Сруб: Аввакум Петров

Родоначальник новой русской словесности и основоположник жанра исповедальной прозы, протопоп Аввакум заодно был активным религиозным деятелем XVII века и, как бы сейчас сказали, — оппозиционным политиком. За это непокорный старообрядец был приговорен к смертной казни. Вид ее для нас сегодня весьма непривычен, но вполне соответствовал тогдашним законам Русского царства. 1 апреля 1682 года Аввакум был сожжен в срубе заживо.

Кислота: Александр Радищев

Автор «Путешествия из Петербурга в Москву» для советских историков был непреклонным борцом с режимом. И поэтому в большинстве исследований мы встретим версию, что он покончил с собой, выпив яд, — не в силах более бороться… Однако похоронен Радищев был по православному обряду — что самоубийцам запрещено. Существуют данные, что на самом деле он по ошибке выпил стакан с «царской водкой» (смесь азотной и соляной кислоты), приготовленной для выжиги старых офицерских эполет своего старшего сына.

Одеколон: Матвей Дмитриев-Мамонов

Сын екатерининского фаворита, современник Пушкина, Матвей Дмитриев-Мамонов был богачом, масоном, офицером и литератором — всего понемножку. Вспыльчивый и гордый своим происхождением от Рюрика, он презирал царя, бравировал эксцентричными поступками и на много лет заперся в своей усадьбе Дубровицы.

В итоге в 1825 году он был арестован, объявлен сумасшедшим и помещен под опеку.

Держали Дмитриева-Мамонова в смирительной рубашке, привязывали к кровати и лечили обливанием холодной водой. Как-то смоченная одеколоном рубашка случайно загорелась — от ожогов несчастный граф и скончался.

Отсутствие мужика: Дмитрий Писарев

Соратник Чернышевского и Добролюбова, критик и нигилист, как-то летом со своей кузиной, писательницей Марко Вовчок (в которую был влюблен), и с ее сыном отправился к Рижскому заливу — отдохнуть на море. И утонул.

Причем, судя по воспоминаниям историка Александра Скабичевского, это было у него на роду написано: в первый раз Писарев тонул еще ребенком в деревне — его полумертвым вытащил какой-то мужик. Второй раз — на первом курсе он провалился под лед Невы. Проходивший мимо мужик вытащил барчонка за воротник пальто. В третий раз, на Балтике, мужиков рядом не оказалось.

Колдовство: Сергей Семенов

Выходец из крестьян, писатель и толстовец, революцию 1917 года встретил немолодым уже человеком и активного участия в ней не принимал. В 1922 году Семенов мирно жил в своей родной деревне Андреевской в Московской области. Но тут сосед-мракобес, который считал успехи Семенова в хозяйстве колдовством, застрелил его. При советской власти, естественно, писали, что убили его кулаки как классово чуждый элемент.

Пушкин: Андрей Соболь

Хотя мы принципиально не включали самоубийц в этот список, для этого раннего советского писателя сделали исключение — слишком необычный случай. В 1926 году, два дня спустя после дня рождения Пушкина, он отправился к его памятнику на Тверском бульваре в Москве и выстрелил себе в живот. Мол, чтобы доказать: царские врачи специально «залечили» великого поэта, а советские медики Пушкина вполне могли бы спасти.

Соболя советские врачи, впрочем, спасти не сумели — он скончался на операционном столе. Но возможно, это просто легенда и вся «пушкинистика» в смерти Соболя — совпадение: писатель давно страдал депрессией и пытался покончить с собой до этого уже несколько раз.

Курган: Евгений Петров

Соавтор «Двенадцати стульев» — один из немногих знаменитых профессиональных писателей, погибших в Великой Отечественной войне (в основном, в отличие от Первой мировой, их брали в военные корреспонденты, где было относительно безопасно).

Петров также был фронтовым журналистом. А погиб он в 1942 году, улетая из осажденного Севастополя, обороняющегося последние дни. Самолет «Дуглас», на котором он летел пассажиром, уходя от немецкого мессершмита, снизил высоту полета и врезался в курган.

Ля резистанс (сопротивление): Елизавета Кузьмина-Караваева

Судьба этой поэтессы Серебряного века так и просится на большой экран. В молодости Елизавета Кузьмина посещала «Башню» Вячеслава Иванова, «Цех поэтов» Гумилева и крымское обиталище Максимилиана Волошина. После революции стала эсеркой, служила комиссаром, была арестована деникинской контрразведкой, спаслась от смертной казни.

А во французской эмиграции, уже в 1930-е, приняла монашеский постриг. Во время оккупации Парижа ее монашеское общежитие стало одним из штабов Сопротивления, перевалочным пунктом для беглецов.

Сестра Мария (Скобцова), как звали ее после пострига, была казнена нацистами в газовой камере Равенсбрюка в марте 1945 года. В 2004 году ее канонизировал Константинопольский патриархат, а затем Архиепископ Парижа объявил, что эта православная монахиня — для них теперь католическая святая.

Руки любимой: Николай Рубцов

Советский поэт-шестидесятник погиб в 35-летнем возрасте, проведя ночь со своей невестой, поэтессой Людмилой Дербиной. Она его задушила.

Суд признал это бытовой ссорой, а причиной смерти — «механическую асфиксию от сдавливания органов шеи руками». Невесту осудили на восемь лет, из которых она отсидела шесть.

Для Толстого не существовало незначительных деталей образа и предметов одежды. Например, биограф Толстого Павел Бирюков записал рассказ писателя о случае, который произошел в Казани с ним и его братом Николаем.

«Они шли по городу, когда мимо них проехал какой-то господин на долгуше, опершись руками без перчаток на палку, упертую в подножку.
— Как видно, что этот господин какая-то дрянь, — сказал Лев Николаевич, обращаясь к брату.
— Отчего? — спросил Николай Николаевич.
— А без перчаток».

В 1862 году Лев Толстой остепенился: женился и уехал в Ясную Поляну. Там он писал романы, вел хозяйство, занимался усадьбой — и сменил стиль великосветского аристократа на менее вычурный. Большую часть одежды русскому классику шили его супруга и местная крестьянка Липунова.

В 1870-х годах основу гардероба Толстого составляли простые свободные блузы из хлопка или фланели со стоячим воротником, которые писатель носил навыпуск и перехватывал ремнем. Именно в таких рубашках Толстого запечатлели многие фотографы и художники — и впоследствии подобный тип блуз получил название «толстовка». Личный секретарь писателя Николай Гусев писал: «Одеж­да Толстого была всег­да оди­накова — блуза, под­поясан­ная рем­нем; зимой — темная, летом — белая, па­ру­си­но­вая. <…> В одеж­де Толстой лю­бил опрят­ность и чис­тоту, но не щеголь­ство и элегант­ность».

Вопреки расхожему мнению, босиком русский классик практически не ходил. Создал этот миф известный живописец Илья Репин, который в 1901 году написал картину «Лев Николаевич Толстой босой». Сын писателя Сергей вспоминал, что Толстой остался недоволен образом, в котором представил его Репин. «Ка­жет­ся, Репин ни­ког­да не ви­дал ме­ня бо­сиком. Не­до­ста­ет толь­ко, что­бы ме­ня изобра­зили без пан­та­лон», — высказался писатель.

Антон Чехов

На большинстве сохранившихся до наших дней фотографий Антон Чехов запечатлен в галстуке-бабочке, пенсне и с тростью. Однако на самом деле эти аксессуары писатель носил только в зрелом возрасте.

Тростью Чехов начал пользоваться только в последние годы жизни — когда ему стало трудно ходить из-за болезни. А пенсне Чехов стал носить постоянно в 37 лет из-за развившегося астигматизма. В 1897 году Чехов писал из Мелихова: «У меня гостит в настоящее время глазной врач со своими стеклами. Вот уже два месяца, как он подбирает для меня очки. У меня так называемый астигматизм — благодаря которому у меня часто бывает мигрень, и кроме того, еще правый глаз близорукий, а левый дальнозоркий. Видите, какой я калека. Но это я тщательно скрываю и стараюсь казаться бодрым молодым человеком 28 лет, что мне удается очень часто, так как я покупаю дорогие галстуки и душусь Vera-Violetta». Стекла для пенсне Чехов заказывал исключительно дорогие, преимущественно французские. А шнурки писатель постоянно терял и просил многих знакомых их ему присылать.

На большинстве ранних фотографий Чехов был запечатлен в одном и том же студенческом сюртучке. Мать писателя Евгения Яковлевна прекрасно шила, однако денег на новые материалы у семьи, как правило, не было, поэтому все вещи берегли, подшивали и штопали. А многие костюмы Чехова впоследствии доставались его младшему брату Михаилу. Потому в коллекциях чеховских музеев хранятся слишком короткие для самого писателя (его рост составлял 186 сантиметров), подшитые демисезонные пальто или кожаный плащ, в котором он отправился на Сахалин и на Восток: после Антона Павловича их носил его брат.

Свои знаменитые галстуки Чехов стал приобретать в 1890-х годах, когда начал получать более или менее регулярные гонорары от «толстых» журналов, которые платили не построчно, как юмористические журналы и газеты, а полистно. На фотографиях, сделанных после 1892 года, писатель постоянно представал в галстуке-пластроне на шее, а позднее — в модных узких галстуках, которые покупал во Франции. Но, по признанию самого Чехова, завязывать галстуки он не умел.

Владимир Маяковский ценил в одежде комфорт и чистоту, аккуратность. Он привыкал к любимым вещам и мог носить их по несколько лет. В стихотворении «Маруся отравилась» 1927 года поэт заметил:

Можно и кепки,
можно и шляпы,
можно
и перчатки надеть на лапы.
Но нет
на свете
прекрасней одежи,
чем бронза мускулов
и свежесть кожи.

В футуристический период, который продолжался до 1915 года, Маяковский искал собственное «я» — и потому экспериментировал с внешним видом. Он носил то длинные кудрявые волосы, то взлохмаченную шевелюру; гладко брился — а мог и неожиданно отпустить бороду; начал покупать эффектные шляпы и плащи. В облике поэта сочетались романтизм и эпатаж, и современники часто сравнивали его с анархистом-нигилистом или байроновским поэтом-корсаром.

Маяковский научился разделять повседневный облик и сценический образ. Именно в этот период он начал выступать в своей знаменитой желтой кофте.

В поэме «Облако в штанах» он писал: «Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана». За яркой одеждой скрывался на самом деле ранимый и стеснительный юноша. Лиля Брик позднее говорила, что дома, вопреки своему сценическому образу, Маяковский мог быть очень нежным и чутким, о чем посторонним людям догадаться было сложно.

С Лилей Маяковский познакомился в 1915 году, и она быстро взяла работу над имиджем поэта в свои руки: отправила Маяковского к своему дантисту, подбирала ему бабочки и кепи.

В 1920-х годах Маяковский стал одеваться преимущественно за границей, отдавая предпочтение изделиям фирмы Old England. Большинство вещей он привозил из Парижа. Именно там поэту шили на заказ многочисленные сорочки, там он покупал изделия из кожи: портфели, записные книжки, кошельки. Маяковский предпочитал импортную одежду не потому, что она была более дорогой и «статусной», а потому, что она была качественной и действительно комфортной.

Именно тогда сложился узнаваемый и в наши дни образ Маяковского. Знакомые отмечали элегантность поэта, его умение носить хорошую одежду достойно, без вычурности. Поэт Александр Жаров писал: «Владимир Маяковский никогда не выделялся кричащими вещами. Он ничего лишнего себе из-за границы не привозил. Привез палку, с которой ходил. Башмаки у него были мягкие на большой подошве без каблука, он ему был не нужен». А поэт и критик Иван Грузинов отмечал: «У Маяковского скромный, но чистый костюм. Полное отсутствие суетливости. Размеренный и спокойный ритм движений».

Виктор Гюго и Жульетта Друэ
Мало кто знает, что Виктор Гюго, истинный ценитель семейных ценностей и величественности любви, до встречи со своей музой Жульетт Друэ, собирался писать исключительно на историко-военные тематики. Гюго встретил миловидную актрису Друэ, когда его первый брак распался, после того как жена предала с близким другом. Он был разбит, и сердце его было закрыто для любви. Но милая Жульетта не только вернула его к жизни, а и пробудила огромное желание писать. Она была отличной любовницей, лучшим другом и вдохновительницей великого мастера. Он не развелся со своей женой, а она и не требовала, она любила его и поддерживала просто так. Они были вместе 50 лет, до того как рак прервал это счастье и унес жизнь одной и единственной жены, как он ее называл, Виктора Гюго. После смерти писателя друзья расскажут, что за несколько дней до кончины своей возлюбленной писатель подарил ей фотографию со своим изображением и написал «50 лет любви. Это лучший из браков».

Джон и Эдит Толкин
Джон Рональд Руэл Толкин и его муза, жена и любовь всей жизни пожили вместе 55 счастливых лет. Он полюбил милую девушку-протестанку, когда ему было всего 16. Приходилось встречаться тайком, чтобы отчим, ревностный католик, ничего не знал. Но он догадался и взял с юного Толкина обещание, что тот уедет учиться в колледж и до своего совершеннолетия больше не увидит милую Эдит. Джон выполнил данное им слово, и до дня своего 21-го дня рождения не написал любимой ни слова. А вечером в тот же день послал Эдит письмо, где клялся в любви и просил девушку стать его женой. Но было уже поздно. Любимая дала согласие другому. Может быть, жизнь величайшего сказочника всех времен сложилась бы по-другому, если бы в тот же вечер он не стоял у порога Эдит. Джон Толкин не любил сдаваться и не смог отказаться от девушки, которую любил. Через час Эдит расторгла помолвку и сказала родным, что становится католичкой и выходит замуж за другого. Их жизнь была не простой: расставания, общественный позор, война, но сквозь всю нее они прошли рука об руку в мудрости, терпении и любви. Она слушала его стихи и печатала рассказы. Была мамой четверых детей и самой лучшей поддержкой своего мужа. Именно благодаря этой хрупкой женщине все произведения Толкина были наполнены нежностью, надеждой и смыслом жизни.

На самом деле, Чарльз Лютвидж Доджсон, который написал несколько знаменитых книг про Алису под псевдонимом Льюис Кэрролл, вёл очень тихое и размеренное существование. Почти всю свою взрослую жизнь он прожил в Оксфорде, где преподавал математику. За границей побывал только раз - причем, что интересно, в России. Увлекался фотографией и шахматами. Так никогда и не женился.

Его жизнь выглядела слишком скучной на фоне его безумных сочинений. Возможно, поэтому биографы стали копаться в его письмах и деталях быта, чтобы найти что-нибудь эдакое.

Первой скандальной теорией стала якобы обнаруженная в "Алисе" пропаганда запрещенных веществ. Еще бы! Главная героиня всё время что-то глотает (в том числе грибы), меняет свои размеры, и ей явно чудится всякое нездоровое. К тому же в книге есть Синяя Гусеница, которая курит кальян, говорит словно в полусне и вообще ведет себя так, словно давно и плотно потребляет (впрочем, такое впечатление в книге производят почти все персонажи).

Потом биографы задумались над причинами холостяцкой жизни Кэрролла и о его дружбе с маленькими девочками, которых он к тому же любил фотографировать (порой и без одежды). Теория нехорошего поведения некоторое время пообсуждалась, но так и не оправдалась. А всё потому, что дотошные исследователи выяснили два важных факта. Первый - большинство "маленьких" подруг Кэрролла были старше 14 лет, а четверть были и вовсе совершеннолетними. Второй факт - писатель часто использовал слово "ребенок" применительно к особам женского пола в возрасте 20 и 30 лет.

Но дальше всех в попытках оскандалить автора "Алисы" зашел социальный работник Ричард Уоллес, для которого изучение жизни Кэрролла было чем-то вроде хобби. В 1996 году этот человек опубликовал книгу, в которой утверждал, что благовоспитанный образ писателя скрывал отвратительное альтер-эго - Джека Потрошителя.

Потрошитель, напомним, орудовал в лондонском районе Уайтчепел в 1888 году (хотя некоторые считают, что убийца был активен еще в 1891 году). Загадочный преступник убил и изуродовал как минимум 5 женщин. Все они были проститутками из трущоб. Его личность достоверно установить так и не удалось, а сама его история до сих пор остается одним из самых печально известных преступлений в истории.

В своей книге "Джек Потрошитель: беспечный друг" (Jack the Ripper: Light-Hearted Friend; на русском не издавалась) Уоллес написал, что причина странного поведения Кэрролла была в том, что в детстве его отправили учиться в интернат, где он с 12 лет якобы подвергался насилию определенного рода со стороны старших учеников. Это могло вызвать в нем психологический надлом, который сохранился на всю жизнь.

Другие "доказательства" вины Кэрролла в тех самых убийствах еще веселее. Во-первых, писатель в то время жил неподалеку от места убийств и мог добраться туда, воспользовавшись транспортом. Во-вторых, в его личной библиотеке было около 120 книг по анатомии и медицине - значит, он вполне мог резать жертв не хуже врача. В-третьих, он должен был ненавидеть свою мать за то, что она отправила его в интернат, где над ним надругались, а у матери был большой нос, поэтому Потрошитель отрезал носы двум убитым девушкам.

Почерк убийцы в письмах, которые он отправлял в газеты, совершенно не совпадает с рукописными текстами Кэрролла, но это не останавливает бравого исследователя. У него есть еще одно неопровержимое доказательство! Он чуть ли не наобум выбирает строки из произведений Кэрролла и меняет в них местами буквы, объясняя это тем, что автор любил играть в анаграммы. В итоге Уоллес в нескольких местах "Алисы" нашел примерно такие "признания": "Если я найду уличную девку, ты знаешь, что произойдет. "Голову с плеч!".

Последний аргумент вызвал особенное веселье со стороны людей, осиливших прочитать книгу Уоллеса до конца. Любому здравомыслящему человеку ясно, что если долго переставлять большое количество букв, рано или поздно получишь любой нужный смысл. Что и доказал один журналист-насмешник из журнала "Harper’s magazine", который в обзоре на книгу Уоллеса взял её безобидное на вид предисловие и, поменяв буквы местами, составил следующее "признание": "Правда в том, что я, Ричард Уоллес, хладнокровно убил Николь Браун, пронзив ее горло своей верной заточкой. Я подставил О.Джея Симпсона, который совершенно невиновен в этом убийстве. P.S. Я также написал сонеты Шекспира и многие произведения Фрэнсиса Бэкона".

Уоллес эту рецензию никак не прокомментировал. Но он точно вошел в историю как автор самой экзотичной теории о личности Джека Потрошителя.

Есенин и Пастернак

По изложению близкого друга Сергея Есенина, Анатолия Мариенгофа, в последние годы жизни поэт часто не контролировал свои пьяные выходки, а в доказательство того приводит случай. В один из дней Есенин, не закончив читать свое стихотворение до конца, схватил увесистый пивной бокал со стола и огрел им по голове другого поэта — Ивана Приблудного. Удар был настолько сильным, что последнего пришлось увезти в больницу. Пострадавший был учеником Есенина, поэтому отношение последнего было к нему особенное, а вот творчество Пастернака поэт действительно недолюбливал.

Драка Пастернака и Есенина случилась в здании журнала «Красная новь». Причем стычка произвела такой переполох, что бедная ассистентка не знала в каком помещении спрятаться от двух разъяренных мужчин. Валентин Катаев в красках описывал схватку: одной рукой Есенин удерживал Пастернака, второй старался ударить ему в ухо, а тот, разъяренный, в пиджаке с вырванной пуговицей, пытался изловчиться и двинуть Есенину по челюсти, но у него это никак не получалось.

Что сподвигло двух уважаемых поэтов на подобное поведение — неизвестно. Опираясь на изложенные «показания» Катаева, Есенину не требовалось повода для того, чтобы наброситься Пастернака. Даже когда последнего не было рядом, то при одном лишь упоминании его имени Сергей Александрович расплывался в брезгливой улыбке, добавляя «Какой он, к черту, поэт?».

Мандельштам и Толстой

После неожиданного визита Сергея Бородина в квартиру Осипа Мандельштама последний стал нервозным и вспыльчивым. Как писал Н. Чуковский, Бородин с надеждой скорого возврата занял Осипу 50 рублей, но тот не собирался платить по долгам. Поняв это, Бородин направился в гости к должнику, но застал только его супругу Надежду Яковлевну, с которой и решил потребовать возврата средств. В тот самый момент в комнате объявился Осип, сразу заявив об отсутствии денег и попросив Бородина удалиться. И вот тут завязалась драка.

Чуковский повествовал: два интеллигентных человека лупили друг друга, а жена Мандельштама кричала. По этому инциденту организовали судебный процесс над обоими литераторами, а главенствовал над этим Алексей Толстой. В суде Осип не упоминал о своем долге, зато настаивал на обвинении Бородина за оскорбление своей жены. В случае обратного решения Мандельштам грозился посчитать Толстого оскорбителем Надежды Яковлевны. Но несмотря на старания подсудимых, виновными были признаны оба участника процесса.

Буквально через пару месяцев после заседания, в день выплат, Толстой и Мандельштам встретились в издательской бухгалтерии. Осип приблизился к Толстому с вытянутой рукой и шлепнут последнего по щеке. Свои действия Мандельштам объяснил, как наказание палача, давшего добро на избиение его жены. Толстой же дал слово, что закроет перед ним все издательства и подаст жалобу Горькому. После этого жизнь поэта пошла под откос. Есть подозрения, что скорый арест Мандельштама связан именно с этой злосчастной пощечиной, а не с оскорбительными стихами в адрес Сталина.

Маяковский и Израилевич

В период работы над кинолентой «Заколдованная фильмой», Яков Израилевич буквально засыпал Лилю Брик, возлюбленную Владимира Маяковского, цветами. Яков слыл репутацией заядлого дуэлянта, которому для вызова не требовалось особого повода. Лиля Брик, естественно, не говорила любимому про ухаживания Якова, но случай сделал свое дело.

Как-то Яков Израилевич отправил письмо с признаниями Лиле, но оно попало в руки Маяковского. Прочитав его Владимир Владимирович пришел в ярость. Собрав «группу поддержки», Маяковский, в компании Лили Брик и ее второго мужа, направился в Петроград на поиски назойливого кавалера.

Как потом рассказывала Лиля, Владимир встретил Якова на улице совершенно случайно и не раздумывая бросился на того с кулаками. Все переросло в страшную драку, после которой оба оказались в полиции, где Маяковский не постеснялся использовать связи и обратился к Максиму Горькому, настаивая на своем освобождении. В тот день отпустили всех участников потасовки. Как писал Роман Якобсон, в последующем Горький невзлюбил Маяковского за этот проступок.

Бальмонт и Морозов

Спустя 8 лет своего отсутствия, Бальмонт вернулся в Петербург и, естественно, выпил по этому поводу. Но, как вспоминают современники поэта, горячительные напитки ему были строго противопоказаны. Как говорила его жена, одна стопка водки могла переменить Бальмонта до неузнаваемости. В тот вечер поэт ограничений себе не поставил. К рассвету, очень пьяный Константин Дмитриевич никого не пропускал мимо себя. Присутствующие старались не обращать внимания на оскорбления пьяного человека, но пушкинист Морозов пройти мимо не смог.

Дальше показания очевидцев потасовки разнятся, но все сходятся в одном. Морозов приблизился к Бальмонту и начал говорить о своих достижениях, добавив, что является ценителем творчества Бальмонта. Но последнему это не польстило, и тот заявил, что ему претит голос Морозова. После этих слов Бальмонт получил вином в лицо. В тот вечер все были пьяны, поэтому драка была смертная. Наутро поэт вернулся домой побитым и в порванном сюртуке. Примирились ли зачинщики драки в последующем — история умалчивает.

Бродский и Найман

Людмила Штерн лицезрела из окна своего рабочего места странную картину. Во дворе у писательницы был установлен стол для тенниса, к которому каждую неделю любил наведываться Иосиф Бродский. Но в тот день до Людмилы дошли озлобленные крики мужчин, что привлекло ее внимание и заставило выглянуть в окно, за которым стояли два споривших поэта. На столе для пинг-понга расположился взъерошенный Бродский, который, размахивая перед носом ракеткой, пытался доказать что-то Анатолию Найману.

Спустя немного времени Найман заметался возле стола и что-то кричал. Началу драки послужил плевок Бродского под ноги Наймана и попытки последнего опрокинуть стол, на котором сидел Иосиф Александрович. К тому моменту, как Людмила Штерн выбежала на улицу, Бродский стучал головой Наймана о стол, пытаясь донести истину о том, почему люди на самом деле боятся смерти.

Правило № 1. Посвящайте женщинам стихи

Ладно, со стихами мы погорячились. Все-таки не каждый мужчина — солнце русской поэзии, и не каждая женщина — мимолетное виденье и гений чистой красоты. Но статус-то на Facebook можно написать, упомянув ту, которая дорога вам. Женщины любят, когда про них пишут, когда их упоминают в подписях к фотографиям в Instagram с хэштегом #happy. Анна Керн, например, до конца жизни хранила бумажку с известным стихотворением «Я помню чудное мгновенье...», которое Пушкин посвятил ей, когда та приехала в Псковскую губернию. Только под конец жизни продала его Глинке, когда нечего было есть.

Правило № 2. Говорите о ней с другими

Это правило вытекает из предыдущего. Чем больше вы говорите о женщине — тем больше шансов заполучить ее. Когда Пушкин ухаживал за своей будущей супругой Натальей Гончаровой, он всем подряд читал свой любимый каламбур: «Я восхищен, я очарован, короче — я огончарован!». А соблазняя Анну Керн, поэт вообще пошел на хитрость: писал письма ее сестре Анне Вульф, зная, что Керн увидит их. «Мысль, что я для нее ничего не значу, что, пробудив и заняв ее воображение, я только тешил ее любопытство, что воспоминание обо мне ни на минуту не сделает ее ни более задумчивой среди ее побед, ни более грустной в дни печали, что ее прекрасные глаза остановятся на каком-нибудь рижском франте с тем же пронизывающим сердце и сладострастным выражением, — нет, эта мысль для меня невыносима...», — писал он. Ну не хитрец ли?

Правило № 3. Не бойтесь получить отказ

Руки и сердца красавицы Натальи Гончаровой, от которой весь свет был без ума, Пушкин добивался два года. Это вам не секс на третьем свидании, знаете ли. Получив неопределенный ответ после первой попытки сделать предложение в 1828 году, Пушкин не отступил, поскольку страсть его была слишком сильной. Лишь после двух лет сватовства Александр Сергеевич получил согласие на брак. «Участь моя решена. Я женюсь... Та, которую любил я целые два года, которую везде первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством — Боже мой — она... почти моя...», — написал он, наконец, в 1830 году.

Правило № 4. В любой непонятной ситуации — целуйте

Раз уж вы не боитесь получить отказ, то и целовать женщину, не спрашивая на то разрешение, имеете право. Однажды в Лицее совсем еще юный Пушкин увидел в темном коридоре женскую фигуру. Тихо подкравшись к ней сзади, он обнял незнакомку и попытался поцеловать, но в последний момент увидел, что перед ним стоит старая дева фрейлина княжна В.М. Волконская. Юный ловелас быстро исчез, но это не спасло его от неприятности: в тот же день разгневанная княжна пожаловалась государю. Пушкину грозило отчисление из лицея, и лишь с большим трудом директору лицея Е.А. Энгельгардту удалось выпросить виновному прощение.

Правило № 5. Цените в женщине ее ум

Если уж в XIX веке великий поэт считал необходимым обращать внимание не только на красоту женщины, но и на ее богатый духовный мир, то что говорить о нынешнем времени, когда все кругом трубят о феминизме. «Даже люди, выдающие себя за усерднейших почитателей прекрасного пола, не предполагают в женщинах ума, равного нашему, и, приноравливаясь к слабости их понятия, издают ученые книжки для дам, как будто для детей», — заявил однажды Александр Сергеевич. Верные слова!

Правило № 6. Будьте смешным и остроумным

Историй о том, как поэт умудрялся найти выход из самой щекотливой ситуации и всех вокруг сразить наповал своим остроумием, немало. Вот лишь одна из таких историй. Однажды в Александринском театре Александр Сергеевич сидел рядом с двумя молодыми людьми, которые беспрестанно, кстати и не кстати, аплодировали Асенковой, знаменитой в то время актрисе. Не зная Пушкина и видя, что он равнодушен к игре их любимицы, они начали шептаться и заключили довольно громко, что сосед их дурак. Пушкин, обратившись к ним, сказал: «Вы, господа, назвали меня дураком. Я — Пушкин, и дал бы теперь же каждому из вас по оплеухе, да не хочу: Асенкова подумает, что я ей аплодирую».

Правило № 7. Давайте обещания

Женщины страсть как любят обещания. Если вы их будете давать, да еще и сдерживать — цены вам не будет. Александр Сергеевич, как и любой ветреный ловелас, любил обещать многое, правда, не всегда сдерживал свои слова. Например, в переписке с Анной Керн он призывал возлюбленную бросить все и приехать к нему в Псков. «Если вы приедете, я обещаю вам быть любезным до чрезвычайности — в понедельник я буду весел, во вторник восторжен, в среду нежен, в четверг игрив, в пятницу, субботу и воскресенье буду чем вам угодно, и всю неделю... у ваших ног», — писал он в 1825 году. В результате, Керн сбежала от мужа, однако вскоре обнаружила, что осталась практически без средств к существованию, поскольку обманутый муж отказался содержать ее, а Пушкин, вернувшийся в 1826 году из Михайловского, хоть и был любезен с ней, но встреч наедине не искал. Анна Керн часто перечитывала письма Пушкина из Михайловского, пока не продала их по пятерке за штуку.

Творчество

На Гюго оказала влияние фигура популярного французского писателя Франсуа Шатобриана. Уже в 14 лет честолюбивый юноша заявил: «Я буду Шатобрианом или никем», — но он оказался одним из немногих, кому удалось превзойти своего кумира. Когда у знаменитого критика Андре Жида спросили, кто является лучшим французским поэтом, тот ответил: «Увы, Виктор Гюго».

Несмотря на то, что некоторые произведения Гюго вызывали у критиков непонимание или жаркие споры, молодого талантливого автора всегда очень высоко ценили. Уже в 15 лет он добился первых литературных успехов, а в 29 написал одну из своих самых знаменитых книг — «Собор Парижской Богоматери».

Первый исторический роман на французском языке сразу получил признание широкой публики. Примечательно, что книга принесла мировую известность не только своему молодому автору, но и главному герою — готическому собору.

В первой половине XIX века Собор Парижской Богоматери планировали снести, так как считали его слишком старомодным. Гюго, который любил бывать в готическом соборе, всерьёз обеспокоился его судьбой и решил увековечить архитектурный памятник в своём новом произведении.

Как и рассчитывал автор, после выхода книги о сносе собора не могло быть и речи — в столицу Франции стали съезжаться туристы, чтобы увидеть достопримечательность своими глазами.

Литературная карьера Гюго всегда шла в гору — регулярно из-под его пера выходили новые шедевры, и уже в 1841 году он был избран во Французскую академию. Казалось, талантливому автору всё даётся легко, но это было не так. К примеру, над своим знаменитым романом «Отверженные» Гюго работал почти 20 лет.

Иногда, чтобы ничто не отвлекало его от написания книги, он закрывался в комнате, снимая с себя всю одежду (литератор приказывал слугам возвращать её лишь после того, как напишет хотя бы несколько страниц).

Принято считать, что Гюго возродил французский язык: в своих произведениях он говорил с народом языком народа, употреблял разговорное просторечие и богатые метафоры.

Сегодня его называют «солнцем французской поэзии», да и сам он не страдал от скромности: «Есть только один классик в нашем столетии, единственный, вы понимаете? Это я. Я знаю французский язык лучше всех... Меня обвиняют в том, что я горд; да, это правда, моя гордость — это моя сила», — говорил Гюго.

Любовь

Вся Франция говорила не только о выдающихся литературных способностях Гюго, но и о его слабости к женскому полу. О похождениях знаменитого писателя слагали целые легенды. Однако бессовестным ловеласом француз слыл не всегда: в юности он был убеждён, что супруги должны блюсти целомудрие до брака, чтобы «позднее вкусить радости любви полной чашей».

Свою первую взаимную любовь — Адель Фуше — писатель добивался несколько лет, ей же он посвятил первый сборник стихов: «Моей любимой Адели, ангелу, в котором вся моя слава и всё мое счастье» (не случайно «счастье» Гюго поставил на второе место, слава и признание для «солнца французской поэзии» были превыше всего).

В браке у Гюго и Адель родилось пятеро детей, но с годами знаменитый супруг стал чаще заглядываться на молодых девушек. А конец благополучной семейной жизни положила встреча писателя с актрисой Жюльеттой Друэ, которая в свои 26 лет слыла искушённой куртизанкой.

Судя по воспоминаниям Гюго, внезапная любовь к ветреной актрисе превратила его из застенчивого юноши в уверенного самодостаточного мужчину. С этих пор новые произведения прославленный писатель посвящал не матери своих детей, а Жюльетте — «моему ангелу, у которого растут крылья».

Ветреная девушка тоже оказалась без ума от Гюго, ради него она покинула сцену и отказалась от многочисленных поклонников. Он же превратился в настоящего тирана: запрещал любовнице выходить из дома, а сам продолжал менять женщин, как перчатки.

Роман писателя и экс-актрисы продолжался пять десятков лет — до самой смерти Жюльетты. Гюго очень тяжело переживал потерю возлюбленной, а незадолго до её кончины преподнёс свою фотографию с надписью: «50 лет любви. Это лучший из браков».

Но не смотря на глубокие чувства к Жюльетте, до конца своих дней знаменитый француз оставался неисправимым ловеласом. На последних страницах записной книжки Гюго было отмечено восемь любовных свиданий — последнее из них произошло всего за несколько недель до его смерти.

Слава

Всю жизнь Гюго старался быть в центре внимания. Даже когда писателю было под 80 лет, он продолжал посещать многочисленные мероприятия, предназначенные для молодых людей.

Последние годы жизни Гюго провел в Париже. Забавно, но ещё до смерти писателя улица, на которой он жил, была переименована в его честь. Поэтому, когда знаменитый литератор оставлял кому-либо свой почтовый адрес, всегда писал: «Месье Виктору Гюго на его авеню в Париже». Но и этого «солнцу французской поэзии» было мало: говорят, он хотел, чтобы после его смерти Париж переименовали в Гюго.

Тщеславие и погубило писателя. Он умер в возрасте 83 лет, но если бы не воспаление лёгких, полученное по глупости, мог бы прожить ещё дольше.

Заболевание развилось у француза после парада, который устраивали в его честь. В тот день врачи рекомендовали Гюго соблюдать постельный режим, но он, конечно же, не хотел пропускать масштабное действо в свою честь и приветствовал поклонников из распахнутого окна. На следующий день прославленный автор слёг с простудой, которая переросла в пневмонию.

«Оставляю пятьдесят тысяч франков бедным. Хочу, чтобы меня отвезли на кладбище в катафалке для бедняков. Отказываюсь от погребальной службы любых церквей. Прошу все души помолиться за меня. Верю в Бога. Виктор Гюго», — написал знаменитый француз в своём завещании.

Однако гроб с его прахом провожали в последний путь около миллиона человек, а церемония похорон проходила в течение 10 дней — никто из его современников не удостаивался такой же чести…

Во время обряда венчания произошли некоторые события, которые впоследствии назовут мистическими. Так, Александр Сергеевич нечаянно задел крест и Евангелие, они упали на пол. При обмене кольцами одно из них тоже упало, и вдобавок погасла свеча.

За шесть лет, которые супруги прожили вместе, Наталья Николаевна родила четверых детей. Молодая женщина скучала по светским развлечениям и тому успеху, которым она пользовалась будучи молодой и свободной девушкой. При каждом удобном случае она флиртовала с мужчинами, считая это занятием вполне невинным. Замечание по поводу поведения жены Пушкин получил даже от императора Николая Павловича.

С французским офицером Дантесом они познакомились, когда у Пушкиной было уже трое детей. Между ними ничего порочного не было, но француз ухаживал за Натальей нарочито публично, чтобы все (и особенно Пушкин) видели его неприкрытую страсть и вожделение. Ей же казалось, что все очень невинно.

Она и впрямь была наивна, полагая, что горячий потомок эфиопа сможет пережить такое унижение. Последней каплей стал пасквиль, в котором ревнивому мужу вручили "диплом рогоносца". Недоброжелатели хотели уничтожить поэта, и у них это ловко получилось, они сыграли на чувствах и неопытности молодой женщины. Дуэль с Дантесом состоялась, поэт был смертельно ранен. И все же он не обвинял жену, перед смертью сказал ей: "Ты ни в чем не виновата!".

Тургенев-Виардо

Безответная и несчастная любовь писателя Ивана Тургенева к оперной певице Полине Виардо стала хрестоматийной и вошла в историю как самая драматичная и долгая любовная история. Сорок лет великий русский писатель жил в статусе вечного друга семьи Виардо, следовал за своей любимой по всему миру во время ее гастролей, терпел многочисленные романы оперной дивы и радовался рождению ее детей. Тургеневу нужно было только одно – быть постоянно рядом с любимой. "Я не могу жить вдали от вас, я должен чувствовать вашу близость, наслаждаться ею. День, когда мне не светили ваши глаза, – день потерянный", – писал он в письмах возлюбленной.

Он влюбился с первого взгляда, ему было 25, Полине – 22. Страстная итальянка с необыкновенно сильным голосом приехала на гастроли в Санкт-Петербург с парижской Итальянской оперой. Вся Европа боготворила ее дарование. Современники отмечали ее непривлекательность (сутулость и глаза навыкат) и непревзойденный талант артистки. Она буквально завораживала, публика просто впадала в экстаз, когда она начинала петь, облик певицы при этом переставал иметь хоть какое-то значение.

Чтобы быть полезным своей возлюбленной, Тургенев стал учить ее русскому языку, ведь она мечтала исполнять романсы Глинки, Даргомыжского и Чайковского. Виардо в свою очередь стала первой слушательницей тургеневских произведений.

Писатель стал ее тенью, следовал за ней повсюду, забыв о России, где у него оставались мать и внебрачная дочь Пелагея, рожденная от белошвейки. Правда, иногда он все-таки наведывался в родное поместье. В один из таких приездов суровая мать сообщила, что отказывает сыну в наследстве "из-за проклятой цыганки", Иван забрал дочку и отправился с ней к своей возлюбленной Полине. Семья Виардо приняла восьмилетнюю крестьянку, воспитала ее и дала прекрасное образование.

Он так и не познал своего семейного счастья, хотя его взаимности ожидали баронесса Вревская, а также актриса Мария Савина. Будучи уже состоявшимся писателем, в 1856 году Тургенев признался своему другу Афанасию Фету: "Я подчинен воле этой женщины. Нет! Она заслонила от меня все остальное, так мне и надо. Я только тогда блаженствую, когда женщина каблуком наступит мне на шею и вдавит мне лицо носом в грязь".

Хулиган и светская львица

Еще одна трагическая история любви – поэта-хулигана Владимира Маяковского и светской львицы Лили Брик. Она была одной из самых ярких женщин того времени. Ее отличали скорее не красота, а цепкий ум, невероятная сексуальность, способность дружить с талантливыми людьми и превращать будни в праздник.

Где бы ни появлялась Лиля, в нее влюблялись все: учитель словесности, писавший за нее сочинения, Федор Шаляпин, увидевший ее однажды на своем концерте, сын фабричного миллионера, заваливавшего ее цветами, даже собственный дядя просил руки у родителей Лили. Она же вышла замуж за бывшего руководителя пропагандистского кружка в ее женской гимназии Осипа Брика. И любила всю жизнь только его, хотя и изменяла ему постоянно.

Семья Брик была очень популярна в Москве, дома у них собирался весь столичный бомонд. На одну из тусовок Маяковского привела младшая сестра Лили Эльза. Осип был в восторге от поэта-бунтаря, Маяковский стал бывать в их доме все чаще. При этом Брик даже закрывал глаза на страстные и нескрываемые ухаживания поэта за женой. А Лиля была счастлива, что стала музой великого поэта.

В конце концов Маяковский перебрался жить к Брикам. Это было даже удобно – жить втроем. На двери квартиры висела табличка "Брики. Маяковский". По вечерам в тесную комнатенку набивалась масса людей: Пастернак, Эйзенштейн, Малевич... А центром внимания была, безусловно, энергичная и загадочная Лиля.

Поначалу Маяковскому нравились все эти бурные страсти и сексуальные переживания. Но многочисленные романы Лили не могли остаться без внимания ревнивого Маяковского. Он мучился, страдал, пытался завязать новые отношения с женщинами, но все они были обречены на провал. Брик имела фантастическую власть над поэтом – каждый раз, когда она чувствовала, что любовные связи принимают серьезный оборот, она спешила напомнить о себе. Она не могла допустить, чтобы поэт посвящал произведения не ей, а другой. Маяковский устал от этих отношений, к тому же наступил кризис в творчестве, одна неудача следовала за другой. Он покончил с собой.

А что же Лиля? Лиля, конечно, погоревала, но недолго. Но именно Лилю Брик Сталин назвал "вдовой Маяковского", она получила пожизненную пенсию, половину авторских прав на произведения поэта, впоследствии стала редактором, составителем и комментатором его книг.

Вера Муромцева стала третьей женой писателя. На тот момент ему было 36 лет, ей – на 10 лет меньше. Спокойная, рассудительная и уравновешенная Вера не была похожа ни на одну из тех женщин, которыми Бунин увлекался раньше.

Ее сдержанность многим казалась холодностью и отстраненностью, но на самом деле это было продиктовано воспитанностью – Вера выросла в аристократической семье и получила хорошее образование.

По ее признанию, она «никогда не хотела связывать своей жизни с писателем. В то время почти о всех писателях рассказывали, что у них вечные романы и у некоторых по нескольку жен».

Они познакомились в 1906 г., а в следующем году отправились вместе в путешествие по странам Востока – Египту, Сирии и Палестине. С этой поездки и началась их совместная жизнь, хотя официально они стали мужем и женой только в 1922 г.

Их первые годы были счастливыми и безмятежными – Бунин много писал, она всегда находилась рядом, умея при этом быть незаметной. Осень и зиму 1917-1918 гг. Бунины провели в Москве, где «мимо их окон вдоль Поварской гремело орудие», а весной уехали в Одессу. Революционных событий писатель не принял, и через полгода они отправились в Константинополь, а оттуда – в Париж.

Бунин говорил Вере Николаевне, что «он не может жить в новом мире, что он принадлежит к старому миру, к миру Гончарова, Толстого, Москвы, Петербурга; что поэзия только там, а в новом мире он не улавливает ее». Больше на родину он не вернулся никогда.

Бунины поселились в Грассе, на юге Франции. Только здесь, спустя 16 лет совместной жизни, они наконец обвенчались. Однако в их отношениях наступило заметное охлаждение. А в 1927 г. разразилась драма, которая имела катастрофические последствия для всех ее участников.

Бунин познакомился с поэтессой Галиной Кузнецовой, которая была моложе него на 30 лет, и влюбился без памяти. Девушка ответила ему взаимностью, ушла от своего мужа и поселилась в доме писателя. Бунин тогда сказал супруге: «Галя – моя ученица. Я буду учить ее писать стихи».

Вера Николаевна прекрасно понимала, какие отношения связывают ее мужа с Галиной Кузнецовой. Но она также знала и о том, что Бунин не может оставить ее саму и обходиться без ее молчаливого участия, заботы и дружеской поддержки.

Поэтому Вера поступила так, как в ее ситуации вряд ли бы повела себя хоть одна женщина: она гостеприимно приняла в своем доме молодую соперницу и стала жить с ней рядом под одной крышей.

Этот странный союз просуществовал 7 лет. В 1929 г. Вера Бунина записала в дневнике: «Я вдруг поняла, что не имею права мешать Яну любить, кого он хочет… Только бы от этой любви было ему сладостно на душе».

В эмигрантской среде эта скандальная ситуация вызывала много кривотолков. Многие обвиняли Бунина в безнравственности и сумасшествии. Некоторые укоряли Веру Николаевну, за то, что позволила так с собой обойтись и смирилась с таким положением вещей. Единицы могли понять ее и восхищались ее поведением.

Так, Марина Цветаева писала: «Вера стерпела – и приняла. Все ее судят, я восхищаюсь. Бунин без нее, Веры, не может – значит осталась: поступила как мать…». Сам же писатель на вопрос о том, любит ли он свою жену, отвечал: «Любить Веру? Это все равно, что любить свою руку или ногу». А для творчества нужны были совсем другие чувства.

Атмосфера в доме была очень нездоровой: все обо всем знали, но соблюдали внешние приличия. И так длилось до тех пор, пока Галина не ушла от писателя… к другой женщине. Ее сердце покорила оперная певица Марга Степун, и их отношения зашли так далеко, что они решили жить вместе. А поскольку ни денег, ни жилья у них не было, они поселились в доме Буниных.

С тех пор жизнь всех обитателей этого дома превратилась в сущий ад. Любовный треугольник стал многоугольником. К тому же с 1929 г. в доме Буниных жил писатель-эмигрант Леонид Зуров. Он был безответно влюблен в Веру Николаевну, она же воспринимала его, как сына, из-за чего он неоднократно пытался покончить с собой.

Бунин сходил с ума от ревности и был на грани помешательства, но именно тогда он создал прекрасный цикл рассказов «Темные аллеи».

Марга и Галя покинули Грасс только в 1942 г. Остаток жизни они провели вместе в Америке и Европе. А Вера Николаевна все так же преданно и нежно заботилась о своем постаревшем муже. Она оставалась с ним до самой его смерти в 1953 г. и однажды записала в своем дневнике:

«Ян третьего дня сказал, что не знает, как переживет, если я умру раньше него...» И добавила: «Господи, как странна человеческая душа».

Она пережила мужа на 8 лет и не переставала его любить до последних дней.

Фильм по роману американской писательницы Маргарет Митчелл «Унесённые ветром» вышел в 1939 году — всего через три года после публикации книги. На премьере присутствовали звёзды Голливуда Вивьен Ли и Кларк Гейбл, исполнившие роли главных персонажей — Скарлетт О’Хары и Ретта Батлера.

Поодаль от киношных красавцев стояла скромная худенькая женщина в шляпке. Неистовствовавшая толпа почти не замечала её. А ведь это была сама Маргарет Митчелл— автор книги, которая ещё при жизни писательницы стала классикой американской литературы. В лучах славы своего произведения она грелась с 1936 по 1949 год — до самого дня своей кончины.

Спортсменка и кокетка

Маргарет Митчелл была почти ровесницей 20-го века. Она появилась на свет в той самой Атланте (штат Джорджия), которая стала местом действия её бессмертного романа. Девочка родилась в благополучной и состоятельной семье. Её отец был адвокатом. Мать, хоть официально и числилась в домохозяйках, примыкала к движению суфражисток — женщин, боровшихся за свои избирательные права.

Вообще, зеленоглазую Скарлетт О’Хару автор во многом списала с себя. Митчелл была наполовину ирландкой и южанкой до мозга костей. Но не следует думать, что писательница являлась эдакой старой девой в пенсне и с пером в руке. Отнюдь.

Роман «Унесённые ветром» начинается с фразы: «Скарлетт О Хара не была красива». А вот Маргарет Митчелл красивой была. Хотя, видимо, не считала себя особенно привлекательной, раз начала роман с такой фразы. Но она явно скромничала. Её тёмные волосы, миндалевидные зелёные глаза и стройная фигура притягивали мужчин как магнит.

Но современники запомнили Маргарет не как ветреную красавицу, а в первую очередь — как замечательную рассказчицу и поразительную слушательницу чужих воспоминаний. Оба деда Митчелл участвовали в Гражданской войне между Севером и Югом, и будущая писательница готова была часами слушать рассказы об их подвигах в то время.

Вот как позже вспоминала о Митчелл одна из её подруг: «Трудно описать Пегги (детское прозвище Маргарет. — Прим. авт.) пером, передать её веселость, её интерес к людям и основательное знание их натуры, широту её интересов и круга чтения, её преданность друзьям, а также живость и обаяние её речи. Многие южане — прирождённые рассказчики, но Пегги рассказывала свои истории так забавно и искусно, что люди в переполненной комнате могли, замерев, слушать её весь вечер».

В Маргарет сочетались страсть к кокетству и спортивным развлечениям, незаурядные способности к учёбе и интерес к знаниям, жажда самостоятельности и… желание создать хорошую, но вполне патриархальную семью. Митчелл не была романтиком. Современники считали её практичной и даже скаредной. О том, сколь методично она — цент за центом — выбивала гонорары у издателей, позже ходили легенды…

Ещё в школе дочь адвоката писала для ученического театра немудрёные пьесы в романтическом стиле… После получения среднего образования Митчелл год отучилась в престижном Массачусетсом колледже. Там её буквально загипнотизировали идеи основоположника психоанализа Зигмунда Фрейда. Вполне возможно, американка стала бы одной из его учениц и последовательниц, если бы не трагическое событие: в 1919 году во время пандемии испанского гриппа умерла её мать. А незадолго до этого в Европе погиб Генри, жених Маргарет.

Отчаянный репортёр

Митчелл вернулась в Атланту, чтобы взять в свои руки управление домом. Девушка была слишком молода и энергична, чтобы погрузиться в уныние. Она не стала суетливо подыскивать себе новую партию — тут сказалась суфражистская «часть» её натуры. Вместо этого она выбрала себе дело по душе, став репортёром «Атланта Джорнал».

Лёгкое и острое перо Маргарет быстро сделало её одним из ведущих журналистов издания. Патриархальному южному обществу было трудно «переварить» женщину-журналиста. Редактор издания поначалу прямо заявил амбициозной девице: «Как леди из хорошей семьи может позволить себе писать об обитателях городского дна и беседовать с разными оборванцами?».

Митчелл подобный вопрос удивил: она никогда не могла понять, чем женщины хуже мужчин. Наверное, поэтому её героиня Скарлетт была из тех, про кого в России говорят словами поэта Некрасова: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт». Репортажи из-под пера журналистки выходили чёткие, ясные, не оставлявшие у читателя никаких вопросов…

Жители Атланты вспоминали: её возвращение в родной город произвело настоящий фурор среди мужской части населения. По слухам, образованная и элегантная красотка получила от кавалеров чуть ли не четыре десятка предложений руки и сердца! Но, как часто бывает в подобных ситуациях, избранником стал далеко не самый лучший. Мисс Митчелл не устояла перед чарами Беррьена «Реда» Апшоу — высокого, бравого красавца. Свидетелем со стороны жениха на свадьбе был скромный, образованный молодой человек Джон Марш.

Семейная жизнь виделась Маргарет в виде череды развлечений: вечеринок, приёмов, поездок на лошадях. Оба супруга с детства обожали конный спорт. Этой чертой писательница также наделила Скарлетт…

Ред стал прототипом Ретта — их имена созвучны. Но, к сожалению, только во внешних проявлениях. Муж оказался человеком жестокого, буйного нрава. Чуть что — хватался за пистолет. Несчастной жене пришлось почувствовать на себе тяжесть его кулаков. Маргарет и тут показала: она не лыком шита. Теперь в её сумочке тоже лежал пистолет.

Вскоре супруги развелись. За унизительной процедурой развода с замиранием сердца наблюдали все городские кумушки. Но и через такое испытание Митчелл прошла с гордо поднятой головой. Маргарет пробыла миссис Апшоу недолго. А затем — и года не пробыла в разводе!

В 1925 году она обвенчалась со скромным и преданным Джоном Маршем. Наконец-то в её доме поселилось тихое счастье!

Книга для мужа

Новоявленная миссис Марш уволилась из журнала. Почему? Одни говорят: из-за травмы, полученной при падении с лошади. Другие утверждают: Маргарет решила посвятить время семье. Во всяком случае, она как-то заявила: «Замужняя женщина должна быть прежде всего женой. Я — миссис Джон Р. Марш». Конечно, миссис Марш кривила душой. Она не собиралась ограничивать свою жизнь миром кухни. Маргарет явно устала от репортёрства и решила посвятить себя литературе.

С первыми главами «Унесённых ветром» она знакомила только мужа. Именно он с первых дней стал её лучшим другом, критиком и советчиком. Роман был готов к концу 1920 годов, но Маргарет боялась его обнародовать. Папки с бумагами пылились в кладовке нового большого дома Маршей. Их жильё стало центром интеллектуальной жизни городка — чем-то вроде литературного салона. На огонёк как-то заглянул и один из редакторов издательства «Макмиллан».

Маргарет долго не могла решиться. Но всё же отдала редактору рукопись. Прочитав, тот сразу понял, что держит в руках будущий бестселлер. Полгода ушло на доработку романа. Окончательное имя героини — Скарлетт — автор придумала прямо в редакции. Название Митчелл взяла из стихотворения поэта Доусона.

Издатель был прав: книга мгновенно превратилась в бестселлер. А автор в 1937 году стала лауреатом престижной Пулитцеровской премии. На сегодняшний день общий тираж её книги только в США достиг почти тридцати миллионов экземпляров.

Но ни слава, ни деньги не принесли писательнице счастья. Покой дома, который они с мужем так оберегали, оказался нарушен. Маргарет сама старалась контролировать денежные поступления в собственный бюджет. Но финансовые дела приносили только усталость. На творчество уже не было сил.

А тут ещё заболел верный Джон. Митчелл превратилась в заботливую сиделку. И это оказалось тяжело, ибо у неё самой стало стремительно портиться здоровье. К концу 1940 годов здоровье супругов начало улучшаться. Они даже позволяли себе небольшие «культурные» вылазки.

Но вернувшееся счастье оказалось недолгим. В августе 1949 года автомобиль, за рулём которого был пьяный водитель, сбил Маргарет, шедшую с мужем в кино. Через пять дней автор «Унесённых ветром» скончалась…

В сентябре 1898 года 38-летний Антон Чехов познакомился с актерами молодого Московского Художественно-общественного театра (МХТ), основанного К. С. Станиславским и Вл. И. Немировичем-Данченко.

На репетиции пьесы "Царь Федор Иоаннович" его буквально заворожила 30-летняя актриса Ольга Книппер, игравшая царицу Ирину. Он злился, что столичные газеты не заметили ее в этой роли.

Ольга Леонардовна приметила драматурга на репетиции "Чайки" несколькими днями раньше: "Мы все были захвачены необыкновенно тонким обаянием его личности, его простоты, его неумения "учить", "показывать" […] Антон Павлович, когда его спрашивали, отвечал как-то неожиданно, как будто и не по существу, как будто и общо, и не знали мы, как принять его замечания — серьезно или в шутку".

15 сентября курьерский поезд мчал Чехова в Ялту, а думы были о самой жизнерадостной актрисе труппы МХТ Ольге Книппер. Ласковое крымское солнышко еще больше настроило Чехова на романтический лад и его мысли постоянно устремлялись к актрисе.

Своей бывшей пассии Лике Мизиновой он написал, что, несмотря на "незаконную связь с бациллами" (писатель уже был болен чахоткой), собирается удрать в Москву, "иначе повешусь от тоски".

В апреле 1899 года в личной жизни Антона Павловича наступили большие перемены. Слегка пококетничав с новой подругой своей сестры Маши, девушкой со средствами Марией Малкиель, Чехов полностью сосредоточился на одной-единственной.

Ольга Книппер происходила из семьи обрусевших, но не утративших свой родной язык немцев-лютеран. Она жила вместе со своей матерью-вдовой Анной Ивановной, профессором Московской консерватории по классу пения, и двумя дядьями, армейским офицером Александром Зальца и доктором Карлом Зальца.

Для Ольги Леонардовны вся ее жизнь без остатка принадлежала храму по имени театр. Благодаря сцене она более легко переживала разлуку с любимым Дусей, так в письмах она называла Антона Павловича. Больному Чехову это давалось с трудом, а может быть была и другая причина?

Роман Книппер с Немировичем-Данченко вызывал у Чехова ревность. В своих письмах будущей жене он неоднократно поминает шелковые муаровые отвороты на сюртуке Владимира Ивановича. До брака с Чеховым на визиты Немировича-Данченко в дом Книппер было наложено табу. Режиссер и актриса виделись на репетициях в театре.

"Изменившая жена — это большая холодная котлета, которой не хочется трогать, потому что ее уже [начал] держал в руках кто-то другой", — написал ранее в своих "Записных книжках" Чехов.

Кажется, Ольга Леонардовна не давала повода к такому к ней отношению, хотя она была в Москве рядом с режиссером, а муж один прозябал в Ялте.

Венчание произошло в Москве на Плющихе весной 1901 года. Первым от самого Чехова о помолвке прослышал Бунин (в ту пору разводившийся и потому встретил новость с опаской): "Поживаю я недурно, так себе, чувствую старость. Впрочем, хочу жениться".

После наступления холодов в Москве, Чехов уехал в Ялту: "Жена моя остается в Москве одна, и я уезжаю одиноким. Она плачет, я ей не велю бросать театр. Одним словом, катавасия".

"Тебе, верно, странно думать, что где-то далеко есть у тебя мифическая жена, правда? — вопрошала Книппер в письме к Чехову. — Как это смешно. Целую и обнимаю тебя много раз, мой мифический муж".

Письма Чехова и Книппер лучше всего передают их подлинные мысли, а не досужие домыслы других о любви писателя и актрисы. А поскольку супруги довольно длительное время своего короткого брака провели порознь, то писем оказалось много.

Автор чеховской биографии в ЖЗЛ Алевтина Кузичева пишет: "Оба как будто пытались в письмах сблизить свои несхожие мироощущения. Чехов — бесконечными признаниями в любви. Книппер — бесконечными обещаниями грядущей совместной жизни. Наконец она посулила: "Я на будущий сезон устрою себе дублерок на каждую роль, чтобы можно было удирать к тебе".

"Антонка, я тебя часто злила? Часто делала тебе неприятности? Прости, родной мой, золото мое, мне так стыдно каждый раз. Какая я гадкая, Антон", — пишет Ольга Книппер.

В ответ Чехов успокаивал жену: "Когда ты раздражала меня? Господь с тобой! Радость моя, спасибо тебе за то, что ты такая хорошая. Будь весела и здорова".

Антон часто изобретал для супруги ласковые обращения, часто из мира фауны: "собачка моя заморская", "кашалотик мой милый", "лягушечка моя", "голубка", "комарик мой", "милая моя конопляночка", "милый мой зяблик", "единственная женщина", "актрисуля моя хорошая".

Вот в начале их романа Чехов пишет: "Мне не везет в театре, ужасно не не везет, роковым образом, и если бы я женился на актрисе, то у нас наверное бы родился орангутанг — так мне везет!!"

К сожалению, у пары так никто и не родится. В очередном послании к мужу Ольга писала: "А как мне, Антонка, хочется иметь полунемчика! Отчего я так много прочла в твоей фразе: "полунемец, который бы развлекал тебя, наполнял твою жизнь"?"

Ольга Леонардовна даже упрекала Антона Павловича, что не забеременела от него в первые дни супружеской жизни, хотя ребенка больше всего хотелось Чехову.

В январе 1902 года, поздравляя мужа с 42-летием, Ольга описала новогоднюю вечеринку в театре: "Я получила младенца большого в пеленках, потом в атласном конвертике еще двух — меня дразнили; я их отдала на сохранение доктору Гриневскому, который одному младенцу проломил голову".

Зловещее предзнаменование вскоре сбылось. Не стоит копаться в подробностях, но совместных детей от Чехова и Книппер не осталось. После нескольких беременностей и травмы, Ольга Леонардовна не могла иметь детей.

В июле 1904 года в номере курортной гостиницы в немецком Баденвейлере великий русский писатель Антон Чехов скончался. Ольга Книппер переживет мужа почти на полвека…

На уроках литературы классиков обычно ставят в пример и рассуждают больше об их положительных качествах и нравственных достоинствах. Однако даже великие писатели были, прежде всего, живыми людьми со своими пороками, привязанностями и антипатиями.

В самом начале, когда Достоевский только познакомился с Тургеневым, то был им совершенно очарован. Они достаточно быстро сошлись и привязались друг к другу, но затем начались размолвки.

Их причиной стало общение в кружке Белинского. Молодой Достоевский, уже успевший издать роман «Бедные люди», вёл себя высокомерно и прямо заявлял о том, что он талантливее всех.

Тургенев, в свою очередь, часто ради развлечения провоцировал своего приятеля, а затем, как сейчас говорится, троллил, доводя того до белого каления: спорил, запутывал, высмеивал. Достоевский, который терпеть не мог, когда задевали его самолюбие, злился, нервничал и подозревал всех в зависти к его таланту.

Такое поведение не красило писателей, но конфликт всё ещё не принял катастрофических масштабов. Вражду классиков усугубила ссылка Достоевского в Сибирь, куда тот отправился за «недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского и злоумышленного сочинения поручика Григорьева».

Время, проведённое на каторге в Омске, сильно повлияло на писателя: он вернулся убеждённым православным монархистом, в то время как Тургеневу были чужды эти взгляды.

Какое-то время их неприятие друг друга почти забылось и сошло на нет. Писатели словно обменивались комплиментами: сначала повесть Тургенева «Призраки» напечатали в журнале, который издавал Достоевский, затем Достоевский высоко оценил роман «Отцы и дети», а Тургенев, в свою очередь, заявил о том, что его пока ещё друг очень точно понял идею романа.

«Вы до того полно и тонко схватили то, что я хотел выразить Базаровым, — писал он, — что я только руки расставлял от изумленья — и удовольствия».

Но этот период не продлился долго. Выход романа Тургенева «Дым» стал той чертой, после которой стало ясно, что продолжать дружеские отношения не получится. Новая книга Тургенева показала, что идеологические разногласия между двумя писателями слишком велики, чтобы быть незамеченными.

Последняя встреча писателей состоялась в Баден-Бадене в 1867 году, когда литераторы проспорили почти полтора часа и после порвали все отношения. Достоевский не смог простить Тургеневу атеизма и западничества — такое отношение к России он считал крайне неприемлемым и возмутительным.

Однако разрыв отношений никак не помешал классикам «воевать» дальше, в том числе, и на страницах книг. Тургенев резко и оскорбительно критиковал произведения Достоевского: назвал впечатление о «Преступлении и наказании» продолжительной холерной коликой и разгромил роман «Подросток».

Достоевский не отставал в своих остротах и упрекал коллегу в отрыве от реальности, в которой живёт Россия. Но действовал он тоньше: перенёс выяснение отношений с коллегой на страницы новой книги. Именно так в романе «Бесы» и появился образ высокомерного писателя-западника Кармазинова, который стал едкой и злой пародией на Тургенева.

Намёк на улучшение отношений появился лишь один раз, когда Достоевский, произнося речь о Пушкине, публично признал образ Лизы из «Дворянского гнезда» прекрасным положительным типом русской женщины.

Однако налаживать отношения было уже поздно: всё зашло слишком далеко, и Тургенев не пошёл на примирение. Даже после смерти своего коллеги он продолжал язвить, сравнивая его с Маркизом де Садом и распуская непристойные слухи о личной жизни Достоевского.

Кофеман и трудоголик

Оноре де Бальзак, выбравший вместо предложенной родителями стабильной карьеры нотариуса – стезю писателя, поначалу не мог добиться никакого внимания к своим произведениям. И несколько лет уныло обитал в бедности и неизвестности. Что же произошло потом, чудо? Нет, просто Бальзак эти годы неутомимо трудился, причем – по ночам. И так, каждые сутки – пятнадцать (преимущественно ночных) часов…

Конечно, Бальзаку, как и всем нам, очень хотелось спать. Но стать настоящим, известным писателем ему хотелось еще больше. Поэтому, чтобы не завалиться спать, где придется, Бальзак засовывал свои ноги в тазик с холодной водой, на голову напяливал меховую шапку (не от холода, а чтобы мозги лучше работали) и использовал прочие, явно ненаучные и вредящие здоровью процедуры.

Но самым главным средством Бальзака для неутомимого писательства был кофе. На очень многих листках бальзаковских рукописей видны следы от стоявших на них кофейных чашек. В день он принимал полсотни чашек крепкого кофе. Трудно даже представить, сколько же тысяч чашек кофе Бальзак выпил за свою жизнь… Возможно, именно ему и принадлежит негласный рекорд по кофе, выпитому за жизнь. И точно – рекорд по объему литературных произведений, написанных во время потребления кофе!

Банка варенья, корзина пряников и кресло для сна

Николай Васильевич Гоголь был не только великим отечественным писателем и драматургом, но и поистине странной личностью, которая его современникам казалась сотканной из различных фобий, противоречий, суеверий и всяческих пристрастий. Гоголь просто обожал сладкое, легко мог скушать за один присест банку варенья и гору пряников, запив все это – в одиночку! – целым большим самоваром чая.

Не только в ученические годы, но уже и в зрелые, став известным писателем, Николай Васильевич постоянно таскал в карманах своей одежды всякие сладости, карамельки, пирожные (даже недоеденные), сухарики и просто обычные кусочки сахара. А вот любимым блюдом Гоголя оставались макароны, которые он обычно не доваривал и кушал в таком количестве, что даже окружающие сбегались смотреть на такое невиданное макаронное поедание. Николай Васильевич, как описывают очевидцы, ел в итальянских ресторанах любимое блюдо за четверых, а потом еще дозаказывал.

Но одно из самых известных чудачеств Гоголя связано со сном, точнее – его позой во сне. Николай Васильевич спал только сидя. Этому есть два объяснения. Первое – он очень боялся, что его заснувшего (или впавшего в летаргический сон), примут за мертвого и по ошибке похоронят. Поэтому Гоголь требовал, чтобы перед похоронами обязательно удостоверились в его несомненной кончине. А вот другая причина, почему Николай Васильевич спал, устроившись в кресле, вполне прозаическая – по словам самого Гоголя, именно так ему было легче уснуть. Особенно после обильного приема пищи.

Чую ветчину!

Иван Бунин был первым русским писателем, получившим Нобелевскую премию. Но кроме литературного дара он обладал поистине уникальными способностями – сверхчеловеческим слухом и обонянием. Поистине, он в этом был немного сродни животным, обитающим в дикой природе и вынужденным каждый день следить за всем вокруг ради выживания. Или – он был подобен искусным охотникам-следопытам былых времен. Так, Иван Алексеевич в сельской местности слышал за несколько верст звуки приближающейся к дому тройки и даже – по мелодии бубенцов – определял, кто же именно едет в гости. Бунин мог по запаху, так он не раз выигрывал пари, найти одно-единственное растение, оказавшееся в клумбе среди множества других.

Именно с обонянием связана одна из странностей Ивана Алексеевича – он искал по запаху спрятанную в доме ветчину. Еще до начала Первой мировой войны врач прописал ему для здоровья есть ветчину по утрам. Вера Муромцева, вторая жена Бунина, чтобы накормить его ветчиной, покупала ее загодя, вечером. Но Иван Алексеевич стал ветчину находить еще вечером и съедать! Тогда жена стала ее прятать в книжные шкафы, за картины… И в большинстве случаев Бунин при помощи своего сверхчуткого обоняния все равно ветчину вечером или ночью находил! Отчаявшись, супруга стала покупать для Бунина ветчину уже непосредственно по утрам.

Макароны для дедушки Крылова

Иван Крылов был не только прославленным баснописцем, но и по жизни очень неуклюжим человеком. Когда его в детстве пытались научить хорошим манерам и изяществу движений, то учитель танцев заявил его родителям, что он лучше будет обучать медвежонка, чем этого «юного тюфяка» ... Позже, уже повзрослев и поступив на гражданскую службу, Иван Андреевич доводил до гнева и исступления свое начальство и сослуживцев. Когда Крылов задумывался о чем-то, переписывая важные государственные бумаги, то несколько строк заполнял по инерции одним и тем же словом, портя ценные гербовые бланки.

В отечественную историю Крылов вошел не только как автор басен, но и как персонаж множества анекдотов – за свое причудливое поведение. Он так и остался очень неловким, часто в чужих гостиных нечаянно опрокидывал столики, ронял дорогие вазы и прочие хрупкие вещицы. Короче, визит баснописца был для гостеприимных хозяев подобием стихийного бедствия.

Но самая главная тема анекдотов про Крылова – это его поистине уникальное обжорство. По словам современников, в гостях Иван Андреевич мог запросто съесть больше всех остальных собравшихся. До наших дней дошли истории о пари: люди спорили между собой (не сообщая об этом самому Крылову), может ли Иван Андреевич употребить за раз то или иное яство (к примеру – огромный поднос итальянской пасты). Крылов съедал всё... ещё просил добавки. После кончины баснописца даже распространился слух, что погубило его именно обжорство.

А о каких еще странностях писателей вы знаете? Пишите в комментариях!

«По направлению к Свану»: время, потраченное впустую

Марсель Пруст

Первый роман из цикла «В поисках утраченного времени» Прусту пришлось опубликовать за свой счет. Один из издателей ответил ему так: «Дорогой друг, я не могу понять, как автор может потратить тридцать страниц на описание того, как он ворочается в постели, прежде чем уснуть». Даже после публикации «Свана» приняли скорее прохладно, хотя уже за второй том романа — «Под сенью девушек в цвету» — Пруст получил Гонкуровскую премию.

«Повелитель мух»: абсурдная и неинтересная фантазия

Уильям Голдинг

Дебютный роман лауреата Нобелевской премии по литературе ждала непростая судьба. Рукопись, которая изначально была толще известной нам версии романа, пережила 21 отказ, прежде чем редактор издательства «Faber & Faber» согласился опубликовать книгу, но с одним условием: пусть автор уберет «абсурдную и неинтересную фантазию» — кусок романа, описывающий ядерную войну. Зато то, что получилось в итоге — жестокая история о детях, оказавшихся на необитаемом острове — стало признанным шедевром мировой литературы.

«Война миров»: ужасная книга

Герберт Уэллс

Прежде чем роман был опубликован, он встретил несколько жестоких отказов. Один из наиболее негативно настроенных редакторов назвал произведение Уэллса «бесконечным кошмаром». «Я думаю, тут должен быть следующий вердикт: «О, не читайте эту ужасную книгу»», — добавил он, не подозревая, что говорит о будущем бестселлере, который окажет огромное влияние на мировую фантастику ХХ века.

«И восходит солнце (Фиеста)»: никакой новизны

Эрнест Хэмингуэй

«Буду честной, Мистер Хэмингуэй — как, несомненно, честны вы в своей прозе — я нахожу ваши усилия одновременно утомительными и оскорбительными, — написала в своем отказе редактор издательства Peacock & Peacock. — Я не удивлюсь, если узнаю, что вы написали всю эту историю сидя в клубе, с ручкой в одной руке и бренди в другой… Наше издательство ищет в рукописи новизну и сердечность. Я боюсь, что написанное вами не соответствует этим критериям».

«Любовник Леди Чаттерлей»: никакой публикации

Дэвид Лоуренс

«Ради вашего же собственного блага, не публикуйте эту книгу», — с этими словами один из издателей отказал Дэвиду Лоуренсу. История о любовном треугольнике, полная эротических сцен, впервые была издана в 1928 году, но сразу же оказалась под запретом в Великобритании. Запрет продлился аж до раскрепощенных 1960-х, когда реабилитированная в ходе громкого судебного процессе книга сразу получила широкое признание среди читателей.

«Лолита»: непереносимая тошнота

Владимир Набоков

Сюжет знаменитого романа показался неприличным многим американским издателям. «Непереносимо тошнотворно, даже для просветленного фрейдиста… неуверенная смесь жуткой реальности и невероятных фантазий. Я рекомендовал бы похоронить эту книгу на тысячу лет», — так звучал один из множества отказов, преследовавших «Лолиту» целых два года. В итоге роман вначале издали во Франции, но когда он наконец дошел до США, он сразу стал бестселлером.

«Дневник»: не хватает осмысленных чувств

Анна Франк

Книге, которая впоследствии вошла в список наследия ЮНЕСКО «Память мира», 15 раз было отказано в публикации. Один из издателей мотивировал это так: «Мне кажется, этой девочке не хватает осмысленных чувств, которые приподняли бы книгу над уровнем просто любопытного чтива».

«Лев, Колдунья и платяной шкаф»: 37 отказов

Клайв Степлз Льюис

Одна из самых знаменитых фэнтезийных сказок долго не встречала отклика у издателей. К счастью, после 37 отказов Льюис случайно встретился с литературным агентом Джефри Блесом и тот помог ему опубликовать первую книгу про Нарнию. Сейчас история о четырех детях, попавших в волшебную страну, переведена на 47 языков, а совокупный тираж книги перевалил за 100 млн экземпляров.

«Гарри Поттер и философский камень»: слишком толстая книга

Джоан Роулинг

Первый роман Джоан Роулинг получил много отказов (в том числе и из-за объема — мало кто верил, что современные дети готовы читать столь толстую книгу), пока издательство «Блумсбери» наконец не согласилось напечатать «Гарри Поттера». Это произошло по настоянию восьмилетней дочери издателя, которая прочла роман и сказала, что он «гораздо лучше других книг». Первый тираж книги «Гарри Поттер и философский камень» был совсем небольшим — всего 1000 экземпляров, но его почти сразу же признали «лучшей книгой года» в Великобритании.

1. Любить стихи

Стихи всегда читались в доме Чуковского. На прогулке и дома. Очень много стихов Чуковский знал наизусть. Это были совсем не детские стихи, однако дети влюблялись в ритм стихотворений, в их музыку, в яркие образы.

Как потом напишет его дочь Лидия Корнеевна, в те времена Чуковский ещё не изобрёл теории, почему стихи оказывают такое действие на детей, но он видел, как музыкальный слух ребёнка улавливает красоту, даже если смысл стихотворения ещё оставался для ребёнка тёмным.

2. Знать английский язык

Утро в доме Чуковских начиналось с небольшого экзамена по английскому языку. Сам он всегда вспоминал своё детство, когда по случайно найденному самоучителю учил английские слова, надеясь когда-нибудь прочитать в оригинале любимых авторов. Для него всегда оставалось крайне важным, чтобы дети тянулись к мировой культуре, знали её. И умели любить.

3. Не забивать голову ненужными знаниями

При этом Чуковский вовсе не стремился к тому, чтобы дети зубрили то, что им не хочется. Лидия Чуковская вспоминала, как отец сам решал за неё задачки по не дающейся ей алгебре и, переписав от руки, эти ответы она показывала домашней учительнице.

Про Лиду он говорил:

Другое дело, география, история, литература. И другие занятия, к которым дети тянулись сами.

4. Не слоняться без дела

Вид праздношатающихся детей мгновенно включал в Чуковском желание занять их каким-нибудь делом. Дело находилось всегда: оборачивать учебники цветной бумагой или укреплять камнями берег Финского залива. Ему самому пришлось пробивать себе дорогу в жизни, потому он всегда боялся, что дети вырастут в праздности, не умея постоять за себя.

5. Играть

При этом почти каждое занятие Чуковский превращал в игру. Сам таскал с ними воду из артезианской скважины, плюхался с ними на пыльную дорогу после произнесения условного сигнала. Это были не соревнования, но всякий раз дети знали, что каждое занятие можно превратить в игру.

6. Ничего не бояться

Чуковский сам подбадривал детей, когда они залезали на высокие сосны. Сажал по просьбам на высокие шкафы. Сам показывал им пример, осваивая новые виды спорта. И даже как-то опустился вместе с детьми на четвереньки в грязь и перепугал лаем напавшую на них собаку.

7. Радушный дом

В доме собиралось немало известных художников, поэтов и литераторов. Чуковский учил детей уважать их. Так дети непосредственно соприкасались с культурой. Они чувствовали себя своими в художественно-артистической среде и всегда тянулись соответствовать тому миру, в котором оказались.