На парковке клуба, Вин шел между рядами автомобилей, но не особо смотрел по сторонам… по крайней мере, пока не заметил парня в очках и с усами, который стал свидетелем драки в коридоре. К счастью, когда они поравнялись друг с другом, парень опустил глаза, будто не желал проблем и продолжил натягивать свою парку, словно именно за ней он пришел к машине. Когда они добрались до грузовика, Вин скользнул на пассажирское сиденье и аккуратно потер лицо. Откинув голову назад, он проклинал тупую боль в висках, от которой гудела голова. И головная боль стала еще сильнее, когда до него дошло, что, пока он направлялся домой, Мария-Тереза вернулась к своей работе. И значит, в эту самую секунду, она была с другим мужчиной…. Ему нужно срочно прекратить эти мысли, пока он окончательно не свихнулся. Выглянув в окно, он наблюдал, как сменялись огни уличных фонарей, пока Джим, поворачивая налево и направо, не остановился на перекрестке у самого Коммодора. Когда они припарковались перед высоткой, Вин расстегнул ремень безопасности и распахнул дверь. Он не знал, была ли Девина в его дюплексе или же поехала в свою квартиру в промышленной части Колди. Надеясь не найти ее в своей кровати, он почувствовал себя подонком. – Спасибо, – сказал он Джиму, выходя наружу. Прежде чем закрыть дверь, он слегка придвинулся к парню. – Порой жизнь бывает сумасшедшей, воистину… никогда не знаешь, что произойдет, не так ли? – Верно говоришь. – Парень пропустил руку через густые волосы. – Слушай, отправляйся к своей женщине. Помирись с ней, хорошо? Вин нахмурился, будто его посетила какая-то мысль. – Это все? Между мной и тобой? Мы закончим на этом? Джим выдохнул так, будто огорчился тем, что его совет проигнорировали. – Нет, едва ли. – Почему ты просто не скажешь, чего хочешь? Упершись предплечьем в рулевое колесо, Джим посмотрел через сиденье. В этом молчании от его бледно-голубых глаз веяло древностью. – Я уже говорил, почему здесь. Иди, будь милым с Девиной, а потом поспи немного, пока не свалился с ног. Вин покачал головой. – Осторожно за рулем. – Обязательно. Когда грузовик отчалил, Вин начал подниматься вверх по ступенькам к парадному входу в Коммодор. С помощью карточки-пропуска он открыл одну из дверей и вошел в мраморный вестибюль. Сидящий за проходным столом престарелый ночной охранник поднял взгляд, и, заметив физиономию Вина, выронил ручку из руки. Ушибы начали опухать. Это объясняет, почему Вин едва моргал одним глазом. – Мистер ДиПьетро… вы… – Надеюсь, у тебя выйдет спокойная ночь, – сказал Вин, шагая к лифту. – Спа… сибо. Поднимаясь наверх, Вин хорошенько рассмотрел то, из-за чего охранник выронил ручку. В тускло освещенных зеркалах лифта, он уставился на сломанный нос и надрез на щеке, а также намек на зреющий фонарь, который расцветет к утру… Внезапно ушибы на лице стали пульсировать в такт сердцу. Что заставило его поинтересоваться, осталось бы все в тишине, не взгляни он на свое отражение. Поднявшись на двадцать восьмой этаж, он вышел из лифта, держа ключи наготове. Открывая замок, у него возникло ощущение, что его жизнь сегодня получила полный разгром, наряду с тем студентом. Все перевернулось с ног на голову. Он надеялся, что это не положило начало устойчивой тенденции. Вин отрыл дверь в свой дюплекс, прислушался, и на него накатила волна истощения. Не нужно было выключать сигнализацию, а со второго этажа доносились звуки работающего телевизора: Девина была дома. И ждала его. Закрыв за собой дверь, он повернул замок, включил сигнализацию и прислонился к стене. Собравшись с мыслями, он, посмотрев на мраморную лестницу, заметил голубое мерцание какой-то передачи на ТВ. По звуку было похоже на старое кино, какой-то мюзикл с Джинджер Роджерс и Фредом Астером. Похоже, придется подниматься наверх и отвечать за то, что натворил. Когда популярная песня сороковых донеслась из спальни, он представил Девину, которая растянулась на наволочках от «Фретте» в тонкой шифоновой сорочке. Когда он зайдет в комнату, она поразится его лицу и попытается поиграть в медсестру… и захочет извиниться перед ним за то, что убежала из клуба, тем же способом, каким извинялась за свое отсутствие прошлой ночью. Ну, или попытается извиниться. Этой ночью он не хотел заниматься сексом. По крайней мере… не с ней. – Черт, – пробормотал Вин. Дьявол его раздери, но он хотел поехать обратно в клуб, и не для того, чтобы реабилитировать себя в глазах Марии-Терезы. Он хотел достать пять сотен и купить немного времени с ней. Желал свой язык у нее во рту, прижаться своей грудью к ее, жаждал ее стонущей и влажной. Молил, чтобы она позволила ему взять ее. От возникшего образа он мгновенно затвердел… но это длилось недолго, – ни горячие сцены в воображении, ни эрекция. Воспоминание о ней в том шерстяном свитере обрубило фантазию на корню. Она была такой маленькой, такой… хрупкой. Не предметом, который покупали, а женщиной в жестоком бизнесе, зарабатывающей своим телом. Нет, он не хотел спать с ней таким образом. Когда он вспомнил о грубом механизме, каким она зарабатывала на жизнь, Вин подумал, что ей естественно грозила опасность. Взять хотя бы произошедшее этой ночью. Нельзя доверять мужчинам, когда дело касается половых органов, и даже он сам порой думал не головой, а членом. Прямо сейчас, например. Отчаянно нуждаясь в алкоголе, Вин направился к бару в гостиной. Девина выключила освещение, но электрический камин остался включенным, и его пламя играло на стенах, которые казались от этого жидкими, а тени передвигались вслед за ним по всей комнате. Разбитой рукой он налил себе бурбона , и когда он сделал глоток, губу с одной стороны стало жечь. Он огляделся вокруг, оценивая все купленное им на заработанные деньги, и от мерцающего освещения казалось, что обстановка плавилась вокруг него: обои стекали со стен, полки обвисли, а книги и картины превратились в карикатуры на самих себя, но в стиле Дали . Посреди этого искажения, глаза Вина переместились на потолок, и он представил Девину над своей головой. Она была еще одной вещью, которую он купил, не так ли: он платил за нее шмотками, путешествиями, украшениями и деньгами. И вчера он купил ей бриллиант не потому, что хотел, чтобы она приняла камень как знак любви… просто очередная часть сделки, совершаемой в настоящий момент. Но дело в том, что он никогда не говорил Девине, что любит ее… не из-за того, что был скуп на эмоции, а потому, что просто не чувствовал к ней ничего. Вин покачал головой так, чтобы встряхнуть мозги, пока окружающая обстановка не вернулась к норме. Выпив остатки бурбона, он снова наполнил стакан. Тут же выпил. Еще раз налил. Разделался и с этой порцией. И снова налил. Он понятия не имел, как долго стоял у бара и напивался, но мог измерить, как падал уровень жидкости в бутылке. Спустя четыре дюйма он решил просто прикончить всю бутылку, а потом с «Вудфорд Резерв» подошел к дивану, который стоял напротив панорамы Колдвелла. Созерцая ночной город, он напился в стельку. Залился под завязку, так, что перестал чувствовать ноги и руки, и пришлось откинуться на подушки, потому что он был не в силах держать голову. Чуть позже, за его спиной появилась обнаженная Девина, ее отражение на стекле темнело в дверном проеме в гостиную. Сквозь дымку алкогольного дурмана, он осознал, что с ней было что-то не так... то как она двигалась, как пахла. Он попытался поднять голову, чтобы разглядеть ее четче, но та будто прилипла к спинке дивана, он напрягся, пока дыхание не застряло в горле, но и это ни к чему не привело. Комната вокруг снова начала размываться, все превратилось в кошмарную психоделическую галлюцинацию, он оказался бессилен. Онемел. Ни живой, ни мертвый. Девина не осталась позади. Она обошла диван, ее глаза были вытянуты по сторонам, когда она приблизилась к нему. Ее тело разлагалось, на руках появились когти, вместо лица - голый череп, со щек и подбородка свисали лохмотья серой плоти. Плененный внутри парализованного тела, Вин пытался удрать от нее, но ничего не мог сделать. – Ты заключил сделку, Вин, – сказала она мрачным тоном. – Ты получил, что хотел, а уговор есть уговор. Ты не можешь пойти на попятную. Он попытался покачать головой, старался заговорить. Он больше не хотел ее. Ни в своем доме, ни в своей жизни. Что-то изменилось, когда он встретил Марию-Терезу, а может дело было в Джиме Хероне… хотя он не знал, при чем здесь этот парень. Но какой бы не была причина, он знал, что больше не хочет Девину. Ни в ее потрясающем теле, ни, тем более, в таком виде. – Да, Вин. Ты заключил ее. – Ее ужасающий голос проникал не только в уши, он вибрацией отдавался по всему телу. – Ты просил меня прийти, и я дала тебе желаемое и даже больше. Ты заключил сделку и принял все, что я принесла в твою жизнь – ты ел это, пил и трахал… Все это – моя заслуга, и ты должен мне. В непосредственной близи он заметил, что у нее не было глаз, просто пустые впадины, черные дыры. И все же, она видела его. Как и сказал Джим, она видела именно его. – Ты получил все, что хотел, включая меня. За все нужно платить. Моя цена… ты и я, вместе, навсегда. Девина забралась на Вина, встав костлявыми коленями по обе стороны от его бедер, опустив эти ужасные, искромсанные ладони на его плечи. Зловоние ее гниющей плоти проникло в его носовые пазухи, а острые углы ее тела врезались в его тело. Безобразные руки вцепились в молнию, и внутри себя он в ужасе отшатнулся. Нет… он не хотел этого. Он не хотел ее. Когда Вин изо всех сил пытался открыть рот, но так и не смог пошевелить челюстью, Девина улыбнулась, открывая зубы и черные десны. – Ты мой, Вин. И я всегда беру то, что принадлежит мне. Она вытащила его член, напряженный от ужаса, и направила его между своих раздвинутых ног. Он не хотел этого. Он не хотел ее. Нет… – Слишком поздно, Винсент. Настало время заявить о моих правах на тебя. Не только в этой жизни, но и следующей. – На этих словах она взяла его, ее разлагающееся тело окружило его, сжимая его плоть в холодной, царапающей хватке. Не считая Девины, единственным, что двигалось на нем, были его слезы. Они побежали по его щекам и горлу, пропитывая воротник рубашки. Плененный под ней, взятый против своей воли, Вин пытался закричать, пытался… – Вин! Вин… проснись! Его глаза резко распахнулись. Девина сидела рядом с ним, протягивая к нему свои изящные руки, а на ее лице отражалась паника. – Нет! – закричал он. Отбросив ее с пути, он вскочил на ноги, но, хватившись за край, рухнул лицом на ковер, так же громко, как и его стакан. – Вин...? Он перевернулся на спину, поднимая руки и пытаясь отбиться от нее… Но она больше не пыталась дотянуться до него. Девина растянулась на его месте, на диване, ее блестящие волосы разметались по подушке, к которой он прислонялся, а ее идеальную, бледную кожу выгодно подчеркивала атласная сорочка цвета слоновой кости. Ее глаза были такими же, как и у него в тот момент, – широко распахнутыми, пораженными, в них отражался страх. Задыхаясь, он схватился за грудь, пытаясь понять, где реальность. – Твое лицо, – сказала она, в конце концов. – Боже… и рубашка. Что случилось? «Кто она?» – Спросил он себя. Та, что была во сне, или сейчас, перед его глазами? – Почему ты так смотришь на меня? – прошептала она, коснувшись рукой своего горла. Вин опустил взгляд на свою ширинку. Она была застегнута, как и ремень, а член в боксерах – мягким. Оглянувшись вокруг, он обнаружил, что комната выглядела как обычно: в идеальном роскошном порядке, пламя камина эффектно оттеняло обстановку. – Дерьмо… – простонал он. Девина села медленно, будто боялась еще раз спугнуть его. Посмотрев на бутылку виски, лежащую на полу, рядом с диваном, она сказала: – Ты пьян. Совершенно верно. Мертвецки пьян. Настолько, что сомневался в своей возможности встать…. Настолько, что начал галлюцинировать… настолько, что ничего из увиденного не происходило на самом деле. Какое было бы счастье. Ага, мысль, что этот кошмар был вызван бурбоном, успокоила его больше, чем все потуги дышать глубже. Он попытался резко встать, но равновесие было ни к черту, и он зашатался по комнате и врезался в стену. – Ну же, давай я тебе помогу. Он поднял руку, останавливая ее. – Нет, держись… Подальше. – Я в порядке. В норме. – Вин взял себя в руки, и, успокоившись, всмотрелся в ее лицо. Он увидел лишь любовь, заботу и смятение. И страдание. Она казалась просто эффектной и привлекательной женщиной, которая заботилась о своем мужчине. – Я собираюсь перебраться на кровать, – сказал он. Вин вышел из комнаты, и она последовала за ним по лестнице, сохраняя тишину. Пытаясь побороть чувство преследования, он напомнил себе, что проблемой была не она. А он. Добравшись до главной ванной комнаты, он сказал: – Дай мне минутку. Закрывшись в ней, он включил душ и, сбросив одежду, встал под горячую воду. Он не чувствовал струй, даже на своем разбитом лице, – это послужило доказательством, что насколько бы он не считал себя пьяным, ему следует быть более щедрым в своих суждениях. На выходе из душа его ждала Девина с полотенцем в руках. Вин не позволил себя вытереть, хотя она, без сомнений, справилась бы с задачей лучше, и даже надел пижамные штаны, хотя обычно спал голым. Они устроились на кровати, бок о бок, но не касаясь друг друга, экран телевизора мерцал словно камин с голубым пламенем. В мгновение помешательства он задался вопросом, а не начнут ли стены плавиться и в этой комнате, но нет, они остались на месте. На экране телевизора Фрэд и Джинджер зашлись в танце, ее платье энергично разлеталось, как и его фрак. Либо Вин пробыл в отключке недолго, либо по каналу показывали марафон фильмов с этой парой. – Ты не расскажешь мне, что произошло? – спросила Девина. – Простая потасовка в баре. – Я надеюсь, не с Джимом? – Он дрался на моей стороне. – О. Хорошо. – Молчание. Потом: – Тебе нужно сходить к врачу? – Нет. Снова тишина. – Вин… что тебе приснилось? – Давай спать. Когда она потянулась за пультом, чтобы выключить ТВ, он вмешался: – Оставь включенным. – Ты никогда не спишь при работающем телевизоре. Джим нахмурился, наблюдая за синхронными движениями Фреда и Джинжер, их взгляды были соединены. Будто они были не в силах оторваться друг от друга. – Этой ночью все иначе.
Джима разбудил стук в дверь. Несмотря на чертовски крепкий сон, он очнулся в мгновение ока… и навел дуло сорокамиллиметрового на дверь. Шторы были задернуты на большом окне впереди и двух маленьких – над раковиной, поэтому он не имел представления, кто это мог быть. И, принимая во внимание его прошлое, ранний гость мог быть настроен недружелюбно. Собака, которая свернулась рядом с ним, вопросительно зарычала. – Без понятия, кого принесла нелегкая, – прошептал Джим. Скинув одеяло, он направился к отдаленному краю занавесей в чем мать родила. Слегка отодвинув ткань в сторону, он заметил М6, припаркованный на его подъездной дорожке. – Вин? – крикнул он. – Он самый, – раздался приглушенный ответ. – Открывай. Джим затолкал пистолет в кобуру на кроватном столбике и натянул боксеры. Когда он открыл дверь, Вин ДиПьетро стоял по другую сторону порога с таким видом, будто по нему проехался каток. – Ты уже видел новости? – спросил он. – Нет. – Джим отошел в сторону, пропуская парня. – Как ты меня нашел? – Чак сказал, где ты живешь. Я бы позвонил, но у тебя нет телефона. – Подойдя к телевизору, Вин включил его. Пока он листал каналы, к нему подошел пес и начал обнюхивать. Парень сошел за своего, потому что животное уселось на его туфлю. – Черт… не могу найти… крутили же по местному ТВ, – пробормотал Вин. Джим взглянул на электронные часы у кровати. Семь семнадцать. Будильник должен был прозвенеть в шесть, но, по всей видимости, он просто забыл его завести. – Что за новости? В этот момент Todayshow сменился сводкой свежих новостей, и возможно, самая красивая ведущая во всем Колдвелле посмотрела в камеру с серьезным выражением лица. – Тела двух мужчин, найденные на Десятой улице ранним утром, были опознаны как Брайан Винслоу и Роберт Ноумс, возраст обоих – двадцать один год. На экране, справа от светловолосой головы ведущей, всплыли фотографии тех яйцеголовых студентов, о которых они с Вином «позаботились». – Молодые люди стали жертвами огнестрельных ранений, их тела нашел прохожий, возвращавшийся из клуба, в районе четырех часов утра. Согласно представительнице Колдвеллского отделения полиции, ребята были соседями по комнате в САНИ , и в последний раз их видели выходящими из Железной Маски, местного ночного клуба. Имена подозреваемых пока не названы. – Угол обзора камеры сменился, и ведущая посмотрела в другой объектив. – О других новостях: очередной отзыв арахисового масла… Когда Вин посмотрел на него через плечо, он был спокойным и уравновешенным, и значит, он не в первый раз попадает в переплет с полицией. – Парень в очках и с усами, завернувший в коридор, когда мы дрались, может стать проблемой. Мы-то их не убивали, но велики шансы, что случай осложнит нам жизнь. Что верно – то верно. Отвернувшись, Джим подошел к шкафу для посуды и достал быстрорастворимый кофе. На дне банки осталось полдюйма, чего не хватит на одну чашку, что говорить о двух. Ну и ладно, напиток все равно на вкус напоминал помои. Он поставил банку на место и прошел к холодильнику, даже зная, что там ничего нет. – Алло? Херон, ты меня слушаешь? – Я слышал твои слова. – И он чертовски сильно жалел, что тех двух придурков пристрелили. Одно дело – ввязаться в рукопашную драку. И совсем другое – быть притянутым к убийству. Он был уверен в фальшивом удостоверении личности – в конце концов, его делало правительство США. Но ему не нужно, чтобы снова показалось его бывшее начальство, а арест за убийство мгновенно поместит его на их радары. – Я бы предпочел обойтись по возможности без шумихи, – сказал он, закрывая холодильник. – Ровно как и я, но если владелец клуба захочет найти меня, ему это удастся. Ну, точно: Вин дал проститутке свою визитку. Предполагая, что черная сумка принадлежала ей, и она не выбросила карточку. Наклонившись, Вин почесал собаку за ухом. – Сомневаюсь, что мы выйдем сухими из всего этого. Но у меня в запасе превосходные юристы. – Не сомневаюсь. «Дерьмо», – подумал Джим. Он не мог просто дать деру из города… ведь сейчас и здесь, в Колдвелле, решалась судьба Вина. Ну, только этого осложнения ему не хватало. Джим кивнул в сторону ванной. – Слушай, мне лучше принять душ и поехать на работу. Парень, чей дом я сейчас строю, может быть конкретным засранцем. Вин взглянул на него с полуулыбкой на губах. – Забавно, я того же мнения о своем боссе… за исключением того, что я работаю сам на себя. – По крайней мере, ты знаешь свои недостатки. – Даже более чем ты. Сегодня суббота. Так что не обязательно ехать на стройку. Суббота. Черт, он совсем позабыл, какой сегодня день недели. – Ненавижу выходные, – пробормотал он. – Я тоже… с трудом переживаю их. – Вин оглянулся вокруг и зацепился взглядом за две горки с бельем для стирки. – Ты всегда можешь прибраться здесь. – А что беспокоиться? Та, что слева, - чистая, справа – грязная. – Тогда тебе следует заняться стиркой, потому как эта могучая кучка не обеспечит тебя чистыми носками. Джим подхватил джинсы, которые надевал вчера ночью, и зашвырнул на «кучку» с бельем. – Эй, что-то выпало…– Вин наклонился и подобрал маленькую золотую сережку, которая лежала в кармане с самого четверга. – Где ты ее взял? – В переулке за Железной маской. На земле валялась. Вин уставился на безделушку, будто она стоила более двух долларов по себестоимости, или же пятнадцати – по покупной стоимости. – Не возражаешь, если я оставлю ее себе? – Вовсе нет. – Джим замешкался. – Девина была дома? Когда ты вернулся? – Ага. – Вы разобрались в своих отношениях? – Похоже на то. – Парень спрятал золотое колечко в нагрудный карман. – Знаешь, я видел, как ты управился с тем парнем прошлой ночью. – Ты не любишь говорить о Девине? – Мои отношения с ней не касаются никого кроме меня. – Глаза Вина сузились. – Тебя учили драться. И не в какой-то захолустной школе боевых искусств. – Сообщи, если будут новости от полиции. – Джим пошел в ванную и включил душ. Трубы затрещали и загремели, из крана на пластиковый пол душа полилась анемичная струя. – И не беспокойся насчет закрывания двери за собой. Со мной и псом все будет нормально. Парень посмотрел в маленькое зеркало над раковиной, прямо в глаза Джиму. – Ты не тот, за кого себя выдаешь. – И за кого же? Внезапно, тень пробежала по лицу Вина, будто он вспомнил что-то ужасное. – Ты в порядке? – нахмурился Джим. – Выглядишь так, будто увидел призрака. – Ночью мне приснился кошмар. – Вин пропустил руку сквозь волосы. – Еще не оправился от него. Внезапно, Джим услышал голос парня в голове: «Ты веришь в демонов?» Собака заскулила и начала метаться между ними, и у Джима шерсть встала дыбом на загривке. – О ком был сон. – Не вопрос. Вин натянуто рассмеялся, положил визитную карточку на кофейный столик и направился к выходу. – Ни о ком. Я не знаю, о ком был этот сон. – Вин… поговори со мной. Что, черт возьми, случилось, когда ты вернулся домой? Солнечный свет заполнил комнату, когда парень вышел на лестничную площадку. – Я дам тебе знать, если со мной свяжется полиция. Ты сделаешь то же. Я оставил свою визитку. Очевидно, не было смысла настаивать на своем. – Хорошо, без проблем. – Джим назвал номер своего мобильного и не удивился, когда Вин запомнил его без каких-либо записей. – И, послушай, тебе лучше держаться подальше от этого клуба. Бог знал, тюремные решетки не облегчат это уравнение. Более того Вин смотрел на ту темноволосую проститутку так, как должен был смотреть на Девину… следовательно, чем меньше он виделся с ней, тем лучше. – Я буду на связи, – сказал Вин, прежде чем закрыть дверь. Джим уставился на деревянные панели, когда раздались тяжелые шаги по ступеням, а потом завелся мощный двигатель. Когда М6 выехала на посыпанную гравием дорожку, он открыл дверь, выпуская собаку наружу, потом принял душ, пока его вяло-бегущая вода из резервуара совсем не остыла. Он намыливал себя, когда в голосе эхом отдался вопрос, заданный Вином прошлой ночью. Ты веришь в демонов?
***
На другом конце города, Мария-Тереза сидела на диване, уставившись на фильм, но не следила за происходящим на экране. Он был… четвертым по счету. Или пятым? Всю ночь она не спала. Даже не пыталась лечь на подушку. Вин занимал ее мысли… и там он говорил своим странным голосом: «Он идет за тобой. Он идет за тобой». Когда он вошел в этот жуткий транс в раздевалке, послание, которое срывалось с его губ, ужасало, но его невидящий взгляд был еще хуже. А ее первая реакция? Она подумала не «Что за ересь он несет?». Нет, она спросила, «Откуда ты знает?». Совершенно не зная, как реагировать или как справиться с собой, не говоря уже о нем, она вылетела из раздевалки и попросила его друга зайти внутрь. Она посмотрела на визитку в своей руке. В сотый раз переворачивая ее, она уставилась на фразу, написанную им: «Мне жаль». Она верила, что… Рингтон, проревевший из-за спины, испугал ее до смерти, она резко подскочила, и карточка вылетела из рук. Переведя дух, она потянулась за мобильником рядом с ней, но звонок прекратился прежде, чем она заметила, кто звонил, и успела ответить. Оно и к лучшему… она не желала сейчас говорить с кем-либо, и, скорее всего, кто-то просто ошибся номером. Из телефонов у нее была лишь маленькая Нокиа. Стационарный телефон на кухне не работал, потому что она не подключилась к линии. Была возможность сделать городской номер, но проблема заключалась в том, что, сколько не скрывай свой домашний номер, его легче вычислить, чем мобильный, а она была сторонницей анонимности… и поэтому выбирала квартиры с месячной арендной платой: это означало, что счета оплачивались на имя арендодателя, а не на ее имя. Положив телефон на диван, она вернулась в прошлое, до того, как ушла от Марка. Тогда ее сына звали Шон. А ее – Гретхен. Они носили фамилию Каприцио. И на самом деле, ее натуральный цвет волос был рыжий. В отличие от Джины из клуба. Мария-Тереза Бодро была ложью от начала и до конца, настоящей оставалась лишь ее католическая вера. Вот и все. Ну, точнее, вера, а также долги юристу и частному сыщику. После того что случилось, у нее появилась возможность войти в программу защиты свидетелей. Но копов можно было купить…. Богу известно, ее бывший со своими бандитами доказали это. Поэтому, с помощью прокурора округа она сделала что нужно, и когда Марка призвали к ответственности, она смогла свободно бежать на восток, как можно дальше от Лас-Вегаса. Боже, она ненавидела объяснять своему сыну, что они изменят имена при переезде. Она волновалась, что он не поймет… но когда она начала объяснять, он просто остановил ее. Он знал, почему это должно произойти, и сказал ей, что так никто не узнает, где они. Эта очевидная догадка разбила ей сердце. Когда телефон снова зазвонил, она взяла трубку. Этот номер знали немногие: Трэз, няньки и Центр матерей-одиночек. Звонил Трэз, и, судя по плохой связи, он был в дороге. – Все в порядке? – спросила она. – Ты новости видела? – Я смотрела Эйч-Би-Оу . Когда Трэз начал объяснять, Мария-Тереза схватила пульт и включила Эн-Би-Си . Там показывали Todayshow… Сводка последних новостей напугала ее до самых костей. – Хорошо, – сказала она ему. – Все верно. Да, конечно. Когда? Хорошо, я буду. Спасибо. Пока. – В чем дело, мама? Прежде чем взглянуть на своего сына, она взяла себя в руки. Когда она, наконец, обратилась к нему, то в голову забралась мысль, что он выглядел скорее на три года, чем на семь в своей пижаме и одеялом, которое волочилось по полу. – Ничего. Все в порядке. – Ты всегда так говоришь. – Он подошел к ней и запрыгнул на диван. Когда она передала ему пульт, он не переключил канал на Никелодион. Даже не посмотрел на ТВ. – Почему ты так сморишь? – Как «так»? – Будто снова настали тяжелые времена. Мария-Тереза наклонилась и поцеловала его в макушку. – Все будет хорошо. Слушай, я позову Сью, Рэйчел или Квинешу, чтобы они посидели с тобой немного. Мне нужно съездить на работу ненадолго. – Прямо сейчас? – Да, но сначала я приготовлю тебе завтрак. Тигр Тони ? – Когда ты вернешься? – До обеда. Сразу после – самое позднее. – Хорошо. Направившись на кухню, она набрала службу приходящих нянь Центра матерей-одиночек и начала молиться, когда пошел дозвон. Наткнувшись на голосовую почту, она оставила сообщение и на автомате наполнила чашку «Фростед флейкс» . Ее руки так сильно дрожали, что она едва высыпала сухой завтрак из коробки. Те два студента из клуба были мертвы. Застрелены в переулке за парковочной зоной. И полиция хотела поговорить с ней, потому что тусовщик, который нашел тела, сообщил, что парочка приставала к ней. Достав молоко, она напомнила себе, что это простое стечение обстоятельств. В центре города постоянно происходили нападения на людей, а те парни явно были под кайфом. Может, они пытались купить еще наркотиков, и сделка пошла наперекосяк. Пожалуйста, пусть она будет не причем, молилась она. Пожалуйста, пусть старая жизнь будет здесь не причем. Голос Вина прокрался в ее голову. Он идет за тобой… Твердо свернув эти размышления, чтобы не сойти с ума от страха, она переключилась на факт, что меньше чем через час ей нужно сидеть в полиции. Трэз был уверен, что ее прикрытие сработает, это железобетонное «Я простая танцовщица». Но боже… что, если ее арестуют за то, чем она занималась? Ну да, еще один урок от ее бывшего мужа: если ты живешь жизнью с непрочным фундаментом, стены могут посыпаться в мгновение ока, как только копы начнут задавать вопросы. Именно поэтому он пустился в бега. Он и его «друзья» убили так много своих «клиентов» по торговле «недвижимостью», равно как и федералов, и местных, когда они пустились за ними. Спасительной силой стало то, что она была простой женой, и понятия не имела, как работала преступная группировка. Его любовница, с другой стороны, знала намного больше и ее привлекли к уголовной ответственности как соучастницу. Такой бардак вышел в то время. И он продолжается до сих пор. Мария-Тереза протянула чашку с сухим завтраком своему сыну и поставила перед ним один из двух столиков-подносов. Подойдя ближе, ее сердце билось так громко, что она боялась, что Робби услышит стук, но снаружи она оставалась предельно спокойной. Очевидно, он на это не купился. – Мы снова переезжаем, мама? Она замерла, выдвигая ножку подноса. Она не лгала своему сыну… ну, в большинстве случаев… но она не знала, как подготовить свои слова. Но иначе нельзя было. Когда ее телефон снова зазвонил, она посмотрела на ребенка, принимая звонок от няньки. – Я не знаю.
Когда Вин ехал по спальному району Колдвелла, он действовал скорее на автопилоте, чем осознанно, и было сложно сказать, что занимало его больше: переполох с теми убитыми парнями или отвратительный сон с Девиной. Копы совершенно точно появятся в «Железной Маске» со своим «привет-как-дела-что-за-хрень?!», и если хоть кто-нибудь пикнет о произошедшем в том коридоре, им захочется взглянуть на записи камер безопасности. Которые не покажут ничего хорошего. Безусловно, не они с Джимом начали драку и размахивали ножами, и все же, они были живы-здоровы, в то время как та парочка схлопотала свинцовые стимуляторы в грудные клетки. И тот ужасный ночной кошмар… он был настолько реальным, что Вин до сих пор ощущал костлявые руки на своих предплечьях. Черт, при одной мысли о сне, его член в штанах съеживался, будто желал спрятаться на зиму в самом кишечнике. «Ты заключил сделку и взял все, что я принесла в твою жизнь – ты ел это, пил и трахал… Все это – моя заслуга, и ты должен мне». Сделку? Какую сделку? Насколько он знал, он ничего с ней не заключал. Ни с кем бы то ни было. Черт возьми, он рассуждал о том, что произошло во сне. Психушкой пахнет. Важно то, что он собирался порвать с Девиной как можно скорее… и не только потому, что его подсознание отторгало ее. Проблема в том, что в основе их отношений лежала не любовь и даже не страсть. Страсть означала занятие любовью с его душой, но не важно, сколько раз она заставляла его кончить, она задевала лишь его тело. Он думал, что этого будет достаточно. Решил, что ему нужно лишь это. Но первой наводкой, что в их отношениях что-то не клеится, стала его невозможность задать «вопрос на миллион». Окончательно все сомнения разрешил один взгляд на Марию-Терезу. Конечно, это не означало, что они с Марией-Терезой скроются в лучах заходящего солнца ; его реакция на девушку просто показала, сколько всего не хватает ему и женщине, на которой он собирался жениться. Боже, прошедшее время в этом предложении, словно пощечина било наотмашь. Сосредоточившись на дороге, он выругался, когда сознал, где находится. Вместо того чтобы приехать в офис, он оказался на Торговой улице, и, проехав парадный вход в «Железную Маску», он начал замедлять ход. Напротив клуба были припаркованы два полицейских автомобиля, а у главной двери стоял мужчина в форме. Умным решением было бы не останавливаться. Он так и сделал. Ну, почти. Доехав до следующей улицы и свернув налево, он объехал клуб, направляясь к задней парковке. Заехав на место, он сразу же остановился. Там стояло еще больше полицейских машин, и в квартале впереди, между двумя зданиями, была натянута желтая лента. Так вот где произошли убийства. Раздался автомобильный гудок, и его взгляд переместился на зеркало заднего вида. Позади стояла темно-зеленая Тойота Камри… за рулем которой сидела Мария-Тереза. Поставив рычаг переключения передач на «нейтрал», он дернул стояночный тормоз и вышел из автомобиля. Когда Вин подошел к ее машине, Мария-Тереза опустила стекло… он счел это хорошим знаком. Блин, ему нравилось, как она выглядела с убранными в конский хвост волосами, одетая в простую красную водолазку и джинсы. Без макияжа, она была по-настоящему красивой, и, нагнувшись, он уловил аромат не парфюма, а смягчителя для ткани, который стал отрадой для его носа. Вин сделал глубокий вдох и почувствовал, как его плечи расслабляются впервые за… ага, точно, будто он мог вспомнить, за какое время. – Они и тебе позвонили? – спросила девушка, взглянув на него. Он встряхнулся, возвращаясь к реальности. – Полиция? Пока нет. Ты собралась разговаривать с ними сейчас? Она кивнула. – Трэз позвонил мне примерно полчаса назад. Мне повезло, что удалось пригласить няньку. Няньку? Его глаза переместились на руль, который она обхватила руками. Обручального кольца не было, но может у нее был бойфренд… хотя какой мужчина позволит своей женщине заниматься такой работой? Он бы для начала продал себя по кусочкам, если бы она принадлежала ему. Дерьмо… как Мария-Тереза ответит на неизбежный вопрос о том, чем она занимается в клубе? – Слушай, если тебе нужен адвокат, я знаю нескольких хороших. – Ну, прямо день разбрасывания адвокатских визиток. – Может, тебе следует сначала нанять адвоката, прежде чем говорить с полицией, учитывая, что ты… – Со мной будет все в порядке. Трэз не беспокоится, и я не буду, пока он спокоен. Когда ее глаза забегали вокруг, он осознал, что у нее уже имелась стратегия выхода, и не нужно быть Эйнштейном, чтобы понять, в чем она заключалась. Очевидно, она исчезнет, если станет чересчур жарко, и по какой-то причине, это выбило его из колеи. – Мне нужно ехать, – сказала она, кивая на его автомобиль. – Ты закрываешь путь на парковку. – О, да. Верно. – Он замешкался. Ему нужно было задать вопрос, но тот встал поперек горла, сдерживаемый убеждением «не-здесь-не-сейчас» и подгоняемый «а-когда-тогда». – Мне нужно ехать, – повторила она. – Что я сказал прошлой ночью? В раздевалке. Когда я, ну знаешь…– Она побледнела, и ему захотелось врезать себе. – Я имею в виду… – Прости. Но мне действительно пора ехать. – Черт, ему не стоило упоминать про это. С бесшумным проклятьем, он хлопнул кулаком по крыше автомобиля в качестве прощания и поплелся к своей машине. Сев в М6, он включил первую передачу и, отжав сцепление, освободил ей дорогу. Он медленно развернулся, когда она припарковалась лицом к клубу и вышла из Камри. Владелец «Железной Маски» открыл заднюю дверь, когда Мария-Тереза подошла к ней, и парень внимательно рассмотрел парковку, будто опасался за девушку. Когда он заметил М6, он кивнул, будто знал, кто сидел за рулем. Вин внезапно почувствовал жалящую боль в висках, давление нарастало в его голове, будто что-то давило сверху. Неожиданно, все его мысли перемешались, словно сброшенная со стола колода карт, которые разлетелись в разных направлениях, приземляясь рубашками и вверх, и вниз. Все закончилось также быстро, как и началось, голова пришла в норму, все карты от тузов до джокеров вернулись в должный порядок. Пока он морщился и потирал лицо, Трэз натянуто улыбнулся и сказал что-то Марии-Терезе, отчего она взглянула через плечо на его М6. Прежде чем они скрылись внутри, девушка подняла руку и слегка помахала ему, и потом дверь закрылась за ними. Закапал дождь, и стеклоочистители Вина включились автоматически, очищая стекла слева направо, слева направо. Его центральный офис находился недалеко отсюда, всего в пяти минутах езды, и там Вина ждало полно работы: нужно изучить архитектурные планы. Утвердить заявки на получение разрешения на строительство, прежде чем передавать их на рассмотрение. Провести инспекции. Уладить долбанные трудности между подрядчиками. Предостаточно заморочек, с которыми следует разобраться. Хотя, по всей видимости, он, как преданный пес, лучше подождет здесь, пока она снова не появиться. Он такой жалкий. Вин поехал прочь от «Железной Маски», направляясь в сторону небоскребов у реки. Здание, в котором располагались его офисные помещения, было самым новым и высоким в Колдвелле. Добравшись до него, он воспользовался пропуском, чтобы заехать на подземную стоянку. Оставив М6 на предназначенном для него месте, он поднялся на лифте, минуя этажи с адвокатскими конторами, бухгалтерскими фирмами и знаменитыми страховыми компаниями. Раздался звон, символизирующий приезд на сорок четвертый этаж, и когда открылись двери, он вышел из лифта и прошел мимо стойки приемной. Высоко над столом висела вывеска с названием его компании – «ГРУППА ДИПЬЕТРО», выполненная золотыми буквами, с подсветкой внизу. Ступая по плисовому черному ковру в своем офисе, он чувствовал себя увереннее с каждым шагом. Он разбирался в своем бизнесе, контролировал его…. Он построил треклятую компанию с нуля, так же как он строил свои дома, до тех пор, пока корпорация не стала самой крупной и самой лучшей в своем роде. Войдя в «угловой» кабинет, он включил свет, и все панели из астрониума ясенелистного, который он выбирал собственноручно, засияли, словно солнечные лучи. В центре его черного стола, на бумагах лежал манильский конверт , и он подумал, «да, Том Уильямс работал так же усердно, как и он». Вин сел за стол и, вскрыв конверт, достал свернутую карту. Утвердил генеральный план по трем участкам земли примерно в сто акров, над которыми он сейчас работал. Проект, объединяющий разрозненные земельные наделы станет шедевром, сто пятьдесят роскошных домов в Коннектикуте, там, где до недавнего времени жили одни кони. Целью было привлечение пригородных жителей Стамфорда, которые пожелают ездить сорок пять минут до города, чтобы жить в условиях Гринвичских богачей. Он начнет снос и стройку, как только цены от подрядчиков будут именно на том уровне, на котором он хочет их видеть. Земля находилась в отличных условиях: с низким уровнем грунтовых вод, и, следовательно, домовладельцам не нужно беспокоиться, что их винные погреба будут утопать каждую весну. Он, со своей стороны, проведет воду, электричество и канализацию по централизованной подземной системе. Первым ходом, как и в случае с его домом у реки, станет снос всех ветхих фермерских домов и сараев, но он решил оставить каменные стены на месте для сохранности колорита… при условии, что они не станут помехой. У него было хорошее предчувствие, и особенно радовали цены. Времена были трудные, а предложенные им расценки – более чем разумны. К тому же, он послал Тома на переговоры с местными риелторами, и значит у этих несчастных придурков не было ни шанса. Том был его наживкой с кукольным личиком. Парень с гарвардским дипломом по МБА шел напролом, как танк… и выглядел при этом, как двенадцатилетний юнец. «Сладенький, как яблочный пирог» Том без проблем притворялся специалистом по охране окружающей среды и давал безосновательные для судебного преследования, устные заявления о защите земель, которые, по факту, собирались пускать в оборот. Ну, сейчас не возникало никаких проблем. В самом начале, Вину пришлось учить его делу, но как только они начали купаться в деньгах, парень усек программу и даже более того. Они вдвоем устраивали постановочные шоу столько раз, что буквально выучили их наизусть: заходит Том, разбрасываясь планами со своим обаянием защитника окружающей среды, пока Вин мобилизует деньги, получает разрешения и решает проблемы с подрядчиками. Именно таким образом они получили землю у реки Гудзон, тот квартет из старых охотничьих хижин уступил ему десять акров под его грандиозный дом. Когда дело дошло до его дворца, он мог построить дом где угодно, но выбрал тот полуостров из-за золотого правила недвижимости: местонахождение, местонахождение, местонахождение. Конечно, только если землетрясение не сметет Калифорнию с Западного побережья, или не растают полярные льды Аляски, ему придется задуматься о перепродаже. Сто процентов, через пару лет ему захочется что-нибудь больше и лучше, чем дом, который он строит сейчас, и вот второе событие, к которому он готовит Ангелочка Тома: именно Том выкупит его дюплекс в Коммодоре. Ничто не сравнится с помощью подрастающему поколению. Вин снял трубку и набрал своего помощника, намереваясь продвинуться еще дальше с Конектикутским проектом.
***
– Спасибо, мадам. Думаю, это все, что было нужно нам на данный момент. Мария-Тереза нахмурилась и взглянула на Трэза, который сидел рядом с ней на бархатном диване. Выпрямив ноги, словно он собирался встать, мужчина казался абсолютно не удивленным тем, как мало потребовалось времени для допроса… как, если бы он заставил полицейского задать вопросы быстро и без сюрпризов. Она перевела взгляд на копа. – И все? Офицер, закрыв блокнот, потер виски, будто они болели. – Расследованием занимается детектив Де ла Круз, и позже у него могут возникнуть вопросы. Но вы не под подозреванием. – Он кивнул Трэзу. – Спасибо за сотрудничество. Трэз слегка улыбнулся. – Мне жаль, что те камеры безопасности не работали. Как я уже упоминал, я должен был починить их еще несколько месяцев назад, и, между прочим, у меня есть журнал учета неисправностей, который я буду счастлив показать вам. – Ну, я взгляну на него, но… – Мужчина потер левый глаз. – Как вы сказали, вам нечего скрывать. – Абсолютно нечего. Позвольте мне сначала проводить ее, а потом мы отправимся в мой офис? – Конечно. Я здесь подожду. Когда они встали, направляясь к заднему коридору, она тихо сказала: – Не могу поверить, что они не станут копать дальше. Не знаю, зачем мне вообще нужно было приходить. Открыв заднюю дверь, Трэз положил руку на ее плечо. – Я же сказал, что обо всем позабочусь. – И ты это сделал. – Она окинула парковку взглядом и замешкалась у двери. – Так, ты видел, сюда заглядывал этот Вин. – Так его зовут? – Так он представился мне. – Он беспокоит тебя. По многим пунктам. – Ты не думаешь, что он и его друг… – Убили тех парней? Нет. – Откуда столько уверенности? – Она достала из кошелька ключи. – В смысле, ты же не знаешь их. Они могли вернуться назад и… Но, она не верила тому, что только что сказала: она не могла вообразить, что Вин и его друг были убийцами. Они подрались с теми парнями, да, но сделали это, защищая ее, и остановились прежде, чем нанесли им серьезный вред. К тому же, Вин находился с ней в раздевалке сразу же после случившегося. Хотя, один Бог знает, когда произошли те убийства. Трэз наклонился и нежно погладил ее щеку. – Перестань. Не волнуйся о Вине и его приятеле. Я хорошо разбираюсь в людях и всегда бываю прав. Она нахмурилась. – Я не верю, что те камеры безопасности сломаны. Ты никогда бы такое не потерпел в своем… – Эти ребята позаботились о тебе, когда меня не было рядом. И поэтому я позаботился о них. – Трэз обхватил ее рукой и повел к машине. – Увидишь снова своего Вина, передай ему, чтобы не беспокоился. Я прикрыл его. Мария-Тереза заморгала от яркого, но холодного солнца. – Он не мой. – Конечно, нет. Она уставилась на Трэза. – Как ты можешь быть так уверен в… – Перестань волноваться и просто доверься. Когда дело касается тебя, сердце этого мужчины чисто. После того, через что она прошла, Мария-Тереза научилась не доверять тому, что ей говорили. Она прислушивалась лишь к охранной сигнализации в центре ее груди…. и когда она смотрела в глаза Трэза, ее внутренний тревожный звоночек молчал: он знал, что говорит. Она понятия не имела как, но, с другой стороны, у Трэза были свои, так называемые методы… методы для выяснения истины, решения проблем, заботы о бизнесе. Так что, да, полиция не увидит ничего, что не пожелает он. И Вин не убивал тех парней. К несчастью, эти два убеждения только отчасти успокоили ее. Он идет за тобой… Трэз открыл дверь автомобиля и передал ей ключи. – Я хочу, чтобы этой ночью ты отдохнула. Трудное время. Она села в Камри, но прежде чем завести двигатель, она взглянула на него, высказывая свой самый сильный страх. – Трэз, что если эти убийства как-то связаны со мной? Что, если кто-то увидел их рядом со мной, не Вин, кто-то другой? Что если… их убили из-за меня? Взгляд ее босса стал проницательным, будто он знал каждую деталь, которую она умалчивала. – И кто в твоей жизни может совершить подобное? Он идет за тобой… Боже, Трэз знал о Марке. Должен был. И все же, Мария-Тереза заставила себя ответить: – Никто. Я не знаю никого, кто бы смог сделать такое. Глаза Трэза сузились, будто его оттолкнула эта ложь, но он был готов уважать решение Марии-Терезы. – Ну, если решишь ответить на этот вопрос иначе, то можешь обратиться ко мне за помощью. И если надумаешь уехать из города, я должен знать, что причина в этом. – Окей, – услышала она свой ответ. – Хорошо. – Но я вернусь к десяти. – Она пристегнула ремень. – Мне нужно работать. – Не стану спорить, но я с тобой не согласен. Просто помни, если увидишь своего Вина, передай ему, что я прикрыл его задницу. – Он не мой. – Верно. Аккуратней за рулем. Мария-Тереза закрыла дверь, завела Камри и развернулась. Выехав на Торговую, она запустила руку в карман флисовой кофты. Визитка Вина ДиПьетро была именно там, куда она положила ее, обнаружив в своей сумке. Доставая его карточку, она подумала о том, как он выглядел этим утром, с разукрашенным лицом и умным, обеспокоенным взглядом. Было странно осознавать, что ее больше пугало то, что он мог знать, а не то, кем мог оказаться. Дело в том, что она, как Скалли, не верила во все эти «Секретные материалы». Она не верила в гороскопы, не говоря уже… о чем-то, что превратило взрослого мужчину в некий канал для передачи… чего-то там. Она не верила в это. По крайне мере, обычно не верила. Проблема в том, что проигрывая в уме полночи то, что произошло между ними в раздевалке, она стала задаваться вопросом, а может ли то, во что ты не веришь, существовать на самом деле? Посреди транса Вин находился в ужасе, и только если он сегодня не провернул представление, достойное Оскара, то он честно не знал, что наговорил ей и действительно был озабочен тем, что это могло значить. Достав из сумки сотовый телефон, она набрала номер, напечатанный внизу карточки, рядом с которым не было пометки «факс». Но когда пошел дозвон, она вспомнила, что была суббота, и если телефон стоял в офисе, то ей ответит голосовая почта. Что она могла сказать? Привет, я проститутка, которой Мистер ДиПьетро помог прошлой ночью. И я звоню, чтобы заверить его, что мой сутенер уладил все проблемы. И что он не должен беспокоиться о тех двух трупах в переулке. Идеально. Стикер именно с такой пометкой его помощник захочет приклеить на свой стол. Она оторвала телефон от уха и навела палец на кнопку «завершение»… – Алло? Я ищу Мистера Ди… – Мария-Тереза? О, этот низкий голос был опасен. Ее поглотил этот звук, и она почти сказала, Нет, Меня зовут Гретхен. – О, да. Прости, что беспокою тебя, но… – Нет, я рад, что ты позвонила. Что-то произошло? Нахмурившись, она включила поворотник. – Эм, нет. Я просто хотела сказать… – Где ты? До сих пор в клубе? – Только что уехала. – Ты уже завтракала? – Нет. – О, господи. – Знаешь вагон-ресторан «Риверсайд»? – Да. – Встретимся там, через пять минут. Она посмотрела на часы на приборной панели. Предполагалось, что нянька останется дома до обеда, так что времени было достаточно, но она задавалась вопросом, какую дверь она собирается открыть. Большая ее часть хотела убежать от Вина, потому что он был слишком красив и более чем ее тип мужчины, и она будет дурой, если не учтет ошибки прошлого. Но потом она напомнила себе, что может сбежать. При первом удобном случае. Черт, она уже была на грани, чтобы покинуть Колдвелл навсегда. Он идет за тобой… Вспомнив сказанные им слова, она получила стимул для встречи с ним. В сторону влечение, она хотела знать, что он видел, когда говорил такие вещи. – Хорошо, встретимся там. – Она положила трубку, моргнула поворотником в другую сторону и направилась к одной из достопримечательностей Колдвелла. Ресторан «Риверсайд» находился в двух милях отсюда и максимально близко к береговой линии Гудзона; станет ближе, если бы только заведение поставили на якорь и держали на плаву. Вагон-ресторан поставили в этом квартале в 1950-х, до издания законов по охране окружающей среды, и он до сих пор сохранил первоначальной вид, начиная от крутящихся стульев, покрытых обивкой «Наугахайд» около прилавка из «Формайки» , до музыкального автомата и сатуратора, из которого официантки и по сей день разливали посетителям Колу. Она была здесь раз или два с Робби. Ему понравился пирог. Когда она вошла в заведение, то сразу же увидела Вина ДиПьетро. Он сидел за последним столиком слева, лицом к двери. Когда их взгляды встретились, он поднялся. Даже с синяком, царапиной на щеке и опухшей нижней губой, он был сногсшибательно сексуален. Блин… приблизившись к нему, она пожалела, что не питает слабость к бухгалтерам, ортопедам или шахматистам. Или даже к торговцам цветами. – Привет, – сказала она, присаживаясь. На столе лежала пара меню, два набора столовых приборов из нержавеющей стали на бумажных салфетках, и две керамических кружки. Так приземленно, по-домашнему, мило. И в черном кашемировом свитере и коричневом замшевом пиджаке, Вин выглядел так, будто место ему не здесь, а в каком-нибудь модном кафе. – Привет. – Он медленно опустился в кресло, не отрывая от нее взгляда. – Кофе? – Пожалуйста. Он поднял руку, и подошла официантка в красном переднике и красно-белой униформе. – Два кофе, пожалуйста. Когда женщина ушла за кофейником, Вин постучал по красно-белому меню. – Надеюсь, ты голодна? Мария-Тереза открыла свое меню и пробежалась по ассортименту, думая, что абсолютно каждое блюдо подходило для пикника 4го Июля . Ну, хорошо, может не позиции для завтрака, но в подобном заведении слово «салат» дополнялось чем-то вроде курицы, картофеля, яиц или макарон, а салат-латук предназначался только для сэндвичей. Замечательная кухня, на самом деле. – Приглянулось что-нибудь? – спросил Вин. Она не воспользовалась удобным случаем посмотреть на него через стол. – Я не большой едок, на самом деле. Думаю, сейчас я обойдусь кофе. Вернувшаяся официантка налила им кофе. – Вы определились с заказом? – Уверена, что не будешь завтракать? – спросил он Марию-Терезу. Когда она кивнула, Вин передал оба меню официантке. – Я хочу блины. Без масла. – Картофельные оладьи? – Нет, спасибо. Вполне сойдут простые блины. Когда официантка удалилась на кухню, Мария-Тереза слегка улыбнулась. – Что? – спросил он, протягивая ей сахар. – Нет, спасибо. Я пью без сахара. А улыбаюсь потому, что мой сын… он тоже любит блины. Я готовлю их для него. – Сколько ему лет? – Вин размешивал сахар с характерным звоном. Хотя вопрос был обыденным, он ждал ее ответа, будто было иначе. – Семь. – Она посмотрела на его безымянный палец, на котором отсутствовало кольцо. – У тебя есть дети? – Нет. – Он сделал пробный глоток и вздохнул так, будто напиток был идеален на вкус. – Не был женат, никаких детей. Последовала пауза, будто он ожидал, что она вернет услугу за услугу ответной информацией. Она подняла кружку. – Я позвонила потому, что мой босс… он хотел передать тебе, что он обо всем позаботился… – Она помедлила. – Ну, знаешь, насчет камер безопасности, которые могли записать прошлую ночь… и все такое. Хотя она волновалась, что он может не оценить, что кто-то препятствует правосудию от его имени, но Вин просто кивнул, будто был мужчиной, который решал проблемы так же, как и Трэз. – Передай, что я ценю это. – Хорошо. В последующей тишине, Вин пробежал пальцем по толстой ручке своей кружки. – Слушай, я ничего не делал с теми двумя прошлой ночью. Ну, кроме того, что ты видела. Я не убивал их. – Трэз то же самое сказал. – Сделав глоток, ей пришлось согласиться с ним: кофе был превосходным. – Я не стала упоминать тебя или твоего друга во время разговора с полицией. Вообще не стала говорить о драке. Вин нахмурился. – Что ты сказала? – Только что эти двое приставали ко мне. Что Трэз поговорил с ними, и когда это не подействовало, их выгнали из клуба. Оказалось, что два других очевидца дали те же показания, так что все сошлось. – Почему ты солгала обо мне? – тихо спросил он. Избегая его взгляда, она посмотрела в окно рядом с ними. Река, такая близкая, что можно было рукой подать, стояла недвижимая и потемневшая от недавних дождей. – Почему, Мария-Тереза? Она сделала большой глоток из кружки, чувствуя, как теплое кофе согревает ее желудок. – По той же причине, что и Трэз. Потому что ты защитил меня. – Это рискованно. Учитывая то, чем ты занимаешься. Она пожала плечами. – Я не боюсь. Уголком глаза она заметила, как Вин потер лицо и поморщился, будто царапина причиняла боль. – Я не хочу, чтобы ты рисковала ради меня, в каком бы то ни было отношении. Мария-Тереза спрятала улыбку. Забавно, как некоторые мужчины могут согреть своими словами… не потому, что они возбуждали, а потому, что превышали наименьший общий знаменатель, устремляясь в более значимую территорию. Борясь с притяжением его голоса, его глаз, его замашек спасителя, она сказала: – Прости, что прошлой ночью ушла так внезапно. Ну, знаешь, в раздевалке. Я просто… испугалась. – Да… – Он выругался на выдохе. – И я прошу прощения, что у меня так поехала крыша… – О, нет, все нормально. Не… похоже, что ты имеешь над этим много власти. – Вообще никакой. – Еще одна длинная пауза. – Не хочу снова поднимать эту тему, но что я наговорил тебе? – Ты не знаешь? – Он покачал головой. – Это был припадок? Его голос стал напряженным. – Можно и так назвать. Так… что я сказал? Он идет за тобой… – Что я сказал? – Вин потянулся через стол и легонько коснулся ее руки. – Пожалуйста, расскажи. Она уставилась туда, где он касался ее, и подумала… да, порой не столько слова мужчины согревают тебя… чтобы согреть все тело хватает простого ощущения его ладони чуть выше твоего запястья. – Ваши блины, – сказала официантка, испортив момент. Когда они оба отклонились, официантка с шумом поставила тарелку и маленький кувшин из нержавеющей стали. – Еще кофе? Мария-Тереза взглянула на полупустую кружку. – Для меня, пожалуйста. Вин принялся за сироп, поливая тонкой янтарной струей три огромных золотистых круга. – Мои не столь высокие, – сказала Мария-Тереза. – Когда я готовлю блины… они не получаются такими золотистыми или высокими. Вин со стуком закрыл крышку сиропницы и, взяв вилку, начал разрезать стопку на равные кусочки. – Уверен, твой сын не жалуется. – Нет. – От мыслей о Робби заболело в груди, поэтому она постаралась не вспоминать, как он смотрел на нее с любовью и трепетом, когда она переворачивала те домашние блинчики для него. Официантка вернулась с кофейником, и, после того как она разлила напиток и убежала, Вин сказал: – Я очень надеюсь, что ты ответишь на мой вопрос. Без серьезных причин, она снова подумала о Робби. Он был невинным, которого она втянула в жестокую реальность, сначала выбрав плохого мужа, а потом – тем способом, которым решила избавиться от финансовых проблем, в которые вляпалась. Вин не отличался от него. Последнее, что ему нужно, – это влезть в ту черную дыру, из которой она пытается выбраться… а он уже доказал, что обладает комплексом героя. По крайней мере, насколько она знала. – Бессмыслицу, – прошептала она. – Сказанное тобой не имело смысла. – Раз это не важно, нет причин не сказать мне. Она снова посмотрела через стекло, на реку… призывая всю свою силу. – Ты сказал «камень, ножницы, бумага». – Его глаза метнулись к ее лицу, и она заставила себя посмотреть в ответ и солгать. – Я понятия не имею, что это может значить. Честно говоря, меня встревожил больше твой вид в тот момент, а не твои слова. Глаза Вина сверлили ее. – Мария-Тереза… у меня есть послужной список в подобных вещах. – В смысле «послужной список»? Он продолжил есть, желая избавиться от напряжения между ними. – В прошлом, когда я входил в транс и делал предсказания… они сбывались. Поэтому, если ты что-то скрываешь от меня из соображений конфиденциальности, я пойму это. Но я настоятельно советую серьезно отнестись к тому, что я тогда сказал. Холодными руками она обхватила горячую кружку. – Ты вроде гадалки? – Ты работаешь в опасной сфере. И должна соблюдать осторожность. – Я всегда осторожна. – Хорошо. Последовало очередное затишье, в течение которого она смотрела на свое кофе, а он сосредоточился на еде. Было довольно легко догадаться, что под «осторожностью» подразумевались не только пристающие к ней подонки. Речь шла и о других аспектах ее работы. – Я знаю, что интересует тебя, – тихо сказала она. – Во-первых, как я могу заниматься этим, и почему я не бросаю. Когда он, наконец, заговорил, голос был низким и полным уважения, будто он совсем не судил ее. – Я не знаю тебя, но ты не похожа на…ну, остальных женщин в клубе. Поэтому я предполагаю, что произошло что-то абсолютно ужасное, раз ты начала заниматься этой деятельностью. Мария-Тереза снова посмотрела в окно, наблюдая за проплывавшей мимо веткой. – Я не такая, как большая часть моих коллег. И закончим на этом. – Хорошо. – Прошлой ночью с тобой была твоя девушка? Он нахмурился, поднимая к губам кружку. Сделав большой глоток, он изогнул бровь. – Значит, тебе можно иметь секреты, а мне – нельзя? Пожав плечами, она подумала, что, черт возьми, ей нужно держать язык за зубами. – Ты прав. Так не честно. – Да, она моя девушка. По крайней мере… была таковой прошлой ночью. Мария-Тереза закусила губу, чтобы не сорваться и начать выпрашивать подробности. Неужели они расстались? И если да, то почему? Вин вернулся к еде, но его широкие плечи так и не расслабились. – Могу я сказать кое-что, чего не следует говорить? Мария-Тереза застыла под его взглядом. – Давай. – Прошлой ночью я представлял нас вдвоем. Мария-Тереза медленно опустила кружку. Ну, хорошо… порой мужчины говорят вещи, из-за которых чувствуешь себя чертовски сексуальной. Порой их взгляды бывают осязаемы, словно прикосновение. И все это сейчас исходило от сидящего напротив мужчины. Ее тело ответило мгновенно: грудь начало покалывать у сосков, бедра потяжелели, кровь побежала быстрее… и этот эффект шокировал ее. Очень давно… на самом деле, целую вечность… она не чувствовала что-то, хоть отдаленно напоминающее сексуальное влечение к мужчине. И вот она, сидит перед огромным запретным плодом в кашемировом свитере, ощущая в реальности то, что она имитировала каждую ночь с незнакомцами. Она быстро заморгала. – Черт. Не следовало ничего говорить, – пробормотал он. – О, нет, дело не в тебе. Правда. А в ее жизни. – И я не возражаю. – Нет? – Нет. – Ее голос был чересчур низким. – Ну, это показалось мне неправильным. Ее сердце замерло в груди. Окей, его маленький комментарий подействовал лучше, чем галлон льда, чтобы избавить ее от теплого покалывания. – Ну, если ты чувствуешь себя виноватым, – резко сказала она. – То исповедуешься не той женщине. Может поэтому у него не ладится с подружкой. Но Вин покачал головой. – Это было неправильно потому, что я представил как плачу тебе, и мне… совсем это не понравилось. Мария-Тереза поставила кружку на стол. – И почему это. Но она уже знала ответ: потому что человек подобный ему, никогда не станет встречаться с такой как она. Когда Вин открыл рот, она подняла руку и одновременно потянулась за своей сумкой. – На самом деле, я и так знаю. Думаю, мне лучше уйти… – Потому что будь я с тобой, я бы хотел, чтобы ты выбрала меня. – Он посмотрел ей в глаза и продолжил. – Я бы хотел, чтобы ты выбрала меня. Не потому, что я заплачу за это. Я хотел бы, чтобы ты… захотела меня и захотела быть со мной. Поднимаясь с кресла, Мария-Тереза застыла на полпути. Он мягко продолжил. – И я хотел бы, чтобы ты наслаждалась каждым моментом так же сильно, как буду наслаждаться я. После долгого молчания, Мария-Тереза скользнула обратно в кресло. Взяв в руки кружку, она сделала большой глоток и услышала, как отвечает… хотя, она сначала сказала, и только потом поняла что конкретно: – Тебе нравятся рыжеволосые? Он слегка нахмурился и пожал плечами. – Да. Конечно. А что? – Просто так, – прошептала она, прячась за свой кофе.
Перепутье означает, что ты пойдешь направо или же налево, рассуждал Джим, растянувшись на полу в гараже, с гаечным ключом в руках. По определению, когда ты подходишь к пересечению дорог, то должен выбрать направление, потому что стало невозможным продолжать движение вперед по той дороге, по которой ты шел: ты выезжаешь на шоссе или остаешься на асфальтированной дороге. Обгонишь машину с заездом за пунктирную разметку или же останешься в своей полосе и в безопасности. Заметив желтый сигнал светофора, ты либо разгоняешься, либо тормозишь. Некоторые из этих решений не играют никакой роли. Другие, без вашего ведома, ставят на вашем пути пьяного водителя или же держат его в стороне от вас. В случае Вина, кольцо, которое он не решался подарить, было эквивалентно повороту направо, прочь от автопоезда, который вот-вот наедет на замерзшую лужу: то, что парень сейчас делал, значило все для его жизни, и ему срочно нужно включить этот поворотник и съехать на новую дорогу. Сукин сын терял время со своей женщиной, ему нужно задать этот жизненно-важный вопрос прежде, чем она… – Мать твою! Джим выронил соскользнувший ключ и затряс рукой. Учитывая все обстоятельства, ему следует уделить немного внимания своему занятию; при условии, что он хочет сохранить все свои костяшки в целостности. Проблема в том, что его поглотили эти мысли о Вине. Что, черт подери, ему сейчас делать с парнем? Как побудить его попросить руки у этой женщины? В его прошлой жизни ответ был бы элементарным: приставить к его виску дуло пистолета и потащить парня к алтарю. Сейчас? Ему нужны чуть более цивилизованные методы. Сев на холодный, бетонный пол, Джим окинул взглядом этот треклятый мотоцикл, который он таскает за собой с того момента, как осел в Штатах. Он не работал тогда, не работает и сейчас, и судя по его ремонту через пятую точку, его будущее вполне известно. Боже, он не знал, с дурацкого наития купил его. Мечты о свободе, наверное. Либо поэтому, либо потому, что ему, как и любому парню с яйцами, нравились Харлеи. Собака отвернулась от солнечного места, на котором дремала, подергивая косматыми ушами. Джим облизал кожу на содранной костяшке. – Прости за ругань. Казалось, собаку, положившую голову на лапы, это нисколько не заботило. Его густые брови были приподняты, будто пес приготовился слушать что угодно, будь то проклятья или разговоры в смешанных компаниях. – Перепутье, Пес. Ты знаешь, что это означает? Нужно выбирать. – Джим снова поднял гаечный ключ и еще раз принялся за болт, так сильно покрытый маслом, что было сложно сказать, был ли он шестиугольным. – Нужно выбирать. Он вспомнил, как Девина смотрела на него с водительского сиденья того гламурного БМВ. Я ждала, когда он растает, доверится мне и полюбит, но этого не произошло. И сейчас я начинаю терять свою уверенность, Джим, на самом деле. Потом подумал о том, как ДиПьетро смотрел на ту темноволосую проститутку. Да, все верно, налицо перекресток. Проблема в том, что ДиПьетро, тупица эдакий, подошел к указателю и вместо поворота направо, где стрелка указывала на «Страну счастья», он разыскивал город под названием «Загони себя в могилу, и оплакивать тебя будет только твой бухгалтер». Джим надеялся, что рассказав Девине про кольцо, он выиграет немного времени, но как долго это будет продолжаться? Черт, в каком-то смысле, его предыдущая работа была легче, потому что он обладал большей властью: завести цель в поле зрения, завалить ублюдка, смыться. Но заставить Вина заметить очевидное… было намного сложнее. К тому же, раньше у Джима была тренировка и поддержка. Сейчас? Ничего. Рычание двух харлеев заставило Джима обернуться. И его собаку. Два байка катили по гравию к гаражу, и Джим позавидовал придуркам, чьи руки сжимали рули. Мотоциклы Эдриана и Эдди блестели, хромированные крылья и трубы подмигивали на свету, словно Харлеи знали о своих преимуществах и черт та с два станут скрывать свою гордость. – Помочь с байком? – спросил Эдриан, выдвинув стойку и слезая с мотоцикла. – Где твой шлем? – Джим уперся локтями в колени. – В Нью-Йорке есть такой закон. – В Нью-Йорке полно законов. – Ботинки Эдриана заскрипели по гравию, потом затопали по бетону, когда он подошел к Джиму, оглядывая его проект «очумелые ручки». – Черт, ты где откопал этот хлам? На свалке? – Неа, на складе металлолома. – О, верно. Это шаг вперед. Моя вина. Мужчины не обделили собаку вниманием, погладив ее, когда та забегала вокруг них, виляя хвостом. И, хорошие новости, сегодня она хромала чуть меньше, но Джим все равно свозит ее к ветеринару в понедельник. Он уже оставил послания в трех клиниках, и выиграет первая, которая ответит. Эдди отвлекся от нежностей с собакой, кивнув в сторону байка. – Думаю, здесь тебе понадобится больше, чем один помощник. Джим потер щеку. – Да нет, я справлюсь. Все трое – Эдриан, Эдди и Собака – посмотрели на него с одинаковым скептическим выражением на лицах и морде… Джим медленно опустил руку, его затылок напрягся так, будто его сжала холодная ладонь. Они не отбрасывали теней. Ослепительный солнечный свет позади парней освещал их, и посреди тонких, темных следов, отбрасываемых голыми ветками деревьев вокруг гаража, они казались прифотошопленными… к этому пейзажу. – Вы знаете… англичанина по имени Найджел? – Как только вопрос вылетел из его рта, он уже знал ответ. Эдриан слегка улыбнулся. – Мы выглядим как парни, которые якшаются с англичанами? Джим нахмурился. – Как вы узнали, где я живу? – Чак сказал. – Он сказал, что в четверг ночью у меня был день рождения? – Джим медленно встал на ноги. – Он и это вам сказал? Потому что я не говорил, а ты знал об этом, когда спросил вчера, получил ли я подарок ко дню рождения. – Да? – Эдриан пожал широкими плечами. – Удачная догадка с моей стороны. Ты никогда не отвечал на этот вопрос, не так ли. Когда они сошлись лицом к лицу, Эдриан покачал головой с необычной грустью. – Ты переспал с ней. Трахнул ее. В клубе. – Говоришь так, будто разочаровался во мне, – прорычал Джим. – Трудно поверить, учитывая, что в самом начале именно ты указал мне на нее. Эдди встал между ними. – Мужики, расслабьтесь. Мы работаем в одной команде. – Команде? – Джим уставился на другого парня. – Не знал, что мы в команде. Эдриан напряженно рассмеялся, свет заиграл на его пирсинге в брови и нижней губе. – Это не так, но Эдди – миротворец по натуре. Он что угодно скажет, чтобы остудить нас, верно? Эдди промолчал, оставаясь на своем месте. Будто физически приготовился прекратить драку, если до нее дойдет. Джим посмотрел на Эдриана. – Англичанин. Найджел. Тусуется с тремя другими слюнтяями и собакой размером с осла. Ты знаешь их, ведь так. – Я уже отвечал на этот вопрос. – Где твоя тень? Ты стоишь на свету и ни черта не отбрасываешь. Эдриан указал на землю. – Это вопрос с подвохом? Опустив взгляд, Джим нахмурился. На бетоне отражались черные очертания широких плеч и узких бедер Эдриана. Как и огромное тело Эдди. И лохматая голова пса. Выругавшись про себя, Джим пробормотал: – Черт возьми, мне нужно выпить. – Хочешь, чтобы я принес тебе пива? – спросил Эдриан. – А где-то в мире сейчас пять часов дня. – Например, в Англии. – Встрял Эдди. Когда Эд посмотрел на него, тот пожал плечами. – И в Шотландии. Уэльсе. Ирландии… – Джим, пива? Джим отрицательно покачал головой, плюхаясь обратно на пол, решив, что его мозг работал неисправно, он не был готов рисковать своими коленями, на случай если они переймут фишку. Уставившись на пару харлеев на подъездной дорожке, он осознал, насколько поганым было его состояние, и, очевидно, параноидальным. Но это не новости. К несчастью, единственным решением в краткосрочной перспективе было пиво. А трансплантаты головы еще нужно утвердить в FDA . – Есть надежда, что ты умеешь управляться торцевым ключом? – спросил он Эдриана. – Ага. – Парень снял кожаную куртку и захрустел костяшками. – И выкатить это барахло на дорогу – лучше занятия не придумать.
***
Когда Вин смотрел через стол на Марию-Терезу, солнечный свет, каскадом проникающий сквозь окно, превратил ее в образ, эхом отдающийся в подсознании. «Откуда он мог знать ее?», снова подумал он. Где он встречал ее раньше? Боже, он хотел прикоснуться к ее волосам. Вин доел последний кусочек блинов, удивляясь, что она спросила, нравятся ли ему рыжеволосые. Потом неожиданно вспомнил кое-что. – Я не люблю рыжие волосы настолько, чтобы клюнуть на Джину, если ты об этом. – Нет? Но она же красивая. – Для кого-то… может быть да. Слушай, я – не тот парень, который… Официантка подошла к их столу. – Еще кофе? Или вы предпочтете… – … трахает всех подряд. Мария-Тереза моргнула, а вслед за ней и официантка. Блин. – Я имел в виду…– Останавливая себя, Вин зыркнул на другую женщину, которая, казалось, собиралась задержаться здесь. – Вы наливаете? Или что? – Я… э, хотела бы еще кофе, – сказала Мария-Тереза, протягивая кружку. – Пожалуйста. Официантка наливала медленно, переводя взгляд с одного на другого, будто надеялась услышать окончание разговора. Когда чашка Марии-Терезы была наполнена, женщина взялась за Вина. – Еще сиропа? – спросила она. Он кивнул на пустую тарелку. – Я закончил. – О, и правда. – Собрав его посуду, она уходила с той же расторопностью, с который наливала кофе: желе ползет быстрее. – Я не изменяю, – повторил он, когда они остались наедине. – Наблюдая за своими родителями, я выучил более чем достаточно о том, как не нужно поступать в отношениях, и это – правило №1. Когда Мария-Тереза протянула ему сахар, и он уставился на сахарницу так, будто впервые видел, она сказала: – Ну, для твоего кофе. В свой ты добавляешь сахар. – А… да. – Когда он разбавлял свой напиток, она сказала: – Так, брак твоих родителей был неудачным? – Да. И я никогда не забуду, как они разрывали друг друга на части. – Они развелись? – Нет. Убили друг друга. – Когда она резко откинулась на стуле, ему захотелось выругаться. – Прости. Наверное, не стоило откровенничать, но все так и было. Одна из их драк вышла из-под контроля, и они упали с лестницы. Падение не закончилось хорошо, ни для кого из них. – Мне так жаль. – Ты очень добра, но это было так давно. Мгновение спустя, она прошептала: – Ты выглядишь изнуренным. – Просто перед уходом нужно выпить еще кофе. – Черт, основываясь на этом, он будет продолжать заливаться напитком, пока не откажут почки, если это обеспечит им еще времени наедине. Дело в том, что когда она смотрела на него, ее искренняя забота делала ее… драгоценной. Драгоценной и поэтому, чувствительной к потерям. – Ты защищаешься на работе? – выпалил он. – И я говорю не о жестокости. – В растянувшейся тишине, он покачал головой, чувствуя себя так, будто его туфли окунули в блинный сироп. – Прости, это не мое дело… – Ты имеешь в виду, практикую ли я безопасный секс? – Да, и я спрашиваю не потому, что хочу быть с тобой. – Она снова отшатнулась, и он отругал себя. – Нет, в смысле, я хочу знать, потому что надеюсь, что ты заботишься о себе. – Почему это так важно для тебя? Он посмотрел в ее глаза. – Просто важно. Она отвернулась, посмотрев на реку. – Я в безопасности. Что сильно отличает меня от сотен так называемых «честных» женщин, которые спят со всеми подряд, ничем не защищаясь. И ты можешь перестать всматриваться в мое лицо, словно пытаешься решить какую-то загадку. Благодарю. А сейчас пойдет. Он подчинился и уставился на свою кружку. – Сколько ты стоишь? – Ты же сказал, что не хотел спать со мной так. – Сколько? – Что, хочешь выкупить меня на недельку, как в «Красотке»? – Она коротко и сухо рассмеялась. – C Джулией Робертс меня объединяет лишь то, что мы сами выбираем с кем спать. А насчет «сколько», то тебя это не касается. И все же он хотел знать. Потому что, черт возьми, он надеялся, что если она была дорога, то и контингент мужчин будет лучше… хотя, если быть полностью честным с собой, то это чушь собачья. Он хотел повести себя как Ричард Гир, но купить отнюдь не неделю. Года, вот это уже другой разговор. Но этого никогда не произойдет. Когда официантка проплыла мимо с кофейником в руках, навострив уши, Мария-Тереза сказала: – Чек не помешал бы. Официантка поставила кофейник на стол и выудила блокнот. Вырвав страницу, она положила ее лицевой стороной вниз. – Всего доброго. Она ушла, и Вин потянулся через стол, прикоснувшись в руке Марии-Терезы. – Я не хочу заканчивать все на плохой ноте. Спасибо, что не упоминала обо мне полиции, но я хочу, чтобы ты рассказала все, если на тебя начнут давить. Она не отстранилась, а просто посмотрела вниз, туда, где соединялись их руки. – Ты тоже прости меня. Из меня плохая компания. По крайне мере… не для культурных. В ее голосе звучала боль…маленькая, но он все же услышал эту нотку так же четко, как удар в колокол посреди безмолвной ночи. – Мария-Тереза… – Он так много хотел сказать ей, но не имел права… и она не воспримет это хорошо, – … невероятно милое имя. – Ты думаешь? – Когда он кивнул, она что-то выдохнула, что он не смог расслышать, но что звучало как, «Поэтому я выбрала его». Она прервала контакт, взяв чек и открыв сумку. – Я рада, что тебе понравились блины. – Что ты делаешь? Позволь мне… – Когда в последний раз кто-то покупал тебе завтрак? – Она посмотрела на него, слегка улыбнувшись. – Что-нибудь вообще, по правде говоря? Вин нахмурился, обдумывая вопрос, когда она вытащила банкноты в десять и пять долларов. Забавно… он не мог вспомнить, чтобы Девина платила за что-нибудь. Конечно, у него денег пруд пруди, но все же. – Обычно плачу я, – ответил Вин. – Не удивлена. – Она начала вставать со стула. – И я не имею в виду ничего плохого. – Нужна мелочь? – сказал он, думая, что готов на что угодно, лишь бы задержать ее. – Я оставляю солидные чаевые. По себе знаю, как порой бывает сложно работать в сфере обслуживания. Выходя вслед за ней из ресторана, он запустил руку в карман, чтобы достать ключи, и почувствовал что-то маленькое и незнакомое. Нахмурившись, он осознал, что это золотая сережка, которую он взял у Джима. – Хм, знаешь что? У меня есть кое-что твое, – сказал он, когда они подошли к ее машине. Она открыла дверь. – Да? – Я думаю, это принадлежит тебе? – Он протянул сережку. – Моя серьга! Где ты ее нашел? – Мой приятель Джим подобрал ее на парковке клуба. – О, спасибо. – Отбросив волосы в сторону, она вставила серьгу. – Я не хотела терять их. Они немного стоят, но так мне нравятся. – Ну… спасибо за блины. – Пожалуйста. – Она замерла, прежде чем сесть за руль. – Знаешь, тебе следует отдохнуть денек. Ты выглядишь очень уставшим. – Возможно, из-за синяков на лице. – Нет, ты выглядишь измотанным из-за усталости в твоих глазах. Когда она села в машину и завела двигатель, Вин заметил вспышку слева и посмотрел в сторону реки…. В секунду, когда солнце коснулось его сетчатки, тело целиком задрожало, и его охватил приступ. В этот раз не было никакого постепенного «затуманивания». Ненавистный транс охватил его за одну секунду, и вчерашний приступ показался разминкой перед главным действом. Привалившись к капоту Камри, он взялся за пальто, расстегивая его, чтобы вдохнуть немного воздуха… на него нахлынуло видение, которое представляло собой скорее повторяющийся снова и снова звук, а не изображение: выстрел. Раздавшийся выстрел отдавался эхом. Кто-то упал. Упало тело с грозовым громом. Выстрел. Раздавшийся выстрел отдавался эхом. Кто-то упал. Упало тело с грозовым громом… Когда его колени подогнулись, и он рухнул на асфальт, он отчаянно пытался сохранить сознание, цепляясь разумом за первое попавшееся воспоминание… оно было о том времени, когда у него случился первый приступ. Ему было одиннадцать, а видение вызвали часы, женские часы, которые он увидел в витрине ювелирного магазина в центре. Он был на экскурсии учащихся со своим одноклассником в Художественном музее Колдвелла, и, проходя мимо магазина, он заглянул в витрину. Часы были серебряными, и когда солнечный свет попал на них, его глаза уловили вспышку, и он тотчас же остановился. Кровь на часах. На часах была ярко-красная кровь. Когда он старался понять, что он видел и почему почувствовал себя столь странно, женская рука потянулась за часами на витрине. Позади нее стоял мужчина со счастливым выражением на лице, покупатель…. Но парень не мог купить часы…. Тому, кто оденет их, суждено умереть. С силой, доступной только при охватившей все тело панике, Вин вырвался из транса и кинулся в магазин. Но не так быстро, как следовало. Подоспела одна из учительниц и поймала его прежде, чем он смог что-либо сказать, и когда он пытался добраться до мужчины с часами, его просто вытащили за шкирку и приговорили к ожиданию в автобусе, пока остальные были на экскурсии. Видение не сбылось. Точнее, не в тот момент. Но, семь дней спустя, Вин был в школе и увидел одну из тех учительница в кафетерии, с чем-то, похожим на те часы, на запястье. Она красовалась ими перед коллегами, рассказывая об ужине в честь дня рождения, который она провела прошлый вечером со своим мужем. В это мгновение, луч солнечного света пробился со спортивной площадки через окно, привлекая внимание Вина… и потом он снова увидел кровь на часах, и ее было больше. Вин свалился прямо на линолеум в кафетерии, и когда учительница побежала и склонилась над ним, чтобы помочь, он увидел с впечатляющей ясностью автомобильную аварию, в которую она попадет: ее голова ударится о рулевое колесо, повреждая изящное лицо при ударе. Схватив ее за платье, он пытался сказать ей, чтобы она пристегнула ремень. Попросила мужа заехать за ней. Поехать другим маршрутом. На автобусе. Мотоцикле. Пойти пешком. Но с его губ слетали лишь случайные слова…. Хотя, по ужасу на лицах склонившихся над ним учеников и учителей он предположил, что они понимали каждое его слово. После этого его отправили в медицинский кабинет, и когда позвонили его родителям, им сказали, что нужно сводить Вина к детскому психиатру. А учительница… милая, молодая учительница с заботливым мужем умерла в тот день, после полудня, на пути домой из школы, с новыми часами на руках. В автомобильной аварии. И она не пристегнула ремень. Когда Вин услышал об этом следующим утром в классе, он разревелся. Конечно, большая часть детей начала плакать, но с ним все было иначе. В отличие от остальных, он мог повлиять на произошедшее. После этого все изменилось. Его слова предсказали смерть… учителя нервничали рядом с ним, ровесники либо чурались его, либо насмехались. Отцу приходилось пинками отправлять его в школу. Внезапно, Вин потерял ход мыслей, прошлое поглотил приступ, охвативший его разум и тело, его сознание медленно отступало… Выстрел. Раздавшийся выстрел отдавался эхом. Кто-то упал. Упало тело с грозовым громом… Прежде чем он вырубился, видение кристаллизовалось в его мыслях, из звука в подлинные картинки… ветер построил замок из песка: он увидел Марию-Терезу, которая закрывалась руками, будто пыталась защититься от чего-то, в глазах застыл ужас, а рот открылся в крике. И потом он услышал выстрел.
Через час после того, как появились Эдриан и Эдди с парой свободных рук, Джим перекинул ногу через свой байк и повернул ключ. Поставив подошву рабочих ботинок на педаль переключения передач, и опускаясь на нее всем весом, Джим не особо верил, что развалюха заведется… и тут раздался фирменный рев Харлея. Когда Джим нажал на дроссель, двигатель под ним завибрировал, и мужчине пришлось крикнуть. – Господи, Эд, ты сделал это! Эд ухмыльнулся, вытирая грязные руки о бархатное полотенце. – А то! Прокатись на нем, проверим тормоза. Джим выкатил байк из гаража, прямо под солнце. – Я за шлемом схожу. – Шлемом? – Эдриан забрался на свой мотоцикл. – Никогда бы не подумал, что ты был Скаутом-орлом . Джим вернулся со шлемом в руках. – Остерегаться травмы головы – еще не признак бабского поведения. – Подумай о ветре, развевающем твои волосы, приятель. – Или об электронике, которая после будет поддерживать твою жизнь. – Я возьму собаку, – сказал Эдди, усаживаясь на свой байк и протягивая руки. В это мгновение маленький дружок оттолкнулся от земли и приземлился на кожаное сиденье мотоцикла. Джим нахмурился, не одобряя это. – Что, если ты попадешь в аварию? – Не попаду. Будто законы физики его не касались. Джим только собрался послать его с этой затеей, когда заметил, в ка-кой восторг пришел Пес, оказавшись «на борту»: он царапал коровью кожу, будто от блаженства у него чесались пятки, и вилял хвостом так быстро, как позволяла задница. К тому же, когда здоровяк взялся за руль, Пес оказался прямо между его рук. – Будь осторожней с моим чертовым псом. Поранишь животное, и нам не избежать разборки. Отлично, сейчас он превращается в хорошего хозяина, не так ли? Надев шлем и натянув косуху, Джим оседлал байк. Выжал газ. Аг-регат выдал угрожающий, низкий рев, и мощь всех лошадей прокатилась по телу Джима. Блин, какой бы Эдриан ни был занозой в заднице, в двигателях он разбирался. Может, лишь поэтому Эдди терпел его под своей крышей. С несказанным «ну, в путь», троица двинулась навстречу солнцу: Эдриан – впереди, Эдди с собакой – позади. Байк Джима в действии оказался воистину волшебным, абсолютно беспардонным зверем, и пока они ехали по сельской местности, Джим успел прочувствовать мотоцикл. И, черт возьми, не нужен ветер, чтобы почувствовать себя свободным. Эдриан направил их вдоль Гудзона, в сторону города, и когда они начали натыкаться на светофоры у городских прибрежных парков, Джим молился за «красный»… просто потому, что процесс ускорения доставлял нереальный кайф. Они заехали на пересечение Двенадцатой и улицы Ривер, когда Эдриан крикнул: – Мне нужно заправиться. – Впереди есть Эксон , верно? – Ага, в двух кварталах. Когда светофор переключился, они рванули с места, рев двигателей пронесся в воздухе и только усилился, когда они въехали в путепровод. На заправочной станции они подъехали к бензоколонке, и Джим залил себе бензин лучшего качества. – Как тормоза? – спросил Эдриан, разглядывая блондинку, вышедшую из подержанного автомобиля. Женщина направилась в супермаркет быстрого обслуживания, от души покачивая бедрами, концы ее длинных волос щекотали татуировку чуть выше копчика. Джим рассмеялся. Болтливый придурок мгновенно потерял нить разговора, очевидно, оценивая возможность пойти за ней внутрь и спросить, не захочет ли она поиграть с его «болтом»… что, учитывая взгляды, бросаемые на него через плечо, выльется в большое, жирное «да». – Почему мне кажется, что мои тормоза намного лучше твоих? – пробормотал Джим, вытаскивая шланг из бензобака. – В плане здравомыслия? – Эдриан повернул голову. – Уверен? Потому что на свое в четверг ночью положил ты, а не я. – Подумать только, а я-то решил, что твое общество стоит того, чтобы терпеть твою нахальность. – Джим вставил шлаг в бензоколонку. – Должно быть, совсем вышел из ума. Он сел на мотоцикл и надел шлем. – Так, ты хочешь вернуться назад и... – Прости. Закрепляя ремешок шлема под подбородком, Джим замер в процессе. Эдриан стоял рядом с ним с угрюмым выражением лица, его глаза всматривались в небо над заправочной станцией. Он был чертовски серьезен. Джим нахмурился. – За что ты извиняешься? – За то, что указал на нее в клубе. Я принял все за простую забаву, но вышло иначе. Мне не следовало толкать тебя на эту дорожку. Было неправильно. То, что Эдриан волновался о вполне привычных для нормальных парней проблемах, удивляло, но, с другой стороны, может под колючей внешностью скрывалась ранимая личность. Джим протянул руку. – Все нормально. Между нами – все путем. Эдриан пожал протянутую ладонь. – Я стараюсь не быть таким засранцем все время. – Давай не будем переоценивать свои возможности. Эдриан улыбнулся. – Окей, может, засранец просто чередуется с ролью кретина. – От этого тоже легко не избавишься. – Джим завел мотоцикл и нажал ручку газа, закачивая свежее топливо в большие и голодные поршни. – Вперед, господа? – Конечно, – сказал Эдриан, запрыгивая на свой байк. – В этот раз езжай первым. – С собакой там все нормально, Эдди? – спросил Джим, окидывая взглядом животное, которое, казалось, в восторге от этого приключения. – В порядке. Направляя их в обратную сторону, откуда они приехали, Джим обращал внимание на ярко-желтое солнце, белоснежные облака, синеву неба и серый асфальт дороги. Река слева простиралась параллельно дороге, наряду с пешеходной дорожкой вдоль береговой линии. Только покрывающиеся листьями деревья, понатыканные в землю словно карандаши, еще не укрывали от ветра дорогу и клумбы, которые через пару недель покроются тюльпанами и нарциссами. Вагон-ресторан «Риверсайд» был еще одной прибрежной достопримечательностью. В этой старой закусочной Джим бы почувствовал себя комфортно, и даже намеревался посетить его в будущем. Дело в том, что здесь готовили блины, за которые умереть не жалко… Джим приспустил дроссель. На парковке стояла БМВ М6, чертовски похожая на машину Вина, а рядом была припаркована зеленая Тойота Камри. А между машинами высовывалась пара ног, будто на земле лежал мужчина. Разворот на сто-восемьдесят. Газу. Потому что эти начищенные туфли определенно принадлежали Вину. Залетев на парковку, он рванул к женщине, которая склонилась над… ага, это Вин ДиПьетро разлегся под небесами. Парень без движения лежал с лицом человека, к которому приклеили восковую матрицу. – Что случилось? – Джим выставил подножку мотоцикла и соскочил с байка. На него посмотрела женщина из «Железной Маски». – Он просто упал. Как прошлой ночью, в клубе. – Черт. – Джим нагнулся в тот момент, когда подъехали Эдриан и Эдди. Прежде чем они успели слезть со своих Харлеев, он махнул им, чтобы оставались на месте. Чем меньше людей знало о происходящем, тем лучше. – Сколько он в отключке? – спросил он женщину. – Минут пять или около того… О боже мой… Привет. Она наклонилась ниже, когда глаза парня начали медленно открываться. Сначала они зацепились за Марию-Терезу, потом – за Джима. – Пора вставать! – пробормотал Джим, проверяя, реагируют ли зрачки Вина на свет. Получив положительную реакцию, он успокоился лишь отчасти. – Как насчет того, чтобы отвезти тебя к врачу? Вин заворчал, пытаясь сесть, но Мария-Тереза попыталась заставить его не двигаться. – Со мной все нормально, – мрачно сказал парень. – И нет, у меня нет сотрясения. Джим нахмурился, думая, что даже упрямым засранцам следует задуматься, если они начинают валиться наземь прямо на публике, но Вин не казался удивленным… или обеспокоенным. Он был… смирившимся. Такое уже случалось с ним, не так ли? Когда парень начал оглядываться вокруг, Джим посмотрел на Эдриана и Эдди и кивнул им на дорогу, давая сигнал к отбою. Парни поняли намек, вернулись на свои байки и помахали руками, прежде чем уехать. – Черт… – сказал Вин, потирая лицо. – Ничего веселого. – Ага, это очевидно. – Джим перевел взгляд на темноволосую женщину, задаваясь вопросом, для чего эти двое встретились. Если Вин хотел оставаться в стороне от тех двух трупов, то пересекаться с ней – явно не гениальная идея… даже если дело в простом кофе. – Я не знаю, что произошло, – сказала она. – Мы позавтракали… – Ты выпила только кофе, – пробормотал Вин, демонстрируя работу краткосрочной памяти. Если, конечно, помимо кофе она не съела француз-ский тост. Женщина подняла руку, будто хотела утешить его, но потом опустила ее. – Он поел, мы поговорили, и когда вышли сюда… – Я в порядке. – Вин оторвался от земли и оперся на капот Камри. – В полном. Джим схватил парня за руку. – Ну, а сейчас мы едем к доктору. – Черта с два. – Вин выдернул руку из хватки Джима. – Лично я еду домой. Вот блин. Судя по напряженному подбородку парня, Джим может попытаться лишь прикинуться шофером и сопроводить Вина в Коммодор. – Тогда я отвезу тебя. Вин отрыл рот, чтобы возразить, но женщина положила руку на его плечо. – Что, если приступ повторится, когда ты будешь за рулем? Когда их взгляды пересеклись, солнечные лучи пробились сквозь плотные облака, и столб прозрачного тепла опустился на них сверху, купая в золотом сиянии. Джим нахмурился, и поднял взгляд на небеса, ожидая увидеть действо в духе Микеланджело, с рукой Божьей, указывающей на них двоих. Но нет, только небо, солнце, облака… и стая канадских гусей, с криками улетающих на юг. Джим снова взглянул на пару. То, чего мучительно не хватало во взгляде Вина на Девину во время ужина, нарисовалось прямо сейчас: Вин не отрывал глаз от женщины перед ним, и Джим мог поставить свое левое яичко на то, что если он сейчас спросит парня что-нибудь о том, во что она одета, ее рост или, ну например, ее духи, то получит ответ со стопроцентной точностью. Джим нахмурился еще сильнее… Что, если он ошибся? Что, если ис-тинным путем Вина была не Девина? – Пожалуйста, Вин, – взмолилась женщина. – Позволь ему отвезти тебя. Да черт с ним. Позже будет время поразмыслить об этом. Прямо сейчас нужно доставить Вина домой. – Давай ключи, дружище. – Пожалуйста, – побуждала женщина. Вин так и сделал. Достал связку ключей, точнее, в случае М6, черный брелок и протянул его Джиму. – Как ты вернешься к байку? – спросил Вин. Джим похлопал по заднему карману, думая, что вернется на такси… и обнаружил, что был так же вне закона, как и Эдриан. Нет бумажника. А значит – нет ни прав, ни денег на такси. Черт, байк не был зарегистрирован или застрахован. Выражение Джима ответило за себя, когда Вин засмеялся. – На твоем Харлее нет номеров. А у тебя нет прав, верно? – Не собирался заезжать так далеко. Но ты не беспокойся. Я соблюдаю правила дорожного движения. – На твоей машине механика? – спросила женщина у Вина. Когда он кивнул, она покачала головой. – Стыдно признавать, но я не умею ездить на ручной коробке. Но, может, я могу последовать за вами и отвезти тебя, – она кивнула Джиму, – до дома? – Вполне сойдет и до сюда. – Ты вызовешь эвакуатор для мотоцикла? – спросила женщина. – Потому что ты вне закона по всем пунктам. – Ага. Эвакуатор. Закажу его. Окей, самое время для прощания наедине. Вин указал на свою машину. – Учитывая, что у тебя ключи, может, прогреешь машину? Джим приподнял бровь. – Я могу вести себя как твой шофер, но на мне нет кепки и униформы. Так что, если хочешь немного уединения, просто попроси. – Парень повернулся к Марии-Терезе. – Буду ждать тебя у входа в Коммодор. Она кивнула в ответ. – Увидимся там. Вин наблюдал, как парень сел в М6 и закрыл дверь. Мгновенье спустя, завелся двигатель, а из салона донеслась вибрация. Включилось стерео. Мило. Мария-Тереза покачала головой. – Тебе на самом деле нужно к доктору. – Станет легче, если я скажу, что приступы происходят с одиннадцати лет? – Нет. – Ну, я еще не умер от этого. – Он внезапно подумал о видении, об оружии и звуке выстрела, и изо всех сил постарался не вложить в голос все переживаемое им отчаяние. – Слушай, я не знаю, что происходит у тебя в жизни… – Когда ее лицо напряглось, он не стал заканчивать предложение. – Я понимаю, что владелец клуба всячески оберегает тебя, но только в пределах «Железной Маски». Что, если кто-то проследует за тобой до дома? – Если бы ты видел мой дом, то понял бы, почему я не беспокоюсь об этом. Вин нахмурился, думая о том, что она, по крайней мере, подготовлена. – Обещаю, я не стану совать свой нос в твои дела, но если ты узнаешь, что кто-то преследует тебя, обратись в полицию. Если не сможешь поехать к ним, то попроси своего босса лично уладить проблему. – Эм… спасибо за совет. Черт, его бесило это. Если бы только он знал, что сказал ей во время транса, хотя… вот черт, выстрел сказал ему предостаточно, не так ли. – Где ты живешь? – мягко спросил он. Она открыла рот, и на какое-то мгновение ему показалось, что она собиралась ответить. Но потом она остановила себя. – Где конкретно находится Коммодор? На случай, если я отстану от вас, ребята. Он объяснил ей дорогу. – Я живу на двадцать седьмом и двадцать восьмом этажах. – На обоих? – На обоих. – Не удивлена. – Он чувствовал, как она снова закрывается от него, обрывая возникшую связь. – Я буду держаться за вами. Когда она отвернулась, он взял ее за локоть. – Скажи свой номер мобильного. Последовала длинная пауза. – Прости… я не могу. – Все нормально. Я понимаю. Но у тебя есть мои номера. Пожалуйста, звони. В любое время. – Он отодвинулся в сторону, открывая дверь еще шире, чтобы она могла сесть в машину. Он подождал, пока она не пристегнется, и только потом закрыл дверь. После двух попыток двигатель с хрипом заработал на холостом ходу, и Мария-Тереза взглянула на Вина, будто ждала, когда он направиться к своему БМВ. Звук опускаемого стекла М6 заставил Вина выругаться. Как и голос Джима: – Чтобы я отвез тебя домой, ты должен сначала сесть в машину. Если, конечно, ты не запрыгнешь сразу на передний бампер. Вин поплелся к БМВ и сел на пассажирское сиденье. – Не теряй ее из виду. – Не потеряю. Так и вышло. Джим отлично поладил с М6. Он вел быстро, проворно… но не так шустро, чтобы Мария-Тереза не смогла угнаться за ним. На фоне играющего классического рока Вину не нужно было объяс-няться, как он оказался в ресторане с Марией-Терезой. Совсем нет. – Просто ответь на один вопрос, – сказал Джим, будто читал его мысли. – Мария-Тереза разговаривала с копами, а также ее босс. – Вин глянул на него. – Они не упомянули о нас, и в дальнейшем не станут. Джим зыркнул на него. – Не об этом хотел спросить, но все равно приятно слышать. Что на-счет камер безопасности? – О них позаботились. – Мило. – Рано радоваться. Я сказал Марии-Терезе, что в случае опасности или какого-либо давления на нее, ей следует предоставить нас на блюдечке с голубой каемочкой. – Ответь мне на один вопрос. – Какой? – Что ты будешь делать с Девиной? Вин скрестил руки на груди. – Просто потому, что я с кем-то позавтракал… – Чушь полная. И даже не спорь. Что ты будешь с ней делать? – Почему тебя это волнует? – Последовала длинная пауза. Настолько длинная, что они дважды проехали на красный сигнал светофора. Ускоряясь после второго, Джим посмотрел на Вина. Его обезоружи-вающие глаза пылали. – Волнует, Вин. Потому что сейчас я верю в демонов. Вин резко повернул голову в его сторону, и Джим, обратив свой взор на дорогу, продолжил. – Я не шутил, когда говорил, что здесь, дабы спасти твою душу. Хотя, начинаю думать, что неверно все понял. – Неверно понял? – Расскажи мне о своих припадках. – Погоди. Что ты там неверно понял? – Я не думаю, что тебе суждено быть с Девиной. – Парень медленно покачал головой и посмотрел в зеркало заднего вида. – Моя работа – помочь тебе пережить этот период твоей жизни и оказаться в лучшем месте. И, как я начинаю верить, это значит, что тебе нужно быть с этой женщиной, которая… ага, проехала на красный вслед за нами. – Тебе следовало остановиться, – рявкнул Вин, схватив зеркало и по-вернув его так, чтобы увидеть в нем Марию-Терезу. Она гнала за ними, не отрывая взгляда от М6, брови сосредоточенно напряглись. Губы слегка шевелились, будто она напевала что-то или говорила сама с собой, и ему стало интересно, какой из двух вариантов был верным. – Так, что там насчет твоих обмороков? – подтолкнул Джим приятеля. – Тебя это не удивляет, верно? – Вин вернул зеркало в исходное положение. – Слышал когда-нибудь о медиумах? – Ага. – Ну вот, я вижу будущее, а иногда еще и говорю во время предсказаний. Есть и другое дерьмо. Ну… вот такие дела. И не думай, что это праздник, отнюдь. Я изо всех сил пытался избавиться от видений, думал, что получилось. Похоже, что нет. Мощный движок М6 равномерно ускорялся и притормаживал, когда Вин резко сказал: – Ты заработал сто очков к карме за то, что не смеешься над этим. – Знаешь что? Я бы от души посмеялся пару дней назад. – Джим по-жал плечами. – Сейчас как-то не расположен к этому. Так всегда было? – Началось в детстве. – Так… что ты увидел о ней? – Когда Вин не смог заставить себя ответить, Джим пробормотал, – Окей, догадываюсь, что не ужин при свечах или романтическую прогулку по пляжу. – Едва ли. – Что там было, Вин? Мне ты можешь сказать. Мы оба увязли во всем этом. Вин не на шутку разозлился. – Верно, я показал тебе свои секреты. Сейчас выкладывай свои. Что ты, мать твою, делал… – Я умер. Вчера днем… я умер, и меня послали обратно, чтобы помогать людям. Ты первый в списке. Настала очередь Вина смачно заткнуться. – Похоже, ты тоже выиграл бонусные баллы за отсутствие смеха, – пробормотал Джим. – Скажем так, у нас обоих ситуация «Что за черт?!». Мне нужно спасти твою задницу от тебя самого, и как я уже говорил, у меня возникло предчувствие, что решением является не Девина, а женщина в той Камри позади нас. Так почему бы тебе не перестать пороть эту чушь и не сказать, что ты увидел в том видении… потому что я не горю желанием завалить первое же задание, и чем больше я знаю, тем лучше. Джим Херон не был похож на бредившего, и, учитывая опыт Вина, когда доходило до всяких странностей, он решил, что мог принять на веру слова парня. Даже если они казались не более реальными, чем… ну чем спиритические трансы, для примера. – Я увидел… выстрел. Джим медленно повернул голову. – В кого? В тебя или в нее? – Не знаю. Думаю, что в нее. – Ты когда-нибудь ошибался? – Нет. Руки парня сжались на рулевом колесе. – Вот те на. Ну и дела. – Звучит так, будто нам есть что обсудить. – Ага. Но больше они ничего не сказали. Они сидели плечом к плечу в машине, и Вин не смог проигнорировать метафору, что они вдвоем мчались по одной дороге, и что ждало их впереди – знал один Бог. Взглянув в зеркало заднего вида, Вин молился, чтобы стреляли не в Марию-Терезу. Лучше в него. Гораздо лучше. Наконец добравшись до Коммодора, они заехали в подземный паркинг, а Мария-Тереза осталась ждать у входа, и Вин подумал, что это к лучшему: ему бы снова захотелось попрощаться с ней, но хорошего понемножку. – Мое место – одиннадцатое, вон там. Когда М6 припарковали, Вин вышел из машины, забрал ключи у своего нового приятеля, и потом их пути разошлись: Джим направился к лестнице, ведущей на улицу. Вин пошел в противоположную сторону, к лифту, и когда двери широко раскрылись перед ним, он вошел внутрь и развернулся. Джим почти достиг двери, широкими шагами сокращая расстояние. Вин заблокировал двери лифта от закрытия и крикнул парню: – Я собираюсь порвать с Девиной. Джим замер, оглядываясь через плечо. – Хорошо. Но будь помягче с ней. Она любит тебя. – Она определенно делает вид, что любит. – Но под всей этой «любо-вью» крылось что-то лживое… отчасти, именно поэтому он хотел ее: уж лучше иметь дело с холодным расчетом, потому что корысти он доверял больше, чем любви. Но не сейчас. С ним произошли перемены, перемены, которые не мог контролировать или остановить, и они были вестниками тех видений. Обычно его день состоял на 99% из решения деловых вопросов. Последние двадцать четыре часа? Всего процентов пятьдесят; Его мысли были заняты более важными проблемами… касающимися Марии-Терезы. – Я свяжусь с тобой. – Окей. Вин позволил дверям лифта закрыться и нажал кнопку своего этажа. Он должен поговорить с Девиной, причем нужно покончить с этой волынкой как можно быстрее. Не просто потому, что так будет честно по отношению к ней… у него возникло некое чувство срочной необходимости, не связанное с нежеланием ранить ее чувства. Тот ужасный кошмар до сих пор преследовал его… прочно укоренился в его мозгу. На двадцать восьмом этаже лифт издал тихое «дзинь», и Вин вышел в коридор, направляясь к своей двери. Когда он открыл дверь в дюплекс, Девина сбежала по лестнице с широкой улыбкой на лице. – Смотри, что я нашла, убираясь в твоем кабинете. – Она протянула руки с коробочкой из Рейнхарда на ладонях. – О, Вин! Оно идеально! Девина кинулась вперед, обнимая его за шею, и ему стало тошно от ее духов еще больше, чем от захвата. Когда она защебетала о том, что ей не следовало открывать коробочку, но она ничего не смогла с собой поделать, о том, как идеально кольцо село на ее палец, Вин закрыл глаза и в воображении увидел отголоски ночного кошмара. Уверенность зажглась в его груди, неоспоримая, как его отражение в зеркале. Она была не той, за кого себя выдавала.
Сев в зеленую Камри, Джим наклонился и протянул руку. – Джим Херон. Подумал, что мы могли бы и познакомиться. – Мария-Тереза. Улыбка женщины была легкой, но теплой, и Джим, ожидая услышать фамилию, понял, что называть ее она не собирается. – Спасибо, что подвезешь, – сказал он. – Пустяки. Как Вин? – Для парня, который недавно отключился на парковке, он выглядит нормально. Джим смотрел на нее, пристегиваясь. – Держишься? Говорить с копами – дело не легкое. – Тебе Вин рассказал? Ты знаешь о записях с камер и... – Да, рассказал, и спасибо. – Да не за что. – Она включила поворотник, посмотрела по зеркалам и тронулась с места после того, как мимо проехал внедорожник. – Могу я кое-что спросить? – Валяй. – Как долго ты спишь с его подружкой? Джим напрягся в плечах и прищурился. – Что, прости? – Позапрошлой ночью я видела, как ты ушел с ней из клуба, а она до этого около часа на тебя пялилась. То же самое прошлым вечером. Без обид, но я довольно часто вижу подобное, так что сомневаюсь, что на парковке вы только за руки держались. Ну и ну…а она умна. Эта Мария-Тереза умна. – Что ты думаешь о Вине? – спросил он. – Не ответишь? Я тебя не виню. – Какая у тебя фамилия? – Он мрачно улыбнулся, когда воцарилась тишина. – Не ответишь? Я тебя не виню. Она покраснела, и Джим, выругавшись, смягчился. – Слушай, извини. Последние пару дней выдались нелегкими. Она кивнула. – Меня это не касается, вообще-то. В чем он не был так уверен. – Просто из любопытства, что ты о нем думаешь? Ожидая ее ответа, Джим задался вопросом, с каких это пор он превратился в современную версию Энн Ландерс с болтающимся между ног достоинством? А дальше он начнет делать масочки и гладить свою одежду. Или даже… стирать ее. Неважно. – Ну, во всяком случае, – сказал он, подозревая, что она так и не ответит, – я не так уж и много о нем знаю, но Вин хороший парень. Она посмотрела по сторонам. – Как долго вы знакомы? – Я на него работаю. У него – стройка, а у меня – молоток. Будто Небеса к этому руку приложили. – Джим подумал о Четырех Парнях и закатил глаза. – Буквально. Когда они подъехали к светофору, она сказала: – Я не ищу его внимания. Или чьего-либо еще. Джим взглянул на небо сквозь устремлявшиеся в него небоскребы. – Не обязательно искать, чтобы найти то, что тебе нужно. – Я не собираюсь быть с ним, так что… да. Все верно. Прекрасно. Шаг вперед. Два назад. Вин, казалось, проявляет интерес, но Марии-Терезе до этого и дела нет – хотя ясно, что парень ей нравится, и что он ей достаточно не безразличен, чтобы она волновалась о том, как тот доберется домой. Они снова тронулись и проехали мимо идущей бок о бок парочки, державшейся за руки. Они не были молоды; они были стары. Очень стары. Но старость затронула только их кожу, а не сердце. – Ты когда-нибудь была влюблена, Мария-Тереза? – тихо спросил Джим. – Нашел, что у проститутки спрашивать. – Я нет. Не был влюблен, то есть. Просто стало интересно, была ли ты. Он коснулся стекла, и старушка это заметила, определенно подумав, что он ей помахал. Когда она подняла свободную руку, он задумался, что, может, все-таки и помахал. Джим слегка ей улыбнулся, а старушка ответила ему тем же, и затем они отправились каждый своей дорогой. – Почему для тебя это важно? – произнесла Мария-Тереза. Он подумал о Вине в том холодном, роскошном дюплексе, окруженном прекрасными безжизненными предметами. Затем он подумал о Вине, смотрящем на Марию-Терезу, купающуюся в солнечном свете. В тот момент душа парня была целой. Он изменился. Действительно был живым. – Это важно, потому что я начинаю думать, – пробормотал Джим, – что любовь может быть всем. – Я верила в это, – хриплым голосом сказала Мария-Тереза. – Но потом вышла за того, за кого вышла, и всю эту иллюзию ветром вынесло в окно. – Может, это была не любовь. Благодаря ее смешку он понял, что находится на верном пути: – Что ж, может быть. Они свернули на парковку ресторанчика и подъехали к его Харлею. – Еще раз спасибо за то, что подвезла, – сказал он. – Была рада помочь. Он вышел из машины, закрыл дверь и посмотрел, как она развернулась. Когда Мария-Тереза отъезжала, он запомнил номер автомобиля. Убедившись, что она уехала, он надел свой шлем, завел байк и выехал с парковки. Учитывая список его преступлений, незарегистрированный Харлей можно было даже не относить к таковым. Кроме того, сильный ветер, бьющий в грудь и по рукам, снимал стресс и прочищал мозг – но ему стало дурно от того, что обнаружилось. Его следующий шаг был очевиднее некуда, и, хоть он был этому совсем не рад, но порой от дерьма никуда не деться: на нем висели женщина, которой нужно сохранить жизнь, видение Вина о выстреле, и два противных студента, которые теперь мертвы, спасибо пулям. Ситуация требовала информации, и он знал лишь один способ ее получить. Он не любил торговать собой, но порой приходиться делать то, что нужно… и Джим был готов поспорить, что об этой мантре Мария-Тереза тоже знала не понаслышке. Как только он свернул на подъездную дорожку к своей хате, из-под грузовика выполз Пес и радостно заковылял к мотоциклу, провожая его до гаража. Сняв шлем, Джим наклонился для подобающего приветствия, и Пес быстро замахал хвостом, чудо, что парнишка вообще удержался на лапах. Так странно, что дома его кто-то ждет. Джим подхватил Пса, перекинул его через руку и поднялся по лестнице. Зайдя внутрь, он гладил его, пока не нашел свой мобильник на незаправленной постели. Сидя на матрасе, чувствуя, как маленькое теплое тельце Пса сверну-лось около его бедра, Джим долго и упорно размышлял, прежде чем набрать номер. Казалось, будто он ступил в прошлое, и от воспоминаний о нем ему стало плохо, что было довольно-таки интересно. Боже, он пытался начать здесь все заново? Осмотревшись, Джим увидел все глазами Вина: две кучки одежды, двуспальная кровать, удобной разве что двенадцатилетнему, мебель, на которой повсюду стояли штампы «Доброй Воли», и на потолке всего одна лампа с трещиной на плафоне. Не совсем подходит для «начать все заново», но, опять же, по сравнению с тем, где он был и что делал, считается и сон на лавочке в парке. Джим прожигал взглядом телефон, ему был ясен исход разговора, если на другом конце провода старый знакомый голос. Но, тем не менее, Джим набрал одиннадцатую цифру и нажал кнопку вызова. Когда прекратились гудки, но голосовая почта не включилась, он произнес всего одно слово: – Захария . В ответ раздался лишь смешок человека, которого невозможно уди-вить, не в этой жизни. – Ну и ну… никогда не думал, что снова услышу это имя. – Мне нужна информация. – Да что ты говоришь. Джим сильнее вцепился в мобильник. – Нужно всего лишь отследить номерной знак и личность установить. Да ты и в гребаном сне это сделать можешь, дерьма ты кусок. – Да, именно так и надо просить, чтоб я что-то для тебя сделал. Безусловно. Из тебя изумительный дипломат. – Иди на хер. Ты мне должен. – Да ну? – Вот именно. Воцарилась тишина, но Джим знал, что собеседник оставался на линии: те спутники, которые правительство использует для таких людей, как его бывший босс, были достаточно мощными, чтобы поймать сигнал в самом, блин, центре Земли. Снова раздался тихий смех. – Прости, старый друг. Есть закон о сроках на долги, и твои прошли. Больше мне не звони. Телефон умолк. Джим с минуту смотрел на него, а затем бросил обратно на кровать. – Кажись, это тупик, Пес. Боже, что если Мария-Тереза какая-нибудь мошенница, и Вина просто развели? Растянувшись на смятых простынях, он устроил Пса у себя на груди, потянулся к небольшому столику и нащупал пульт от ТВ. Поглаживая жесткую шерстку Пса, Джим направил пульт на крошечный телевизор напротив изголовья кровати, и большой палец завис над красной кнопкой с надписью «ВКЛ». Помощь мне бы не помешала, парни, подумал он. Что мне со всем этим делать? Он нажал на кнопку, и на стеклянном экране появилось изображение, превращаясь в четкую картинку. Парень в костюме вел женщину в длинном красном платье от лимузина к реактивному самолету. Он не узнал фильм, но, учитывая, что последние двадцать лет своей жизни он провел в основной части военных сил, времени на хождения по чертовым кинотеатрам было не так уж и много. А когда смысл до него наконец-таки дошел, Джиму пришлось засме-яться. Очевидно, в «Красотке» шла речь о том, как проститутка и бизнесмен влюбились друг в друга. Он глянул на потолок: – Кажись, в первый раз я все не так понял, да, ребята?
***
Тем вечером, когда Мария-Тереза зашла в Собор Святого Патрика, ее почти не слушались ноги, и проход до алтаря казался длиннее на милю. Когда она проходила мимо капеллы святых, направляясь к исповедальне, то остановилась у четвертой ниши. Фигуру благочестивой Марии Магдалены в полный рост сняли с пьедестала: несомненно, статую из белого мрамора забрали, чтобы очистить от пыли и осадка от ладана. Разглядываяяя на пустое место, Мария-Тереза осознала, что оконча-тельно решила уехать из Колдвелла. Слишком много всего накопилось. Просто в ее жизни был не тот период, когда она могла увлечься мужчиной, а это уже случилось с Вином. Если не брать в расчет тех мертвых студентов, больше времени, проведенного с ним, пойдут ей только во вред, и она была свободна, способна в любой момент отправиться в путь… Она напряглась, услышав скрип двери позади себя, но, когда огляну-лась, рядом никого не оказалось. Как обычно, церковь и все скамьи в ней в основном были пусты – впереди молились две женщины в черных вуалях, а сзади на коленях сидел мужчина в бейсболке «Ред Сокс». Пока она продолжала идти по проходу, тяжесть решения относительно отъезда из Колдвелла мучила ее. Куда она подастся? И сколько денег уйдет на то, чтобы придумать другую личность? И работа. Как с ней быть? В подобном бизнесе Трэз один такой, и «Железная Маска» была единственным местом, где она могла заниматься тем, чем занималась. Вот только, как оплачивать счета? Перед двумя исповедальнями стояла пара человек, поэтому ей приходилось ждать вместе с ними, один раз приветственно улыбнувшись, а затем отводя взгляд. Именно так все и проходит. Согрешившие не хотят разговаривать перед исповедью, и Марии-Терезе стало интересно, повторяют ли они мысленно свою речь так же, как и она. Каковы бы ни были их проблемы, она посчитала, что может переплюнуть их в греховности. На раз-два. – Привет. Обернувшись, она узнала парня из молитвенной группы. Он был молчаливым, как и она, постоянный присутствовал, но редко открывал рот. – Привет, – сказала она. Он кивнул и уставился в пол, скрестив руки и прижав их к себе. Не понятно почему, но она заметила, что от него пахло ладаном, какой используют в церкви, и этот сладкий дымчатый запах ее успокаивал. Они вместе сделали два шага, когда кто-то зашел внутрь… затем еще два шага… а следующей будет Мария-Тереза. Когда из-за толстой бархатной шторки вышла женщина с покраснев-шими глазами, настала очередь Марии-Терезы, и она на прощанье улыбнулась парнишке из молитвенной группы, прежде чем ступить в кабинку. Когда она закрыла шторку и села, деревянная панелька отъехала в сторону, и по другую сторону разделявшей их медной перегородки показался профиль священника. Перекрестившись, она тихо сказала: – Простите меня, Отец, ибо я согрешила. Два дня прошло с моей по-следней исповеди. Она замолчала, потому что хоть и проговаривала эти слова много, много раз, произносить их все еще было трудно. – Говори со мной, дитя. Облегчи душу. – Отец, я… согрешила. – Каким образом. Будто бы он не знал. Но смысл исповеди в озвучивании своих злодеяний; без этого не может быть ни отпущения грехов, ни облегчения. Она прокашлялась. – Я… была с мужчинами вне брака. И прелюбодействовала. – Потому что на некоторых из них были обручальные кольца. – И… я произносила имя Господа всуе. – Когда увидела, как Вин упал на землю около ресторанчика. – И я… Прошло какое-то время, прежде чем список подошел к концу, и про-филь священника серьезно кивнул, когда она замолчала. – Дитя мое… несомненно, ты знаешь ошибочность своих путей. – Я знаю. – И прегрешения против путей Божьих не могут остаться… Священник продолжал говорить, Мария-Тереза закрыла глаза, принимая каждое его слово близко к сердцу. Боль от того, как глубоко она погрязла в грехах и того, что делала с собой, сжала ее легкие, вышибая из них весь воздух. – Мария-Тереза. Она встряхнулась и посмотрела на перегородку. – Да, Отец? – … и поэтому я… - Священник остановился. – Простите? – Вы назвали меня по имени? На его профиле появился хмурый взгляд. – Нет, дитя мое. Не называл. Но за твои прегрешения, я постановляю… Мария-Тереза огляделась, хотя кроме деревянной панели и красной бархатной шторки смотреть тут было не на что. – ... te absolvo a peccatis tuis in nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen . Опустив голову, она поблагодарила священника, и, после того, как он закрыл перегородку, глубоко вздохнула, подняла сумочку и вышла из кабинки. Из соседней доносился голос другого грешника. Тихий. Приглушенный. Совершенно невнятный. Когда она снова шла по проходу, паранойя заставила ее окинуть взглядом собор. Две женщины с вуалями сидели на прежних местах. Молившийся мужчина ушел, но двое других заняли его место. Ей было невыносимо оглядываться, задумываться, слышала ли она свое имя и беспокоиться о том, следили ли за ней. Но с тех пор, как сбежала из Лас-Вегаса, она была настороже, даже слишком, и ей казалось, что так будет всегда. Выйдя на улицу, Мария-Тереза побежала к своей машине и спокойно вздохнула только тогда, когда закрылась в ней. Впервые Камри завелась с первой попытки, будто адреналин девушки передался двигателю, и она по-ехала в клуб. К тому времени, как она заехала на парковку «Железной Маски» и вышла из автомобиля со своей сумкой, паранойя извела ее до чертиков. Никто за ней не ехал. Не было теней, желающих убить ее. Ничего, выходящего за рамки обычного… Ее взгляд метнулся к переулку, где нашли тела… и она тут же вспом-нила, почему все время волновалась. – Как ты? Мария-Тереза так быстро обернулась, что ударилась о свою сумку. Всего лишь Трэз, который ждал ее у задней двери. – Я… в порядке. – Он прищурился, но Мария-Тереза лишь подняла руку. – Не начинай. Не сегодня. Я знаю, ты хочешь как лучше, но прямо сейчас у меня нет на это сил. – Ладно, – пробормотал он, делая шаг назад, и уступая ей дорогу. – Предоставлю нужное тебе пространство. К счастью, он сдержал свое слово, оставив ее у раздевалки, чтоб она могла переодеться. Оказавшись в своей ужасной униформе, поправив волосы, намазав веки тенями и накрасив губы, она пошла по длинному коридору, ведущему к самому клубу, полностью отстранившись от того, кем была и где находилась. Держась в стороне от толпы, она быстро нашла клиента. Мимолетный зрительный контакт, немного вильнуть бедром, легкая улыбка, и у нее появился первый кандидат на ночь. Парень был полнейшим гражданским. Другими словами - он бы неплохо выглядел где угодно, кроме «Железной Маски». Шесть футов ростом, каштановые волосы и карие глаза, пахло от него «Eternity for Men» от Кельвина Кляйна – приверженец классики, из чего следует вывод, что он не был таким уж мягким, но, по крайней мере, имел достаточно хороший вкус. Милая одежда, но не слишком, и он не был окольцован. Разговор о деле был неестественным и неловким, и он постоянно краснел, из чего становилось ясно, что он не только никогда не занимался сексом за деньги, даже в мыслях не было. Добро пожаловать в клуб, подумала она. Он последовал за ней в одну из уборных, и, в характерном искажении действительности, Мария-Тереза будто отделилась от тела и была на два шага позади, наблюдая, как они исчезают за закрытой дверью. В тесной приватной ванной Мария-Тереза взяла предложенные им деньги, засунула их в потайной карман своей юбки, и шагнула к нему, ее тело было холодным, как лед, рука дрожала, когда она задела его. Изогнув губы в поддельной улыбке, она приготовилась к его прикосновениям, заставив свое тело оставаться на месте, молясь, что ее самоконтроля будет достаточно, чтобы не выбежать отсюда с криками. – Меня зовут Роб, – сказал клиент, нервничая. – А тебя как? Вдруг уборная начала сужаться, темно-фиолетовые и черные стены надвигались на нее и сжимали с такой силой, что ей хотелось воплями звать на помощь, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь остановил их. С трудом сглотнув, Мария-Тереза собралась и быстро заморгала в надежде, что ясное зрение поможет очистить мозг и вернуться к действительности. Когда она наклонилась, мужчина нахмурился и отпрянул. – Передумал? – спросила она, желая, чтоб так и было, даже если это будет означать, что ей придется выйти и найти кого-то другого. Он казался сбитым с толку. – Эм… ты плачешь. Отшатнувшись, она через его плечо взглянула в зеркало над раковиной. Боже всемогущий… он прав. Слезы медленным ручейком катились по ее щекам. Подняв руки, она смахнула их. Мужчина тоже развернулся к зеркалу, и его лицо казалось настолько грустным, насколько она себя чувствовала. – Знаешь, что? – произнес он. – Думаю, никто из нас не должен этого делать. Я пытаюсь отомстить той, кому все равно, с кем я сплю, и я просто не хочу, чтобы кому-нибудь еще было больно. Вот почему я пришел к… – Шлюхе, – закончила она за него. – Вот почему ты пришел ко мне. Боже, ее отражение было ужасным. Толстая линия подводки смазалась, щеки побелели, а волосы растрепались. Глядя на свое лицо, Мария-Тереза поняла, что с нее хватит. Момент, наконец, настал. Все к тому и шло: увеличивающиеся паузы перед тем, как войти в клуб, истерики в душе, наполненные запахом «Дайла», и приступы паники в исповедальне – но приближение закончилось. Поезд прибыл. Она вытерла руку о юбку и достала сложенные в несколько раз купюры. Взяв мужчину за руку, она вложила в нее деньги. – Думаю, ты прав. Никто из нас не должен этого делать. Парень кивнул и сильно сжал деньги с безнадежным видом. – Я такая тряпка. – Почему? – Просто это так на меня похоже. Всегда все порчу в таких ситуациях. – Ради Бога, не в тебе дело. Во мне. А ты был… милым. – Да, это я. Милый парень. Всегда милый парень. – Как ее зовут? – прошептала Мария-Тереза. – Ребекка. Мы вместе работаем, и она просто… идеальная. Я уже четыре года пытаюсь ее впечатлить, но она только и делает, что говорит о своей личной жизни. Я думал, что если смогу рассказать ей о своем свидании, где мне повезло… Но проблема в том, что мне никогда не везет, и из меня никудышный лжец. Он теребил рукава рубашки, будто пытался выглядеть лучше перед лицом своей реальности. – Ты приглашал ее куда-нибудь? – Нет. – А, может, она хочет тебя впечатлить всеми этими свиданиями? Парень нахмурился: – С чего бы ей это делать? Мария-Тереза протянула к нему руки и развернула его лицом к зеркалу. – Потому что ты довольно симпатичный и милый, и, может, все не так понимаешь. Дело в том, что если ты пригласишь ее, а она тебя отошьет, ничего страшного в этом не будет. Нет причин становиться одним из многих. – Боже, я даже не знаю, как пригласить ее на свидание. – Как насчет… «Ребекка, что делаешь в четверг вечером?» Это должен быть рабочий день. Выходные – слишком много давления. – Думаешь? – А что ты теряешь? – Ну, она работает рядом со мной, и я вижу ее каждый день. – Но сейчас ты ведь не особо хорошо время проводишь? По крайней мере, прекратишь так мучиться. Он встретил в зеркале ее взгляд. – Почему ты плакала? – Потому что… я больше не могу этим заниматься. – Знаешь, я рад, что выбрал тебя, потому что ты не похожа на женщину, кто… – Он покраснел. – Эм… – Кто должен этим заниматься. Я знаю. И ты прав. Парень повернулся к ней и улыбнулся. – В итоге все вышло не так уж и плохо. – Верно. – Она импульсивно обняла его. – Удачи. И, когда приглашаешь женщину, помни, что ты добыча, а она будет счастлива тебя заполучить. Поверь. Уж я-то знаю, как тяжело найти хорошего мужчину. – Правда? Мария-Тереза закатила глаза. – Ты даже понятия не имеешь. Он еще шире улыбнулся. – Спасибо… Серьезно. Думаю, я приглашу ее. Какого черта, так ведь? – Один раз живем. Выходя из уборной, он сиял и был полон решимости, и, когда дверь закрылась, Мария-Тереза снова начала себя разглядывать. При свете, падавшем на нее сверху, размазанная черная косметика делала ее похожей на настоящего гота. Какая ирония, что в свою последнюю ночь в клубе, она наконец-то вписалась в окружение. Наклонившись в сторону, она вытащила бумажное полотенце, намереваясь избавиться от подводки. Вместо этого, она стерла остатки помады, просто содрав с губ блестящий слой. Никогда больше. На ней больше никогда не будет этой ужасной клейкой дряни… или чего-либо другого из этой косметики… или нелепой одежды проститутки. С этим покончено. Эта глава ее жизни закончилась. Боже, удивительно, как легко она себя чувствовала. Удивительно и безумно. Она понятия не имела, что будет делать дальше или куда поедет, так что, по идее, должна была паниковать. Но все, о чем могла думать, так это об испытываемом ею облегчении. Отвернувшись от зеркала, она потянулась к ручке из кованого железа и поняла, что вместо слез на ее лице появилась улыбка. Открыв дверь, она… взглянула на мрачное лицо Винсента ДиПьетро. Он прислонился к стене прямо напротив приватной ванной, скрестив руки на груди, его большое тело напряжено вопреки тому, что было задмано как расслабленная поза. И выглядел он как человек, которому только что выпустили кишки.
А проблема в том, что у него не было никакого основания и никакого права чувствовать себя так, будто ему врезали. Вин, глядя на Марию-Терезу, отмечая красноту ее щек и отсутствие помады на губах, ничего не должен был чувствовать. То же самое и с парнем, вышедшим из уборной с улыбкой на лице и расправленными пле-чами, будто он весь такой мужчина… в центре его груди не должно было происходить ничего необычного. Это не его женщина. И не его ума дело. – Мне пора, – сказал Вин, отрываясь от стены и разворачиваясь. Бросив взгляд на плотную толпу, он направился к задней части клуба, к коридору, в конце которого, благодаря прошлой ночи, он знал, есть выход. И на всем пути, пьяный голос отца преследовал его: «Ты не можешь доверять женщине. Проститутки, каждая из них. Дай им шанс, и всякий раз они тебя поимеют – и не самым хорошим способом». Мария-Тереза догнала его примерно на трети пути к выходу, ее высокие каблуки стучали по кафельному полу. Схватив его за руку, она остановила его. – Вин, почему ты… – Веду себя так? – Черт, он не мог смотреть на нее. Просто не мог. – Знаешь, у меня нет на это ответа. Она, казалось, пришла в замешательство. – Нет, я хотела спросить… зачем ты пришел? Что-то не так? Боже, с чего бы начать. – Все нормально и здорово. Провались все в преисподнюю, идеально. Когда он снова начал уходить, то услышал, как она громко и четко произнесла: – Я не была с ним. С тем мужчиной. Я не была с ним. Вин обернулся, а затем подошел к ней. – Ну да, конечно. Ты с мужчинами ради средств к существованию, или, по-твоему, я забыл, чем проститутки занимаются ради денег. Увидев, как она побледнела, он почувствовал себя полным ублюдком. Но, прежде чем он смог пойти на попятный, она заполнила тишину. Подняв подбородок, она сказала: – Я сказала правду, и твое дело, верить этому или нет. Не мое. А те-перь, если ты меня извинишь, я пойду переоденусь. Когда Мария-Тереза подняла руку, чтобы отбросить волосы за плечо, Вин увидел, что она что-то сжимала в кулаке… скомканное бумажное полотенце с размазанными по нему красными пятнами. – Погоди. – Он остановил ее и взглянул на него. – Ты вытерла свою помаду. – Конечно я… То есть, как я поняла, ты посчитал, что тот мужчина сцеловал ее с меня, так? – Она развернулась и кратчайшим путем направи-лась к двери раздевалки. – Прощай, Вин. Теперь была его очередь выкинуть новость. – Я порвал сегодня с Девиной. Моя подружка теперь «бывшая». Я пришел сказать тебе это. Мария-Тереза остановилась, но лицом к нему не повернулась. – Зачем ты это сделал? Он оглядел ее спину, от узких плеч, вдоль гордого изгиба ее позвоночника до темных волос, ниспадавших до лопаток. – Потому что когда я смотрел на тебя, сидя за тем столом во время обеда, больше никого не существовало. И не важно, будет ли между нами что-то, знакомство с тобой показало мне, что я упускаю. Мария-Тереза обернулась, в ее волнующих глазах отражалось удивление. – Это правда, – сказал он. – Чистейшая правда. Вот почему я был так расстроен, стоя рядом с уборной. Я не говорю, что ты моя… Лишь хочу, чтоб была. Когда угрюмая, тоскливая музыка заполнила пространство между ними, Вин пытался придумать какую-нибудь магическую комбинацию слов, которая не даст Марии-Терезе бросить его. Хотя, возможно, начать нужно с того, чтобы не слушать голос отца, подумал он. Она развернулась, и он почувствовал тяжесть ее взгляда. – Мне нужно переодеться и сказать Трэзу, что я бросаю. Подождешь? Что… он не ослышался? – Ты увольняешься? Она показала бумажное полотенце. – Я знала, что не смогу продолжать этим заниматься… Просто не знала, что сегодня наступит конец. И он наступил. Вин шагнул вперед и обнял ее, держа осторожно, чтобы она смогла отступить, если захочет. Но она этого не сделала. Когда их тела встретились, она глубоко вздохнула… и обняла его в ответ. – Да… да, я подожду тебя, – прошептал он. – Даже если на это уйдет несколько часов. И, как будто он знал, в какой именно момент появиться, Трэз вышел из своего офиса в дальнем конце коридора и направился к ним. Он протянул Вину руку. – Значит, ты забираешь ее отсюда? Вин поднял брови, когда они обменялись быстрым рукопожатием. – Если она мне позволит. Трэз взглянул на Марию-Терезу, и его карие глаза были наполнены безграничной добротой. – Тебе стоит позволить ему. Мария-Тереза покраснела, как открытка на День Святого Ва-лентина. – Я… эм… послушай Трэз, я больше сюда не приду. – Знаю. Я буду скучать, но также я рад. – Когда мужчина протянул к ней свои огромные руки, они ненадолго обнялись. – Я скажу девочкам, и, прошу, не думай, что ты обязана поддерживать связь: иногда полный разрыв – как раз то, что нужно. Просто помни, если тебе что-то понадобиться, любая мелочь – деньги, ночлег, плечо, чтобы опереться – для тебя я всегда здесь. Что ж, Вину нравился этот парень. Даже очень. – Хорошо. – Она взглянула на Вина. – Я ненадолго. После того, как Мария-Тереза нырнула в раздевалку, Вин понизил голос, хотя вряд ли это было необходимо, поскольку в коридоре, кроме них, не было ни души: – Слушай, она рассказала, как ты разобрался с полицией. Спасибо, но если это будет чем-то чревато для тебя или для нее, ты меня сдашь, хорошо? Парень слегка улыбнулся, а его самоуверенность была осязаема. – Не волнуйся о копах. Просто позаботься о своей девушке, и все будет отлично. – Она не моя девушка, вообще-то. Если б только у него было хотя бы полшанса… – Могу я дать тебе совет? – Конечно. Парень подошел ближе, и из-за своего роста Вину было непривычно, что другие смотрели ему прямо в глаза, но Трез уж точно с этим проблем не имел. – Слушай меня внимательно, – сказал мужчина. – Наступит время, скорее рано, чем поздно, когда тебе придется довериться ей. Тебе придется поверить, что она та, кого ты знаешь, а не кого боишься. Здесь она делала то, что была вынуждена делать, и, может быть, расскажет тебе, почему. Но подобное дерьмо, ты не скоро его забудешь… если вообще когда-либо сможешь забыть. Позволь мне убедить тебя в том, что ты уже подозреваешь. Она не такая, как некоторые здешние девочки. Если бы жизнь сложилась по-другому, она бы здесь никогда не оказалась, понял? Вин прекрасно понимал его, только задавался вопросом, как много знал владелец клуба. Учитывая, как тот смотрел на Вина, было похоже, что он видел… все. – Да, понял. – Хорошо. Потому что если ты свалишь все на нее, – парень заговорил прямо над самым его ухом, – я приготовлю мясное блюдо на твоих костях. Трэз выпрямился и одарил Вина одной из своих тонких улыбок, но это его ни на миг не одурачило, когда образы хот-догов, гамбургеров, соусов для барбекю закружились у него в голове. – Знаешь, – прошептал Вин, – а ты хорош, мужик, правда. Трэз слегка поклонился. – Взаимно. Мария-Тереза вышла примерно через десять минут, без косметики, одетая в джинсы и другую кофту из флиса, а ее вещевой сумки нигде не было видно. – Я просто все выкинула, – сказала она Трезу. – Вот и славно. Они все вместе дошли до выхода, и у двери она снова обняла босса. – Трэз, насчет полиции… – Если они объявятся, разыскивая тебя, я дам тебе знать. Но я не хочу, чтобы ты об этом беспокоилась, ладно? Мария-Тереза улыбнулась ему. – Ты ведь обо всем позаботился. На лице мужчины промелькнула тень. – Почти обо всем. А теперь уходите, вы двое. И не поймите меня не-правильно, но я надеюсь, что больше никогда вас не увижу. – Прощай, Трэз, – прошептала Мария-Тереза. Он нежно коснулся ее щеки. – Прощай, Мария-Тереза. Когда владелец клуба открыл заднюю дверь, Вин положил руку ей на талию и вывел ее в ночь. – Мы можем пойти куда-нибудь и поговорить? – спросил он, их шаги эхом отдавались в тишине. – Кафе? – Я думал… о каком-нибудь другом месте. Вообще-то, я хочу тебе кое-что показать. – Ладно. Мне ехать за тобой? – Может, я просто довезу нас обоих? – Когда она оглянулась на клуб, он покачал головой. – Лучше езжай за мной. На своей машине ты будешь чувствовать себя в большей безопасности. Наступила пауза, будто она проверяла свои инстинкты. Затем она пожала плечами. – Нет… в этом нет необходимости. – Она взглянула на него. – Я действительно не думаю, что ты навредишь мне. – Можешь на это поставить свою жизнь. Вин привел ее к M6 и после того, как она оказалась на пассажирском сиденье, сел за руль. – Мы едем в Вуд. – Что это? – Жилая часть города, где каждая улица заканчивается на «вуд». Оквуд. Гринвуд. Пайнвуд. – Он завел двигатель. – Будто у проектировщиков города на названия воображения не хватило, и приходится задумываться, почему Вудвуд Авеню там нет. Она засмеялась. – Я живу в городе примерно четыре с половиной года. Но не знаю, где это. – Недалеко. Минут десять езды. В пяти кварталах от клуба, он свернул на Северную дорогу и поднялся к выезду, оставляя позади северные окраины Колди. Улицу за улицей они проезжали участки с почтовыми ящиками, дома вокруг были маленькими и, чем дальше продвигался М6, тем меньше те становились. У Вина сохранились воспоминания об этих окрестностях, но отнюдь не радужные, о безупречной счастливой семье. Район навевал воспоминания скорее о том, как он тайком выбирался из дома, чтобы оказаться подальше от родителей, встретиться с друзьями, выпить, покурить и подраться. В те дни везде было лучше, чем дома. Боже, как он хотел, чтоб они ушли. Или уйти самому. И его молитвы были услышаны. – Почти приехали, – сказал он, Мария-Тереза казалась рядом с ним абсолютно спокойной, тело расслаблено, и она смотрела в окно, положив голову на спинку сиденья. – Мне кажется, ты можешь еще часами вести машину, – прошептала она, – а я буду счастлива просто сидеть здесь и смотреть, как мимо проносится мир. Он взял ее за руку, слегка сжав. – Когда ты последний раз была в отпуске? – Целую вечность назад. – Как я тебя понимаю. Подъехав к Крествуд авеню, 116, он свернул на подъездную дорожку и остановился у крошечного домика с алюминиевой обшивкой, двумя спальнями и бетонной дорожкой, ведущей к входной двери. Место, где он вырос, никогда не выглядело так хорошо: кусты вокруг фундамента подстрижены, и на большом дубе не было сухих веток – а когда вырастет трава, ее каждую неделю будут скашивать. Также он заменил крышу два года назад, обновил обшивку и переложил подъездную аллею. Это был самый ухоженный дом на улице, если не во всем Вуде. – Что это? – сказала она. Он внезапно смутился, но в том и вся соль. Девина никогда здесь не была. И никто из тех, кто работал с ним, даже не знал об этом месте. С тех самых пор, как он начал трудиться, он показывал людям лишь то, чем гордился. Он открыл дверь. – Здесь я… вырос. Мария-Тереза вышла из машины к тому времени, как он подошел, и осматривала каждый дюйм дома, от крыльца до бликов на крыше. Он взял ее за руку и повел к входной двери. Когда он открыл ее и распахнул, запах искусственного лимона ударил в нос в качестве приветственного коврика, но приветствие это было ненастоящим, такой же подделкой, как и химикаты, образующие этот запах. Вместе они переступили через порог, Вин щелкнул выключателем в коридоре, а затем закрыл дверь и включил отопление. Холодный. Сырой. В беспорядке. По сравнению с внешним его видом, внутри дом находился во власти бардака. Вин оставил его в точности таким, каким он был в тот день, когда родители упали с лестницы: памятник безобразию. – Вот здесь я и вырос, – резко сказал он, глядя на единственный во всем доме свежий отрезок ковра – находившийся в футе от лестницы. Отрезок, куда они приземлились, свалившись сверху. Пока Мария-Тереза осматривала все вокруг, он пошел в гостиную и включил лампу, чтобы она увидела жалкий диван с убогими заплатами на подлокотниках… и низенький кофейный столик со следами от сигарет… и книжные полки, больше заставленные пустыми бутылками из-под водки, принадлежавшими его матери, нежели каким-то чтивом. Ничего себе, свет не пощадил оранжево-желтые занавески, устало свисавшие с гардин из кованого железа, или выгоревший ковер, на котором была потрепанная дорожка, ведущая от дивана на кухню. По телу пробежали мурашки, когда он прошел через арку и щелкнул выключателем над вытяжкой. Потрясный дизайн в духе Бетти Крокер находился даже в большем упадке, чем гостиная: на столешницах из «формайка» повсюду красовались круги от консервных банок, стоявших там неделями и покрывшихся снаружи ржавчиной. Холодильник без ручки был цвета зрелой пшеницы, по крайней мере, на день покупки; сейчас трудно отличить, что было намеренным выбором цвета, а что – гнилью и пылью. А сосновые шкафчики… какой ужас. Изначально они блестели, теперь же – потускнели, а на тех, которые находились под старой течью в потолке, полосами вздулась краска, что походило на следы от ядовитого плюща на коже. Ему было так стыдно за все это. Истинное поместье Дориана Грея , гниющая реальность, которую он держал взаперти в своем пресловутом чулане, в то время как всему остальному миру показывал лишь красоту и богатство. Вин обернулся через плечо. Мария-Тереза бродила по кухне, чуть приоткрыв рот, будто видела сцену из фильма, которая потрясла ее до глубины души. – Я хотел, чтобы ты это увидела, – сказал он, – потому что это правда, которую я никогда никому не открывал. Мои родители были алкоголиками. Папа работал водопроводчиком, а мама курила как паровоз, и этим все сказано. Они часто ссорились и умерли в этом доме, и, честно говоря, я по ним не скучаю и ни капли не сожалею о случившемся. Если это делает меня ублюдком, то мне все равно. Мария-Тереза подошла к плите. Она подняла старую подставку для ложек, стоявшую на варочной панели между газовыми горелками, и сдула с нее пыль. – «Великий побег». – Парк развлечений на севере. Слышала о таком? – Нет. Говорила же, я не местная. Он подошел к ней, глядя на дешевую безделушку для туристов с красным логотипом. – Приобрел во время школьной экскурсии. Думал, может, если другие ребята увидят, как я покупаю матери что-то домашнее, то не догадаются, какая она на самом деле. Почему-то ложь была важна для меня. Я хотел быть нормальным. Мария-Тереза поставила вещицу на место с большей осторожностью, чем та того заслуживала, и стояла, глядя на нее. – Каждые вторник и пятницу я хожу на молитвенную группу. В Собор св. Патрика. От ее откровения у него дух перехватило… и он заставил себя сохра-нять спокойствие. – Ты католичка? Я тоже. Ну или, по крайней мере, родители пожени-лись в католической церкви. Сам я не шибко набожный. Она убрала прядь волос за ухо и, дрожа, вздохнула. – Я хожу… хожу на эти встречи, потому что хочу находиться рядом с нормальными людьми. Я хочу… однажды снова стать как они. – Ее глаза загорелись, и она встретила его взгляд. – Так что я понимаю. Понимаю…все. Не только дом, но и то, почему ты не приводишь сюда людей. Сердце Вина колотилось в груди. – Я рад, – сказал он хриплым голосом. Она огляделась. – Да… все до самых мелочей, я все понимаю. Вин протянул руку. – Пойдем со мной. Позволь показать остальное. Мария-Тереза взяла то, что он предлагал, и тепло ее ладони преобразовывало, оживляло все его тело, показывая, каким холодным и онемевшим он обычно был. Вин надеялся, что она примет его, даже с таким прошлым. Молил об этом. И теперь, видя, что она это сделала, ему, почему-то, захотелось поблагодарить Бога. Когда они поднимались по лестнице, под вонючим ковром скрипели ступеньки, а перила были такими же устойчивыми, как стоящим в лодке пьяница. Поднявшись наверх, Вин проигнорировал комнату родителей, прошел мимо единственной ванной и остановился перед закрытой дверью. – Здесь я спал. Открыв ее, он включил свет. Стоявшая вплотную к свесу чердака, его старая двуспальная кровать все еще была накрыта синим стеганым одеялом, а единственная подушка у изголовья – по-прежнему ровной, как ломоть хлеба. Стол, за которым он делал уроки, когда, в самом деле, корпел над ними, все еще стоял у окна, а лампа, при свете которой занимался, загнута к потолку. На комоде лежали Кубик Рубика, черная расческа «Эйс» и посвященный купальникам номер «Спортс Иллюстрейтед», 1989 года с Кэти Айлэнд на обложке, – все там, где он их и оставил. Над комодом висело зеркало, в его дешевую «деревянную» раму были воткнуты всякие корешки билетов, фотографии и другой хлам, и, когда он шагнул вперед и увидел свое отражение, ему захотелось выругаться. Да, все по-прежнему. Он все еще смотрел на лицо с синяками. Конечно, в этот раз их наставил не его отец. Вин подошел к окну, и, когда открыл его, чтобы впустить свежий воздух, ему захотелось поговорить. Что он и сделал. – Знаешь, первое наше с Девиной свидание я устроил в Монреале. Оформил ей перелет на своем самолете, и мы остановились в многоэтажном номере в отеле Ритц-Карлтон. Она была впечатлена настолько, насколько я этого добивался, но даже сегодня она не знает, откуда я родом. По большей части, это мой выбор, но дело в том, что ее никогда не интересовало прошлое. Она никогда не спрашивала о моих родителях после того, как я рассказал, что они оба мертвы, и я никогда не затевал этот разговор. – Он развернулся. – Я собирался жениться на ней. Даже кольцо купил…и, представь себе, сегодня она нашла бриллиант. – О… Боже. – Как вовремя, да? После того, как Джим меня подвез, я поднялся к себе, открыл дверь, а там она, вся взволнованная, держит в руке коробочку. Мария-Тереза прикрыла рот рукой. – И что ты сделал? Вин отошел от окна и сел на кровать. Когда от нее поднялась пыль, он скорчил гримасу, встал и взял в руки одеяло. – Погоди минуту. Выйдя в коридор, он встряхнул покрывало, отвернувшись от облака. Когда пыли на нем стало поменьше, Вин вернулся в комнату, застелил им голый матрас, и снова сел. – Что я сделал… – пробормотал он. – Ну, я отцепил ее руки от своей шеи и отступил на шаг. Сказал, что не смогу жениться на ней, что сделал ошибку и что мне жаль. Мария-Тереза подошла и села рядом. – Что она ответила? – Она восприняла все с ледяным спокойствием. Что не было бы удивительно, если б ты ее знала. Я сказал, что она может оставить кольцо себе, и та поднялась с ним наверх. Минут через пятнадцать вернулась с вещами. Сказала, что скоро заберет остальное и тогда оставит ключи. Она была ничуть не расстроена и держала себя в руках. Понимаешь, она не казалась удивленной. Я не был в нее влюблен, никогда не был, и она это знала. Вин пододвинулся так, что смог облокотиться на стену. Из вентиляционного отверстия наверху на его лицо дул теплый воздух, уравновешивавший поток холодного и свежего, льющегося из окна. Чуть погодя, Мария-Тереза последовала его примеру, только она по-догнула ноги и обхватила колени руками. – Надеюсь, ты не против, если я спрошу… но если ты не любил ее, зачем тогда купил кольцо? – Всего лишь очередная приобретенная вещь. Как и она. – Он взглянул на нее. – Я не горжусь этим, кстати. Мне просто было плевать, до… – До? Он отвернулся от нее. – До настоящего времени. Воцарилась тишина, воздух из двух источников смешался, горячий и холодный слились, создавая уютную температуру. – Моего сына зовут Робби, – внезапно сказала она. Повернувшись к ней, он увидел, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения. – Это не обязательно должна быть «услуга за услугу», – прошептал он. – Только лишь потому, что я тебе что-то рассказываю, не значит, что ты должна отвечать тем же. Она слегка улыбнулась. – Знаю. Просто… я не привыкла к разговорам. – Как и я. Она осмотрела комнату и задержала взгляд на открытой двери. – Твои родители часто спорили? – Все время. – Они… сильно ссорились? В смысле, за рамки слов выходило… ну, ты понял. – Ага. Большую часть времени лицо моей матери походило на тест Роршаха … хотя она не хило давала сдачи… но это ни в коем случае не извиняло побои отца. – Вин покачал головой. – Не важно, насколько все дерьмово, мужчина никогда, никогда не должен поднимать на женщину руку. Мария-Тереза опустила голову на колени и посмотрела на него. – Некоторые мужчины эту философию не разделяют. И некоторые женщины не дают сдачи, как твоя мать. Когда по комнате прокатился рык, она с удивлением выпрямилась… убеждаясь, что низкий, угрожающий звук исходил от Вина. – Скажи, что ты не по своему опыту это знаешь, – мрачно произнес Вин. – О, нет, – быстро ответила она. – Но от замужества было тяжело избавиться. Когда я объявила своему теперь уже бывшему мужу, что ухожу от него, он забрал нашего сына и колесил по всей стране. Я не знала, где мой ребенок, или что с ним происходит… в течение трех месяцев. Три месяца, частный детектив, затем адвокаты, чтобы освободиться от уз брака и от него. Все, что я сделала, было только ради того, чтобы убедиться, что мой сын находился и до сих пор находится в безопасности. Теперь картина проясняется, подумал Вин. И он был рад, что как бы плохо все ни было, побоям она не подвергалась. – Должно быть, это стоило кучу денег. Она кивнула и снова опустила голову. – Мой бывший во многом был похож на тебя. Очень богатый, влия-тельный… симпатичный. Ладно… вот дерьмо. Прекрасно, что она находила его привлекатель-ным, но ему не нравилось, куда это неизбежно приведет. Как он мог убедить ее, что он не… – Марк бы никогда ничего подобного не сделал, – тихо сказала она. – Он бы никогда не позволил себе так… открыться. Спасибо тебе за это… Знаешь, в каком-то смысле это самая милая вещь, которую мужчина когда-либо делал для меня. Вин поднял руку, очень медленно, чтобы она знала, где именно та находилась. И когда он поднес ладонь к ее лицу, дал девушке достаточно времени, чтобы отодвинуться. Чего она не сделала. А просто встретила и выдержала его взгляд. Секунды переросли в минуты, и никто из них не отвернулся. Тишина нарастала, и Вин наклонился, ее рот приоткрылся, а голова поднялась с коленей, будто она хотела встретить его губы так же сильно, как и он ее. Но в последнюю секунду он поцеловал ее в лоб. А затем притянул в свои объятия, ближе прижимая к себе. Ее голова лежала у него на груди, а он медленно большими кругами водил ладонью по ее спине. Дрожь, которой она ответила на это, оказалась капитуляцией более полной, основательной, интимной, чем, если бы она предложила ему себя для секса. Вин принял дар ее доверия с тем почтением, которого тот заслуживал. Легко коснувшись подбородком ее макушки, Вин посмотрел на другой конец комнаты… и нашел ответ на вопрос, которым задавался с тех самых пор, как впервые увидел ее. В рамку от зеркала среди прочей ерунды было воткнуто изображение Мадонны на старой открытке. Там у нее угольно-черные волосы и ярко-голубые глаза, она была неописуемо прекрасна, ее лицо опущено вниз, над головой золотой ореол, а воздух вокруг нее светился. Открытка досталась ему от одного из тех евангелистов, которые дав-ным-давно показались у двери. Как обычно, он открыл дверь только лишь потому, что его пьяная мамаша чуть не сделала это сама, и он не мог вынести стыда от того, что кто-то увидит ее в грязном халате и с этими крысиными волосами. Парень по другую сторону двери был одет в черный костюм и выглядел так, как в мечтах Вина выглядел его отец – аккуратным, опрятным, здоровым и спокойным. Вин солгал, сказав, что родителей нет дома, и когда мужчина заглянул в гостиную, заявил, что это больная родственница, а не его мама. Глаза евангелиста наполнились печалью, будто ему была знакома си-туация, и он, перестав разглагольствовать, просто протянул открытку, сказав Вину позвонить по номеру на обратной стороне, если ему понадобится крыша над головой. Вин взял предложенное, поднялся по лестнице и сидел, держа ее в руках. Он мгновенно полюбил изображенную на ней даму, потому что та выглядела так, будто никогда не пила, не орала и никогда никого не била. И чтобы удостовериться, что она будет в безопасности, он спрятал ее изображение от матери с отцом на самом видном месте – на зеркале: обычно, когда мать шарила в его комнате, она просто обыскивала ящики, шкаф и все, что было под кроватью. Теперь же у него есть ответ. Разглядывая открытку, Вин понял, что Мария-Тереза выглядела точно так же, как Мадонна.
Джим осторожно и уверенно водил своим ножом по куску дерева. На газете, разложенной у его ног, росла кучка щепок, и Пес в течение всего процесса сидел рядом, наблюдая за ним большими карими глазами, будто всем своим существом понимал, почему кому-то взбрело в голову что-то подобное делать с палкой. – Она станет частью моего шахматного набора. – Джим кивнул на коробку из-под обуви, которую заполнял в прошлом месяце. – Думаю, эта будет… Что ж, мне надоело делать пешки. Пусть эта будет королевой. Материал он взял из дуба, растущего на участке, когда сломанные ветром ветки упали на землю. Джим медленно, но постоянно занимался своим хобби, вырезая время от времени парочку фигур. Инструментом служил охотничий нож, который давным-давно вручил ему командир. К слову о старом-добром. Вещица – шедевр оружия, обманчиво скромная, без каких-либо опознавательных отметин, серийных номеров или инициалов, ничего, намекающего на то, что сделана она одним профессионалом для другого. И Джим знал ее как свои пять пальцев: зловещий инструмент – лезвие из нержавеющей стали, рукоять обтянута кожей, состарившейся от собственного пота Джима. Подняв нож, Джим отметил, как падал свет от люстры на лезвие. За-бавно, подумал он, здесь, в однокомнатной квартирке, когда его использовали для резных работ по дереву, это всего лишь нож. В большинстве же других случаев – смертельное оружие. Цель определяет все. Он вернулся к работе. Лезвие издавало мягкий царапающий звук; Джим большим пальцем притягивал к себе нож, рука осторожно направляла каждый толчок, постепенно избавляясь от дерева, чтобы освободить потенциал спрятанной внутри шахматной фигуры. В течение последних двадцати лет Джим часами мог так сидеть: в одиночестве. Никакого радио и телевидения. Только кусок дерева и нож. Он делал птичек и животных, звезды и ничего не значащие символы. Вырезал лица и места. Деревья и цветы. Его хобби несло множество преимуществ. Дешевое, портативное, и его лезвие всегда с ним, где бы он ни находился. Пушки приходили и уходили. И другое оружие тоже. Как и командиры. Но нож всегда оставался с ним. Боже, в тот день, когда Джиму подарили оружие, поверхность его была зеркально чиста, и первым делом Джи вынес нож из казармы и измазал с двух сторон грязью: притупленные яркость и блеск, как и заточенные края, служили залогом практичности. Оружие никогда его не подводило. И черт его побери, если он не признается самому себе, но и дерево оно вырезало прекрасно … Зазвонил мобильник, лежащий где-то на покрывале. Когда Джим по-шел глянуть, кто это был, то опустил дубовую ветку, а нож, по привычке, оставил при себе. Открыв телефон, он увидел засекреченный номер и понял, кто именно звонил. Нажав большим пальцем кнопку вызова, он поднес теле-фон к уху. – Да? Тишина. А затем тот глубокий, циничный голос: – Над какой фигурой работаешь? Ублюдок. Ублюдок Матиас всегда знал слишком много. – Королева. – От старых привычек тяжело избавиться, не так ли? Как и от бывших боссов. – Ты велел мне больше не звонить. – Не твои же пальцы набрали в этот раз номер. – Будто ты приложил столько усилий, просто чтобы узнать, чем я за-нимаюсь. Пауза. – Номер автомобиля. Зачем тебе проверять его, и какое тебе дело до владельца машины. А, так вот в чем причина звонка. – Тебя не касается. – Мы не приемлем самоволку. Ни в каком ее проявлении. Выдаешь такое дерьмо, и тебя не просто отстраняют от активных заданий, а увольняют. Что значит, в будущем ждет сосновый ящик и никаких золотых часов: его начальство не отправляет тебя на покой с Ролексом. Однажды утром ты просто проснешься мертвым. – Забей, Матиас, я все помню, а если ты звонишь, чтобы просто это проверить, то тратишь… – Ну, так какой там номер? Джим замолчал и подумал, «кажись, долг еще не оплачен». Когда он назвал номер Марии-Терезы и рассказал то немногое, что знал о женщине, то был уверен, что поиски не прекратят, причислив их к неподходящим, даже если те пройдут через правительственные каналы. С одной стороны, с Матиасом можно договориться. С другой, есть только один человек, власти у которого больше, чем у него. И тот сукин сын сидел в Овальном кабинете . Да уж, бывают времена, когда не повредит то, что большая шишка обязана тебе своей жизнью. – Буду на связи, – сказал Матиас. Когда телефон умолк, Джим взглянул на свой нож. Точно такой же появился у Матиаса и в то же время, что и у Джима, и парень чертовски хорошо с ним обращался… но также он был искусен в «офисной» политике, а Джим со своими антисоциальными наклонностями оставался на поле. Одна дорожка вознесла Матиаса на вершину; другая приземлила Джима… в квартирку над гаражом. Да еще и с новыми боссами. Джим покачал головой, сравнивая этих четырех аристократичных педиков с мячами для крокета, волкодавом и замком с Матиасом и его приспешниками. Все очевидно – по крайней мере, с первого взгляда. Однако у Джима сложилось такое впечатление, что эти ребят на другой стороне таят такое дерьмо в задних карманах, что все стандартное и ядерное оружие в распоряжении Матиаса покажется лишь игрушками. Джим вернулся на прежнее место, усевшись в дешевое кресло рядом с Псом, только на этот раз взял с собой мобильник. Снова начав вырезать, он продумывал новую стратегию. Предполагая, что Вин последовал совету и порвал с Девиной, и что парень прорвется-таки через щиты Марии-Терезы, Джим задумался, какую же, черт возьми, роль играет во всем этом «перепутье». Да, может, ему и удалось собрать их в одном месте вечером в пятницу, но что он сделал кроме этого? Либо это простейшая работа на свете, либо он что-то упускает. Чуть позже Джим взглянул на часы. И через полчаса сделал то же са-мое. Матиас быстро работал. Всегда. Да и просьба была простой: проверить регистрацию и владельца пятилетней Тойоты Камри и просмотреть криминальное прошлое. Такие вещи занимают два щелчка мышью, шесть ударов по клавиатуре, ну, и примерно наносекунду. Только если не возникло нечто срочное, связанное с национальной безопасностью. Или же в данных Марии-Терезы что-то нашли.
***
Есть причины, по которым в темных переулках люди чувствуют необходимость обернуться. Веские причины, по которым большинству хочется поторопиться, даже если на улице не холодно. Отменные причины, объясняющие, почему ночью освещенные улицы куда более предпочтительны. – О… Боже, нет… пожалуйста… Взмах монтировкой, направленный вниз, оборвал молитвы, резко вырубая мужчину, как будто выключив свет: в одно мгновение он есть, в следующее – ничего, кроме темноты. В одно мгновение слышен чей-то голос, в следующее – лишь тишина. Теперь на их лицах кровь. Когда он убивал человека, ярость управляла его рукой в большей степени, чем любая сознательная мысль, и гнев давал ему ту силу, предвещавшую, что много времени это не займет. Всего лишь еще один удар, а, может, обойдется и без него, и наступит больше, чем временное затишье. Переместив свой вес так, чтобы получить наибольшую отдачу от нисходящей траектории, он… В дальнем конце переулка показались фары автомобиля, две освещенные тропинки уперлись в кирпичное здание слева и залили светом его шероховатую стену. Нет времени для другого удара. В долю секунды его будет видно так же четко, как если бы он стоял на сцене театра. Развернувшись, он бросился в противоположную сторону переулка, побежав так быстро, как мог. Когда он завернет за угол, они увидят его куртку и затылок бейсболки, но в Колдвелле сотни черных ветровок из гортекса , а черная шляпа – всего лишь черная шляпа. Тормоза взвизгнули, а потом кто-то что-то прокричал. Со всех ног он мчался только три квартала, а когда его перестали преследовать крики и рев автомобиля, замедлил шаг, а потом нырнул в дверь, над которой не было освещения. Переводя дух, он снял ветровку, сунул в нее монтировку, делая из рукавов узел за узлом, обвязывая улику. Машина была припаркована неподалеку, поскольку он оставил ее не на парковке «Железной Маски», просто в целях безопасности. Что оказалось верным решением. Даже восстановив дыхание, он оставался в укрытии. Примерно через пять минут завыли полицейские сирены, и он увидел, как мимо проехали две машины. Спустя полторы минуты пронеслась третья, без опознавательных знаков, с приделанной к приборной панели мигалкой. Когда другие не показались, он снял бейсболку, скомкал ее и запихнул в карман джинсов. Затем снял пояс, задрал кофту и прижал к груди окровавленную монтировку и ее обертку. Вновь прикрывшись, он тенью выскользнул из дверного проема и направился к своей машине, стоявшей меньше, чем в четверти мили. Он шел не быстро, и не медленно, оглядываясь глазами, но не вертя головой. Для обыденного наблюдателя он являлся всего лишь простым пешеходом, разгуливающим после полуночи, молодым парнем, собиравшимся встретиться с друзьями или направлявшимся домой к подружке. Когда он столкнулся с парой парней, бездомной женщиной и кучей парочек, то в нем не было ничего необычного, он был абсолютно незаметным. Машина стояла там, где он ее и оставил, и ему пришлось садиться в нее очень осторожно из-за того, что было спрятано под кофтой. Заведя двигатель, он выехал на Торговую, и, когда мимо проехала скорая, он отъехал в сторону, уступая ей дорогу согласно правилам. Нет нужды торопиться, мальчики, подумал он. Учитывая, как сильно он ударил того парня, ему уже не помочь. Свернув к реке, он придерживался общего транспортного потока на тех участках, где тот был, но в столь позднее время на дорогах народу немного. И чем дальше он отдалялся от центра, тем менее людно ста-новилось. Через добрые пятнадцать миль, он подъехал к краю дороги. Никаких уличных фонарей. Никаких машин. Всего лишь отрезок ас-фальта с деревьями и кустиками, перетекавший в обочину из гравия. Выйдя из машины, он закрыл ее и начал пробираться сквозь деревья, направляясь к реке. Оказавшись на берегу Гудзона, он посмотрел на противоположный берег. Там было несколько домов, в которых свет горел лишь у двери, значит, жители спали, хотя все равно не имело значения, спят ли они, лежат в кровати или даже ходят по своим кухням, ища, чем подкрепиться. Его никто не увидит. Река здесь широкая, широкая и глубокая. Задрав кофту, он вытащил монтировку, и, собравшись с силами, бросил ее в воду вместе с купальным костюмом в виде ветровки. Со звоном и совсем небольшими брызгами, вещица в мгновение ока затонула, и никогда уже не будет найдена. В этой части русло находилось, по крайней мере, в десяти футах вниз по реке, но что еще лучше, он выбрал место, где течение Гудзона менялось – оно не только унесет монтировку прочь из Колдвелла, но и утянет ее на середину, подальше от берега. Он вернулся к машине, забрался в нее и продолжил свой путь. Он еще какое-то время ехал, слушая местное радио, умирая от любо-пытства, что же доложит полиция о случившемся в переулке. Но ничего не было. Хип-хоп, поп-рок на FM и теории заговора да разговоры глав правового крыла на АМ. Продолжая двигаться, изредка поворачивая направо и налево, он думал о том, как все сегодня обернулось. Он чувствовал, что старые обычаи и привычки берут над ним верх, а это было плохо… но, на каком-то уровне казалось неминуемым. Сложно изменить свою сущность. Очень сложно. Убийство тех студентов прошлой ночью немного шокировало, но ин-цидент с монтировкой казался обычным делом. И толчок к убийству был гораздо незначительнее. В том клубе парень не вел себя агрессивно по отношению к ней. Он поимел ее, и этого оказалось достаточно. Один взгляд на самодовольную улыбку, расплывшуюся на его лице, когда он вышел из уборной, в которой они исчезли, подписал сукину сыну смертный приговор. Но так больше не могло продолжаться. Ему хватало ума понимать, что если продолжит убивать мужчин в центре города, его шансы быть пойманным будут возрастать с каждым оставленным телом. Так что ему нужно либо остановиться… либо убирать за собой. Убедившись в отсутствии хвоста, и когда он уже больше не мог бо-роться с потребностью включить телевизор, он направился домой… ну или туда, что служило домом последние два месяца. Арендованный дом находился на окраине города, а по соседству жили либо молодые семьи с маленькими детьми, либо пожилые пары без детей. И, учитывая количество тех, кому тяжело приходилось в кризис недвижимости, найти что-то по душе оказалось легко. Арендная плата – тысяча в месяц. Не проблема. Свернув на подъездную дорожку, он нажал на кнопку, открывающую дверь гаража, и подождал, пока поднимутся панели. Странно. В соседнем доме был включен свет. В прихожей, в гостиной и наверху. Раньше в нем всегда было темно. Не его ума дело, а впрочем, у него и своих проблем хватало. Заехав в гараж, он нажал кнопку на пульте и подождал, пока опустятся панели, чтобы никто не видел, как он выходит из машины. Эту привычку он перенял, наблюдая за своей женщиной. Зайдя в дом, он пошел в ванную в задней его части и включил свет. Посмотрев в зеркало, он понял, что приклеенные над верхней губой усы пришли в негодность. Плохо, но, по крайней мере, никто не смотрел на него с улыбкой, пока он шел к своей машине. Может, они отклеились, когда он был у реки. Он оторвал полоску пуха, спустил ее в унитаз и подумал о том, чтобы смыть кровь, но предпочел принять душ наверху. Одежда? Кофту спасла куртка, плавающая теперь в Гудзоне, но джинсы были запачканы. Черт, штаны были проблемой. В гостиной стоял камин, но он никогда раньше им не пользовался: дерева не было, и, кроме того, разведи он в нем огонь, то соседи могли учуять дым и запомнить это. Лучше выкинуть их в реку после наступления темноты, так же, как он поступил с монтировкой. Кепка. На нем еще кепка была. Он вытащил из заднего кармана черную бейсболку. На ней было всего несколько капель, но этого достаточно, чтобы закопать ее в землю. С нынешними криминалистами ничего нельзя полностью вычистить. Огонь или полное исчезновение – единственные возможные варианты. Поднявшись наверх, он замер на вершине лестницы. Двумя руками сняв парик, он пригладил волосы, чтобы они лежали ровно. Он подумал, что сначала лучше было бы принять душ, но не мог так долго ждать. Кроме того, чтобы добраться до ванной, нужно пройти мимо спальни, так что она в любом случае его увидит. Он подошел к двери. – Я дома. Она смотрела на него из угла, такая красивая, скромная и великолеп-ная, как и всегда, ее глаза были исполнены сострадания и тепла, бело-снежная кожа сияла в тусклом свете уличного фонаря. Он ждал ответа, а затем напомнил себе, что его не будет. Статуя Марии Магдалены, которую он украл на рассвете, оставалась такой же молчаливой, каковой была, когда он увез ее из церкви. Ему пришлось забрать ее. Теперь, когда он узнал, чем занимается его женщина ради средств к существованию, статуя стала образом его любви, тем, что помогало продержаться до тех пор, пока он наконец-таки не доставит свою женщину туда, где ей и место. А место ее рядом с ним. Статуя так же напомнила ему, что он не должен убивать свою женщину лишь потому, что она – грязная, паршивая проститутка. Она была… женщиной, сбившейся с пути, заблудшей, сошедшей с верной стези. В этом он повинен и сам. Но он прошел через это и вновь вернулся на путь истинный… Ну, с незначительными исключениями. Встав на колени перед статуей, он обхватил ее лицо ладонями. Он любил касаться своей женщины, и то, что она не гладила его в ответ или не преклонялась перед ним, как положено, немного разочаровывало. Но именно поэтому ему и нужна она настоящая.
Мария-Тереза была уверена, что Вин собирался поцеловать ее. Часть ее хотела этого, но также она чувствовала и панику: она технически могла заниматься сексом в клубе, но годы прошли с тех пор, как ее по-настоящему целовали. И в последний раз поцелуй оказался принудительным, актом насилия по отношению к ней. Но вместо того, чтобы дать Марии-Терезе то, чего она жаждала и боялась одновременно, Вин просто коснулся губами ее лба и прижал к груди… Она оказалась в сильных объятиях мужчины, его сердце билось около ее уха, его тепло просачивалось в ее тело, и он широкой ладонью медленно поглаживал ее спину. Мария-Тереза провела рукой по его груди. Его твердое тело под слоем кашемира намекало на усиленные тренировки. Ей стало интересно, как он выглядит без одежды. Каково будет чувствовать его губы. Каково будет прижаться к его обнаженному телу своим. – Похоже, нам пора уходить, – сказал он, его голос гулом отдавался в груди. – Пора? Он задержал дыхание, затем продолжил. – Пожалуй. – Почему? Вин пожал плечами, ее щека снова потерлась о его свитер. – Просто думаю, что так будет лучше. О, черт… такой вот вежливый отказ. Боже мой, что, если она поймет его неправильно? Она резко отдвинулась, вырвалась из его объятий. – Да, думаю, ты прав… В спешке, ее рука скользнула по мягкому ворсу его свитера и косну-лась чего-то твердого ниже его пояса. По твердости не похоже на кость. – Черт, прости, – сказал он, отодвигая бедра. – Да, самое время ухо-дить отсюда… Мария-Тереза посмотрела вниз. Его эрекция была очевидна, и кто бы мог подумать, ее тело мгновенно откликнулось. Она хотела его. Она нуждалась в том, чтобы почувствовать его внутри себя. И все рациональные причины этого не делать были лишь пустым трепом… Встретившись с ним взглядом, она прошептала: – Поцелуй меня. Поднимаясь, Вин застыл на полпути. Его грудь расширилась, и он уставился на пол, не говоря ни слова. – О, – поникла она. – Я понимаю. Тело могло хотеть ее, но его разум клинило при мысли о том, чтобы переспать с проституткой. Лица клиентов, с которыми она спала, нахлынули на нее ужасным потоком… по крайней мере тех, кого ей удалось вспомнить. Их было так много, больше, чем она могла перечесть, и они заполняли пространство между ней и этим дьявольски сексуальным мужчиной, сидящим на детской кровати. Других она не хотела. Всячески старалась отстраниться от них, на-сколько это было возможно, – слоями латекса и диссоциативными барьерами, она пыталась не вступать в контакт. Но Вин… Вина она хотела чувствовать как можно ближе, но он не хотел этого. Вот он, настоящий ущерб, который она нанесла себе: она предположила, что до тех пор, пока остается здоровой и невредимой, отдаленные последствия будут сведены до запаса воспоминаний, которые она отчаянно будет хотеть позабыть. Но это же – рак, а не простуда. Потому что она едва видела Вина среди этих сотен, и он был также ослеплен этой анонимной и невидимой толпой, как и она. Тяжко сглотнув, Мария-Тереза подумала… что в этот момент отдала бы все, чтобы начать с Вином с чистого листа. Все… кроме своего сына. Мария-Тереза встала с кровати, но он схватил ее за руку прежде, чем она успела выбежать из комнаты. – Я не смогу остановиться просто на поцелуе. – Его взгляд встретился с ее. – Я сдерживаюсь только поэтому. Я хотел бы сказать тебе, что джентльмен и смогу отступить при первом твоем слове, но я не могу доверять себе. Не сегодня. Поглощенная расстоянием между ними, она слышала лишь, «Женщины как ты не говорят «нет». Она сказала хриплым голосом: – Ты и так знаешь, что я шлюха. Поэтому я не остановлю тебя. Лицо Вина вмиг стало холодным, и он отпустил ее руку. Секунду спустя он поднялся на ноги и посмотрел на нее. – Впредь ты не станешь так относиться к себе в моем присутствии. Ясно? Никогда больше. Мне плевать, с кем ты была, как много было муж-чин… для меня ты – не шлюха. Хочешь изъедать саму себя, занимайся самоедством наедине, и не пытайся втянуть в это меня. Движимая инстинктом выживания, Мария-Тереза, съежившись, отшатнулась от него, прикрывая руками голову, ожидая потока ударов от него. Она основательно изучила то, что взбешенный мужчина может сделать с женщиной. Но Вин просто уставился на нее, гнев исчез с его лица, оставляя за собой только панику. – Он бил тебя, верно? Мария-Тереза не могла ответить на это. Потому что даже простой кивок вызовет поток слез. Эта ночь… как сказал Вин, явно не ночь доверия к самой себе: несмотря на то, что покинув дело, она почувствовала себя сильнее, эффект оказался временным. Здесь и сейчас, она чувствовала себя чертовски уязвимой. – Господи… Иисусе, – прошептал Вин. Прежде чем она смогла понять, что происходит, она снова оказалась в его объятиях. Пока они стояли вместе, кое-что пришло ей в голову относительно принятых ею решений… что-то, о чем она не хотела думать, поэтому спрятала мысль, глубоко на задворках сознания. Поднимая голову, чтобы посмотреть ему в глаза, она сказала: – Будь со мной. Сейчас. Вин застыл как вкопанный… и затем нежно взял ее лицо в руки. – Ты уверена? – Да. После продолжительной паузы, он сократил расстояние между их губами и поцеловал ее сладко и медленно. О… так нежно. Он был таким нежным и осторожным, поглаживая, наклоняя голову на бок и лаская снова. Поцелуй был лучше, чем она помнила, потому что он был лучшим в ее жизни. Пробежав ладонями вверх по его рукам, Мария-Тереза чувствовала, будто они парили в воздухе, соединенные своим выбором, а не в плену об-стоятельств. Легкая как их прикосновения, нежная как его губы, осторожная как его руки, между ними кипела сила. Вин слегка отстранился. Он тяжело дышал, мускулы его шеи напряг-лись. И более того, когда он смотрел на нее, его тело было более чем го-тово для того, что произойдет дальше. Он прокашлялся. – Мария-Тереза… На ее языке вертелось попросить его называть ее настоящим именем, но она вовремя остановила себя. – Да? – прошептала она таким же хриплым голосом. – Ляг со мной. Когда она кивнула, Вин прижал ее к себе и опрокинул на кровать так, что в итоге она оказалась сверху. Пока их тела привыкали к изумительным ощущениям, его руки откинули волосы с ее лица и задержались на плечах. – Мне нравиться чувствовать тебя под своим телом, – сказала она. Он улыбнулся. – И каков я на ощупь? – Твердый. – Она прижалась к нему, потираясь о его эрекцию. Когда Вин, откинувшись на подушку, зашипел, она прижалась губами к напряженным венам на шее, сцеловывая путь наверх, до резкого подбородка. Сейчас она слилась с ним в поцелуе, и Вин следовал ее ритму, языком – внутрь и наружу, их руки блуждали, а бедра двигались в древнем как мир движении чистого секса. Не потребовалось много времени, чтобы ей захотелось большего. Грудь ныла, соски напряглись, упираясь в бюстгальтер, и, взяв его руку, Мария-Тереза направила ее под свою рубашку. Прикосновение ладони к ребрам заставило ее втянуть его язык, и, побуждая его, она направила руку к… – Вин… Обхватив ладонью ее грудь, он застонал, потирая подушечкой пальца сосок. – Ты невыносимое мучение над моей силой воли. Абсолютно невыносимое… Приподнявшись, он провел носом по ее груди, сквозь одежду. – Хочу тебя раздетой. – Я о том же думала. – Устроившись на его бедрах, она сняла кофту через голову, и на нее накатила волна скромности. Внезапно ей захотелось, чтобы ее нагота была привлекательной для него… на самом деле. Будто прочитав ее мысли, он прошептал: – Ты предпочла бы выключить свет? Ну, да. Но так она не сможет видеть его. – Я не идеальна, Вин. Он покачал плечами. – Как и я. Но я ручаюсь, что мне понравится все, что ты решишь показать мне. Потому что это ты. Опустив руки, но не отпуская его взгляда, она попросила: – Тогда сними мою рубашку. Пожалуйста. Сев так, что они оказались лицом к лицу, а она – сидящей на его коленях, Вин расстегнул рубашку до пупка, его рот направился от ее шеи к ключице, и затем – к передней застежке на бюстгальтере. Он смотрел ей в глаза, потянувшись и расстегивая застежку. Вин не позволил двум половинкам разойдись в стороны, придерживая их на месте. Дюйм за дюймом его губы поцелуями прокладывали свой путь по ее груди. Он постепенно обнажал плоть, пока не добрался до ее соска. Тогда он полностью убрал кружевную чашечку с дороги. Его тело задрожало от страсти. – Ты так неправа, – сказал он со стоном. – Смотреть на тебя… совер-шенство. – Он лизнул ее. И снова. Наблюдать за ним было почти также хорошо, как и ощущать его, и они – вместе, этот вид и ощущения воспламенили ее кровь так, что Мария-Тереза начала задыхаться. Спасибо Господу, что они оставили свет включенным. Вин сменил позу, положив ее под себя, и возвышаясь над ней, он за-крывал широкими плечами освещение на потолке, снова целуя девушку в губы. Под его мощью она чувствовала себя такой маленькой и хрупкой, но также она ощущала и силу: Вин тяжело дышал – настолько сильно хотел ее, потому что его отчаяние было пронзительным и неоспоримым, как и ее, потому что он нуждался в этом так же сильно, как и она, здесь они были вдвоем. И потом она вовсе перестала думать, когда он опустился к ее груди, жадно посасывая, убирая с пути вторую чашечку лифчика. Он не отступал от ее груди, и Мария-Тереза умирала от желания уз-нать, каково будет почувствовать всей своей кожей его, обнаженного. Она сжала в кулаке заднюю часть его свитера, поднимая вверх. Он закончил начатое, приподнявшись и сорвав свитер с груди. В зеркале напротив Мария-Тереза увидела его обнажившуюся спину, свет над их головами падал на потрясающую гладь мускулов на его спине и торсе. Вид спереди был столь же впечатляющим. Вин был ожившей фантазией, его мускулы перекатывались под глад-кой кожей, когда он, снова склонившись, коснулся губами ее соска. Поддерживая вес на согнутых руках, он навис над ней, как внушительный самец, готовый выбросить пятьдесят тысяч лет эволюции и умственного развития ради предстоящего примитивного секса. Говоря о совершенстве… Мария-Тереза задвигала бедрами, зарываясь пальцами в его густые волосы. Ее тело плавилось под его губами, ласками, жар прокатывался по ней, сладкая боль нарастала между ног. Когда эротическая нужда стала нестерпимой, она раздвинула бедра и… Они оба застонали, когда его эрекция приземлилась в нужное место. Вин выгнулся на девушке, и ее ногти сдвинули пояс его брюк: бережно и нежно, было хорошо, но движущая сила начала нарастать, сметая все беспокойства относительно того, что нужно делать. – Я могу снять твои джинсы? – спросил он. Или, точнее сказать, про-стонал. – Да, пожалуйста… Она села на пятки, и Вин расстегнул пуговицу и замок, затем стянул джинсы вниз по ее ногам. Обнаружив черные трусики, он замер, уставив-шись на них. – Милостивый… Боже, – прошептал он. Его руки тряслись, когда он пробежался пальцами по ее животу. Она ждала, что он снова поцелует ее… сменит позицию, оказавшись сверху... или снимет ее белье… – Что-то не так? – хрипло спросила она. – Нет… совсем нет… Я просто не могу насмотреться на тебя. Наконец, он вернулся к ее губам. Целуя ее, он лег на нее всем телом, прижавшись голой грудью к ее груди, сплетая их ноги. Эротично выгибаясь и отступая, вместе они подобрали ритм, который возбудил ее так, что она начала задыхаться вместе с ним. – Пожалуйста… Вин… Он целовал ее, а его рука двинулась вниз, по ее бедру, потом прошлась по треугольнику ее трусиков. – Мне нужно почувствовать тебя… – сказал он. Мария-Тереза взяла его руку, опуская ниже, двигая его пальцы к своему лону, вовлекая во влажный жар. Задрожав, она раздвинула ноги еще шире, а он опустил губы к ее груди, посасывая… и одновременно лаская ее сквозь трусики. – Больше, – попросила она. Скользнув под тонкое белье, он коснулся ее мягкой плоти и жестко выругался, его тело напряглось с головы до пят, зубы сжались, резко выступили вены на шее. – О… Господи… – выдохнул он. – Вот… черт. – Он резко отстранился и посмотрел вниз. – Что? – спросила она, затаив дыхание. – Кажется, я только что кончил. Краска набежала на его лицо, и девушка не смогла сдержать улыбку. – Да? Он кивнул. – Мда, не очень хорошо в данный момент. Через пять минут? Идеально. Сейчас? Не очень. – Ну, от этого я чувствую себя сексуальной, – сказала она, погладив его лицо. – Ты не нуждаешься в таких подтверждениях. Мария-Тереза медленно скользнула рукой по его груди, твердому животу, потом еще ниже, за ремень, к… Откинув назад голову, Вин застонал, выгибаясь всем телом. – Черт. Двигая ладонью вверх-вниз по его члену, Мария-Тереза уткнулась носом в шею Вина и слегка прикусила кожу. – Не думаю, что это надолго тебя не задержит. Грудная клетка Вина сократилась, дыхание вырывалось из его рта. – Мне нужно раздеться. – Я тоже так думаю. Его руки грубо накинулись на ремень и ширинку, и брюки слетели на пол со скоростью света. Эрекцию плотно обтягивали черные брифы… очень плотно. Его член длинным стволом был наклонен слегка набок, головка пыталась выбраться за пределы удерживающего пояса. Прежде чем он смог лечь обратно, она потянулась и спустила эти брифы вниз по его мощным бедрам, освобождая эрекцию. Он кончил, и блестящая влажная головка сделала Марию-Терезу еще более готовой к тому, что ждало их впереди. Обхватив рукой ствол, она погладила член, смотря на Вина, наблюдая, как он уперся рукой в стену и опустил голову. Он начал двигаться вместе с ней, и девушка наблюдала в зеркале, как выглядела его спина, когда бедра двигались вперед и назад, напрягались и расслаблялись мускулы его торса, и спина изгибалась волнами – эротичней движения она еще не видела… Мария-Тереза отстранилась от него, сняла трусики и растянулась ря-дом. Готовая. Подняв голову, Вин посмотрел на нее из-под бровей, его се-ребряные глаза сияли на свету так же ярко, как и сталь – на полуденном солнце. Они оба вспомнили об одном и том же, одновременно. – У тебя есть… – У меня есть презерватив… Слава Богу, подумала она, когда он потянулся за кошельком и достал синий пакетик «Троджан» . Мария-Тереза принимала противозачаточные, благодаря регулярным посещениям местного врача, и сегодня уже проверялась, но как сильно ее бы не тянуло к Вину, она не станет пренебрегать своим телом, ни с кем. Если секс, то только защищенный. И смотреть, как он защищает их обоих, было чертовски сексуально. Когда Вин закончил, они вернулись в прежнюю позицию: она легла на пуховое одеяло, он – отчасти на нее, отчасти – на боку. Презерватив на ее бедре отдавал прохладой, оставляя холодный след, и Мария-Тереза желала, чтобы у нее появилась возможность почувствовать его член по-настоящему, на своей коже. Но потом он оказался полностью на ней, между ее ног, его головка толкалась в ее сердцевину. Глядя ему в глаза, она ввела его внутрь. Как правильно это было. Как восхитительно было соединение. Как удивительно было встретить его взгляд и увидеть в нем отражение испыты-ваемых ею чувств… изумительное потрясение от того, как хорошо они по-дошли друг другу, но нужно было продолжить дальше… И вот еще один сюрприз: впервые за долгое время ей не было больно, потому что ее тело на самом деле хотело этого. – Ты в порядке? – спросил он горловым голосом. – Еще как. Когда они начали двигаться, Мария-Тереза обернула руки вокруг его плеч, прижимая ближе. Прежде чем закрыть глаза, она увидела их в зеркале, их тела были сплетены, ее ноги широко раздвинуты, его бедра – двигались. Когда она посмотрела в свои собственные глаза, отражение шокировало ее. Ее щеки раскраснелись, волосы были спутаны вокруг его сильной руки, а рот слегка приоткрыт. Она выглядела как женщина с любимым человеком. В этом был смысл. Этот секс был в старомодном стиле… между двумя людьми, которые хотели быть вместе только потому, что это была нужная вещь в нужное время для них обоих. Отражение в зеркале стало мутным от хлынувших слез, Мария-Тереза уткнулась ему в плечо, блокируя открывшийся вид. Каким-то образом он умудрился обнять ее, не прерывая ритма. Когда Мария-Тереза достигла пика наслаждения и отправилась в свободный полет, о котором у нее сохранились лишь смутные воспоминания, она ухватилась за мужчину, который был ответственен за ее чувства, перестав сдерживаться. Ее оргазм спровоцировал и его, и девушка чувствовала себя полностью удовлетворенной, когда он задрожал и начал… Но потом все покатилось в пропасть. В одно мгновение она подумала о том, что делала за деньги, и это все испортило: взрыв холода ее груди распространился по телу, пока все вены не онемели, а мускулы не напряглись вокруг ледяных костей. Вин замер, будто почувствовал изменения в ней, и поднял голову с ее волос. – Поговори со мной. Она открыла рот. И ничего не смогла сказать. – Все нормально, – нежно сказал он, собирая ее слезы кончиками пальцев. – Это должно быть сложно для тебя. Пусть все кажется правильным, но должно быть трудно. Мария-Тереза пыталась восстановить дыхание, не от перенапряжения, а от усилий не рассыпаться на части. – Что, если так будет происходить каждый раз, когда я… С тобой, хотела закончить она, но это, казалось, было уже чересчур. Да ради Бога, она даже не знала, будет ли в этом городе на следующей неделе. Он поцеловал ее. – Другие воспоминания придут на место прошлых. Потребуется время, но это произойдет. Посмотрев в зеркало, она подумала о том, как он двигался. Воспроизвела чувство, его образ, и холод немного отступил, прогоняемый волной тепла. – Надеюсь, что ты прав, – прошептала она, погладив его волосы. – Искренне надеюсь.
