Я оглядела себя. Красная клякса от крови Стефани широким пятном отпечаталась на животе. Словно в доказательство своих предрассудков я, уже успевшая немало поубивать, сорвала с себя блузку и принялась отскребать кожу. Только отчистив половину потеков, я ощутила его тяжелый взгляд. Подняла голову и встретила его застывшие глаза с зелеными искрами.
— Эй… — Я отодвинулась от него по кушетке. — Обеда не будет. Нечего так засматриваться на кровь.
— Ты думаешь, я так на тебя засмотрелся только из-за крови?
Голос его странно подрагивал. Будто он сказал куда меньше, чем хотел. Я старалась не выдать себя, но сердце забилось часто-часто, и вовсе не от страха.
— Зеленые глаза, клыки наружу… весьма красноречиво, скажу я тебе.
— Еще бы! — Он сел, отодвинув в сторону миску. — Помнится, я не стал объяснять тебе, что еще может вызвать подобную реакцию, но теперь намекну: это не кровь.
Ох! Я перевела дыхание.
— После вчерашнего вечера вряд ли я могу показать тебе что-нибудь новое и сомневаюсь, что при виде меня в лифчике тебя переполняет страсть.
— Котенок, взгляни на меня, — ровным голосом произнес он.
— Смотрю… — Я моргнула.
— Нет, не смотришь. — Он придвинулся ближе, глаза теперь сплошь светились зеленью. — Ты смотришь сквозь меня, будто меня здесь нет. Ты смотришь на меня… и не видишь мужчину. Ты видишь вампира и потому считаешь меня почти бестелесным. Давешний вечер был одним из редких исключений. Я обнимал тебя, целовал, видел, как глаза у тебя загораются страстью, и понимал, что ты наконец увидела меня таким, как есть. Не просто неподвижное сердце в скорлупе тела. А вот попробуй-ка взглянуть на меня так же теперь, когда нельзя будет сослаться на действие химии. Я хочу тебя… — Легкая улыбка скользнула по его губам при этом откровенном признании. — Я хочу тебя с тех пор, как впервые увидел, и если ты полагаешь, что, сидя рядом со мной в лифчике, не разжигаешь во мне страсти, то сильно ошибаешься. Просто я не ломлюсь силой туда, куда меня не приглашают.
На несколько ошеломляющих мгновений я лишилась дара речи. За этот вечер произошло столько событий, что я не успевала разложить все по полочкам. Я уставилась на Кости, и у меня будто шоры упали с глаз — я его увидела. Эти высокие скулы, темные брови над загоревшимися изумрудом глазами, изогнутые губы, прямой нос, твердую линию подбородка, хрустальную кожу, обтянувшую лицо и туго облегающую худую жилистую фигуру, изящные кисти рук и тонкие пальцы. Боже мой, какой он красивый. Безукоризненно, неимоверно красивый, и я, наконец, позволив себе это заметить, не могла оторвать взгляд.
— Поцелуй меня…

– Куда вы идете? – хрипло спросил он.
– Он пригласил меня к Салу. Потом мы собираемся в сигарный бар. – Блэй застегнул вторую манжету и подошел к комоду за шелковыми носками. – А дальше... кто знает.
Аромат темных специй волной пронесся через спальню, и поразил его до немоты. Из всего, к чему мог привести этот разговор... связующий аромат Куина был последним, чего он мог ожидать.
Блэй повернулся.
После долгого и напряженного момента, он подошел к своему лучшему другу, ведомый его ароматом. И пока он приближался, горячий взгляд Куина следил за каждым его шагом, и та связь между ними, что когда-то была похоронена с обеих сторон, внезапно возродилась в этой комнате.
Когда они оказались нос к носу, он остановился, его вздымающаяся грудь уткнулась в грудную клетку Куина.
– Скажи, – прошептал он хрипло. – Одно твое слово, и я останусь.
Куин обхватил ладонями горло Блэя так крепко, что тому пришлось откинуть голову назад и открыть рот для вдоха. Сильные пальцы впились в челюсти.
Электрический момент.
Секунда до взрыва.

Я очнулась, глядя на скучный белый больничный потолок. На меня падал отфильтрованный свет — чтобы не навредить пациентам-мороям. Я чувствовала себя странно, как бы дезориентированной, но боли не было.
— Роза.
Этот голос ласкал кожу, словно шелк. Мягкий. Низкий. Повернув голову, я встретилась со взглядом темных глаз Дмитрия. Он сидел в кресле рядом с постелью, каштановые волосы свесились вперед и обрамляли лицо.
— Привет. — не столько сказала, сколько прокаркала я.
— Как ты себя чувствуешь?
— Странно. Вроде как под хмельком.
— Доктор Олендзки дала тебе что-то обезболивающее — ты выглядела совсем плохо, когда мы принесли тебя сюда.
— Я этого не помню. Долго я была в отключке?
— Несколько часов. Должно быть, она дала что-то сильное.
Некоторые детали начали всплывать в памяти. Скамья. Нога на уровне щиколотки захвачена. После этого все как в тумане. Чувство жара, потом холода и снова жара. Я на пробу пошевелила кончиком здоровой ноги.
— Совсем не больно.
— Потому что на самом деле ты серьезно не пострадала.
Я вспомнила звук, с которым треснула щиколотка.
— Уверен? Я помню, как… нога согнулась. Нет. Не может быть, чтобы не было перелома. — Я сумела сесть, чтобы осмотреть щиколотку. — Или, по крайней мере, растяжения.
Он привстал, чтобы удержать меня.
— Будь осторожна. Может, с ногой все в порядке, но ты еще немного не в себе.
Я медленно нагнулась к ногам. Джинсы были закатаны. Щиколотка немного покраснела, но ни синяков, ни припухлости не было.
— Господи, вот повезло! Если бы я сломала ее, то долгое время не смогла бы тренироваться.
Улыбаясь, он опустился в кресло.
— Знаю. Пока я нес тебя, ты все время это твердила. Была жутко огорчена.
— Ты… Ты принес меня сюда?
— После того, как мы разломали скамью и освободили твою ногу.
Господи! Многое же я упустила. Представить только, Дмитрий несет меня на руках! Для полного счастья не хватало только того, чтобы при этом он был бы еще без рубашки.
Потом до меня дошло, что же, собственно, случилось.
— Какая-то скамья все мне испортила! — простонала я. — Что?
— Я целый день охраняла Лиссу, и все вы говорили, что я справлялась хорошо. Потом я возвращаюсь сюда, и какая-то жалкая скамья выводит меня из строя. На глазах у всех. Ничего себе.
— Это не твоя вина, — сказал он. — Никто не знал, что скамья гнилая. Выглядела она нормально.
— Все равно. Мне следовало, как обыкновенному человеку, просто идти по дорожке. Другие новички смешают меня с грязью, когда я выйду отсюда.
Его губы растянулись в улыбке.
— Может, подарки развеселят тебя.
Я выпрямилась на постели.
— Подарки?
Улыбка исчезла. Он протянул мне маленькую коробочку и листок бумаги.
— От принца Виктора.
Удивленная тем, что Виктор решил сделать мне подарок, я прочитала записку всего несколько торопливо нацарапанных строк:
Роза!
Я очень рад, что ты серьезно не пострадала. Это поистине чудо. Ты словно заколдована, и Василисе повезло, что у нее есть ты.
— Как мило с его стороны. — Я открыла коробочку. — Вот это да!
Там лежало то самое ожерелье с розочкой, которое Лисса хотела купить мне, но не могла себе позволить. Я подняла блестящую цепочку, так что усыпанная бриллиантами розочка свободно свесилась вниз.
— Немного чересчур для подарка выздоравливающей, — заметила я, вспомнив цену.
— На самом деле он купил его в честь того, что твой первый день в качестве официального стража прошел с таким успехом. Он заметил, что вы с Лиссой разглядывали его.
— Вот это да! — Больше мне ничего не приходило на ум. — Не думаю, что он прошел с таким уж успехом.
— А я думаю.
Усмехнувшись, я положила ожерелье в коробочку и поставила ее на столик.
— Ты сказал «подарки». Есть еще что-то?
Он рассмеялся, звук его смеха ласкал меня. Господи, как мне нравился звук его смеха!
— Это от меня.
Он протянул мне маленький простой кошелек. Озадаченная, взволнованная, я открыла его. Помада для губ, как раз такая, какая мне нравится. Я сто раз жаловалась, что она у меня кончилась, но никогда не думала, что Дмитрий обращал на это внимание.
— Когда ты успел купить ее? Я глаз с тебя не спускала в торговых рядах.
— Секрет стража.
— А это за что? Тоже за мой первый день?
— Нет. Просто захотелось тебя порадовать.
Без раздумий я наклонилась и обняла его.
— Спасибо.
Судя по тому, как он замер, я застала его врасплох… на самом деле я и себя застала врасплох. Однако спустя несколько мгновений он расслабился и обхватил меня обеими руками, ладони пришлись как раз на нижнюю часть спины. Я подумала, что умру прямо тут, на месте.
— Я рад, что тебе лучше. — Его голос звучал так, словно он говорил мне в волосы, прямо над ухом. — Когда я увидел, как ты упала…
— Ты подумал: «Вот неудачница».
— Нет, я совсем другое подумал.
Он слегка отодвинулся, чтобы видеть меня. Мы оба молчали. Глядя в его глубокие темные глаза, я испытывала желание утонуть в них, тепло разлилось по телу, словно внутри вспыхнуло пламя. Очень медленно, очень бережно его рука потянулась ко мне, и длинные пальцы легли на мою щеку. При первом прикосновении я вздрогнула. Он накрутил на палец локон моих волос, как тогда, в гимнастическом зале.
Сглотнув ком в горле, я с трудом оторвала взгляд от его губ, пытаясь представить себе, каково это — поцеловать его. Эта мысль и возбуждала, и пугала, что, конечно, было ужасно глупо. Сколько раз я без малейших раздумий целовалась с парнями! Подумаешь, большое дело — поцеловаться еще с одним, пусть даже он сильно старше. Тем не менее при одной мысли о том, что расстояние между нами сократится и его губы приблизятся к моим, мир вокруг начинал вращаться.

Что-то изменилось.
Еще перед рассветом беспокойство толкнуло меня в плечо, побуждая выйти на улицу.
Почти неразличимые для человеческого глаза и в деталях очерченные для моего, деревья и кустарники, цветы и травы, окружавшие дом, замерли в ожидании. Было тихо. Как будто перед грозой, когда воздух, полный поющих разрядов, заставляет застыть весь мир, чтобы он лучше расслышал то, что последует вскоре.
Но со мной все иначе.
Шуршание крыльев ночных мотыльков, скрежет зубов ежа, расправляющегося со своей ночной добычей - мышью, треск ее ломающихся костей, затухание ее сердца, шорох пуха в гнезде, бесчисленное гулкое капание росы - близкое, далекое, едва уловимое, эхо от падения этих капель, грохот трущихся листьев, оглушительный вопль предрассветной птицы, резкий стук ее клюва, и многое, ...многое другое... И это только то, что рядом.
И это только звуки.
Запахи же - вселенная. Тонкие, легкие, сладкие, темные, мускусные, зудящие, душные, кричащие в лицо и таящиеся, но, тем не менее, ясные для меня, как и сама вселенная, что состоит из них.
И в этой бесконечности затерялся один. Не запах, а его шлейф. Не шлейф, а лишь память о нем... Самый важный во всей вселенной. Ее запах.
Я взлетел на конек крыши - выше точки нет рядом, привычно замер и закрыл глаза, пытаясь совершить невозможное - найти самый конец паутинки ее аромата.
Ведь она ездит в другие города и страны, я знаю, навещает немногочисленных знакомых. А я каждый день вот так же застываю на крыше, надеясь на чудо, надеясь, ...надеясь...
Как же сильно было искушение взять ее в кольцо охраны! Борьба с ним была неистовой, изматывающей. Я уверял себя, что это лишь для безопасности Дианы - чтоб уберечь ее от нападения или нелепой случайности, чтоб предотвратить, чтоб оградить, чтоб сохранить, пока... Что?
Пока я приду за ней?
А по какому праву? Да, у меня есть одно, не вызывавшее никаких сомнений раньше - право сильнейшего, позволявшее мне брать любую вещь в этом мире, если я хотел ее.
Но Диана не вещь.
Как много времени и боли - ее и моей - потребовалось, чтоб я понял это.
Она не принадлежит мне. Она свободна. И только от ее желаний зависит, как она построит свою жизнь.
Свою вечную жизнь... Я улыбнулся.
После визита охотника я горел костром - высотой до неба. Отвыкнув видеть меня живым, прислуга в ужасе шарахалась и забивалась в дальние углы. Встречая мой лихорадочный взгляд, некоторые даже падали без чувств. Глупые муравьи, я почти не замечал их, а с блаженством прислушивался к жару внутри меня, к миру, вспыхнувшему красками, впечатлениями, красотой...
Я прошел сквозь горнило мучительных сожалений. Если бы... если бы я знал с самого начала! Ведь в наших источниках не было и слова о продолжительности жизни тех, кто нес в своих венах бесценное лекарство. Конечно, время могло стереть воспоминания, как делало это бесчисленное количество раз за существование человечества. И, безусловно, записей были единицы. Но, может быть, мы с привычным равнодушием просто выпивали свое лекарство до конца - досуха, ...так и не разглядев тайны...
Иногда просыпался прошлый я - уже почти незнакомец - и беззвучно ревел внутри: "Если б я только знал, то ни за что бы ее не отпустил, не отдал,... и все эти тридцать лет она была бы рядом со мной!".
Ненавидя меня. Конечно же.
Терзаясь, я заглянул в этот тупик сотни, а, пожалуй, и тысячи раз. Пока понял - нет, это не выход...
Внезапно я пошатнулся, потеряв опору в мире, который сузился до полосы. До точки.
Не может быть...
Но тут насмешник-ветер переменился, бросив мне в лицо ворох запахов, ненужных до безумия, несущих всю какофонию утренней спешки соседних городков - от свежей выпечки до вони мусоропроводов.
Я чуть не закричал: "Вернись!".
Встревожено перебирая оттенки, ноты и нюансы, читая вселенную не с той, не с нужной стороны, я уговаривал себя - мне просто показалось, ведь я так ждал, что должен был хоть раз, но ошибиться, хоть раз, но обмануться - за столько месяцев... не может быть, чтоб...
Обиженный моим неверием, ветер зачерпнул воздушный океан, дотянувшись до источника - до точки.
Я не ошибся.
Прозрачно-неуловимый, едва намеченный, но такой знакомый, влекущий, не вызывающий сомнений в принадлежности - ее запах - вился паутинкой издалека, дрожа, смещаясь, исчезая - и вызывая боль в моей груди, ...а после появляясь с новой силой, дразня присутствием.
Диана.
Куда же она едет? Так далеко от побережья, так далеко от дома и так близко от меня.
Костер внутри взорвался солнцем.
Она ...так близко, что я мог бы ...через какой-то час... лишь час... Она так близко.
С закрытыми глазами - и ослепленный сиянием внутри меня - я напряженно отслеживал смещение центра вселенной.
А он передвигался все быстрее, все явственней.
Вдруг я сильно пожалел, что не выставил охрану. Что случилось? Куда она так мчится? Может, она заболела, и ее везут в скорой? Не помню, чтоб она болела раньше. А может...?
Мир почернел от моей ярости.
Какой же я идиот! Развел человеческие сантименты! Конечно, надо было охранять ее, беречь, как зеницу ока! Как я мог забыть о ее ценности? Не для меня - об этом я помнил каждое мгновение, но ведь были и другие, кому она могла понадобиться, как когда-то Мойре. Разорву на части! Сотру с земли, если хотя бы волосок... если хоть единый волосок...!
И только тут я понял, что запах приблизился.
Рычание затихло в моей груди.
У самого лица промчалась птица, так неподвижно и так долго я стоял, ...а потом вмиг спустился с крыши, ...и снова замер.
Намного ближе. Она в машине. Одна.
Наверное, она просто едет куда-то ...по делам. Конечно, просто, по делам...
Но приближается.
Нет, даже не надейся!
А может все же?..
Я влетел в дом, сбив с ног кого-то из прислуги. Его полный ужаса взгляд и скребущие по полу руки остались позади меня в долю секунды. Мелькнули встревоженные лица Мойры и Дженоба. Я захлопнул дверь в библиотеку, метнулся к окну и распахнул его.
Ближе.
Дрожащий вздох сорвался с моих губ.
Неужели?..
А ведь она может просто ехать по главной трассе, и не свернуть на ответвление, ведущее сюда, к поместью. Мимо, ...дальше... и дальше в другую сторону, туда, куда ей хочется. Мир велик, а она свободна.
Вздох сменился тихим стоном.
Порывом ветра я скользнул в свое крыло. Там в закрытой комнате, я целую минуту ждал. Потом рывком открыл окно.
Ближе.
А-а-ахх...
С прикрытыми глазами я медленно, чтоб не упустить ни атома, вбирал ее аромат, густеющий с каждой долей секунды, наплывающий волнами, в которых ощущались ее нежные губы, ее волосы, летящие по ветру, запястье под серебряным браслетом, шея - без украшений, атласная грудь, окутанная шелком платья, ее стройные ноги - никаких чулок и нижнего белья, лодыжки, обвитые кожаными ремешками... Диана...
Я слушал нарастающее пение мотора. Долго.
Сейчас я узнаю. Сейчас. Еще секунду. Лишь мгновение...
И она свернула.
- Да! - оглушительный, ликующий возглас вырвался из моей груди, и в тот же миг одним прыжком я перемахнул через подоконник и приземлился во дворе, вспугнув пару воробьев.
Стальная пружина внутри была на взводе, только отпусти, и я помчусь.
Она едет ко мне.
С чего ты взял? По этой же дороге она может ехать ...к Мойре в гости.
Нет, глупости - ко мне!
Вполне. Ведь Мойра ее подруга, она ее не предавала, она спасла ей жизнь, когда ты ее чуть не убил.
Мои челюсти сомкнулись с лязгом.
Казалось бы, за столько лет я изучил это чувство вины вдоль и в поперек, но сейчас оно вдруг обрушилось на меня со всей мощью новизны. Что я ей скажу? Как посмотрю в глаза? А если она пройдет мимо меня, не видя, как тогда в горах? Что мне тогда делать? Что?..
- Иди к ней, - сказала Мойра из-за моего плеча.
И я сорвался с места.
Мир протянулся к ней, указывая направление цветными полосами на те секунды, что я был в пути.
...Нас разделяли два холма.
Стоя посреди дороги под блеклым летним небом, я ясно слышал сквозь рев мотора ее дыхание и биение сердца - размеренное. И чуял ее всю.
Почему она так спокойна?
Это плохо. Может, ей все равно, и она просто объедет меня, как препятствие, не удостоив даже взглядом... Что мне делать тогда?
Но если она едет ко мне... только "если", потому что иначе... я не сдержусь и секунды - поглощу ее всю без остатка ...и растворюсь в ней сам без следа... навечно.
Если она едет ко мне...
Шорох шин почти заглушил звук мотора - ее машина показалась на вершине холма.
И я увидел ее.
Все такая же, какой я ее отпустил.
И снова другая.
Без единой морщинки на лбу - ни от лет, ни от волнения - она сосредоточено смотрела на дорогу, спокойно, непроницаемо, приближаясь с каждым ударом сердца,... и сбавляя скорость.
В пяти шагах от меня шины замерли.
Надо было пойти ей навстречу, открыть дверцу, улыбнуться, подать руку - быть джентльменом, ...но я не мог сделать и шагу, не мог шевельнуться. Мне казалось - она исчезнет.
Она вышла под яркое солнце, и я задохнулся от счастья - она была в алом.
Шаг, другой,... и остановилась передо мной, окутывая своим ароматом, заполняя собою вселенную... Вглядываясь в мое лицо, ее глаза что-то напряженно искали... и не находили. Что же так во мне изменилось? Затаив дыхание, я смотрел на нежную руку, что потянулась ко мне и провела по левой щеке, ...поджигая...
- Ты вернулась, - и не было сил сделать эти слова вопросом.
Все так же непроницаемо глядя, без единого слова, она слегка качнула головой, меняя весь мир. Навечно.
- Но ты говорила, что не простишь меня, - мне нужно было знать главное, - ...что не в этой жизни...
И тут впервые она улыбнулась - тонко, незнакомо, чему-то тайному внутри себя и ответила:
- Значит, ...мне придется начать для этого новую жизнь.
Она шагнула ближе.
И мир исчез в огне...

…Меня разбудила боль.
За окном едва брезжил туманный рассвет. Грохот волн, пытавшихся сокрушить наши скалы, царил в мире звуков. Ветер, холодный и влажный, проникал далеко вглубь дома через открытое окно, робко постукивая рамой о защитную ножку, еле слышно шурша занавеской в соседней комнате, умирая в ванной у зеркала.
Почему же так больно?
Кайл с улыбкой пробормотал что-то через сон, беззвучно, заглушаемый яростным штормом, и притянул меня к себе покрепче… Я высвободилась, осторожно маневрируя, стараясь не прервать его сладкий отдых. Но это не разбудило его. Он лишь вздохнул и перевернулся на другой бок.
Мне хотелось побыть одной.
Подхватив с пола свитер Кайла, я скользнула в его спасительную теплоту. Доходивший мне до колен, из мягкой бежевой шерсти, он подарил чувство защищенности – бесполезное в эту минуту…
Было больно. И глупо!
Желать сохранить обретенное.
Я только прикоснулась к счастью, только ощутила покой - и с удивлением поняла, что еще способна на это. А под утро, будто дразня, мне приснилась наша возможная жизнь – недолгая и счастливая. Жизнь, в которой самым большим горем будет потеря друг друга, …а не молодости, красоты или доверия.
И мне вдруг до боли захотелось ее всю прожить.
Как глупо!..
Тяжелое стальное небо управляло штормом. Волны рвались на самую террасу, окатывая край соленой водой, расцвечивая камни темным. Никогда раньше я не видела такого неистовства. Ветер, мой преданный друг прежде, сегодня пытался меня убить. Он рвал одежду и волосы, толкал на землю - прилечь, а затем, непоследовательный в своих желаниях, тащил ближе к краю.
Может, сопротивляться не стоило?..
И так, вот-вот все закончится…
Оглянувшись с тоской на открытое окно дома, которому предстояло вскорости осиротеть, я зацепилась взглядом за что-то ярко-трепещущее.
В стороне от брызг, близ камней, на которых я тренировала свое разбитое тело, горело пламя.
Зачарованно глядя на танцующее алое пятно, я подходила все ближе и ближе, всматриваясь, как близорукая - неспособная разобрать, что это было. Что за …?
Это был кусок моего бального платья. Тот самый.
Как же быстро…
Хоть бы на день позже. Хоть бы на час.
Под камнем, прижимавшим шелковый лоскут, лежало что-то белое. Ноги сами замедлили ход, и я обреченно остановилась над открытым конвертом. Адресата, как и в прошлый раз, не было. Вынув кусок дорогой атласной бумаги, я услышала, как замерло сердце.
Знакомый почерк. Всего два слова.
«Ты свободна»…