О порядочных женщинах и возвышенных чувствах

Боже мой, сударыня, бросая слова на ветер, я был далек от мысли вкладывать в них какие-нибудь неподобающие намеки. Но все вы таковы, и вот почему я больше всего на свете боюсь порядочных женщин и возвышенных чувств. Да здравствуют гризетки! С ними гораздо проще и удобнее.

Елизавете Хитрово

Дочь военачальника Михаила Кутузова Елизавета Хитрово была старше Пушкина на 16 лет и на момент знакомства с поэтом уже много лет как овдовела. Дама питала к Пушкину сильные чувства, которые в письмах называла «самой нежной, страстной дружбой».

Поэт часто бывал в салоне Хитрово в Санкт-Петербурге, слушал рассказы о том времени, когда она сопровождала отца в военных походах. Пушкин насмешливо относился к этой страсти, иронично называл Хитрово «Лизой голенькой» за любовь к декольтированным платьям с открытыми плечами. Внимание вдовы тяготило писателя, он редко соглашался на встречи, но дама посылала ему множество писем. Хитрово участвовала в его делах, улаживала вопросы службы и даже оказывала протекцию в свете его жене Наталье Гончаровой.

В одном из писем Пушкин иронично сетовал на порядочных женщин, а также объяснял, почему не приходит к своей собеседнице: «…очень занят, могу выходить из дому лишь поздно вечером, и мне надо повидать тысячу людей…» И тут же пускался в откровенности: «Я имею несчастье состоять в связи с остроумной, болезненной и страстной особой, которая доводит меня до бешенства, хоть я и люблю ее всем сердцем».

О «ремесле мужа»

Скажите, однако, что он сделал вам, этот бедный муж? Уж не ревнует ли он часом? Что ж, клянусь вам, он не был бы неправ; вы не умеете или (что еще хуже) не хотите щадить людей. Хорошенькая женщина, конечно, вольна… быть вольной. Боже мой, я не собираюсь читать вам нравоучения, но всё же следует уважать мужа, — иначе никто не захочет состоять в мужьях. Не принижайте слишком это ремесло, оно необходимо на свете.

Анне Керн

Анну Керн выдали замуж в 17 лет за генерала, которому на тот момент перевалило за 50. Брак не был счастливым, Керн переезжала с мужем от гарнизона к гарнизону, вскоре стала заводить романы. Пушкин близко познакомился с ней в имении Тригорском, куда она приехала к родственникам. Усадьба поэта находилась в соседнем Михайловском, а у хозяйки Тригорского Прасковьи Осиповой он часто бывал. Чтобы прервать связь племянницы с Пушкиным, Осипова насильно увезла ее к мужу в Ригу.

После этого между Пушкиным и Керн завязалась переписка. В одном из писем он даже иронично просил ее уважать мужа и не принижать это ремесло и следом добавлял: «Постарайтесь же хотя мало-мальски приноровиться к этому проклятому господину Керну».

О главном в хорошеньких женщинах

Вы уверяете, что я не знаю вашего характера. А какое мне до него дело? очень он мне нужен — разве у хорошеньких женщин должен быть характер? главное — это глаза, зубы, ручки и ножки — (я прибавил бы еще — сердце, но ваша кузина очень уж затаскала это слово).

Анне Керн

В это письме упоминается кузина Анны Керн — Анна Вульф, близкая подруга поэта. Они познакомились, когда Пушкин только окончил лицей и гостил у родителей в Михайловском. Вульф была ровесницей писателя, разбиралась в поэзии. Пушкин поначалу увлекся ей, но ответных чувств не получил и вскоре остыл, однако посвятил Анне Вульф несколько стихотворений.

Об успехе у женщин

Замечу только, что чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта достойна старой обезьяны восемнадцатого столетия.

Льву Пушкину

Лев Пушкин был младшим братом поэта и его литературным секретарем. Братья вели переписку, из писем следует, что Лев был влюбчив и обсуждал со старшим братом сердечные дела. Цитата из письма вторит строкам «Чем меньше женщину мы любим, / Тем легче нравимся мы ей» из романа "Евгений Онегин". В письме брату Пушкин также давал самые разные жизненные наставления: о дружбе, карьере, отношениях с окружающими.

О кокетстве и семейном благополучии

Повторю тебе помягче, что кокетство ни к чему доброму не ведет; и хоть оно имеет свои приятности, но ничто так скоро не лишает молодой женщины того, без чего нет ни семейственного благополучия, ни спокойствия в отношениях к свету: уважения. Радоваться своими победами тебе нечего.

Наталье Пушкиной

Современники отмечали красоту Натальи Гончаровой. Драматург Владимир Соллогуб писал: «Никогда не видывал такую законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая, с баснословно тонкой талией, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля не видел никогда более».

В обществе Гончарову также почитали одной из первых красавиц Петербурга, она часто бывала на балах и приемах, мужчины окружали ее вниманием. Об этом и писал Пушкин супруге в письмах, призывая умерить кокетство.

О браке

Правда ли, что Баратынский женится? Боюсь за его ум. Законная <…> (здесь опущено грубое слово. — Прим. ред.) — род теплой шапки с ушами. Голова вся в нее уходит. Ты, может быть, исключение. Но и тут я уверен, что ты гораздо был бы умнее, если лет еще 10 был холостой. Брак холостит душу.

Петру Вяземскому

Поэт, критик и государственный деятель Петр Вяземский считался мастером эпиграмм — небольших сатирических стихотворений, в которых высмеивались люди и события. С Пушкиным его связывала тесная дружба, они вместе входили в литературный кружок «Арзамас». Вяземский женился в 19 лет, на что указывает автор. В письме упоминается поэт и переводчик Евгений Баратынский — еще один близкий друг Пушкина. Письмо датировано 1826 годом, как раз тогда Баратынский женился.

День рождения совсем не раз в году

Анна Андреевна Ахматова отмечала день своего рождения несколько раз в году. Родилась она 11 июня 1889 года по старому стилю в славном городе Одессе. После революции стала праздновать день рождения и по новому, и по старому стилю. Она любила шутить, что родилась в Иванову ночь. Носила она тогда фамилию Горенко. Отец был морским инженером. Узнав, что дочь пишет стихи, в сердцах воскликнул, что она позорит его имя. Анна, недолго думая, фыркнула, что ей его имя и не нужно. Она взяла в качестве псевдонима фамилию своей прабабушки и официально стала Ахматовой.
 

Мужчины Анны Ахматовой

В 1910 году Анна вышла замуж за Николая Гумилёва. После свадьбы пара отправилась в Париж. Там состоялось историческое знакомство с тогда ещё никому не ведомым Амедео Модильяни. Две творческих личности оказали друг на друга весьма заметное влияние. Поговаривали даже, что у них роман. Оба говорили, что они просто друзья. Известно, что Модильяни писал Анну обнажённой. Правда, делал он это исключительно по памяти — она никогда ему не позировала.

В 1912 году у Анны и Николая родился сын — Лев Николаевич Гумилёв. Впоследствии воспитанием его занималась мать Николая. Муж изменял Анне, а в 1914 году укатил в Африку, в экспедицию. Супруга скучала совсем недолго и уехала в Париж к Модильяни. Там и случился скоротечный роман с молодым художником. После возвращения обоих супругов домой, произошла весьма бурная сцена со взаимными упрёками. В конце концов Николай и Анна помирились, решив, что квиты.

Брак с Гумилёвым продержался ещё шесть лет и рухнул. Влюбчивая поэтесса сразу же выскочила замуж во второй раз. Избранником Ахматовой на этот раз стал знаменитый востоковед и поэт Владимир Шилейко. Брак продержался весьма недолго. Новоиспечённый супруг запрещал жене писать стихи! Более того, когда он находил листы с написанными Анной строками, то беспощадно сжигал их.

В 1921 году Анне пришлось испытать страшный удар судьбы: первого мужа, Николая Гумилёва, арестовали по обвинению в контрреволюционном заговоре. Вскоре расстреляли. Ахматова очень тяжело это переживала. Это был плодотворный период написания самых пронзительных её стихотворений. Год спустя Анна стала жить с Николаем Пуниным. Эти отношения стали самыми продолжительными в жизни великой русской поэтессы. Они продлились целых 16 лет. Официально они женаты не были.

В 1930-х годах опять настали непростые времена. Арестовали сначала гражданского мужа Пунина, а потом сына — Льва Гумилёва. Продержали их обоих около недели, потом отпустили. Через три года сына опять арестовали и приговорили к 5 годам трудовых лагерей. Анна долго обивала пороги в попытках добиться освобождения сына, но безуспешно.

В это же время поэтесса попадает в больницу и её там начинает навещать друг Николая Гумилёва, Владимир Гаршин. Незаметно для окружающих у них завязывается страстный роман. Потом многие недоумевали, что красавчик профессор нашёл в «болезненной, невзрачной» Ахматовой? Гаршин считался безумно привлекательным. Все женщины сходили по нему с ума, а студентки повально были влюблены. Кроме внешности, Владимир Георгиевич обладал каким-то совершенно особенным тембром голоса и великолепнейшей литературной речью. Оба были несвободны, но это им не помешало.
 

Война сделала и так непростые отношения ещё более сложными

Ахматова разорвала отношения с Пуниным. Её отношения с Гаршиным, тем временем, были очень непростыми. Поэтесса посвятила любимому вторую часть «Поэмы без героя» и её эпилог. Там есть такие строки: «Звук шагов в Эрмитажных залах, где со мною мой друг бродил». В 1941 году грянула война. Анна эвакуировалась в Ташкент. Владимир Георгиевич остался в родном Ленинграде. Проводил сыновей на фронт, стал главным патологоанатомом города. К нему привозили трупы со всей округи и из военных госпиталей. Гаршин работал на износ. Успевал при этом ещё преподавать и занимался научной работой — и всё это просто в нечеловеческих условиях.

Анна и Владимир писали всю войну друг другу письма, но ни одно из них не сохранилось — все потом уничтожила поэтесса. Никто точно не знает, что Гаршин и Ахматова испытывали друг ко другу на самом деле. Пунин, например, сказал однажды о своей гражданской жене, что «она не умеет любить и никогда никого не любила». Гаршин, по воспоминаниям всех его знакомых, просто преклонялся перед Ахматовой. При этом он бесконечно мучился тем, что заставляет страдать свою законную супругу. В 1942 году случилось страшное: жена Владимира Георгиевича, неся любимому мужу обед, замертво упала на улице. Несчастная женщина скончалась от постоянного недоедания. Тело её объели крысы. Для Гаршина это был жесточайший удар.

Тяжёлая работа, голод и сон урывками настолько истощили Владимира, что он стал похож на свою тень. При этом этот человек с большим сердцем постоянно помогал всем вокруг. После снятия блокады, Владимиру Георгиевичу за заслуги дали высокую должность и сделали членом Академии Наук.
 

Конец

В это время он пишет Анне, что просит её выйти за него замуж, и взять его фамилию. Та соглашается. После этого Ахматова рассказывает всем знакомым, что её дома ждёт муж с новой квартирой. Гаршину должны были дать отдельное жильё в новом доме. Со временем письма от Владимира Георгиевича стали приходить всё реже. Анна Андреевна не могла понять, что происходит и в 1944 году приняла решение вернуться, сделав тому, кого уже называла своим мужем, сюрприз. Тем временем в душе Гаршина происходила настоящая борьба. Он начал понимать, что Ахматова — это совсем не та женщина, что ему нужна.

Когда поэтесса приехала, Владимир поселил её у своих хороших знакомых, так как её квартира была разрушена. Он объяснил, что новый дом, где «их» квартира, ещё не сдали. Профессор носил Анне каждый день обеды из какой-то привилегированной столовой, но о женитьбе не говорил ни слова. Правды не знает никто. По обрывкам воспоминаний, выяснилось, что Гаршин рассказывал, как ему снилась его покойная жена и умоляла не жениться на Ахматовой. Когда состоялся тяжёлый разговор об этом с поэтессой, то она, по словам семьи, где тогда жила, кричала, что Гаршин поставил её в глупое положение. На что тот тихо ответил, что совсем об этом не думал. После этого Владимир Георгиевич покинул комнату своей бывшей возлюбленной и быстро ушёл. Она заявляла всем, что он сошёл с ума. Возможно, так ей было легче.

Анна Андреевна сожгла все письма Гаршина, а потом потребовала его отдать те, что она писала ему, и тоже их уничтожила. Она вычеркнула его навсегда из своей жизни, даже имени не желала слышать. Ходили слухи, что у Владимира Георгиевича роман с молодой ассистенткой. На самом деле у него после разрыва с Ахматовой действительно завязались отношения, но с ровесницей Ахматовой — Капитолиной Волковой. Спустя год они поженились. В конце 1940-х он очень тяжело заболел. Гаршин постоянно спрашивал у знакомых «как там Анна», она же не поинтересовалась его состоянием ни разу. Когда он умер, знакомые предлагали ей с ним попрощаться без свидетелей, но поэтесса наотрез отказалась.

Во время расцвета их отношений Гаршин подарил любимой брошь из тёмно-лилового камня, на котором был высечен профиль Клеопатры. Изображение очень напоминало ему лицо Ахматовой. Это была единственная вещь, связанная с Владимиром Георгиевичем, которую Анна сохранила. Однажды она заглянула в шкатулку и заметила на броши сквозную трещину через всё лицо вырезанного там профиля. Она не могла понять, откуда взялся этот дефект. Потом Ахматова узнала, что именно в этот день умер Гаршин.

Променял свою мечту на планы отца

Александр Островский родился в 1823 году в Москве, в купеческом районе Замоскворечья. Его отец был судебным чиновником и частным адвокатом, а мать вела хозяйство, занималась воспитанием и образованием четверых детей. С детских лет Александр был на домашнем обучении. Он обучался танцам и пению, а также немецкому и французскому языкам. К слову, со временем он выучил еще 5 языков. В 8 лет мальчик потерял маму, и спустя 5 лет его отец вновь женился. С того момента образованием детей занялась мачеха, которая была дочерью шведского дворянина. В 12 лет юноша поступил в Первую Московскую гимназию, где увлекся литературными произведениями и театральным искусством. Почти все свободное время юноша проводил в драмкружке.
 

Тогда Александр задумался о писательстве, но его отец был против, так как такой род деятельности не приносил особой прибыли, да и он не скрывал, что желает, чтобы сын пошел по его стопам. Послушав отца, 17-летний Александр поступил на юридический факультет Московского университета. Но все же тяга к искусству занимала будущего драматурга больше, чем юриспруденция, поэтому зачастую Островский прогуливал занятия, чтобы попасть на спектакли. Это отразилось на его успеваемости, поэтому спустя три года нерадивого студента отчислили.
 

Писал пьесы, работая в суде

После отчисления сына отец устроил его в Совестный суд вести протоколы заседаний. Основная часть его работы заключалась в рассматривании имущественных споров в семьях. Наиболее занятные дела Александр переписывал тайком в свою тетрадь, добавляя туда описание внешних данных и эмоций истцов и ответчиков. В 1845 году Островский начал работать уже в Коммерческом суде, где не только вел протоколы, но и принимал жалобы от людей.
 

А после работы Александр занимался любимым делом — сочинял. Он писал маленькие сценки из купеческой жизни, которые со временем послужили началом полноценных пьес. В 1847 году он дописал свой первый очерк, который назвал «Записки замоскворецкого жителя». Данное творение Островский даже смог напечатать в газете, где вскоре появилась и его первая пьеса «Картина семейного счастья», в которой автор рассказывает о браке по расчету. Из воспоминаний драматурга, для него 14 февраля 1847 года стал самым знаменательным днем в его жизни, так как именно тогда он впервые поверил в свое призвание и начал считать себя русским писателем.

В тот день он прочитал свою пьесу у С. П. Шевырева — профессора и декана Московского университета. Данное творение произвело на слушателей большое впечатление, а сам профессор предрек начинающему писателю славу. Правда вот цензор дал отрицательный отзыв о пьесе, и на этом основании ее запретили к постановке. Лишь спустя 8 лет, после некоторых цензурных изъятий, пьесу разрешили ставить. А спустя год автор вторично напечатал ее в журнале «Современник», внеся ряд поправок и изменив название пьесы на «Семейную картину».

В 1849 году Островский написал комедию в четырех действиях «Свои люди — сочтемся». Впервые пьесу прочитали публично в доме историка М. П. Погодина, где среди приглашенных был Н. В. Гоголь. Тогда вся московская интеллигенция заговорила о данном произведении как о чем-то невероятном. Но вот многие влиятельные московские купцы не были в восторге от прочитанного.
 

Обидевшись на писателя за реалистичность и остроту его произведения, они пожаловались самому Николаю I. В 1850 году императором была запрещена постановка пьесы, а также ее переиздание. Помимо этого, государь установил за автором полицейский надзор, а в начале 1851 года Островского уволили со службы. Но драматург нашел работу по душе в одном из московских журналов — «Москвитянин».
 

Летом 1856 года Островский отправился в этнографическую экспедицию по Волге, побывав во многих русских городах. Там писатель описывал быт и обычаи местных жителей.

Также Александр Николаевич активно занимался общественной работой. Он был председателем «Общества драматических русских писателей» и создателем его устава. Он помогал советами актерам, защищал авторские права своих коллег и требовал наказания для театров, ставящих пьесы без разрешения авторов.

Личная жизнь

По мнению современников драматурга, его отношение к противоположному полу было лишено всякой романтики. Первой любовью писателя стала Агафья Ивановна, с которой он познакомился в 1846 году. Она жила неподалеку от дома Александра Николаевича, и он ходил к ней в гости. Агафья не умела ни читать, ни писать, поэтому в свое свободное время драматург обучал ее грамоте. Но, несмотря на отсутствие грамотности у девушки, Островский всегда читал ей свои творения, прислушивался к ее мнению и всегда вносил правки, которые она советовала.
 

Когда отец узнал про «дружбу» сына с этой девушкой, он пригрозил лишить его наследства, если отношения зайдут далеко. И хоть Александр Николаевич не хотел жениться на девушке, но вскоре они начали жить вместе, так как Агафья оказалась беременной. Пара не венчалась, так как драматург рассчитывал найти женщину своего круга. Через год у них родился сын Алексей, а со временем еще трое детей. Но все, кроме старшего, умерли в раннем детстве.
 

Во время работы над постановкой «Не в свои сани не садись» драматург всерьез увлекся театральной актрисой Любовью Никулиной-Косицкой. И хотя она не ответила Островскому взаимностью, их связала крепкая дружба, которая длилась до самой кончины артистки.
 

После смерти супруги писатель вновь сочетался узами брака, на этот раз уже обвенчавшись в церкви. Его избранницей стала еще одна актриса Малого Театра — Мария Васильева (Бахметьева), с которой Александр Николаевич познакомился в 1862 году. Они часто пересекались в театре, а летом уезжали в поместье Щелыково, где принимали гостей и устраивали для них творческие вечера. Говорят, что Агафья знала и об этом увлечении мужа. В браке Марии и Александра родилось 6 детей.
 

— Писатель обожал миниатюрные издания. Не любя математику, он выписал математическую энциклопедию только потому, что она была издана в шестнадцатую долю листа (10,5×7,5 см).

— Гоголь любил готовить и угощать друзей варениками и галушками. Один из любимых его напитков — козье молоко, которое он варил особым способом, добавляя ром. Эту стряпню он называл гоголем-моголем и часто, смеясь, говорил: «Гоголь любит гоголь-моголь!»

— Писатель ходил по улицам и аллеям обычно с левой стороны, поэтому постоянно сталкивался с прохожими.

— Гоголь очень боялся грозы. По словам современников, непогода плохо действовала на его слабые нервы.

— Писатель был крайне застенчив. Как только в компании появлялся незнакомец, Гоголь исчезал из комнаты.

— Гоголь часто, когда писал, катал шарики из белого хлеба. Друзьям он говорил, что это помогает ему в разрешении самых сложных задач.

— В карманах у Гоголя всегда лежали сладости. Живя в гостинице, он никогда не позволял прислуге уносить поданный к чаю сахар, собирал его, прятал, а потом грыз куски за работой или разговором.

Откуда пришёл

Фрэнсис Скотт Ки Фицджеральд родился 24 сентября 1896 года в американском городе Сент-Пол, штат Миннесота. Он был единственным сыном и наследником своего отца, аристократа-неудачника. Матерью Скотта была простая провинциалка. В душе Фицджеральда всегда боролись два этих мира. С одной стороны он считал себя гордым американцем, истинным последователем отцовских традиций. С другой стороны, в нём жил упрямый ирландец, который пережил «картофельный голод» - не столь далёкая память ирландских предков. Писателя всегда мучили двойственные чувства к родине. Он считал американский образ жизни довольно вульгарным, но при этом ослепительно роскошным и многообещающим.
 

Любовь придаёт силы

Зельда была девушкой непростой, она была дочерью судьи Верховного суда Алабамы. Чувства между молодыми людьми вспыхнули нешуточные. Чтобы получить разрешение просить руки такой девицы, Фицджеральд решил непременно добиться успеха. Он отправился в Нью-Йорк, где его поджидали лишь финансовые неудачи. Зельда решает разорвать помолвку, и Фрэнсис погружается в эпическое пьянство. На фоне этой катастрофы он решает вернуться в родной город. Там писатель всерьёз занялся романом, который начал писать ещё в Принстоне.
 

Блеск славы

В 1921 году у пары родилась дочь, которую назвали в честь отца. Семья объехала полмира. Везде они просто сорили деньгами и вели самый роскошный образ жизни, который только могли себе позволить. Будучи во Франции, Фицджеральд пишет свой самый блестящий роман «Великий Гэтсби» (1925). В этом произведении проявилась вся натура самого писателя, все его чувствования, сомнения, мечты и страхи. Эту книгу литераторы считают самым глубоким романом своего времени.
 

Покоряя Голливуд

Жизнь Фицджеральда пошла под откос. В 1937 году писатель стал сценаристом в Голливуде. В это время он встретил известную голливудскую обозревательницу светской хроники Шейлу Грэм. Это была не столь страстная любовь, как к жене Зельде, но достаточно зрелое спокойное чувство. Вместе они прожили до самой смерти писателя. Пить он не смог бросить, часто на него накатывали приступы беспричинной ярости. В моменты просветлений Фицджеральд ездил навестить жену в санатории и дочь Скотти, которая тогда училась в колледже.
 

Обычно Маяковский не без удовольствия наблюдал, как на четвереньках ползают его поверженные противники. Однажды за бильярдным столом поэт свел счеты с критиком, разгромившим его в печати. Выиграв партию, он отправил противника под стол и добил его фразой: «Рожденный ползать – писать не может!».
Сестра Лили Брик Эльза Триоле утверждала, что Маяковский вместо того, чтобы входить с людьми в деловые отношения, предпочитал играть с ними: «...прежде всего в карты, потом – на бильярде, потом – во что угодно, в тут же изобретенные игры. Преимущественно – на деньги, но также – ради всевозможных фантастических выдумок». Впрочем, побеждал поэт не всегда.
В 1926 г. во время гастролей в Ялте 25-летняя актриса Рина Зеленая стала участницей такой игры. Условия были такие: если выиграет Маяковский, все присутствующие ставят ему по бутылке вина, если Рина Зеленая – то каждому по бутылке вина выставляет Маяковский. Актриса вспоминала: «Странно, что он позвал меня: у него всегда огромный выбор первоклассных партнеров. Но ослушаться его я не могу, он и так чем-то расстроен... Итак, мы с Владимиром Владимировичем входим в бильярдную... Появление Маяковского каждый раз событие. Играет он виртуозно. Его условия жестоки: по уговору беспощадно заставляет проигравшего лезть под стол... пролезать под бильярдом во всю длину… Он играет левой рукой. Шары летят безошибочно... Ему нельзя сделать ни одной ошибки. Но он ее делает. Все ахают... Теперь дело за мной. Я важно мелю кий, нечаянно кладу «своего» в середину и последний с треском на клопштоссе всаживаю в угол. Всё! Я, к сожалению, выиграла. Мне аплодируют, а я боюсь посмотреть на Владимира Владимировича. Потом оглядываюсь и вижу, что он улыбается, доволен. Плохое настроение как рукой сняло...».
Хотя Маяковский, как правило, всегда выигрывал, самому поэту не раз довелось побывать под столом. Композитор Дунаевский вспоминал: «Маяковский как-то на отдыхе в Крыму играл на "интерес". И, видимо, по причине отсутствия денег предпочитал играть на смешное наказание. Было немало свидетелей тому, как Владимир Владимирович, профукав партию, лазал под зеленый стол на четвереньках».
Выиграть у «короля бильярда» удалось и украинскому поэту Майку Йогансену. В январе 1925 г. в Харькове открыли Дом писателей им. Блакитного с большим залом, библиотекой, рестораном и бильярдной в подвале. Но была проблема: бильярдная пустовала – не было стола. Вскоре в Харьков приехал Маяковский и, узнав об этом упущении, тут же раздобыл стол. В день открытия бильярдной собралось много народу. Первый взять кий в руки должен был Маяковский. Играли в «американку» «на выкидку»: тот, кто «выбросит», то есть обыграет поэта, объявлялся «королем бильярда». Это давало победителю немалые преимущества: в дальнейшем его должны были пропускать на игру бесплатно и вне очереди.
Никто не сомневался в исходе игры: когда Маяковский начинал партию, он обычно завершал ее «с кия» – то есть сразу загонял в лузы все 8 шаров, не предоставив сопернику права на удар. Он предложил фору в 4 шара, но все равно никто не решался вступить в поединок. Пока не появился Майк Йогансен – один из лучших харьковских бильярдистов. Договорились играть без форы и «на позор с контрой»: если в 2-х партиях случится ничья, играют третью, а проигравший лезет под стол.
Маяковский заказал пива «Новая Бавария», для которого написал рекламный слоган: «Какая б ни была авария, пью пиво «Новая Бавария», и спокойно наблюдал за игрой противника. Первую партию выиграл Йогансен, вторую – Маяковский. Он заказал еще одну бутылку пива и предложил Йогансену последовать его примеру, на что тот с иронией ответил: «Кто ищет силы в «Новой Баварии», тому грозит авария». И оказался прав – победа досталась ему! Раздосадованный Маяковский полез под стол и нараспев продекламировал там пушкинскую «Птичку божию». А Йогансен получил титул короля бильярда.
Артист Сергей Лемешев также вспоминал о том, как проигравший ему Маяковский покорно полез под стол и спел там «Песню индийского гостя».

Кисейный барин Александр Пушкин

Самый скандальный розыгрыш Александр Сергеевич Пушкин устроил во время своей ссылки на юг, в Екатеринославе (ныне украинский город Днепр, в советское время — Днепропетровск). Губернатор Шермот не смог упустить случая и пригласил уже прославленного поэта на обед со всем местным дворянским цветом.
Не очень любивший чиновников и власть имущих, Пушкин заявился на обед в кисейных, прозрачных почти как полиэтилен панталонах, безо всякого нижнего белья и даже не прикрыв срам полами рубашки. Общество было потрясено. Ничего странного не замечала только хозяйка дома, очень близорукая госпожа Шемиот. Другая дама, госпожа Фадеева, тихо посоветовала ей увести юных дочерей из гостиной.
Хозяйка сначала совсем не хотела верить в кисейные панталоны поэта и уверяла, что Фадеевой кажется и панталоны у Пушкиным самые обыкновенные, только бежевые. Но, присмотревшись, всё же увела дочерей, а Пушкин весь вечер вёл себя как ни в чём не бывало. По счастью, Шериот оказался немстительным, и поэт никак не пострадал за свою выходку.

Бомба от Чехова

Как-то Чехов вместе с журналистом Гиляровским купили солёный арбуз, завёрнутый в толстую серую бумагу. Но бумага стала мокнуть, едва Чехов взял покупку в руки. Было холодно, от мокрого арбуза моментально замёрзли пальцы. Гиляровский взял у него арбуз, но тоже не смог держать долго. Положить же было совершенно некуда, и Гиляровский, в конце концов, сказал, что сейчас арбуз выбросит.
Чехов возразил, что не стоит выкидывать, когда можно отдать полицейскому, пусть ест. Гиляровский подозвал городового и, когда тот подошёл, протянул ему арбуз со словами: «На, держи, только осторожнее…» Журналист хотел предупредить, что арбуз протекает, но Чехов его опередил, драматично прошептав: «... осторожнее, это БОМБА! Неси её в участок!»
У бедного полицейского от ужаса застучали зубы, но он осторожно взял арбуз и понёс его нежно, как младенца, в сторону участка. Остаётся надеяться, что шутку быстро разоблачили, иначе много людей перепугалось в тот вечер зря.

Не самый удачный розыгрыш Максима Горького

Один раз Максим Горький, считавший разгромные статьи одного из своих постоянных критиков очень несправедливыми, попросил Владимира Ходасевича помочь ему этого критика разыграть: напечатать в журнале «Беседа» два рассказа Горького, но один из них — под фамилией «Сизов». Горький хотел поймать критика на то, что тот опять изругает известного писателя и похвалит его же рассказ, но под другой фамилией. В результате критик разгромил обоих авторов.
А вот приехавший в гости Андрей Соболь, прочитавший те же рассказы, Горького очень расхвалил, а потом добавил: «А вот какого-то этого Сизова напрасно вы напечатали. Дрянь ужасная». Позже Горький попросил Ходасевича не объяснять Соболю, что это за Сизов такой: «А то мы будем стыдиться друг друга, как две голые монахини».

Ги де Мопассан - не только блудодей, но и людоед

Как-то французский романист Ги де Мопассан, известный, кроме литературы, в основном своей неуёмной похотью, выпросил у знакомого доктора только что ампутированную человеческую ногу. Эту ногу он потом показал гостям, сказав, что велит сейчас пожарить мяса — и отослал на кухню.
Позже на стол действительно подали жареного мяса. Пока Мопассан ел и нахваливал, сообщая, что это, мол, ни на что не похоже, гости с трудом боролись с тошнотой и пытались сообразить, сдавать ли известного писателя в клинику для умалишённых или пока он специально на мясо людей не расчленяет, можно простить такие странности. Потом, конечно, оказалось, что ногу похоронили, а на стол подавали свинину.

Некрологи, которых не было

Марк Твен обожал писать в разные газеты статьи с опровержениями слухов о своей смерти (слухов, заметив, о которых никто слыхом не слыхивал). Эта шутка так замучила редакторов, что они стали добавлять в конце сообщения «к сожалению».

Напрасные поиски

Однажды ночью в апартаменты Бальзака проник вор и стал взламывать замок в ящике письменного стола — в таком месте часто держали деньги. Вдруг в темноте раздался смех.
— Любезный, вы зря рискуете, пытаясь в ночи найти то, что мне не удается найти даже при свете дня, — сообщил, не пытаясь даже пошевелиться, писатель. Сконфуженному вору пришлось уйти. Кстати, не факт, что украсть было нечего, но Бальзак очень уж искренне веселился.

Ода генералу Гранту

Марка Твена пригласили на банкет в честь генерала Гранта и попросили произнести речь. Речь вышла не такой уж торжественной:
— Будущее Соединенных Штатов лежит пока в трех или четырех миллионах колыбелей.
В одной из них находится младенец, который в один прекрасный день станет великим полководцем. Сейчас, возможно, он предпринимает стратегические усилия, пытаясь запихнуть себе в рот большой палец ноги. 56 лет назад генерал Грант пытался предпринять такую же операцию...
Тем же вечером Твен записал в дневнике: «Представлен генералу Гранту. Я сказал, что счастлив с ним познакомиться, он сказал, что не может похвалиться тем же».

Бунина-то убили!

Как-то Чехов, уже очень больной, гулял с Буниным по вечерней Ялте. Проходя мимо одного дома, писатели заметили два женских силуэта. Увидев их, Чехов громко, нарочито удивлённо сказал:
— Вы слыхали, Бунина убили?! Зарезали у одной татарки!
Бунин открыл было рот, но Чехов тут же зашептал:
— Молчите! Завтра об убийстве Бунина будет говорить вся Ялта!

Что ж, Ивану Алексеевичу оставалось радоваться, что он услышал сплетню про себя самым первым.
 

Три сестры

Вместе с будущей Памелой у семьи Гофф было, как в сказке, три дочери. Почему с «будущей»? Потому что Памелу по метрике тогда звали довольно скучно: Хелен. Больше ничего сказочного не было. Отец, банковский служащий, страдал стереотипичным ирландским недугом — много пил.
После его смерти Миссис Гофф с тремя дочерьми на руках не было куда особенно деваться. Шёл 1907 год, о детских садах и карьерах в большинстве мест на земле можно было только мечтать. Она попросилась жить к своей тёте Кристин, тем более, что та была небедной женщиной — владела сахарной плантацией.

Среди трёх сестёр Хелен, конечно же, была заводилой. Она обожала играть в театр, выдумывать сказки. Любила и игры попроще: себя назначала соседкой, а сестёр — цыплятами, и целыми днями о них «заботилась». Когда в четырнадцать лет её отдали в школу-пансионат для девочек, Хелен казалось это предательством. Она дерзила учителям, ссорилась с ученицами и, казалось, или станет школьным изгоем, или добьётся того, что её исключат, плюнув на деньги.
Может быть, в Англии её попытались сломать чередой наказаний, но нравы в Австралии были куда либеральнее. Директриса школы выяснила, что Хелен Линдон Гофф любит сочинять рассказы и разыгрывать сценки из них, и предложила ей поучаствовать в школьном театре. Гофф согласилась наполовину нехотя — чувствовала, что её подкупают, но в итоге, конечно, втянулась и стала одной из любимиц школьных обитателей.
 

Появление Памелы и рождение Мэри

То, что Хелен Гофф ждёт славное будущее, не сомневался никто. Хотя ей пришлось бросить обучение уже в шестнадцать лет и пойти работать журналисткой, чтобы не висеть на шее у семьи, было ясно, что девушка не пропадёт. Её девические ещё поэмы опубликовал литературный журнал, её статьями не мог нахвалиться редактор, а в семнадцать лет она без проблем поступила на службу в театр в Сиднее. Именно тогда появилась Памела Трэверс. Хелен Гофф звучало слишком сухо, и девушку попросили придумать псевдоним. Фамилией она взяла имя отца, а имя подобрала просто покрасивее и позвучнее.
Быть актрисой второго эшелона не слишком прибыльно, если только ты не начнёшь поддаваться предложениям поклонников именно молодых актрис второго эшелона, и Трэверс нашла себе вторую работу — писать для одной из газет в Сиднее. Итак, утром она писала, днём репетировала, вечером играла, ночью спала без задних ног — нормальная молодость.

При этом Памела не переставала писать волшебные истории, просто для себя. В одной из волшебных историй героиней была Мэри Поппинс, суровая женщина с короткими чёрными волосами и синими глазами, в общем, типичная ирландская прислуга. Она вдруг полюбилась своей создательнице, и, закончив рассказ, Памела часто возвращалась к Мэри мыслями.
В 1934 году, когда Памеле было тридцать пять, она, наконец, сделала из своих историй о Мэри полноценную книгу и, что называется, проснулась знаменитой. Мэри Поппинс в английском мире полюбили сразу — за узнаваемый типаж и такое неожиданное волшебство за ним, за детство, в котором с детьми разговаривают, а не напоминают правило «детей должно быть видно, но не слышно». За меткие шутки. За, в конце концов, очень актуальные проблемы.

Московская экскурсия

В 1932 году Трэверс совершила путешествие в далёкий и таинственный Советский Союз. Путешествие её откровенно разочаровало: иностранцам показывали фабрики, освещённые электричеством детские сады и другие достижения индустриализации, но и дети в садах, и индустриализация во всём мире примерно одинаковы. Разве на них хочет посмотреть путешественник?

Вернувшись из поездки, Трэверс написала книгу, которая дала ей неплохой доход. Советскую Москву она описывала с большой иронией, так что, понятное дело, советской власти книга не понравилась. В книге об СССР, которую Памела назвала «Московская экскурсия», было много моментов, которые современный читатель скорее сочтёт остроумными.

«Мы простились с директором на ступенях Дома культуры, но он еще долго выкрикивал нам вслед статистические данные.» «Каждый второй в России – директор чего-нибудь», «его английский был скорее ближе к русскому.» «Мы заражаемся привычкой, которую замечаем в каждом встреченном нами русском: жить вполсилы, сберегая драгоценную энергию, и учимся терпеть, терпеть, терпеть.»

Памела Трэверс и коварный Дисней

Во время Второй Мировой войны Памела жила в Нью-Йорке. Узнав об этом, Уолт Дисней решил порадовать свою маленькую дочку и договориться с Трэверс об экранизации книг о Мэри Поппинс.

Трэверс приняла Диснея в штыки. Ей не нравилась идея использовать в фильме о Мэрри анимацию, которую Дисней обязательно бы — она чувствовала это — поставил и ей не нравилось, как он изменил во время экранизации другие сказки, такие, как «Гадкий утёнок» и «Пиноккио». Ей не хотелось, чтобы её книгу перекручивали.
Тем не менее, Дисней не терял надежды и через много лет, в конце пятидесятых, сумел убедить Трэверс подписать контракт. Одним из условий была возможность писательницы влиять на происходящее на съёмочной площадке. Дисней даже не представлял, что это обернётся войной. По поводу буквально каждой сцены шли ожесточённые споры, а музыкальные вставки просто бесили писательницу.

Объявив, что съёмки закончены и впереди только монтаж, Дисней подождал, когда Трэверс уедет, и переснял всё по-своему. На премьеру он писательницу, естественно, не пригласил. Она приехала сама и рыдала в зале. Рыдала от унижения.
Она написала книгу о семье, которая пострадала от экономического кризиса тридцатых. Бедствующей семье. О няне, которая представляет всех ирландских нянь и гувернанток на свете: настоящая, строгая, но добрая душой леди, некрасивая, с крупной стопой, но при этом умеющая быть бесконечно элегантной. О том, как в этом мире надвигающейся нищеты няня спасает детство детей. О том, как родители сохраняют нежность, несмотря на все беды.
На экране миленькая дамочка в оборочках пела и плясала, миссис Бэнкс оказалась лицемеркой, которая произносит речи за права женщин вне дома и расстилается перед мужем в доме, а мистер Бэнкс — богатым и жестокосердным, способным порвать стихи, написанные для него детьми. Ну и, конечно, не было никакого кризиса тридцатых, были благополучные довоенные времена. Это была радикально другая история!

Трэверс перехватила Диснея, когда он шёл из кинотеатра, наслаждаясь своим триумфом. «Всё ещё можно исправить,» сказала она ему строго. «Для начала, уберите анимацию». «Всё уже закончено,» ответил Дисней равнодушно и ушёл. Трэверс не простила его, и хотя контракт на продолжение он ей потом предложил с ещё более выгодными условиями, ответила твёрдым отказом.

Большие странности мисс Трэверс

Однако считали Памелу эксцентричной особой задолго до истории с Диснеем. Во-первых, из-за её увлечения мистикой и эзотерикой. Ещё перебравшись в Лондон, она, конечно же, вошла в кружок соплеменников-ирландцев. Это были поэты с мистическими увлечениями. Так она заразилась странными для католиков верованиями.

Перед самой войной она познакомилась со знаменитым гуру любителей эзотерики на западе Гурджиевым и стала его ученицей. Не делала ничего важного, не посоветовавшись со своим астрологом. И даже по совету астролога, когда захотела усыновить маленьких мальчиков-близнецов, внуков одного писателя, взяла только одного из них. Правда, в те времена это считалось даже прогрессивно: врачи и педагоги повсеместно рекомендовали разделять близнецов, настаивая, что это сделает их развитие быстрее.
Всю жизнь Памела очень неохотно отвечала на вопросы о биографии. Зато была так упоена своим творчеством, что всем рассказывала, будто бы психолог при одном из эпизодов депрессии рекомендовала ей перечитывать собственные книги о Мэри Поппинс. И Трэверс перечитала, и пришла в восторг, и излечилась!

У Трэверс было много романов, но она ни разу не была замужем. Быть может, дело в том, что в замужестве ей пришлось бы отказаться от той части натуры, которую тянуло к женщинам: половина её романов были лесбийскими. А быть может, нервная, полная странных идей и упрямая Трэверс вообще мало годилась для семейной жизни.
Когда в 1996 году одна из самых знаменитых детских писательниц умерла, мировая пресса почти проигнорировала этот факт. Она недожила до своего столетия всего трёх лет. Перед смертью она была окружена поклонниками — но не читателями, а учениками, для которых она была мистическим гуру. Говорят, она была счастлива.
 

Как все начиналось

Есенину 20 лет. В Москве его никто не публикует, по этой причине он оставил молодую супругу с ребёнком и уехал искать счастье в Петроград. В северной столице его стихи прочитал сам Блок. Стихи ему понравились, и он дал молодому дарованию рекомендательное письмо к Сергею Городецкому – человеку, который с удовольствием протежировал молодым поэтам. Не для кого не было секретом, что Городецкий был бисексуален, и кругом его общения были люди нетрадиционной ориентации. Конечно, красавец-Есенин произвёл на него неизгладимое впечатление.
Городецкий не только помогал юному Есенину продвигать его литературное творчество в питерские журналы, но и пригласил к себе жить. Именно благодаря этому знакомству поэт стал завсегдатаем питерских поэтических салонов, в том числе и такого известного, как салон Мережковских.
 

Клюевская страсть

Николай Клюев – известный поэт с нетрадиционной ориентацией той эпохи и ещё один покровитель Сергея Есенина. К последнему он испытывал страсть безудержную. О чём остались документальные подтверждения. В письмах к Есенину Клюев пишет ему разные нежности, называет уменьшительно-ласкательно: «светлый братик», «голубь мой белый», «целую тебя… в усики твои милые».

А у меня изба новая —
Полати с подзором, божница неугасимая,
Намел из подлавочья ярого слова я
Тебе, мой совенок, птаха моя любимая!

Н. Клюев, «Плач о Сергее Есенине»
Буквально с момента знакомства с Есениным Клюев не желает расставаться с ним ни на минуту. Он поселил молодого поэта в собственном доме, ввёл в самые известные литературные салоны, сумел добиться, чтобы Есенина не забрали в армию – покровительство было безграничным.
Сергей Есенин писал своему другу Владимиру Чернавскому: «Как только я за шапку, он — на пол, посреди номера сидит и воет во весь голос по-бабьи: не ходи, не смей к ней ходить!» А в воспоминаниях самого Чернавского можно найти, что Клюев «совсем подчинил нашего Сергуньку», «поясок ему завязывает, волосы гладит, следит глазами».

Сам Сергей Есенин восторженных чувств Клюева не разделял. Как только сумел добиться признания, ушёл от своего покровителя. Клюев горевал и посвящал стихи неверному и неблагодарному любимому.
 

Есенин и Мариенгоф: что связывало двух поэтов

Анатолия Мариенгофа почитатели Есенина и сегодня называют «злым есенинским бесом». Что и говорить, отношения двух поэтому были сложными, глубокими и весьма конфликтными. И всё же за ними стояла огромная дружба.
После встречи они начали жить одним домом в 3-комнатной квартире рядом с театром Корша в Богословском переулке – всё у них было общее. Они вместе просыпались, вместе ели, гуляли и даже одевались одинаково. Всё это подливало масла в огонь, когда речь заходила о латентной бисексуальности и тяге к нежной мужской дружбе Есенина.

Когда Мариенгоф решил жениться на актрисе Камерного театра Анне Никритиной, Есенин очень переживал и ревновал. И именно тогда у него завязался роман с Айседорой Дункан.

В стихотворении «Прощание с Мариенгофом» Есенин почти срывается на истерику:

Есть в дружбе счастье оголтелое
И судорога буйных чувств -
Огонь растапливает тело,
Как стеариновую свечу.
Возлюбленный мой! дай мне руки -
Я по-иному не привык, -
Хочу омыть их в час разлуки
Я желтой пеной головы.
…Прощай, прощай. В пожарах лунных
Не зреть мне радостного дня,
Но все ж средь трепетных и юных
Ты был всех лучше для меня.

Были у них ссоры, было непонимание и разрыв на годы. Но на самом деле их дружба не знала ни времени, ни расстояния, ни смерти – поэты пронесли её через всю жизнь. Эта дружба стала для них и огромным даром, и тяжким крестом.
30 декабря 1925 году, когда гроб с телом Сергея Есенина прибыл в Москву, прощаться с ним пришли все, кто знал его и любил. В эти дни Анатолий Мариенгоф написал полное боли и горечи стихотворение

Сергун, чудесный!
Клен мой златолистый!
Там червь,
Там гибель,
Тленье там.
Как мог поверить ты корыстным
Ее речам.
Эти строки стали прощанием Мариенгофа с Есениным.

В жизни Сергея Есенина было много романов. Вот только говорили, что на обычных женщин это «кудрявый синеглазый мальчик» производит почему-то впечатление отталкивающее. Нравился он дамам истерично-творческим, таким как Райх и Дункан, и таким, которые стрелялись на его могиле.
 

«Великий Боже, если бы я был женщиной, если бы мне было 45 лет и я все еще возбуждал бы любовь, – я бы вел себя иначе, чем вы!» - душевная боль молодого и никому еще не известного литератора вылилась в строчки откровенного и очень горячего письма. Адресовано оно было женщине, которая сначала и помыслить не могла о связи с 22-летним юношей, который, к тому же, недавно стал учителем ее сына. Ведь, когда он впервые пришел в дом Берни и начал проявлять к этой семье повышенный интерес, все решили, что объектом его чувств является, разумеется, 17-летняя Эммануэль. Лаура де Берни, мать девяти детей, ставшая недавно бабушкой, не знала, как относиться к юному поклоннику своей дочери, пока однажды молодой человек не объяснился с ней. Конечно, добропорядочная хозяйка дома пришла в ужас от того, что юноша влюбился в нее, но решила, что эта блажь у него со временем пройдет, нужно только выбрать правильную линию поведения. Однако это оказалось сложной задачей.
Молодой и напористый Оноре казался в то время абсолютно не привлекательным. Он был сыном разбогатевшего крестьянина из Тура, который самовольно изменил свою простецкую фамилию Бальса на аристократичную – Бальзак. Мать, самовлюбленная и вздорная мещанка, не смогла привить своему первенцу даже элементарных манер или представлений о том, как должен одеваться человек, претендующий на высокое место в обществе. Поэтому в 20 лет юный Оноре, решивший, что ему нужно покорить мир своим пером, вряд ли мог вызвать у женщины из приличного общества какие-либо чувства, кроме материнских. Полный, коротконогий, безвкусно одетый и не умеющий себя вести, он при любом разговоре очень горячился и начинал брызгать на собеседника слюной… Этот бриллиант, несомненно, требовал огранки и, что самое удивительное, сам прекрасно это понимал.
Время шло, а чувства юного писателя только разгорались. Правда, литературные опусы, которые в то время выходили из-под его пера, вполне заслуженно не получали признания, он сам позднее называл свои первые опыты «сущим литературным свинством» и предпочитал не вспоминать о них. Однако на любовном фронте судьба преподнесла ему неожиданный подарок. Эта победа одновременно стала его билетом в мир. Скорее всего, без Лауры де Берни, разочарованный неудачами и не имеющий основ для продвижения в обществе, Бальзак никогда не стал бы великим писателем. Возможно, что это чудо свершилось именно благодаря его литературному дару: «Что за проблема: быть женщиной в преддверии осени и колебаться, сорвать ли яблоко, которое ввело в грех Адама и Еву!…». После этого письма, полного отчаяния и даже упреков, Лаура не стала больше скрывать своих чувств. Как ни странно, от этой связи выиграли все – женщина, которая нашла искреннее и сильное чувство тогда, когда уже не ждала этого, Бальзак, обретший любовницу, учителя хороших манер и покровителя в одном лице, и даже французская литература.

«Она была мне матерью, подругой, семьей, спутницей и советчицей, - признавал он впоследствии. - Она сделала меня писателем, она утешила меня в юности, она пробудила во мне вкус, она плакала и смеялась со мной, как сестра, она всегда приходила ко мне благодетельной дремой, которая утешает боль... Без нее я бы попросту умер... Никто не может сравниться с последней любовью женщины, которая дарит мужчине счастье первой любви.»
В последующие годы у Бальзака, добившегося успеха, будет множество женщин, большинство – из высшего общества, ведь, как и любой выскочка из простонародья, он всегда сохранит страсть к титулам. Будет у него и длинный «роман в письмах», который подарит ему последнюю любовь – тоже, кстати, далеко не юной особы, но первое чувство останется навсегда его главной победой и выигрышным лотерейным билетом в жизни. Ведь именно Лауру де Берни мы должны благодарить за появление этой яркой звезды на литературном небосклоне. В память об этой удивительной женщине в языке появилось тактичное и красивое выражение, благодаря которому дамы «бальзаковского возраста» чувствуют себя не просто престарелыми искательницами приключений, а тонкими и чувственными женщинами «в преддверии осени».
 

Братьев было двое, но... не двое

Всего у юриста Гримма было восьмеро сыновей — братьев Гримм — и одна дочь. Что касается «сказочных» братьев Гримм, то над изданиями сказок работали трое из них. Двое над текстом — те самые Якоб и Вильгельм, самые старшие Гриммы, и один над иллюстрациями, ставшими образцом для последующих оформителей сказок — Людвиг Эмиль.
Дети Гримм очень рано остались сиротами — их отец прожил сорок с небольшим лет. Старших братьев, тех, которые потом прославятся, мать отослала жить к тётке. Там они усердно учились сначала в лицее, потом в университете, перескакивая курсы, чтобы побыстрее закончить и не виснуть у родных на шее. Позже они помогали поднимать своих младших братьев и сестру.
Кстати, изначально Якоб и Вильгельм должны были тоже стать юристами — как отец и как дед по матери, но, на счастье множества детей мира, а также языкознания, выбрали всё же лингвистику.

Братья — не совсем авторы сказок

Многие полагают, что сказки братьев Гримм написаны ими самими. Это и так, и не так. Якоб и Вильгельм жили во время, когда появилось представление о нациях и национальных культурах как чём-то очень важном. Они не на шутку увлеклись изучением и сохранением наследия немецкого народа. Запись и издание сказок были частью их проекта по сохранению и популяризации аутентичной немецкой культуры.

Однако «неавторскими» были сказки только в первом издании Гримм. В то время, как сами братья полагали необходимым донести эти сказки до будущих поколений без искажений, всё немецкое общество обрушилось на них с негодованием и обвинениями в аморальности. Во-первых, рассуждали бюргеры, чему научат сказки, полные насилия и сексуальных мотивов, немецких детей? Во-вторых, в таком виде сказки, без сомнения, оскорбляют память о предках, сочинивших их, рисуя немцев прошлого кровожадными и сладострастными. А предков надо почитать и помнить о них только хорошее...
Под давлением общественности в последующих шестнадцати изданиях братья Гримм адаптировали сказки к современным им требованиям морали, превратив их фактически в авторский пересказ. Помог поменять имидж сказок и третий брат Гримм, Людвиг Эмиль — он рисовал иллюстрации и старался делать их как можно более целомудренными и с заметной христианской символикой, иначе от сюжетов так и веяло первозданным язычеством.
 

Не все сказки братьев Гримм были немецкими и деревенскими

Увы, но в сборе сказок братья-лингвисты были не безупречны. В наше время их работу сочли бы очень некачественной. Они спокойно записывали как немецкие сказки саксонских славян и соседей-французов, а источниками сказок для них часто были знакомые горожанки, к которым обращались с просьбой что-нибудь вспомнить. Просто чтобы далеко не ходить. Так что некоторые сюжеты могут быть очень поздними или вообще сочинёнными специально для того, чтобы произвести впечатление на учёных. Гриммы никак не проверяли надиктованный им материал, зато нередко нарочно придавали ему более простонародный вид.
 

Главным делом жизни братьев Гримм были не сказки

Прежде всего братьев Гримм на родине почитают как основателей германистике в лингвистике. Они написали важный научный труд по истории немецкого языка, а также стали основателями (полностью написать не успели) большого словаря немецкого языка. Причём Вильгельм умер, одолев только букву D, а Якоб успел составить разделы A, B, C, E и примерно половину F.

Словарь этот был настолько важен, что над ним продолжали работу поколение за поколением немецких филологов, и работа была официально закончена только в 1961 году, то есть почти через сто лет после начала. К словарю, работу над которым начинали братья Гримм, отсылали поколения немецких школьников так же, как у нас отсылали к Далю и Ушакову.

Братья Гримм были знакомы с Андерсеном. Наполовину

Ганс Христиан Андерсен считался одним из ряда выдающихся детских писателей своего времени, и практически все эти детских писатели были знакомы хотя бы через одно рукопожатие. В некотором роде Андерсен был коллегой Гриммов, потому что в основе многих его философских сказок лежат истории из фольклора. Таковы, например, сказки о двенадцати лебедях, красных башмачках или русалочке. Тем не менее, он не занимался адаптацией народных сюжетов, как это делали Гриммы, а полностью писал своё произведение по мотивам.

Как-то раз Андерсен очень долго гостил у Диккенса, чем навсегда перечеркнул его тёплое отношение к себе. Другой раз, путешествуя по Европе, прославленный, но очень эксцентричный сказочник решил во что бы то ни стало увидеться с Гриммами. Правда, дома оказался только Якоб. Он очень удивился появлению Андерсена на своём пороге, поскольку никогда не слышал ни его имени, ни названий его сказок — так что ему мудрено было признать коллегу. Услышав это, Андерсен убежал из дома Гриммов в слезах.

Через несколько недель уже Якоб Гримм отыскал Ганса Христиана в Копенгагене, чтобы принести свои извинения и сердечно поговорить. С той поры между ними завязалась дружба — они полюбили толковать о глубоком смысле сказочных историй.
 

Эрнест Хемингуэй

Среди многочисленных увлечений американского писателя были стрельба и охота на львов, рыбалка и хай-алай. Однако настоящей страстью Хемингуэя всегда был бокс, которым будущий писатель занимался с 14-летнего возраста. С тех пор он всегда тренировался, причём отдавал предпочтение хорошим боксёрам, у которых брал уроки. Даже в собственном доме у него был установлен ринг, где писатель не только сам боксировал, но ещё и выступал в качестве рефери. Эрнест Хемингуэй шутил: стать чемпионом в этом виде спорта ему помешало отсутствие интереса к избиению и постоянным выигрышам. При этом Джек Демпси, боксёр-профессионал, отказался от поединка с начинающим тогда литератором. Правда, не потому, что боялся быть побеждённым, а лишь не желая причинять вред талантливому писателю.
 

Александр Пушкин

Питал слабость к занятиям боксом и светоч русской поэзии. Если с детства поэт в Царскосельском лицее с удовольствием брал уроки фехтования, плавания и верховой езды, то в зрелом возрасте он увлёкся боксом, став одним из первых поклонников его в России. Есть предположение, что немало способствовало желанию боксировать любовь к этому виду спорта кумира поэта лорда Байрона. Отсутствие тренеров не пугало Александра Сергеевича, он изучал технику бокса по книгам, которые читал на французском языке.
 

Альбер Камю

Французский прозаик и эссеист увлекся футболом ещё в детстве. Его не пугало даже наказание, ждавшее после игры. Несмотря на испорченную одежду и обувь, и следовавшие за этим бабушкины удары плёткой, он снова и снова брал в руки мяч. Во время обучения в лицее он играл за сборную своего учебного заведения, мечтал профессионально заняться футболом, но помешал исполнению этого желания тяжёлый туберкулёз, после которого врачи запретили Камю большие физические нагрузки. С тех пор он мог быть только болельщиком.
 

Лев Толстой

Русский классик всегда бережно относился к своему здоровью, поэтому занятия физкультурой и спортом входили в его ежедневное расписание. Он прекрасно держался в седле и играл в городки, в обязательном порядке делал зарядку, любил решать шахматные задачи, много ходил пешком и даже оборудовал в Ясной Поляне теннисный корт, хотя популярным этот вид спорта в России тогда ещё не был. Кроме того, Лев Николаевич с удовольствием занимался с гирей, а в 67 лет освоил велосипед, который и стал самым большим увлечением писателя.
 

Джек Керуак

Американский писатель и поэт серьёзно занимался американским футболом, был даже знаменитостью местной команды, благодаря чему и стал спортивным стипендиатом сначала в Бостонском колледже, а затем и в Колумбийском университете в Нью-Йорке. Но стать профессиональным футболистом Джеку Керуаку было не суждено: сначала он сломал ногу, а затем в очередной раз поссорился с тренером, что позволило прервать выплату спортивной стипендии, а затем и отчислить будущего писателя из числа студентов университета.
 

Владимир Набоков

Его не зря называют самым спортивным из русских классиком. В жизни Владимира Набокова находилось место боксу и американскому футболу. Будущий писатель с удовольствием стоял на воротах и был столь успешен, что стал голкипером команды Тринити Колледжа. Самым большим увлечением Владимира Набокова стали шахматы и теннис. При этом многие известные гроссмейстеры считали писателя достойным соперником, но профессионально заниматься Набоков не собирался. А вот в качестве тренера по теннису Набокову пришлось поработать в то время, когда он жил в Германии.
 

Артур Конан Дойл

Автор известных детективов о Шерлоке Холмсе, как и его известный персонаж, любил бокс, а помимо этого играл в регби, любил автогонки и горные лыжи. А ещё увлечённо занимался крикетом, приняв участие в 10 матчах, где играл за команду Мэрилебонского крикетного клуба, самого известного в мире. Не обошло писателя увлечение и футболом, при этом был даже капитаном любительской сборной команды Портсмута.
 

Александр Куприн

Сам Лев Толстой хорошо отзывался о физических данных Александра Куприна, называя его приятным мускулистым силачом. Впрочем, Куприн и сам не скрывал того факта, что любит спорт, занимаясь обычно подолгу и интенсивно. Александр Иванович занимался тяжёлой атлетикой и даже был инициатором создания атлетического сообщества в Киеве. Он был знаком с Поддубным и Заикиным, и даже учил последнего грамоте. Помимо этого, писатель занимался стрельбой, конным спортом и плаванием, ходил на уроки в бассейн. В сферу интересов Куприна входила ещё и стрельба, которую он считал даже не спортом, а настоящим искусством.
 

Харуки Мураками

Известный японский писатель и переводчик на протяжении многих лет занимается марафонским бегом и увлекается триатлоном. Он шесть раз принимал участие в Бостонском марафоне, трижды преодолевал дистанцию Нью-Йоркского марафона и в 1996 году пробежал стокилометровый марафон вокруг японского озера Сарома. Есть в библиографии Мураками книга «О чем я говорю, когда я говорю о беге», в которой писатель собрал свои мыли о занятии этим видом спорта и поделился впечатлениями об участии в марафонах, сравнив занятия бегом с литературным трудом.
 

Иван Тургенев

Иван Сергеевич был всерьёз увлечён шахматами. Его не интересовали никакие другие игры и виды спорта, он по книгам разбирал партии, в периоды творческих застоев он всем видам досуга предпочитал именно эту игру и мечтал сразиться с профессиональными шахматистами. Кроме того, Тургенев занимался изучением теории шахмат, а друзей активно приобщал к этой игре, помогая изучить все её тонкости.
 

У писателя — языческое имя

Полное имя писателя было Джозеф Редьярд Киплинг. По обычаям Викторианской Англии, это означало, что пользовался он средним именем — Редьярд, а «Джозеф» было только для официальных случаев. Так вот, имя Редьярд — не от какого-нибудь старинного святого. Это очень старое топографическое название, которое означает «красная ограда», а получил его Киплинг по названию озера, где познакомились родители — что в духе языческих обычаев. Тогда британцы активно начали обращаться к своему языческому прошлому, поняв, что оно составляет важную часть культуры.

Киплинг родом из очень талантливой семьи

Первым именем Киплинг обязан своему деду по отцу, преподобному Джозефу Киплингу. Оба родителя писателя были из семьи священников — дедом по матери был преподобный Джордж Макдональд.
Собственно, отец Редьярда, Джон Локвуд Киплинг, был преподавателем архитектуры в школе искусств. Двое дядек — мужей тёток по матери — были знаменитыми художниками, прерафаэлитом Эдвардом Бёрн-Джонсом и президентом Королевской академии художеств Эдвардом Пойнтером. Кроме того, тётя по матери, Луиза Болдуин, была небезызвестной поэтессой. Её сын, премьер-министр Стэнли Болдуин, был, таким образом, двоюродным братом Редьярда Киплинга, а писатель Оливер Болдуин — двоюродным племянником.
Ещё один двоюродный брат Редьярда — художник Филипп Бёрн-Джонс. Писателями, как и Киплинг, были дети его двоюродной сестры, Анджела Тёркелл и Деннис Маккейл.

Индийцы часто считают Киплинга индийским писателем

Когда россияне узнают об этом, они предполагают, что таким образом индийцы отдают дань уважения за историю о мальчике Маугли, которая стала так популярна во всём мире. На самом деле дело в том, что Редьярд родился в Индии, в Бомбее. Правда, провёл он там только первые пять лет жизни. Затем его отослали учиться в Англию, и вернуться в Индию ему удалось только в семнадцать лет. Несколько лет после этого он работал в стране своего рождения журналистом.

К теме Индии Киплинг обращался не только в рассказах о Маугли. В Британии куда популярнее была его повесть «Ким» о приключениях ирландского мальчика в Индии. В России эту повесть не так любили из-за выписанных как антагонисты русских — ведь приключения Кима разворачиваются на фоне Большой игры двух великих держав того времени за влияние над Азией.
 

Киплинг писал фэнтези

В России хорошо известны короткие сказки Киплинга, но мало знают о его фэнтезийных повестях на основе английского фольклора - «Пак с холмов» и «Награды и феи». Отрывки из первой книги иногда проходят на уроках английского, но в целом её читало куда меньше детей, чем того стоило. Мотивы из книг Киплинга и отсылки к ним постоянно всплывают в современном английском фэнтези.

Киплинг был политически активен

Под конец жизни Киплинг стал очень живо интересоваться политикой и выступать с политическими заявлениями. Как и стоило ожидать от автора стихотворений о бремени белого человека, Редьярд демонстрировал консервативные взгляды, в частности, выступал против феминизма. Грядущая война с Германией (Первая мировая) как будто представлялась ему шансом ещё раз прославить британское оружие.

Но для семьи Киплингов эта война обернулась личной трагедией: погиб сын Редьярда Джон. После этого В одной из «Эпитафий войны» (стихотворений о пережитом опыте Первой мировой) он написал: «Если кто-то спросит, почему мы погибли, Ответьте им, потому что наши отцы лгали нам».

При всей неоднозначности своего отношения к национальному вопросу, актуальному для Британской империи, Киплинг однозначно не приветствовал приход национал-социалистов ко власти в Германии и после того, как во главе страны встал Гитлер, принципиально отказался от логотипа, содержащего индийскую свастику, на своих книгах.
 

Киплинг был масоном

Ещё в Индии Киплинг стал членом местной масонской ложи — его туда ввёл индиец и индуист Брахмо Сомадж. Вообще состав ложи и масонские убеждения привели к значительному смягчению взглядов Киплинга на «природное место» разных народов — в Британии его приучали к мысли о неполноценности других культур по сравнению с английской. Хотя в целом Редьярд продолжал считать колониальную политику Англией стремлением нести прогресс во все уголки Земли, он с большим уважением относился к достижениям разного рода местных культур.

Иногда с масонством Киплинга связывают его дружбу с английским королём Георгом V — мол, масоны всегда стараются завести подобные знакомства. Но история этой дружбы проще. Король некоторым образом вырос на книгах Киплинга и, когда познакомился с ним при путешествии в Европу вживую, конечно же, захотел познакомиться поближе.

Киплинг — лауреат Нобелевской премии

Более того, он был первым британским писателем, который её получил, и самым молодым лауреатом Нобелевки по литературе. Рекорд по возрасту до сих пор никем не побит. На момент получения премии Киплингу было сорок два года.

Джеймс Фенимор Купер

Классик приключенческой литературы начал писать случайно. Благодарить за эту случайность мы должны его жену. В средствах молодой Купер не нуждался, ведь отец его был основателем поселка, превратившегося затем в целый городок. Юноша мог выбрать для себя любое поприще. К поступлению в престижный Йель его готовили самые лучшие нанятые учителя. Однако, добравшись до университета, будущий писатель просто сбежал из него, отправившись на военную службу. В 22 года он женился, и в один из мирных семейных вечеров, читая супруге вслух новый роман, Купер заметил, что нетрудно написать лучше. Жена поймала его на слове, и, чтобы не прослыть хвастуном, тот просто вынужден был создать что-нибудь стоящее. За несколько недель новоиспеченный писатель закончил свой первый роман «Предосторожность». Он, правда, не был хорошо принят критикой, но уже второе его произведение – роман «Шпион, или Повесть о нейтральной территории», имел громадный успех не только в Америке, но и в Европе, так что спор с женой писатель, несомненно, выиграл.

О. Генри

Уильям Портер, который затем под другим именем стал знаменитым автором коротких и ярких рассказов, тоже в молодости имел весьма беспокойный характер. Кем только он не успел поработать! Имея лицензию фармацевта, этот молодой человек попробовал себя в роли бухгалтера, чертежника в земельном управлении, помощника ковбоев, играл на гитаре и мандолине, пел в хоре епископальной церкви и участвовал в театральных постановках. Писать он начал тоже очень рано, но долгое время из-под его пера выходили лишь небольшие истории, которые он публиковал в журналах, чтобы прокормить семью. Позднее он даже издавал свой юмористический еженедельник, но большой известности и богатства это ему не принесло.
В 1989 году его за растрату в банке (где Портер также некоторое время работал) посадили в тюрьму. Портер продолжал писать и там. В принципе биографы говорят о том, что за три года заключения начинающий писатель опубликовал не так много – 14 рассказов, однако в этот период появился на свет О.Генри – именно под таким псевдонимом его друг переправлял написанное издателям, скрывая, что автор находится в тюрьме. После освобождения в 1901 году писатель наконец-то остепенился, и для него начался самый плодотворный период в творческой деятельности. По разным данным, его наследие составляет от 250 до 380 рассказав. Кстати, происхождение знаменитого псевдонима не совсем ясно, однако есть две наиболее популярные версии. По одной «О. Генри» — не что иное, как сокращение названия тюрьмы, где сидел Портер — Ohio Penitentiary, а по другой – это имя автора справочника по фармацевтике, который был под рукой у писателя, подрабатывающего в тюрьме по основной специальности.

Астрид Линдгрен

Знаменитая писательница до определенного времени была обычной шведской домохозяйкой. У нее, как и у многих других женщин, порой болел ребенок. Однако не все, чтобы развлечь дочь во время тяжелой болезни, придумывают приключения веселой девочки Пеппи Длинныйчулок. Именно так появилась на свет одна из любимых детских героинь. До этого момента Астрид писала иногда небольшие заметки, однако первая ее полноценная книга сказок появилась в 1941 году как подарок для дочери. В десятый день рождения Карин Линдгрен сделала самодельную книжку с несколькими записанными историями про Пеппи, украсила ее собственными иллюстрациями и один экземпляр отослала в издательство. Правда, этот первый опыт был неудачным, рассказ не приняли, но писательница не унывала. Через пару лет она приняла участие в конкурсе на лучшую книгу для девочек, получила вторую премию и так начала свою карьеру.

Герберт Уэллс

Еще один иностранный классик, теперь уже в жанре научной фантастики, сумел найти свое истинное призвание благодаря болезни. Произошло это еще в детском возрасте. 8-летний Герберт получил открытый перелом и достаточно долгое время отходил от травмы, находясь практически без движения. Сам он позднее говорил об этом случае, что ему «посчастливилось» сломать ногу. Мальчик перечитал от скуки все имеющиеся в доме книги, а потом начал сочинять свои истории. Это детское увлечение постепенно переросло в профессию, но двигался он к этой цели очень извилистым путем. Свой первый роман «Машина времени» Уэллс опубликовал только к 30-ти годам, а до этого времени успел поработать аптекарем, учителем в школе и получить два ученых звания по биологии.

Антуан де Сент-Экзюпери

Автор «Маленького принца» был таким же непоседой (правда, взрослым), который начал творить на больничной койке. Юноша сначала мечтал стать архитектором, потом увлекся машинами и самолетами. В результате он стал пилотом, но в январе 1923 года с ним произошла первая авиакатастрофа. Надо сказать, что в дальнейшем аварий и крушений в его жизни будет множество. Однажды, разбившись над Ливийской пустыней, Экзюпери даже чуть не умер от жажды и несомненно бы погиб, если бы не случайная встреча с бедуинами. Однако именно первая авария позволила ему проявить талант писателя. Реабилитационный период после черепно-мозговой травмы был таким долгим, что летчика на время комиссовали с воинской службы, и он отправился в Париж, где и написал свое первое произведение.
 

Льюис Кэрролл

Автор детских сказок и математических трудов, преподобный Доджсон (таково настоящее имя писателя) навестил Российскую Империю в 1867 году – через шесть лет после отмены крепостного права и за пять лет до того, как российские девушки смогли получать высшее образование на родине. Фактически, Кэрролла послали в эту далёкую страну: то был дипломатический проект епископа Оксфордского Сэмюэля Уилберфорса, направленный на установление доверительных отношений между Церковью Англии и Греко-Российской Церковью, так что прибыл Кэрролл в Россию именно как священник, а не писатель или математик.

В своём дневнике Кэрролл изумляется купейным сиденьям поезда, которые по вечерам превращаются в кровати, к тому же удивительно удобными. Днём, когда сиденья были больше похожи на кресла (или, точнее, диваны с поручнями-перегородками), ничто не предвещало спокойного сна. А вот как Кэрролл описал Москву:
«Мы уделили пять или шесть часов прогулке по этому чудесному городу, городу белых и зелёных крыш, конических башен, которые вырастают друг из друга словно сложенный телескоп; выпуклых золоченых куполов, в которых отражаются, как в зеркале, искажённые картинки города; церквей, похожих снаружи на гроздья разноцветных кактусов (некоторые отростки увенчаны зелёными колючими бутонами, другие — голубыми, третьи — красными и белыми), которые внутри полностью увешаны иконами и лампадами и до самой крыши украшены рядами подсвеченных картин; и, наконец, город мостовой, которая напоминает перепаханное поле, и извозчиков, которые настаивают, чтобы им платили сегодня на тридцать процентов дороже, потому что “сегодня день рождения императрицы”».
В русской же речи Кэрролла поразило предъявленное ему как пример сложности языка слово zashtsheeshtschayjushtsheekhsya («защищающихся»).

Санкт-Петербург предстал перед глазами писателя ультрасовременным по меркам XIX века деловым городом: «Времени до обеда едва хватило на небольшую прогулку, но всё нас поразило новизной и необычностью. Чрезвычайная ширина улиц (даже второстепенные шире любой в Лондоне), крошечные дрожки, шмыгающие вокруг, явно не заботясь о безопасности прохожих <...>, огромные пёстрые вывески над лавками» - таким увидел российскую столицу преподобный Доджсон.

Александр Дюма

Чуть меньше, чем за десять лет до Кэрролла, Россию посетил другой корифей западной литературы – Дюма-отец, автор «Трёх мушкетёров» и «Графа Монте-Кристо». Вообще Россию Дюма думал посетить очень давно, увлекшись историей страны во время работы над историческим романом о декабристе Анненкове и его французской жене Полине Гебль. Однако именно из-за этого-то романа большой нелюбитель декабристов (по понятным причинам) Николай I и запретил писателю въезд в страну. Только при Александре II его тёзке Дюма удалось, наконец, посетить Российскую империю.
Практически всё, что он видел в России, потрясало его воображение. Все описания городов пронизаны романтическим настроением. Летняя ночь в Санкт-Петербурге «переливается опаловыми отсветами». Кремль, который Дюма хотел увидеть непременно в лунном свете, показался «дворцом фей», «в нежном сиянии, окутанный призрачной дымкой, с башнями, возносящимися к звездам, словно стрелы минаретов».

К слову, в России ему удалось увидеться с героями своего романа. Встречу с графом и графиней Анненковыми ему устроил губернатор Санкт-Петербурга в качестве сюрприза.

Казань Дюма нашёл городом необычайной вежливости: тут, мол, вежливы даже зайцы (местные жители пригласили писателя поохотиться на этих животных). О развлечениях же россиян Дюма написал: «Русские больше всего на свете любят икру и цыганок». Цыганские хоры в то время действительно были в большой моде – но только в России. Во Франции успеха достигали единицы, вроде Полины Виардо.

Жермена де Сталь

Самая знаменитая оппозиционерка Наполеона посетила Россию в 1812 году – как раз во время франко-русской войны. В этой войне она однозначно приняла сторону России, хотя бы уже из соображения, что Наполеон был завоевателем и агрессором. Больше всего в стране её поразил национальный характер: «Русские не знают опасностей. Для них нет ничего невозможного». В то же время она сочла русских мягкими нравом и изящными.
А вот её вывод о том, чем объясняется разница и в образе жизни, и в характере русских и французов: «Сами вельможи, в палатах которых вы найдете все, что есть блестящего и роскошного во всех странах и у всех народов, питаются в пути гораздо хуже французского поселянина и способны переносить не только на войне, но и во многих житейских случаях физическое существование очень стесненное.

Суровость климата, болота, леса и пустыни, покрывающие значительную часть страны, заставляют человека бороться с природой… Обстановка жизни, в которой находится французский крестьянин, возможна в России лишь при больших затратах. Необходимое можно получить только в роскоши; отсюда происходит, что когда роскошь невозможна, отказываются даже от необходимого… Они, подобно людям Востока, выказывают необычайное гостеприимство иноземцу; его осыпают подарками, а сами часто пренебрегают обыкновенными удобствами личной жизни. Всем этим надо объяснять то мужество, с которым русские перенесли пожар Москвы, соединенный со столькими жертвами… В народе этом есть что-то исполинское, обычными мерами его не измерить… у них все более колоссально, чем соразмерно, во всем более смелости, чем благоразумия; и если они не достигают цели, которую себе поставили, то это потому, что они перешли её».
 

Теодор Драйзер

Знаменитый американец посетил СССР в 1927 году: его пригласили принять участие в праздновании десятилетия Октябрьской революции. Он осмотрел множество советских городов, российских и не только. Двадцатые были годами безграничного творчества и бюрократического безумия; здесь возможно было всё, кроме примет капитализма. «Готов утверждать: если я нахлобучу на голову медную кастрюлю, суну ноги в деревянные башмаки, обернусь в одеяло племени навахо, или в простыню, или в матрас, затянувшись поверх кожаным поясом, и буду ходить в таком виде, никто и внимания не обратит; иное дело, если я выряжусь во фрак и шелковый цилиндр. Такова Россия», - так передал атмосферу того времени писатель.
Его поразило, что чуть не сразу после приезда он столкнулся в Москве с американкой. Рут Эпперсон Кеннел, уроженка Оклахомы, жила на тот момент в СССР уже пять лет. На самом деле в двадцатые годы в Советском Союзе жили и работали множество американцев – одни ехали из идейных соображений, другие – надеясь разминуться со стеклянным потолком, с которым сталкивались цветные американцы в своей карьере, третьи – просто ради заработка, который иностранным специалистам часто предлагали больше, чем на страдающей от финансового кризиса родине. Рут в итоге стала секретарём Драйзера во время путешествия по молодой советской стране.
Среди того, что поразило Драйзера в СССР – просторность квартир в новопостроенных домах для железнодорожных рабочих и служащих, обилие новеньких детских садов и яслей и тот факт, что в театре невозможно понять, кто из зрителей относится к какому классу: все были одеты одинаково прилично. Правда, он и представить не мог, что иначе в советский театр могли и не пустить – смотря, конечно, что за представление.

Через двадцать лет после смерти писателя было издано его последнее произведение – «Дневник для Стеллы» - сборник писем, которые Свифт писал своему милому другу почти каждый день на протяжении всей жизни. Биографы так и не знают точно, в каких отношениях находились юная девушка и писатель, ставший ее наставником. Точно известно, что, когда Свифт получил приход в Ирландии, он уговорил Стеллу переехать с ним. Несомненно и то, что эти два человека боготворили друг друга, но жили они в разных домах, по соседству, соблюдая все приличия. Ни одной встречи не провели они без присутствия третьих лиц. Репутация Стеллы ни разу не была поставлена под удар.
Молодая и красивая девушка, конечно, не могла бесконечно терпеть такие, слишком платонические отношения. Когда ее депрессию уже нельзя было скрывать, Свифт, опасаясь личной встречи, послал к ней «на переговоры» доверенного человека. Похоже, что ультиматум, выставленный Стеллой, все-таки подействовал. По ряду свидетельств, влюбленные тайно обвенчались, но… характер их отношений после этого так и не изменился. Существует даже версия, что после бракосочетания влюбленные узнали о том, что они сводные брат и сестра, и были вынуждены хранить целомудрие.

Однако несколько лет спустя у Джонатана Свифта, человека, который даже для своей единственной любви не смог стать настоящим мужем, нашлась еще одна сердечная привязанность. Около 1707 года он познакомился с 19-летней Эстер Ваномри, в письмах писатель называл ее Ванессой. Эта дама была совсем другой по сравнению со скромной и тихой Стеллой. Она считала Свифта божеством и не стеснялась высказывать свои чувства. Она стала еще одной загадкой для биографов – все-таки знаменитый писатель оказался очень скрытным человеком. О том, какие чувства он испытывал к влюбленной импульсивной особе, мы можем только догадываться. Судя по всему, он не отвечал ей взаимностью, но она почему-то не теряла надежды и писала ему грустные нежные письма:
«Если Вы находите, что я пишу слишком часто к Вам, то Вы должны сообщить мне об этом или вообще написать мне снова, чтобы я знала, что Вы не совершенно позабыли обо мне…»
Вальтер Скотт, составивший биографию знаменитого писателя, рассказал о бурном эпизоде, которым окончились эти странные отношения: Ванесса решила выяснить правдивость слухов о тайном браке Свифта со Стеллой и написала ей откровенное письмо, попросив прямо ответить на вопрос – женаты они или нет.
«Стелла ответила, что они с настоятелем связаны браком; и, кипя негодованием против Свифта за то, что он дал другой женщине такие права на себя, о каких свидетельствовали вопросы мисс Ваномри, Стелла переслала ему письмо соперницы и уехала».
Писатель после этого вернул влюбленной женщине все ее письма и поехал вслед за своей любимой. Однако семейного счастья он, по-видимому, так и не обрел. Ванесса умерла через три месяца после этой сцены, а Стелла прожила еще всего лишь пять лет. Свифт очень тяжело переживал ее смерть. Несмотря на то, что популярность его росла, он страдал от незаживающей душевной раны, в одном из писем он упоминал «смертельную скорбь, убивающую его тело и душу». Писатель умер, пережив свою единственную любовь на 17 лет, и большую часть этого времени он тяжело болел.

Мог быть Петром

Это сейчас мы уже не можем представить, чтобы Лермонтова называли иначе, чем Михаил Юрьевич. А ведь первоначально его должны были наречь Петр Юрьевич – именно на этом настаивал отец Лермонтова. Но благодаря вмешательству богатой бабушки (кстати, не слишком любившей загульного зятя), было принято решение назвать младенца Михаилом.

Всё детство проболел

Дело было, в первую очередь, в слабом здоровье маленького Лермонтова – он долго болел золотухой, у него были проблемы с пищеварением. У ребенка часто на теле выступала сыпь, и поэтому другие дворянские дети не хотели с ним играть, а порой над ним смеялись. Лермонтов запомнил это чувство чужого пренебрежения на всю недолгую жизнь.

Нелюдимый студент

Хотя Лермонтов и называл Московский Университет «святым местом», дружбы со студентами он не искал, в большинстве студенческих забав и кружков участия не принимал. А ведь как раз тогда в университете обучались многие будущие известные отечественные ученые, педагоги и литературные деятели. В том числе – Виссарион Белинский, с которым Лермонтов стал общаться лишь после своего первого ареста за прославившие его стихи, посвященные смерти Пушкина.

Поклонник Гете

Лермонтов зачитывался Гете, причем его внимание привлекали образы Фауста из одноименной трагедии и Вертера из романа «Страдания юного Вертера». Даже в «Герое нашего времени» есть сцена, явно навеянная «Вертером», – там, где лермонтовский герой Вулич решает испытать судьбу. Современники Лермонтова прекрасно понимали его намек на один из тогдашних бестселлеров.

Военную службу невзлюбил

После того, как Лермонтов покинул Московский университет и не стал учиться в Санкт-Петербургском университете (из-за отказа начальства учесть годы обучения в Московском), он сдал экзамен и стал учиться в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Явно рассчитывая стать блестящим офицером.

Но сама военная школа оказалась предназначена только для муштры и дрессировки учащихся. В эпоху Николая I военная система отличалась необычайным бездушием. И на службе требовались только покорные «винтики». Поэтому учащимся запрещались многие игры и даже чтение художественных книг. Лермонтов, державшийся независимо и своенравно, в этой школе явно был чужим. И поэтому он назвал проведенные в ней годы «злополучными».

Прославился мгновенно и скандально

Известность к Лермонтову пришла практически мгновенно – после того, как по Российской империи стало в рукописях расходиться стихотворение «На смерть поэта». В расследовании этого дела принимал участие сам царь. Благодаря связям бабушки и вмешательству уважаемого царем Василия Жуковского, Лермонтова не разжаловали, как это тогда случалось со многими, вызвавшими государев гнев, а отправили служить офицером в провинциальный полк. Но из столицы империи Лермонтов уже уехал поэтом, о котором говорили в салонах, и на балах, и в казармах.

Хотел выпускать журнал

Перед той самой роковой дуэлью с Мартыновым Лермонтов получил от начальства отпуск и отправился в Санкт-Петербург. У него был план выпуска своего литературного журнала. Но пока что ему нужно было вернуться на службу, хотя он уже мечтал об отставке. Ссора, приведшая к дуэли, произошла во время обратного пути Лермонтова на Кавказ.