Откуда пришёл

Фрэнсис Скотт Ки Фицджеральд родился 24 сентября 1896 года в американском городе Сент-Пол, штат Миннесота. Он был единственным сыном и наследником своего отца, аристократа-неудачника. Матерью Скотта была простая провинциалка. В душе Фицджеральда всегда боролись два этих мира. С одной стороны он считал себя гордым американцем, истинным последователем отцовских традиций. С другой стороны, в нём жил упрямый ирландец, который пережил «картофельный голод» - не столь далёкая память ирландских предков. Писателя всегда мучили двойственные чувства к родине. Он считал американский образ жизни довольно вульгарным, но при этом ослепительно роскошным и многообещающим.
 

Любовь придаёт силы

Зельда была девушкой непростой, она была дочерью судьи Верховного суда Алабамы. Чувства между молодыми людьми вспыхнули нешуточные. Чтобы получить разрешение просить руки такой девицы, Фицджеральд решил непременно добиться успеха. Он отправился в Нью-Йорк, где его поджидали лишь финансовые неудачи. Зельда решает разорвать помолвку, и Фрэнсис погружается в эпическое пьянство. На фоне этой катастрофы он решает вернуться в родной город. Там писатель всерьёз занялся романом, который начал писать ещё в Принстоне.
 

Блеск славы

В 1921 году у пары родилась дочь, которую назвали в честь отца. Семья объехала полмира. Везде они просто сорили деньгами и вели самый роскошный образ жизни, который только могли себе позволить. Будучи во Франции, Фицджеральд пишет свой самый блестящий роман «Великий Гэтсби» (1925). В этом произведении проявилась вся натура самого писателя, все его чувствования, сомнения, мечты и страхи. Эту книгу литераторы считают самым глубоким романом своего времени.
 

Покоряя Голливуд

Жизнь Фицджеральда пошла под откос. В 1937 году писатель стал сценаристом в Голливуде. В это время он встретил известную голливудскую обозревательницу светской хроники Шейлу Грэм. Это была не столь страстная любовь, как к жене Зельде, но достаточно зрелое спокойное чувство. Вместе они прожили до самой смерти писателя. Пить он не смог бросить, часто на него накатывали приступы беспричинной ярости. В моменты просветлений Фицджеральд ездил навестить жену в санатории и дочь Скотти, которая тогда училась в колледже.
 

Обычно Маяковский не без удовольствия наблюдал, как на четвереньках ползают его поверженные противники. Однажды за бильярдным столом поэт свел счеты с критиком, разгромившим его в печати. Выиграв партию, он отправил противника под стол и добил его фразой: «Рожденный ползать – писать не может!».
Сестра Лили Брик Эльза Триоле утверждала, что Маяковский вместо того, чтобы входить с людьми в деловые отношения, предпочитал играть с ними: «...прежде всего в карты, потом – на бильярде, потом – во что угодно, в тут же изобретенные игры. Преимущественно – на деньги, но также – ради всевозможных фантастических выдумок». Впрочем, побеждал поэт не всегда.
В 1926 г. во время гастролей в Ялте 25-летняя актриса Рина Зеленая стала участницей такой игры. Условия были такие: если выиграет Маяковский, все присутствующие ставят ему по бутылке вина, если Рина Зеленая – то каждому по бутылке вина выставляет Маяковский. Актриса вспоминала: «Странно, что он позвал меня: у него всегда огромный выбор первоклассных партнеров. Но ослушаться его я не могу, он и так чем-то расстроен... Итак, мы с Владимиром Владимировичем входим в бильярдную... Появление Маяковского каждый раз событие. Играет он виртуозно. Его условия жестоки: по уговору беспощадно заставляет проигравшего лезть под стол... пролезать под бильярдом во всю длину… Он играет левой рукой. Шары летят безошибочно... Ему нельзя сделать ни одной ошибки. Но он ее делает. Все ахают... Теперь дело за мной. Я важно мелю кий, нечаянно кладу «своего» в середину и последний с треском на клопштоссе всаживаю в угол. Всё! Я, к сожалению, выиграла. Мне аплодируют, а я боюсь посмотреть на Владимира Владимировича. Потом оглядываюсь и вижу, что он улыбается, доволен. Плохое настроение как рукой сняло...».
Хотя Маяковский, как правило, всегда выигрывал, самому поэту не раз довелось побывать под столом. Композитор Дунаевский вспоминал: «Маяковский как-то на отдыхе в Крыму играл на "интерес". И, видимо, по причине отсутствия денег предпочитал играть на смешное наказание. Было немало свидетелей тому, как Владимир Владимирович, профукав партию, лазал под зеленый стол на четвереньках».
Выиграть у «короля бильярда» удалось и украинскому поэту Майку Йогансену. В январе 1925 г. в Харькове открыли Дом писателей им. Блакитного с большим залом, библиотекой, рестораном и бильярдной в подвале. Но была проблема: бильярдная пустовала – не было стола. Вскоре в Харьков приехал Маяковский и, узнав об этом упущении, тут же раздобыл стол. В день открытия бильярдной собралось много народу. Первый взять кий в руки должен был Маяковский. Играли в «американку» «на выкидку»: тот, кто «выбросит», то есть обыграет поэта, объявлялся «королем бильярда». Это давало победителю немалые преимущества: в дальнейшем его должны были пропускать на игру бесплатно и вне очереди.
Никто не сомневался в исходе игры: когда Маяковский начинал партию, он обычно завершал ее «с кия» – то есть сразу загонял в лузы все 8 шаров, не предоставив сопернику права на удар. Он предложил фору в 4 шара, но все равно никто не решался вступить в поединок. Пока не появился Майк Йогансен – один из лучших харьковских бильярдистов. Договорились играть без форы и «на позор с контрой»: если в 2-х партиях случится ничья, играют третью, а проигравший лезет под стол.
Маяковский заказал пива «Новая Бавария», для которого написал рекламный слоган: «Какая б ни была авария, пью пиво «Новая Бавария», и спокойно наблюдал за игрой противника. Первую партию выиграл Йогансен, вторую – Маяковский. Он заказал еще одну бутылку пива и предложил Йогансену последовать его примеру, на что тот с иронией ответил: «Кто ищет силы в «Новой Баварии», тому грозит авария». И оказался прав – победа досталась ему! Раздосадованный Маяковский полез под стол и нараспев продекламировал там пушкинскую «Птичку божию». А Йогансен получил титул короля бильярда.
Артист Сергей Лемешев также вспоминал о том, как проигравший ему Маяковский покорно полез под стол и спел там «Песню индийского гостя».

Кисейный барин Александр Пушкин

Самый скандальный розыгрыш Александр Сергеевич Пушкин устроил во время своей ссылки на юг, в Екатеринославе (ныне украинский город Днепр, в советское время — Днепропетровск). Губернатор Шермот не смог упустить случая и пригласил уже прославленного поэта на обед со всем местным дворянским цветом.
Не очень любивший чиновников и власть имущих, Пушкин заявился на обед в кисейных, прозрачных почти как полиэтилен панталонах, безо всякого нижнего белья и даже не прикрыв срам полами рубашки. Общество было потрясено. Ничего странного не замечала только хозяйка дома, очень близорукая госпожа Шемиот. Другая дама, госпожа Фадеева, тихо посоветовала ей увести юных дочерей из гостиной.
Хозяйка сначала совсем не хотела верить в кисейные панталоны поэта и уверяла, что Фадеевой кажется и панталоны у Пушкиным самые обыкновенные, только бежевые. Но, присмотревшись, всё же увела дочерей, а Пушкин весь вечер вёл себя как ни в чём не бывало. По счастью, Шериот оказался немстительным, и поэт никак не пострадал за свою выходку.

Бомба от Чехова

Как-то Чехов вместе с журналистом Гиляровским купили солёный арбуз, завёрнутый в толстую серую бумагу. Но бумага стала мокнуть, едва Чехов взял покупку в руки. Было холодно, от мокрого арбуза моментально замёрзли пальцы. Гиляровский взял у него арбуз, но тоже не смог держать долго. Положить же было совершенно некуда, и Гиляровский, в конце концов, сказал, что сейчас арбуз выбросит.
Чехов возразил, что не стоит выкидывать, когда можно отдать полицейскому, пусть ест. Гиляровский подозвал городового и, когда тот подошёл, протянул ему арбуз со словами: «На, держи, только осторожнее…» Журналист хотел предупредить, что арбуз протекает, но Чехов его опередил, драматично прошептав: «... осторожнее, это БОМБА! Неси её в участок!»
У бедного полицейского от ужаса застучали зубы, но он осторожно взял арбуз и понёс его нежно, как младенца, в сторону участка. Остаётся надеяться, что шутку быстро разоблачили, иначе много людей перепугалось в тот вечер зря.

Не самый удачный розыгрыш Максима Горького

Один раз Максим Горький, считавший разгромные статьи одного из своих постоянных критиков очень несправедливыми, попросил Владимира Ходасевича помочь ему этого критика разыграть: напечатать в журнале «Беседа» два рассказа Горького, но один из них — под фамилией «Сизов». Горький хотел поймать критика на то, что тот опять изругает известного писателя и похвалит его же рассказ, но под другой фамилией. В результате критик разгромил обоих авторов.
А вот приехавший в гости Андрей Соболь, прочитавший те же рассказы, Горького очень расхвалил, а потом добавил: «А вот какого-то этого Сизова напрасно вы напечатали. Дрянь ужасная». Позже Горький попросил Ходасевича не объяснять Соболю, что это за Сизов такой: «А то мы будем стыдиться друг друга, как две голые монахини».

Ги де Мопассан - не только блудодей, но и людоед

Как-то французский романист Ги де Мопассан, известный, кроме литературы, в основном своей неуёмной похотью, выпросил у знакомого доктора только что ампутированную человеческую ногу. Эту ногу он потом показал гостям, сказав, что велит сейчас пожарить мяса — и отослал на кухню.
Позже на стол действительно подали жареного мяса. Пока Мопассан ел и нахваливал, сообщая, что это, мол, ни на что не похоже, гости с трудом боролись с тошнотой и пытались сообразить, сдавать ли известного писателя в клинику для умалишённых или пока он специально на мясо людей не расчленяет, можно простить такие странности. Потом, конечно, оказалось, что ногу похоронили, а на стол подавали свинину.

Некрологи, которых не было

Марк Твен обожал писать в разные газеты статьи с опровержениями слухов о своей смерти (слухов, заметив, о которых никто слыхом не слыхивал). Эта шутка так замучила редакторов, что они стали добавлять в конце сообщения «к сожалению».

Напрасные поиски

Однажды ночью в апартаменты Бальзака проник вор и стал взламывать замок в ящике письменного стола — в таком месте часто держали деньги. Вдруг в темноте раздался смех.
— Любезный, вы зря рискуете, пытаясь в ночи найти то, что мне не удается найти даже при свете дня, — сообщил, не пытаясь даже пошевелиться, писатель. Сконфуженному вору пришлось уйти. Кстати, не факт, что украсть было нечего, но Бальзак очень уж искренне веселился.

Ода генералу Гранту

Марка Твена пригласили на банкет в честь генерала Гранта и попросили произнести речь. Речь вышла не такой уж торжественной:
— Будущее Соединенных Штатов лежит пока в трех или четырех миллионах колыбелей.
В одной из них находится младенец, который в один прекрасный день станет великим полководцем. Сейчас, возможно, он предпринимает стратегические усилия, пытаясь запихнуть себе в рот большой палец ноги. 56 лет назад генерал Грант пытался предпринять такую же операцию...
Тем же вечером Твен записал в дневнике: «Представлен генералу Гранту. Я сказал, что счастлив с ним познакомиться, он сказал, что не может похвалиться тем же».

Бунина-то убили!

Как-то Чехов, уже очень больной, гулял с Буниным по вечерней Ялте. Проходя мимо одного дома, писатели заметили два женских силуэта. Увидев их, Чехов громко, нарочито удивлённо сказал:
— Вы слыхали, Бунина убили?! Зарезали у одной татарки!
Бунин открыл было рот, но Чехов тут же зашептал:
— Молчите! Завтра об убийстве Бунина будет говорить вся Ялта!

Что ж, Ивану Алексеевичу оставалось радоваться, что он услышал сплетню про себя самым первым.
 

Три сестры

Вместе с будущей Памелой у семьи Гофф было, как в сказке, три дочери. Почему с «будущей»? Потому что Памелу по метрике тогда звали довольно скучно: Хелен. Больше ничего сказочного не было. Отец, банковский служащий, страдал стереотипичным ирландским недугом — много пил.
После его смерти Миссис Гофф с тремя дочерьми на руках не было куда особенно деваться. Шёл 1907 год, о детских садах и карьерах в большинстве мест на земле можно было только мечтать. Она попросилась жить к своей тёте Кристин, тем более, что та была небедной женщиной — владела сахарной плантацией.

Среди трёх сестёр Хелен, конечно же, была заводилой. Она обожала играть в театр, выдумывать сказки. Любила и игры попроще: себя назначала соседкой, а сестёр — цыплятами, и целыми днями о них «заботилась». Когда в четырнадцать лет её отдали в школу-пансионат для девочек, Хелен казалось это предательством. Она дерзила учителям, ссорилась с ученицами и, казалось, или станет школьным изгоем, или добьётся того, что её исключат, плюнув на деньги.
Может быть, в Англии её попытались сломать чередой наказаний, но нравы в Австралии были куда либеральнее. Директриса школы выяснила, что Хелен Линдон Гофф любит сочинять рассказы и разыгрывать сценки из них, и предложила ей поучаствовать в школьном театре. Гофф согласилась наполовину нехотя — чувствовала, что её подкупают, но в итоге, конечно, втянулась и стала одной из любимиц школьных обитателей.
 

Появление Памелы и рождение Мэри

То, что Хелен Гофф ждёт славное будущее, не сомневался никто. Хотя ей пришлось бросить обучение уже в шестнадцать лет и пойти работать журналисткой, чтобы не висеть на шее у семьи, было ясно, что девушка не пропадёт. Её девические ещё поэмы опубликовал литературный журнал, её статьями не мог нахвалиться редактор, а в семнадцать лет она без проблем поступила на службу в театр в Сиднее. Именно тогда появилась Памела Трэверс. Хелен Гофф звучало слишком сухо, и девушку попросили придумать псевдоним. Фамилией она взяла имя отца, а имя подобрала просто покрасивее и позвучнее.
Быть актрисой второго эшелона не слишком прибыльно, если только ты не начнёшь поддаваться предложениям поклонников именно молодых актрис второго эшелона, и Трэверс нашла себе вторую работу — писать для одной из газет в Сиднее. Итак, утром она писала, днём репетировала, вечером играла, ночью спала без задних ног — нормальная молодость.

При этом Памела не переставала писать волшебные истории, просто для себя. В одной из волшебных историй героиней была Мэри Поппинс, суровая женщина с короткими чёрными волосами и синими глазами, в общем, типичная ирландская прислуга. Она вдруг полюбилась своей создательнице, и, закончив рассказ, Памела часто возвращалась к Мэри мыслями.
В 1934 году, когда Памеле было тридцать пять, она, наконец, сделала из своих историй о Мэри полноценную книгу и, что называется, проснулась знаменитой. Мэри Поппинс в английском мире полюбили сразу — за узнаваемый типаж и такое неожиданное волшебство за ним, за детство, в котором с детьми разговаривают, а не напоминают правило «детей должно быть видно, но не слышно». За меткие шутки. За, в конце концов, очень актуальные проблемы.

Московская экскурсия

В 1932 году Трэверс совершила путешествие в далёкий и таинственный Советский Союз. Путешествие её откровенно разочаровало: иностранцам показывали фабрики, освещённые электричеством детские сады и другие достижения индустриализации, но и дети в садах, и индустриализация во всём мире примерно одинаковы. Разве на них хочет посмотреть путешественник?

Вернувшись из поездки, Трэверс написала книгу, которая дала ей неплохой доход. Советскую Москву она описывала с большой иронией, так что, понятное дело, советской власти книга не понравилась. В книге об СССР, которую Памела назвала «Московская экскурсия», было много моментов, которые современный читатель скорее сочтёт остроумными.

«Мы простились с директором на ступенях Дома культуры, но он еще долго выкрикивал нам вслед статистические данные.» «Каждый второй в России – директор чего-нибудь», «его английский был скорее ближе к русскому.» «Мы заражаемся привычкой, которую замечаем в каждом встреченном нами русском: жить вполсилы, сберегая драгоценную энергию, и учимся терпеть, терпеть, терпеть.»

Памела Трэверс и коварный Дисней

Во время Второй Мировой войны Памела жила в Нью-Йорке. Узнав об этом, Уолт Дисней решил порадовать свою маленькую дочку и договориться с Трэверс об экранизации книг о Мэри Поппинс.

Трэверс приняла Диснея в штыки. Ей не нравилась идея использовать в фильме о Мэрри анимацию, которую Дисней обязательно бы — она чувствовала это — поставил и ей не нравилось, как он изменил во время экранизации другие сказки, такие, как «Гадкий утёнок» и «Пиноккио». Ей не хотелось, чтобы её книгу перекручивали.
Тем не менее, Дисней не терял надежды и через много лет, в конце пятидесятых, сумел убедить Трэверс подписать контракт. Одним из условий была возможность писательницы влиять на происходящее на съёмочной площадке. Дисней даже не представлял, что это обернётся войной. По поводу буквально каждой сцены шли ожесточённые споры, а музыкальные вставки просто бесили писательницу.

Объявив, что съёмки закончены и впереди только монтаж, Дисней подождал, когда Трэверс уедет, и переснял всё по-своему. На премьеру он писательницу, естественно, не пригласил. Она приехала сама и рыдала в зале. Рыдала от унижения.
Она написала книгу о семье, которая пострадала от экономического кризиса тридцатых. Бедствующей семье. О няне, которая представляет всех ирландских нянь и гувернанток на свете: настоящая, строгая, но добрая душой леди, некрасивая, с крупной стопой, но при этом умеющая быть бесконечно элегантной. О том, как в этом мире надвигающейся нищеты няня спасает детство детей. О том, как родители сохраняют нежность, несмотря на все беды.
На экране миленькая дамочка в оборочках пела и плясала, миссис Бэнкс оказалась лицемеркой, которая произносит речи за права женщин вне дома и расстилается перед мужем в доме, а мистер Бэнкс — богатым и жестокосердным, способным порвать стихи, написанные для него детьми. Ну и, конечно, не было никакого кризиса тридцатых, были благополучные довоенные времена. Это была радикально другая история!

Трэверс перехватила Диснея, когда он шёл из кинотеатра, наслаждаясь своим триумфом. «Всё ещё можно исправить,» сказала она ему строго. «Для начала, уберите анимацию». «Всё уже закончено,» ответил Дисней равнодушно и ушёл. Трэверс не простила его, и хотя контракт на продолжение он ей потом предложил с ещё более выгодными условиями, ответила твёрдым отказом.

Большие странности мисс Трэверс

Однако считали Памелу эксцентричной особой задолго до истории с Диснеем. Во-первых, из-за её увлечения мистикой и эзотерикой. Ещё перебравшись в Лондон, она, конечно же, вошла в кружок соплеменников-ирландцев. Это были поэты с мистическими увлечениями. Так она заразилась странными для католиков верованиями.

Перед самой войной она познакомилась со знаменитым гуру любителей эзотерики на западе Гурджиевым и стала его ученицей. Не делала ничего важного, не посоветовавшись со своим астрологом. И даже по совету астролога, когда захотела усыновить маленьких мальчиков-близнецов, внуков одного писателя, взяла только одного из них. Правда, в те времена это считалось даже прогрессивно: врачи и педагоги повсеместно рекомендовали разделять близнецов, настаивая, что это сделает их развитие быстрее.
Всю жизнь Памела очень неохотно отвечала на вопросы о биографии. Зато была так упоена своим творчеством, что всем рассказывала, будто бы психолог при одном из эпизодов депрессии рекомендовала ей перечитывать собственные книги о Мэри Поппинс. И Трэверс перечитала, и пришла в восторг, и излечилась!

У Трэверс было много романов, но она ни разу не была замужем. Быть может, дело в том, что в замужестве ей пришлось бы отказаться от той части натуры, которую тянуло к женщинам: половина её романов были лесбийскими. А быть может, нервная, полная странных идей и упрямая Трэверс вообще мало годилась для семейной жизни.
Когда в 1996 году одна из самых знаменитых детских писательниц умерла, мировая пресса почти проигнорировала этот факт. Она недожила до своего столетия всего трёх лет. Перед смертью она была окружена поклонниками — но не читателями, а учениками, для которых она была мистическим гуру. Говорят, она была счастлива.
 

Как все начиналось

Есенину 20 лет. В Москве его никто не публикует, по этой причине он оставил молодую супругу с ребёнком и уехал искать счастье в Петроград. В северной столице его стихи прочитал сам Блок. Стихи ему понравились, и он дал молодому дарованию рекомендательное письмо к Сергею Городецкому – человеку, который с удовольствием протежировал молодым поэтам. Не для кого не было секретом, что Городецкий был бисексуален, и кругом его общения были люди нетрадиционной ориентации. Конечно, красавец-Есенин произвёл на него неизгладимое впечатление.
Городецкий не только помогал юному Есенину продвигать его литературное творчество в питерские журналы, но и пригласил к себе жить. Именно благодаря этому знакомству поэт стал завсегдатаем питерских поэтических салонов, в том числе и такого известного, как салон Мережковских.
 

Клюевская страсть

Николай Клюев – известный поэт с нетрадиционной ориентацией той эпохи и ещё один покровитель Сергея Есенина. К последнему он испытывал страсть безудержную. О чём остались документальные подтверждения. В письмах к Есенину Клюев пишет ему разные нежности, называет уменьшительно-ласкательно: «светлый братик», «голубь мой белый», «целую тебя… в усики твои милые».

А у меня изба новая —
Полати с подзором, божница неугасимая,
Намел из подлавочья ярого слова я
Тебе, мой совенок, птаха моя любимая!

Н. Клюев, «Плач о Сергее Есенине»
Буквально с момента знакомства с Есениным Клюев не желает расставаться с ним ни на минуту. Он поселил молодого поэта в собственном доме, ввёл в самые известные литературные салоны, сумел добиться, чтобы Есенина не забрали в армию – покровительство было безграничным.
Сергей Есенин писал своему другу Владимиру Чернавскому: «Как только я за шапку, он — на пол, посреди номера сидит и воет во весь голос по-бабьи: не ходи, не смей к ней ходить!» А в воспоминаниях самого Чернавского можно найти, что Клюев «совсем подчинил нашего Сергуньку», «поясок ему завязывает, волосы гладит, следит глазами».

Сам Сергей Есенин восторженных чувств Клюева не разделял. Как только сумел добиться признания, ушёл от своего покровителя. Клюев горевал и посвящал стихи неверному и неблагодарному любимому.
 

Есенин и Мариенгоф: что связывало двух поэтов

Анатолия Мариенгофа почитатели Есенина и сегодня называют «злым есенинским бесом». Что и говорить, отношения двух поэтому были сложными, глубокими и весьма конфликтными. И всё же за ними стояла огромная дружба.
После встречи они начали жить одним домом в 3-комнатной квартире рядом с театром Корша в Богословском переулке – всё у них было общее. Они вместе просыпались, вместе ели, гуляли и даже одевались одинаково. Всё это подливало масла в огонь, когда речь заходила о латентной бисексуальности и тяге к нежной мужской дружбе Есенина.

Когда Мариенгоф решил жениться на актрисе Камерного театра Анне Никритиной, Есенин очень переживал и ревновал. И именно тогда у него завязался роман с Айседорой Дункан.

В стихотворении «Прощание с Мариенгофом» Есенин почти срывается на истерику:

Есть в дружбе счастье оголтелое
И судорога буйных чувств -
Огонь растапливает тело,
Как стеариновую свечу.
Возлюбленный мой! дай мне руки -
Я по-иному не привык, -
Хочу омыть их в час разлуки
Я желтой пеной головы.
…Прощай, прощай. В пожарах лунных
Не зреть мне радостного дня,
Но все ж средь трепетных и юных
Ты был всех лучше для меня.

Были у них ссоры, было непонимание и разрыв на годы. Но на самом деле их дружба не знала ни времени, ни расстояния, ни смерти – поэты пронесли её через всю жизнь. Эта дружба стала для них и огромным даром, и тяжким крестом.
30 декабря 1925 году, когда гроб с телом Сергея Есенина прибыл в Москву, прощаться с ним пришли все, кто знал его и любил. В эти дни Анатолий Мариенгоф написал полное боли и горечи стихотворение

Сергун, чудесный!
Клен мой златолистый!
Там червь,
Там гибель,
Тленье там.
Как мог поверить ты корыстным
Ее речам.
Эти строки стали прощанием Мариенгофа с Есениным.

В жизни Сергея Есенина было много романов. Вот только говорили, что на обычных женщин это «кудрявый синеглазый мальчик» производит почему-то впечатление отталкивающее. Нравился он дамам истерично-творческим, таким как Райх и Дункан, и таким, которые стрелялись на его могиле.
 

«Великий Боже, если бы я был женщиной, если бы мне было 45 лет и я все еще возбуждал бы любовь, – я бы вел себя иначе, чем вы!» - душевная боль молодого и никому еще не известного литератора вылилась в строчки откровенного и очень горячего письма. Адресовано оно было женщине, которая сначала и помыслить не могла о связи с 22-летним юношей, который, к тому же, недавно стал учителем ее сына. Ведь, когда он впервые пришел в дом Берни и начал проявлять к этой семье повышенный интерес, все решили, что объектом его чувств является, разумеется, 17-летняя Эммануэль. Лаура де Берни, мать девяти детей, ставшая недавно бабушкой, не знала, как относиться к юному поклоннику своей дочери, пока однажды молодой человек не объяснился с ней. Конечно, добропорядочная хозяйка дома пришла в ужас от того, что юноша влюбился в нее, но решила, что эта блажь у него со временем пройдет, нужно только выбрать правильную линию поведения. Однако это оказалось сложной задачей.
Молодой и напористый Оноре казался в то время абсолютно не привлекательным. Он был сыном разбогатевшего крестьянина из Тура, который самовольно изменил свою простецкую фамилию Бальса на аристократичную – Бальзак. Мать, самовлюбленная и вздорная мещанка, не смогла привить своему первенцу даже элементарных манер или представлений о том, как должен одеваться человек, претендующий на высокое место в обществе. Поэтому в 20 лет юный Оноре, решивший, что ему нужно покорить мир своим пером, вряд ли мог вызвать у женщины из приличного общества какие-либо чувства, кроме материнских. Полный, коротконогий, безвкусно одетый и не умеющий себя вести, он при любом разговоре очень горячился и начинал брызгать на собеседника слюной… Этот бриллиант, несомненно, требовал огранки и, что самое удивительное, сам прекрасно это понимал.
Время шло, а чувства юного писателя только разгорались. Правда, литературные опусы, которые в то время выходили из-под его пера, вполне заслуженно не получали признания, он сам позднее называл свои первые опыты «сущим литературным свинством» и предпочитал не вспоминать о них. Однако на любовном фронте судьба преподнесла ему неожиданный подарок. Эта победа одновременно стала его билетом в мир. Скорее всего, без Лауры де Берни, разочарованный неудачами и не имеющий основ для продвижения в обществе, Бальзак никогда не стал бы великим писателем. Возможно, что это чудо свершилось именно благодаря его литературному дару: «Что за проблема: быть женщиной в преддверии осени и колебаться, сорвать ли яблоко, которое ввело в грех Адама и Еву!…». После этого письма, полного отчаяния и даже упреков, Лаура не стала больше скрывать своих чувств. Как ни странно, от этой связи выиграли все – женщина, которая нашла искреннее и сильное чувство тогда, когда уже не ждала этого, Бальзак, обретший любовницу, учителя хороших манер и покровителя в одном лице, и даже французская литература.

«Она была мне матерью, подругой, семьей, спутницей и советчицей, - признавал он впоследствии. - Она сделала меня писателем, она утешила меня в юности, она пробудила во мне вкус, она плакала и смеялась со мной, как сестра, она всегда приходила ко мне благодетельной дремой, которая утешает боль... Без нее я бы попросту умер... Никто не может сравниться с последней любовью женщины, которая дарит мужчине счастье первой любви.»
В последующие годы у Бальзака, добившегося успеха, будет множество женщин, большинство – из высшего общества, ведь, как и любой выскочка из простонародья, он всегда сохранит страсть к титулам. Будет у него и длинный «роман в письмах», который подарит ему последнюю любовь – тоже, кстати, далеко не юной особы, но первое чувство останется навсегда его главной победой и выигрышным лотерейным билетом в жизни. Ведь именно Лауру де Берни мы должны благодарить за появление этой яркой звезды на литературном небосклоне. В память об этой удивительной женщине в языке появилось тактичное и красивое выражение, благодаря которому дамы «бальзаковского возраста» чувствуют себя не просто престарелыми искательницами приключений, а тонкими и чувственными женщинами «в преддверии осени».
 

Эрнест Хемингуэй

Среди многочисленных увлечений американского писателя были стрельба и охота на львов, рыбалка и хай-алай. Однако настоящей страстью Хемингуэя всегда был бокс, которым будущий писатель занимался с 14-летнего возраста. С тех пор он всегда тренировался, причём отдавал предпочтение хорошим боксёрам, у которых брал уроки. Даже в собственном доме у него был установлен ринг, где писатель не только сам боксировал, но ещё и выступал в качестве рефери. Эрнест Хемингуэй шутил: стать чемпионом в этом виде спорта ему помешало отсутствие интереса к избиению и постоянным выигрышам. При этом Джек Демпси, боксёр-профессионал, отказался от поединка с начинающим тогда литератором. Правда, не потому, что боялся быть побеждённым, а лишь не желая причинять вред талантливому писателю.
 

Александр Пушкин

Питал слабость к занятиям боксом и светоч русской поэзии. Если с детства поэт в Царскосельском лицее с удовольствием брал уроки фехтования, плавания и верховой езды, то в зрелом возрасте он увлёкся боксом, став одним из первых поклонников его в России. Есть предположение, что немало способствовало желанию боксировать любовь к этому виду спорта кумира поэта лорда Байрона. Отсутствие тренеров не пугало Александра Сергеевича, он изучал технику бокса по книгам, которые читал на французском языке.
 

Альбер Камю

Французский прозаик и эссеист увлекся футболом ещё в детстве. Его не пугало даже наказание, ждавшее после игры. Несмотря на испорченную одежду и обувь, и следовавшие за этим бабушкины удары плёткой, он снова и снова брал в руки мяч. Во время обучения в лицее он играл за сборную своего учебного заведения, мечтал профессионально заняться футболом, но помешал исполнению этого желания тяжёлый туберкулёз, после которого врачи запретили Камю большие физические нагрузки. С тех пор он мог быть только болельщиком.
 

Лев Толстой

Русский классик всегда бережно относился к своему здоровью, поэтому занятия физкультурой и спортом входили в его ежедневное расписание. Он прекрасно держался в седле и играл в городки, в обязательном порядке делал зарядку, любил решать шахматные задачи, много ходил пешком и даже оборудовал в Ясной Поляне теннисный корт, хотя популярным этот вид спорта в России тогда ещё не был. Кроме того, Лев Николаевич с удовольствием занимался с гирей, а в 67 лет освоил велосипед, который и стал самым большим увлечением писателя.
 

Джек Керуак

Американский писатель и поэт серьёзно занимался американским футболом, был даже знаменитостью местной команды, благодаря чему и стал спортивным стипендиатом сначала в Бостонском колледже, а затем и в Колумбийском университете в Нью-Йорке. Но стать профессиональным футболистом Джеку Керуаку было не суждено: сначала он сломал ногу, а затем в очередной раз поссорился с тренером, что позволило прервать выплату спортивной стипендии, а затем и отчислить будущего писателя из числа студентов университета.
 

Владимир Набоков

Его не зря называют самым спортивным из русских классиком. В жизни Владимира Набокова находилось место боксу и американскому футболу. Будущий писатель с удовольствием стоял на воротах и был столь успешен, что стал голкипером команды Тринити Колледжа. Самым большим увлечением Владимира Набокова стали шахматы и теннис. При этом многие известные гроссмейстеры считали писателя достойным соперником, но профессионально заниматься Набоков не собирался. А вот в качестве тренера по теннису Набокову пришлось поработать в то время, когда он жил в Германии.
 

Артур Конан Дойл

Автор известных детективов о Шерлоке Холмсе, как и его известный персонаж, любил бокс, а помимо этого играл в регби, любил автогонки и горные лыжи. А ещё увлечённо занимался крикетом, приняв участие в 10 матчах, где играл за команду Мэрилебонского крикетного клуба, самого известного в мире. Не обошло писателя увлечение и футболом, при этом был даже капитаном любительской сборной команды Портсмута.
 

Александр Куприн

Сам Лев Толстой хорошо отзывался о физических данных Александра Куприна, называя его приятным мускулистым силачом. Впрочем, Куприн и сам не скрывал того факта, что любит спорт, занимаясь обычно подолгу и интенсивно. Александр Иванович занимался тяжёлой атлетикой и даже был инициатором создания атлетического сообщества в Киеве. Он был знаком с Поддубным и Заикиным, и даже учил последнего грамоте. Помимо этого, писатель занимался стрельбой, конным спортом и плаванием, ходил на уроки в бассейн. В сферу интересов Куприна входила ещё и стрельба, которую он считал даже не спортом, а настоящим искусством.
 

Харуки Мураками

Известный японский писатель и переводчик на протяжении многих лет занимается марафонским бегом и увлекается триатлоном. Он шесть раз принимал участие в Бостонском марафоне, трижды преодолевал дистанцию Нью-Йоркского марафона и в 1996 году пробежал стокилометровый марафон вокруг японского озера Сарома. Есть в библиографии Мураками книга «О чем я говорю, когда я говорю о беге», в которой писатель собрал свои мыли о занятии этим видом спорта и поделился впечатлениями об участии в марафонах, сравнив занятия бегом с литературным трудом.
 

Иван Тургенев

Иван Сергеевич был всерьёз увлечён шахматами. Его не интересовали никакие другие игры и виды спорта, он по книгам разбирал партии, в периоды творческих застоев он всем видам досуга предпочитал именно эту игру и мечтал сразиться с профессиональными шахматистами. Кроме того, Тургенев занимался изучением теории шахмат, а друзей активно приобщал к этой игре, помогая изучить все её тонкости.
 

Джеймс Фенимор Купер

Классик приключенческой литературы начал писать случайно. Благодарить за эту случайность мы должны его жену. В средствах молодой Купер не нуждался, ведь отец его был основателем поселка, превратившегося затем в целый городок. Юноша мог выбрать для себя любое поприще. К поступлению в престижный Йель его готовили самые лучшие нанятые учителя. Однако, добравшись до университета, будущий писатель просто сбежал из него, отправившись на военную службу. В 22 года он женился, и в один из мирных семейных вечеров, читая супруге вслух новый роман, Купер заметил, что нетрудно написать лучше. Жена поймала его на слове, и, чтобы не прослыть хвастуном, тот просто вынужден был создать что-нибудь стоящее. За несколько недель новоиспеченный писатель закончил свой первый роман «Предосторожность». Он, правда, не был хорошо принят критикой, но уже второе его произведение – роман «Шпион, или Повесть о нейтральной территории», имел громадный успех не только в Америке, но и в Европе, так что спор с женой писатель, несомненно, выиграл.

О. Генри

Уильям Портер, который затем под другим именем стал знаменитым автором коротких и ярких рассказов, тоже в молодости имел весьма беспокойный характер. Кем только он не успел поработать! Имея лицензию фармацевта, этот молодой человек попробовал себя в роли бухгалтера, чертежника в земельном управлении, помощника ковбоев, играл на гитаре и мандолине, пел в хоре епископальной церкви и участвовал в театральных постановках. Писать он начал тоже очень рано, но долгое время из-под его пера выходили лишь небольшие истории, которые он публиковал в журналах, чтобы прокормить семью. Позднее он даже издавал свой юмористический еженедельник, но большой известности и богатства это ему не принесло.
В 1989 году его за растрату в банке (где Портер также некоторое время работал) посадили в тюрьму. Портер продолжал писать и там. В принципе биографы говорят о том, что за три года заключения начинающий писатель опубликовал не так много – 14 рассказов, однако в этот период появился на свет О.Генри – именно под таким псевдонимом его друг переправлял написанное издателям, скрывая, что автор находится в тюрьме. После освобождения в 1901 году писатель наконец-то остепенился, и для него начался самый плодотворный период в творческой деятельности. По разным данным, его наследие составляет от 250 до 380 рассказав. Кстати, происхождение знаменитого псевдонима не совсем ясно, однако есть две наиболее популярные версии. По одной «О. Генри» — не что иное, как сокращение названия тюрьмы, где сидел Портер — Ohio Penitentiary, а по другой – это имя автора справочника по фармацевтике, который был под рукой у писателя, подрабатывающего в тюрьме по основной специальности.

Астрид Линдгрен

Знаменитая писательница до определенного времени была обычной шведской домохозяйкой. У нее, как и у многих других женщин, порой болел ребенок. Однако не все, чтобы развлечь дочь во время тяжелой болезни, придумывают приключения веселой девочки Пеппи Длинныйчулок. Именно так появилась на свет одна из любимых детских героинь. До этого момента Астрид писала иногда небольшие заметки, однако первая ее полноценная книга сказок появилась в 1941 году как подарок для дочери. В десятый день рождения Карин Линдгрен сделала самодельную книжку с несколькими записанными историями про Пеппи, украсила ее собственными иллюстрациями и один экземпляр отослала в издательство. Правда, этот первый опыт был неудачным, рассказ не приняли, но писательница не унывала. Через пару лет она приняла участие в конкурсе на лучшую книгу для девочек, получила вторую премию и так начала свою карьеру.

Герберт Уэллс

Еще один иностранный классик, теперь уже в жанре научной фантастики, сумел найти свое истинное призвание благодаря болезни. Произошло это еще в детском возрасте. 8-летний Герберт получил открытый перелом и достаточно долгое время отходил от травмы, находясь практически без движения. Сам он позднее говорил об этом случае, что ему «посчастливилось» сломать ногу. Мальчик перечитал от скуки все имеющиеся в доме книги, а потом начал сочинять свои истории. Это детское увлечение постепенно переросло в профессию, но двигался он к этой цели очень извилистым путем. Свой первый роман «Машина времени» Уэллс опубликовал только к 30-ти годам, а до этого времени успел поработать аптекарем, учителем в школе и получить два ученых звания по биологии.

Антуан де Сент-Экзюпери

Автор «Маленького принца» был таким же непоседой (правда, взрослым), который начал творить на больничной койке. Юноша сначала мечтал стать архитектором, потом увлекся машинами и самолетами. В результате он стал пилотом, но в январе 1923 года с ним произошла первая авиакатастрофа. Надо сказать, что в дальнейшем аварий и крушений в его жизни будет множество. Однажды, разбившись над Ливийской пустыней, Экзюпери даже чуть не умер от жажды и несомненно бы погиб, если бы не случайная встреча с бедуинами. Однако именно первая авария позволила ему проявить талант писателя. Реабилитационный период после черепно-мозговой травмы был таким долгим, что летчика на время комиссовали с воинской службы, и он отправился в Париж, где и написал свое первое произведение.
 

Льюис Кэрролл

Автор детских сказок и математических трудов, преподобный Доджсон (таково настоящее имя писателя) навестил Российскую Империю в 1867 году – через шесть лет после отмены крепостного права и за пять лет до того, как российские девушки смогли получать высшее образование на родине. Фактически, Кэрролла послали в эту далёкую страну: то был дипломатический проект епископа Оксфордского Сэмюэля Уилберфорса, направленный на установление доверительных отношений между Церковью Англии и Греко-Российской Церковью, так что прибыл Кэрролл в Россию именно как священник, а не писатель или математик.

В своём дневнике Кэрролл изумляется купейным сиденьям поезда, которые по вечерам превращаются в кровати, к тому же удивительно удобными. Днём, когда сиденья были больше похожи на кресла (или, точнее, диваны с поручнями-перегородками), ничто не предвещало спокойного сна. А вот как Кэрролл описал Москву:
«Мы уделили пять или шесть часов прогулке по этому чудесному городу, городу белых и зелёных крыш, конических башен, которые вырастают друг из друга словно сложенный телескоп; выпуклых золоченых куполов, в которых отражаются, как в зеркале, искажённые картинки города; церквей, похожих снаружи на гроздья разноцветных кактусов (некоторые отростки увенчаны зелёными колючими бутонами, другие — голубыми, третьи — красными и белыми), которые внутри полностью увешаны иконами и лампадами и до самой крыши украшены рядами подсвеченных картин; и, наконец, город мостовой, которая напоминает перепаханное поле, и извозчиков, которые настаивают, чтобы им платили сегодня на тридцать процентов дороже, потому что “сегодня день рождения императрицы”».
В русской же речи Кэрролла поразило предъявленное ему как пример сложности языка слово zashtsheeshtschayjushtsheekhsya («защищающихся»).

Санкт-Петербург предстал перед глазами писателя ультрасовременным по меркам XIX века деловым городом: «Времени до обеда едва хватило на небольшую прогулку, но всё нас поразило новизной и необычностью. Чрезвычайная ширина улиц (даже второстепенные шире любой в Лондоне), крошечные дрожки, шмыгающие вокруг, явно не заботясь о безопасности прохожих <...>, огромные пёстрые вывески над лавками» - таким увидел российскую столицу преподобный Доджсон.

Александр Дюма

Чуть меньше, чем за десять лет до Кэрролла, Россию посетил другой корифей западной литературы – Дюма-отец, автор «Трёх мушкетёров» и «Графа Монте-Кристо». Вообще Россию Дюма думал посетить очень давно, увлекшись историей страны во время работы над историческим романом о декабристе Анненкове и его французской жене Полине Гебль. Однако именно из-за этого-то романа большой нелюбитель декабристов (по понятным причинам) Николай I и запретил писателю въезд в страну. Только при Александре II его тёзке Дюма удалось, наконец, посетить Российскую империю.
Практически всё, что он видел в России, потрясало его воображение. Все описания городов пронизаны романтическим настроением. Летняя ночь в Санкт-Петербурге «переливается опаловыми отсветами». Кремль, который Дюма хотел увидеть непременно в лунном свете, показался «дворцом фей», «в нежном сиянии, окутанный призрачной дымкой, с башнями, возносящимися к звездам, словно стрелы минаретов».

К слову, в России ему удалось увидеться с героями своего романа. Встречу с графом и графиней Анненковыми ему устроил губернатор Санкт-Петербурга в качестве сюрприза.

Казань Дюма нашёл городом необычайной вежливости: тут, мол, вежливы даже зайцы (местные жители пригласили писателя поохотиться на этих животных). О развлечениях же россиян Дюма написал: «Русские больше всего на свете любят икру и цыганок». Цыганские хоры в то время действительно были в большой моде – но только в России. Во Франции успеха достигали единицы, вроде Полины Виардо.

Жермена де Сталь

Самая знаменитая оппозиционерка Наполеона посетила Россию в 1812 году – как раз во время франко-русской войны. В этой войне она однозначно приняла сторону России, хотя бы уже из соображения, что Наполеон был завоевателем и агрессором. Больше всего в стране её поразил национальный характер: «Русские не знают опасностей. Для них нет ничего невозможного». В то же время она сочла русских мягкими нравом и изящными.
А вот её вывод о том, чем объясняется разница и в образе жизни, и в характере русских и французов: «Сами вельможи, в палатах которых вы найдете все, что есть блестящего и роскошного во всех странах и у всех народов, питаются в пути гораздо хуже французского поселянина и способны переносить не только на войне, но и во многих житейских случаях физическое существование очень стесненное.

Суровость климата, болота, леса и пустыни, покрывающие значительную часть страны, заставляют человека бороться с природой… Обстановка жизни, в которой находится французский крестьянин, возможна в России лишь при больших затратах. Необходимое можно получить только в роскоши; отсюда происходит, что когда роскошь невозможна, отказываются даже от необходимого… Они, подобно людям Востока, выказывают необычайное гостеприимство иноземцу; его осыпают подарками, а сами часто пренебрегают обыкновенными удобствами личной жизни. Всем этим надо объяснять то мужество, с которым русские перенесли пожар Москвы, соединенный со столькими жертвами… В народе этом есть что-то исполинское, обычными мерами его не измерить… у них все более колоссально, чем соразмерно, во всем более смелости, чем благоразумия; и если они не достигают цели, которую себе поставили, то это потому, что они перешли её».
 

Теодор Драйзер

Знаменитый американец посетил СССР в 1927 году: его пригласили принять участие в праздновании десятилетия Октябрьской революции. Он осмотрел множество советских городов, российских и не только. Двадцатые были годами безграничного творчества и бюрократического безумия; здесь возможно было всё, кроме примет капитализма. «Готов утверждать: если я нахлобучу на голову медную кастрюлю, суну ноги в деревянные башмаки, обернусь в одеяло племени навахо, или в простыню, или в матрас, затянувшись поверх кожаным поясом, и буду ходить в таком виде, никто и внимания не обратит; иное дело, если я выряжусь во фрак и шелковый цилиндр. Такова Россия», - так передал атмосферу того времени писатель.
Его поразило, что чуть не сразу после приезда он столкнулся в Москве с американкой. Рут Эпперсон Кеннел, уроженка Оклахомы, жила на тот момент в СССР уже пять лет. На самом деле в двадцатые годы в Советском Союзе жили и работали множество американцев – одни ехали из идейных соображений, другие – надеясь разминуться со стеклянным потолком, с которым сталкивались цветные американцы в своей карьере, третьи – просто ради заработка, который иностранным специалистам часто предлагали больше, чем на страдающей от финансового кризиса родине. Рут в итоге стала секретарём Драйзера во время путешествия по молодой советской стране.
Среди того, что поразило Драйзера в СССР – просторность квартир в новопостроенных домах для железнодорожных рабочих и служащих, обилие новеньких детских садов и яслей и тот факт, что в театре невозможно понять, кто из зрителей относится к какому классу: все были одеты одинаково прилично. Правда, он и представить не мог, что иначе в советский театр могли и не пустить – смотря, конечно, что за представление.

Через двадцать лет после смерти писателя было издано его последнее произведение – «Дневник для Стеллы» - сборник писем, которые Свифт писал своему милому другу почти каждый день на протяжении всей жизни. Биографы так и не знают точно, в каких отношениях находились юная девушка и писатель, ставший ее наставником. Точно известно, что, когда Свифт получил приход в Ирландии, он уговорил Стеллу переехать с ним. Несомненно и то, что эти два человека боготворили друг друга, но жили они в разных домах, по соседству, соблюдая все приличия. Ни одной встречи не провели они без присутствия третьих лиц. Репутация Стеллы ни разу не была поставлена под удар.
Молодая и красивая девушка, конечно, не могла бесконечно терпеть такие, слишком платонические отношения. Когда ее депрессию уже нельзя было скрывать, Свифт, опасаясь личной встречи, послал к ней «на переговоры» доверенного человека. Похоже, что ультиматум, выставленный Стеллой, все-таки подействовал. По ряду свидетельств, влюбленные тайно обвенчались, но… характер их отношений после этого так и не изменился. Существует даже версия, что после бракосочетания влюбленные узнали о том, что они сводные брат и сестра, и были вынуждены хранить целомудрие.

Однако несколько лет спустя у Джонатана Свифта, человека, который даже для своей единственной любви не смог стать настоящим мужем, нашлась еще одна сердечная привязанность. Около 1707 года он познакомился с 19-летней Эстер Ваномри, в письмах писатель называл ее Ванессой. Эта дама была совсем другой по сравнению со скромной и тихой Стеллой. Она считала Свифта божеством и не стеснялась высказывать свои чувства. Она стала еще одной загадкой для биографов – все-таки знаменитый писатель оказался очень скрытным человеком. О том, какие чувства он испытывал к влюбленной импульсивной особе, мы можем только догадываться. Судя по всему, он не отвечал ей взаимностью, но она почему-то не теряла надежды и писала ему грустные нежные письма:
«Если Вы находите, что я пишу слишком часто к Вам, то Вы должны сообщить мне об этом или вообще написать мне снова, чтобы я знала, что Вы не совершенно позабыли обо мне…»
Вальтер Скотт, составивший биографию знаменитого писателя, рассказал о бурном эпизоде, которым окончились эти странные отношения: Ванесса решила выяснить правдивость слухов о тайном браке Свифта со Стеллой и написала ей откровенное письмо, попросив прямо ответить на вопрос – женаты они или нет.
«Стелла ответила, что они с настоятелем связаны браком; и, кипя негодованием против Свифта за то, что он дал другой женщине такие права на себя, о каких свидетельствовали вопросы мисс Ваномри, Стелла переслала ему письмо соперницы и уехала».
Писатель после этого вернул влюбленной женщине все ее письма и поехал вслед за своей любимой. Однако семейного счастья он, по-видимому, так и не обрел. Ванесса умерла через три месяца после этой сцены, а Стелла прожила еще всего лишь пять лет. Свифт очень тяжело переживал ее смерть. Несмотря на то, что популярность его росла, он страдал от незаживающей душевной раны, в одном из писем он упоминал «смертельную скорбь, убивающую его тело и душу». Писатель умер, пережив свою единственную любовь на 17 лет, и большую часть этого времени он тяжело болел.

Мы с ученических лет привыкли искать в творениях Чехова и других гениев многочисленные пласты высоких смыслов. И как-то забываем, что писатели тоже люди. А значит, они регулярно бывали озабочены не слишком возвышенными, но актуальными во все времена житейскими заботами. И даже, страшно сказать, мечтали быть богатыми. Ну или хотя бы состоятельными! Причем не всегда ради проектов, направленных на общественное благо, а в самых что ни на есть личных интересах. Интернет-магазинов тогда еще не было, но появились почтовые каталоги товаров, и Чехов с удовольствием пользовался этой услугой – себе шляпу модную у «Мюр и Мерилиз» заказать или нарядный пеньюар даме подарить… Если имелись деньги, конечно.

Это цитата из письма Алексею Суворину, Москва, январь 1895 год.

Супружество писателя Чехова и актрисы Книппер тоже обычно воспринимается как возвышенный союз двух творческих личностей. Хотя, в первую очередь, они были живыми людьми. Но при этом талантливые и неординарные во всем. В том числе и в подшучивании друг над другом. Вот, к примеру, Антон Павлович в письме радостно флиртует сразу с двумя ипостасями Ольги Леонардовны. Кстати, современные психологи утверждают, что элемент игры очень способствует крепости отношений.

Это изречение из письма Ольге Книппер, Ялта, февраль 1900 года.

Погода в наших северных краях традиционно бывает не очень. Во времена Чехова не было еще Гидрометцентра с космическими спутниками. Не было и ливневой канализации, преподносящей нынче сюрпризы в виде затопленных мостовых после очередного слишком сильного дождя. Так что ругать за выкрутасы приходилось только саму погоду.

Цитата из письма Николаю Лейкину, Москва, декабрь 1886 год.

Во времена Антона Павловича еще не стало привычкой в широких массах при каждом удобном и не очень случае поминать доктора Фрейда. И еще не вошли в моду те символы особого свойства, которые благодаря ему граждане принялись потом усматривать во всех продолговатых предметах. Нам нынче неведомо, какие семена – или, что вероятнее, луковицы цветов – подарил однажды Чехову знаменитый архитектор Шехтель. Но при виде их ростков остроумие великого писателя разыгралось вовсю. Добавило веселья и то, что кроме посадочного материала Шехтель преподнес Чехову яйца особой породы кур.

Это выражение из письма Федору Шехтелю, Мелихово, июнь 1892 года.

По поводу супружества у Чехова много язвительных шуток. Как и обо всех проявлениях личной жизни. Человеческая природа и сто с лишним лет назад не отличалась совершенством. Искатели внушительного приданого и охотницы за богатыми мужьями. Любители отношений без обязательств и хитроумные схемы, призванные помочь окрутить любого, хоть сколь-нибудь годного жениха. Неверные мужья и жены, одержимые игроки и шопоголички – кого только ни доводилось описывать Антону Павловичу в своих сатирических зарисовках. Типажи, как правило, брались им из жизни. Как и комические ситуации, сопровождавшие амурные похождения чеховских современников.

А это чеховские дачные правила.

Но тут все же сразу для печати предназначалось, поэтому рискованная шутка смягчена тем, что изложена намеком. А вот сочиняя письмо к старшему брату Александру (тоже литератору), Антон Павлович явно не беспокоился о том, что когда-то все его тексты станут известны читателям.

А вот и отрывок из письма Александру Чехову, Мелихово, сентябрь 1895 года.

Да, лихой слог и пикантные словечки в исполнении автора «Вишневого сада» могут кого-то шокировать. Особенно тех, кто накрепко запомнил со школы, что Чехов – образец интеллигента. Но на самом деле они делают образ великого писателя выразительнее и ярче.

Ахматова в реальной личной жизни существовала без оглядки и расчета, повинуясь чувствам и не слишком задумываясь о своем (и чужом) будущем, и о том, что другие (власть, друзья и недруги, соседи, знакомые и посторонние люди) подумают о ее отношениях с мужчинами – не всегда официально оформленных! Анна Андреевна в любви и ненависти была максималисткой. Спокойные отношения на договорной основе и без особых страстей явно были не в ее вкусе.

Жить можно только с тем, без которого не можешь жить.

Все ее браки и романы оказывались, в итоге, не слишком счастливыми. Первый муж – Гумилев – ревновал ее не только к другим мужчинам, но и к литературному успеху. При этом сам он был далеко не образцом верного супруга. Второй спутник жизни Анны Андреевны – востоковед Владимир Шилейко – не стеснялся при знакомых сравнивать Ахматову с бездомной дворняжкой, которую он подобрал из жалости. Можно только удивляться, почему великая поэтесса терпела такое отношение…

Несносен ты и своенравен, но почему-то всех милей.

Современные психологи, наверное, найдут в стихах и поступках Ахматовой последствия того, что в начале ее жизненного пути она отнюдь не была избалована безусловной любовью. Достаточно вспомнить, что родной отец требовал от дочери не позорить сочинительством его фамилию, и ей пришлось придумать себе псевдоним. Возможно, и дальнейшие личные сложности объяснялись надеждой все-таки найти эту самую идеальную любовь и базовую жизненную опору, которых не хватило в детстве. Но, увы, ни один мужчина не способен компенсировать взрослой женщине ее детскую недолюбленность. И наступало разочарование, а потом – следующее увлечение. И снова казалось, что вот этот – точно настоящий…

Прости, прости, что за тебя.

Я слишком многих принимала.

А еще Анна Андреевна быстро поняла, что сильный пол тоже склонен существовать в плену иллюзий. По крайней мере, в отношениях с полом прекрасным. Тут и желание доказать свою мужественность бесчисленными амурными похождениями. И последствия собственных психологических травм времен детства. И мечты о женщине с таким набором черт характера, которые в одной личности не могут сочетаться никогда. Но ведь некоторые до сих пор безмерно обижаются, обнаружив, что реальная девушка не соответствует тому ее образу, который ее партнер для себя сочинил.

Ты выдумал меня. Такой на свете нет.

Такой на свете быть не может. 

Умение сказать меткое ехидное слово у Анны Ахматовой тоже было отлично развито. Недаром в числе ее лучших подруг и собеседниц была прославленная мастерица остроумия Фаина Раневская. Конечно, тема отношений между мужчинами и женщинами, а также связанный с этим государственный официоз, были любимой мишенью ахматовских шуток.

Восьмое марта выдумали импотенты.

Как можно вспоминать о женщине один раз в году?

Вряд ли хоть одна современная девушка осознанно захочет себе такой же личной судьбы, которая была у Ахматовой. В наши дни страдающая жертвенность уже не в тренде. Впрочем, это не отменяет психологической достоверности переживаний, которые так доходчиво запечатлены в стихах Анны Андреевны. Именно поэтому сохраняется интерес к ее поэзии и жизненным наблюдениям.

Виктор Пелевин

Удивительно, но один из главных российских писателей современности когда-то и не помышлял о литературной стезе. Окончив школу, Виктор Пелевин выбрал Московский энергетический институт, где учился на факультете электрификации и автоматизации промышленности и транспорта. Автор «Чапаева и пустоты» и «Empire V» даже поступил в аспирантуру, однако диссертацию так и не защитил. Причина - неожиданная смена профиля и учеба на заочном отделении Литинститута, где Пелевин провел два года. И хотя этот опыт, по его словам, оказался практически бесполезным, но все равно помог начинающему писателю освоиться в литературной среде и сделать первые публикации.

Ю Несбе

Харизматичный Ю Несбе также изначально не рассматривал литературу как профессию, хотя благодаря маме-библиотекарю любил читать. Юноша грезил о спортивной карьере, поэтому учеба для него всегда была на втором плане. Увы, травма колена поставила крест на спорте, а из-за низких оценок он не смог поступить в университет сразу после школы. Дальше была армия и уже после нее учеба в Норвежской школе экономики и бизнес-администрирования. И даже работа брокером и журналистом, а еще музыкальная карьера. Удивительно, но при такой насыщенной жизни Несбе нашел время для написания дебютного романа «Нетопырь», который вышел в 1997 году. А дальше успех за успехом и звание одного из главных мастеров остросюжетного жанра.

Стивен Кинг

Королю ужасов можно только позавидовать - он с самого детства понимал, чем любит заниматься больше всего. Маленький Стивен был увлеченным читателем, а в семилетнем возрасте написал свой первый рассказ. В 13 лет у него вышел первый сборник рассказов в соавторстве с приятелем Крисом Челси. Так что, когда дело дошло до выбора специальности, сомнений не было - Кинг отправился изучать английскую литературу в Университете штата Мэн. Правда, после окончания университета будущий мультимиллионер занял скромную должность учителя английского языка, чтобы прокормить семью. Все это время Кинг продолжал писать, хоть часто сомневался в собственных силах. Так, недописанный культовый роман «Кэрри» жена писателя нашла в мусорной корзине и убедила мужа закончить его. В 1974 году роман был опубликован и оказался таким успешным, что Кинг смог оставить работу в школе и заняться тем, что он любит на самом деле. Остальное, как говорится, история.

Рэй Брэдбери

Судьба Рэя Брэдбери - еще один сюжет о том, что призвание сильнее обстоятельств. Подростковые годы писателя пришлись на период Великой депрессии, семья жила бедно, и о поступлении в колледж и университет даже не говорили. Юный Рэй продавал газеты, регулярно посещал библиотеку, где почерпнул огромное количество знаний, и в определенный момент решил, что сам хочет стать писателем. В 17 лет он вступил в «Лигу научных фантастов» в Лос-Анджелесе, начал писать и публиковать первые рассказы. И хотя до главных его произведений - «Марсианских хроник» и «451 градуса по Фаренгейту» - было далеко, уже к 22 годам Брэдбери писал и публиковал столько рассказов, что мог жить за счет писательства.

Сьюзен Коллинз

Создательница «Голодных игр» в свое время выбрала обучение телекоммуникациям,  театру и драме в Индианском университете в Блумингтоне. Во время учебы Сьюзен принимала участие в университетской постановке «Лесная игра», описанной как триллер, происходящий в непроглядном лесу и исследующий жестокость, на какую способны люди. Не исключено, что именно эта идея, объединенная с любимым мифом Коллинз о Тесее и лабиринте Минотавра, и дала толчок к созданию трилогии, принесшей писательнице мировую известность.

Борис Акунин

Еще один писатель, чья учеба впоследствии нашла отражение в творчестве, - Борис Акунин. Он является выпускником Института стран Азии и Африки МГУ. Григорий Чхартишвили (настоящее имя Акунина) учился на историко-филологическом факультете, а после учебы работал переводчиком с японского и английского языков. Так, он переводил на русский язык произведения Юкио Мисимы, Кобо Абэ, Масахико Симады и других знаковых японских писателей. Любовь к Японии нашла отражение в его знаменитых романах об Эрасте Фандорине. 

Джордж Р. Р. Мартин

Так же, как и Стивен Кинг, Джордж Мартин с детства увлекался страшными историями, и не только читал их, но и придумывал. Однако, когда пришло время определяться с профессией, выбрал журналистику, поступив в Северо-Западный университет в Эванстоне. После выпуска была работа на Континентальную шахматную ассоциацию, преподавание журналистики в одном из американских вузов и карьера в кинематографе. Мартин был сценаристом, редактором и продюсером в разных голливудских проектах, параллельно вынашивая замысел своей «Песни Льда и Пламени». Интересно, что в молодости будущий автор «Игры престолов» пренебрежительно относился к фэнтези, считая его несерьезным. Исключением для него был только «Властелин колец». Однако знакомство с романами Тэда Уильямса и Джека Вэнса заставило его пересмотреть свое отношение к жанру.

Жорж Санд

Известная французская писательница изначально звалась Аврора Дюпен. Ее детство было невеселым – мать и бабушка по отцу очень не ладили. Когда Аврора, все же получившая хорошее образование, подросла, то обнаружила, что теперь ее будут выдавать замуж, не особо считаясь с ее мнением. А попытается спорить – запрут в монастырь на несколько лет до формального совершеннолетия. В итоге Аврора вышла замуж за Казимира Дюдевана, который впечатлил девушку тем, что сделал предложение ей лично, а не маме.

Семейная жизнь все равно разочаровала Аврору, и она в 1831-м году уехала в Париж, решив стать писательницей. В столице она обнаружила, что вести сколь-нибудь интересную жизнь в женском обличье невозможно. Даже в театр сходить нельзя – на дорогие билеты в ложу у нее не было денег, а в партер дам не пускали. О том, чтобы путешествовать одной, и речи быть не могло. В результате она купила мужской костюм, отметив, что он заметно дешевле «приличных» женских платьев. И удобнее! Причем, чтобы носить сюртук и панталоны, ей пришлось получить в полиции особое разрешение. Первые книги Аврора написала с соавтором-мужчиной, и подписаны они были только его именем. Семейство Дюдеван не желало видеть свою фамилию на обложках. Тогда писательница взяла мужское имя – Жорж Санд. Под ним она и прославилась на весь мир.

Марк Твен

Автора книг о приключениях Тома Сойера и Гекльберри Финна на самом деле звали Сэмюэл Клеменс. Имя как имя, не особо красивое и не запоминающееся. Обычное!.. Начав писать рассказы, он подумал, что надо бы подписывать их звонче. Вспомнил юные годы, когда плавал по великой реке Миссисипи – лоцманом на пароходе. Потом, став знаменитостью, писатель любил рассуждать, как он был бы счастлив, если бы всю жизнь в этих плаваниях провел. Но в Штатах грянула Гражданская война, и на несколько лет навигация стала совсем не актуальна. На память о лоцманском счастье мистеру Клеменсу остались только звонкие словечки. В том числе обозначение предельно малой глубины, где пароход еще не сядет на мель, – «отметка два». Вот эти слова – Марк Твен – он и взял в качестве псевдонима.

Евгений Петров

Соавтор Ильи Ильфа, создавший вместе с ним шедевры советской классики – романы "12 стульев" и "Золотой телёнок" Его настоящая фамилия была Катаев, и другому известному отечественному писателю, Валентину Катаеву, он приходился младшим братом. Поначалу Евгений о литературном пути не думал. Это были первые бурные годы Советской власти, и он служил в уголовном розыске в Одессе. Ловил жуликов и налетчиков, обезвреживал банды. Ежедневно рисковал жизнью. Однажды случилась настоящая драма – Евгений преследовал преступника и узнал в нем своего лучшего друга детства…

Старший брат, который в это время уже обретал книжную известность, беспокоился о нем и постепенно убедил перейти в журналистику. Но чтобы не мешать Валентину, младший отказался от фамилии Катаев. Псевдоним "Петров" придумал просто – превратил свое отчество в фамилию.

О. Генри

Один из лучших в мире авторов коротких рассказов с парадоксальными развязками, согласно легенде, сочинил первую новеллу, чтобы заработать на подарок для маленькой дочки. Ситуация была отчаянная – Уильям Сидни Портер не только был без денег, он еще и сидел в тюрьме. Работал в банке и был обвинен в растрате, скорее всего, несправедливо. Уехал за границу, но вернулся, узнав о смертельной болезни любимой жены. Его арестовали у дверей церкви после погребальной службы.

И вот на таком безрадостном фоне он написал рассказ, поставив под ним имя – О. Генри. Откуда взялся псевдоним, толком неизвестно. То ли будущий классик вспомнил своего дядюшку Генри, то ли застряла у него в памяти строчка из популярной песенки с этим именем. Потом он иногда расшифровывал инициал, подписываясь как Оливер Генри.

Демьян Бедный

Знаменитый советский поэт сменил имя Ефим Придворов на псевдоним по идейным соображениям. Ну и ради безопасности. Ведь сочинять стихи революционного толка он начал еще до Октябрьского переворота. И печатались они часто в нелегальных газетах. Демьян Бедный сначала возник у него как персонаж одного из стихотворений. А потом стал именем.

После революции на правильного, «своего» стихотворца от новой власти посыпались всякие блага – квартира в Кремле, отличная дача, высокие гонорары. Даже было приказано выделять ему особый отдельный вагон для поездок по стране. Другие поэты его не любили. Пролетарская правда, это ладно, но вот насмешек над христианством и русским народом ему не простили. А потом Демьян с этим глумлением так перестарался, что рассердил даже Сталина и был выгнан из партии.

Льюис Кэрролл

Создатель очаровательной, любимой всем миром книги "Алиса в Стране чудес" по документам был Чарльз Лютвидж Доджсон. И есть мнение, что из двух своих имен он и соорудил себе псевдоним, поменяв их местами и несколько раз переписав по правилам разных языков. Так и получился Льюис Кэрролл. Подписывать собственным именем юмористические стихи и рассказы ему было никак нельзя. Ведь он был университетский преподаватель математики, причем не просто так, а с духовным саном диакона англиканской церкви. В чопорную викторианскую эпоху столь легкомысленные сочинения для преподобного Доджсона считались неприличными. Но кто теперь вспомнит его серьезные лекции по математической логике?

Игорь Северянин

В Серебряном веке поэты часто очень любили всякие красивости. Поэтому и Игорь Лотарёв, хоть и приходился по матери родней самому Афанасию Фету, придумал себе изысканный псевдоним. Он так хорошо сочетался с его причудливыми и манерными стихами! И с тем, как эмоционально автор их нараспев декламировал со сцены. Иногда он выступал вместе с брутальным Маяковским. Контраст получался весьма забавный. Кстати, вначале псевдоним выглядел как Игорь-Северянин. А потом превратился в имя и фамилию.

Генри Лайон Олди

Это имя хорошо известно любителям фантастики. Под ним скрываются сразу два современных писателя – Дмитрий Громов и Олег Ладыженский. Начало их творчества как Олди пришлось на время, когда особой любовью читателей пользовалась переводная западная фантастика. А изначально написанная на русском языке не шла, сколь бы ни была хороша. Вот, как они рассказывали, и пришлось придумать Генри Лайона, сочинив ему фамилию из первых слогов Олега и Димы. Вернее, поначалу у него только инициалы Г.Л. были, потом уже возникло имя полностью.

Бегство от светской жизни

О детстве Григория Пушкина известно мало. Сохранились лишь обрывочные сведения о том, что Наталья Николаевна хотела назвать младшего сына в честь своего отца Николая Афанасьевича, однако супруг настоял на имени Григорий, в честь славного предка Григория Пушки, знатного боярина и псковского воеводы. Возможно, поэт мечтал в будущем увидеть в сыне качества храброго воина, каким был его предок. Правда, увидеть взросление Григория Александру Сергеевичу не довелось.

Второй муж Натальи Гончаровой Пётр Ланской ничем не отличал детей супруги от своих троих, относился к ним с любовью и нежной заботой. В 13 лет Григорий поступил в гимназию, где учился и его старший брат Александр. Он вообще очень хотел быть похожим на Сашу и во многом ему подражал. Из всех наследников поэта Гриша, пожалуй, больше всех был похож на отца, как внешне, так и по характеру.
После окончания Пажеского корпуса 18-летний Григорий был зачислен на службу в лейб-гвардии конный полк, под командованием отчима Петра Петровича Ланского. Но уже в 1866 году, в звании подполковника, вышел в отставку. Ему был всего 31 год, но он принял решение уехать в родовое поместье Пушкиных Михайловское.
В отчем доме

Почему молодой офицер 31 года от роду решил оставить службу, точно неизвестно, но семейная легенда озвучивает сразу две версии такого поступка. Согласно одной, Григорий Пушкин не мог смириться с тем, что в столице чувствовал себя униженным в бедности своей. Вторая говорит о несчастной любви сына поэта. Якобы отказала ему некая красавица, и Пушкин-младший решил бежать от светской жизни.

Правда, сестра Григория, рождённая во втором браке Натальи Гончаровой, писала в воспоминаниях о том, что мама очень тревожилась из-за связи младшего сына «с одной француженкой», которая отправилась вместе с Григорием в деревню и посвятила ему свою жизнь. Но ни имени, ни фамилии этой девушки никто не называл.
Не так давно нашел информацию о подруге Пушкина-младшего председатель клуба литературного краеведения Евгений Пажитнов. Во время работы в архивах он установил: таинственная француженка – это Евлалия Генар, служившая в Петербурге либо модисткой, либо гувернанткой. Она родила Григорию троих дочерей – Полину, Нину и Евлалию. А вот о дальнейшей судьбе Евлалии Генар ничего неизвестно, кроме того, что рассталась она с сыном поэта по-хорошему, по причине неизлечимой болезни. Но так и остаётся загадкой, уехала ли она из Михайловского, где обосновался Григорий Александрович после выхода в отставку, или же скончалась.

Григорий Пушкин стал, по сути, последним хозяином родового поместья. К моменту его переезда усадьба представляла собой обветшавший дом, заросший сад и потрясающую природу вокруг. Он снёс дом и построил новый, постаравшись восстановить в мельчайших деталях кабинет отца по описанию в поэме «Евгений Онегин». Григорий Александрович видел свою миссию в сохранении наследия своего великого отца. Хранились в воссозданном кабинете личные вещи Александра Пушкина, в том числе книги, масляная лампа, часы и чернильница.
Он собирал и систематизировал материалы, посвящённые отцу, защищал его честь, когда недобросовестные издатели публиковали материалы о поэте, не предназначенные для обнародования, заставляя цензоров не допускать в печать писем и документов, касающихся Александра Пушкина, без предварительного одобрения семьи поэта.

А ещё Григорий Александрович постоянно устраивал в Михайловском вечера памяти отца, балы, выставки и концерты, посвящённые светочу русской поэзии. В его библиотеке были все издания поэта, но каждый раз он радовался выходу новых качественных собраний сочинений. По сути, он стал основателем и хранителем небольшого музея Александра Сергеевича.
Закат жизни

Впервые в официальный брак Григорий Александрович вступил уже в 48 лет, а избранницей его стала Варвара Мошкова. Они обвенчались в Вильно, а затем поселились в Михайловском. Варвара необычайно гордилась тем, что может называться невесткой Пушкина и помогала супругу во всех его начинаниях. Она даже ходила с ним на охоту. Общих детей у них не было, и Варвара, по сути, полностью посвящала себя мужу и помогала ему, по мере сил, в деле сохранения памяти отца, а ещё она была очень умна и талантлива.

В 1899 году по просьбе императора он продал дом государству. Правда, тут же в его адрес зазвучали обвинения в том, что именно продал дом, а не отдал в дар. На что Григорий Александрович лишь разводил руками: кроме этого дома у него ничего не было. К примеру, библиотеку Пушкина он отдал Румянцевскому музею, а для себя сохранил кресло да несколько личных вещей, напоминавших об отце.
После продажи Михайловского Пушкин-младший вместе с супругой поселился в поместье Маркучяй на окраине Вильнюса, принадлежавшем его супруге. Здесь Григорий Александрович стал членом Виленской судебной палаты, активно занимался благотворительностью, поддерживая нуждающихся и предавался любимым занятиям. Он выстроил потрясающую оранжерею, охотился и много читал. Он обустроил новый дом так, чтобы всё в нём напоминало о Михайловском. Здесь стояли кресла с витиеватым резным вензелем с буквой «П», висел портрет поэта, стояли в шкафу некоторые из его книг.

Пусть Григорий Александрович не унаследовал поэтический дар своего великого отца, но стал достойным хранителем его памяти. И супруга Варвара Алексеевна ему в этом старательно помогала. Григория Пушкина не стало в августе 1905 года, супруга пережила его на 30 лет и продолжила его дело. Согласно её завещанию, был создан в их поместье Маркучяй Литературный музей А. С. Пушкина.

Сруб: Аввакум Петров

Родоначальник новой русской словесности и основоположник жанра исповедальной прозы, протопоп Аввакум заодно был активным религиозным деятелем XVII века и, как бы сейчас сказали, — оппозиционным политиком. За это непокорный старообрядец был приговорен к смертной казни. Вид ее для нас сегодня весьма непривычен, но вполне соответствовал тогдашним законам Русского царства. 1 апреля 1682 года Аввакум был сожжен в срубе заживо.

Кислота: Александр Радищев

Автор «Путешествия из Петербурга в Москву» для советских историков был непреклонным борцом с режимом. И поэтому в большинстве исследований мы встретим версию, что он покончил с собой, выпив яд, — не в силах более бороться… Однако похоронен Радищев был по православному обряду — что самоубийцам запрещено. Существуют данные, что на самом деле он по ошибке выпил стакан с «царской водкой» (смесь азотной и соляной кислоты), приготовленной для выжиги старых офицерских эполет своего старшего сына.

Одеколон: Матвей Дмитриев-Мамонов

Сын екатерининского фаворита, современник Пушкина, Матвей Дмитриев-Мамонов был богачом, масоном, офицером и литератором — всего понемножку. Вспыльчивый и гордый своим происхождением от Рюрика, он презирал царя, бравировал эксцентричными поступками и на много лет заперся в своей усадьбе Дубровицы.

В итоге в 1825 году он был арестован, объявлен сумасшедшим и помещен под опеку.

Держали Дмитриева-Мамонова в смирительной рубашке, привязывали к кровати и лечили обливанием холодной водой. Как-то смоченная одеколоном рубашка случайно загорелась — от ожогов несчастный граф и скончался.

Отсутствие мужика: Дмитрий Писарев

Соратник Чернышевского и Добролюбова, критик и нигилист, как-то летом со своей кузиной, писательницей Марко Вовчок (в которую был влюблен), и с ее сыном отправился к Рижскому заливу — отдохнуть на море. И утонул.

Причем, судя по воспоминаниям историка Александра Скабичевского, это было у него на роду написано: в первый раз Писарев тонул еще ребенком в деревне — его полумертвым вытащил какой-то мужик. Второй раз — на первом курсе он провалился под лед Невы. Проходивший мимо мужик вытащил барчонка за воротник пальто. В третий раз, на Балтике, мужиков рядом не оказалось.

Колдовство: Сергей Семенов

Выходец из крестьян, писатель и толстовец, революцию 1917 года встретил немолодым уже человеком и активного участия в ней не принимал. В 1922 году Семенов мирно жил в своей родной деревне Андреевской в Московской области. Но тут сосед-мракобес, который считал успехи Семенова в хозяйстве колдовством, застрелил его. При советской власти, естественно, писали, что убили его кулаки как классово чуждый элемент.

Пушкин: Андрей Соболь

Хотя мы принципиально не включали самоубийц в этот список, для этого раннего советского писателя сделали исключение — слишком необычный случай. В 1926 году, два дня спустя после дня рождения Пушкина, он отправился к его памятнику на Тверском бульваре в Москве и выстрелил себе в живот. Мол, чтобы доказать: царские врачи специально «залечили» великого поэта, а советские медики Пушкина вполне могли бы спасти.

Соболя советские врачи, впрочем, спасти не сумели — он скончался на операционном столе. Но возможно, это просто легенда и вся «пушкинистика» в смерти Соболя — совпадение: писатель давно страдал депрессией и пытался покончить с собой до этого уже несколько раз.

Курган: Евгений Петров

Соавтор «Двенадцати стульев» — один из немногих знаменитых профессиональных писателей, погибших в Великой Отечественной войне (в основном, в отличие от Первой мировой, их брали в военные корреспонденты, где было относительно безопасно).

Петров также был фронтовым журналистом. А погиб он в 1942 году, улетая из осажденного Севастополя, обороняющегося последние дни. Самолет «Дуглас», на котором он летел пассажиром, уходя от немецкого мессершмита, снизил высоту полета и врезался в курган.

Ля резистанс (сопротивление): Елизавета Кузьмина-Караваева

Судьба этой поэтессы Серебряного века так и просится на большой экран. В молодости Елизавета Кузьмина посещала «Башню» Вячеслава Иванова, «Цех поэтов» Гумилева и крымское обиталище Максимилиана Волошина. После революции стала эсеркой, служила комиссаром, была арестована деникинской контрразведкой, спаслась от смертной казни.

А во французской эмиграции, уже в 1930-е, приняла монашеский постриг. Во время оккупации Парижа ее монашеское общежитие стало одним из штабов Сопротивления, перевалочным пунктом для беглецов.

Сестра Мария (Скобцова), как звали ее после пострига, была казнена нацистами в газовой камере Равенсбрюка в марте 1945 года. В 2004 году ее канонизировал Константинопольский патриархат, а затем Архиепископ Парижа объявил, что эта православная монахиня — для них теперь католическая святая.

Руки любимой: Николай Рубцов

Советский поэт-шестидесятник погиб в 35-летнем возрасте, проведя ночь со своей невестой, поэтессой Людмилой Дербиной. Она его задушила.

Суд признал это бытовой ссорой, а причиной смерти — «механическую асфиксию от сдавливания органов шеи руками». Невесту осудили на восемь лет, из которых она отсидела шесть.

Для Толстого не существовало незначительных деталей образа и предметов одежды. Например, биограф Толстого Павел Бирюков записал рассказ писателя о случае, который произошел в Казани с ним и его братом Николаем.

«Они шли по городу, когда мимо них проехал какой-то господин на долгуше, опершись руками без перчаток на палку, упертую в подножку.
— Как видно, что этот господин какая-то дрянь, — сказал Лев Николаевич, обращаясь к брату.
— Отчего? — спросил Николай Николаевич.
— А без перчаток».

В 1862 году Лев Толстой остепенился: женился и уехал в Ясную Поляну. Там он писал романы, вел хозяйство, занимался усадьбой — и сменил стиль великосветского аристократа на менее вычурный. Большую часть одежды русскому классику шили его супруга и местная крестьянка Липунова.

В 1870-х годах основу гардероба Толстого составляли простые свободные блузы из хлопка или фланели со стоячим воротником, которые писатель носил навыпуск и перехватывал ремнем. Именно в таких рубашках Толстого запечатлели многие фотографы и художники — и впоследствии подобный тип блуз получил название «толстовка». Личный секретарь писателя Николай Гусев писал: «Одеж­да Толстого была всег­да оди­накова — блуза, под­поясан­ная рем­нем; зимой — темная, летом — белая, па­ру­си­но­вая. <…> В одеж­де Толстой лю­бил опрят­ность и чис­тоту, но не щеголь­ство и элегант­ность».

Вопреки расхожему мнению, босиком русский классик практически не ходил. Создал этот миф известный живописец Илья Репин, который в 1901 году написал картину «Лев Николаевич Толстой босой». Сын писателя Сергей вспоминал, что Толстой остался недоволен образом, в котором представил его Репин. «Ка­жет­ся, Репин ни­ког­да не ви­дал ме­ня бо­сиком. Не­до­ста­ет толь­ко, что­бы ме­ня изобра­зили без пан­та­лон», — высказался писатель.

Антон Чехов

На большинстве сохранившихся до наших дней фотографий Антон Чехов запечатлен в галстуке-бабочке, пенсне и с тростью. Однако на самом деле эти аксессуары писатель носил только в зрелом возрасте.

Тростью Чехов начал пользоваться только в последние годы жизни — когда ему стало трудно ходить из-за болезни. А пенсне Чехов стал носить постоянно в 37 лет из-за развившегося астигматизма. В 1897 году Чехов писал из Мелихова: «У меня гостит в настоящее время глазной врач со своими стеклами. Вот уже два месяца, как он подбирает для меня очки. У меня так называемый астигматизм — благодаря которому у меня часто бывает мигрень, и кроме того, еще правый глаз близорукий, а левый дальнозоркий. Видите, какой я калека. Но это я тщательно скрываю и стараюсь казаться бодрым молодым человеком 28 лет, что мне удается очень часто, так как я покупаю дорогие галстуки и душусь Vera-Violetta». Стекла для пенсне Чехов заказывал исключительно дорогие, преимущественно французские. А шнурки писатель постоянно терял и просил многих знакомых их ему присылать.

На большинстве ранних фотографий Чехов был запечатлен в одном и том же студенческом сюртучке. Мать писателя Евгения Яковлевна прекрасно шила, однако денег на новые материалы у семьи, как правило, не было, поэтому все вещи берегли, подшивали и штопали. А многие костюмы Чехова впоследствии доставались его младшему брату Михаилу. Потому в коллекциях чеховских музеев хранятся слишком короткие для самого писателя (его рост составлял 186 сантиметров), подшитые демисезонные пальто или кожаный плащ, в котором он отправился на Сахалин и на Восток: после Антона Павловича их носил его брат.

Свои знаменитые галстуки Чехов стал приобретать в 1890-х годах, когда начал получать более или менее регулярные гонорары от «толстых» журналов, которые платили не построчно, как юмористические журналы и газеты, а полистно. На фотографиях, сделанных после 1892 года, писатель постоянно представал в галстуке-пластроне на шее, а позднее — в модных узких галстуках, которые покупал во Франции. Но, по признанию самого Чехова, завязывать галстуки он не умел.

Владимир Маяковский ценил в одежде комфорт и чистоту, аккуратность. Он привыкал к любимым вещам и мог носить их по несколько лет. В стихотворении «Маруся отравилась» 1927 года поэт заметил:

Можно и кепки,
можно и шляпы,
можно
и перчатки надеть на лапы.
Но нет
на свете
прекрасней одежи,
чем бронза мускулов
и свежесть кожи.

В футуристический период, который продолжался до 1915 года, Маяковский искал собственное «я» — и потому экспериментировал с внешним видом. Он носил то длинные кудрявые волосы, то взлохмаченную шевелюру; гладко брился — а мог и неожиданно отпустить бороду; начал покупать эффектные шляпы и плащи. В облике поэта сочетались романтизм и эпатаж, и современники часто сравнивали его с анархистом-нигилистом или байроновским поэтом-корсаром.

Маяковский научился разделять повседневный облик и сценический образ. Именно в этот период он начал выступать в своей знаменитой желтой кофте.

В поэме «Облако в штанах» он писал: «Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана». За яркой одеждой скрывался на самом деле ранимый и стеснительный юноша. Лиля Брик позднее говорила, что дома, вопреки своему сценическому образу, Маяковский мог быть очень нежным и чутким, о чем посторонним людям догадаться было сложно.

С Лилей Маяковский познакомился в 1915 году, и она быстро взяла работу над имиджем поэта в свои руки: отправила Маяковского к своему дантисту, подбирала ему бабочки и кепи.

В 1920-х годах Маяковский стал одеваться преимущественно за границей, отдавая предпочтение изделиям фирмы Old England. Большинство вещей он привозил из Парижа. Именно там поэту шили на заказ многочисленные сорочки, там он покупал изделия из кожи: портфели, записные книжки, кошельки. Маяковский предпочитал импортную одежду не потому, что она была более дорогой и «статусной», а потому, что она была качественной и действительно комфортной.

Именно тогда сложился узнаваемый и в наши дни образ Маяковского. Знакомые отмечали элегантность поэта, его умение носить хорошую одежду достойно, без вычурности. Поэт Александр Жаров писал: «Владимир Маяковский никогда не выделялся кричащими вещами. Он ничего лишнего себе из-за границы не привозил. Привез палку, с которой ходил. Башмаки у него были мягкие на большой подошве без каблука, он ему был не нужен». А поэт и критик Иван Грузинов отмечал: «У Маяковского скромный, но чистый костюм. Полное отсутствие суетливости. Размеренный и спокойный ритм движений».

Виктор Гюго и Жульетта Друэ
Мало кто знает, что Виктор Гюго, истинный ценитель семейных ценностей и величественности любви, до встречи со своей музой Жульетт Друэ, собирался писать исключительно на историко-военные тематики. Гюго встретил миловидную актрису Друэ, когда его первый брак распался, после того как жена предала с близким другом. Он был разбит, и сердце его было закрыто для любви. Но милая Жульетта не только вернула его к жизни, а и пробудила огромное желание писать. Она была отличной любовницей, лучшим другом и вдохновительницей великого мастера. Он не развелся со своей женой, а она и не требовала, она любила его и поддерживала просто так. Они были вместе 50 лет, до того как рак прервал это счастье и унес жизнь одной и единственной жены, как он ее называл, Виктора Гюго. После смерти писателя друзья расскажут, что за несколько дней до кончины своей возлюбленной писатель подарил ей фотографию со своим изображением и написал «50 лет любви. Это лучший из браков».

Джон и Эдит Толкин
Джон Рональд Руэл Толкин и его муза, жена и любовь всей жизни пожили вместе 55 счастливых лет. Он полюбил милую девушку-протестанку, когда ему было всего 16. Приходилось встречаться тайком, чтобы отчим, ревностный католик, ничего не знал. Но он догадался и взял с юного Толкина обещание, что тот уедет учиться в колледж и до своего совершеннолетия больше не увидит милую Эдит. Джон выполнил данное им слово, и до дня своего 21-го дня рождения не написал любимой ни слова. А вечером в тот же день послал Эдит письмо, где клялся в любви и просил девушку стать его женой. Но было уже поздно. Любимая дала согласие другому. Может быть, жизнь величайшего сказочника всех времен сложилась бы по-другому, если бы в тот же вечер он не стоял у порога Эдит. Джон Толкин не любил сдаваться и не смог отказаться от девушки, которую любил. Через час Эдит расторгла помолвку и сказала родным, что становится католичкой и выходит замуж за другого. Их жизнь была не простой: расставания, общественный позор, война, но сквозь всю нее они прошли рука об руку в мудрости, терпении и любви. Она слушала его стихи и печатала рассказы. Была мамой четверых детей и самой лучшей поддержкой своего мужа. Именно благодаря этой хрупкой женщине все произведения Толкина были наполнены нежностью, надеждой и смыслом жизни.