься, рука двигалась все быстрее и жестче, так, что напряглись мускулы. Вин кончил на живот и бедра, не в силах остановиться. И в процессе он не отрывал взгляда от Марии-Терезы, даже когда его руки замерли, расслабленно обвиснув по бокам. Когда Вин восстановил дыхание, Мария-Тереза улыбнулась и подошла к нему, обхватив ладонями его лицо, нежно целуя. – Спасибо. – В любое время, как захочешь взглянуть на подобное представление, просто дай мне знать? – Будь уверен. Когда они, наконец, сполоснулись и вышли из душа, на их лицах играли одинаковые довольные улыбки, и Вин подал ей одно из полотенец с вешалки. Белая махровая ткань была столь огромной, что укрыла Марию-Терезу от груди и до лодыжек, и, обмотав второе полотенце вокруг головы, она почувствовала себя полностью укрытой мягкой тканью. Вин взял третье полотенце, высушил волосы так, что они начали торчать во все стороны, и обмотал его вокруг бедер. – Мне нравится видеть тебя в своих полотенцах. – Мне нравится носить их на себе. Он подошел и поцеловал ее, и в последующей паузе ее дыхание замерло в горле. Она знала, что он хотел сказать. И согласилась, что было рано, слишком рано для подобных слов. – Хочешь что-нибудь поесть? – спросил он. – Мне… наверное, пора уезжать. – Ей нужно упаковать много вещей. – Окей… хорошо. Пар пропитался грустью, когда они, взявшись за руки, вышли из ванной… – Я не помешала? Мария-Тереза замерла, равно как и Вин. Женщина, с которой он был в «Железной Маске» стояла посреди спальни: ее руки спокойно свисали по бокам, длинные блестящие волосы лежали на плечах, а черное пальто было перетянуто ремнем на крошечной талии. В своем звучном спокойствии, на первый взгляд она выглядела как любая шикарная модель, но было с ней что-то не так. Совсем не так. Во-первых, прошлой ночью она была зверски избита, а на лице – ни царапинки; черты лица и кожа были гладкими и нетронутыми, словно вырезанные из мрамора. Во-вторых, смотря на них, она выглядела так, будто была способна на убийство. О… Боже. Ее глаза. Вокруг черных радужек не было белка, вместо глаз на них пристально смотрели дыры, черные и бездонные, как два сточных колодца. Но как такое возможно? Когда кожа на затылке Марии-Терезы сжалась, женщина обратила на нее внимание и улыбнулась как мясник в поисках следующей жертвы. – Дорогая, видела твою сумку внизу, в столовой. Судя по пачке денег рядом с ней, я бы сказала, что твоя цена взлетела до небес. Мои поздравления. Жесткий голос Вина вспорол воздух. – Как ты вошла?! Я закрыл все… – Ты не понял, Винсент? Твоя дверь всегда открыта для меня. Вин вышел вперед, прикрывая своим телом Марию-Терезу. – Уходи. Сейчас же. Ее высокий смех был словно царапающий по классной доске гвоздь, он заставлял съеживаться от ужаса. – С нашей первой встречи, мы играли по моим правилам, Вин, и сейчас это не изменится. Я многое вложила в тебя, и уверена, что настало время позвать тебя назад. – Имел я тебя, Девина. – Так и было, – протянула женщина. – Причем, основательно, осме-люсь добавить. Но ты был не единственным. Твой друг Джим тоже хорошо услужил мне, и думаю, мне он понравился больше тебя. С ним мне не нужен кто-то другой. – Ага, кстати, я получил больше, чем ты могла мне дать, – отрезал Вин. От женщины прокатилась волна холода, и ее глаза, эти ужасные чер-ные дыры, переместились на Марию-Терезу. – Ты встречала Джима, не так ли? Была наедине с ним? Может… в машине? Когда он отвозил тебя домой вчера? «Откуда, черт возьми, она узнала об этом», удивилась Мария-Тереза. Когда Вин напрягся всем телом, женщина продолжила. – Когда ты отвезла Джима в дерьмовую комнату над его гаражом, тебе понравился вкус его члена, верно… но ты бы отсосала у него, даже если бы не понравилось. Тебе нужны любые деньги, а он был готов заплатить. Мария-Тереза посмотрела на нее через всю комнату. – Этого не было. Никогда. Я не ездила к нему домой. – По твоим словам. – Нет, по твоим словам. Я знаю, что делала, чего не делала, и с кем именно. Ты же, с другой стороны, отчаявшаяся стерва, которая пытается ухватиться за того, кто ее не хочет. Женщина слегка отшатнулась, и Мария-Тереза призналась себе, что это доставило ей удовольствие. Но потом Вин отступил в сторону, и один взгляд на его побледневшее лицо заставил Марию-Терезу осознать всю трагическую правоту Трэза. У прошлого, такого, как у нее, длинные руки, а они с Вином не знали друг друга достаточно долго, чтобы возникло элементарное доверие… тем более, вера в то, что «проститутка» не занималась «работой» с его другом. Слава Богу, что на ней были слои полотенец, подумала она. Потому что внезапно Мария-Тереза почувствовала себя так, будто ее выставили на холодный ветер.
***
– Джим. Стоя перед дверью в ванную Девины, Джим оценил выражение лица Эдди: чертовски серьезное. Более того, эта здоровенная туша мгновенно окажется перед ним, если Джим сделает хоть одно движение в сторону ручки. Ослабляя напряжение в мускулах, Джим расслабился всем телом и посмотрел через плечо на груду столов. Эдриан методично открывал ящики, копался в них… и судя по шороху, вещей там было полно. – Окей, – пробормотал Джим. – Похоже, нам следует присоединиться к охоте за пасхальным яйцом? – Я знаю как это трудно, – сказал Эдди. – Но ты должен довериться мне. Эдди хлопнул рукой по спине Джима, и они вместе повернулись, намереваясь присоединиться к приятелю. Джим сделал шаг вперед… И резко обернувшись, схватил дверную ручку. Под громкие проклятья падшего ангела, Джим распахнул дверь, но тут же замер. Обнаженная молодая девушка висела над фарфоровой ванной, ее ноги были раздвинуты в V-образной форме, ее лодыжки были привязаны черной веревкой к округлому пруту, к которому должна крепиться занавеска для ванны. Руки были связаны вместе той же черной веревкой и тесно прижаты к телу, так, что пальцами она едва касалась гениталий. На всей плоскости живота глубокие порезы образовывали какой-то рисунок, и кровь, покрывавшая белоснежную кожу девушки, стекала по груди, огибала ее подбородок и челюсть, и вниз, по белокурым волосам. Заткнутая пробкой ванная была наполнена кровью. О, Господи… девушка висела в двух дюймах над ванной. Ее глаза были открыты и не мигая смотрели вперед, рот едва заметно шевелился… – Она жива, – воскликнул Джим, устремившись вперед. Эдди схватил его и дернул назад. – Нет, не жива. И благодаря тебе, нам сию секунду нужно выметаться отсюда. Джим вырвался из хватки и ринулся вперед, поднимая руки, готовый развязать запутанные веревки… Твердая, тяжелая ладонь ухватилась за его плечо. – Она мертва, мать твою, а у нас возникла серьезная проблема. – Когда Джим резко покачал головой и начал вырываться, Эдди повысил голос. – Она мертва… это автономные конвульсии, а не признаки жизни. Видишь разрезы по обе стороны ее горла? Джим окинул взглядом тело, отчаянно пытаясь найти признаки неглубокого дыхания или понимания на ее лице того, что ее спасут… кто-то… что угодно… – Нет! – он указал на ее пальцы, когда они едва заметно дернулись. – Она жива! Он напрягся всем телом и закричал, и сцена сменилась перед его взглядом, с настоящего ужаса к трагедии из прошлого. Он увидел свою мать, всю в крови, ее веки едва моргали, губы шевелились, пытаясь произнести нужные слова, моля, чтобы он оставил ее. Хладнокровный голос Эдди раздался у самого уха Джима, будто па-рень не говорил вовсе, а имплантировал свои слова в его мозг: – Джим, нам нужно убираться отсюда. – Мы не можем оставить ее. – Это был его голос? Такой слабый и сиплый? – Она умерла. Ее больше нет. – Мы не можем бросить ее… она… – Ее с нами нет, Джим. Мы должны уйти. Чтобы спасти Вина, мы должны вытащить тебя отсюда. В дверном проходе раздался голос Эдриана. – Что, черт возьми, с тобой творится… – Захлопнись, Эд. – отрезал Эдди. – Ему не нужны твои пинки под яйца. Джим… Я хочу, чтобы ты вышел из ванной. Джим знал, что парень был прав. Девушка умерла, истекла кровью, словно животное, и это не самое плохое. На ее лице застыла маска ужаса, будто она пережила великие муки. – Пошли, Джим. Помоги ему Господь, Джим понимал, что должен послушаться ангела, заставить себя принять факт, что здесь не за что сражаться: время для борьбы и возможность самой победы пришла и ушла, не поставив его в известность. И он верил Эдди, насчет необходимости уходить. В данный момент сражение с Девиной было очень нежелательно. Сейчас, ровно треть всей команды вышла из строя. Джим собирался повернуться, но его схватили со спины, огромная рука Эдди ухватила его лицо, удерживая неподвижно. – Смотри прямо перед собой. Выходи вслед за мной. Не поворачивай голову. Ты понял? Я хочу, чтобы ты отступал назад вместе со мной, не меняя положения головы. Мы сейчас выйдем. – Я не хочу оставлять ее, – прошептал Джим. – О, черт… Столько страданий, ужаса отпечаталось на мягких чертах ее бледного, красивого лица. Где были ее родители? Кем она была? Уставившись на труп девушки, он запоминал все ее черты, начиная с родимого пятнышка на бедре и голубизны ее безжизненных глаз, заканчивая узором, вырезанном на ее животе. – Она умерла, – тихо сказал Эдди. – Тело – просто сосуд… в нем больше нет души. Ты ничего не можешь сделать для нее, а мы сейчас находимся в опасной ситуации. Нам нужно вытащить тебя отсюда. Но чем больше он на нее смотрел, тем сильнее вопило его нутро, и он не мог… Неожиданно он услышал шум, напоминавший топот грызунов по канализационной трубе. Но это были не сотни крыс. Заработали часы, абсолютно все из них начали идти в одно и то же время, хаотичное тиканье секундных стрелок поднялось в помещении, заполняя воздух. Голос Эдриана прозвучал не зло, а мрачно. – Нам нужно уходить… Его слова прервал грохот, и потом вибрация прошлась по полу, на-столько сильная, что затрещало закоптелое окно над туалетом, а на поверхности крови в ванной пошла рябь. – Прямо сейчас. – Я не хочу оставлять ее… Голос Эдди перешел на рык. – Она умерла. И нам нужно… – Пошел к черту! – Джим ринулся вперед. Огромные руки Эдди напоминали железные балки. Джим озверел, боролся против захвата, рвался, но ничего не достиг. Раздались голоса – его и Эдриана. Но Эдди промолчал, начав вытаскивать Джима из ванной. Но потом, сквозь звуковой хаос и шорох одежды, прорвался голос Эдди: – Выруби его! Я не смогу оградить его от взгляда в зеркало! Эдриан вышел вперед, сжал кулак и занес руку назад. Удар был резким и сильным, раздался треск… и Джим, оглушенный, наконец, подчинился. Джима вытащили из ванной в оцепеневшем состоянии, каблуки его Тимберлендов волочились по жесткому полу, а голова звенела, словно колокол. Когда его ботинки миновали порог ванной, Эдриан захлопнул дверь, а Эдди оторвал Джима от пола и перекинул через плечо. Испытывая головокружение и дезориентацию, Джим попытался опо-знать флотилию новых звуков, доносившихся будто издалека. Посмотрев на кухонный стол, он увидел, что ножи двигались, выстраивались, создавая порядок из прежнего хаоса. То же самое происходило с комодами… что объясняло вибрацию: они дрожали на своих ножках, выстраиваясь в ряд, словно солдаты. Джин смутно помнил, как они покинул чердак, не особо осознавал путь вниз по лестнице… но холодный воздух на улице привел его в чувство, так, чтобы он смог вырваться из хватки Эдди и на своих двоих добраться до грузовика. Когда Эдриан увозил их прочь, перед глазами Джима стояло лицо девушки. В этот раз никто не пел. И не сказал ни слова.
Насмешка Девины металась в голове Вина, словно шарик по пинбол-автомату, вызывая звон всевозможных злобных колокольчиков и совсем ненужные мысли: Джим и Мария-Тереза одни… в ее машине… возвращаются к нему в квартиру… – Ты помнишь всех, с кем была? – сказала Девина Марии-Терезе. – У тебя, должно быть, невероятная память. Но прямо сейчас важен только один из тех мужчин… не правда ли, Вин? Вот оно, перепутье, подумал Вин. Место выбора того или иного пути. И он абсолютно четко понимал, что если позволит словам Девины пустить корни, то пропадет навеки, и все же, какой-то части него казалось, что в них была немалая доля правды: Мария-Тереза оставалась наедине с Джимом, она спала с мужчинами за деньги, а если эти двое были вместе в сексуальном плане, этого Вин не сможет вынести. Голос Девины понизился до шепота. – Ты всегда боялся превратиться в своего отца. И посмотри теперь на себя – забавляешься со шлюхой. Вин резко сделал шаг к ней, отступая от Марии-Терезы. Забавляешься со шлюхой… Слова Девины и осознание того, чем Мария-Тереза зарабатывала на жизнь, лишь усилили эффект от воспоминаний об отце и матери. Забавляешься со шлюхой… Он сконцентрировался на Девине, на самом деле видя ее… – Ты так права, – прошептал он, когда правда открылась ему. Вдруг лицо и глаза Девины изменились, сочувствие согрело ее черты и избавило от гнева. – Я не хотела этого для тебя. Ничего из этого. Просто вернись ко мне, Вин. Вернись. Он шел вперед, приближаясь все ближе и ближе к Девине, которая протянула к нему руки. Оказавшись перед ней, он убрал с ее уха темную прядку. Наклонившись к губам женщины, он с силой вцепился в ее волосы. – Вин… о да, Вин. – Она выдохнула его имя с облегчением и триумфом. – Все так и должно быть… – Иди. На. Хер. – Когда она попыталась отпрянуть, он остановил ее, удерживая за волосы. – Это ты – шлюха. Трэз упоминал об этом. Тогда, в «Железной маске», парень сказал, что наступит момент, когда Вину придется поверить в то, что он знает о Марии-Терезе, а не в то, что, как он всегда боялся, окажется правдой о женщине, которая ему не безразлична. – Тебе здесь не рады, – сказал Вин, отпустив Девину, отталкивая ее прочь, и вернулся к Марии-Терезе. Взяв свою женщину за руки и загородив своим телом, он пожалел, что они сейчас не в главной спальне, ведь там он хранил пистолет. – Выметайся. Отсюда. Вдруг воздух вокруг Девины исказился, будто ее ярость вызвала возмущения на молекулярном уровне, и Вин приготовился к удару. Хотя казалось, что вместо того, чтобы наброситься на него, она пытался сдержать себя. Со зловещим самоконтролем она подошла к окнам, и первой мыслью Вина было отослать Марию-Терезу из комнаты. К сожалению, расстояние между панорамой города и открытой дверью было достаточно коротким, чтобы Девина могла легко его сократить. К тому же сучка смотрела на стекло, обеспечивая себе обзор происходящего за спиной. – Ты не можешь расторгнуть соглашение, Вин. Не выйдет. – Черта с два. Девина развернулась и подошла к кровати. Наклонившись, она взяла его боксеры и окинула взглядом смятое одеяло и разбросанные подушки. – Какой бардак. Хочешь рассказать мне, что именно ты с ней сделал, Вин? Или мне воспользоваться воображением? У нее так много опыта, уверена, она хорошо тебя ублажила. Девина нарочно поправила подушки, вернув их к изголовью кровати. Когда она немного отвлеклась, Вин быстро толкнул Марию-Терезу в ванную и закрыл дверь. Услышав, как замок тут же повернулся, он глубоко вздохнул, хотя было ясно, что даже лучшие засовы «Шлэг» не представляют для Девины никаких проблем. Девина пронзила его черным взглядом. – Ты ведь понимаешь, что если я захочу попасть туда, то попаду. – Сначала тебе придется пройти через меня. И я почему-то не думаю, что тебе это удастся. Если бы ты собиралась убить меня или ее, то сделала бы это в ту самую секунду, как зашла. – Продолжай так думать, если тебе от этого легче. – Наклонившись, она вытащила что-то из скомканного одеяла. – Ну, так вот. Я считаю, что у меня… Девина замерла на середине предложения и повернула голову так, чтобы выглянуть в окно. Вдруг брови нависли над черными дырами, заменявшими ей глаза, и черты лица слегка изменились, демонстрируя проблеск ее истинной сущности, которую ему однажды довелось увидеть. На долю секунды вместо всей этой великолепной красоты появились гниющие серые пласты кожи, и Вин был готов поклясться, что уловил слабый запах тухлого мяса. Черт, это должно было напугать его до чертиков, но по опыту он знал, что необъяснимое и необъясняемое из-за своей бредовости менее реальными не становятся. И, что более важно, Мария-Тереза стояла по другую сторону тонкой двери, и он будет биться до смерти, чтобы защитить свою женщину, какая бы хренотень ей ни угрожала. Человек… демон… гибрид. Дефиниция не играет роли. Девина снова посмотрела на него. Положив что-то в карман своего пальто, она сказала очень странным, отдающимся эхом голосом: – Скоро встретимся с вами двумя. У меня дела кое-где. – Собираешься масочку сделать? – произнес он. – Вот и правильно. Зашипев, будто хотела выцарапать ему глаза, она превратилась в серый туман и растворилась в воздухе, с гневом пронесшись над ковром и вниз по лестнице. Вин рванул вперед, захлопнул дверь спальни и запер ее, хоть у него возникло ощущение, что в туманной форме она могла запросто пролезть под ней. Но это лучшее, что он мог сделать. Он подошел к ванной и постучал. – Она ушла, но я не знаю, когда… Мария-Тереза распахнула дверь. Она была бледна и напугана до смерти, но первое, что она сказала, это: – Ты в порядке? И в этот самый момент он понял, что любит ее. Просто и ясно. Но сейчас не было времени углубляться в рассуждения. Вин поцеловал ее. – Я хочу, чтобы ты ушла отсюда. На случай, если она вернется. Как только Мария-Тереза окажется в безопасности, он позвонит Джиму. Ему позарез нужен был один из тех крылатых, и он не мог придумать никого лучше, чем сукиного сына, однажды уже победившего смерть и не перепугавшегося того дерьма, из-за которого большинство парней наложили бы в свои «Кельвины». Она вдруг покачнулась. – Я… я думаю, что сейчас потеряю сознание… – Наклони голову… давай, встань на колени… – Он положил руку на ее обнаженное плечо и аккуратно опустил Марию-Терезу на пол. Затем наклонил так, чтобы ее длинные волосы касались мрамора, а руки упали к щиколоткам. – Дыши осторожно и медленно. Когда она сделала пару вдохов и задрожала, ему захотелось содрать кожу с самого себя. Чтоб его, он был даже хуже ее бывшего мужа. Нес с собой гораздо больше разрушений. И хоть сердце его впервые за всю взрослую жизнь находилось там, где и должно быть, то, что он открыл ей, ужасало сильнее, чем все, что шайка того мудака могла вытащить из своих задних карманов. А ведь те гангстеры в стиле «Крестного Отца» не какой-то простой шпаной были. Мария-Тереза посмотрела на него. – Ее глаза… Что я, блин, только что видела? – Вин! Эй, Вин? Он выглянул из-за косяка на звук приглушенного оклика и крикнул: – Джим? – Да, – послышался ответ. – Я тут с подкреплением, ну, как они говорят. – Тогда поднимайтесь. Идеально. На втором этаже располагался запасной выход, через который можно вывести Марию-Терезу, и разве не чудесно будет сделать это с хоть каким-то прикрытием. – Я пойду, поищу одежду, – сказал он ей. – Как насчет того, чтобы тоже одеться? Она кивнула, он поцеловал ее, вышел и принес ей одежду, а затем закрыл за собой дверь спальни. Когда на лестнице послышались тяжелые шаги, Вин пошел к себе в комнату, надел пару треников и вытащил из стола пистолет, чертовски надеясь, чтобы «подкрепление» было на одной с Джимом стороне. Надежды оправдались. Именно этих двух здоровых ублюдков он встретил в госпитале, когда Джима ударило током, и, несмотря на внешность гражданских, взгляд у них был воинственный. У Джима же был стеклянный, пустой взгляд человека, побывавшего в ужасной аварии. Очевидно, что у парня недавно случилось нечто плохое, но, тем не менее, его голос был по-прежнему сильным и спокойным, когда он кивнул сначала на того, кто стоял слева. – Это Эдриан. И Эдди. Они вроде как наши друзья, если ты понимаешь, о чем я. Зашибись, подумал Вин. – Вы как раз вовремя, – сказал он, пожимая им руки. – Не поверите, кто только что ушел. – О, спорю, что поверим, – пробормотал Джим. – Итак, у меня к тебе есть несколько вопросов, – сказал парень с пирсингами. – Мы знаем твою подружку. Очень хорошо знаем, к несчастью. – Она не моя подружка. – Ну, она пока не исчезла из твоей жизни, к сожалению. Но мы попытаемся об этом позаботиться. Наш парень Джим сказал, в семнадцать лет ты совершил какой-то ритуал. Можешь его описать? – Он должен был избавить от того, что внутри меня. И, конечно же, Мария-Тереза открыла дверь в гостиную именно в этот момент. Одевшись в свои джинсы и кофту, она собрала волосы в хвост и сунула руки в передние карманы пуловера. – Что внутри тебя? – спросила она. Вин потер лицо и взглянул на мужчин. Мария-Тереза оборвала его ментальные упражнения прежде, чем он смог сообразить, как подобающе скрыть правду. – Я хочу знать все, Вин. Все. Теперь, увидев ее вблизи, я заслуживаю правду, потому что, честно говоря, я не знаю, что только что видела. Дерьмо. Как бы он ни хотел удержать Марию-Терезу подальше от сверхъестественной хрени, возражать ее логике было очень тяжело. Но, блин, как же ему хотелось, чтобы этот разговор вообще не происходил. – Джентльмены, дадите нам минутку наедине? – спросил он, не отрывая взгляд от ее глаз. – У тебя тут есть пиво? – спросил Эдриан. – Холодильник около бара в гостиной. Джим знает дорогу. – Вот и славно. Потому что заправиться нужно именно ему. Вы двое спуститесь, когда будете готовы, и не волнуйтесь, мы убедимся, что Девина сюда не вернется. У тебя же на кухне есть соль? – Эээ, да. – Он взглянул на него с недопониманием. – Но зачем тебе… – Где она у тебя? После того, как Вин пожал плечами и сказал парню, что она в шкафчике с бакалейными продуктами, мужчины снова вышли на лестницу, а Вин повел Марию-Терезу к кровати. Он не мог стоять на месте, поэтому начал ходить кругами. Подойдя к окну, он задумался, почему оказался в таком положении. Почему начал там, где начал. И чем все это для него кончится. Глядя на дорогу у реки и машины, едущие по своим полосам, Вин завидовал людям, сидящим за рулем тех автомобилей и на тех пассажирских сиденьях. Велика вероятность, что подавляющее их большинство занимались обычными делами, например, ехали домой или в кино, или пытались принять сложнейшее решение в духе «а что же приготовить на ужин?». – Вин? Поговори со мной. Обещаю, что не буду тебя судить. Он прокашлялся и ужасно надеялся, что это правда. – Сможешь поверить в… Ну и как ему закончить этот вопрос? Составить список всякой брехни типа спиритических досок и карт таро, черной магии и вуду, и… демонов… по большей части демонов? Прекрасно. Просто великолепно. Она нарушила тишину, которую он никак не мог заполнить. – Ты про те случаи, которые происходят с тобой? Он потер лицо. – Слушай, то, что я скажу, не будет звучать как нечто реальное… черт, оно даже правдоподобным-то звучать не будет. Но, пожалуйста, не уходи, пока я не закончу, ладно? Каким бы странным это все ни казалось? Он продолжал смотреть на пейзаж, не желая показывать ей слабость, отразившуюся на лице. По крайней мере, его голос звучал наполовину нормально. Изголовье кровати скрипнуло, говоря о том, что она села еще дальше на матрац. – Я никуда не уйду. Обещаю. Еще одна причина любить ее. Будто он нуждался в них. Вин глубоко вздохнул и начал с пресловутой преамбулы: – Когда ты молод, то думаешь, что все, происходящее с тобой, вокруг… внутри тебя, нормально. Потому что ничего иного ты не знаешь. А в пять лет я пошел в детский сад, где на горьком опыте узнал, что другие дети не могут двигать вилки, не прикасаясь к ним, или останавливать дожди на задних дворах, или знать, что будет на ужин, не разговаривая со своими матерями. Понимаешь, мои родители не могли сделать ничего из того, что мог я, но я все равно всегда чувствовал огромную разницу между нами, поэтому не думал, что это странно. Просто думал, что они не такие, как я, потому что они – родители, а не дети. Он не стал углубляться в то, как различными способами узнавал, что не похож на других детей, и как эти маленькие говнюки поступали с ним, наказывая за странности. Рассказ о постоянных побоях со стороны парней, или насмешках девчонок не повлияет на то, поймет и поверит ли ему Мария-Тереза, или же нет. Кроме того, от жалости ему всегда становилось не по себе. – Я чертовски быстро научился не болтать о своих способностях, да и скрывать это было не сложно. К тому же тогда я проделывал лишь небольшие фокусы, ничего особо из ряда вон выходящего, но все изменилось, когда мне исполнилось одиннадцать, и я начал выдавать этот гребаный бред с бормотаниями. Это стало большой проблемой. Видения приходили где и когда угодно. Я не имел над ними никакой власти, и вместо того, чтобы вырасти из этого, что произошло со всеми теми манипуляциями и небольшими видениями будущего, припадки становилось только хуже и хуже. – У тебя дар, – сказала она с немалым трепетом. Вин оглянулся через плечо. Краски возвращались к лицу Марии-Терезы, на что он даже надеяться не смел, но с ее мнением он согласиться не мог. – Я считаю это проклятьем. – Он снова посмотрел в окно, на ряды крошечных машин далеко, далеко внизу. – Повзрослев, я стал больше и сильнее, поэтому издевки перешли в разряд менее существенных проблем, но эти видения не прекращались. Меня все больше и больше раздражало ощущать себя уродом. В конце концов, я решил, что должен поговорить с кем-то, поэтому пошел к этому экстрасенсу в центре Колди. Чувствовал себя полнейшим, блин, идиотом, но был в отчаянии. Она мне помогла, объяснила, что делать, и хоть я не особо верил, пришел домой и сделал, как она сказала… и все изменилось. – У тебя прекратились эти припадки? – Да. – Тогда почему сейчас они вернулись? – Не знаю. И почему они начались, он тоже не знал. – Вин? – Когда он обернулся, Мария-Тереза похлопала по кровати. – Присядь. Пожалуйста. Не обнаружив на ее лице ничего, кроме теплоты и сочувствия, Вин подошел и опустил свой зад рядом с ней на матрас. Когда он уперся кулаками в одеяло и сгорбился, Мария-Тереза, нежно прикоснувшись рукой к его спине, стала медленными кругами поглаживать ее. От ее прикосновения Вин ощутил невероятный прилив сил. – Когда припадки закончились, все стало по-другому. И вдруг, ни с того ни с сего, вскоре после этого умерли мои родители… не такой уж сюрприз, на самом деле, учитывая их жестокость по отношению друг к другу, это было лишь делом времени. Как только их не стало, я бросил школу и устроился на работу к начальнику моего отца помощником водопроводчика. Мне тогда уже исполнилось восемнадцать, так что я мог на законных основаниях работать в этой сфере, и я поставил перед собой цель всему научиться. Вот как я оказался на стороне, заключающей контракты. Никогда не брал отпуск. Никогда не оглядывался, и с тех самых пор жизнь была… Забавно, пару дней назад он бы сказал прекрасной. – С той поры моя жизнь и вправду казалась гладкой со стороны. Но он начинал думать, что все совершенное им было всего лишь блестящим жирным слоем краски на гниющем сарае. Он никогда не был счастлив, не испытывал радости от заработанных денег… обманывал честных людей и воровал бесчисленные акры земли, а ради чего? Все его поступки замаривали червячка в животе, управляющего им. Ничего из этого не приносило ему пользу. Мария-Тереза взяла его за руку. – Итак… кто та женщина? Что она такое? – Она… я не знаю, как ответить ни на один из этих вопросов. Может те два парня, что пришли с Джимом, смогут. – Он взглянул на дверной проход, а затем на Марию-Терезу. – Я не хочу, чтобы ты считала меня уродом. Но в любом случае, я не буду тебя винить. Опустив голову, он впервые за долгое, долгое время хотел быть кем-нибудь другим. Слова лучше, чем ничего, когда нужно что-то объяснить. И, тем не менее, в некоторых ситуациях их бывает недостаточно. Эта как раз из тех, подумала Мария-Тереза. В ее жизни вещи вроде тех, о которых рассказывал Вин, случались только в кино или книгах… о них шепчутся тринадцатилетние на пижамной вечеринке со своими друзьями… подобные байки размещают в разделе объявлений в конце дешевого журнала. Подобные сверхъестественные явления не могут существовать в реальном мире, и разум Марии-Терезы отказывался думать иначе. Проблема крылась в том, что она видела своими глазами: женщину с черными дырами вместо глаз и ауру, которая, казалось, заражает сам воздух вокруг нее; съежившегося Вина, произносящего непонятные ему слова… И теперь гордого мужчину с поникшей головой, который стыдился того, что не было ни его виной, ни его желанием. Мария-Тереза продолжала гладить его плечи, жалея, что не может сделать большего, чтобы успокоить его. – Я не… – она не закончила предложение. Его недоверчивые серые глаза вдруг посмотрели на нее. – Не имеешь понятия, что сказать обо мне, да? Ну, да… только она не будет озвучивать эту мысль из страха, что подберет неверные слова. – Все нормально, – сказал он, сжав ее руку, а затем встал с кровати. – Поверь, я ни капли тебя не виню. – Чем я могу помочь? – спросила она, когда он начал расхаживать по комнате. Вин взглянул на нее, остановившись у окна. – Уезжай из города. И, возможно, нам не следует видеться. Возможно, так будет безопасней для тебя, а прямо сейчас для меня нет ничего важнее этого. Я не позволю ей добраться до тебя. Независимо от того, что мне придется сделать. Она до тебя не доберется. Глядя в его лицо, Мария-Тереза почувствовала, как что-то всколыхнулось глубоко внутри нее, и поняла, что он – ее ожившая сказка: стоящий перед ней мужчина был готов сражаться за нее, где бы ни разразился бой… Был готов принять на себя раны, жертвовать ради нее… Был истребителем драконов, его она искала в молодости и, повзрослев, потеряла веру в его существование. И, что также важно, когда ему было проще поверить в ложь той женщины, когда он мог послушать Девину, несшую полную чушь о том, что она спала с Джимом, он решил быть о ней более высокого мнения. Он поверил в нее, доверился, вопреки как ее прошлому, так и своему собственному. На глаза навернулись слезы. – Слушай, мне нужно спуститься и поговорить с ними, – резко сказал он. – Может, ты захочешь уйти. Но она покачала головой и встала на ноги, думая, что в игру «рыцарь в сверкающих доспехах» могут играть двое. – Я останусь, если ты не против. И я не думаю, что ты – урод. Ты… – Она пыталась подобрать верные слова. – Ты хорош именно таким, какой есть. Больше, чем просто хорош – ты удивительный человек и замечательный любовник, и ты просто… нравишься мне. – Она покачала головой. – Я бы ничего не стала в тебе менять, и я уж точно тебя не боюсь. Я жалею лишь о том… что не встретила тебя годы и годы назад. Вот и все. Тишина затянулась. – Спасибо, – хрипло сказал он. Она подошла к нему и, заключив его в объятия, прошептала: – Ты не должен меня благодарить. Таковы мои чувства. – Нет, это подарок, – сказал он ей в волосы. – Всегда нужно благодарить человека, дающего тебе нечто незаменимое, и для меня… понимание – самое бесценное, что ты когда-либо можешь мне предложить. И, когда она остолбенела, стоя у его груди, он произнес три коротких слова: – Я люблю тебя. Глаза Марии-Терезы распахнулись от неожиданности, но он отступил и протянул руку, чтобы ей не пришлось заикаться. – Таковы мои чувства. Вот он я. И я не жду никакого ответа. Просто хотел, чтобы ты знала. – Он кивнул на дверь. – Пойдем вниз и со всем разберемся. Когда она осталась стоять на месте, он слегка ее потянул. – Пойдем. После того, как Вин поцеловал ее, Мария-Тереза позволила вывести себя из комнаты. И, учитывая головокружение, она была удивлена, что ее координации хватило на то, чтобы спуститься по лестнице и пройти в гостиную, не свалившись на пол. Даже когда они присоединились к остальным, ей казалось, что она должна сказать ему что-то в ответ, что угодно, но он и в самом деле не ждал взаимности или даже признательности. Что каким-то странным образом заставляло ее чувствовать себя удостоенной честью, возможно потому, что это означало безусловность его дара. Мужчины, очевидно, нашли пиво, поскольку все держали в руках по бутылке, и Джим представил ей тех двух парней, пришедших с ним. По странной причине она прониклась к ним доверием… что было очень непривычно, учитывая, что она обычно испытывала рядом с большими, чрезмерно мускулистыми представителями противоположного пола. Прежде, чем кто-либо из них смог заговорить, она произнесла громко и четко: – Что она, блин, такое? И как сильно мне следует волноваться? Мужчины уставились на нее, будто у нее выросла вторая голова. Эдди, если она правильно расслышала его имя, первым вышел из ступора. Наклонившись, он поставил локти на покрытые джинсами колени. После минутного размышления он просто пожал плечами, будто пытался все приукрасить и решил-таки не лгать. – Демон. И сказать, что волноваться следует сильно, – значит, ничего не сказать.
Вин был в восторге от своей женщины. Только-только пройдя через отвратительное и пугающее вступление в нереальный мир, а затем натолкнувшись на бомбу под названием «я тебя люблю», она все еще хранила самообладание, глядя на Эдди спокойными умными глазами, осмысливая его ответ. – Демон, – повторила она. Когда Эдди с Эдрианом кивнули в унисон, Джим просто сел на диван, приложил бутылку с холодным пивом к опухшему лицу и прислонился к ободранным подушкам. Дрожащий выдох, вырвавшийся из его рта, говорил о том, что новые синяки, которыми он тут светит, выглядели хуже и сильно болели. Богу одному известно, как он… о, погодите-ка, костяшки Эдриана были разбиты. – Что это значит? – спросила она. Голос Эдди был спокойным и рассудительным: – Твое общее представление о демонах в ее случае очень даже точно. Она – злобное существо, поглощающее жизни, а затем и души людей. Ходячее разрушение, и ей нужен Вин. Всё и все, кто встанет у нее на пути, тут же окажется в опасности. – Но почему Вин? – Она посмотрела на него. – Почему ты? Вин открыл рот, но ничего стоящего сказать не смог: – Я… я и вправду понятия не имею. Эдди начал расхаживать по комнате, от книжных полок к разбитому зеркалу. – Ты говорил, что ходил к экстрасенсу, которая рассказала тебе о ритуале. Что ты сделал, чтобы призвать ее к себе? – В этом-то и загвоздка, – сказал Вин. – Я не призывал ее. Я пытался избавиться от видений. Вот и все. – Ты что-то сделал. – Уж точно не вызывался добровольцем на это дерьмо, поверь мне. Эдди кивнул и оглянулся через плечо. – Я тебе верю. Но вот только я чертовски уверен, что все было подстроено. Я не знаю, что именно тебе рассказали, но готов поспорить, что не об избавлении от этих припадков. Понимаешь ли, чтобы Девина приступила к работе, ты должен был впустить ее. – Эдди перевел взгляд на Марию-Терезу. – Поэтому то, что ему сказали сделать, настежь открыло дверь в него, и Девина воспользовалась этим преимуществом. – Так она не связана с его видениями? – Нет. Она может затмевать их, вцепившись в Вина мертвой хваткой, но, скорее всего, они снова начали у него появляться, потому что связь немного ослабла. И насчет «почему он»? Думай об этом как… метафизическом эквиваленте автомобильной аварии. Вин оказался не в том месте не в то время, благодаря чьему-то плохому совету. – Эдди снова встретил взгляд Вина. – Тот экстрасенс, как ты ее нашел? У нее была какая-то вендетта против тебя? Значит, видения вернутся. Прекрасно. – Эээ, я ее даже не знал. – Вин пожал плечами. – Просто какая-то женщина в центре, к которой я случайно заскочил. Казалось, Эдди вздрогнул, будто Вин только что заявил, что у него на толстой кишке оперировал водопроводчик. – Вот как, ладно… что она сказала тебе сделать? Вин начал расхаживать по комнате, уперев руки в бедра. Ночь, когда он поднялся по лестнице и заперся в своей старой комнате, предстала перед ним, и он явно не горел желанием поделиться подробностями с очень разношерстной компанией. Эдди, похоже, все понял. – Ладно, мы к этому еще вернемся. Где ты провел ритуал? – В своей спальне. В доме моей семьи… эй, притормози-ка… во всем этом я виноват? – Вин потер грудь, из-за сокрушительного веса над сердцем ему стало трудно дышать. – Если бы я к ней не пошел, я бы не… не жил этой жизнью? Тишина была ему ответом. – О… чтоб меня. – И тогда он все понял. Девина сказала, что дала ему все… значит ли это, что она также и забрала кое-что? – О, Боже мой… даже смерти? То есть… я и к смертям отношение имею? – Чьим смертям? – Моих родителей. Они умерли где-то через неделю после этого. Эдди взглянул на Эдриана. – Как сказать. – Зависит от того, хотел ли я когда-либо их смерти? – А ты хотел? Вин посмотрел на Марию-Терезу и надеялся, что когда ответит, она увидит в его глазах сожаление. Проклятье, родители ужасно относились друг к другу, а к нему и того хуже, но это не значит, что он хотел стать причиной их гибели. – В молодости у меня было два желания, – резко сказал он. – Разбогатеть и выбраться из ужаса, царившего дома. – Как они умерли? – тихо спросил Эдди, будто знал, что Вину нелегко это дается. – После того, как я… сделал то, что сделал в своей комнате, я просто вернулся к нормальной жизни, понимаешь? К школе, ну, в каком-то роде, потому что я часто прогуливал. Никогда не думал, что это сработает, да я и не особо зацикливался на этом. А потом до меня дошло, что прошла уже целая неделя без припадков, и тогда я начал задумываться, может, я смог исправить то, что было со мной не так. Вин подошел к окнам, чтобы взглянуть на пейзаж, но вместо этого уставился на пятно на ковре. Темный круглый след, оставшийся от разбитой бутылки бурбона, не выведешь никаким средством. – Я помню, как пришел домой, отработав смену отца, что часто делал, когда тот нажирался до такой степени, что даже стоять не мог. Была почти полночь. Я взялся за дверную ручку и взглянул на полную луну. Я как ненормальный считал прошедшие дни. Знаешь, как «Ха, ты не веришь, что со мной теперь все хорошо?». А потом зашел в дом и обнаружил их в крови у подножия лестницы. Они оба умерли, и, возможно, случилось это из-за того, что один толкнул другого, да те и свалились напару. – Ты тут не причем, – заметил Эдди. Коснувшись ладонями стекла, Вин опустил голову. – Чтоб меня. Без какой-либо веской причины и, возможно, потому, что в тот момент только это могло заставить его чувствовать себя еще хуже, он подумал о сэндвиче с арахисовым маслом и джемом. Особенном сэндвиче. Единственном, приготовленным его отцом. Они вдвоем поздно вернулись с работы, а на столе не было ужина. Оно и ясно, ведь единственный человек, кто мог его приготовить, валялся на диване в отключке со сгоревшей дотла сигаретой в руке. Отец направился к холодильнику за пивом, но нарушил традицию, достав по пути хлеб, джем и арахисовое масло. Он прикурил сигарету, разложил четыре кусочка хлеба, намазал клубникой, а потом «Джифом» . Схватив «Миллер» , он бросил один сэндвич Вину и вышел из кухни. На белом хлебе были черные следы от пальцев, потому что отец не вымыл руки. Вин выбросил сэндвич, воспользовался раковиной и мылом, и сделал себе чистый. Теперь он почему-то сожалел, что не съел чертов бутерброд. – Что ты сделал? – спросил Эдди. – Что за ритуал? – Экстрасенс сказала… Вин вернулся в прошлое. После того, как он в очередном припадке свалился перед школой на идиотском собрании, Вин заглянул в газету в поисках экстрасенса, посчитав, что если они, как и он, видят будущее, то могут знать, как, наконец, перестать видеть вещи до того, как те произойдут. Субботним утром Вин сел на мотоцикл и без колебаний поехал к набережной, кучке ветхих маленьких магазинчиков с дешевыми неоновыми вывесками, вроде «Гадания на картах Таро!», «Судьба по звездам!», и «100%-ая точность! $15!». Он зашел в первую дверь, на которой была изображена ладонь с кругом, но там выстроилась очередь. Поэтому он подошел к следующей, но она оказалась закрытой. Третья гласила «заговоры». Внутри было темно и пахло чем-то странным. Темным. Пряным. Позже он узнал, что так пахнет взрослый секс, в котором дозволено все. Из-за занавесей вышла женщина, одетая в черное, с черными волосами и черной подводкой. Но вместо кафтана, парика и смятого колпака, на ней был облегающий комбинезон, и выглядела она как модель из «Плейбоя». Он захотел ее. И она это знала. Когда эхо той встречи прокатилось по телу, Вин встряхнулся, возвращаясь в настоящее. – Я объяснил ей, чего хотел, и она, казалось, тут же все поняла. Дала мне черную свечу и сказала идти домой и растопить ее на плите. Когда та станет жидкой, я должен был вытащить фитиль и отложить его в сторону, а затем… – Он глянул на Марию-Терезу и ужасно хотел рассказать какую-нибудь другую историю. – А затем я должен был отрезать у себя прядь волос и кинуть ее туда, вместе с кровью и… эээ… кое-чем еще… Вин был не из тех парней, кто жует слова или заикается. Но признаться малозначащим для него парням и женщине, с которой хотел провести жизнь, что мастурбация там тоже имела место – не тот шаг, на который он стремится пойти. – Ладно, проехали, – сказал Эдди, спасая его задницу. – Что потом? – Ну, я должен был остудить воск, снова сделать из него свечу и подняться наверх. Раздеться. Нарисовать солью круг. Эээ… – Он нахмурился. Странно, первая часть была предельно ясной; а вот то, что произошло дальше, определенно нет. – С этого момента все такое расплывчатое… Думаю, я снова себя порезал и капнул кровью в центр круга. Я лег, зажег свечу. Сказал какие-то слова, не помню, какие именно. Что-то вроде… я не знаю, призывая вещи поднять бремя или еще какую-то чушь. – Полную чушь, – настойчиво сказал Эдди. – Но что после? – Я не… я не могу точно вспомнить. Думаю, я, наверное, просто уснул, потому что проснулся примерно через час. Эдди уныло покачал головой. – Да, это ритуал одержимости. В воске, который она тебе дала, содержалась часть нее, ты добавил свою половину, и дверь открылась. – То есть… это была Девина? – Она приходит во многих формах. Мужчина, женщина. Может быть взрослым, ребенком. – Мы не думаем, что она превращается в животных или в неодушевленные предметы, – ожил Эдриан. – Но у сучки есть приемчики. Не слабые. Есть возможность попасть в тот дом? Или нам придется вламываться? – Вообще-то, я все еще им владею. Два парня глубоко вздохнули. – Хорошо, – сказал Эдди. – Нужно поехать туда и попытаться вытащить ее из тебя. Вероятность успеха больше, если мы вернемся на место проведения ритуала. – Нам также нужно вернуть твое кольцо, – добавил Эдриан. – Бриллиант? – спросил Вин. – Зачем? – Это часть связи. Он инкрустирован в платину? Джиму так показалось. – Конечно в платину. – Ну, вот. Благородный металл, твой ей подарок. – Но я не дарил ей кольцо. Она нашла его. – Но купил-то ты его для нее. Твои мысли и чувства, когда ты его покупал, запечатлелись в металле. Хоть и намерения могли измениться. Вин опустил руки и встал, как полагается. Обе его ладони оставили следы на гладком холодном стекле, и он смотрел, как они исчезают. – Вы сказали, она крадет души. Значит ли это, что она захочет меня убить? – Но мы можем попытаться это остановить, – шепотом произнес Эдди. Вин развернулся и посмотрел на Марию-Терезу. Она была обессилена, стояла, прислонившись к арочному проходу. Вин подошел к ней и заключил в свои объятия. Когда они обнялись, он снова был поражен и благодарен тому, что она приняла его… даже после того, как с лука сняли очередной слой. – Что мы можем сделать, чтобы обеспечить Марии-Терезе безопасность? – спросил он. – Она может сделать что-нибудь, чтобы защитить себя? Потому что Девина только что ушла отсюда, увидев нас вместе. Пока парни обдумывали ответ, ее глаза вспыхнули и скользнули к Эдди. – Я сегодня уезжаю из города, по другим причинам. Это поможет? И есть какие-нибудь…эээ, заклинания, или…? Запинка красноречиво поведала как о неверии, так и смирении со всем этим сумасбродным дерьмом, только что внесшим «реальное» в ее реальность. Эдди прямо встретил ее взгляд. – Девина вездесуща, так что ответ на вопрос о твоей безопасности – это освобождение Вина… мы вытащим Девину из него, а затем ты по определению соскочишь с ее радара, потому что не тебя она хочет, не на тебя претендует. Девина будет следить только за ним… и всем, что встанет между ними. Эдриан выругался. – Эту сучку волнуют только те, на ком есть ее имя. Это одно из ее достоинств. – Может, единственное, – поддержал Эдди. – Ну, так давайте сделаем это, – отрезал Вин. – Прямо сейчас. Поедем в тот дом и позаботимся обо всем, потому что Девина ушла в спешке, одному Богу известно ради чего. Я не хочу, чтобы она вернулась и… – Она будет занята кое-какое время. Поверь. – На другом конце комнаты Эдриан улыбался как придурок. – Она ненавидит бардак. А я просто охренеть как хорош в наведении беспорядка в ее грязном белье. Вин недовольно глянул на него. – Следи за языком. – Нет, не в том смысле… ты понял… – Эдриан поднял обе руки. – Я про ящики с ним говорил… – Вин вернул тебе сережку? – вдруг сказал Джим Марии-Терезе. – Кольцо, которое ты потеряла у «Железной маски». – Как ты узнал, что я… – Мария-Тереза нахмурилась. – Ну, да, вернул. – Тогда где она? Она потрогала мочки. – О… нет. Я опять ее потеряла. Но сережки были на ней, когда она зашла в дюплекс, вспомнил Вин. – Кровать, – сказал он, охваченный ужасом. – Наверху. Кровать… Девина взяла что-то с кровати. Проклятье.
***
Когда Вин кинулся наверх по лестнице с Марией-Терезой позади себя, Джим подумал, что должен бы помочь им, но чувствовал себя так, будто обе его ягодицы приклеились к дивану на суперклей. Эдриан поставил пиво и пошел за ними. – Если Девина получила золотую сережку той женщины, то нас опять перехитрили. Джим приложил свой «Догфиш» к лицу и вновь позволил голове упасть на подушку позади. Закрывать глаза было опасно, поскольку голова кружилась, поэтому он опустил веки настолько низко, насколько это было возможно, чтобы при этом видеть полоску когда-то идеальной, а теперь разгромленной гостиной. Блин, ломать вещи куда проще, чем потом убирать их. – Она была девственницей, так ведь, – тихо сказал он. – Девушка в той ванной. – Да. – Часть ритуала. Пауза. – Да. Боже, а он думал, что увиденное им на службе в войсках было ужасно. Но обнаруженное сегодня стало настоящей трагедией: для молоденькой девушки, которая должна гулять где-нибудь в торговом центре, больше не будет ни школьных блокнотов, ни занятий по биологии или танцев с мальчиками. – Что станет с ее телом? – спросил он. – Думаю, Девина избавится от него. Ей придется, причем довольно скоро. – Так каждый раз, когда той сучке нужно выйти из дома, она убивает? – Печати действуют какое-то время, или пока кто-нибудь кроме нее не сломает их. Поэтому я не хотел, чтобы ты прошел через ту дверь. Прекрасно. Теперь на его совести еще одна смерть, потому что ей точно придется снова защитить свой дом. Джим поднес бутылку ко рту и сделал большой глоток. А после сказал: – Да что там такого с этой ванной? В ней же ничего нет. – Ничего, что ты видел, к превеликому счастью. Эдди начал выписывать круги по комнате. Большинство картин и книг были поставлены на место в подобии порядка – доказательство того, что Вин или же его горничная немного прибрались. Но все выглядело не так, и Джиму показалось, что комната напоминала женщину, чью сделанную в парикмахерской прическу растрепал сильный ветер: что бы она ни сделала, пытаясь все исправить, как прежде уже ничего не будет. Эдди поправил собрание книг, его большие руки двигались аккуратно и плавно. – В ванной она хранит свое зеркало, ее вход и выход в этот мир. С его помощью она одевается и меняет обличие. Оно – источник всего, чем она является, средоточие ее силы. – Тогда почему мы просто не разбили эту штуку, – потребовал Джим, сев прямо. – Черт побери, вы такие крутые, что ж вы тогда не сделали этого годы назад? – Разобьешь, и оно завладеет тобой. – Голос Эдди стал напряженным. – Оно можно поймать тебя, если ты заглянешь в него, но даже если подойдешь к нему с молотком и завязанными глазами, в то самое мгновение, как оно разобьется, осколки расщепятся в тысячи порталов и поглотят тебя по кусочкам, независимо от того, видишь ты его или нет. Вдруг Эдди перешел на другую полку и продолжил выравнивать книги. – Девина взбесится, узнав, что мы сломали печать, и что Эдриан рылся в ее барахле. Более того, ей придется переехать. Она не захочет оставлять то зеркало в скомпрометированном месте. – Но зачем ей беспокоиться о том, где оно? Если мы не можем разбить его, какая тогда разница? – Ну, мы можем разрушить его, но тот, кто это сделает, пожертвует собой. Навеки. Его загробная жизнь не будет похожа на что-то, виденное тобой, когда ты встречался с начальством. Мы избавились от предшественника Девины таким путем… значительная потеря для команды. Миссия: Самоубийство. Фантастика. – Ну, так какой силой мы владеем? – Мы можем заключить ее в зеркало. Это сложно, но возможно. У лестницы послышались шаги, и Эдриан сообщил неприятную новость. – Мы не можем найти сережку, так что приходится думать, что ее забрала Девина. Эдди покачал головой, будто к бремени, которое он нес на своей спине, добавили еще один кирпич. – Проклятье. Вин обнял Марию-Терезу, как бы защищая ее, а Эдриан подошел к своей куртке и поднял ее. – Итак… Мария-Тереза, тебе нужно присутствовать при ритуале, и ты не можешь съездить перед этим домой. Если не хочешь рисковать, что она сядет тебе на хвост, и подвергнуть сына опасности. Женщина застыла. – Как… как ты узнал, что у меня есть сын? О, подожди… ты проверил мое прошлое. Эдриан пожал плечами и солгал: – Да. Именно так. У тебя есть, кому посидеть с парнишкой? Мария-Тереза взглянула на Вина и кивнула. – Да. И если она не сможет остаться, материнский центр найдет, кем ее заменить. – Хорошо, потому что мы не можем провести над твоим домом обряд очищения или укрепить периметр, не приведя при этом к нему Девину, а я не хочу сражаться с ней на глазах у твоего сына. – Мне нужно всего лишь позвонить. – Погоди секунду, – вмешался Вин. – Почему мы не можем позаботиться о том, что касается Марии-Терезы здесь и сейчас? – У нас нет необходимых принадлежностей, и, как сказал Эдди, вероятность на успех больше, если мы вернемся туда, где ты открыл Девине дверь. Сначала мы вытащим ее из тебя, а потом, если мне удастся найти сережку, сделаем то же самое с Марией-Терезой. Хорошая новость, связь не так уж и сильна, и с нами она будет в большей безопасности. Уверен, ты согласишься, что на волю случая полагаться не стоит. Очевидно, так и было, потому что Вин уныло кивнул. – Ни в коем случае. – Звони своей няне, окей? – Когда женщина вытащила свой телефон, Эдриан кивнул Джиму. – Вы с Эдди будете наблюдать за ритуалом в старом доме, но я помогу с подготовкой, прежде чем уйду. Джим нахмурился, уставившись на жесткую линию подбородка парня. – А ты где будешь? – Возвращать гребаный бриллиант и ту сережку. Эдди выругался себе под нос. – Не нравится мне, что ты один пойдешь. Когда он посмотрел на своего товарища, глаза Эдриана стали древними. Безусловно, древними. – Нам нужно использовать каждое имеющееся у нас оружие. И давайте признаем, то, что я могу с ней сделать, лучшее, что у нас есть. Да, и спорим, не про маникюр с педикюром речь, подумал Джим. Когда детали ночной битвы были улажены, Джим знал, что ему придется вновь пораскинуть мозгами. Этой глупой, странноватой рутине должен прийти конец, и не только потому, что им предстоит вступить в бой с врагом. Он до сих пор думал, что слова «падший ангел» символизировали вечную жизнь. Очевидно, это было не так, и если он потеряет Эдди и Эдриана прежде, чем узнает необходимые основы, то ему ой как не повезет. Минут через десять, они спустились в лифте здания и вышли из Коммодора. Грузовик стоял не дальше, чем в квартале отсюда, и небольшая прогулка по прохладному воздуху помогла. – Первая остановка – супермаркет «Ханнафорд», – сказал Эдриан, снова сев за руль. Джим и Эдди втиснулись в кабину, и Джим закрыл дверь. – Хочу выпустить Пса, если нас не будет всю ночь. – А я все равно оставил свой байк у тебя. Эдриан посмотрел в зеркало заднего вида и выехал с парковки. Пока они ехали, Джим думал о двух своих попутчиках, гадая, какие трюки припрятаны у них в рукавах, ну кроме очевидного, – способности выбирать, кто и когда их видит. И способности проходить сквозь замки и дверные цепочки, свидетелем которой он стал на складе Девины и в дюплексе Вина… И тут до него кое-что дошло. Джим взглянул на Эдриана из-за большой груди Эдди. – Той ночью, когда мы втроем были в клубе… в четверг. Почему ты указал мне на Девину, будто хотел, чтобы я ее трахнул? Эдриан остановился на красный свет и оглянулся… только чтобы в тишине отвернуться к лобовому стеклу. – Почему, Эдриан. В этот раз уже меньше вопроса, больше требования. Широкая ладонь парня медленно прошлась по рулю. – Я говорил. Не хотел работать с тобой. Джим насупился. – Да ты меня не знал даже. – И не хотел с тобой работать, ты мне не нравился, и я говнюк. – Он поднял палец – знак, означающий попридержи коней. – Но я извинился. Помнишь? Джим откинулся на сиденье. – Ты все подстроил. Практически отдал меня ей. – Не я пошел за ней на ту парковку. Не я поимел ее… – Если бы не ты, я бы ее и не заметил! – Ты о чем вообще? Ты бы ни за что не пропустил… – Заткнитесь. Оба. – Эдди выпрямил руки, будто был готов применить силу, если придется. – Это неважно. Забудь об этом, Джим. Джим стиснул зубы. Блин, это как быть с Матиасовскими акулами. Даже те люди, с которыми ты работаешь, которые по идее на одной с тобой стороне, способны скормить тебя врагу. – Скажи мне кое-что, Эдди, – не сдержался Джим. – Что? – Те узы, о которых ты говорил. Секс один из способов, каким Девина привязывает к себе людей? – Когда ответом ему была лишь тишина, он сказал, – Так ведь? Так? – Да, – наконец ответил парень. – Будь ты проклят, Эдриан, – сказал Джим громко и четко. – Будь ты по-настоящему проклят. Эдриан вывернул руль вправо, надавил на тормоза и поставил авто на «паркинг». Когда другие машины начали сигналить, а люди выкрикивать ругательства, сукин сын вышел из грузовика и обогнул капот с выражением парня, у которого в руке лом. Он рывком открыл дверь со стороны Джима. – Выходи, и давай разберемся. Спусковой крючок Джима сработал, подпитываясь той мертвой невинной девушкой, страхом на лице Марии-Терезы, агрессией, которую выказывал Эдриан… и тем фактом, что демон оседлал его бедра и скакал на нем, пока они оба не кончили. Как тут не взорваться. – Может вы, придурки эдакие, не станете махать руками на публике? – рявкнул Эдди. Даже не надейся. Джим поднял кулаки и был готов пустить их в ход прежде, чем подошвы его ботинок задели обочину дороги, и Эдриан также приготовился к драке. – Я извинился, – брызнул Эдриан. – Ты думаешь, мне нравится моя работа? Думаешь, я был готов вернуться на землю для дрессировки какого-то гребаного молокососа? Джим не стал ничего говорить. Он просто размахнулся и ударил ублюдка прямо в челюсть, костяшки хрустнули, в мгновение ока достигнув цели. Удар был настолько сильным, что голова падшего ангела откинулась назад, из-за чего его прекрасная прическа превратилась в нечто в стиле Фарры Фосетт , с развевающимися на ветру локонами. – Это за ванну Девины, ублюдок, – сказал Джим. – А теперь отплатим и за другое. Эдриан сплюнул кровь. – Я тебя вырубил, чтобы спасти твой зад, сынок. – Отвали. Дедуля. Последнее слово выведет из себя любого. Эдриан ринулся на Джима, схватил его и пришпилил к грузовику. Когда от удара заболело все тело от головы до пят, Джим просто встряхнулся, не обращая внимания на вмятину шириной с тело, которую наверняка оставил на кузове. Не тратя ни секунды, он схватил Эдриана за волосы и врезал парню по носу, а когда из него гейзером забила кровь, заливая их обоих, ответ Эда был таким же быстрым. Он вернул оскорбление, так сильно заехав коленом Джиму по члену, что тот ухватился за свои яйца и задохнулся. Чеееееееерт. Ничто не заставляет мужчину видеть звезды так, как лобовое столкновение яичек с твердой костью; в глазах помутилось, а желудок всерьез задумался над тем, чтобы авиапочтой выслать пиво, которое он только что выпил у Вина, на рубашку Эда. Благодаря силе воли и только ей, Джим сумел превозмочь боль в члене, сделать выпад, схватить Эда за голени и заставить его растянуться на траве. Перекат. Много перекатов. Полет кулаков. Обмен ворчаниями. Повсюду грязь. От пары животных их отличало только наличие одежды. И остановились они только потому, что вмешался Эдди, схватив Джима за воротник и ремень, и оторвав его от Эдриана. Когда Джима вытащили из драки и отбросили в сторону, как упавшую с дерева ветку, он приземлился лицом на пожухлую траву, а все его тело пульсировало, напоминая рекламу «ХэдОн» . Ну, или в его случае, «ВсегребаноетелоОн». Вдыхая холодный воздух, пахнувший примесью из свежей грязи и крови, Джим чувствовал боль во всем теле, но в то же время ему стало легче. Перевернувшись на спину, он, взирая на молочное небо, позволил рукам упасть по бокам. В облаках Джим видел лицо девушки, которую покинул в той ванной: казалось, она смотрела на него, наблюдала за ним. Подняв руку, он попытался прикоснуться к ее лицу, но порыв весеннего ветра развеял облако, а с ним и ее милые, печальные черты. Он узнает, кем она была. И отомстит за нее. Так же, как отомстил за свою мать. Ублюдки в той «Камаро» были первыми тремя людьми, кого он убил. – Закончили, детишки? – рявкнул Эдди. – Или мне отшлепать вас так, что до следующей зимы сидеть не сможете? Джим поднял голову и взглянул на Эдриана. Ублюдок выглядел не лучше, чем Джим себя чувствовал. – Перемирие? – произнес парень окровавленными губами. Джим вздохнул так глубоко, как только смог… но из-за боли ребра отказывались расширяться. Что ж, блин. Может, он и не мог доверять ангелам, но ему необходима помощь… а он, к сожалению, мастерски срабатывался с мудаками. – Да, – грубо сказал он. – Перемирие.
CПАСИБО!!! 
